Текст книги "Молчание сонного пригорода"

Автор книги: Дэвид Галеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Привет, милая, ты пришла! – Я замахал руками. – И как рано.

Джейн опустила свой угол портфеля на кухонный стол.

– Господи, ну и денек! Все прямо валилось из рук. В конце концов я решила удрать и доделать завтра.

– Типа сегодня разбила яйца, а завтра будешь жарить яичницу?

Она искоса взглянула на меня.

– Что-то в этом роде. – Она перевела взгляд на плиту и пустую коробку из-под спагетти. – Опять макароны?

– Я сделал новый соус. – Я посмотрел на нее, сияя. – Посмотрим, как он тебе покажется.

– Ладно. Дай только переодеться.

Алекс потянул ее за серый жакет, «Шанель», или «Уэст 9», или «Диор», или что-то в этом роде. Как она однажды объяснила, если ты работаешь в дорогостоящей корпорации, приходится одеваться дорого. Алекс опять потянул, угрожая порвать его по швам.

– Я хочу есть. Давайте ужинать прямо сейчас.

И тогда мы сели за семейный ужин – то самое свято чтимое установление, хотя больше на словах, чем наделе, хорошо, если он окончится разочарованием, а ведь может и взрывом. Начало было не очень хорошее. Я отвлекся и переварил спагетти. Вышло слишком мягко, но, по крайней мере, как любил Алекс.

– Кому вообще нужен этот парень по имени Аль Денте? – сказал я ради Джейн, но, может быть, она меня не услышала. Тогда я открыл соус.

– Фу-у! – сказал Алекс. На огне цвет еще больше потемнел. – Почему он черный?

– Может быть, в него добавили сепию осьминога, – любезно, но не слишком, вставила Джейн. – Было очень модно в ресторанах лет десять назад.

Алекс положил вилку.

– Я не буду есть осьминога.

– Там нет ничего морского. Только пищевой краситель. Он должен был получиться зеленый. – Я стиснул зубы, выжимая улыбку. – Ты только попробуй.

Чудесным образом я сделал так, что мы сели за ужин единой семьей, поделив на всех макароны и салат. Я наполнил два бокала калифорнийским мерло и один стакан молоком без гормонов. За едой Джейн пожаловалась на свои злоключения. Позвонил Брайс и сказался больным, оставив ее без помощника, а потом оказалось, что документы для контракта с азиатами плохо подготовлены…

– Мама, посмотри на меня! – Алекс вилкой накручивал спагетти в большой клубок.

– Подожди минутку, малыш. – Она глотнула вина. – Короче говоря, сервер завис ровно в 4:02, и я это знаю точно, потому что…

– Мама, ты не смотришь!

– Через минуту.

Я пытался уделить все свое внимание Джейн, сидевшей напротив меня, но у большинства родителей есть нечто вроде примитивного локатора. Справа от себя краем глаза я видел какое-то движение, Алекс к чему-то готовился. В конце концов я повернулся и увидел, что он накрутил на вилку огромный клубок макарон и собирается засунуть его себе в рот.

– Нет, это слишком много!

– Влезет. – И почти влезло, осталось только несколько истекающих черным соусом макаронин, которые свисали у него изо рта, и он их медленно всосал. Мы все вздохнули с облегчением.

И тут Алекс чихнул. Началось с предупреждающего «А-а-а», но принять меры мы не успели. Он просто взорвался. Изо рта Алекса вырвались капли черного соуса и жирные червяки макаронин, разлетевшиеся во все стороны, но главным образом на Джейн. Они плохо смотрелись и на белой шелковой блузке, и на сером пиджаке. Я рефлексивно дернулся, еще до ударной волны, чтобы подставить руку, – и опрокинул бокал вина, добавив ко всей красочной мешанине темно-красное пятно.

– Алекс! – крикнула Джейн, вскакивая из-за стола и тщетно стараясь вытереть грудь бумажной салфеткой. Он захныкал.

Прежде чем инцидент успел перерасти в греческую трагедию, я поспешил представить его с верной, юмористической точки зрения.

– Алекс, что ты натворил, – назидательно сказал я. – Взрыв на макаронной фабрике.

Алекс озадаченно посмотрел на меня. Джейн побагровела от злости.

– Ты тут отпускаешь глупые шутки, а он испортил мне одежды на семьсот долларов.

Я поднял руку:

– Ты права. Мы это ликвидируем. Алекс, неси губку.

Он замахал руками:

– Но я же нечаянно.

