Текст книги "Молчание сонного пригорода"

Автор книги: Дэвид Галеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

– Ты уже говорил. – Она стала обходить меня слева.

– Да, но… – Расстояние между нами увеличивалось. Я должен сказать ей что-то, прежде чем разрыв между нами расширится. – Джейн! – крикнул я ее ногам, исчезающим впереди. – У тебя что, роман?

Если мир и не замер на секунду, он, по крайней мере, икнул. Два других бегуна повернули головы, а парень в зале остановился посреди упражнения. Джейн замедлила бег.

– Что?!

Я махнул ей рукой, подзывая к себе, и она подбежала, сделав круг. То есть я одновременно и отставал от нее на круг, и был рядом с ней, надо будет подумать об этом вечером. Тем временем у меня страшно закололо в боку, а еще предстояли объяснения. Или объясняться надо Джейн?

– Ну, о чем это ты говоришь?

Я уставился на свои ноги. Я пока не хотел встречаться с ней глазами.

– Что, если… – начал я и остановился. Судя по тому, что несколько человек перестали делать упражнения, у нас появилась небольшая, но растущая аудитория. Там ни от кого нельзя было спрятаться. – Что, если я отвезу тебя домой и мы поговорим по дороге?

– Согласна.

На обратном пути я опять зашел в туалет. Бармен в баре предложил мне свежевыжатый морковный сок, «Эвиан» и кофе, но я с благодарностью отказался. Мы молча дошли до машины, которую я припарковал еще на 10-й авеню. Но как только мы сели и закрыли двери, я приступил к делу:

– Ладно, можешь считать, что я сошел с ума, но я думал, что ты завела себе любовника.

Она фыркнула.

– Когда бы я успела? – Она показала примерно в направлении здания «Халдома». – Ты же видел, что там творится.

Мне не понравилось, что она обосновала возражение не любовью ко мне, а отсутствием возможности. Тем не менее у меня еще оставалось несколько претензий.

– Ну конечно, а во вторник вечером у тебя хватило времени сходить на выставку?

– На выставку? А, ты про Музей современного искусства. Одному сингапурцу захотелось посмотреть, на что похож Джексон Поллак вблизи. Вот я его и сводила. – Она покачала головой. – Откуда ты узнал?

– Мм, что-то упоминал Брайс. – Я поспешил продолжить: – А эти сингапурцы, какое отношение они имеют к «Халдому»?

– Они входят в консорциум, который может оказать нам помощь при финансировании азиатского отделения.

– А. – Меня раздражало, что всему нашлось благовидное объяснение. Я подумал об одном последнем доводе, том самом, из-за которого я завелся. – А эти звонки домой, когда ты чуть ли не хихикаешь в трубку, – это тоже кто-то из Сингапура?

– А? – Она на секунду задумалась. – А, ты про Гарри Лейкера? Да он просто смешной. Мы пытаемся скоординировать планы перед совещанием.

– Значит, между вами ничего нет?

– С Гарри? – Настоящий вечер фырканий. – Гарри снимает огромную квартиру вместе с Фрэнки.

– Ну и что?

– Фрэнки – это мужчина.

– А, дошло.

Я завел машину и пополз по 23-й улице. Час пик еще не кончился, и до дому мы доберемся не скоро. Если б мы были в кино, то в эту минуту раскаявшийся муж должен был бы прошептать: «Милая, прости, что я в тебе сомневался». И мне действительно было стыдно. Но главным образом я расстраивался из-за нас: из-за того, что Джейн так занята, что у нее больше не остается времени ни на меня, ни на Алекса. Или между этим Гарри и Джейн какая-то гармония, которой у меня с ней нет. Как написал Джерри, возможно, проблема в отчуждении.

– Кстати, я и не знал, что у тебя есть помощник Брайс.

– Мы взяли его в прошлом августе. Я точно о нем говорила. – Она посмотрела в окно на машины, стремящиеся к проспекту Рузвельта. – К нему-то ты не ревнуешь?

– Нет, это вряд ли. Я просто никогда не слышал ни о чем таком.

– Нельзя приносить работу на дом, не так ли говорят психологи? – Может быть, вспомнив, что я в основном работаю дома, она прибавила: – Так или иначе, ты ошибаешься. Я много тебе рассказываю. Ты просто никогда не слушаешь. Или не спрашиваешь.

