Текст книги "Шанхай. Книга 1. Предсказание императора"

Автор книги: Дэвид Ротенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Дэвид Ротенберг
«Шанхай. Книга 1. Предсказание императора»

Мы достаточно религиозны, чтобы ненавидеть друг друга, но недостаточно религиозны, чтобы друг друга любить.

Джонатан Свифт, 1667-1745

Книга первая
СО СВЯЩЕННОЙ ГОРЫ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Когда произносятся два пророчества одновременно, первому нужно помочь исполниться, чтобы второе воплотилось в жизнь.

И растет Город-у-Излучины-Реки.

Глава первая
ДОГОВОР БИВНЯ
Январь 207 года до н. э

Пока солнце садилось за темневшие на горизонте тучи, в прекрасных, но обычно безлюдных предгорьях Хуашань сгущались тени. В разлившемся сумраке тысячи и тысячи воинов мятежной армии готовились расставить ловушку, в которой закончится жизнь самого могущественного человека, какого когда-либо знал мир, – Циня Шихуанди, [1]1
  Цинь Шихуанди (259–210 гг. до н. э.) – правитель царства Цинь, положивший конец многовековой Эпохе воюющих царств (имя дословно означает «император-основоположник династии Цинь»). Автор ошибочно датирует его смерть 207 годом. (Прим. ред.)


[Закрыть]Первого императора Китая.

Деревенский рыбак рысцой бежал к дальней стороне наполовину замерзшего горного озера, где в подводных садках должны были зимовать великолепные угри. Приблизившись к свободной ото льда воде, он увидел, что она замутилась от крови. Женщины, извиваясь, ползли вверх по ледяному склону и одновременно рожали, а здоровые и сильные мужчины, бултыхаясь в воде, впивались зубами в тела собственных новорожденных чад, отрывали от них куски плоти и с жадностью проглатывали. Рыбак, онемев от изумления, наблюдал эту сцену, потом поднял взгляд к темнеющему небу. Около продуваемой всеми ветрами горной тропы горбатая крестьянка сбивала намерзший лед с простыни, которую, выстирав накануне вечером, повесила сушиться на бамбуковый шест. Хотя простыня за ночь промерзла, на ощупь она была теплой. Еще дальше, у подножия горы, беззубый старик, зажав большим и указательным пальцами свой ночной горшок, поднес его к носу. К его удивлению, фекалии оказались такими же свежими, как вчера, когда он исторг их из себя. Он выплеснул содержимое горшка на землю и заглянул в него. Потом посмотрел на черные тучи, понюхал воздух и, повернувшись, бросился бежать.

Крестьяне всегда чувствуют запах озона, который предшествует переменам.

Но, разбежавшись по лачугам, прижимая к себе своих детей, они не знали, в чем суть грядущих перемен. Не знали об этом и войска мятежников. А перемены надвигались с верхнего плато Хуашань, Священной горы. Их замыслил и готовил к осуществлению сам прославленный Цинь Шихуанди.

– Вы думаете, что я лишился разума, – хриплым шепотом проговорил Первый император Китая. – Вы, все трое, думаете, я выжил из ума. Будто меня в разгар зимы заманили на эту одинокую горную вершину, чтобы…

Его голос угас. Несколько мгновений Цинь Шихуанди смотрел на скрытый лозами вход в пещеру. Затем сделал глубокий вдох и медленно выдохнул.

Его дыхание, превратившееся в струйку пара, овеяло лица трех людей, которым император доверял больше всех на свете, Троих Избранных: личного Телохранителя, главного Конфуцианца и Цзян, любимой наложницы.

«Какие думы сейчас бродят в ваших умах? Какие чувства борются в сердцах?» – подумал он, но сразу отбросил эти мысли, поскольку знал, что в чужую душу не заглянешь и чужие раздумья по лицу не прочтешь.

Император воздел руки, отчего морские ракушки, которыми были украшены его шелковые одежды, мелодично зазвенели. А затем громко заговорил:

– Неужели вы можете думать, что я, который построил Великую стену, я, который получает дань от варварских земель, расположенных далеко на западе, жестоких царств на юге и высокомерных жителей острова Ниппон, я, который впервые объединил Срединное царство, выжил из ума?

Конфуцианец отметил про себя любопытное изменение в манере Первого императора изъясняться. Тот больше не говорил в напыщенном стиле древних писателей. Теперь его речь была сжатой и конкретной. И что более важно, мысли не метались, как это бывает свойственно человеку, который с одержимостью безумца ищет секрет вечной жизни. Сейчас император рассуждал логично и связно, как и положено правителю, который построил длиннейший в мире рукотворный канал, соединивший реку Янцзы и Пекин, сделал письменность единой для всего народа черноволосых, [2]2
  В древности китайцы называли себя «народом ста семейств» или «черноволосыми». (Здесь и далее прим. перев.)


