Текст книги "Молчание сонного пригорода"

Автор книги: Дэвид Галеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Глава 18

Мы вырвались со двора на «вольво», Джейн за рулем, у моих ног пачка объявлений, фонарик и рулон прозрачного скотча. На улицах никого не было, чернильно-черная тьма нависала над домами и дорожками, как будто больше никогда ничто не пошевелится. Но я не буду останавливать мою Джейн. Она резко завернула за угол Гарнер и Сомерс-стрит и, подъехав к следующему перекрестку, притормозила.

– Подожди, – сказала она. – Я даже не знаю, куда мы едем.

В этом и смысл.

– Может, начнем с телефонных столбов? – предложил я. – Потом проедем по магазинам.

– Точно. Может, сюда?

Она остановилась на углу, и я вышел из машины, чтобы наклеить наше первое объявление. Мы напечатали пятьдесят штук, душераздирающее занятие, и, приклеивая объявление на столб, я чуть не расплакался. Я старался не смотреть на лицо Алекса, но поймал его взгляд, когда приклеивал листок в полутора метрах над землей – выше, чем он был в жизни. Он улыбался кривовато, и уши оттопыривались. Я пробормотал что-то, похожее на молитву, если б я верил в Бога, и вернулся в машину. Джейн дала полный газ, мы проехали еще пять кварталов и снова остановились. Мы останавливались еще несколько раз, пока не выехали на Крест-Хилл, он же Дорога Дохлой Собаки. Я напомнил ей, что мы еще должны осматривать улицы.

– Я знаю, но зачем? Искать серые штаны?

Я вздохнул. Если бы только у нас была еще хоть одна зацепка. Я применил обычную технику интроекции[17]17
  Интроекция – в психологии: включение индивидом в свой внутренний мир воспринимаемых им взглядов, мотивов и установок других людей.


[Закрыть], но ничего нового не придумал. Я просто постарался поставить себя на чужое место, а не так-то просто поставить себя на место педофила. И не вообще какого-то педофила, а этого ублюдка, если б он только попался мне…

– Что ты сказал? – Джейн повернула на Сикамор-стрит.

– Да так, бормочу под нос.

Я посмотрел в окно, мои глаза уже привыкли к неясным очертаниям фэрчестерских коттеджей. Итак, если бы я был немодно одетым компьютерщиком, скорее всего, у меня были бы проблемы с общением. Вряд ли я стал бы жить в отдельном доме. Дома для семейных. Возможно, я снимал бы квартиру, но где у нас в пригороде сдают квартиры? Мне смутно припомнился какой-то застроенный участок между Бромли и Джефферсоном, какая-то улица на букву У.

Пора клеить новое объявление, на углу Сикамор и Монтроз-стрит. Когда я вернулся в машину, пора было звонить домой. Джерри моментально снял трубку, но мне показалось, что он был разочарован, услышав мой голос.

– Никто не звонил?

Из трубки доносились звуки телевизора.

– Нет. Извини. Слушай, я там съел у вас холодные макароны…

– Насчет этого не волнуйся.

Господи, какая ерунда волнует некоторых людей. Я перебил Джерри, который пустился в оправдания, что сварит еще макарон. Раз уж у меня в руке «Нокия» Джейн, может быть, не поздно еще позвонить Ферраре? Он дал мне номер, по которому можно звонить круглые сутки. Я позвонил, но попал не на Феррару, а на какую-то женщину и спросил у нее, нет ли новостей. Нет, никаких. Поскольку она не велела нам выжидать, я попросил передать ему, что мы поехали на поиски, и оставил мобильный номер Джейн.

Я глубоко и судорожно вздохнул.

– От них никакого толка. Они сами меня спросили, не узнали ли мы чего нового.

– А что сделал Феррара?

– Я говорил не с ним. С какой-то женщиной из отделения семейных кризисов. Знаешь, такая, какая будет держать тебя за руку в трудную минуту.

– А что Феррара?

– Он скоро будет. Она сказала, что мы можем ехать домой.

– Поедем?

– Нет.