– Хм.

– Мы в «Халдоме» могли бы продавать гашиш, а ты бы и не почесался.

– А вы продаете гашиш? – Всегда готов узнать что-то новое. – Видишь, я спросил.

Она не ответила. Но вздохнула.

– Ты же в первый раз зашел ко мне в офис, верно? Жалко, что не предупредил заранее. Мы могли бы… не знаю, могли бы сходить вместе в музей.

– Кажется, я ревную к «Халдому».

– Тогда перестань. Я там ради денег.

– А что ты делаешь ради любви?

– Спорю с тобой? Ах, Майкл…

Она протянула руку и взъерошила мне волосы, и это немного помогло. Остальной путь мы болтали о том, что у нас все-таки было общего, о людях, которых мы оба знали. Кто-то видел, как Фрэнсис Конноли в полдень заходит в мотель на Хатчинсон-Парквей. Кэти Мирнофф принимает новое лекарство – лотронекс, – и ей получше, но теперь у Мирноффов другие тревоги: Саманта и ее подружки получили предупреждение по поводу воровства в супермаркете. Артур и Мэвис перестали следить за сыном Долтоном, который, по всей видимости, больше не рвется в путешествие, но зато, кажется, иногда надолго исчезает во второй половине дня, а то и по ночам. И не рассказывает ни где был, ни куда ходил. Мэвис опасается, что Эндовер и Брирли скоро последуют его примеру.

Пожалуй, мы – не единственная семья с трудностями. Просто было такое ощущение. И я боялся, что в юности Алекс превратится во что-нибудь эдакое. Я попробовал представить его вытянувшимся подростком с тенью усиков и коллекцией злобной музыки, но он никак не хотел оставаться в фокусе. Придется подождать лет шесть-семь.

Мы вернулись домой в восемь, или, скорее, вернулся я, потому что Джейн вышла на фэрчестерском вокзале, чтобы забрать свой «вольво». Я вернулся первым и услышал громкий хруст из гостиной. Я подкрался к самому порогу. Стеффи и Алекс развалились на диване с переплетенными ногами, у каждого между ног по пакету «Читос».

– Моя очередь, – заявила Стеффи, залезая в пакет Алекса и двигая рукой, а он начал извиваться от щекотки. Потом, пока он отдувался, она спокойно убрала руку и сунула в рот чипсы, вытянутые из пакета.

– А теперь моя! – Но вместо того чтобы залезть в ее пакет, Алекс изобразил на лице животное – наверное, кабана. Он встал на дыбы и нырнул головой в пакет Стеффи.

«Видишь, без рук! – радостно крикнул Сногз. – Я же говорил, что он научится».

– Алекс! – Стеффи рефлективно сжала ноги, зажав его голову бедрами.

– Мммфгх! – крикнул кабан Алекс.

– Приветик, – объявился я.

Стеффи подскочила, и Алекс освободился, к его лицу прилипли оранжевые крошки.

– Папа, уходи! Мы играем в игру.

– Это он придумал. – Стеффи начала отряхиваться. – Он попросил морковные палочки, а потом не стал есть, а раз уж эти чипсы тоже оранжевые…

– Это я сказал.

– Но потом ему захотелось чипсов из моего пакета… – Стеффи пожала плечами, как может пожать только несовершеннолетняя девушка: подумайте сами. Что хотите. Посмотрите на мой живот.

Я мог бы разозлиться или оскорбиться. Но это и без того был достаточно долгий и оскорбительный день, и я слишком проголодался, чтобы злиться.

– Держите пакеты. – Они сделали, как я сказал. – А теперь моя очередь! – заявил я, засовывая обе руки.

И тут нас застала Джейн, возвратившаяся домой через несколько минут после меня.

Я убрал руку от Стеффи. Большая часть татуированной паутины у нее на животе была открыта. Алекс показал на пакет между ног.

– Мама, хочешь толстую оранжевую змею?

– Хм, нет, но спасибо. – Она повернулась ко мне с ледяным выражением лица. – Возможно, нам нужно поговорить еще кое о чем. Но сначала я отвезу Стеффи домой. А ты уложи Алекса, да?

