Текст книги "Железный волк (ЛП)"

Автор книги: Дэйл Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Господи, пробило сознание Яника. Кто все эти люди? Он приоткрыл рот, намереваясь спросить.

А потом сразу же закрыл его, увидев мрачное лицо человека, сидящего напротив него с автоматом, направленным прямо ему в грудь. Тот холодно кивнул. Молчи, сказал он одними губами.

Грузовик дернулся, сворачивая с разбитой проселочной дороги на городскую улицу. Здания были темны, горели всего несколько случайных уличных фонарей.

С тихим визгом тормозов, грузовик остановился.

– Выходи, – прорычал человек, направив на него автомат.

Яник повиновался, неловко выбравшись из кузова. Остальные сделали то же самое, выстроившись рядом. Дождь лил, как из ведра, заполняя водой разбитый тротуар. В одном из домов скрипнула дверь, и на улицу вывалились еще несколько человек.

Новоприбывшие были в гражданской одежде темных цветов и вооружены до зубов – большинство российским стрелковым оружием. Их главный, худой, жилистый человек с отвратительно обезображенным шрамами лицом, со знанием дела держал в руках автомат АК-74М. Изо всех сил борясь с серой дымкой перед глазами, Яник присмотрелся к нему. Его глаза были пусты, подумал он, ощутив еще больший страз. Никаких эмоций, ни страха, ни гнева… Вообще ничего человеческого. Просто холодный, безжалостный расчет.

Смерть, с ужасом подумал Казимир Яник. Я встретил саму смерть.

* * *

Несмотря на темноту и проливной дождь, Федир Кравченко увидел, как молодой офицер польского спецназа побледнел. Он кивнул своим людям, стоявшим за спиной пленного. Те молча расстелили на мокром асфальте брезент и расступились.

Кравченко поднял АК-74. Он увидел, как глаза пленного расширились, и снова кивнул.

– Примите мои извинения, капитан, – тихо сказал он по-польски. – Но ваша несчастная судьба послужит великой цели, как вашей стране, так и моей.

– Нет, стойте! – Запинаясь, произнес Яник, поднимая руки.

Кравченко дважды выстрелил в него, в живот и грудь.

Поляк упал на землю. Он умер в считанные секунды.

– Заверните его в брезент, – сказал украинец своим людям. – И берете его. – Он посмотрел на часы. У них было полчаса на то, чтобы преодолеть десять километров до точки, где их ждали Литвин и остальная группа. Более, чем достаточно, подумал он, особенно в такую погоду, которая, похоже, убедила русских держаться поближе к существующими контрольно-пропускным пунктами и укреплениям.

Периметр Конотопского аэродрома. Вскоре после этого

Павло Литвин присел у ржавого металлического забора. Обтянутый новой колючей проволокой, забор простирался в промокшую местность в обе стороны насколько хватало глаз. Когда русские захватили этот старый украинский аэродром и начали использовать его как базу для своих самолетов, они должны были укрепить оборону. Но если они это и сделали, то нововведения были совершенно не очевидны. Он нахмурился.

– Проблемы? – Прошептал Кравченко.

Литвин пожал плечами.

– Эти русские ублюдки не глупы. Наверное, они замкнули проволоку в сеть. Это значит, что они узнают о том, что мы идем, как только мы сделаем первый же разрез.

– Да, так и будет, – согласился Кравченко. Он посмотрел на крупного человека. – Ты знаешь план.

– План я знаю, – согласился верзила. – Но только похоже, что нам пришлось пройти столько всего, только чтобы потерпеть неудачу в самом конце.

Тонкая улыбка с намеком на юмор мелькнула на изувеченном лице Кравченко.

– Ну, Павло, в этом случае, наш план пойдет в унитаз. – Он похлопал Литвина по плечу. – Таким образом, лезь через чертов забор и вперед!

