Текст книги "Молчание сонного пригорода"

Автор книги: Дэвид Галеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

Глава 6

Начало рабочей недели всегда внушало человеку в серых брюках опасение. Он просыпался в 7:30 уже побритым, он брился накануне вечером, чтобы сэкономить время. Первым делом его взгляд падал на часы в виде Микки-Мауса на ночном столике, иногда бодрые, иногда насмешливые. Потом постепенно прояснялась и остальная комната: постер с Питером Пэном на дальней стене, комод с тремя ящиками и мраморным лабиринтом наверху, дверь шкафа, за которой ему всегда чудился тайный ход. Осень подходила к концу, дни становились холодными и серыми, и порой спальня казалась ему камерой. Но где-то в его мечтах пряталось воспоминание об утрах, похожих на бесконечный луг, когда от завтрака до ужина дальше, чем до луны.

Но не сейчас. Его родители разошлись, когда ему было семь лет, и они с матерью переехали к ее сестре в Олбани. Обе женщины работали в салоне красоты, где пахло цветочным шампунем и жжеными волосами. У него было самостоятельное детство у работающих родителей, перемежаемое сердитыми наездами отца, который в конце концов вообще пропал навсегда. Чтобы хоть чем-то себя занять, он придумал игру: он замечал какой-нибудь узор – полоски на рубашке, шахматные клетки на линолеуме в коридоре – и должен был запомнить его и найти такой же рисунок еще где-нибудь. В тринадцать лет он убежал из дома и успел добраться до самого Рочестера, откуда его дернуло назад, как на растянутой резинке: мать позвонила в полицию.

В старших классах он так сторонился остальных ребят, что не имел даже компании, с которой мог бы порвать. Он был неглуп, хорошо успевал по математике, но учиться в школе ему было скучно. Он был из тех, кто сидит на задней парте и по большей части отмалчивается. Девочек он побаивался. В Кларксоновском университете в Потсдаме он открыл в себе интерес к компьютерам, компьютерные программы напоминали бесконечные ряды схем и узоров. Ему нравились последовательности цифр, чертежи – словом, все, что обеспечивало устойчивую конструкцию. Отучившись полкурса в колледже, он слетел с катушек и какое-то время провел в психиатрическом центре в Бингемтоне, но об этом он не любил вспоминать. Тогда-то у него и начались приступы. Он вернулся в колледж и продолжил учебу, готовясь получить степень по компьютерным наукам, но бросил, устроившись в недолговечную компьютерную компанию, которая называлась «Ввод». С тех пор он трижды менял работу, всегда выбирая такую, где от него не требовали лишнего, а теперь работал специалистом по планированию восстановления после аварий и бедствий в страховой компании «Взаимная лояльность».

Когда его мать умерла от рака – ему было чуть за двадцать, – у него случилось новое обострение, и ему прописали дилантин. Пока он не ходил на работу, он привык слоняться по утрам у соседней детской площадки. Дети взлетали на качелях, изо всех сил раскачиваясь маленькими ножками; дети карабкались по лестницам, играли в песочницах – и среди них светловолосый семилетний мальчик Джеффри, которому нравилось съезжать с высокой горки на животе головой вперед. Когда он доезжал до низа, шорты у него были полуспущены, открывая свежие белые ягодицы. Джеффри выделывал и другие фокусы, например, сильно раскачивался на тарзанке, отчего у него задиралась футболка, открывая глубоко посаженный пупок. Когда мама Джеффри сердилась и сдергивала его с перекладины, ее сильная рука обхватывала его вокруг пояса, и человек в серых брюках просто не мог оторвать глаз. Вот когда он начал фантазировать. Или, может быть, фантазии всегда сидели в нем, дожидаясь, пока что-нибудь не вызовет их к жизни.