– Нет, нет, нет!.. – Алекс, когда ныл, всегда выказывал драматические способности. Он соскочил с дивана и упал к ногам Джейн. – Я хочу, чтобы ты!..

– Очень мило, детка, но мне нужно отвезти Стеффи. – Она сделала шаг назад, чтобы Алекс не мог хватать ее за ноги. – Уже поздно. Тебе пора надевать пижаму. И почисть зубы. – Отдав приказы, она проводила Стеффи на улицу.

– Мама злится? – спросил Алекс после того, как хлопнула дверь.

– Может быть. У нее был трудный день.

«Да и твой пикником не назовешь», – вставил Сногз.

– Ха. – Алекс взял с дивана последние чипсы и захрустел. – У меня тоже день был так себе.

– Почему же? – Я начал наводить порядок. Везде валялись крошки.

– Мисс Хардин… сказала, что сегодня в школе я сделал «неудачный выбор». Она сказала, что мне нужно посоветоваться с родителями.

– Что она сказала? – Только после того, как он повторил еще раз, я понял, что она имела в виду. Десять лет назад это назвали бы «плохо себя вел». В мое время «хулиганил». Какого черта… В моем образе настоящего мужика я хотел называть вещи своими именами: называть лопату лопатой, а не инструментом для рытья. – Так ты что-то натворил?

– Она не так сказала…

– Но ты же что-то натворил? Или нет?

День совершенно сумасшедший – может, у моего семилетнего сына роман? Я в последний раз тщетно попытался смахнуть крошки с дивана. Потом схожу за мини-пылесосом, хотя сейчас мне хотелось, чтобы мальчишка сам всосал крошки.

– Давай-ка поднимайся. Почисть зубы. Надень пижаму. Ложись в кровать. Я приду через несколько минут.

– Но еще рано.

– Уже позже, чем ты обычно ложишься.

– Но там темно.

– Включи свет.

– Но…

Я поднял руку, как дорожный инспектор.

– Делай, как я сказал. Сейчас же.

У него был патентованный способ сохранить лицо – слушаться, но тормозить: он вышел утиными шажочками и волочил ноги на лестнице, но все же поднялся. Через пять минут я пробирался по минному полю его спальни среди разбросанных игрушек. Я поскользнулся на игрушечной гоночной трассе и чуть не сломал оранжевую космическую капсулу. Потом я тяжело опустился на его кровать.

– Ну ладно. Рассказывай, что случилось.

– Это было во время перемены. – Алекс отвернулся. – Я кое-кого толкнул. Она разревелась.

– Да? Зачем же ты это сделал? – Мой сын может сводить с ума, он может быть прелестным, упрямым, умным, непослушным, каким угодно, но он не драчун. Он даже не особенно крепок физически, как могут засвидетельствовать его товарищи по футбольной команде.

– Не знаю.

– Не может быть. – Я положил руку на его плечо под пижамой космического рейнджера, казавшееся хрупким. – Должна быть какая-то причина.

Он помолчал. И наконец пробормотал так тихо, что его слова едва не потерялись в складке одеяла:

– Потому что она мне нравится.

– А.

Я глядел на сына, который пытался разобраться в мире мужчин и женщин, и чувствовал, что должен что-нибудь посоветовать, но что? «Сказать ей», – вставил Сногз, но я его отключил. Может, надо было сказать ему, что большинству девочек нравятся напористые мальчики, но не драчуны? Может, надо было посоветовать ему исправиться или «быть верным самому себе»?[13]13
  Совет Полония Лаэрту («Гамлет», Шекспир).


[Закрыть] В уголке сознания я вспомнил девочку по имени Линда, у которой во втором классе я стянул красную шапочку, потому что она не обращала на меня внимания. Да, это изменило ситуацию – она меня возненавидела. Я вздохнул.

– Ты извинился?

– Ага, – буркнул он. – Мисс Хардин меня заставила.

– Хорошо. – Я встал с его кровати. – Только помни, в следующий раз, когда захочешь произвести впечатление на девочку, есть способы получше.

Он кивнул, как будто он уже подумал о нескольких таких способах.

– Ладно, спокойной ночи, папа. – Но когда я поцеловал его, он меня обнял. – Я тебя люблю, – прошептал он и крепко поцеловал меня в губы.

