Текст книги "Белый павлин. Терзание плоти"

Автор книги: Дэвид Лоуренс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц)

Глава V
ЗАПАХ КРОВИ

Смерть человека, который был нашим отцом, изменила нашу жизнь. Не то чтобы мы страдали, испытывали великую скорбь, хотя, конечно, мы переживали из-за постигшей нас утраты. Просто что-то изменилось в наших чувствах и в наших отношениях. Мы по-новому осознавали себя, по-новому относились к окружающему миру.

Мы с Летти жили среди лесов и озер, и она чувствовала, любила природу, по-своему общалась с ней. Ей казалось, она слышит смех воды, слышит, как переговариваются и хихикают листья, словно маленькие девочки, а осина колышет листвой, точь-в-точь кокетка своими одеждами, и голоса лесных голубей, до глупости сентиментальные.

Она все видела, все подмечала; испуганный горестный крик ежа, попавшегося в западню, капканы среди елок, поставленные на свирепых маленьких убийц, с приманкой – кишками убитого кролика.

Как-то днем, спустя некоторое время после нашего визита в Коссетей, Летти сидела у окна. Солнце играло в ее волосах, нежно целуя волнистые пряди. Солнце любило Летти и неохотно оставляло ее. Она смотрела через озеро Неттермер на дом Хайклоуз, затянутый пеленой сентябрьского тумана. Если бы не яркий румянец на ее щеках, я бы подумал, что она сегодня грустна и серьезна. Она угнездилась на подоконнике, прислонив головку к деревянной раме, и задремала. И сразу снова превратилась в прелестное дитя эта спящая семнадцатилетняя девушка со слегка приоткрытыми пухлыми губками и легким дыханием. Меня пронзило щемящее чувство ответственности; я понимал, что должен оберегать, заботиться о ней.

Послышался скрип гравия. Это пришел Лесли. Он снял шляпу перед ней, думая, что сестра смотрит на него. Его великолепное телосложение, гибкость прежде всего напоминали о животной силе; ладная, ловкая фигура впечатляла, приятно было наблюдать, как он двигается.

Зато лицо не такое симпатичное. Он не был красив. Брови слишком светлые, нос велик и уродлив. Лоб, высокий, красивый, почему-то не выглядел благородным. Тем не менее его лицо излучало искренность и добродушие, а смех был на редкость заразителен.

Он удивился, почему она неподвижна. Но, подойдя ближе, понял. Тихо, на носочках, он пересек комнату и приблизился к ней. Милое, беззаботное, девчоночье выражение ее лица тронуло его отзывчивое сердце. Он наклонился и поцеловал ее в щечку, которую уже целовало солнышко.

Она наполовину пробудилась от сна с легким вздохом «Ох!», как разбуженное дитя. Он сел рядом и нежно притянул ее головку к себе, растроганно глядя на нее с ласковой улыбкой. Я подумал, сейчас она опять уснет. Но ее веки задрожали, глаза открылись.

– Лесли!.. Ой!.. Пусти! – воскликнула она, отталкивая его. Он отпустил ее и встал, глядя на девушку с откровенной симпатией. Она поправила платьице и быстро направилась к зеркалу, чтобы привести в порядок прическу.

– Это нечестно! – воскликнула она, вся вспыхнув, раздраженная и взлохмаченная.

Он засмеялся и сказал примирительным тоном:

– Тебе не следовало спать и выглядеть такой миленькой. Что я мог поделать с собой?

– Это некрасиво! – сказала она, дрожа от гнева.

– А зачем нам вести себя «красиво»? Думаю, нужно гордиться тем, что мы чужды условностям. Почему я не должен поцеловать тебя?

– Потому что это касается меня тоже, а не только тебя.

– Дорогая моя…

– Мама идет.

Мама просто обожала Лесли.

– Ну, сэр, – сказала она. – Почему вы хмуритесь?

Он рассмеялся.