В ту ночь ему снилось, что он несется на качелях навстречу Джеффри и они сталкиваются в воздухе, но мягко, словно два воздушных шарика. Их качели сливаются в одно целое, а Джеффри продолжает раскачиваться выше и выше. Человек в серых брюках смотрит вниз и видит, что прямо на них летит земля. Он смотрит вверх и видит, что он между ног у Джеффри, а тот кокетливо улыбается, все шире и шире. Он уже давно не мастурбировал, но наутро проснулся весь липкий. Три дня ему было очень плохо, но потом ему приснился еще один сон, похожий на тот, потом еще один. Другие мальчики стали появляться в его фантазиях, а проходя мимо игровой площадки или школы, он останавливался посмотреть.

В фантазиях он протягивал руки и ласкал животы и ягодицы мальчиков, а иногда неразвитые пенисы. Но это ставило его в тупик: в половине случаев ему хотелось засунуть голову между их невинных бедер, проникнуть внутрь или просто гладить. В другое время ему хотелось быть этими мальчиками, носить эластичные шорты и тенниски размером с игрушечного бумажного змея и весело бежать на перемену. Даже вернувшись на работу, он по выходным возвращался на детские площадки. Джеффри больше не приходил, но вместо него появился Билли: хрупкий мальчик с бледным телом, похожий на какое-то морское существо, выброшенное на берег. Билли крепко зажмуривался, поднимал руки и расставлял ноги, как будто ждал, что сейчас его подхватит ветер и унесет вверх. Человек в серых брюках воображал себя ураганом листьев, порывом бело-голубого воздуха, обдувающим пах Билли, спину и нежную шею. Но он никогда не пытался к нему подойти, даже когда старшая сестра Билли убежала, чтобы поиграть с друзьями. Он все еще был ребенком, который сидел на задней парте и молчал.

Все изменилось с появлением Бобби, неуклюжего, приземистого мальчика, который подошел прямо к тому месту, где сидел человек в серых брюках и делал вид, что читает журнал. Он постучал человеку по плечу: «Эй, мистер, подтолкните меня на качелях, пожалуйста». Нигде поблизости не было видно родителей Бобби, и человек решил рискнуть. Ровными, размеренными движениями человек отталкивал твердые ягодицы Бобби. Но Бобби резвился, растопыривал руки и смеялся ртом, в котором не хватало зубов, похожим на призывную красную пещерку. Один раз Бобби, раскачиваясь слишком сильно, откинулся назад прямо в руки человека. Человек подхватил его под руки, не дав упасть, но Бобби только расхохотался. В конце концов он вообще сорвался с качелей, и человек оступился на песке, не удержав равновесия под тяжестью 30-килограммового ребенка. Человек упал, Бобби приземлился ему на грудь, перебив ему дыхание. Пока он лежал, полуоглушенный-полувосторженный, небо перед его глазами загораживали последние рывки пляшущих качелей и живот мальчика в полосатой рубашке, и он знал, что хочет сделать. Джинсовая ширинка Бобби находилась в нескольких сантиметрах от его носа. К счастью или к несчастью, в ту минуту вернулась сестра Бобби, извинилась и увела его. Человек вернулся домой, в свою пустую квартиру, и в ту ночь мастурбировал трижды.

Он представлял себе, как бы он привел Бобби к себе на вечер, воображал, как бы они вместе купались в ванне, словно отец и сын. Как бы он вверх-вниз и кругами водил куском мыла. Может, от таблетки перкодана под видом конфетки мальчик стал бы податливее. Всплыло слабое воспоминание об отце… его сильные руки, которые держали его, пропахшее виски дыхание и голос: «Не шевелись». Но человек заблокировал то, чем оканчивались эти эпизоды. Теперь он вернулся на работу и не мог ходить на детские площадки в самое людное время. Но то, что он не может там бывать, было для него невыносимо. В то время он работал младшим программистом. В офисе у него дергались руки, он делал опечатки, его глаза смотрели внутрь себя. Он ездил в парк в обеденные перерывы, растягивая их, а иногда по утрам, но Бобби видел лишь однажды. Он играл в мяч с сестрой и ее друзьями. А потом в один прекрасный день он опять смог ходить на площадку, к чему так стремился, потому что его отпустили с работы.