Ворча под нос, крупный человек начал работать кусачками, быстро нарезая широкий проем в ржавом заборе вокруг аэродрома. Не последовало никаких звуковых сигналов, однако на всех сооружениях за летным полем начали загораться огни, освещая ангары, укрытия самолетов и огневые точки из мешков с песком.

Кравченко повернулся к партизанам, пригнувшимся за его спиной.

– Вперед, вперед!

Они молча вскочили на ноги и рванулись в проем. Украинский майор и его крупногабаритный приближенный шли прямо за нами, а следом за ними еще четыре человека тащили брезент с телом капитана польского спецназа.

Оказавшись за забором, Кравченко жестами указал группе рассеяться по высокой промокшей от дождя траве. Павло Литвин повел одну группу направо. Люди, несшие тело Яника, направились за ним.

Кравченко повел остальных влево. Помимо стрелков, его группа включала двоих человек, оставлявших расчет 84-мм безоткатного орудия «Карл Густав». Один нес сам гранатомет, второй тащил ранец с двумя фугасными и двумя кумулятивными выстрелами.

Над аэродромом разнеслось стакатто автоматического огня. Люди Литвина открыли огонь по российским часовыми у диспетчерской и ангаров с большого расстояния. Они стреляли короткими очередями и рывками бросали на новые позиции до того, как превосходящие числом и огневой мощью часовые могли сосредоточиться на них.

Группа Кравченко залегла в мокрую траву у края длинной бетонной полосы. Они находились примерно в трехстах метрах от двух свежесооруженных укрытий для самолетов. Кравченко подался вперед, чтобы лучше рассмотреть их в прибор ночного видения. Эти временные укрытия не предназначались для защиты от вражеских авиаударов. Построенные из легких металлических и кевларовых конструкций, они давали некоторую защиту от осколков и малокалиберных пушек. Хотя на самом деле они предназначались для того, чтобы группы наземного обслуживания могли выполнять свою работу в любых погодных условиях.

Как сегодня, в этот проливной дождь, подумал украинец, обнажая зубы в хищной улыбке. Судя по яркости света, исходящего из обоих укрытий, российские наземные группы были заняты подготовкой двух штурмовиков Су-25СМ к запланированному на завтра патрулированию над так называемой Зоной защиты.

Он повернулся к расчету «Карла Густава».

– Заряжайте противотанковый. Цель правое укрытие.

Заряжающий кивнул, доставая из ранца один из двух кумулятивных выстрелов. Он просунул выстрел в казенник безоткатного орудия и взвел его. Гранатометчик поднял орудие, направив на стоянку.

– Огонь! – Прошипел Кравченко.

ФФФВШШШУУУУХХХХ!

Граната вылетела из «Карла Густава» с ослепительной вспышкой и струей огня из казенной части гранатомета, преодолевая почти три сотни метров в секунду. Она ударила прямо в одно из укрытий, пройдя через кевларовую обшивку как раскаленный добела нож сквозь масло, и взорвалась. Взрыв и осколки превратили фюзеляж Су-25 в горящий остов. Спустя несколько мгновений взорвались топливо, 30-мм снаряды и ракеты, подготовленные для установки на самолет, разлетаясь во все стороны по бетонной стоянке.

– Уходим! – Крикнул Кравченко группе. Они вскочили и направились к дыре в заборе. Затем он вытащил свисток и дал серию коротких резких сигналов, передавая тот же приказ группе Литвина.

Внезапно справа от партизан взлетели комья земли и травы, начав перемещаться влево – охрана около диспетчерской вышки открыли огонь из ручного пулемета. Русские, наконец, проснулись, подумал Кравченко. Вовремя. Но, учитывая дальность и проливной дождь, было почти невозможно попасть в них.

Тем не менее, пули начали подбираться достаточно близко, чтобы сделать следующую часть плана правдоподобной.

– Брось гранатомет, – сказал он расчету «Карла Густава». – Гранаты оставьте.

Стрелок неохотно кивнул, бросив тяжелую трубу в сторону, в высокую траву, чтобы русские обнаружили его позже.