[Закрыть]положил начало новому порядку подбора высших сановников, позволившему создать первую в мире идеально организованную систему государственного управления. Сейчас перед ним стоял Первый император, которого он знал еще молодым, а не тот, что сжигал конфуцианцев вместе с их книгами. Он сам наблюдал это безумие и написал о нем в своем тайном дневнике.

– Неужели вы смеете предполагать, что я повредился умом, стал сумасшедшим? Что я привел вас в это тайное место, дабы найти ответ на шарады лекарей-шарлатанов или безумных ученых – вроде камня, который дарует вечную жизнь? Вы и вправду считаете, что именно поэтому мы стоим здесь и дрожим от холода, в то время как войска мятежников уже окружают гору? Неужели вы так думаете?

«Да, – мысленно ответил Телохранитель, – именно так я и думаю. Все началось с твоего сумасшествия. Безумия внутри безумия, соблазнительные нити которого выскользнули из-под запертых дверей твоих покоев и потянулись во внешний мир».

Но при этом безумие Циня Шихуанди, императорское безумие, каким-то образом навечно привязало всех их к нему. Но тогда они этого не понимали. Они лишь видели, как он, будто лунатик, блуждает ночью по дворцу, слышали его ночные крики, когда в темноте он требовал света и вопил: «Найдите его! Принесите его мне немедленно!» А теперь еще новые приказы: обездвижить двух носильщиков и разрезать плоть этих мужчин таким образом, чтобы «их кровь привела к свету, которому быть вовеки».

Солнце, спустившееся к горизонту, спряталось в густой перине облаков, и свет мгновенно потух. Внезапно огромные облака забурлили, пришли в порывистое движение и стремительно полетели к северу.

Цинь Шихуанди смотрел вверх, восхищаясь тем, как быстро они несутся. Вскоре небо стало совершенно чистым. И спокойным.

«Словно какое-то божество очистило небо своим могучим дыханием!» – подумалось императору.

Но тут холодный ветер, родившийся в пустыне Гоби, ринулся на гору и бросил длинные пряди напомаженных волос императора ему на щеки. К завыванию ветра добавился шелест его длинных одеяний.

Наложница Цзян плотнее закуталась в вязаную шаль, но холод, будто злой любовник, проникал внутрь, причиняя боль. Она взглянула на своего последнего неласкового любовника – Циня Шихуанди, вспомнила его въедливые, требовательные наставления, как найти священную реликвию, и невольно поежилась. Новое безумие!

Первый император повернулся лицом к рвущемуся в пещеру холоду.

– Даже природа в гармонии с моими намерениями, – тихо сказал он и хотел было улыбнуться, но сдержался.

У западного подножия горы, взволнованная резко подувшим холодным ветром, беспокойно затанцевала низкорослая монгольская лошадь, на которой восседал генерал мятежных войск.

«Ветер пустыни, – подумал тот. – Ветер безумия».

В его левом глазу навернулась, а затем скатилась слеза. Дефект глазницы – уродство, бывшее и у его отца, и у деда, – не позволял веку полностью закрываться, поэтому любой порыв ветра вызывал слезы. Это бесило генерала.

– Наши люди на месте? – спросил он, повернувшись к адъютанту.

– Да, генерал.

– Они знают, что делать?

– Как вы и приказали: убить любого, кто будет спускаться со Священной горы, едва только его заметят.

Мятежный генерал уже хотел было сварливо возразить, что горы эти вовсе не священные, но его отвлекло ржание лошадей, неожиданно раздавшееся сзади. Незнакомый ветер пустыни напугал животных.

– А ну-ка тихо! – проревел он. – Каждый должен держать свою лошадь в узде, иначе – конец! Цинь Шихуанди либо насмерть замерзнет на этой горе, либо будет убит, когда станет с нее спускаться. Нынешней ночью его гнусность погибнет вместе с ним и его соратниками!

Приближенные генерала приветствовали это заявление восторженными криками.

И сразу же в генеральское ухо зашептал главный евнух Чэсу Хой:

– Там есть пещеры, великий генерал.

Даже несмотря на бушующий кругом ветер, генерал ощутил запах жасмина, исходящий от этого полумужчины. Ему не нравилось, что евнух так близко, но он заставил себя выдавить улыбку. Главный евнух Первого императора имел влиятельных союзников при дворе.