Я, спотыкаясь, вышел из темной комнаты в тот самый миг, когда Джейн остановилась у дома. Я побежал вниз, чтобы встретить Джейн, когда она войдет в дверь. Блеск в ее глазах сменился усталостью.

– Слушай, насчет «Читос», – угрюмо начал я, – это просто игра.

– Знаю. Стеффи мне сказала. – Джейн тяжело опустилась на пластиковый стул у кухонного стола. – Ну и татуировка у нее. Странно, что я раньше не замечала.

– А еще у нее есть приятель. Какой-то панк по имени Чед. Он приехал на скейтборде в булочную Прайса, когда мы в субботу туда заходили.

Я рассказал ей о случае с человеком, который вроде бы заинтересовался Алексом. И о серой машине, припарковавшейся у нашего двора.

– Главное, чтобы он возвращал его в шесть. – Она усмехнулась. – Нет, с этим нельзя шутить. В наше время лишняя осторожность не помешает. – Она еще не сняла спортивную одежду, и, когда вытянула ноги, ее обтягивающие шорты поразили мое воображение. – Я умираю с голоду. Чипсов не осталось?

– Да полно. – Я принес пакет со стола. – Знаешь, мы едим слишком много всякого мусора.

– Еще бы. Давай, не жадничай.

– Ты не хочешь узнать, как играют в эту игру? – Я держал пакет на расстоянии вытянутой руки.

– Черт, Майкл, дай мне пакет.

Я сунул его между ног, а когда она залезла в него рукой, я сжал ноги.

– Эй.

– Что?

– У меня был очень длинный день. – Она попыталась высвободить руку. – Меня обвинили в супружеской измене, а муж хотел закадрить нашу няньку.

– Но я же объяснил. – Джейн попыталась выдернуть руку, но я сжал ее сильнее. Все-таки хоть на что-то «Ре-Флекс» сгодился. – Так или иначе, я хочу тебя.

– Отпусти меня.

– А ты заставь меня.

Это было глупо. Рука Джейн превратилась в кулак. Внезапная боль растеклась до самых коленей, и я поковылял к стулу.

– А-а-а…

– Майкл, извини. Я не хотела… я только хотела, чтобы ты… давай я тебе помогу.

– А-а-а…

Через минуту мой ангел-хранитель в черных шортах склонился надо мной, протягивая пакет с кубиками льда.

– Вряд ли это поможет, – слабым голосом проговорил я.

– Попробуй.

– Нет, я…

– Попробуй.

Одной рукой она обняла меня за плечи, чтобы утешить. И я попробовал, чтобы не рисковать здоровьем еще раз. Я находил ее силу эротичной – или нашел бы при менее болезненных обстоятельствах. Я не говорил, что Джейн на сантиметр выше меня? Может быть, в семье недостаточно места для двух настоящих мужиков.

Пульсирующая боль стихла только после полуночи. Джейн любезно предложила помассировать больное место, но я с благодарностью отклонил предложение. Вместо этого я лежал на спине, беспокойно думая, в кого же мне превратиться теперь. Чтобы оценить ситуацию по достоинству, нужно иметь настоящее чувство юмора. «Погоди-ка, – подумал я, погружаясь в прерывистый сон, – я кое-что придумал. Это тебя сразит».

Глава 10

«Сентра» поблескивала, как серое облако, у школьной площадки, куда летом приезжал фургончик с мороженым. Сливаясь у ворот, дети разделялись у ограды и расходились в разные стороны. Некоторые текли, как вода, другие сыпались, как песок. Некоторых провожали родители, но вскоре они улетучились, словно дым. Человек в серых брюках вглядывался в детскую толпу, как вдруг его взгляд остановился на светловолосом мальчугане, которого так и хотелось назвать Билли, он повернул голову и разговаривал с мальчиком-азиатом, который хлопал себя руками по бокам, изображая птицу, и взлетал к верхушкам деревьев.