Когда они собрались за забором, Кравченко посмотрел на Литвина. Как обычно, крупный человек шел последним.

– Кто-нибудь ранен, Павло? – Спросил он.

– Никого, – ответил Литвин.

– Кроме, я полагаю, капитана Яника, – поправил его Кравченко с кривой ухмылкой.

– Кроме него, – сухо признал верзила. – Мы бросили его тело рядом с местом, откуда открыли огонь по часовым.

Улыбка Кравченко стала несколько искренней.

– Очень хорошо. Я уверен, что русские найдут подсказку в кармане своей добычи… Исчерпывающей.

Северная окраина конотопского аэродрома. Позже этой ночью

Используя дождевик в качестве импровизированной палатки, чтобы скрыть луч фонарика, капитан спецназа Тимур Пелевин осмотрел окровавленный клочок бумаги, найденный на теле террориста, погибшего при нападении на аэродром в Конотопе несколько часов назад. Помимо найденного безоткатного орудия шведского производства, это было одна из улик, найденная поднятым по тревоге гарнизоном на месте боя. Товарищи погибшего, судя по всему, сняли остальное перед уходом. Шевеля губами, капитан, запинаясь, переводил надпись латиницей в более привычную ему кириллицу.

– Зеленая улица семь, – пробормотал он.

Он выключил фонарик, подождал несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте и снял накидку. Двое его старших лейтенантов присели рядом, ожидая распоряжений.

– Похоже, что разведка ВВС на этот раз сработала как надо, – сказал он им, указывая на темную улицу. – Наша цель – четвертый дом справа.

Они посмотрели туда, куда он указывал. Даже несмотря на дождь, они смогли разглядеть небольшое отдельно стоящее здание с низкой крышей. Как и остальные дома на этой маленькой улице, дом стоял на небольшом садовом участке рядом с грязным сараем для хранения инструментов и прочего.

– Нужно ударить по убежищу террористов быстро и жестко, – подчеркнул Пелевин. – Если они еще не поняли, что их убитый попал в наши руки, мы могли бы застать их там.

Один из лейтенантов поднял бровь.

– А если террористы расставили там мины?

– Тогда это будет очень плохой день для Пелевинской бабы, – проворчал капитан. – Ты первый, Юрий.

Лейтенант тонко улыбнулся.

– В таком случае, беру свои слова обратно.

– Поздно, – сказал ему Пелевин. – Но не переживай, я буду рядом. – Он взглянул на часы со светящимися стрелками. – Выводите людей на позиции, джентльмены. У вас пять минут.

Тихо и осторожно, хорошо подготовленные российские спецназовцы охватили темный дом со всех сторон, двигаясь по небольшим огородами и перелезая через ветхие заборы. Они двигались парами, один постоянно прикрывал другого, пока тот двигался.

Еще до истечения назначенных Пелевиным пяти минут он и его люди были готовы. Штурмовые группы расположились у переднего и заднего выхода, снайперы взяли под наблюдение окна.

Капитан глубоко вздохнул и плавно выдохнул, замедляя бешено колотящийся пульс. Он нажал кнопку рации.

– Один. Два. Три. Vkhodi! – Приказал он.

Один из спецназовцев выбил дверь кувалдой и отпрянул, позволяя другим бросить в проем светошумовые гранаты. Еще до того как прошли шум в ушах и головокружительный калейдоскоп вспышек в глазах прошли, российские спецназовцы ворвались в дом с оружием наготове.

Дом был пуст.

Нахмурившись, Пелевин начал ждать, пока его люди обыщут ящики и шкафы. Пока что все указывало на то, что те, кто проживал в этом доме, бросили его в страшной спешке. На кухне осталась грязная посуда с остатками еды. Чемоданы, собранные наполовину. Неубранные кровати, грязные следы на полу. Но никакого оружия. И, что еще хуже, никаких бумаг или других документов, которые позволили бы опознать террористов.

– Капитан! – Крикнул один из его людей со двора. – Вам нужно взглянуть на это!

