Текст книги "Шанхай. Книга 1. Предсказание императора"

Автор книги: Дэвид Ротенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Хун подошел к подставке и наклонил лежавший на ней камень для письма. Чернила потекли по подставке из красного дерева и залили дощатый пол.

– Повторяю вопрос: чего ты хочешь, старик?

– Я хочу оказать поддержку вашей борьбе.

– Почему?

– Потому что ваша победа будет способствовать осуществлению моих целей.

– В чем они заключаются?

– Это вас не касается.

Мятежник обернулся и занес руку, но Конфуцианец даже не вздрогнул.

– Попытайтесь взглянуть на ситуацию с практической точки зрения. Вы верите в свое дело. Я в него не верю, но в моем распоряжении имеются средства, которые помогут вам одержать победу. Так какое же имеет значение то, в чем заключается мой интерес?

– Что ты можешь мне предложить? – склонил голову набок мятежник.

– Доступ к сообществу портовых грузчиков, а это полмиллиона крепких мужчин, не имеющих работы, надежды, но с очень сильными руками.

Конфуцианец хотел улыбнуться, но здравый смысл подсказал ему, что делать этого не стоит. Тогда Небесный Царь Хун Сюцюань сел и просто сказал:

– Я тебя слушаю.

Визит Конфуцианца в тюрьму был недолгим. Его приходу там не удивились, поскольку в одной из камер ожидал окончательного решения своей участи осужденный, казнь которого была временно отложена.

Конфуцианец приказал освободить узника от оков, взял за руку и вывел из тюрьмы. Ошеломленный человек не знал, что сказать, и только благодарил, но Конфуцианец велел ему замолчать.

– Ты умеешь читать? – спросил он.

– Немного.

– Сумеешь прочесть это?

Конфуцианец передал ему тайпинский памфлет.

– Я уже знаю про…

– Тайпинов?

– Да.

– И что же?

Мужчина внезапно насторожился.

Конфуцианец положил руку ему на плечо.

– Небесный Царь ждет тебя и твоих людей.

После того как рабочие Великого канала влились в ряды его войска, Небесный Царь нанес маньчжурским властителям первый ощутимый удар. Зациклившись на идее создать Небесное царство на земле, он направил войска в наиболее уязвимую точку маньчжурской обороны – ту самую, которую атаковали ненавистные англичане в 1841 году. Чжэнь-цзян, «город самоубийц».

Это было поздней осенью 1852 года. Макси любовался стоявшим на отшибе домом, построенным без единого гвоздя. Стены, обшитые вагонкой, были идеально ровными. Через переводчика Макси осведомился о цене жилья и, услышав совершенно фантастическую сумму, расхохотался. Однако он понимал: несмотря на отчаянный торг, сильно цену сбить не удастся. Впрочем, он приехал сюда, чтобы купить здание для тайного склада продукции братьев Хордун, а не архитектурный шедевр, перед которым сейчас стоял.

– Где вы приобрели такой замечательный шелковый костюм? – сменив тему, спросил Макси у своего гида.

– В Чжэньцзяне. Полдня пути вверх по реке, и вы – на месте. Там лучшие шелка во всем Срединном царстве. – Китаец помолчал, и на его лице появилась хитрая улыбка. – У меня есть брат, он может договориться о лучшей цене для вас.

Макси ответил улыбкой. Подобные предложения он слышал на протяжении всей жизни и чаще всего отказывался. Но на сей раз согласился, еще не зная, что это в корне изменит его жизнь.

Днем позже Макси уже шел по улицам Чжэньцзяна, неизменно становясь предметом пристального внимания всех проходящих мимо женщин. Он был счастлив, купив великолепные шелковые костюмы для племянников Майло и Сайласа, и доволен тем, что деловые переговоры проходили удачно. Он сытно поел, в голове у него приятно гудело от крепкого пива, сваренного в пивоварнях немецкого анклава в Циньтао. Благоухающий вечер обещал скорое наступление прохладной осени после жаркого лета.

Макси шел вдоль западной стены Старого города, самой удаленной от Великого канала. Через равные промежутки темнота расступалась от света факелов, горевших в стенных нишах. Как хорошо было находиться вдали от интриг и закулисной борьбы, не прекращавшихся в Иностранном сеттльменте в Шанхае!