Он несколько раз пробовал с деланым равнодушием спрашивать мальчиков на качелях, не нужно ли их подтолкнуть. Кое-кто соглашался. Но одна мамаша увела сына, а папаша недобро посмотрел на него, и в следующий раз, наблюдая за качелями, он заметил патрульную машину, остановившуюся у сеточной ограды. Ему нужна была новая работа, новая жизнь, но еще он знал, что может случиться. Через несколько недель он нашел работу по обработке данных в страховой компании. Он переехал на расстояние тридцати километров в квартиру, очень похожую на ту, которую оставил. Он старался держаться подальше от объектов своего желания, но из-за этого оно становилось только сильнее. Единственное, что ему помогало, – это мертвящая рутина, когда каждый его шаг был запланирован заранее. Куда и когда ходить за одними и теми же продуктами, что надевать в каждый день недели. Повторяющиеся схемы поддерживали и успокаивали его. Приступы отошли на задний план, за несколько лет его лишь пару раз неожиданно схватывали судороги. Ему казалось, что они совпадают со взлетами сексуальной активности.

Временами он вырывался на волю. Он нашел в городе книжный магазин с эротической литературой и разделом будто специально для него. Когда Интернет начал распространять свои щупальца по компьютерным сетям, человек нашел несколько порнографических сайтов и чатов и группу поддержки. Там отыскались и другие, такие же как он, они предлагали фотографии, одежду и еще много всякой всячины. Умея управлять виртуальной реальностью, он мог даже воплотить свою мечту о том, чтобы самому превратиться в нахального девяти-десятилетнего мальчишку по имени Оуэн, которому нравилось сидеть на лице у мужчины. А еще его виртуальная компания давала ему советы, например, как оборудовать мини-тюрьму в ванной и составить план похищения. Новым местом наблюдения для него стали торговые центры по выходным. Ему уже исполнилось тридцать три, и он был готов сделать новый шаг.

Но пока что он прибегал к привычной помощи раз и навсегда заведенного порядка, долгого повторения одной и той же схемы. У него было пять пар одинаковых серых брюк, под которые он надевал хлопчатобумажные трусы, украшенные Атомным Мальчиком с посвященного аниме японского веб-сайта. Он проработал во «Взаимной лояльности» больше года и дошел до должности помощника менеджера, едва познакомившись с несколькими сотрудниками.

Завтрак. Сегодня его пробило на цифру три. Три ложки кофе в кофеварку на три минуты, потом кофеварка тихо пикнула три раза. Он налил дымящийся напиток в свою кружку с Бигбоем[7]7
  Бигбой – эмблема сети закусочных, мальчик в клетчатом комбинезоне.


[Закрыть], влил три порции молока и всыпал три ложки сахара. Потом взял булку с корицей из белого бумажного пакета с надписью «Булочная Прайса», положил ее на середину тарелки и разрезал на три части. Каждый кусок он откусил ровно три раза, каждый раз запивая глотком кофе. Он посмотрел на наручные часы с Денисом-мучителем: без двух минут восемь, – и подождал, пока большая стрелка не окажется на двенадцати. Налил остальной кофе в мини-термос с Флинстоунами и отнес в машину.

Он не знал никого из соседей по комплексу «Сады Фэншо», хотя однажды поздоровался с азиатской женщиной из квартиры № 1. Парень из квартиры № 5, кажется, большую часть дня сидит дома. Поздно ночью он видел в окно, что парень ставит кассеты с гей-порно, а парень заметил, что он смотрит, но на этом их отношения и кончились. Они избегали друг друга.

Выехав на «сентра» с парковки, он прямо проехал через три квартала, потом повернул на Крест-Хилл. По внезапному порыву он подъехал к обочине только посмотреть, лежит ли там еще черная собака. Она еще лежала, но ее покрытая шерстью грудная клетка превратилась в черный плоский коврик, голова – в мягкую массу, из которой торчал фиолетово-бордовый язык. Он затормозил и остановился. Медленно продвигаясь вперед, он еще раз проехал по останкам ради ощущения, которое это ему давало: одновременно и силы, и беспомощности. Он на миг закрыл глаза, чувствуя, как внутри его что-то разбухает и схлопывается. Оставив место происшествия, он не посмотрел в зеркало заднего вида.