Несколько минут спустя, Пелевин оказался в тускло освещенном погребе прямо под домом. Стены были выложены шлакоблоками, но пол был земляным. Сделан он был явно для хранения овощей, подумал он. Но теперь это было нечто совершенно иное.

Это был склад оружия.

У дальней стены стояли несколько автоматов. Он взял один и осмотрел. Это был американский карабин М4А1. Другие тоже. В открытом ящике находились магазины к ним и патроны калибром 5,56. Другие ящики были полны гранат различных типов, в том числе польских RGZ-89. В углу под камуфляжной сеткой он обнаружил полевую рацию SINCGARS американского производства.

Снова сильно нахмурившись, Пелевин повернулся к лестнице. Это было выше его уровня знаний. Нужно было вызывать следственную группу ГРУ. Возможно, они смогут определить, откуда террористы добыли всю эту передовую военную технику.

Но что-то блеснуло на земляном полу и привлекло его внимание. Он опустился на колени. Кто-то уронил пластиковую карточку, наполовину втоптав ее в землю грязным ботинком.

Офицер спецназа осторожно поднял карту с земли и внимательно рассмотрел ее под светом фонарика. Это было некое удостоверение. И лицо на фотографии было ему знакомым. Он резко выдохнул от удивления, вспомнив, где видел этого человека.

Покрывшись потом, Пелевин взглянул на имя и звание, указанные на карточке.

JANIK, KAZIMIERZ

KAPITAN, JEDNOSTKA WOJSKOWA GROM

Матерь божья, подумал он, бледнея. Террорист, убитый при нападении на занятый российскими силами конотопский аэродром, был капитаном самого элитного подразделения специального назначения Польши?

Все еще в шоке, Пелевин вскарабкался по лестнице и схватил своего радиста.

– Соедини меня с генералом Зарубиным! Сейчас же! Скажи, что это срочно!

ДЕВЯТЬ

«Прогресс начинается с веры в то, что необходимое стало возможным»

Норман Казинс, американский журналист

Кремль, Москва. Ранним утром следующего дня

Сергей Тарзаров вошел в кабинет президента Геннадия Грызлова все той же неторопливой походкой, хорошо служившей ему в течение десятилетий, проведенных на верхних эшелонах российской власти. Долгий опыт научил его важности невозмутимого внешнего вида перед лицом любого кризиса. Его почти противоестественное спокойствие было испытанным средством ободрения подчиненных, успокоения начальства, и нервирования врагов.

Однако внутри, в своем усталом разуме, куда никто не мог проникнуть, Тарзаров ощущал себя толстым упитанным кроликом, внезапно приглашенным на обед с голодным тигром. Новости о теракте на авиабазе в Конотопе, судя по всему, грозили спровоцировать Геннадия Грызлова на еще одну разрушительную волну ярости, которые Тарзаров находил одновременно ужасными и утомительными. Всех знавших этого молодого человека за фасадом внешнего блеска и харизмы, эти истерики, достойные избалованного двухлетнего испорченного ребенка, сводили с ума. И, конечно же, выбирали у начальника его штаба все запасы терпения.

Он остановился у дверей. Иван Уланов, личный секретарь президента, имел осунувшийся вид и мутный взгляд, но не более того. Это был добрый знак, подумал Тарзаров. В не столь отдаленном прошлом, Грызлов имел обыкновение физически изливать гнев на беззащитных подчиненных – иногда вынуждая их обращаться в закрытие частные медицинские клиники для неотложной помощи.

– Вас ожидают немедленно, сэр, – устало сказал Уланов. – Президента только что проинформировал за защищенной линии генерал Зарубин.

Тарзаров кивнул. Он уже видел сводку по доказательствам, обнаруженным подразделением спецназа, приданным мотострелковой бригаде Зарубина. Его все еще поражал, что поляки оказались настолько глупы, чтобы прямо напасть на Россию, не говоря уже о том, чтобы попасться с поличным. И все же обличительные факты не оставляли никакого другого реального объяснения. Возможно, Петр Вильк не был настолько умен, насколько казался. Или же, находился в большей панике от российской оккупации восточной Украины, чем кто-либо догадывался. Тарзаров поднял бровь.