Пока он не ушел внутрь себя, я вытащил его из-за стола и подтолкнул в направлении раковины. Джейн пошла наверх переодеваться и спустилась со злобным видом, а я попробовал объяснить:

– Я не хотел над тобой посмеяться. Я просто подумал, что шутка поможет разрядить обстановку.

– Ха-ха.

– Я тебя не обманываю. Мы все такие мрачные.

Я смотрел на их лица, а они смотрели на меня. Вдруг кухня стала слишком тесной, а воздух таким густым, что в нем можно было задохнуться. Раз теперь очередь Джейн заниматься Алексом, то я имею право делать что хочу. Обычно в такой ситуации я сел бы за компьютер, но сейчас мне нужно было уйти подальше, может, пройтись вокруг квартала, даже если это и старомодно. Я встал и пошел за курткой, висевшей в коридоре в шкафу.

– Ты куда? – спросила Джейн.

Дальше я сказал нечто несообразное:

– Пожалуй, пойду годик погуляю.

– Что?

– Я хотел сказать, часик. – Фрейд говорил, что случайных оговорок не бывает. – Мне нужно выйти. Я скоро вернусь.

Уходя, я не расслышал, что ответила мне Джейн, но услышал, как Алекс опять протестует, говоря, что он сделал это ненарочно.

Вечерний ветер раннего марта приятно обдувал мое лицо. Повеяло дымком. На улице было не холодно, но если уж люди купили себе дом с камином, то им хочется разжечь настоящий огонь. Тем временем жители пригорода еще возвращались с работы, в основном проезжали мимо в минивэнах, но некоторые шли пешком с железнодорожной станции. Я обошел квартал, вглядываясь в дома, чьи окна мало что показывали. Перешел через Честер-стрит и направился по Джефферсон-Лейн, где тротуар кончился и начались окаймленные булыжником газоны. Небо, темнея, как бы расширялось вверх, поднимаясь все выше и выше над вязами и дубами. Риджфилд еще не кончился, но это была старая часть Фэрчестера с домами поскромнее и деревьями постарше. Семейство Тэлент-Шрамм жило в доме № 41 в псевдотюдоровском стиле, его темные окна были закрыты ставнями, и, когда я подошел к их дому, мне опять подумалось про Долтона. «Потерявшиеся мальчики в своем убежище…» – вспомнилась строчка вроде бы из «Питера Пэна». Мне и правда стоит посмеяться, по крайней мере, не принимать все так серьезно. Подойдя к дому № 41, я заметил только одну машину. Я подумал, не постучаться ли к ним. Но кто мне откроет и что я скажу? Мне не нравилась роль полицейского. «Перестань хоть на минуту быть отцом», – подумал я. Успокоительные банальности лезли мне в голову: мальчишки есть мальчишки, кому от этого плохо, со временем пройдет. Наконец я случайно наткнулся на Уинфилд-авеню, однообразную улицу с домами, похожими на фермы, и коттеджами, сдаваемыми в аренду. Я завернул за нестарый еще клен и пошел домой.

К этому времени воздух уже сгустился в ночь. Пригородная зелень превратилась в черный мрак, как мой соус для спагетти. Обратно я пошел кружным путем, но так, чтобы обогнуть Крест-Хилл, потому что иначе мне пришлось бы пройти по Дороге Дохлой Собаки, как я ее мысленно назвал. Наверняка труп уже убрали, но все равно в этом месте осталось что-то неприятное. Поэтому я подошел к Гарнер-роуд с другой, непривычной стороны. Дома казались знакомыми, но какими-то странными призраками: я не знал, что у них внутри. Кому принадлежит этот коттедж, обшитый вагонкой, Дилэнси, кажется, так их зовут? А на углу в оштукатуренном бежевом домике вроде бы живут азиаты? Мы мало кого знали из наших соседей, не так, как во времена моего детства, когда ребята из целого квартала устраивали общие игры, например в салки или пятнашки. Тогда жизнь была веселее: даже у мороженщика на фургоне, за которым мы носились толпами, значилось «Веселый мороженщик». Или взять Хеллоуин, это был праздник детского непослушания. Сейчас же их ни на минуту не оставляют без присмотра. Детям до сих пор удается проказничать – трудно не заметить, сколько в нашем квартале изуродовано почтовых ящиков, – но это уже не то. Если бы я застал этого паршивца, я… не знаю, что бы я сделал.