– Летти бранит меня за то, что я поцеловал ее, когда она играла роль спящей красавицы.

– Какая самонадеянность, тщеславный мальчик решил сыграть принца! – сказала мама.

– Но, к глубокому сожалению, я не справился с этой ролью, – заметил он печально.

Летти рассмеялась и простила его.

– Ну, – сказал он, глядя на нее с улыбкой. – Я зашел, чтобы пригласить тебя на прогулку.

– Действительно, прекрасный день, – поддержала его мама.

– Но мне ужасно неохота.

– Ничего, – ответил он. – Ты взбодришься. Иди, надень шляпку.

В его словах прозвучало нетерпение. Она взглянула на него. Его улыбка казалась странной. Она опустила взор и вышла из комнаты.

– Она пойдет со мной. Все отлично, – сказал он себе и мне. – Просто ей нравится дразнить.

Должно быть, она услышала его слова. Когда Летти вошла, натягивая перчатки, она мягко сказала:

– Пойдем с нами, Пэт.

Он резко повернулся и посмотрел на нее с гневным изумлением.

– Я предпочел бы остаться и закончить рисунок, – сказал я, чувствуя себя неудобно.

– Не надо. Лучше пойдем с нами. – Она взяла кисточку из моих рук и потянула меня из кресла.

Кровь прихлынула к щекам Лесли. Он направился в прихожую и принес мою кепку.

– Хорошо! – сказал он сердито. – Женщины любят строить из себя наполеонов.

– Да, дорогой Железный Герцог[5]5
  Прозвище герцога Веллингтона, разгромившего армию Наполеона при Ватерлоо.


[Закрыть], да, – продолжала она насмешничать.

– По крайней мере, в каждой истории свой Ватерлоо, – сказал он, поскольку она сама подсказала ему эту мысль.

– Сказали бы лучше «Питерлоо», мой генерал! Давайте произнесите «Питерлоо».

– Ага, Питерлоо, – откликнулся он, красиво изогнув губы. – Легкие завоевания!

– Ну, конечно, он пришел, он увидел, он победил[6]6
  Намек на слова древнеримского полководца Гая Юлия Цезаря, которыми он сообщил о своей победе: «Veni, vidi, vici» – «Пришел, увидел, победил».


[Закрыть], – процитировала Летти.

– Так ты идешь? – спросил он, начиная все больше сердиться.

– Раз вы приглашаете, – ответила она, взяв меня под руку.

Мы шли рощей, потом брели взъерошенной опушкой вдоль шоссе, миновали какое-то подобие парка с косматой, растущей повсюду свободно травой, двинулись по желтым холмам, покрытым дроком и ежевикой, а также редкими колючими деревьями и странными шотландскими елями, напоминающими каких-то чудаков.

Листья падали на шоссе и весело шуршали под ногами. Вода была вязкой и голубой, а пшеница сонной и вялой в копнах.

Мы взобрались на холм позади Хайклоуза и пошли по нему, вглядываясь вдаль, в сторону засушливого Дербишира, и не видя его, потому что стояла все-таки осень. Мы подошли к краю холма, откуда хорошо были видны Селсби и уродливая деревушка, проступавшая белым голым пятном на склоне.

Летти была в прекрасном настроении. Все время смеялась и шутила, то и дело срывала гроздья ягод и прикалывала их к платью. Занозив пальчик веткой куманики, она обратилась за помощью к Лесли, чтобы тот вытащил занозу.

Нам было весело, когда мы свернули с шоссе и направились по тропе. Справа – роща, впереди – высокие холмы Стрели. Поля же и прочие угодья – по левую сторону. Пройдя половину пути, мы услышали, как отбивали косу о точильный камень. Летти подошла к изгороди, чтобы посмотреть. Это Джордж работал в овсах на склоне холма, где нельзя было воспользоваться машиной. Его папаша сноровисто вязал снопы.

Мистер Сакстон увидел нас и, выпрямив спину, пригласил помочь. Мы перелезли через пролом в изгороди и торопливо зашагали к нему.