– И что же с мебелью в кабинете президента?

– Пока что все в порядке, – сказал с кривой улыбкой Уланов.

Тарзаров подавил внезапное, шедшее в полный разрез с его характером желание присвистнуть от удивления. На мгновение он подумал, что не знает, что его беспокоило больше – нетипичная демонстрация Грызловым самоконтроля или возможность того, что тот просто ждал подходящей аудитории для нового концерта.

Все еще озадаченный, он вошел в кабинет.

Грызлов поднялся из-за стола и коротко кивнул.

– Доброе утро, Сергей. Садитесь.

Тарзаров сделал, как ему было сказано, осторожно опустившись в кресло напротив президента[40]40
  А там кнопка! Чего еще ждать от такой обезьяны?


[Закрыть].

– Да, господин президент?

– Вы должны организовать встречу совета безопасности в полном составе, – сказал Грызлов. – Сегодня в полдень.

– С целью обсудить обнаруженное нашими силами в Конотопе? – Уточнил Тарзаров.

– Вам когда-нибудь надоест пользоваться такими сухими бюрократическими эвфемизмами, Сергей? – Спросил президент с тонкой улыбкой без всякого ощущения юмора. – Давайте говорить прямо и по существу. Наш совет национальной безопасности должен собраться, чтобы определить ответ на четкое, прямое и неопровержимое доказательство предательской агрессии Польши простив нашей Родины и ее граждан. Обсуждать что-либо еще не будет никакой нужды. И желания.

Тарзаров кивнул, признавая его точку зрения.

– Да, господин президент, – он посмотрел на электронные часы на столе Грызлова. – Мне нужно время, чтобы захваченное орудие и документы польского спецназа доставили сюда для более тщательного изучения.

Грызлов покачал головой.

– В этом также нет необходимости, – поджал он плечами. – Или, если на то пошло, нет возможности. Я уже избавился от этих доказательств.

Тарзаров выпрямился, будучи застигнут врасплох.

– Что?

Грызлов улыбнулся.

– Неужели все-таки лед тронулся? – Усмехнулся он. – Не волнуйтесь, Сергей. Я не спустил эти винтовки и документы в унитаз и не сжег все это. Я просто отправил доказательства туда, где они смогут нанести нашим врагам наибольший ущерб.

Тарзаров медленно выдохнул. Возможно, президент России обнаружил, что мог приводить своих подчиненных в ступор юмором с той же эффективностью, что и своими граничащими с умственной неполноценностью приступами ярости? Возможно, устало подумал он. Откинувшись на спинку кресла, он попытался придать себе более расслабленный вид.

– Могу я спросить, куда именно, господин президент?

– В Женеву, – просто ответил Грызлов.

Зал совета, штаб-квартира ООН, Дворец наций, Женева, Швейцария. Этим же днем, позднее

Резиденция ООН в Женеве, Дворец Наций, была известна открывавшимися видами на Женевское озеро и заснеженные пики французских Альп, язвительно подумала министр иностранных дел Дарья Титенева. К сожалению, эти захватывающие виды предназначались только для туристов. Работа дипломатов была привязана к набору душных кабинетов и конференц-залов.

В переговорах этим утром с миниатюрной американской госсекретарем Карен Грейсон ничего особенного не было. Вместе с соответствующими помощниками, а также наблюдателями от Польши и других стран НАТО, они собрались в зале совета дворца. Расшитые золотом шторы занавешивали окна во всю стену, оставляя ее в зале, который зеленый ковер, зеленые кожаные кресла и белые мраморные стены давили на нее, делая это место похожим на кабинет директора перегруженного похоронного бюро, чем на место проведения серьезных переговоров. Золотые и светло-коричные фрески, демонстрировавший якобы прогресс человечества через технологии, здоровье, свободу и мир не могли разрядить обстановку. Еще одна замечательная ирония заключалась в том, что эти фрески, выполненные каталонским художником Хосе Марией Сертом, были переданы предшественнице ООН, Лице Наций, жестоко ею нелюбимым испанским правительством в мае 1936, всего за несколько недель до того, как испанская гражданская война разорвала Испанию на части.