Маневрируя сквозь утренний поток машин по дороге в Мамаронек, где находилась корпоративная штаб-квартира «Взаимной лояльности», он вскоре доехал до пандуса, ведущего на парковку Соу-Милл-Ривер. Компания снимала офисы у шоссе 1 в деловом здании, стоявшем наискось к дороге за рвом парковки. В 8:25 он поставил свой «ниссан» на один из трех участков, находившихся на равном удалении от двух входов. Лифт из нержавеющей стали отвез его на Третий этаж, где он прошел мимо новой секретарши по имени Конни, которая выдала ему скупую улыбку. Внутри была одна из тех офисных обстановок, призванных создавать атмосферу взаимодействия и совместной работы, которую человек в серых брюках изо всех сил постарался свести на нет, как только получил бокс для личного пользования. Он воздвиг линию внутренней обороны из баррикады книг и бумаг с опускной решеткой в виде детских воротец, загораживавших вход, которые милостиво терпели как шутку. Табличка с именем – ТЕД САКС – была хитроумно спрятана под электронными часами «Джетсон». Из угла глядел рисунок уличного художника, изображающий ребенка с широко распахнутыми глазами.

В 8:30 он включил силовую станцию Ай-би-эм, ввел пароль и проверил электронную почту. Несколько вчерашних записок из клиентского отдела, на которые он бегло ответил. Больше полугода он исправлял руководство по планированию на случай чрезвычайных ситуаций размером с энциклопедию: что делать, если пожар уничтожит ленты данных, как поступать в случае общего отключения электроэнергии, как восстановить систему, если в нее через электронную почту пролезет червь. Плакат на дальней стене бокса кратко излагал принципы его работы: «1. ПРЕДОТВРАЩЕНИЕ. 2. СНИЖЕНИЕ УЩЕРБА. 3. ДУБЛИРОВАНИЕ».

Но что-то постоянно менялось, то модернизация телекоммуникаций, то новый клиент. Приходилось возвращаться и писать новые коды, устраивать имитации: отключение телефонных линий, выход из строя информационного центра. А что, если долбаный астероид врежется прямо в Мамаронек? – спросил он себя. Сегодня ему предстояло заниматься последним планом для клиентского отдела, в плане подразумевалось создание в Аризоне резервного помещения на случай бедствия с трехдневным коэффициентом готовности. Это была успокоительно скучная, надежная работа, за исключением человеческого фактора, который его всегда нервировал. Ему приходилось общаться с другими людьми, задавать им вопросы и реагировать на то, что они отвечали ему. Ему приходилось писать предупреждения, чтобы все знали о надвигающихся событиях: «Молния! В следующее воскресенье в 5 утра состоится имитация отключения продолжительностью около десяти минут» – о чрезвычайных ситуациях, на которые никто не обращал внимания. И все же здесь ему нравилось больше, чем на анализе данных, и сам по себе это был шаг вперед по сравнению с ученой обезьяной, которая печатает, печатает и печатает. Иногда он использовал офисную технику в собственных целях – а кто не использовал? – ничего серьезного, он был не настолько глуп, чтобы попасться.

– Эй! – Это Род, он считал себя компьютерным гением, хотя на самом деле находился в подчинении у человека в серых брюках.

– Привет. – Он кивнул в сторону бокса, где сидел Род.

Род был специалистом по анализу данных, который проводил целые дни, читая плоские файлы на экране, и хрустел цифрами, составляя гистограммы. Некоторое время назад произошел один неловкий инцидент: Род подкатился к нему в мужском туалете. Но это было давно.

