Текст книги "Молчание сонного пригорода"

Автор книги: Дэвид Галеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

– Какая у тебя была специальность?

– В общем – то коммуникации… но почему ты спрашиваешь?

Тед подумал над вопросом.

– Потому что хочу узнать тебя получше.

Ее лицо смягчилось.

– Ясно. Но ты тоже должен рассказать о себе.

Следующие несколько минут они обменивались данными. Ей тридцать четыре, она свободна и живет в однокомнатной квартире в Мамаронеке. Ей нравится старое черно-белое кино, китайская еда и загорать на пляже. Пытаясь придумать что-нибудь равноценное, Тед рискнул сообщить, что ему тридцать три и он не женат. Он упомянул, что живет в Фэрчестере и любит смотреть видео. Думая о своей утренней прогулке вокруг квартала, он прибавил:

– Я начал заниматься по утрам.

– Правда? Молодец. Я пытаюсь, но… – тут она тяжело вздохнула, – это ненадолго. – Она похлопала по пухлым рукам, уютно укутанным рукавами блузки. – Проблема в том, что меня слишком много.

– Глупости, – сказал он ей. – Ты именно такая, какая должна быть. Ты Майра.

– Хм.

Она с любопытством посмотрела на него, как бы задумавшись, что стоит за этими словами. «Твой ход», – как бы говорила она, хотя она только сжала губы, ничего не сказав.

Тед сам задумался, что ему теперь говорить. Задавать новые вопросы? К счастью, в эту минуту принесли заказанные блюда, и они отвлеклись. На салат Майры стоило полюбоваться: кружок свободно переплетенной зелени и четыре полоски курятины, параллельно уложенные сверху. Теда восхитила симметрия, которую Майра тут же нарушила уколом вилки.

– Мм, неплохо. Хочешь попробовать?

– Э-э, нет, спасибо.

Он беспокойно оценивал свои макароны, представлявшие собой тонкие нити теста в соусе с зелеными крапинками. На его вкус, они были слишком тонкие, а соус совсем не напоминал томатный. Как бы то ни было, он их заказал. Он намотал несколько макаронин на вилку, довольно ловко, как ему показалось, и положил в рот. На вкус макароны тоже были зеленые. И недостаточно мягкие. Один парень в общежитии колледжа, который сам себе готовил, бывало, бросал макароны об стену: если они прилипали, значит, пора снимать с огня. Эти сняли рано. Он пожевал еще немного и положил вилку.

– Хочешь, попробуй у меня, – галантно предложил он.

– Не надо бы мне… Ладно, если только капельку. Вот, положи мне на хлебную тарелку. Но потом обязательно попробуй у меня курицу.

Майра распорядилась обменом с напускной серьезностью. Хотя минуту назад Тед отказался, он был рад кусочку бесплатной еды. По крайней мере, это просто курица, хотя не такая вкусная, как в забегаловке «Попай». Он взял из корзиночки с хлебом два куска итальянской буханки и положил на хлебную тарелку. Густо намазал их маслом, оторвал кусочек и стал жевать. Готовясь к сегодняшнему обеду, с утра он съел только половину замороженной вафли.

– И где ты ищешь работу? – заговорила Майра, когда он съел половину хлеба из корзинки.

Тед поднял глаза от последнего куска. По правде говоря, он мало что сделал, только составил список. Ему еще надо разослать резюме, и Дон пока не ответил на письмо. С другой стороны, ему нужно было как-то заполнить свои праздные дни, а скоро понадобятся и деньги. Но перспективы представлялись Теду довольно сомнительными, и в самые мрачные часы он думал, что, возможно, ему придется заняться обработкой данных. А с третьей стороны, пока что ему не отказывали и потому он мог наслаждаться своим потенциалом. Кстати говоря, сказал он Майре, он рассматривает одно место в «Консорциуме доверия», у главного конкурента «Лояльности».

– Вот как? – Она положила вилку и выпрямилась. – Я сама подумывала об этом месте.

Он постарался, чтобы его голос звучал равнодушно.

– Возможно, что я пойду туда на собеседование.

– Ну, в таком случае я могу тебе помочь. – Она наклонила голову набок, оценивающе глядя на него. – Могу проконсультировать тебя по вопросу одежды.

– Что ты имеешь в виду?