Возможно, холодно подумала она, была правда в старой поговорке, что дипломатические встречи начинались тогда, когда подлинные мир и справедливость намеревались умереть.

По крайней мере, на данный момент Титенева и ее американская коллега были заняты процессом убийства в относительно приватной обстановке. Галерея на втором этаже с видом на зал была закрыта. Ни одна из сторон, участвовавших в переговорах, ни была готова делать детали достоянием общественности.

То есть, до этого момента, подумала она, прочитав короткий шифрованный текст на своем планшете. Повернувшись к своему ближайшему помощнику, она прошептала:

– Пора, Миша.

Тот кивнул, незаметно поднялся и тихо вышел.

Титенева откинулась, делая вид, что внимательно слушает американского госсекретаря. Миниатюрная женщина пустилась в очередную серию жалких заявлений на тему непричастности ее страны или НАТО к террористическим атакам, направленным против России и ее интересов. Судя по болезненному выражению старшего представителя Польши, министра иностранных дел Анджея Ванека, он находил речь Грейсон столь же наивной и от этого чувствовал себя столь же неловко.

Как и должно, холодно подумала Титенева.

– Как вы все знаете, президент Барбо дала мне указание передать ее глубокие соболезнования по поводу гибели русских людей, – сказал американский госсекретарь. – Такие акты терроризма искренне осуждаются и всегда должны искренне осуждаться любой цивилизованной нацией.

Господи, подумала Титенева. Эта так называемая дипломат действительно пыталась выразить свою искренность, проговаривая каждое слово медленно и четко, словно ее слушатели были глухими или умственно-отсталыми детьми? Была ли она на самом деле настолько глупа? Или настолько неопытна?

– По этой причине мое правительство вновь выражает абсолютную уверенность в том, что ни мы, ни какое-либо союзное нам правительство каким-либо образом поддерживали тех, кто совершил эти нападения, – продолжила Грейсон. – Мы выражаем твердую приверженность этому мнению, несмотря на столь же твердое и последовательное осуждение незаконной российской оккупации восточной Украины…

Внезапное взволнованное движение и шум из галереи посетителей над ними заставил Карен Грейсон резко со смущением остановиться на гребне риторической волны. Она в явном ошеломлении повернулась, увидев целую толпу журналистов и корреспондентов, вливающуюся на галерею.

– Что такое?… – Начала она, поспешно выключая микрофон и наклонилась, отчаянно шепча что-то одному из своих помощников.

Дарья Титенева с усилием заставила себя воздержаться от триумфальной улыбки. Она поднялась со своего места и поправила собственный микрофон.

– Прошу прощения, госпожа государственный секретарь, – мягко сказала она. – Я очень сожалею о том, что оказалось необходимо нарушить обычный протокол, но я только что получила из Москвы известия, которые не могут и не должны храниться в тайне от тех, кто действительно заинтересован в мире! – Она махнула рукой в сторону галереи. – Именно по этой и только по этой причине, Россия пригласила представителей международных средств массовой информации быть мне свидетелями.

Когда загорелись лампы операторов, заливая зал своим светом, Титенева махнула рукой в сторону больших бронзовых дверей, уже начавших открываться. Она повысила голос, привлекая внимание американки.

– Уже много дней наши американские друзья и их польские… марионетки… опровергали причастность к нападениями на наши страну и наших людей. Уже много дней они заявляли о своей невиновности и заверяли нас в доброй воле по отношению к России. – Ее лицо закалилось. – Уже много дней они лгали всем нам.