– А теперь, – велел он мне, – снимай-ка пиджак. – И обратился к Летти: – Ты не принесла нам выпить? Нет… Ну, это нехорошо! Гуляете, как полагаю? Видите, все созрело. – И, состроив гримасу, он наклонился, чтобы дальше вязать скошенные злаки в снопы. Славный человек. Такой дородный, румяный, полный жизни.

– Покажите мне, как это делается, я тоже хочу попробовать, – заявила Летти.

– Не-а, – сказал он нежно, – это может повредить твои ручки и испортить осанку. Посмотри на мои руки, – он потер ладонями друг о дружку. – Как наждак!

Джордж работал спиной к нам и не заметил гостей. Он продолжал косить. Лесли смотрел на него.

– Какая сноровка! – воскликнул он.

– Да, – ответил отец. Его лицо от усталости стало красным. – Наш Джордж получает удовольствие от такой работы. Вы тоже себя прекрасно почувствуете, когда преодолеете первые трудности.

Мы подошли к еще не скошенной полосе. Солнце уже достаточно нагрело воздух, и Джордж сбросил шляпу. Его черные волосы были мокрыми, все в смешных завитушках. Стоя твердо на ногах, он ловко взмахивал косой. На боку, у пояса его брюк был привязан точильный камень. Мышцы на спине играли совсем как блики солнца на белом песчаном дне ручья. Было что-то завораживающее в плавных, равномерных движениях его тела.

Я заговорил с ним, и он обернулся, посмотрел на Летти, вспыхнув, улыбнулся. Он был очень красив в этот момент. Попытался сказать какие-то слова приветствия, потом наклонился и, собрав колосья в большую охапку, стал вязать сноп.

Летти тоже не нашлась, что сказать. Лесли, однако, не преминул заметить:

– Такая работа – прекрасное физическое упражнение.

– О да, – откликнулся тот, продолжая свое занятие, в то время как Лесли уже подобрал с земли косу. – Правда, от такой работы тело становится потным, а руки покрываются волдырями.

Лесли слегка встряхнул головой, сбросил пиджак и сказал коротко:

– Как вы это делаете? – И, не дожидаясь ответа, начал сам косить. Джордж ничего не сказал и повернулся к Летти.

– Ты выглядишь весьма живописно, – сказала она несколько смущенно. – Вполне в духе картины «Идиллия».

– А ты? – спросил он.

Она пожала плечами, засмеялась и наклонилась, чтобы сорвать полевой цветок.

– Как вяжут снопы? – спросила она.

Он взял несколько длинных колосьев и показал ей, как это делается. Не сосредоточиваясь на этих приемах, она смотрела на его ладони, большие, твердые, с красными полосами, натертыми косой.

– Не думаю, что сумею так же, – сказала она.

– Нет, конечно, – мягко откликнулся он и посмотрел на то, как работал Лесли. Тот косил в принципе правильно, но все же в его работе не было музыки, как в движениях Джорджа.

– Боюсь, он вспотеет, – сказал Джордж.

– Ну, а ты? – подколола она.

– Немножко, ведь я разделся.

– Ты знаешь, – сказала она вдруг, – мне так хочется потрогать твои руки. Они так красиво загорели и выглядят такими сильными.

Он протянул руку. Она слегка поколебалась, потом дотронулась кончиками пальцев до коричневого мускула и тут же убрала, быстро спрятала свою ручку в складках юбки, покраснев при этом. Он засмеялся тихо, мягко и с явным удовольствием.

– Хотела бы я здесь поработать, – призналась она, глядя на еще не скошенные колосья. Он тоже посмотрел в ту сторону и опять тихо засмеялся.

– Нет, правда! – сказала она с чувством.

– Да, от такой работы чувствуешь себя просто замечательно, – сказал он, надевая рубашку и легонько потирая мышцы. – Она доставляет радость. Физический труд на воздухе вообще приятен сам по себе.