– О чем ты говоришь?

– Эта гора – сплошь известняк.

– Ну и что?

– Хуашань буквально изрыта пещерами и тоннелями, генерал. Если у Циня Шихуанди имеется опытный проводник, возможно, ему удастся бежать через…

– Ты знал об этом раньше, но ничего не…

– Меня не спрашивали, великий генерал. Вы сами часто говорили, что я всего лишь «придворное существо», – ответил с легкой усмешкой Чэсу Хой.

Генерал мятежников перевел взгляд на гору. Солнце садилось. Холод, казалось, исходил из глубины земли.

Он повернулся в седле. Его армия заполонила все нижние склоны горы, словно единое и великое живое существо. С такой силой за спиной генерал и сам являлся воплощением могущества. Новый император Китая. Так почему же его терзает дурное предчувствие? Генерал спрыгнул с лошади и, выкрикивая на ходу приказы, побежал к Священной горе.

За спиной Циня Шихуанди зашуршала лоза, плотным пологом занавесившая вход в пещеру, и сквозь нее пробрался сначала старик с резцом в руке, а за ним – два босоногих носильщика, тащивших на плечах большой предмет, завернутый в шелковую ткань.

Император посмотрел на Телохранителя и едва заметно кивнул.

«Так вот кто они, те двое, о которых шла речь», – подумал тот, отходя в сторону.

– Подойдите ближе и опустите вашу ношу! – приказал Цинь Шихуанди носильщикам.

Мужчины вышли из темноты и, склонившись, положили на мерзлую землю длинный тяжелый предмет.

Телохранитель метнулся вперед и одним молниеносным движением перерезал носильщикам подколенные сухожилия. Они рухнули на землю рядом с тем, что принесли. Ветер из пустыни подхватил крики боли и унес их на восток, к морю, подальше от гор.

– Лицезрейте реликвию, – проговорил Цинь Шихуанди.

Наложница Цзян прошла между двумя искалеченными беднягами и опустилась на колени, как учил ее император. Несколько секунд ее пальцы наслаждались приятной мягкостью черного шелка, покрывавшего длинный, округлый предмет. Сделав глубокий вдох, наложница протянула правую руку к краю шелкового полотнища, а другой край зажала между указательным и средним пальцами левой. Сползая, ткань зашептала ее имя: «Цзян-Цзян-Цзян», – как часто шептал ей в ухо Цинь Шихуанди, рассказывая о своих великих замыслах.

Цзян потянула ткань. Ветер выхватил шелк из ее рук и высоко поднял его. Несколько секунд покрывало, подобно балдахину, висело в воздухе.

Первый император поднял глаза. Сквозь черную ткань он увидел последние лучи слабого зимнего солнца – последние солнечные лучи, которые ему суждено увидеть. Его миссия почти закончена, и портал судьбы уже распахнулся перед ним.

– Когда вы уйдете отсюда, в небе появится черный след. Следите за ним. Идите по нему. Он укажет вам путь. – Трое Избранных неотрывно смотрели на своего императора, но раньше, чем кто-то из них успел открыть рот, он произнес: – А теперь опустите глаза вниз.

У их ног, на нефритовых подставках, лежал полутораметровый бивень цвета слоновой кости. У основания он был толщиной с руку юноши, у окончания – со сжатый детский кулачок.

– Бивень Нарвала? – спросил Конфуцианец. В его голосе звучало неподдельное изумление.

– Дань с далекого севера. Самый большой нетронутый бивень из всех существующих. По сравнению с ним бивни тварей из Аннама, [3]3
  Аннам – название, данное китайскими императорами территории современного Северного и частично Центрального Вьетнама.


[Закрыть]которые нам присылают, – комариные жала. Без сомнения, это самый могущественный предмет в мире людей и богов.

Император кивнул Телохранителю. Тот мощным рывком поставил одного из носильщиков на колени и тут же кинжалом перерезал ему горло. Бедняга хотел закричать, но вместо крика послышалось лишь бульканье. Затем Телохранитель схватил умирающего за волосы и запрокинул его голову назад. Рана на горле широко открылась, и из нее, подобно водопаду, хлынула кровь, обагрив белизну Бивня Нарвала. Не медля, Телохранитель повторил ту же процедуру со вторым носильщиком.

На поверхности Бивня проступили тысячи тончайших линий и, словно вены организма, направили кровь к овальному углублению, расположенному у его основания. Восемь пар глаз следили за тем, как это происходит. Когда углубление наполнилось, кровь стала перетекать через нижнюю кромку, струясь по Бивню тонкой пурпурной пленкой.