Потрясенная Карен Грейсон вскочила на ноги, уставившись с кроткой угодливостью, которая, как она, очевидно, думала, соответствовала ее новой роли дипломата. – Это не верно, госпожа министр иностранных дел, – отрезала она. – Мое правительство говорило правду. И ничего, кроме правды!

Титенева тонко улыбнулась. Она пожала плечами, словно готовая с барской щедростью пойти на компромисс.

– Возможно, – сказала она, пряча кинжал в ножны. – Но тогда вы, американцы, также были обмануты. Обмануты теми, кто провозгласил себя вашими друзьями и преданными союзниками. Глупым и агрессивным правительством Польши!

В зал вошли несколько сотрудников российского посольства, несущие открытые ящики, полные автоматов и другого оружия. Шум на галерее усилился экспоненциально, журналисты и операторы подались через перила, чтобы лучше все рассмотреть, непрерывно и искренне повествуя всему миру о том, что они видели.

– Вчера вечером, террористы атаковали российских солдат и летчиков на Украине, – продолжила Титенева. – Эти преступники намеревались сорвать обыденные полеты, которые доказали важное значение для обеспечения мира и безопасности в нашей Зоне Охраны. Но их подлая атака была успешно отбита! И, в результате этого, мужчины и женщины из наших храбрых вооруженных силы смогли впервые получить доказательства связей этих убийц и террористов с иностранным государством.

Американская госсекретарь опять попыталась что-то вставить, но Дарья Титенева снова оборвала ее.

– В этом не может быть никаких сомнений! Ничего, чему нельзя не поверить. В ящиках, которые вы видите, находится оружие и военное имущество американского производства. Оружие и имущество, проданное Польше – якобы для использования ее так называемыми Силами специального назначения. Вместо этого, это вооружение было передано террористам, использовавшим его, чтобы убивать невиновных, русских и русскоязычных украинцев.

Шум, исходивший от собравшихся на галерее репортеров, усилился еще больше, заглушая речь обычной громкости.

Титенева терпеливо подождала, пока шум немного спадет, прежде, чем продолжить. – То, что безумные лидеры в Варшаве сделали это, уже достаточно серьезно, – жестко сказала она. – Поставки вооружений террористам являются актом войны. – Она покачала головой. – Но это еще не все, что сделали против России эти безрассудные личности.

В зале снова начало становиться тихо, словно ее слова подавляли все другие звуки.

– Вчера вечером, наши героические солдаты смогли уничтожить человека, возглавлявшего этих подлых террористов, – холодно и спокойно сказала она. – Он не был украинцем. Он не был чеченцем, – сказала она медленно и четко, вполоборота к батарее наведенных на нее камер. Они ловили каждое ее слово. Идеально. – Убитым был Казимир Яник, офицер самого элитного спецподразделения Польши – подразделения, которое может похвастаться своей способностью наносить смертоносные удары далеко за пределами границ Польши. Этот факт может свидетельствовать только об одном. И это неоспоримо. Правительство Польши ведет тайную, секретную войну против моей страны – агрессивную войну, в нарушение всех норм международного права и всех международных норм.

Настолько прямое заявление выбило из толпы репортеров последние остатки приличий. Они принялись кричать во все горло, так, что было невозможно даже разобрать их вопросы, не говоря уже о том, чтобы на них ответить.

Дарья Титенева лишь улыбнулась, ожидая, пока галдеж стихнет, и она сможет продолжить.

К ее удивлению, министр иностранных дел Польши казался искренне потрясенным ее заявлениями. Она не думала, что Анджей Ванек является хорошим актером. Может быть, подумала Титенева, его и держали в неведении относительно того, что происходит на Украине. Конечно, она была совершенно уверена, что Геннадий Грызлов скрыл бы от нее многие их собственных темных дел Москвы, если бы счел это нужным.

Например, те вопросы, вдруг подумала она, которые лучше было не задавать. Например то, откуда такое количество настолько убедительных доказательств вдруг упало в руки российским спецслужбам, явно было не той линией, которую стоило развивать.