Она смотрела на него, на красивое юношеское тело. Подошел Лесли, вытирая с бровей пот.

– Боже милостивый, – сказал он. – Я весь взмок.

Джордж подобрал его пиджак и помог ему надеть, приговаривая:

– Вы можете простудиться.

– Прекрасное физическое упражнение, – повторил тот.

Джордж достал перочинный нож, стал ковырять им ладонь, вытаскивая занозу.

– Сколько же земли у вас, однако, – задумчиво произнес Лесли.

Летти больше ничего не говорила, только слегка отпрянула.

Отец, радуясь поводу выпрямить спину и поболтать, передохнуть, присоединился к нам.

– Скоро и у вас будет всего достаточно, – сказал он со смехом, обращаясь к Лесли.

Джордж вдруг посмотрел на нас и крикнул:

– Эй, смотрите!

Мы повернулись и увидели кролика, который бежал среди колосьев, прямиком к изгороди, петляя и прыгая среди снопов. Полоса на склоне холма занимала примерно пятьдесят шагов в длину и десять или около того в ширину.

– Не думал, что там кто-то есть, – сказал отец, подхватив короткие грабли и направляясь к стоящей стеной пшенице. Мы все пошли следом за ним.

– Смотрите! – крикнул отец. – Кто-то там трясет колосья!

Мы подобрались ближе.

– Хватайте! Ловите его! – возбужденно закричал отец, и тут на него выскочил кролик. – Эй… эй… эй, – кричал отец, – заворачивай его… заворачивай!

Мы начали швырять в кролика все, что попадало под руку. Сбитое с толку маленькое существо, напуганное дикими криками и топотом Лесли, свернуло с курса и стало петлять, направляя свой бег в сторону холма; исполненный ужаса и отчаяния, кролик выделывал странные зигзаги, огибая снопы и перепрыгивая через колосья. Окончательно сбившись с курса, маленький негодник оказался зажат со всех сторон; к нему поспешил Джордж. Кролик спрятался под лежавшие колосья, но Джордж его увидел и упал сверху. Через мгновение он вскочил на ноги с ушастой тварью в руках.

Мы подошли к нескошенной полоске, возбужденные, вспотевшие, глаза наши сверкали. Я услышал приветственный крик Летти и, обернувшись, увидел Эмили, которая шла по полю с двумя детьми, поскольку ее путь из школы пролегал мимо.

– А вон и еще один! – крикнул Лесли.

Я обратил внимание на шевелившиеся верхушки колосьев.

– Сюда! Сюда! – завопил я.

Кролик выскочил и направился к изгороди. Джордж и Лесли, стоявшие неподалеку, стремительно бросились вперед, и ушастик повернул обратно. Я направил его в сторону отца, тот довольно быстро бегал раньше короткие дистанции, но сегодня ему было трудно угнаться за прытким зверьком.

Малыш рванул к воротам, но в это время Молли со шляпой в руке, с развевавшимися на ветру волосами выскочила ему навстречу. Она и ее одноклассник-мальчик погнали кролика обратно. Тот уже начал уставать, метался то туда, то сюда. Я побежал за ним. Если бы я мог заставить себя упасть на него, то, конечно, поймал бы зверька, но мне это было не по душе. Единственное, на что меня хватило – это помешать ему нырнуть в нору и спастись таким образом. Я побежал вдоль изгороди. Джордж уже догонял его. Кролик проскочил через дыру в изгороди. Джордж быстро упал на землю и попытался схватить его, но кролик успел спастись. Джордж лежал и смотрел на меня своими черными, блестевшими от возбуждения глазами, в которых мелькала тень недовольства. Отдышавшись, он спросил:

– Почему ты не бросился на него?

– Я не смог, – ответил я.