Макси поднял глаза и даже моргнул от удивления. Где же стража? Городские стены всегда охранялись часовыми. Он торопливо обогнул неряшливое низкое здание, которое мешало ему видеть, что происходит впереди, и прошел дальше по улице, желая осмотреть дальнюю часть стены. Часовых не было и здесь. Он вжался спиной в стену и перевел дыхание. А потом – услышал. Тревожное цоканье подошв по мостовой, производимое сотнями ног. И вот они появились – одетые в черное с головы до ног, с лицами, обмотанными темной тканью. Их оружие, вероятно, было обмазано свиным салом, поскольку не блестело в ярком свете луны. Они выстроились в боевой порядок и ждали в полной тишине. Затем появился высокий, худой мужчина и поднял руку над головой. В лунном свете Макси увидел, что тот держит в руке большой серебряный крест. Мужчины в черном опустились на колени и склонили головы в беззвучной молитве. А затем они поднялись и обрушили на головы ничего не подозревающих жителей Чжэньцзяна настоящий ад.

Хотя маньчжуров и застали врасплох, в городе у них было два полностью укомплектованных полка, а третий располагался за городскими стенами, возле Великого канала Макси забрался на крышу стоявшей позади него хибары и наблюдал за тем, как на его глазах разворачивается первое из наиболее крупных сражений тайпинского восстания. У него было странное чувство: он словно смотрел на то, чего дожидался многие годы.

Четыре дня спустя Макси расчесывал гриву своей любимой кобылы, вдыхая тяжеловатый запах животного. Потом уткнулся головой в шею лошади, чтобы успокоиться, одолжив немного тепла у ее большого тела.

– Ты сегодня какой-то непривычно тихий, – заметил Ричард.

– Думаю. Просто думаю.

– О чем же ты думаешь?

– О том, что видел в Чжэньцзяне.

– Да брось ты, Макси. Маньчжуры поставили мятежников на место. С восстанием покончено.

Макси взял жесткий скребок и принялся чистить лошадиный круп.

– Не скажи, братец. Маньчжуры победили с превеликим трудом, а ведь у них было три полных полка. Тайпины дрались как одержимые. Они будто сошли с ума. Они сражались не просто так, а за определенную цель. Сражались от всего сердца.

– Что? Ты и вправду считаешь, что эти помешанные на Иисусе психи способны победить маньчжурского императора?

– Не просто могут, а победят. Непременно победят. Я видел, как один из их солдат бросился грудью на ствол гингала. Он пожертвовал жизнью, чтобы его товарищи смогли опрокинуть батарею и выжить.

– Значит, он выполнял…

– Нет, братец, он не выполнял чей-то приказ. В том-то и дело! Он отдал жизнь по собственной воле, а не по приказу.

И этот человек – не единственный из тайпинов, кто был готов умереть за свое дело. Потому они и победят. Они верят в то, за что воюют. Даже стоя там, на дырявой крыше, я чувствовал это. Они победят, потому что их вера наполняет смыслом их жизнь.

Ричард поглядел, как Макси положил скребок и вышел из конюшни. Никогда в жизни он не слышал, чтобы брат произнес так много слов одновременно.

Вечером, когда Макси смотрел, как актеры репетируют второй акт «Путешествия на Запад», к нему подошла Цзян.

– У тебя грустный вид, – заметила она.

– Мне будет не хватать этого, – ответил Макси.

– Этого? Не девочек, а только спектаклей?

– Только спектаклей. Твоя дочь – настоящий творец. Она умеет растревожить сердца простых людей вроде меня.

Цзян хотела возразить, сказав, что простым его никак не назовешь, но промолчала. На сцену под аккомпанемент цимбал и рожков вышел персонаж в облике Обезьяньего царя, и Макси с непосредственностью ребенка вскочил на ноги и стал бить в ладоши.

Поздней ночью Макси крался по переулку, который считался чем-то вроде заднего хода в Иностранный сеттльмент. Желая убедиться в том, что за ним не следят, часть пути он проделал по лабиринту Муравейника, потом выбрался из тоннелей на заднем дворе ателье мужской одежды и двинулся по улице. Идя в темноте, он вспоминал другую ночную экскурсию, когда рядом с ним шел брат и они навсегда уходили из Багдада, оставив там прощальный подарок.

Вот и сейчас он уходил.

Он не пользовался этим кружным путем уже много месяцев, но сейчас ему хотелось попрощаться с Рейчел.

– Ты уезжаешь, – сказала она. – Я вижу это по твоим глазам.

На мгновение Макси повесил голову, а потом кивнул.

– Почему? – Руки женщины взлетели ко рту, чтобы не выпустить наружу рыдания.