– Тед, Тед… – Она вздохнула. – Если ты собираешься на собеседование в «Доверие», тебе надо…

– Что надо? – Она начала его беспокоить.

– Ладно, вот.

Ее живот прижался к столу, она потянулась поверх короткой разделявшей их преграды. Мягким, но решительным жестом она опустила вниз один конец воротничка, торчавший вверх, как кроличье ухо. На таком близком расстоянии ее тени на веках казались приклеенными, и он почувствовал запах ее дыхания – старой мятной жвачки. Но его захватила гладкая белая кожа ее руки, проглянувшая сквозь натянутый рукав блузки на расстоянии нескольких сантиметров от его щеки. Ее поступок был чистым, но сильным, он втягивал его, выпрямлял его. Она еще на миг задержалась перед его глазами, ее рука коснулась его плеча, потом убралась.

– Понимаешь, дело не только в воротничке, – продолжила Майра, как будто не прикасалась к нему. – Пожалуйста, не обижайся, но мне кажется, что у тебя на рубашке пятно.

– Эй, я ношу одежду в прачечную-автомат.

– Хм. И как часто?

– Каждые три недели. – В этом Тед был уверен. Каждую третью субботу.

– Ох уж эти мужчины… – Она театрально возвела глаза горе. – В общем, я хочу только сказать, что ты симпатичный мужчина, и тебе нужно этим пользоваться. Кто знает? Может, в «Доверии» тебя будет собеседовать женщина.

Тед сомневался – все это предприятие, напомнил он себе, вилами по воде писано, – но комплименты действовали и на него. Он обнажил зубы гораздо шире своей обычной улыбочки и выпрямился на стуле. Когда Майра взяла бокал с вином, он взял свой. Делая глоток, сквозь окрашенное красным стекло он увидел ее голову странно искаженной и горящей. Вино попало не в то горло, и он закашлялся. Он попытался сглотнуть, но стало еще хуже.

– Что такое, Тед?

Он попытался сказать, что все нормально, но слова застряли в горле. Майра поднялась со стула, но ему удалось прочистить дыхательное горло, прежде чем она успела постучать ему по спине. И все же ее забота тронула его. Он осторожно хлебнул воды и поблагодарил.

Через секунду появился официант и спросил, как им понравились блюда.

– Очень вкусно, – ответила Майра, а Тед нехотя кивнул.

– Вы хотите заказать десерт?

– Нет, – сказал Тед одновременно с Майрой, которая сказала:

– Может быть.

– Хотя мне не стоит, – сказала Майра, когда Тед сказал:

– Хорошо.

– Может, закажем один на двоих? – предложила она и после коротких переговоров с официантом заказала пирожное с шоколадным суфле. Тед еще попросил кофе.

Майра держала руки так, будто выложила свои карты на стол. Ему нравились ее пальцы, маленькие, но хорошей формы. Он вспомнил, как они летали над клавиатурой.

– Сколько ты уже живешь в Фэрчестере? – поинтересовалась она.

– Я? – спросил Тед, как будто рядом с ним сидело еще несколько человек. В ресторане по-прежнему почти никого не было. – Чуть больше полугода.

– Тебе там нравится? – спросила она таким тоном, как будто подразумевала, что ему не должно там нравиться.

– Даже не знаю… – Он подумал об улицах, полных домов, среди которых никогда не будет его дома. – Я думаю, там лучше жить, когда у тебя семья. Иногда бывает одиноко.

– Я очень хорошо тебя понимаю.

Когда ее рука скользнула вперед, он подумал, не спросить ли ее о племяннике. Образ мальчика, обхватившего шест, не покидал его.

– А, Дональд? Как мило, что ты вспомнил! Я только что отправила ему открытку на День Валентина. Конечно, он для меня маловат. – Она хихикнула, и это было совсем не похоже на ее гортанный смех.

Ее рука снова двинулась вперед, он непроизвольно дернулся в другую сторону и опрокинул свой бокал с вином.

– Какой я неловкий, – забормотал он, вставая, чтобы промокнуть расплывающееся пятно салфеткой.

– Ничего. – Она коснулась его руки. – В следующий раз возьмем газированную воду.

Когда принесли кофе и пирожное, он стал по-деловому размешивать точное количество молока и сахара в своей чашке.