Мы снова вернулись назад. Двое детей внимательно высматривали зверьков среди колосьев и потом решили, что больше никого здесь нет. Джордж начал косить. Проходя неподалеку, я заметил еще одного кролика, затаившегося у самого края нескошенной полоски. Его уши лежали на спине. По колыханию коричневого меха можно было видеть, как бьется его сердечко. Я разглядел и сверкавшие черные глаза, искоса смотревшие на меня. Мне не было его жалко, но все равно не хватало духу ударить. Я обратился к отцу Джорджа. Тот подбежал с граблями. Раздался громкий короткий вопль. Я почувствовал боль, как будто резанули по мне. Но кролик убежал. И тут же я забыл про его крик и стал преследовать зверька, чувствуя, как сжимаются мои пальцы, точно я собирался удушить его. Как все глупо. Тут подоспел Лесли, который упал на него и чуть не оторвал бедняге голову, охваченный жаждой убийства.

Я оглянулся. Девушки были уже у ворот, собираясь идти домой.

– Больше кроликов здесь нет, – сказал отец.

В этот момент раздался крик Молли:

– Эй, один залез в эту нору!

Нора оказалась такой узкой, что Джорджу было трудно просунуть туда руку, поэтому он стал расширять ее рукояткой грабель. Палка грубо разворочала нору, и оттуда раздался писк.

– Мыши! – сказал Джордж. Не успел он сказать это, как из норы выскочила крольчиха. Кто-то ударил ее по спине. Нора была разрыта. Повсюду барахтались крольчата, которые напоминали мышей. Это было все равно, что убивать насекомых. Мы насчитали девять трупиков.

– Бедная зверушка, – сказал Джордж, глядя на крольчиху. – Как бы ты мучилась с таким выводком! – Он поднял ее и подержал в руках с выражением любопытства и сожаления на лице. Потом сказал: – Ну, сегодня до вечера я вполне могу закончить всю работу!

Его отец взял другую косу, прислоненную к изгороди, и вместе они стали косить колосья, стоявшие до этого с гордо поднятыми головами. Они косили, а мы с Лесли вязали снопы, и скоро работа была закончена.

День был на исходе. На западе туман становился совсем синим. Тишина прерывалась лишь ритмичным гулом машин на угольной шахте, поднимавших наверх последних рабочих.

Когда мы шли полем, то стерня под ногами звенела, как цимбалы. Запах скошенных хлебов витал в воздухе. Крики фазанов доносились из леса, и маленькие птицы стайками улетали на юг.

Я нес косу, и мы шли, приятно утомленные, вниз по склону холма, направляясь на ферму. Дети уже убежали домой, прихватив с собой кроликов.

Придя на мельницу, мы увидели, что девушки как раз встают из-за стола. Эмили стала собирать горшки, миски, кастрюли, освобождая стол для нас. Она посмотрела на нас и сухо поздоровалась. Летти взяла книгу, лежавшую на табуретке у печи, подошла к окну.

Джордж плюхнулся на стул. Он сбросил пиджак, откинул назад волосы. Его большие загорелые руки лежали, отдыхая, на столе. Какое-то время он молчал.

– От такой беготни, – сказал он, обращаясь ко мне и проводя рукой по глазам, – устаешь куда больше, чем от работы за целый день. Не думаю, что снова займусь этим.

– Спорт очень возбуждает, особенно когда соревнования заканчиваются, – встрял в разговор Лесли.

– От ловли кроликов гораздо больше вреда, чем прибыли, – высказалась миссис Сакстон.

– Ох, не знаю, мама, – сказал ее сын. – Все-таки это – лишняя пара шиллингов.

– И пара дней, отнятых у жизни.

– Чему быть, того не миновать! – откликнулся он, намазав хлеб маслом и откусив большой кусок.

– Налей-ка нам чайку, – обратился он к Эмили.

– Не знаю, чего и ждать от таких животных, – сердито откликнулась она, потом смягчилась и взялась за чайник.

– Все мужчины – животные, – заметила Летти с горячностью, не отрывая глаз от книги.