Дойдя до кирпичной виллы Дисальва, я замедлил шаг. У них в столовой было большое завлекательное окно. Комнату с длинным столом освещала люстра, все Дисальва сидели вокруг полированного овала и ели ужин, приготовленный для них Луизой. Никакого черного соуса. Настоящий семейный ужин напоказ соседям. Тут я заметил, что все они повернуты в одну сторону. Я вытянул шею, чтобы лучше разглядеть, и увидел большой телевизор на тумбочке. Так вот что собирает их семью? Они ели медленно, в такт телепрограмме. Так они придали новый смысл слогану: «Включайся!» Я отошел на цыпочках, хотя меня и так никто бы не услышал.

Я подавил в себе желание пнуть по неприступным кустам Стейнбаумов. Их дети выросли, и они переключились на зеленые насаждения. Самонаслаждения. Интересно, они пререкаются по вечерам из-за того, каким методом формировать крону или какую использовать мульчу? Дома казались мне странными только потому, что я не знал, как проходит в них жизнь, но я мог догадываться: ссоры из-за денег, из-за того, чьи потребности важнее (не говоря уж о детях). Романтично ли с моей стороны думать, что где-то бывают счастливые семьи?

Наконец я остановился перед нашим домом, чью внутреннюю жизнь я знал даже слишком хорошо. Снаружи дом казался радостным и хорошо освещенным, но мысль о том, что внутри, меня парализовала. Ждут ли они меня? Я никогда не буду суперпапой, но как отец я был неплох, да и как муж покладистее большинства мужчин. Так почему же меня постоянно кидает между злостью и чувством вины? Вряд ли моего отца мучили подобные сомнения, но он жил в другую эпоху. А кроме того, я никогда его не спрашивал.

Взявшись за дверную ручку, я почувствовал внезапное желание уехать в Новую Зеландию и разводить овец. Блеяли бы себе, а не ныли: «А как же я?» или «Папа, я тебя ненавижу», жевали бы траву и не просили сухих палочек. Но я еще раньше решил, что уйти, не решив проблемы, неправильно. Теперь я уже был не так уверен. Может быть, они изменились, а мне ничего не сказали. Алекс рос молчуном. Джейн с головой ушла в бизнес. Может быть, у нас и чувство юмора стало разное? Еще один пункт в список.

И тут я услышал шум изнутри. Голоса матери и ребенка. Кажется, они там веселились. Мне бы тоже не помешало. Главное – не прекращать попыток. Нужно было сегодня позвонить Джейн в офис, когда она там сходила с ума, и притвориться продавцом из телемагазина. Я тихо прошел через переднюю дверь, сдержав желание крикнуть: «Я дома, дорогая!» Сверху доносился стук фишек. Кажется, Джейн согласилась на «Монополию», от которой я отказался. Хорошая мама. Папа ушел часик погулять. Или годик. Может быть, я даже еще не вернулся домой.

Мысль о том, что я мог бы быть в другом месте, взволновала меня. И тогда я сделал нечто странное. Я снял куртку и ботинки и поднялся по лестнице тихо, как кошка, которую мы так и не завели. На верху лестницы из угла коридора можно увидеть часть комнаты Алекса, причем тебя самого видно не будет. Правда, многого разглядеть я не мог, потому что они разложили «Монополию» у кровати, но мне все было слышно. Если я и не любитель подсматривать, то, выходит, любитель подслушивать.

Стукнули брошенные кубики. Алекс сосчитал ходы и объявил, что он остановился на своем участке. Кубики снова упали. Но вместо Джейн, кажется, опять пошел Алекс. Может быть, мама снисходительно позволила ему пойти ее фишкой? Я прокрался метра на полтора вперед и подглядел, вот, наконец, наступила очередь Джейн. Ага. Похоже, в «Монополии» три игрока, и не по годам развитой Алекс играет за двоих. Видимо, таким образом он мог играть сам с собой и принять в игру еще кого-нибудь. Вот вам и монополия. Пли третий игрок не пришел? Кажется, они по мне не скучали.

Ну и как, мы уже веселимся? Я то и дело хотел крикнуть: «Ага, попались!» Но секунды перетекали в минуты, а я только смотрел. Из моего укрытия мне казалось, что Джейн поддается Алексу, это часто бывает с родителями. (С другой стороны, мой отец просто давал мне фору – семь очков в пинг-понге, ладью в шахматах, – а потом играл в полную силу.) Как бы то ни было, скоро игра закончилась. И Алекс потребовал, чтобы мама рассказала ему анекдот.

Джейн засмеялась:

– Прости, малыш, ничего не приходит в голову.

– Но папа все время шутит. – Алекс наклонился над игрой капризной фигурой в пижаме.