Макси осторожно отвел ее руки от прекрасных губ и нежно поцеловал в лоб.

– Потому что мне необходимо найти место, которое я смогу назвать домом, прежде чем умру. Потому что здесь все – не мое. Потому что я заработал на то, что действительно будет моим и будет иметь для меня смысл. Тот смысл, который вы находите для себя в своей Библии.

– Но я…

– Мне известно, что ты испытываешь некоторые сомнения относительно этой книги, но ведь в целом ты веришь в то, чему она учит, разве не так?

Пришла ее очередь опустить голову.

– Да, ты прав, – сказала она с тяжелым вздохом.

– Вот и хорошо, Рейчел. Вот и хорошо. А вот у меня в жизни не было ничего подобного, а мне это нужно. Это нужно каждому. – Он ласково приподнял ее голову за подбородок. – Ты понимаешь меня? Я уверен, что понимаешь.

– Когда?..

– Нынче же.

Потом были слезы, судорожные объятия. Они занимались любовью лихорадочно, словно хотели запомнить тепло друг друга. А затем – прощальный поцелуй и взаимные пожелания удачи, произнесенные с пониманием, но без радости.

Примерно через час Макси увидел своего человека, Андерсона с дорожным набором. Отдав ему ключ от своей квартиры, он пошел по безлюдной улице в направлении западных городских ворот. Там его остановила стража. Он с улыбкой снял с плеча рюкзак и полез за кошельком, но внезапно услышал знакомый голос:

– Тебе придется драться, если хочешь выйти отсюда.

– Что ж, пожалуйста, если без этого не обойтись. Я и раньше делал из тебя отбивную котлету, братец, сделаю и теперь.

– Ты будто пьяный. Куда собрался?

– В Индии ты обещал мне, что, если дела пойдут не так, как надо, ты отпустишь меня обратно.

– На ферму, где выращивают опий?

– Не обязательно. Ты обещал не становиться на моем пути. Но вот, ты здесь. У меня дела пошли не так, как надо. Я хочу чего-нибудь попроще и знаю, где это найти.

– У тайпинов.

Макси кивнул и закинул рюкзак за спину.

– Могу ли я что-нибудь сказать, чтобы…

– Остановить меня? Нет. Ни единого слова.

– Значит, все так и будет?

– Так и будет, братец.

– Куда он пошел? – требовательно спросил Сайлас.

– Он уехал, сынок.

Майло положил руку на плечо брата, словно пытаясь удержать его от необдуманных поступков.

– Все меняется в этом мире, мальчики. Меняетесь вы, меняюсь я. Ваш дядя Макси тоже изменился, и теперь он здесь больше не будет жить. Не спрашивайте меня о том, куда он отправился. Я не могу сказать вам этого ради вашей же безопасности. – Внезапно на память Ричарду пришло пророчество, давным-давно услышанное им в Индии: «Брат убьет брата!» И я сам никогда не навлеку опасность на вашего дядю. Вам понятно?

Вошел Паттерсон с пачкой накладных.

– Майло, пойдем со мной, – сказал Ричард, беря накладные. – Мне понадобится помощь. – И отец с любимым сыном вышли из комнаты.

– Ты плачешь? – посмотрел Паттерсон на Сайласа. – Нет, конечно же нет. Юные язычники вроде тебя не умеют плакать, верно? Похныкать – это другое дело, в этом ты мастер. Ну ладно, хватит! Твой дядя – просто любитель обезьян.

Вечером Ричард вызвал к себе Андерсона и Паттерсона. Пока он мерил кабинет шагами, мужчины терпеливо ждали. Наконец Ричард остановился и, повернувшись к Андерсону, спросил:

– Как продвигается наше строительство?

– Отлично. Мы уже почти застроили вашу землю четырехэтажными домами по проекту вашего брата.

– Хорошо. Паттерсон, мне нужен полный отчет обо всех товарах, хранящихся на наших складах.

– Конечно, но…

– А потом сбывай товары. Все ящики с опием – до последнего, все рулоны шелка, каждую фарфоровую чашку, каждый чайный лист. Распродай все, и мне не важно, сколько ты за это выручишь.

– А что делать с деньгами?

– Покупай землю. Дешевую землю повсюду в сеттльменте, чтобы Андерсон построил на ней еще сотню четырехэтажных домов Макси, а затем – еще сотню.