Мимо прошел еще один человек в серых брюках со слегка опухшим лицом, и Тед повернул голову, буркнув приветствие: это был Дон Файнстейн, еще один специалист по планированию аварийного восстановления во «Взаимной лояльности». Он был специалистом своего дела, которое заключалось в том, чтобы до посинения писать коды. Он особенно умел обращаться с Тедом, то есть проявлять добродушие без лишней назойливости. Из офисных сплетен Тед узнал, что Дон развелся несколько лет назад и у него была маленькая дочка Ли. Еще у него были глаза кофейного цвета и громкий, грубоватый голос. Когда Дон поздоровался с ним в ответ, Тед почувствовал, что слова вибрируют внутри его, как в резонаторе. В каком-то смысле Дон напоминал ему отца, но Тед слишком хорошо знал самого себя, чтобы выпускать их взаимодействие за рамки короткого разговора. Или профессиональных вопросов. Обычно они делили рабочие задачи между собой по категориям: Дону доставались стихийные бедствия, Теду – техногенные. Когда им приходилось координировать действия, например готовя презентацию или отчет, они работали согласованно, как близнецы. Тед проработал в фирме на месяц больше Дона, но Дон был старше, и Тед считался с его мнением. Кроме того, Дон обладал тем, что другие сотрудники фирмы называли сноровкой. По этой причине Дон обычно был главным связующим звеном между отделом по восстановлению и начальством.

– Я собираюсь с утра взять у этих, наверху, новые параметры безопасности. Новый клиент – настоящая головная боль. Глисон хочет, чтобы мы заткнули все дыры.

– Да. Ясно. Интересно, отличит ли Глисон брандмауэр от пожарной перегородки.

Дон одобрил его улыбкой, поворачиваясь, чтобы идти. Тед повернулся на стуле, глядя вслед удалявшейся объемистой фигуре Дона, пока не почувствовал, что на него смотрит Род. Он резко кинулся в свою укрепленную цитадель и застучал по клавиатуре. Чтобы сымитировать аварию, нужно как следует сосредоточиться, и совсем ни к чему, чтобы на него пялился какой-то гомик. Сегодня утром, согласно календарю, он должен проверить механизм защиты от переполнения. Новые параллельные процессоры легко могли справиться с пятью гигабайтами в секунду, но при превышении этого уровня система массового обслуживания работала со сбоями. Он пол-утра провел, проталкиваясь сквозь липовые цифры и глядя на всплывающие на экране надписи «НЕРАЗРЕШЕННАЯ ОПЕРАЦИЯ». Ему казалось, что проблема как-то связана с неровными столбцами цифр.

Перерывы он делал всегда в одно и то же время. В 10:00 он вышел из бокса и нацедил себе кофе из гигантского термоса возле кодаковского копировального аппарата. В 10:30 он зашел в мужской туалет, держась подальше от окон. Возвращался он всегда той же дорогой, тайком поглядывая на чужие рабочие места, ничего ли не изменилось со вчерашнего дня. Схемы и отличия, непрерывность и изменение. Иногда обстановка успевала поменяться, пока он ходил в туалет, но нужно было быть настороже, чтобы не пропустить.

По дороге он проходил мимо рабочих мест трех системных аналитиков. Бокс Солли Уочника, старшего, походил на хлев, оклеенный обоями. Фоном служили трехмерные компьютерные картинки, наклеенные на бежевые листы самоклеящейся пленки, у которых заворачивались уголки. Весь бокс захламляли самоклеящиеся бумажки, стопки распечаток, десяток кофейных кружек, дурацкие афоризмы в рамках и настольная коробка со скрепками и дешевыми ручками. Для сравнения, Бен Ашока был помешан на аккуратности. Единственное, что украшало его стены, – это бизнес-календарь с аккуратно вычеркнутыми пунктами, а на столе со столешницей из жаростойкого пластика было совершенно пусто. В ящике его стола, который Тед как-то сподобился увидеть открытым, лежал рулон прозрачного скотча, детские ножницы, пузырек со штрихом и маленький степлер – выложенные в ряд. Теда восхищали точные массивы Бена, но у него почти никогда ничего не менялось, тогда как мерзость запустения у Солли манила к себе, словно корзина для бумаг.

Угловой бокс принадлежал Майре Коннор и представлял собой нечто среднее между крайностями коллег. Майра периодически делала попытки навести у себя порядок, но ей нравилось держать то, что мать Теда называла «штучками»: крохотного гипсового эльфа, сувенирный брелок, отполированный кусок голубого стекла и несколько снимков в хромированных и золотых рамках. Сегодня на столе у Майры он заметил новую фотографию, где зубастый мальчик в голубых шортах повис на пожарном шесте, обхватив его руками и ногами.