Поверхность Бивня начала меняться. Из плотной и непроницаемой она стала превращаться в тонкую и прозрачную. Внутри стали видны силуэты сотен крохотных резных фигурок, словно готовых к тому, чтобы родиться из костяного чрева.

Под слоем крови возникла трещина. Затем другая. А потом вся поверхность Бивня, которую покрывала кровавая пелена, рассыпалась, открыв взглядам людей целый мир, искусно вырезанный из кости.

– Разожгите огонь.

Телохранитель чиркнул кресалом, и в его руке неуверенно заплясал огонек, оживив то, что напоминало сотни пьяных китайцев хань [4]4
  Хань (или ханьцы) – основная этническая группа Китая, составляющая подавляющее большинство населения страны. Часто используется китайцами как самоназвание.


[Закрыть]с необычно длинными косичками, причудливо выбритыми лбами и длинными курительными трубками, торчащими изо рта. Некоторые стояли, многие лежали на соломенных циновках. Слуги разносили блюда с яствами, там и сям виднелись жаровни. Но главными действующими лицами тут, безусловно, были перепившиеся ханьцы с косичками.

Трое Избранных выдохнули разом. – Тут – будущее, – сказал Первый император. – Это то, что я видел, и то, из-за чего мы находимся здесь. А теперь слушайте меня внимательно. В течение многих последующих лет Срединное царство будет владычествовать безраздельно. Оно разделится, потом снова разделится. Последуют вторжения, и временами на моем троне будут сидеть варвары, но управлять ими станем мы, а они нами – никогда. Великое Китайское море засолит все реки. Так будет продолжаться до тех пор, пока не случится то, что вы видите. – Он указал на сценку, вырезанную внутри Бивня, и помолчал, чтобы его слова достигли сознания Троих Избранных. Потом повторил: – Пока не случится это. – Император посмотрел на пляшущие фигурки. – Эпоха Белых Птиц на Воде. Она станет началом Тьмы, началом погружения Китая в хаос. С приходом Белых Птиц на Воде начнется великая миссия – ваша и ваших семей.

Император провел длинным пожелтевшим ногтем маленького, как у ребенка, пальца по Бивню – от углубления, заполненного кровью, мимо второго, расположенного посередине. Дойдя до острого конца, потер поверхность камня. – Эпоха Белых Птиц на Воде ознаменует начало Тьмы. Он резко хлопнул по Бивню ладонью, и от того отвалились и упали на замерзшую землю два больших осколка. За ними оказались великолепные сооружения, стоящие у излучины реки. Ничего подобного никому из Избранных видеть еще не доводилось. Некоторые дома взмывали вверх, потом изгибались, другие были широкими у основания, но, утончаясь, переходили в башни, третьи, казалось, каким-то чудом балансировали на почти невидимых опорах.

– Это Эпоха Семидесяти Пагод. Она символизирует конец Тьмы, возрождение.

Цинь Шихуанди посмотрел на Троих Избранных. Но они избегали встречаться с ним взглядом.

– Ответственность за то, чтобы с приходом Эпохи Белых Птиц на Воде наступила Тьма, – продолжал император, – лежит на ваших семьях. Будет огромное сопротивление. Все вокруг станут препятствовать приходу Тьмы, но вы обязаны выполнить свою миссию. Тьма должна прийти, иначе потом не будет Света. Вы должны заставить ее наступить, в противном случае придет другая Тьма – более коварная и потому куда более опасная. Она неизлечимой заразой обрушится на нашу землю, и, если это случится, она не закончится никогда. Нас поработят навеки, и Эпоха Семидесяти Пагод никогда не наступит.

Первый император встал и посмотрел на Троих Избранных:

– Каждый из вас должен передать своим потомкам, а они – своим тайну Бивня Нарвала, рассказать о договоре, участниками которого вы станете сегодня и здесь, на Священной горе. В каждой семье тайна должна передаваться только одному из ее членов, а он, после того как придет его черед, передаст следующему. Если эта череда прервется, мы, черноволосые, будем сметены. Китай погибнет.

Избранные заметили, что Цинь Шихуанди перешел к центру Бивня.

– Здесь, посередине, есть еще один портал, – сказал Первый император, – но его можно будет открыть только тогда, когда на нашей земле наступит Эпоха Белых Птиц на Воде. Те, кто испытает Тьму, узнают и то, как открыть этот портал. – Он повернулся, чтобы взглянуть на лучи последнего в его жизни солнца. Когда оно окончательно утонуло за горизонтом, император сказал: – Храните от всех тайну Бивня. Он священен. А уж безумец я или пророк, решайте сами.