Через шесть недель, незадолго до рассвета, в дверь «Парижского дома» тихонько постучали. Необычное время для клиентов, даже в Шанхае. Служанка Сюзанны открыла дверь и растерялась, не зная, как себя повести со стоявшей на верхней ступеньке крыльца женщиной в одежде миссионера.

– Могу я видеть хозяйку дома? – спросила гостья.

Понадобился переводчик, но через несколько минут путаных объяснений Рейчел провели в кабинет Сюзанны Коломб и хозяйка налила две чашки кофе.

– Итак, если вы пришли не для того, чтобы обратить меня в свою веру, то зачем? – спросила Сюзанна на классическом, как в учебниках, английском.

Рейчел не прикоснулась к кофе.

– Может быть, вы предпочитаете чай? – осведомилась Сюзанна, потом пригляделась к покрытому испариной лицу женщины и подумала: «Неужели это она?»

Хозяйка подошла к буфету, достала из него большое блюдо с приготовленными на завтрак тефтелями и поставила перед гостьей, но та вдруг побледнела.

«Ага, – подумала Сюзанна, – так вот в чем, оказывается, дело. – Затем ей в голову пришла другая мысль: – Интересно, вернется ли Макси, чтобы жениться на этой красотке?»

Глава двадцать восьмая
ВСТРЕЧИ
Шанхай. Зима 1852 года, через восемнадцать месяцев после начала тайпинского восстания

Стук ударившегося в оконное стекло камешка вернул Ричарда из глубин опиумных грез.

С тех пор как ушел Макси, Ричард обнаружил, что, даже когда в его жилах живой змеей клубился наркотический дым, он не мог обрести покой. В груди шевелилось темное предчувствие опасности. Они с братом никогда не расставались больше чем на несколько недель, а теперь Макси ушел на многие месяцы, и Ричард уже не надеялся, что он вообще когда-нибудь вернется. Перед уходом Макси дал Андерсону подробные инструкции относительно всего того, что он делал для Дома Хордунов, поэтому в бизнесе заминок не возникало.

У Ричарда появилось ощущение, что если сейчас он резко встанет с кровати, то непременно упадет. У него словно напрочь отказал вестибулярный аппарат.

Каждый раз, когда Ричард входил в комнату, ему казалось, будто Макси только что вышел из нее. То и дело появлялось чувство, что брат стоит за следующим углом, но его там никогда не оказывалось. И ни одной весточки не приходило от него.

Макси ушел, и Ричард остался один, поэтому, когда в стекло ударился второй камешек, он потянулся за бельгийским кремневым пистолетом и осторожно выглянул в окно. Там, в переулке, к его удивлению, стояла женщина. Когда Ричард распахнул створку окна, она подняла голову, и в лунном свете он узнал невыразимо прекрасную Рейчел Олифант. Божественный дар красоты в этом грубом мире.

Он открыл дверь, и женщина, плотно завернувшись в шаль, торопливо юркнула в гостиную.

– Рейчел…

– Не смотрите на меня. Мне стыдно.

И только тогда Ричард увидел, что она беременна.

– Рейчел!

Она повернулась к нему, откинула прядь волос с лица, освещенного масляной лампой, и ее красота заполнила комнату.

– Как поживаете, мистер Хордун? – искривились в деланой улыбке ее губы.

– Я хорошо. А вы?

– Я? Ну просто очень хорошо. – Рейчел сбросила шаль, чтобы округлившийся живот был виден во всей красе.

– Вы прекрасно выглядите.

– Это неправда.

– Правда.

Ричард протянул к ней руку, но она отшатнулась назад.

– Не надо.

– Я женюсь на вас, если вы этого хотите.

На лице женщины появилось удивленное выражение, затем она улыбнулась. Из ее крепко сжатых губ всхлипами вырвался смех, и она вымолвила только одно слово:

– Нет.

– Я готов, если…

– Где Макси? – спросила она молящим голосом, и только теперь Ричард понял, почему на него напали Олифанты и откуда об этом узнал Макси, когда неожиданно пришел, чтобы спасти его.

– Где ваш брат, мистер Хордун? Мне необходимо увидеться с ним!

Ночь была необычно холодной для января. Щурясь от ветра, дувшего в лицо, Цзян ступила на шаткие мостки, перекинутые с причала к шлюпке, которую она наняла. Вдалеке на грязной воде Сучжоухэ танцевала большая джонка.

– Чего пялишься, старикан? – обратилась она к древнему существу, которое правило лодкой. Старик сплюнул в воду и проворчал насчет денег. – Деньги получишь, когда доставишь меня обратно.