Билли сел в машину человека, и дорога исчезла, хотя сзади на них лаяла черная собака. Но теперь человек был и мальчиком, он вертелся в коротких, потных пальцах, которые никак нельзя расцепить. На светофоре загорелся синий цвет. Они съехали с авиатрассы в половине второго и скоро уже огибали покрытое стерней поле, словно небритое лицо, окаймленное деревьями с плакучими ветвями, похожими на волосы. Машина ехала медленнее и медленнее, пока наконец не свернула носом с дороги и не остановилась. Человек положил руку себе на бедро. Теперь он был мальчиком Билли и беспомощно смотрел на узловатую, мозолистую руку. Щелкнул сустав. Указательный палец дважды постучал, похожий на шею животного, вытянутую, чтобы посмотреть, что там у него над головой. Рука поползла к «молнии» на джинсах.

У него стало восемь конечностей, как у насекомого. Он спустил белье до икр, стряс его с себя. Его обнаженный пенис был похож на неоперившегося птенца в гнезде мошонки. Его руки – чьи руки? – как бы защищая, накрыли его. Одновременно он сидел на унитазе в туалете торгового центра, высоко взлетал на качелях, висел на ремнях в ванне. Он с глухим ударом и скрипом переехал черную собаку.

Взад-вперед, вверх-вниз. После эякуляции его сотрясла неудержимая дрожь. Потом все замерзло, стало белым, и он проснулся, полусвалившись с кровати, хватаясь за подушку.

Было всего только пять утра, но он не мог заснуть. Он полежал еще, зажмурившись и чувствуя призрачное тело, прижатое к его бедрам. Скоро ощущение прошло. Он моргнул. Вот, опять он вернулся в себя. Дальняя стена была все так же близко. Какое-то время он глядел на плакат с Питером Пэном, потом медленно поднялся и выключил шум летней ночи со стрекотом сверчков. Лишенная даже искусственных звуков комната показалась совсем пустой. Ему некуда было идти, и это было хуже всего.

Глядя на себя в зеркало, он на минуту задумался, не стать ли ему кем-нибудь другим: риелтором или банковским служащим. Он вспомнил, что однажды сказала ему мать: «Пока тебе нравится то, что ты умеешь делать; а если повезет, то ты будешь уметь делать то, что тебе нравится». Но что он умеет? Катастрофа во «Взаимной лояльности» потрясла его сильнее, чем он смел себе признаться. Она возвращалась к нему в других снах: мальчик бьет по клавиатуре, до которой едва достает, и цифровая стена угрожает придавить его. Тетя часто говорила ему: «Любой может ошибиться», и она достаточно часто ошибалась в салоне красоты, так что несколько раз ее чуть не уволили. «Не бросай дело», – наставлял его отец незадолго до того, как навсегда ушел из семьи. Может быть, все они были правы. Так или иначе, его владениями по-прежнему оставался электронный мир.

Вернувшись в спальню, он надел пару древних штанов из зеленого вельвета, которые принадлежали еще его отцу. Они были ему велики и провисали на поясе, но, по крайней мере, они были не серые. Он надел гавайскую рубашку, черную с золотым, тоже отцовскую реликвию, и вошел в Голубую комнату новым человеком. Стянув целлофан с компьютера, он включил его и вышел в Интернет. Он знал уйму баз данных и досок объявлений и начал искать среди них объявления о работе. Слишком часто требовались работники по обработке данных и системному анализу, которые он считал ниже своего достоинства. В онлайновых версиях журналов «Аварийное восстановление» и «Системы поддержки принятия решений» тоже были списки. Еще идея: послать письмо Дону Файнстейну насчет работы. Он только что вошел в АОЛ, чтобы составить сообщение, когда всплыло уведомление о том, что ему пришло письмо. Письмо было отправлено на один из его анонимных адресов, и он понял, от кого оно, еще не открыв, но ничего не мог с собой сделать. Педократ интересовался, куда провалился Пряник. Не успев отдать себе отчет, он очутился в круглосуточном чате и уже обращался к ПЕНИСтому, который, кажется, ничем другим не занимался, кроме как торчал в чате.

«У меня тут полно не только времени, но и одной липкой штуки, не хочешь ее слизать?»

«Пена на ПЕНИСтом?» – напечатал он.

«Я знаю, что нравится мальчикам…» Заглот тоже был в чате.

«Мальчикам нравятся леденцы? – ПЕНИСтый. – Тогда пожалста, пусть сосут».

«Или чертик в табакерке», – написал Заглот.

«А то», – ответил ПЕНИСтый.