Цинь Шихуанди окинул взглядом тропу, по которой они поднялись на гору.

– Помните: хитрость и обман – ваше главное оружие. Люди любят всякие фантазии и причуды. Я распространил слух о том, что ищу камень бессмертия. Кричал об этом по ночам, лежа в опочивальне. Посылал гонцов в самые отдаленные уголки нашего царства. Казнил сотни людей, не сумевших найти камень. Позволил подданным считать меня безумцем, чтобы дать Резчику время воплотить мои видения в этом Бивне, который сейчас передаю вам. Вы здесь для того, чтобы вести, а не следовать. Используйте свою интуицию, терпение и волю. – Император сделал глубокий свистящий вдох. – А теперь положите руки на Бивень.

Каждый из Троих повиновался. Кровь на Бивне все еще была густой и теплой.

– И поклянитесь друг другу в верности, как будут верны друг другу главы ваших семейств, и так до того дня, когда наступит Эпоха Семидесяти Пагод и возрождение будет завершено.

Все Трое вполголоса произнесли слова клятвы.

– Теперь берите Бивень и уходите. Резчик выведет вас через пещеры. Когда пересечете реку, ищите в небе черный след, который поведет вас.

– Но император…

– Мой путь окончен. Я объединил эту страну, подарил ей каналы, законы и Общий язык. [5]5
  Вероятно, имеется в виду созданная при Цине Шихуанди единая система иероглифики.


[Закрыть]Теперь ваша очередь сделать так, чтобы Китай вошел во Тьму, а потом увидел Свет. Мне было даровано заглянуть в будущее, и то, что я увидел, – здесь, в Бивне. Одержите победу – Китай будет великим, потерпите неудачу – хищные птицы растащат его на куски, и никогда больше не увидеть ему величия. – Он сделал долгий тяжелый выдох и завершил: – А теперь идите.

Самый могущественный человек, какого когда-либо знал и, возможно, никогда больше не узнает мир, отвернулся от Троих Избранных, снял одежду, опустился на колени и на пронизывающем холоде стал ждать смерти, словно обломок скалы, готовый встретить первый снегопад наступившей зимы.

Так и нашли Циня Шихуанди мятежный генерал и его воины. Обнаженная, стоящая на коленях, замерзшая фигура на середине высокого плато Священной горы.

Вскоре с западной стороны Хуашань вернулись разведчики и, задыхаясь от бега, доложили генералу, что с горы никто не спускался. Все находившиеся на вершине поняли: Троим Избранным Первого императора удалось ускользнуть. Ночь быстро вступала в свои права, воздух становился все холоднее. Срединное царство без правителя – худшее, что можно себе представить.

Мятежный генерал приказал развести огромный костер. Когда пламя раздвинуло в стороны безбрежный шатер темноты, он велел бросить в огонь тело Первого императора. Ноздри заполнил запах горящей человеческой плоти. По горной вершине разлилось спокойствие. Первый император умер, новый император – под контролем.

Мятежный генерал впервые за весь день позволил себе несколько минут покоя. А затем его слезящийся левый глаз раскрылся от ужаса, увидев, как голова Первого императора повернулась на тлеющих углях. Мертвые глаза Циня Шихуанди смотрели на генерала мятежников до тех пор, пока огонь не охватил голову императора. Казалось, что языки пламени вырываются прямо из нее.

Мороз пробежал по телу генерала.

– Срубите все деревья! Сожгите все! Устройте такой костер, чтобы ничто не напоминало о случившемся!

Голос генерала звучал тонко, как у девчонки, и это тоже бесило его.

Трое Избранных и Резчик сидели на дальнем берегу реки и смотрели на восток. Первые лучи холодного солнца возвестили о приходе нового дня и нового – опасного – мира. Бивень Нарвала лежал у их ног.

– Что мы будем делать теперь? – спросил Телохранитель.

– Циня Шихуанди больше нет, значит… – начал Конфуцианец, но тут же замолк, увидев, что Цзян встала и пошла вдоль берега, все больше удаляясь от реки.

Наконец она остановилась и долго стояла неподвижно. Потом указала поверх их голов на запад, в сторону Священной горы. Они обернулись, желая узнать, что же привлекло ее внимание. Там, с вершины Хуашань, поднималось густое облако черного дыма. Как и предсказывал Цинь Шихуанди, это был черный след в небе. Он указывал им путь – на запад, в сторону моря и излучины реки, к месту, которое со временем назовут Шанхай.