Старик снова забубнил, но Цзян расслышала только одно слово – «потаскуха», и оно повисло в воздухе чем-то темным и уродливым.

Цзян пропустила оскорбление мимо ушей. Ей доводилось слышать в свой адрес эпитеты и похуже. От старика ей нужно было только одно: чтобы после сегодняшней прогулки он держал рот на замке.

– Скажи, старик, у тебя есть дочь? – спросила она.

Гребец поднял на нее взгляд и медленно кивнул.

– Вот и хорошо. Мне как раз нужна новая служанка. Пусть завтра приходит…

– Я знаю куда, – буркнул старик.

– Отлично. Она будет зарабатывать достаточно денег, чтобы содержать тебя и твою жену в вашем… – она хотела сказать «старческом слабоумии», но передумала и закончила: —…преклонном возрасте.

– Долго?

– Долго ли она будет у меня работать?

– Нет, долго ли ты пробудешь на этой джонке?

Цзян ответила ему, и он помог ей подняться по шаткому деревянному трапу на борт джонки. Когда старик и его шлюпка скрылись в темноте, она спустилась с верхней палубы вниз и только тут смогла избавиться от пронизывающего холода Семьи, которой принадлежала джонка, нигде не было видно, но в воздухе плавал аппетитный аромат еды. Она пошла на запах, спустилась по узкой лесенке и оказалась в коридоре. По одну его сторону обнаружилась затворенная дверь. Цзян открыла ее.

Внутри ее ожидали остальные потомки Троих Избранных и конечно же Резчик. Цзян давно обратила внимание, что каждый Резчик выглядит старым, даже если он молод. Они словно рождались стариками. Телохранитель, казалось, вообще не старел, а вот Конфуцианец прислал вместо себя младшего сына. Цзян приветствовала их легким кивком и сняла шерстяной плед, который перед выходом из дома накинула на голову и плечи, чтобы не афишировать свою красоту на опасных по ночам улицах этой части города. Но когда она встряхнула длинными волосами, от ее внимания не укрылся восхищенный взгляд юного Конфуцианца. Его отца она знала хорошо, а этого юношу видела в первый раз, но и у отца, и у сына была одинаковая манера смотреть – так, будто они знают нечто такое, что неизвестно другим.

Джонка резко качнулась, и Цзян едва устояла на ногах, упершись рукой в низкий деревянный потолок каюты. Резчик шагнул вперед и предложил ей сесть. Она отказалась, мотнув головой.

– Я пришла сюда так быстро, как только смогла. – Прежде чем кто-то успел ответить, Цзян будничным тоном добавила: – Каждый из нас занят своим бизнесом, джентльмены. Мой – доставляет людям удовольствие, но это не делает его менее ценным, чем другие профессии, хотя члены ваших семей могут с этим не согласиться.

– Довольно! – произнес Резчик. – Нам предстоит осмыслить угрозу со стороны Тайпинского Пророка в свете Договора Бивня.

– Ты не рассказал ему про твоего отца и встречу, которая у него состоялась? – спросила Цзян, посмотрев на молодого Конфуцианца.

Тот, избегая встречаться глазами с Цзян, торопливо рассказал о встрече его отца с необычным молодым человеком.

– Как давно это было? – поинтересовался Телохранитель.

– Двадцать месяцев назад. Перед тем как отец окончательно слег.

– И он ничего не рассказал нам об этом? – возмущенно спросил Телохранитель.

– Он рассказал мне, – отрезала Цзян.

– В Договоре не сказано, что все решения должны приниматься совместно, – заметил Конфуцианец.

– Ладно, что сделано, то сделано, а теперь мы должны действовать, – проговорил Резчик.

Под завывания ветра широкобрюхое судно вновь стало швырять из стороны в сторону. Конфуцианец и Резчик уперлись руками в переборки каюты, но Телохранитель без труда сохранял равновесие, просто перемещая вес с одной ноги на другую.

«Прямо акробат, – подумалось Цзян. Она посмотрела на доски пола, танцующие под ногами, и ей на миг показалось, что это сцена. – Я начинаю думать в точности как моя дочь».

Качка немного поутихла.

– Ты пытался открыть второй портал? – обратился Телохранитель к Резчику. – Возможно, там содержится информация, которая нужна нам именно сейчас.

– Я пытался, но открыть окно мне не удалось, – ответил Резчик.

– Значит, придется довольствоваться тем, что у нас есть, – подвела итог Цзян.