«Из чего только сделаны мальчики?» – написал новый парень, Грустный Малыш.

Тед раздумывал над ответом, но вдруг остановился. Он мог несколько часов проторчать в этом виртуальном пространстве и ничего не добиться. В конечном счете он будет все так же сидеть дома в одиночку, не имея реальной жизни. Неужели он никогда не изменится? Он глубоко вздохнул, отключился и пошел приготовить себе еще кофе. Вернувшись, он составил совершенно обычное письмо Дону и отправил его, думая, какой бы он получил ответ, если бы написал в стиле этого мальчикового чата. Чуть погодя он отважился выйти из квартиры, чтобы забрать почту, которая могла накопиться в ящике. Его ящик был погнут и торчал вверх, как рекордная эрекция, и он заботливо выпрямил его. Однако почты не было.

К тому времени уже перевалило за восемь. Он вернулся в Голубую комнату и занялся тем, что стал просматривать кое-какие свои предметы коллекционирования, складывая те, что нужно будет выкинуть. «Горки и лестницы» с одной фишкой, игрушечный барабан без палочек, свисток, семь комиксов про богатенького Ричи, галстук-бабочка на застежке… Когда он разбирал свой офисный бокс, ему с трудом верилось, что у него накопилось столько ерунды, но доказательства были налицо, начиная от севшей одежды и сломанных игрушек и заканчивая залогами любви и фотографиями. Там даже нашелся настоящий Билли, Тед тайком щелкнул его, и теперь он улыбался на фотографии, глядя вверх.

В девять часов он представил себе, как начинается рабочий день во «Взаимной лояльности» и как бы ему улыбнулась секретарша. В десять он бы встал, чтобы пройти мимо бокса Майры… И тут у него родилась мысль. Обшарив картонные коробки, принесенные из «Лояльности», он нашел офисный справочник и набрал номер.

«Вы позвонили, – услышал он автоответчик, – Майре Коннор. – Это уже было записано голосом Майры. – Оставьте сообщение после сигнала, – продолжал автоматический голос. – Если вы хотите поговорить с оператором, нажмите ноль».

Тед хотел бы поговорить с Майрой, но оставил после сигнала тщательно обдуманное сообщение. Она перезвонила неожиданно быстро. Он снял трубку после второго звонка.

– Алло.

– Тед? – Слово зависло в воздухе, как шарик, который вот-вот лопнет.

– Майра. Спасибо… спасибо, что перезвонила. – Он помолчал. Он так и видел ее в боксе, ее доброе лицо, повернутое к нему. – Я просто… подумал о тебе.

– Правда? Как мило. – Она издала какой-то звук, вроде бы хихикнула. – Я тоже иногда тебя вспоминаю. Ну, как жизнь после «Лояльности»?

– А… неплохо. – Нет, ужасно, сказал он про себя. – Я подрабатываю фрилансером, подыскиваю постоянную работу.

Они поговорили еще несколько минут, под конец Тед откашлялся и взял судьбу в свои руки.

– Слушай, я тут подумал…

– Да? – Казалось, она знает, что за этим последует.

– Я тут подумал, может, как-нибудь встретимся. Я имею в виду, пообедаем вместе.

– Конечно, почему нет? – Ее теплый голос успокаивал, доходя по узкой линии и размораживая какие-то заблокированные области в его мозге. – Где и когда?

Об этом он не подумал. Сегодня в «Бургер Кинг» не пойдет, это он понимал. Но Майра смогла ему помочь. В конце концов они договорились встретиться в полдень четверга в ресторане под названием «У Элены», недалеко от офисного здания «Взаимной лояльности».

– Ну что же, с нетерпением жду нашей встречи. – Она еще раз издала смешок. – Скажи мне, как я тебя узнаю?

Тед на секунду задумался.

– Я буду в серых брюках, – сказал он. Потом посмотрел на свои ноги. – Или, может быть, в зеленых вельветовых.

Майра засмеялась, чем доставила ему огромное удовольствие. Скоро он повесил трубку, но какое-то время не двигался с места. Он чувствовал, как внутри его собирается потенциал, как будто перезаряжается севший аккумулятор, обеспечивая возможности для какой-то будущей силы.

Обед «У Элены» в четверг. Во всяком случае, это какое-то начало.