Тед позволил себе только бросить взгляд на ходу, как обычно. Во-первых, таковы были правила игры, а кроме того, там сидела Майра. Но образ оставался у него перед глазами, когда он вошел в туалет, и на обратном пути он вытянул шею, чтобы еще раз мельком глянуть на него. Вернувшись в свои владения, он не находил себе покоя. Он закрыл глаза, чтобы лучше видеть. Мальчику едва ли больше семи-восьми лет, у него такая улыбочка, которая напоминает ему кого-то, хотя он никак не может вспомнить кого… да нет же, конечно, он вспомнил. Это Бобби или какая-то гибридная версия Бобби: то же крепкое туловище, тот же вид отчаянного шалуна. Господи, он не вспоминал его несколько лет. Ему было трудно вновь сосредоточиться. Он уставился в экран, но замечал только бегущие цифры, пока не обнаружил, что напечатал в нижнем окне «бобби бобби бобби».

Перед совещанием в 11:00 он должен был коротко переговорить с Доном. В 10:45 он сделал нечто необычайное: отклонился от обычного порядка и, проходя мимо, опять глянул на фотографию у Майры. Он якобы шел по делу, долить кофе в кружку с Тинтином[8]8
  Тинтин – герой бельгийских комиксов, репортер.


[Закрыть], но на обратном пути он чуть дольше, чем следовало, задержался у бокса Майры.

– Привет, Тед. – Майра бросила на него взгляд, узнавая его, но не оторвалась от клавиатуры. У нее были слишком сильно накрашенные глаза и большой мягкий живот, который утыкался в письменный стол. – Тебе что-то нужно?

– Да нет… – Потом он решил рискнуть: – Эй, а что это за мальчишка на фотографии?

– А, это. Это мой племянник Дональд. Ему восемь лет. Милашка, правда?

– Ага. – Ему хотелось разузнать о Дональде все, но он ничего не мог придумать, кроме вопроса в лоб о том, где он живет. Наконец он спросил: – Вы часто с ним встречаетесь?

– Нет, он живет на севере штата. Но каждый раз, когда я их навещаю, я привожу ему гостинец. Один раз я привезла ему набор фломастеров. – Майра пожала плечами. – Я не знала, что они несмываемые. Его родители закатили истерику.

– Да?

– Угу. Так что в прошлый раз я привезла ему игрушечный барабан. – Она усмехнулась. – Кажется, я не особенно привязана к сестре.

– Хм. – Он воспользовался возможностью повнимательнее разглядеть фотографию. Ноги обхватывали шест, может, в этом все дело. Он сжимает, и его сжимают. Но он выпал из разговора, поэтому закончил так, как заканчивал всегда: – Ладно, я побежал, – и пошел дальше, к боксу Дона.

Ему хотелось мастурбировать, желание не давало ему сосредоточиться. Случай в торговом центре в прошлые выходные, который он запер в дальнем уголке сознания, опять зашевелился. Его рука сохранила память об отдернувшемся бедре. Он подумал, может, опять начать принимать дилантин, но раздумал. Без таблеток он чувствовал себя более живым.

Совещание с начальством прошло нормально, хотя и не первоклассно. Из-за асимметрии переговорной комнаты, имевшей форму укороченной трапеции, Теду всегда становилось не по себе. Глисон, толстяк, отвечающий за финансовые операции, давил на них с Доном, чтобы они быстрее выдали промежуточный отчет.

– Слушайте, разве нельзя написать что-нибудь, что можно было бы показать клиентам? А пиарщики обработают.

Всегда дипломатичный Дон развел руками в жесте умиротворения.

– Я понимаю. Но разве в прошлом месяце мы вам отдали не это самое?

Глисон взмахнул рукой, отбрасывая последний месяц.

– Там все в порядке. Но нам нужна какая-то уверенность, что мы справимся, если у нас произойдет то же, что в АОЛ, – знаете, если кто-нибудь попробует завалить нас данными.