Мы были рядом с деловой частью города, и я заметил универмаг «Фуд эмпориум». Джейн наклеила объявление в секции «Толбот», а я в «Би Долтон» – снаружи, во всяком случае. Мы постоянно звонили домой: никто ничего не передавал. Потом какое-то время мы обклеивали телефонные столбы в соседних районах: Пайнвуде, Довкоте, Хаймедоу. Только один раз на нас прикрикнула какая-то женщина, болеющая за порядок на улицах, но и она попятилась назад, когда прочитала объявление.

– Ох. – Женщина смотрела, как я сажусь в машину. На ней были черные обтягивающие брюки и белая блузка, очки в крупной оправе, как с чужого носа. Она сняла их и быстро заморгала. – Простите. Я хочу сказать, я очень, очень вам сочувствую. Я и подумать не могла.

– Ага.

Она приложила руку к груди и зашла со стороны Джейн.

– Я вам сочувствую. Просто когда я вас увидела, я не поняла, что вы делаете. Наверно, для вас это так… так…

Я поднял стекло.

– Поехали отсюда.

Джейн вдавила педаль газа, и «вольво» рванулся вперед, чуть не наехав женщине на ногу. Я посмотрел в зеркало заднего вида, когда мы проехали полквартала, а она все еще стояла там со скорбным видом.

Но Джейн уже теряла самообладание. Она проехала еще пару кварталов, слишком сильно забирая влево, потом ткнула носом «вольво» в обочину и остановилась. Она опустила голову на руль и начала всхлипывать.

– Я просто… не способна думать. У меня все время перед глазами стоит лицо Алекса.

У нее был изможденный вид, как будто вдруг провисла какая-то поддерживавшая лицо эластичная сетка.

Я не мог ей ничего ответить, но должен был что-то сказать. Джейн обхватила руками руль, ее спина согнулась, как будто она молилась. Она захлебнулась всхлипами и закашлялась. В конце концов я так ничего и не сказал, а только обнял ее. Я прижался грудью к ее спине, и она постепенно перестала дрожать. Прошла минута или две. Мы сидели в припаркованной машине, и мне представилось, как мы стареем в фэрчестерском переулке, бездетные, одинокие, пока наши тела не вытащат из проржавевшего «ВОЛЬВО».

– Я люблю тебя, – в конце концов сказал я ей, как будто это могло что-то исправить. Но я так чувствовал.

Она повернулась и поцеловала меня в плечо.

– Я… я тоже тебя люблю. И моего сына.

Она снова задрожала, ее тело сотрясалось от рыданий.

Я держался. Скоро цепкая чернота отступит в свою пещеру, где бы она ни была, и на восточной стороне неба начнет просачиваться желтушный цвет. Когда похитили Алекса, время должно было остановиться, но оно продолжало идти вперед, забыв обо всем. Почему я не могу повернуть вспять хотя бы крохотный отрезок времени – хотя бы тот день накатке? Дайте мне шанс нажать кнопку «повтор», и я обещаю все сделать по-другому.

«Прекрати хныкать», – приказал голос. Кто это – Сногз? Мартин? Голос, который я не узнал. «Пора действовать. Сейчас же». Я кивнул.

– Я сяду за руль, – сказал я.

– Что? – Голос Джейн был похож на хрип.

– Моя очередь вести машину. Ладно?

Джейн вышла из машины, чтобы обойти ее.

– Куда ты поедешь?

– Точно не знаю. По наитию.

Как только она села в машину, я отправился к туманной области в моей голове, спроецированной на этот туманный пригород. Когда фары пронзили густую тьму, я опять подумал о том застроенном участке. Я снова представил себе человека в серых брюках. Готов спорить, что он живет недалеко от парка. Мы ехали к Пайнвуд, когда я вдруг почувствовал, что мы едем в другую сторону от него. Я тут же остановил машину.

– Что случилось? – Джейн наклонилась вперед, натягивая ремень. – Что ты увидел?

– Пока ничего. – Мы опять были на другой стороне Плимут-авеню. – Просто какое-то чувство. Мне кажется, он живет недалеко отсюда.

– Что ты будешь делать?

«Действуй», – подсказывал голос.

– Я… не знаю, – сказал я Джейн. – Похожу по округе. – Я открыл дверцу. – Может, это глупо, но я должен попробовать.

– А как же остальные объявления?

– Поклей ты. – Я махнул ей рукой. – Встретимся… может, на углу Монтроз-стрит и Уинфилд-авеню?