– Согласен, – произнес Конфуцианец и повернулся к Телохранителю: – Хватит тянуть время. Ты должен сделать выбор.

– Он будет сделан.

– Так ты уже выбрал?

Телохранитель подумал о своем сыне, потом – о могучем племяннике, который теперь жил в его доме.

– Выбор скоро будет сделан.

– Ты должен оставить сомнения. Возможно, нам скоро понадобится мастер-убийца, – проговорила Цзян.

Ее слова были встречены молчанием.

– Значит, так тому и быть, – сказала Цзян.

– Но не опережаем ли мы события? – задал вопрос Телохранитель. – Каким образом появление Тайпинского Пророка вписывается в Пророчество о Семидесяти Пагодах?

– Очень просто, – ответил юный Конфуцианец.

– Объясни, – потребовал Телохранитель.

– Если длинноносые объявят, что их Иностранный сеттльмент сохраняет нейтралитет в войне…

– И сумеют уговорить Пророка, чтобы он согласился на этот нейтралитет, – добавила Цзян.

– Да, и сумеют уговорить Пророка, то нам останется заняться только одной важной вещью, которой не хватает в нашем Городе-у-Излучины-Реки.

– Что-то я не улавливаю, – признался Телохранитель.

– Людьми, – пояснил молодой Конфуцианец. – Эта экстерриториальность, которую получили длинноносые, позволила им убедить местных китайцев работать на них. Но Шанхай до сих пор – большая деревня. Чтобы построить Семьдесят Пагод, нам необходимо превратить его в великий город. Более великий, чем Пекин, Кантон и Нанкин. Если Шанхай останется нетронутым, пока война бушует в сельских районах…

Штормовой ветер каким-то образом ворвался в иллюминатор, раскидав лежавшие на столе бумаги и задрав скатерть. Пронизывающий холод наполнил каюту, словно зловещее предостережение.

– Да, чтобы возвести Семьдесят Пагод, потребуется много людей, – согласился Телохранитель.

– Очень много.

– Значит, мы должны способствовать тому, чтобы длинноносые установили контакты с Пророком?

– Да.

– А когда они договорятся о нейтралитете Шанхая, мы поддержим Пророка?

– Да.

В каюте повисло долгое молчание. Волны все громче ударялись о деревянные борта джонки. Все знали, что грядут смерти, много смертей, и они будут способствовать этому ради того, чтобы сбылось Пророчество. Никто из собравшихся в каюте потомков Избранных не был свободен от сомнений. Никто не мог похвастать тем, что в разное время у него не возникало вопроса, с какой стати две тысячи лет назад на Священной горе на их предков взвалили столь тяжелое бремя обязательств. Но при этом никто из них не осмеливался встать на пути к обещанному в будущем величию.

Многое из Пророчества уже сбылось. Чужеземцы вторглись в Китай, заняли императорский трон, не устояв перед богатством и роскошью этой страны, пришли Белые Птицы на Воде, и наступила Тьма. Но ей предстояло стать еще более непроницаемой и принести много смертей.

– Что будет, если Пророк одержит победу? – спросил юный Конфуцианец, хотя на самом деле ему хотелось задать другой вопрос: «Какую роль будут играть конфуцианцы в Китае, оказавшемся под властью тайпинов?»

– Если ему удастся захватить весь Китай, не вернется ли он потом и не потребует ли и Шанхай тоже? – снова спросил он, потому что на его первый вопрос никто не ответил.

– Этого не должно случиться, – немного подумав, сказала Цзян. – Пророк – всего лишь оружие, но никак не конец. – Она знала, что Пророк скорее сожжет Шанхай дотла, чем допустит возведение Семидесяти Пагод.

– Как лучник, пустив стрелу в небо, может знать место, где она упадет? – процитировал предупреждение своего отца Конфуцианец.

Цзян, почувствовав тревожный подтекст в словах юноши, посмотрела на него долгим взглядом, затем повернулась к Телохранителю:

– Это твоя работа. Пришло время возродить Гильдию убийц, чтобы, когда придет пора, покончить с Пророком.

Телохранитель снова подумал о своем сыне и племяннике.

– Сумеет ли избранный тобой убийца показывать фокусы, жонглировать и делать акробатические трюки? – удивила своим вопросом Цзян.

– Да, но…

– Хорошо, – перебила его Цзян. – Когда ты выберешь того, кому предстоит возродить Гильдию, пришли его ко мне.