– Вы могли бы приручить нас, – сказал Лесли, пребывая в хорошем настроении.

Она не ответила. Джордж нарочно начал говорить таким тоном, который особенно раздражал Эмили.

– Конечно, вы не сходите с ума от охоты, но когда дотрагиваетесь до меха, вас тоже одолевает желание заполучить его, – он тихо рассмеялся.

Эмили с отвращением отодвинулась. Летти открыла было рот, чтобы что-то возразить, но промолчала.

– Не знаю, – сказал Лесли. – Когда приходит время убивать, это чувство появляется внутри нас как бы само собой.

– Раз вы способны бегать, – сказал Джордж, – значит, вы и будете бегать до самой смерти. Когда кровь взыграла, тут уж невозможно остановиться на полпути.

– Я думаю, мужчина – ужасное существо, – сказала Летти, – раз он способен оторвать голову такому маленькому существу, как кролик, да еще гонять его по всему полю.

– Значит, ты просто варвар, – сказала Эмили.

– Если бы тебе приходилось заботиться о своем пропитании, ты бы делала то же самое, – сказал Джордж.

– Ну, скажем, женщины тоже достаточно жестоки, – сказал Лесли, посмотрев на Летти. – Да, – продолжал он. – Они жестоки по-своему. – Еще один взгляд и комическая улыбочка.

– Ага, – подхватил Джордж. – Вы чересчур мелочны, требовательны, придирчивы. Коли можете что-то делать, так делайте.

– А у вас хватает смелости только на одно, – сказала Эмили обидным тоном.

Он посмотрел на нее своими черными глазами, вдруг наполнившимися гневом.

– Раньше вы не думали, насколько это жестоко, – Летти не могла удержаться от вопроса, – а сейчас вы хоть можете спокойно подумать над тем, как это гнусно и подло – загонять бедное маленькое существо до смерти?

– Возможно, – согласился он. – Все равно мы не чувствовали этого час назад.

– Ты вообще лишен чувств, – сказала она горько.

Мы закончили чаепитие в полном молчании. Летти читала. Эмили ходила по дому. Джордж встал и куда-то ушел. Спустя некоторое время мы услышали, как он шагал через двор с молочными бидонами и пел про ясеневую рощу.

– Он никогда не спорит, – сказала Эмили огорченно.

Летти, задумавшись, смотрела в окно, выходившее во двор. Лицо ее было нахмурено.

Вскоре мы тоже отправились домой, пока не погас свет от воды в пруду. Эмили проводила нас до сада, где собиралась нарвать спелых слив. Сад был очень старый. Подорожник рос прямо среди колючих кустов крыжовника, забивал все тропинки. Деревья уже мало плодоносили, чего нельзя было сказать о сорной траве да еще о больших артишоках и огромных кабачках. Внизу, где заканчивались фермерские постройки, росло сливовое дерево, распятое на стене, сломанное, перевязанное и сильно наклонившееся вперед в своей белой повязке. Теперь в его ветвях скрывались большие, тронутые туманом, малиново-красные сокровища, восхитительно сладкие шары. Я потряс старый залатанный ствол, зеленый, даже со свежей смолой, выступившей недавно, и плоды тяжело попадали на землю, на ковер из опавших листьев под ногами. Девушки засмеялись, мы наскоро отделили подпорченные сливы от хороших и пошли обратно. Сад спускался к нижнему пруду, где густо росла сорная трава. Отец Джорджа говорил, что там любят гулять крысы. У воды рос толстый камыш. А на противоположном берегу взбегали на холм фруктовые деревья. Нижний пруд получал воду из глубокого темного шлюза, где как раз находился верхний пруд.

При нашем приближении две крысы побежали в кульверт[7]7
  Дренажная труба.