– Можно? – спросила Майра и стала отщипывать кусочки от пирожного.

Тед присоединился, но только из вежливости. Ему не нравилось смотреть, как она ест. Эти подвижные губы, эти полные щеки. Что, если бы он был вилкой в ее руке, представил себе Тед, и она поднесла бы его ко рту?

Наконец Майра посмотрела на часы и с тоской заметила, что ей пора возвращаться на работу. Тед кивнул, подавленный тем, что ему некуда идти. Его квартира показалась ему необитаемым островом. Ему вдруг представилось, как Майра берет его с собой, например, уменьшает до размеров куклы и убирает в сумочку. Он мог бы стать одной из безделушек у нее на столе. Когда принесли счет, он предложил заплатить за обоих.

– Ты у нас безработный. Заплатить должна я. – Он запротестовал, но она заставила его замолчать. – Нет, я с удовольствием пообедала.

– Я тоже.

– Тогда надо повторить, и побыстрее. Две души, потерянных в пригороде.

Прежде чем они расстались, она достала из сумки листок с фирменным логотипом, оторвала кусочек и написала на нем свой домашний номер.

– Позвони мне.

Глава 11

– Останови меня, если ты уже слышал эту шутку, – сказал я Алексу, вклиниваясь между диваном и телевизором.

Это был лучший способ привлечь его внимание, когда он смотрел телевизор. То есть не считая рукоприкладства, а я не собирался, повторяю, не собирался снова его бить. Честное-пречестное, тухлый огурец, кто сейчас обманет, тот его и съест. Или будет молодец? Во всяком случае, Алекс засмеялся, когда я рассказал ему этот стишок. Но сейчас он опять меня не слушал.

– Я сказал, останови меня, если ты уже слышал эту шутку.

– Откуда я узнаю, пока не услышу? – Он наклонился вправо в тщетной попытке что-нибудь увидеть.

По мультипликационному каналу показывали несколько старых выпусков про койота и кукушку-подорожника, которые никогда не казались мне особенно смешными. Слишком уж все предсказуемо. Я, как и остальные взрослые мужчины, с которыми я разговаривал, мечтал, чтобы в один прекрасный день койот сунул динамитную шашку под хвост кукушке и мультсериалу пришел конец. Мы с Алексом согласились, что Багз-Банни гораздо интереснее. Но пожалуй, телевизор лучше, чем отсутствие телевизора, а в будние дни около полудня больше ничего приличного не показывали. Обычно в это время Алекс скучал в школе, но сегодня он остался дома из-за простуды. Весь пол вокруг журнального столика усыпали скомканные салфетки, и я то и дело просил его их убрать. В то утро, раз я, формально говоря, оставался дома, то согласился присмотреть за ним, и Джейн с благодарностью выпорхнула за дверь.

– Не заболей от беспокойства! – сказал я ей вслед, пока она направлялась к своему «вольво».

Я придумал себе новую стратегию: быть забавным. Мистер Сама Приятность и Настоящий Мужик – это очень хорошо, но… ну ладно, не очень-то и хорошо. Мой «Ре-Флекс» переехал в гараж, приютившись рядом с такими же забытыми велосипедами. Как бы то ни было, в последнее время нашим отношениям не хватало одного основного элемента – юмора. Когда-то мы вместе веселились, каламбурили, пересказывали услышанные анекдоты, и я хотел все это вернуть. Я шутливо отдал Джейн честь, когда она выезжала со двора, уже по-настоящему рискуя пропустить поезд в 8:07. Она не ответила, но, надеюсь, хотя бы оценила.

Мой сын, с другой стороны, оказался благодарным слушателем. Вчера я выложил ему из палочек улыбающееся лицо, а когда он запротестовал, я выложил недовольное. Прочитал ему смешное стихотворение Огдена Нэша о том, как крокодил съел профессорскую жену.

– На такой насморк не начихаешь, – мягко пожурил я его, когда он высморкался в десятый раз за две минуты.

– Бде очедь плохо, – пролепетал он с забитым носом.

– Смех – лучшее лекарство, – сказал я, повторяя слова моего отца, который цитировал отрывки из «Ридерз дайджест» за обеденным столом. Я попытался вспомнить какой-нибудь анекдот из тех, что любил мой старикан. – Ну-ка, посмотрим… Что говорит человек с насморком, когда приходит домой и видит, что его обворовали?