Тед приехал в ресторан на пятнадцать минут раньше. Он сидел в машине, глядя на бело-голубой навес здания и никуда не торопясь. На самом деле он уже слегка поездил по округе, потому что выехал из дома в одиннадцать, чтобы наверняка не опоздать. Он захватил с собой последний номер «Фэрчестерского вестника», имея туманный план влиться в местное сообщество. Но газета так и лежала сложенной на переднем пассажирском сиденье, как нераскрытое приглашение. Он слишком нервничал, чтобы читать. В десятый раз за десять минут он дважды перещелкал каждым суставом. Когда его новые «касио» показали 11:59, он вышел из машины и вошел в ресторан.

Освещение было приглушено, метрдотельша в черном зависала над своей кафедрой и спросила его, зарезервирован ли у него столик.

– Хм, нет, не думаю. – Он оглядел столики и насчитал четырнадцать, но за ними никто не сидел. Одинокий официант в дальнем конце комнаты пересчитывал серебряную утварь. На секунду у Теда появилось чувство, будто его подставили.

– Ничего, – улыбнулась метрдотельша. – Я думаю, что мы вас посадим. Сколько с вами человек?

– О, нас двое. – Он оглянулся через плечо. – Но я пришел немного раньше. Ее, наверно, еще нет.

Метрдотельша все поняла и коротко кивнула.

– Это не проблема. Вы хотите сесть за столик сразу или выпить в баре, пока будете здесь?

Такого развития событий он не предвидел. Пить ему не хотелось, но, если он сядет за столик, это может показаться невежливым. К счастью, в этот момент показалась Майра, которая вошла как по сигналу. Он узнал ее свинцово-синее пальто, хотя она выглядела как-то по-другому, не совсем такой, какой он ее помнил.

– Тед! – Она подошла и клюнула его в щеку, что его удивило. – Я решила, что ты придешь точно вовремя. Надеюсь, я не опоздала.

На часах у Теда было ровно двенадцать.

– Нет, ты в самый раз, – серьезно сказал он. – Пойдем.

«У Элены» – заведение с белыми скатертями, как говорил его отец. Не то чтобы совсем незнакомая территория, но Тед не бывал в таких местах со злополучного свидания в старших классах. Метрдотельша проводила их до столика в дальнем конце зала.

– Вы не хотите повесить пальто? – спросила она.

– Нет, – сказал Тед одновременно с Майрой, которая сказала «да». Они переглянулись.

– Конечно, – поправился он, а Майра сказала «ничего». Потом они шутливо переглянулись.

– Кажется, мы и так справимся, – сказала она метрдотельше, которая изящно удалилась с улыбкой соучастника.

Тед повесил свою зеленую куртку на спинку стула, и пустые рукава повисли, словно лишняя пара рук. Майра аккуратно сложила пальто втрое и положила рядом на сиденье стула. Теперь, когда она сняла пальто, он увидел немного иной образ, не совпадающий с образом системного аналитика в угловом боксе. На ней была короткая темно-синяя юбка и открытая белая блузка, резко перетянутая широким черным поясом с серебряной пряжкой. Как всегда, глаза она накрасила аметистовыми тенями, но изменилась ее прическа. Тед вырос с матерью и тетей, работавшими в салоне красоты, и научился немного разбираться в том, что его мать называла «куафюрой». Майра на стороны расчесала свою челку, обычно бесцветную, но теперь ее подчеркивали лимонные пряди. Смотрелось неплохо, но ему нужно было привыкнуть.

К тому же ему самому пришлось совершить несколько мелких уступок. Перерыв весь шкаф, он отыскал голубую рубашку на пуговицах, на которой сидело только одно неровное коричневое пятно, наверное от кофе. Если заправить рубашку в свободные штаны из зеленого вельвета, как это и было сейчас, пятна практически не было видно. Двусторонний ремень, который он купил в торговом центре в Уэстфилде, делил его на две части – голубую и зеленую.

С минуту они сидели прямо, негнущиеся, как сложенные на столе крахмальные салфетки. Вскоре появился официант, вручил им по меню, написанному от руки на одной стороне.

– Не хотите ли выпить? – Это был молодой светловолосый парень, но с усами, которые Тед посчитал ошибкой.