В Монтроз-стрит переходила Сомерс-стрит. Уинфилд – туда вело меня предчувствие.

– Хорошо, но когда?

Я посмотрел на часы. Половина двенадцатого.

– Дай мне время до полуночи.

– Пожалуйста, будь осторожен. – Она следовала за мной на машине, когда я побрел на восток. – Хочешь, я пойду с тобой?

Сегодня мы с ней ощущали себя одной командой, но я отрицательно покачал головой. Я чувствовал, что должен сделать это в одиночку. Позднее мне пришло в голову, что идущая по улице респектабельная пара будет менее заметна, чем рыскающий по округе одинокий мужчина, но в тот момент я об этом не подумал. Я вообще мало о чем мог думать. Испуганное лицо Алекса колыхалось над кустарником, пока я пытался сосредоточиться на человеке, который его увел.

«Заткнись и делай», – рыкнул тот же голос. Я закрыл глаза, чтобы лучше сфокусироваться, и медленно открыл их, увидев отдаленные дома Фэрчестера. Этот парень наверняка постоянно чувствует себя чужим, так почему он тут живет? Джейн поехала вперед, задние фары исчезли за ближайшим поворотом. Я шагал по Монтроз-стрит, но что я искал? Табличку на двери «ОСТОРОЖНО: ЗЛОЙ ПЕДОФИЛ»?

Я задержался у огромной ели, росшей у кого-то во дворе, на миг потерялся в ее тени. Но потом мои глаза привыкли к темноте, и все-таки шум катка преследовал меня неотступно – если б я только мог прогнать этот грохот роликов. Я потряс головой, чтобы отвязаться от него, но грохот только стал громче. Я поднял глаза и увидел подростка, он ехал на скейтборде по противоположной стороне улицы и смотрел в другую сторону. Он держал в руке полутораметровую металлическую трубу и пользовался ею как лыжной палкой. Это был типичный скейтер в необъятной одежде, модернизированный татуировками и проколотыми ушами. Я понятия не имел, что он делает, – пока он не поднял трубу и не шарахнул со всего размаху прямо по ближайшему почтовому ящику.

Продолговатый металлический ящик свернулся набок, на боку образовалась огромная вмятина. Парень быстро подъехал к следующему ящику и тоже его изуродовал. Чертов панк, подумал я, может быть, сказался мой возраст. Вся ярость, накопленная против педофила, заставила меня броситься через дорогу. Парень только что остановился, восхищаясь плодами своего труда, и я заорал:

– Эй, какого черта ты тут хулиганишь!

Он даже не обернулся, чтобы посмотреть на меня, а просто вскочил на свой скейт и покатил прочь, отталкиваясь трубой. Через секунду он исчезнет, как не было.

Не сознавая, что делаю, я перепрыгнул через бордюр и бросился за ним, как будто до сих пор был в образе крутого парня.

– Вернись! – Я уже был в десяти шагах позади него и догонял.

– Отвянь, мужик!

Он оттолкнулся, увеличивая разрыв, и на миг мне показалось, что я его потеряю. Он ехал быстро, как на велосипеде, но я тяжело дышал и догонял.

Я чуть не нагнал его у следующего перекрестка, он рвался вперед как ненормальный, и тут обрезок трубы с глухим стуком попал мне по голени. Это намного больнее, чем когда тебя пинает восьмилетний футболист, и я упал на землю. Когда я вскарабкался на ноги, он уже наполовину скрылся за углом, пропадая в темноте. Я вспотел, как безумный, я еле дышал, и моя голень пульсировала болью. Я расстегнул рубашку и хватал ртом воздух, пока не смог двигаться дальше. Плевать на ногу. Мне пора уже идти в другое место. Я посмотрел на часы: 11:40. Я шагал на Уинфилд-авеню по следу в виде исковерканных почтовых ящиков. Я рисовал себе мысленный образ какого-то жилищного комплекса, который почему-то представлялся мне серым, как брюки того типа. Я только успел завернуть за угол Бромли-стрит на Уинфилд-авеню, как почувствовал у себя на спине вспышку голубого света.