– Мне все равно. – Алекс высморкался еще раз и бросил салфетку на пол.

Но вообще ему нравился Смешной Папа или понравился бы, если бы он чувствовал себя получше. Поэтому я упорствовал, загораживая телевизор.

– Ну давай, подумай. Человек с насморком. – Я подкупающе улыбнулся. – Хочешь подсказку?

– Нет. А… а… апчхи!

Я хлопнул в ладоши.

– Правильно, «Апчистили!».

– А. – Он озадачился. – Откуда ты берешь все эти шутки?

Я взмахнул рукой, изображая вездесущность.

– Отовсюду. – На самом деле теперь, когда мой браузер перестал дурить, большинство шуток я брал с юмористических сайтов. – Некоторые услышал недавно. Другие – когда был в твоем возрасте.

– А сколько ты знаешь анекдотов?

Я махнул рукой в другую сторону, изображая бесконечность.

– Много. Я подумал, что надо тебя взбодрить, пока ты болеешь.

– Спасибо. Правда, помогает, немножко. А можно мне теперь посмотреть телевизор?

Не такой реакции ждал я от своего слушателя, но подавил готовую набежать на лицо хмурую гримасу. Наоборот, я добродушно улыбнулся и удалился. В этом и был смысл: поднять ему настроение, а не заставить кататься по полу от смеха. Если ситуация в нашей семье не изменится, по крайней мере, над ней можно посмеяться.

В такой формулировке похоже на совет врача. У моих пациентов он давал противоречивые результаты. Когда вчера утром я принимал Р., она пребывала в глубоком унынии. Она так съежилась в кресле, что мне захотелось на секунду стать учительницей Алекса мисс Хардин и призвать ее: «Держите осанку!»

– Мы с Дуайтом вчера вечером страшно поругались, – вздохнула она куда-то в кресло. – Он считает меня паршивой хозяйкой.

– Как вы думаете, что заставило его это сказать?

– Он вернулся слишком рано. Пришел около половины шестого, а я не успела вымыть посуду. Он взял стакан из раковины и налил в него скотч. – Она помолчала. – А там еще со вчерашнего вечера оставалось немного бурбона.

Обычно после таких слов я бы подавил улыбку. На этот раз я открыто улыбнулся. Р. посмотрела на меня прищурясь, что должно было послужить мне предупреждением.

– Потом он вышел в коридор, а у меня оставался там пылесос, и он зацепился ногой за шланг.

– Вы шутите. – Я подумал о том, какая бы вышла комедия из всех этих домашних передряг. – Смех, да и только.

– Что вы хотите сказать? Он треснул пылесосом об стену. И разорался.

– Хм. Позвольте мне сказать по-другому. Что, если бы он поскользнулся на банановой кожуре?

– Тогда он обвинил бы меня… я не знаю в чем. В неправильном расположении фруктов в квартире.

– Хорошо сказано.

– Вам-то легко говорить. Вас там не было. – Ее губы сжались в тонкую линию, и после этого раскрыть их оказалось трудно.

Поэтому в разговоре с С. я изменил подход. Во-первых, после того как я поразил его своим образом настоящего мужика, мне стало казаться, что мы перешли на новый уровень откровенности. Но когда он пожаловался на то, что Шерил стала вести хозяйство из рук вон плохо, я не рискнул хохотнуть. Я даже не улыбнулся (хотя мне до смерти хотелось).

– Да, она бесится, потому что я не хочу нанимать уборщицу. – Он закатил глаза. – И теперь она типа отказывает мне. Я имею в виду, в супружеских обязанностях.

«Для некоторых женщин это не обязанность», – вставил Мартин, чьего голоса я давненько не слыхал. Сногз подчеркнуто промолчал.

– Как я понимаю, вы не находите это смешным.

Никто не смог бы нахмуриться сильнее, чем С.

– Что ж тут может быть смешного?

– Ничего, в этом и проблема. – Я сцепил кисти рук на колене. – Но иногда одной шутки достаточно, чтобы разрядить обстановку. Знаете, типа «невозможно жить ни с женщиной, ни без нее».

– Так говорил мой отец, а он женился трижды. Но в принципе что тут такого смешного? Это же чистая правда.