– Конечно, так веселее. – Майра взглянула на карту вин. – Я выпью бокал мерло «Оуквуд». – Она улыбнулась Теду. – А ты?

Он пожал плечами – небрежно, как он надеялся. Куртка у него за спиной повторила движение.

– Почему бы нет? Я возьму то же.

На самом деле он бы выпил воды, но ему хотелось угодить Майре, и симметрия двойного заказа показалась ему правильной. Ну и что, что он редко выпивает? Сейчас он не принимает лекарств, к тому же это эксперимент.

– Мне тут нравится, – призналась Майра, откидываясь на спинку стула после ухода официанта. – Элегантно, но не экстравагантно.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать, – сказал Тед, хотя не понимал.

Он готовился к этому обеду с самого понедельника, когда позвонил ей. Почему бы ему не пообедать в городе с подругой? Не признаваясь самому себе, он чувствовал, что это его шанс на нормальную жизнь. В последние несколько дней он менял кое-какие мелочи в своей домашней жизни. Он пересмотрел и переставил коробки и пакеты в Голубой комнате и уже очень много выкинул. С тех пор как много лет назад терапевт научил его, что «новая метла чисто метет», он купил мини-пылесос и пропылесосил везде, даже в Темнице. В среду он пошел погулять с утра, что однажды может превратиться в утреннюю пробежку. Он сделал всего четыре круга вокруг квартала, но они уложились в схему. Он регулярно читал «Фэрчестерский вестник», хотя до последнего номера еще не добрался.

Теперь он беспокойно просматривал меню, думая, что заказать. Его вкусы были просты до примитивности: омлеты, гамбургеры. Правильно ли будет попросить сандвич? Он чувствовал, что должен воспользоваться тем, что пришел сюда, и не хотел произвести на Майру впечатление деревенщины. Когда официант принес им вино, Тед остановился на макаронах, он надеялся, что они будут похожи на его любимые колечки. Майра заказала салат с курицей, жаренной на гриле.

– Итак, – объявила Майра, поднимая бокал, – за жизнь после «Лояльности».

– Верно. – Он сделал глоток вина, подражая ей. Не особенно вкусно, но пить можно. Потом он задумался о том, что она сказала. – Ты думаешь уходить?

– Я? Да постоянно. – Она состроила гримасу. – Знаешь ведь, какой этот Глисон, хотя бывают и похуже. Не знаю, может, у системных аналитиков по-другому. Я знаю, что Солли подыскивает место. Эта работа просто убивает.

– Да… а мне нравилось.

– Каждому свое.

Майра сделала большой глоток. Тед снова последовал ее примеру. Они оба замолчали, и Майра заерзала на сиденье, как будто устраиваясь поудобнее.

– Ну, – улыбнулась она, – ты-то выглядишь намного лучше, с тех пор как уволился.

– Правда?

– Определенно.

Ее улыбка стала еще шире, она наклонилась вперед, ее выпирающий живот прижался к краю стола. Блузка натянулась у нее на груди, стало видно линию лифчика. Тед отметил эти подробности без возбуждения и без отвращения.

На самом деле она чем-то напоминала его мать, и это его успокаивало, но в ней проглядывал хищный взгляд его тетки, отчего ему становилось не по себе. Тетя была не очень приятной женщиной. Он бессознательно отодвинулся назад, и его руки оказались на рукавах куртки.

Может, пора сменить тему. Например, поговорить о самой Майре. Он знал о ней очень мало и вдруг понял, что очень мало знал обо всех. Как будто все в мире жили в металлических контейнерах с этикетками, а он не мог заглянуть в них и не представлял себе, что там внутри. Пришлось ему начать снаружи. Ее полные, мягкие губы и добрые карие глаза были хорошим началом.

– Ты тоже хорошо выглядишь, – сказал он.

– Ну, Тед Сакс, ты очень любезен! – сказала она с фальшивым южным выговором и хихикнула.

– Но это правда, – сказал он с долей искренности, хотя и восхитился собственной дипломатичностью. Не зная точно, как продолжить, он решил начать с самого начала: – Где ты родилась?

– Я? В Чаппакве.

– А в какую школу ходила?

– Ты имеешь в виду колледж? – Она широко раскрыла глаза. – В Нью-Йоркском университете.