В нашем прекрасном городе патрульные машины выкрашены в белый цвет, а по бокам у них жирными красными буквами написано «ПОЛИЦИЯ ФЭРЧЕСТЕРА» и для выразительности обведено синими линиями. У них всегда такой вид, как будто они только что из автомойки. Будучи законопослушным гражданином, обычно я не против того, чтобы они ездили поблизости, но очень скоро до меня дошло, что эта машина едет за мной. Может быть, разрушитель почтовых ящиков заявил на меня или полицейские посчитали, что это я хулиганю, – как бы то ни было, у меня не было времени с ними разбираться. Я пробежал вперед метров пятнадцать, глотая боль, и нырнул в кусты, окружавшие, как мне показалось, группу коттеджей. Тогда-то я его и увидел.

Он загружал компьютер в багажник серой машины, в которой уже было полно вещей. Но когда он подошел к дверце у водительского места, я понял, кто это: человек в серых брюках. И хотя он прихрамывал, я слишком хорошо помнил его походку. А еще я прекрасно узнал это лицо и эту одежду. Он хочет убежать.

На этот раз я не стал ни кричать, ни ждать. Я побежал вперед и схватил его в тот момент, когда он садился в машину. Он ударился головой о руль и опрокинулся на сиденье. На миг удар его оглушил.

Я затряс его.

– Где Алекс, подонок?

Он только застонал. Я за волосы дернул его голову вверх и снова задал вопрос.

– Не знаю…

– Что значит «не знаю»?! Ты его увез с катка!

Он отупело смотрел на меня мутными глазами.

– Я… не знаю. Он был… в ванной, а потом…

– И что потом? – Я крепче дернул его за волосы.

Потом патрульная машина въехала на подъездную дорожку. Без мигалок и сирен, она просто возникла рядом. Двое полицейских вышли из машины, один полез за пистолетом, а другой бросился вперед и крикнул:

– Стоять!

И я стоял как вкопанный. Человек в серых брюках завертелся, но я крепко его держал.

– Что здесь происходит? – спросил тот, что стоял впереди, здоровенный мужик.

– Этот человек украл моего сына!

– Я же вам говорю, его… его здесь нет. – Парень попытался покачать головой, но он слишком сильно дрожал.

– Тогда где он?

Здоровяк полицейский шагнул вперед к открытой двери.

– Слушайте, мне все равно, что тут у вас, – отпустите его. Тогда, может быть, мы послушаем, что у вас случилось.

Я неохотно убрал одну руку. Я долго рассказывал, что случилось, но вскоре один из полицейских уже говорил с участком, а через минуту к дому подъехала еще одна патрульная машина. К тому времени из дома вышли несколько соседей, в том числе одна женщина-азиатка и парень в синем халате. Двое полицейских обыскивали квартиру человека, а один постоянно задавал вопросы о моем сыне.

– Слушайте, отойдите, – сказал он мне.

Но я уже не мог этого выносить и чуть было не врезал нашему подозреваемому, как вдруг его глаза закатились и его затрясло. Если это был не настоящий эпилептический припадок, то он очень хорошо симулировал. Прежде чем полицейский успел его подхватить, человек ударился головой об асфальт.

Вот почему, когда в полночь Джейн подъехала, чтобы забрать меня, она увидела у обочины две полицейские машины и «скорую помощь». Санитары только что погрузили похолодевшего парня на носилки.

Она резко затормозила и выскочила из машины.

– Что здесь происходит?

В прошлой жизни она могла работать в полиции. С ней они определенно были сговорчивее, чем со мной, но у парня на носилках никто бы не смог ничего выпытать. Еще один полицейский расспрашивал соседей, но, разумеется, никто ничего не слышал и не видел.

– В ванной следы крови, – сказал здоровяк. – Но мальчика нет.

Джейн закричала, и он положил руку ей на плечо.

– Послушайте, мы делаем все, что в наших силах, чтобы его найти, понимаете? – Джейн открыла рот, но он крепче сжал ее плечо. – Вам лучше идти домой, хорошо? Лучше всего вам быть дома. – Он отступил, глядя на нас обоих. – Вы сможете доехать?

Мы наполовину согласились с его просьбой. Мы сели в машину и поехали домой по переулкам, останавливаясь и зовя Алекса на каждом углу. Господи, он мог быть где угодно. На полпути домой Джейн крепко обняла меня, за то что я задержал этого типа.