Наступил полдень. Я должен был быстро приготовить обед на двоих и вернуться в кабинет. Я открыл консервную банку и разогрел куриный суп, хотя знал, что Алекс его есть не будет, но это был правильный отцовский поступок. Для себя я как раз накладывал пюре из нута на лепешку, когда позвонил Джерри. Как обычно, он хотел поболтать, правда, торопился.

– Слушай, – дошло до меня, – я заполняю твой десятиминутный перерыв между пациентами, да?

– Я… я бы выразился иначе. Как там моя пациентка?

– Ты бы слышал, каких гадостей она мне про тебя наговорила.

– Что? А, ты шутишь.

– Ага, шучу, – положил лепешку на тарелку. – Как там Кэти?

– Все также.

– Дерьмово.

– Очень смешно. Слушай, может, я не вовремя позвонил?

– Извини. Просто Алекс болеет и остался дома. Не обращай внимания. Рассказывай, что там у тебя.

– Я тебе говорил, что на неделю запретил Саманте брать машину?

Кажется, за что-то такое вроде кражи, но нет, дело было в завтраках, которые ученики брали с собой в школу. У нее даже оказалась соучастница, еще одна девочка, она стояла на стреме, пока Саманта рыскала по сумкам. Она не съела взятое, но почему-то разбросала во время перемены. Многие ее боялись и решили не жаловаться. Но один мальчик все-таки пожаловался. Теперь Саманта должна была возвращаться домой сразу же после школы и каждый день печь печенье для тех школьников, с чьими завтраками она разделалась таким неуважительным образом.

Смешно? Я не стал углубляться. К тому же Джерри замучил меня своей книгой, у которой не было подходящей последней главы.

– Что ты думаешь насчет концовки? – беспокойно спросил он.

– Я за концовку. – Я посмотрел на бутерброд, которому до полного совершенства не хватало только кусочка помидора. – Слушай, мне пора идти.

– Да, мне тоже. Созвонимся потом.

Мы вместе повесили трубку. Может, надо было рассказать ему анекдот про маленькую девочку с фермы и коммивояжера?

Суп уже выкипал, и я вылил его в пластмассовую миску с нарисованными петухами. Уже половина первого. Я отнес миску в гостиную и крикнул:

– Горячий суп, горячий суп!

Еще я принес необычно разрезанное яблоко, каждый кусочек был похож на улыбающиеся губы.

– Это что?

– Это веселое яблоко. Если съешь его, у тебя на щеках появятся улыбки.

– Хм. Чепуха какая-то. – Но он все-таки взял кусочек, а когда я заглянул к нему через несколько минут, то увидел, как он с любопытством ощупывает щеки.

Я проглотил лепешку и выпил кофе и вернулся в кабинет. Послеобеденным пациентам я рассказал пару анекдотов, и они отреагировали так, как будто я устроил им настоящий праздник. Один сам пошутил. Отлично – сегодня я сделал нескольких человек чуть веселее. Между пациентами, за несколько минут до двух часов дня, я сбегал обратно в дом, чтобы проверить, как там Алекс. Он опять лежал на диване перед включенным телевизором. Почему-то он смотрел его вверх ногами.

– Ты как? – крикнул я по пути в туалет.

– Опять дос совсеб заложило.

– Если будешь так сидеть, станет еще хуже!

– Да? – Он не сдвинулся с места, но хотя бы не спорил.

Выйдя из кабинета в три часа, я заглянул в гостиную.

Никакого Алекса, только миска холодного супа и куча салфеток. В спальне его тоже не было.

«Попробуем обратить в шутку», – подумал я. На этот раз я сразу спустился в подвал и заметил, что одеяло вернулось в угол у топки. По обе стороны от него лежали коробка сырных крекеров и фонарик. Как будто поход в пределах дома. В середине одеяло сгорбилось, как будто под ним сидел маленький мальчик. Если он хочет здесь прятаться, пускай, может быть, он убегает сюда от родительских ссор. Однажды, когда мы с Джейн повздорили – из-за чего же? кажется, из-за того, какую туалетную бумагу покупать, однослойную или двухслойную, – я посмотрел на Алекса: он молча зажал уши руками и читал книгу. Вот так, пока мы растем, у нас формируются защитные механизмы. И если необходимость в них прошла, а они задержались, то тогда они превращаются в неврозы: если, скажем, твои тридцатилетние друзья затевают ссору в твоем присутствии, ты автоматически делаешь вид, что ничего не слышишь.