Однако министр иностранных дел России снова встало прямо, подождав секунду. Оглашая приговоры, подумала она, не следовало напрягать голос.

– По всем нормам международного права, моя страна имеет полное оправдание на то, чтобы немедленно объявить Польше войну, – она улыбнулась в резко наступившей ошеломительной тишине, чтобы подчеркнуть сто, что ей предстояло сказать дальше. – Но мы не станем этого делать. Россия заинтересована только в мире. В отличие от тех, кто жестоко атаковал нас, мы не приемлем насилия ради насилия. Но, тем не менее, мы не дураки и не слабаки. Против нас совершено преступление – преступление, факт совершения которого взывает к справедливости и возмездию.

Она повернулась непосредственно к польскому министру иностранных дел, действуя так, словно на американцев и дипломатов из других стран НАТО можно было не обращать внимания.

– Соответственно, мое правительство поручило мне передать президенту Польши Петру Вильку и членам его кабинета ультиматум следующего содержания. Во-первых, Польша должна немедленно прекратить все нападения на российские войска и сферу российских интересов – как в Зоне Охраны, так и в самой России. Во-вторых, Польша должна передать всех террористов и их польских советников и командиров моей стране для суда в соответствии с российским законодательством. В-третьих, все боевые самолеты ВВС Польши должны быть немедленно прекратить полеты и оставаться на земле до завершения кризиса в соответствии с требованиями российского правительства. Чтобы убедиться в этом, мы требуем, чтобы критически важные системы двигателей и вооружения были сняты с самолетов и храниться в соответствии с международными нормами. В-четвертых, то же самое касается всех элементов ПВО Польши – в том числе радаров и зенитных ракетных комплексов. В-пятых, все подразделения сухопутных войск Польши должны оставаться на существующих базах опять таки, под международным контролем. Все меры по мобилизации, включая объявленный президентом Вильком призыв резервистов, должны быть отменены. И в-шестых, Польша должна выплатить репарации за каждого русского, солдата или гражданского, погибшего в этих террористических атаках. Она также должна компенсировать моей стране стоимость всей уничтоженной или поврежденной в этих нападениях военной техники.

На несколько долгих моментов в зале повисла напряженная, почти перебивающая дыхание тишина.

Наконец, Анджей Ванек поднялся на ноги. Его длинное и постное лицо профессионального юриста было белым, как снег.

– Я не буду обсуждать и пытаться опровергнуть эти грязные выдумки и прямую клевету, – хрипло сказал он. – Тем не менее, я ощущаю обязанность перед моим правительством и моей любимой и уважаемой страны, задать вопрос: как долго мы можем уделить рассмотрению этих возмутительных требований, содержащихся в этом абсурдном ультиматуме?

– У вас есть пять дней, – сказала ему Титенева. – Пять дней на то, чтобы полностью выполнить все наши требования.

– А если мы откажемся? – Мрачно спросил Ванек.

– Тогда Россия будет вынуждена использовать более жесткие меры, – сказала она с аналогичной мрачностью. – Меры, которые обеспечат прочный мир во всем регионе. Мира, который в полной мере обеспечить безопасность России на многие десятилетия.

Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия. Вскоре после этого

– Вы не можете всерьез рассчитывать на принятие подобных требований, – сказала президент Стейси Энн Барбо своему российскому коллеге. – Вы требуете от поляков снять все оружие, и рассчитывать, что вы не воспользуетесь этой слабостью. Ни одно суверенное государство в мире не примет подобных требований. – Она подалась вперед. – Послушайте, господин президент, я полностью понимаю ваш гнев в связи с тем, что случилось на Украине, но я уверена, что мы можем выработать более реалистичный набор предпосылок для переговоров по урегулированию этого бардака. Вы, что я прошу, это чтобы ваши и мои люди сели вместе с поляками, чтобы разобраться в ситуации без дальнейшего насилия.