Это имело отношение к тому, чем занимался Тед, но он промолчал. Дон высказался за него.

– Ну, – он стал тянуть время, – можно сказать им, что мы изучаем ситуацию.

– Хм, – это сказал Уэллер, еще один здоровяк в полосатой рубашке и подтяжках, начальник отдела банковских операций. – Как-то не очень убедительно.

– Да уж, – подхватил Глисон, – почему нельзя сказать хотя бы что-нибудь более позитивное?

– Потому что все рухнет и сгорит, – огрызнулся Тед, прежде чем Дон успел вмешаться. Эти типы с магистерской степенью по управлению бизнесом ни черта не понимают в технических проблемах. Но Глисон и Уэллер явно не хотели этого слышать.

– Неужто? – Казалось, Глисон вырос, когда приподнялся на носках своих черных отполированных ботинок и наклонился вперед. – У нас что, нет пожарного выхода? Разве мы вам не за это платим? Мы обязаны сказать клиентам, что в чрезвычайной ситуации у нас все будет нормально.

– В конце концов, мы же страховая компания, – пошутил Уэллер. Эту фразу Тед уже слышал, но изобразил на лице улыбку – как трещина в лаке, как однажды сказал его отец.

Еще несколько указаний, и их отпустили.

– Ты же знаешь, у этой проблемы решения нет. – Тед уставился в точку на стенке лифта, похожую на пятно пролитого кофе.

– Знаю. – Дон по-отечески обнял узкие плечи Теда. – Ты проведи еще несколько тестов. А я что-нибудь сочиню.

В полдень Тед оставил свой компьютер в режиме ожидания и пошел обедать. В последние несколько месяцев он ходил в «Макдоналдс» в пяти кварталах от офиса и покупал детский «Хэппи мил», по правде говоря, в другой еде он и не нуждался. В этом «Макдоналдсе» внутри была детская площадка с горкой, и он садился на скамейку возле нее и смотрел, как дети на животе переползают с одного уровня на другой. Каждый день он находил одного мальчика, который ему нравился, и отдавал ему игрушку, прилагавшуюся к «Хэппи мил». Сегодня там оказалась игрушка из «Звездных войн», маленькая пластмассовая ракета в двух частях. Под прикрытием компьютерного журнала он наблюдал за одним мальчиком, который хотел все делать наоборот: топая кроссовками, он карабкался по извилистому скату желтой горки, а потом спускался вниз по красной лестнице, раз за разом. Не больше четырех-пяти лет, решил Тед.

– Эрик! – крикнула мама мальчика, женщина с лицом, к которому давно прилипло угрюмое выражение. – Нам пора идти. Может, для разнообразия съедешь с горки?

– Не хочу… – Он ухмыльнулся Теду, во всяком случае, так это выглядело.

На Эрике был маленький спортивный джемпер и синие тренировочные штаны, и, когда он, извиваясь спиной, лез по горке, в груди Теда открывалась ранка. Теду хотелось встать под лестницей и хватать его тут и там.

Через несколько минут он поднялся, чтобы подарить игрушечную ракету Эрику.

– Возьми, пожалуйста, мне она не нужна.

Хмурое лицо матери лишь чуть-чуть посветлело.

Эрик выпятил губы.

– Зачем же вы ее брали?

Тед проговорил свое обычное объяснение о том, что у него детский аппетит, и не успел договорить, как Эрик выхватил у него подарок. Держа ракету в ладони, он разглядывал ее со всех сторон.

– Эрик, скажи дяде спасибо.

– Ничего. – Тед махнул рукой. – Дети же.

Но Эрик оглянулся на то место, где сидел Тед, крикнул: «Спасибо! Спасибо спасибо!» – и поцеловал Теда в щеку. Твердый поцелуй атаковал его, и голова Теда глухо ударилась о стену.

Мать Эрика кинула на него свирепый взгляд:

– Как неосторожно, Эрик. Извинись.

Эрик отскочил назад.

– Но я же сказал спасибо!