Но Алекса не было в подвале. Я тихонько толкнул бугор посередине, и он сдулся без слов. При дальнейшем расследовании обнаружилась подушка и серо-зеленый рюкзак, набитый вещами будто бы для похода с ночевкой. Внутри были складной нож и книжка «На дороге» с загнувшейся, как собачьи уши, обложкой. Если только Алекс не взялся за Керуака, у нас в доме бывает посторонний человек.

Сначала я почувствовал себя оскверненным, не могу подобрать иного слова. Черт возьми, кто-то влез в наш несчастливый дом. Что еще страннее, он приходил не один раз и оставался, словно какой-то загадочный постоялец. Окно в подвале явно было взломано, возможно, этим и объяснялись те ночные скрипы. И все ради чего – чтобы переночевать? Я поискал в рюкзаке каких-нибудь объяснений и вскоре нашел. На внутреннем клапане был пришит ярлычок с именем: Д. Шрамм. Так вот где периодически пропадает Долтон, на что жаловалась Мэвис. Видимо, это типичное поведение, хотя не каждый подросток заходит в своем отчуждении так далеко – а некоторые заходят гораздо дальше и приносят в школу оружие. Если посмотреть с этой точки зрения, то поведение Долтона вряд ли можно назвать преступным. Я вспомнил, когда видел его в последний раз: мрачная внешность, встает из-за обеденного стола и важно шагает прочь, тень подростковых усиков подчеркивает мрачное выражение на лице. Я подумал, интересно, если Эндовер узнает о его выходках, будет ли он их повторять. А Брирли? Обычно девочки так себя не ведут, едва ли ей это вообще придет в голову.

Еще в рюкзаке нашелся банан, карманный ножик, зажигалка, ручка и блокнот с каким-то верлибром, который он назвал «Против родителей». Конечно, нелегко иметь такую мачеху, как Мэвис Тэлент: она относится к семье как к испорченному произведению искусства и больше заботится о своих горшках, чем о том, чтобы накрыть на стол к обеду, пока Артур наблюдает за рынком акций. К этому времени я уже передумал звонить в полицию, как хотел вначале, и задумался, стоит ли вообще кому-нибудь рассказывать. Какого черта, разве от этого кому-нибудь плохо? «Пусть это будет нашим секретом», – услышал я свои же слова (или Сногза?), глядя в испуганное лицо Долтона, который до подбородка натягивал потрепанное зеленое одеяло. Я аккуратно сложил под одеяло подушку и рюкзак.

«А как же родители? – фыркнул Мартин. – Разве они не имеют права знать? Кстати сказать, а где твой собственный сын?»

– Алекс! – Я побежал по лестнице из подвала, прыгая через две ступеньки. – Ты где?

Я выбежал в гараж, ударившись голенью о «Ре-Флекс», точно тем местом, куда во время прошлого матча Алекса меня ударил неизвестный игрок «Жала». Я минуту прыгал от боли, и в конце концов у меня хватило ума проверить одно место, о котором я бы подумал в последнюю очередь.

Мой кабинет. Он сидел в приемной и читал журнал. Наверное, прошел, когда я вышел, вроде сюрприза из комедийного сериала.

Я вошел в комнату.

– Очень смешно. Что – ты – делаешь – в моем – кабинете?

Он поднял на меня глаза:

– Я болею.

– Я знаю, знаю. Но ты понимаешь, что я только что потратил… – я посмотрел на часы, – почти двадцать минут, пока тебя искал?

– Извини. – Он высморкался. – Но я плохо себя чувствую.

– И что?

– Ты разве не помогаешь больным людям?

Я вздохнул:

– Алекс, ты прекрасно знаешь…

– Я пошутил, папа.

– Понятно. А теперь иди. – Я показал на дверь. – Но не потеряйся.

Он встал.

– Я только хотел узнать, на что это похоже. Быть твоим пациентом. – Он понизил голос и отвернулся. – Ты больше заботишься о них, чем обо мне.

– Алекс!

– Что?

– Ты правда так думаешь?

Он шмыгнул носом. Трудно сказать, что это – насморк или всхлип. Я помню, как один раз, когда мой вечно занятой отец опять не обращал на меня внимания, мне захотелось спрятаться в сейфе того банка, где он работал. Я этого так и не сделал, а вот Алекс мог бы.