– Я надеюсь… лишь бы только с Алексом все было хорошо.

«Мне нужен мой сын», – подумал я. Мне нужно, чтобы мы были вместе. Я закрыл глаза и представил Алекса вместе с человеком в серых брюках. Алекс выдал какое-то наглое замечание, которое ненадолго остановило человека. Алекс сказал, что ему нужно в туалет, и заперся там. Он сказал: «Я на минутку» – и сбежал, не знаю как.

Упрямый, вот какой у меня мальчик. Может быть, это и помогло ему спастись. Сейчас он сбежал из логова преступника и где-то бродит один, может быть раненый. Но человек в серых брюках может выйти победителем. Пожалуйста, Господи.

Джейн снова начала качаться. Мы как раз поворачивали на Гарнер-стрит, когда я сказал ей, чтобы она вела внимательнее, и она закричала: «Да вижу я, вижу!» – и вывернула руль, и мы врезались в дерево. Оно вдруг оказалось посреди ветрового стекла, как какой-то громадный, неуклюжий пешеход, который не успел убраться с дороги. И потом – хрум! – меня бросило вперед. Привязной ремень удержал меня, и с шумом надулась подушка безопасности. Я видел только серый цвет. Я еле дышал. Одна рука у меня застряла.

Медленно серая мгла разошлась. Машина перестала сигналить. Сквозь ветровое стекло я увидел темный сикомор в нескольких метрах впереди. Половина машины стояла на газоне Стейнбаумов, окаймленном изгородью с пушечными ядрами. Капот «вольво» лихо изогнулся вверх. Моя левая рука за что-то цеплялась. То ли я держал Джейн за руку, то ли она держала за руку меня. Ее воздушная подушка тоже надулась и уже начала сдуваться, как проколотый воздушный шар. Мы уставились друг на друга.

– Господи. – Она отпустила руль, тяжело дыша.

– Да уж.

Она посмотрела на дерево:

– Ну и врезались.

Я кивнул. Мы не набросились друг на друга, не завели старую шарманку обвинений, не вцеплялись когтями в мясо. Вместо этого мы просто сидели, оглушенные. В доме Стейнбаумов загорелся свет.

«За это мы боремся и умираем», – с особой интонацией сказал Мартин.

«Стерва», – буркнул Сногз.

«Заткнитесь», – молча интонировал я. Я сжал руку Джейн.

– Ты как?

– Кажется, нормально. – Она вгляделась вперед. – Но не уверена насчет машины.

Мы вышли и объяснили ситуацию Лео Стейнбауму, который немедленно удалился, как только услышал, почему нам ночью не сидится дома. Он сказал, что обо всем позаботится и позвонит в автосервис. Я не мог не думать, что Алекс был бы в восторге от аварии.

«Верните его».

Наш сосед скрылся в доме, а мы стояли на дорожке. Авария, по-видимому, не произвела особого шума, потому что никто, кроме него, не вышел. И что теперь? Мы уже не держались за руки. Мы стояли перед нашим большим домом, но он казался не более приветливым, чем пустой гараж. Когда мы выезжали, воздух был плотен от ночи, теперь он стал серым и безрадостным. Гравий на дорожке казался жестким и неумолимым, каждая травинка была зеленым лезвием. Я знал, что в доме будет еще хуже. И мне не хотелось разговаривать с Джерри.

– Алекс, – прошептал я так тихо, что как будто вообще промолчал. – Алекс, пожалуйста, вернись.

– Это несправедливо, – заявила Джейн. У нее снова потекли слезы. – Это неправильно! Ему всего восемь лет.

Я глупо кивнул. Реакция на аварию прошла, и я вяло обмяк. Нелепо, но я подумал о том, что в машине остался маркер и скотч.

Мы стояли и думали о том, как жить дальше. Я думал, что отдал бы все на свете, только бы этого не было. Пускай я лишусь дома, двух пальцев на руке – не знаю, чего угодно, только некому было предложить обмен. Я был чертовски… бессилен. В конце концов я принял решение.

– Я знаю, что Алекс где-то здесь. И я буду ходить по Фэрчестеру от двери к двери, пока мы его не отыщем.