– Мы уходим. Сейчас же. – Мать Эрика взяла сумочку и стаканчик с кофе. Поднимаясь, она повернулась к Теду: – Вы не очень сильно ударились?

– Я-то? – Тед потер щеку, на которой еще горел поцелуй. – Нет, у меня все прекрасно.

Вернувшись в офис, Тед оставался рассеянным. Как будто мальчик скачет по коридорам «Взаимной лояльности», заглядывает к нему в бокс, вспыхивает на экране монитора. Покалывание в паху прямо-таки заставляло его уйти в туалетную кабинку и снять напряжение, но он держался. Он может потерпеть и до дома. А тем временем он уже дважды проверил почту и дважды обошел офис, хотя ему полагалось работать над новым тестом по передаче данных. В половине второго к нему подошел Дон и поинтересовался, как дела. Они оба знали, что некоторые разговоры, пожалуй, не должны быть видны ни на каком экране. Дон облокотился на решетчатую калитку, но не вошел.

– Слушай, – сказал он Теду, – может, смоделируешь очередь длиной в километр, только чтобы все файлы были… ну, не слишком большими?

Внезапный наплыв данных – вот что выводило систему из строя. Так было бы более последовательно. Тед подумал.

– Они просили другого, – наконец сказал он.

– Да и к черту. – Дон то смотрел ему в глаза, то отводил взгляд. – Дадим им то, что они хотят услышать.

Он бесшумно ушел, размеренно ступая, и исчез между рядами офисных боксов.

Минуту Тед сидел, раздумывая. Когда ему с экрана подмигнул призрак мальчика, он очистил экран и стал печатать. Смоделировать завал будет не очень сложно, но он должен выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Ему представилось, что тысяча груженых товарных фур загромыхала по цифровой автостраде, и все они пытались втиснуться в двухполосный выезд. Но, помечая каждую и расставляя по порядку, он мог обеспечить их движение на меньшей скорости. Он набил разным мусором из сброшенных данных каждый файл размером… ну, скажем, по сто килобайт. Тут призрак Эрика дунул ему в ухо, и он опять встал, чтобы походить по офису.

Он задержался у бокса Солли и заметил последнюю новинку – карикатуру: собака с замотанной скотчем мордой на поводке у толстяка в костюме и подпись «Взаимная лояльность». Солли говорил по телефону и даже не взглянул на него, колени его согнутых коротких ног торчали в разные стороны. По другую сторону разделительной перегородки на столе Бена скучал один-единственный желтый квадратик бумаги, прилепленный к столешнице. На нем было написано «ВЫШЕЛ».

Майры тоже не оказалось на месте, поэтому Тед воспользовался возможностью и подольше рассмотрел фотографию Дональда, обхватившего пожарный шест. Но Майра неожиданно вернулась.

– Зашел в гости?

– Да так, уже ухожу.

Он поспешил прочь и остановился у мужского туалета. Дверь в угловую кабинку приглашающе приоткрылась, и там на полу не пара ли детских кроссовок? Он моргнул, и кроссовки пропали. Наклонившись над раковиной, он брызнул в лицо водой, чтобы избавиться от ощущения паутины. Ему сказали, что так бывает, когда бросаешь пить дилантин. Он уже больше месяца обходится без своих зеленых таблеток – что же он творит? Он провел тремя пальцами по редеющим волосам, и у него появилось ощущение, как будто рядом мать, но струя затхлого воздуха из вентиляции прогнала иллюзию. Выходя из туалета, он чувствовал, будто вступает в новую фазу существования, вылупляется из кокона, липкий и сырой.

Но с экрана на него по-прежнему смотрело неоконченное задание. Ему было трудно сконцентрироваться, когда он так нервничал. Он установил время имитации на 6:30 утра во вторник, хотя нужно было бы пораньше. Кстати, сколько времени? Уже четвертый час. Когда дела шли плохо, помогала рутина. В любом случае, все должно пройти автоматически. Он похрустел пальцами. Во рту у него пересохло. Он пошел налить себе кофе и пролил полкружки по дороге, когда едва не столкнулся с Беном Ашокой.

– Горячий суп! – крикнул Бен, проносясь мимо.