– Ладно, ложись на кушетку.

– Зачем?

– Я буду тебя лечить. Как своего пациента.

– Правда? – Он лег на живот и растянулся на кушетке в полный рост. – Мм, а это больно?

– Не должно быть. – Я сел в свое имсовское кресло, поглаживая левую ногу, потому что правая еще болела. – Ладно. Теперь расскажи мне, что тебе снилось прошлой ночью.

Я прошел через всю фрейдистскую рутину от свободных ассоциаций до толкования снов. В одном из снов, который Алекс вытянул из глубин сознания, он фигурировал в роли папы и проваливался в дыру, которая вела в офис, где его ждала мама. Я проигнорировал намеки на эдипов комплекс и сказал ему, что это похоже на «Алису в Стране чудес». Еще я расспросил его о школе и доме. Джеймс снова болеет, лежит в больнице. Это явно очень беспокоило Алекса, но он не хотел особенно распространяться. Так же уклончиво он отвечал, когда разговор зашел об отношениях с родителями. Откровенно говоря, по нему было видно, что ему очень неуютно, и я закончил беседу.

– Алекс, боюсь, наше время вышло.

На все про все ушло десять минут.

– Спасибо, папа. – Он встал и пошмыгал носом ради пробы. – Мне гораздо лучше. – И через секунду: – Ты обещал мне рассказать шутку.

Обещал? Очень жаль, но ни одна шутка не приходила мне в голову. После всего, что я услышал и рассказал сегодня, голова у меня совершенно опустела. Самый страшный кошмар любого комика.

– Извини, сейчас ничего не могу придумать.

Алекс лукаво улыбнулся:

– Тогда я тебе скажу шутку.

– Правда? Ну давай.

– Что уходит, когда ты встаешь?

Эрекция, вот что.

– Не знаю.

Алекс был в восторге.

– Отгадай.

Я попытался мысленно представить себе ситуацию, но кофе уже выветрился. А я поднялся в шесть утра, потому что Алекс пыхтел как паровоз. Что уходит, когда ты встаешь слишком рано? Терпение.

– Я не знаю. Правда, не знаю. Скажи что.

– Ты даже не пытался отгадать!

– Все, хватит, – сказал я. – Мне нужно пойти в спальню и вздремнуть. Я спущусь позже, чтобы приготовить ужин.

– Но я хочу играть в «Монополию».

В таких случаях мне хотелось просто выйти из комнаты – или отказаться от отцовства.

– Пожалуйста, играй, – сказал я, направляясь к лестнице, – только не со мной.

– Ну ладно! – завопил он в мою удалявшуюся спину. – Я буду играть один.

Видимо, он так и сделал, хотя собственными глазами я не видел. Наоборот, я развалился на нашей большущей кровати и попытался заснуть, но это оказалось трудно. Чувство вины придавило меня, словно тяжелое стеганое одеяло. На самом деле я устал не от Алекса – я устал от того, как плохо с ним поступаю. Он хороший мальчике богатой фантазией. Мой бедный сыночек, которому приходится выносить такого папашу. У моего старикана, по крайней мере, было то оправдание, что на нем держалась семья. Я заерзал – на этой кровати невозможно лечь удобно.

Снизу до меня доносился стук кубиков, падавших на игровую доску, и фишек, топавших по квадратам. «Ты будешь покупать Парк-Плейс? – как будто услышал я, а потом: – Ты должен мне двадцать восемь долларов».

Я снова подумал о загадке, которую загадал мне Алекс. Я так и не придумал ответа. Вопрос казался смутно знакомым, как будто я слышал его в школе, в той огромной горе детства, большую часть которой я оставил за спиной. До тех пор, пока не появился Алекс. Он заставил меня посмотреть на те годы с новой, непривычной точки зрения. Как там говорилось? Что уходит, когда ты встаешь? Нет, не совсем так. Что исчезает и никогда не возвращается?

Призрачные фишки стучали в дальней комнате. Детский голос повторял:

– Один, два, три, четыре, пять.