[Закрыть]. Мы присели на груду покрытых мхом камней и понаблюдали за ними. Крысы выскочили снова, пробежали немного, остановились, прислушались, потом осмелели и стали шнырять взад-вперед, волоча за собой длинные голые хвосты. Вскоре уже шесть или семь серых зверьков играли в темноте возле входа в кульверт. Они сидели и умывали лапками свои острые мордочки, приглаживали усы. Вдруг одна из них стремительно рванулась, пискнула от возбуждения и, подпрыгнув высоко вверх, легко приземлилась на четыре лапки, побежала, ускользнув в тень. Другая противно плюхнулась в воду и поплыла по направлению к нам. Острый носик и маленькие глазки быстро приближались. Летти вздрогнула. Я бросил камень в мертвый пруд, распугав их всех. Но сами мы испугались еще больше и поспешили прочь. Мы вздохнули с облегчением, только снова оказавшись во дворе. Домой мы так и не попали.

Лесли искал нас. Вместе с мистером Сакстоном он осмотрел двор и место, где хранился инвентарь.

– Вы от меня убежали? – спросил он у Летти.

– Нет, – ответила она. – Я хотела угостить тебя сливами. Смотри! – И она показала ему пару слив прямо с листьями.

– Они слишком прелестны, чтобы их есть! – сказал он.

– Ты же еще не пробовал, – засмеялась она.

– Пойдем, – сказал он, предлагая ей руку. – Пойдем к воде.

Она взяла его под руку.

Был прекрасный вечер. Мягкий желтый свет падал на ровную гладь пруда. Летти попросила подсадить ее на сук плакучей ивы. Лесли устроился рядом, положив голову ей на юбку. Подошли и мы с Эмили. Мы слышали, как он бормотал что-то, а ее голос отвечал нежно, воркующе.

– Нет… лучше посидим спокойно… вокруг такой покой… мне сейчас это нравится больше всего на свете.

Мы с Эмили разговаривали, сидя под ольхой неподалеку. После дневного возбуждения, по вечерам, особенно осенью, тянет на грусть, на сентиментальность. Мы забыли о том, что объяты темнотой. Я слышал почти рядом бормотанье Лесли, как будто на близком от тебя расстоянии летает и жужжит жук. Потом со двора послышалось пение Джорджа. Это была старая песня «Я посеял семена любви».

Пение заглушило голос Лесли. И поскольку оно все приближалось, мы двинулись навстречу Джорджу. Лесли сразу выпрямился, положил руки на колени и ничего не говорил. Джордж подошел ближе и сказал:

– Сейчас взойдет луна.

– Помоги мне слезть, – попросила Летти, протянув к нему руки. Он подхватил ее осторожно и нежно, как ребенка, потом опустил на землю. Лесли тоже соскочил с дерева и встал в стороне, негодуя на это вторжение.

– Я думал, вы все здесь вместе вчетвером, – сказал Джордж мягко. Летти быстро заговорила, точно оправдываясь:

– Так оно и есть. Так и было… а теперь мы впятером. Так, значит, луна сейчас взойдет!

– Да… Я люблю смотреть, как она всходит над лесом. Медленно выплывает и смотрит на тебя. Я всегда думаю: о чем она хочет спросить? Ведь мне есть что сказать, только не знаю, что, – сказала Эмили.

Там, где небо бледнело на востоке, над верхушками деревьев появился желтый серп луны. Мы молча стояли и смотрели. Вскоре выкатился весь огромный диск, поднялся и посмотрел сверху на нас. С головы до ног мы были залиты лунным светом.

Нам было приятно чувствовать, что наши лица словно окунулись в воду и купаются теперь в лунном море. Летти казалась радостной, несколько возбужденной. Эмили – встревоженной. Лесли – рассеянным. Джордж – задумчивым. Всепроникающие лунные пылинки незаметно впорхнули в его мысли и чувства. Наконец Лесли мягко, совершенно не к месту произнес, обращаясь к одной Летти:

– Пойдем, дорогая, – и взял ее за руку.

Она позволила ему увести себя, и они пошли по берегу, потом по настилу через шлюз.