Джейн посмотрела на меня с надеждой и настороженностью.

– Ладно. Я тебе помогу.

– Но сначала я хочу еще раз позвонить Ферраре.

Я попросил у Джейн мобильный, потому что пока еще не мог заставить себя войти в дом. На этот раз я сразу дозвонился до него. Он снял трубку после первого же гудка:

– Феррара слушает.

Было слышно, что там у него звонит другой телефон.

– Это Майкл Эйслер.

– Понятно, я заезжал к вам и оставил сообщение. Где вы были? Где вы сейчас?

– Перед нашим домом.

– Да? – У него был такой голос, будто он хмурился, его толстая верхняя губа загнулась вниз. Когда я встретил его на вокзале, он был похож на итальянца из прошлой эпохи, ему не хватало только длинных подкрученных усов. Но все-таки он был из тех, кто в жаркий день купил бы ребенку мороженое. – Как вы там, держитесь?

Я подумал о его вопросе. Наш ребенок так и не нашелся, а мы только что врезались в дерево. Ферраре не обязательно знать о последнем.

– Не особенно.

– Я знаю, это очень тяжело. Мы работаем… результаты обыска в квартире… этот тип… допрос…

Голос Феррары то пропадал, то появлялся, поэтому я отошел от зеленой изгороди Стейнбаумов, чтобы телефон лучше принимал. Мне удалось расслышать что-то насчет того, что они ждут, пока этот тип придет в себя в больнице. Я сказал Ферраре о нашем броске по телефонным столбам, и он ответил, что все к лучшему. Или к худшему – в телефоне так и трещало. Я почти обошел весь дом, оставив Джейн кусать ногти. Она могла бы пройти по дорожке с переднего двора, но тоже пока была не в силах заставить себя войти в дом. Я оглянулся и чуть не споткнулся о крышку подвального люка, а в это время Феррара говорил: «Мы делим мороженое». Или это было «мы делаем все возможное»?

Наконец я сдался.

– Извините, я вас очень плохо слышу.

– Извините, я вас не слышу, – ответил Феррара.

– Я позвоню вам из дома, – сказал я в трубку. – Подождите минуту.

И я захлопнул телефон.

Вот тогда я заметил, что с моим кабинетом что-то не так. Я все собирался позвонить стекольщику, но руки так и не дошли. В отсутствие стекольщика я заклеил дыру картонкой, из-за чего мой кабинет стал похож на выставленный на продажу «меркури» 86-го года.

Только теперь картонка была продавлена внутрь, а дверь приоткрыта.

На мгновение я попятился. Я должен был бы задрожать от ярости, отвращения, испуга – как он сумел пробраться мимо Джерри? Что, если тип, который влез в наш дом, еще там? Но я был слишком измучен, чтобы так сильно реагировать. «Только этого нам не хватало, – подумал я, – похищение, авария и в довершение всего грабитель».

Я постоял у двери в кабинет, прислушиваясь. Никакого грохота переворачиваемой мебели. Шторы были задернуты, и я не мог видеть, что делается внутри. Вероятно, взломщик, кто бы он ни был, уже ушел. Я попытался представить, что там можно украсть, – ни дорогих картин на стенах, ни антикварных ваз. Только мой компьютер, больше ничего. Я потихоньку приоткрыл дверь.

В комнате царил глубокий мрак, одинокий серебристо-серый луч прочертил полосу на дальней стене. Мне понадобилось несколько минут, чтобы глаза привыкли к темноте. За столом никого не было, на нем, как молчаливый часовой, стоял ноутбук. Нетронутый ковер, мое имсовское кресло, книжная полка. Кушетка. На кушетке лежала лишняя тень, и еще у двери я услышал неровное дыхание. Что это за грабитель, который вламывается в дом и укладывается спать? Что это еще за Маша у трех медведей?

У меня ничего не было, кроме телефона, поэтому я взял с полки «Психологию ребенка», здоровенный, тяжелый фолиант, и шагнул вперед. Если он вдруг повернется, я могу ударить его книгой по голове.

«Вот что значит пользоваться психологией», – с гордостью воскликнул Сногз.

Я подошел на метр к кушетке, но лежащая фигура не вскочила на ноги. Напротив, она протянула руку и прохныкала:

– Папа.