Я повернулся на бок. «Почему у меня больше нет той энергии, которая была раньше?» Нет, нет, что в последнее время действительно меня достает…

Кто-то чихнул, едва слышно. Я по-прежнему лежал на кровати, но либо она увеличилась, либо я уменьшился. Я повернул голову и увидел, что ко мне подходит мой сын, великан, занявший всю мою жизнь. Он наклонился надо мной. Он протягивал руки, пальцы… Он постучал по моему плечу.

– Папа, папа. – Он пристально вгляделся в меня огромными глазами. – Ты поспал?

– А? – Я отодвинулся в страхе, не успев сообразить, кто мы оба такие. Наверное, я задремал. – Поспал? Не совсем.

– Извини. Но игра закончилась.

– Кто победил?

– Я. – Он рассматривал столбик у кровати. – Можно мне теперь палочки?

– Нет, скоро ужинать.

– Так нечестно! – крикнул он и опять побежал к себе в комнату.

Почему я не мог быть с ним помягче? Через минуту я услышал бормотание и стук фишек. Надеюсь, я не толкнул его ни на что странное. Алекс – не тот тип, чтобы играть с воображаемым партнером, но как знать.

– Я хочу извиниться, – заявил я, входя в его комнату.

Он настороженно посмотрел на меня:

– За что?

– Ну, не знаю, за то, что сердился на тебя. – Я не мог посмотреть ему в глаза.

– Ничего, папа. – Он сказал это с таким понимающим видом, что на миг мне показалось, будто он все знает о моих проблемах с женой, но в некотором роде так и было.

Он предложил мне посмотреть журнал, а я предложил почитать его вместе. Мы сели рядом на кровати и по очереди читали вслух шуточные подписи к открыткам. Скоро мы уже читали их нараспев.

– Ты лежишь больной в постели… – в третий раз запел Алекс.

Потом вступил я:

– И лепечешь еле-еле…

Когда мы добрались до последней строчки, зазвонил телефон. Я бросился по коридору в спальню. Джейн.

– Я звоню с вокзала. Просто хотела тебе сказать, что для разнообразия приду к ужину вовремя. Как там малыш?

– Уже лучше. Теперь он весь твой, – я попытался закончить шуткой, – хотя я почти уверен, что он и наполовину мой.

Я побежал обратно в комнату Алекса и спел еще несколько шутливых стишков. Потом я пошел на кухню, чтобы готовить ужин, просто спагетти и салат. По какой-то причуде я размешал в томатном соусе немного зеленого пищевого красителя, который остался с прошлой Пасхи, но смесь зеленого с красным дала в итоге почти черный цвет. Тогда я всыпал еще красителя, но стало только хуже. Жалко, что нельзя устранить недостаток, размешав соус в обратном направлении. Я попробовал на вкус: прекрасно. Придется моим домочадцам потерпеть.

Я только успел поставить кастрюлю с водой на огонь, когда вниз сбежал Алекс. По его шагам обычно можно было сказать, в каком он настроении. Его лицо эльфа заглянуло в кухню. Я поспешно накрыл миску с соусом крышкой. Он встал по стойке «смирно» и прочитал на память:

– Но я знаю, в чем тут дело…

– Просто лень тебя заела…

– Теперь я хочу есть, – заявил Алекс, когда мы дочитали стишок до конца.

– Хорошо. Я тоже. – Я нахмурился, глядя на плиту. – Слушай, так какой же ответ на твою загадку?

Алекс покачал головой:

– Не скажу. Если скажу сейчас, будет не так смешно.

– Да ладно, скажи.

– Не-а.

У дома громко зашуршал гравий. Приехала Джейн. Алекс побежал ей навстречу, оставив дверь открытой.

Правда, мне показалось, что мама в дурном расположении духа. Она разрешила Алексу занести в дом ее черный нейлоновый портфель, потому что ему нравилось делать вид, что это его портфель, но осталась недовольна исполнением.

– Не тащи по полу. Подними выше. – Она попыталась взять портфель из его рук. – Вот так.

Но Алекс не отпускал, и они вошли в дверь боком, оба держась за свою половину портфеля.

Беда в том, что в нем росту всего сто двадцать сантиметров, а Джейн никогда этого не признавала. Может быть, всем матерям кажется, что их сыновья больше, чем на самом деле, или, может быть, она считала, что он живет не в полную силу. И придиралась. Пора чуть-чуть посмеяться, чтобы поставить ее на место.