– Ты знаешь, – сказала она, когда они осторожно поднимались по откосу среди фруктовых деревьев, – я чувствую себя так, будто мне хочется смеяться… или танцевать… в общем, хочется выкинуть какую-нибудь штуку.

– Только не сейчас, – ответил Лесли тихим голосом, чувствуя себя и впрямь уязвленным.

– Нет, я что-нибудь сейчас вытворю! Вот утащу тебя на дно!

– Нет, нет, дорогая! – Он удержал ее.

Они миновали лужайку и очутились возле нашего дома, Лесли придержал калитку, что-то тихо сказал.

Думаю, ему не терпелось досказать что-то очень важное, поэтому он обнял ее.

Она вырвалась и, развернувшись лицом к лужайке, лежавшей в тени между полосками света на востоке и на западе, крикнула:

– Полька!.. Полька… можно танцевать польку, когда трава такая мягкая и густая… и пускай на ней лежат опавшие листья. Да, да… все равно весело!

Она протянула руку к Лесли. Но это был слишком большой удар по его самолюбию. Тогда она обратилась ко мне:

– Пэт… потанцуй со мной… Лесли не любит польку.

Я танцевал с ней. Даже не знаю, но почему-то я всегда готов танцевать польку. Ноги словно от рождения предназначены именно для этого танца.

Мы порхали, шурша по опавшим листьям. Эта ночь, эта низко нависшая желтая луна, эта бледность на западе, эта вечерняя синь над головами, эти фантастические ветви лабурнума – все делало нас немного сумасшедшими.

Летти утомить невозможно. Она вообще не устает. Ее ножки – это крылья, бьющие по воздуху. Когда я остановил ее, она засмеялась так же весело, как всегда, и поправила волосы.

– Вот! – сказала она, обращаясь к Лесли голосом, выражавшим высшую степень удовольствия. – Это прекрасно. Может, потанцуем?

– Только не польку, – сказал он грустно, ощущая, как эта резкие движения разрушают поэзию в его сердце.

– На мокрой траве и на опавших листьях другого танца не получится. А ты, Джордж?

– Эмили говорит, что я просто прыгаю, – ответил он.

– Давай… давай… – И в тот же миг они заскакали по траве.

Скоро она почувствовала ритм его танца и подчинилась ему. Действительно, он прыгал, носился большими скачками, увлекая ее за собой по большому кругу. Это был танец!

Мы с Эмили вынуждены были присоединиться, образовав внутренний круг. Было ощущение, будто что-то белое, светлое летает поблизости. Шуршала наша одежда, шуршали опавшие листья, вздымаясь и кружась за нами следом. Мы плясали долго, пока не устали.

Джордж стоял, большой, сильный, с выражением триумфа на лице, а она выглядела возбужденной, как вакханка.

– Вы закончили? – спросил Лесли.

Она поняла, что сегодня он не будет донимать ее своими вопросами.

– Да, – ответила она. – И тебе не мешало станцевать. Дай мою шляпку, пожалуйста. Разве я выгляжу так уж непристойно?

Он подал ей шляпу.

– Непристойно? – переспросил он.

– О, ты действительно загрустил! Ну, что случилось?

– Да, что случилось? – повторил он с иронией.

– Наверно, это из-за луны. А теперь скажи, моя шляпка сидит прямо? Скажи… ну, ты же не смотришь. Тогда поправь ее. Ну, давай! О, твои руки так холодны, а мои так горячи! Я чувствую себя такой проказницей, – и она засмеялась. – Вот… теперь я готова. Ты заметил, что эта маленькие хризантемы стараются грустно пахнуть, особенно когда полная луна смеется и подмигивает сквозь ветви деревьев? Ну, зачем они так грустны! – Она набрала полную горсть лепестков и подбросила их вверх. – Вот… они вздыхают, просят, чтобы все грустили… а я люблю, чтобы все вокруг подмигивало, озорничало и выглядело таким заброшенным, диким, настоящим.