«Слышал шутку про мальчика, который выбросил будильник, чтобы время побыстрее пролетело?» – послал я телепатическое сообщение Джейн, но она его не получила.

– Я не папа, – ответила Джейн. Как мне показалось, мрачновато.

Алекс поднялся, расставив ноги и уперев руки в боки.

– Я хочу анекдот.

Джейн полулежала на полу, опираясь на локоть. Потом она подползла к нему, как хищник.

– Нет, сегодня никаких анекдотов… но я могу заставить тебя смеяться!

Она скакнула на него, обхватила руками и повалила спиной на кровать. Через секунду он, распяленный, лежал на покрывале, Джейн прижимала икрами его ноги, а запястья держала руками. Она быстро сдвинула руки, зажала в одной руке оба его запястья, а другую высвободила.

– Вот тебе, вот тебе… – ухмылялась она.

Ее указательный палец замер над беззащитной подмышкой, и Алекс стал извиваться, уже зная, что будет.

– Ха-ха-ха, мама, не надо, ха-ха-ха, перестань!

– Что перестать? – Джейн покачала пальцем у него над животом. – Вот это?

– Нет, ха-ха! А-а!

Его лицо, вернее, его часть, которую я видел, искажала блаженная мука. Он извивался, и Джейн еще сильнее наваливалась на него, не давая вырваться. Палец двигался туда-сюда, от втянутой шеи до пихающихся ног. Только когда Алекс забился в пароксизмах смеха, Джейн отпустила его, и он обмяк на кровати в изнеможении.

Она велела ему идти чистить зубы. А я потихоньку сполз на первый этаж. Я открыл переднюю дверь и с шумом захлопнул ее.

– Я вернулся!

Через пятнадцать минут Алекс лежал в постели, готовый через двадцать лет вспомнить эту сцену и пересказать ее своему психоаналитику. Мы с Джейн сидели в гостиной, проводя остаток вечера. Джейн листала журналы. Я сидел в кресле, держа на причинном месте книгу. Я был в игривом настроении, но из неудачного опыта знал, что Джейн нельзя склеить так просто. Отчего-то она казалась ледяной. Может, ее пощекотать?

– Как прогулялся? – спросила она, не глядя на меня.

Так вот в чем дело. Я бросил семью. Пора ее развлечь.

– Ну да, пару раз я срывался с поводка, но я всегда возвращаюсь домой. – Я помолчал. – Ты знаешь, Дисальва за ужином смотрят здоровенный телевизор.

– Хм. Может быть, нам с Алексом тоже последовать их примеру. – Она сделала вид, что смахивает макароны с груди. – Костюм погиб.

Еще попытка.

– Знаешь, один мой пациент считает себя комиком. На самом деле не так уж он плох. Хочешь, расскажу…

Джейн подняла руку:

– Прошу тебя, давай без шуток. Знаешь, в последнее время ты был ужасно… смешной.

Вот так и прошел вечер. Я мог бы продолжать, но какой толк? В конце концов Джейн зевнула, я тоже зевнул. Самым громким событием вечера стало то, что, когда я резко встал с кресла, книга шлепнулась на пол.

Так что уходит, когда ты встаешь? Колени, разумеется.

Мне захотелось на цыпочках прокрасться в комнату Алекса и триумфально прошептать отгадку ему на ухо. Вместо этого я через час лег спать – все мы устали – и натянул одеяло до подбородка. Что бывает наутро, когда психиатр и проститутка вместе провели ночь? Оба говорят друг другу: «С вас сто долларов». Но моя невольная слушательница лежала ко мне затылком, как будто ее вообще не было.

– Я знаю, что ты там, – пробормотал я, отдавая должное бесчисленным второсортным комикам. – Я слышу, как ты дышишь.

Глава 12

973-48-56. Клочок бумаги с логотипом «Лояльности» и телефоном Майры сначала висел на холодильнике, приклеенный магнитом в виде Гуфи-Гуся, потом лег на кухонный стол, потом оказался в компьютерной комнате, потом под стопкой бумаг. Тед Сакс иногда думал о том, чтобы ей позвонить, но каждый раз, когда он готов был снять телефонную трубку, его охватывала дрожь нерешительности. Нерешительность превращалась в долгую паузу, во время которой он смотрел на телефон, как на коробку с чем-то таинственным и темным. Ему нравилась Майра, в этом он был совершенно уверен, но еще он знал, что не может довести с нею до конца. Он уже бывал в такой ситуации, когда работал программистом во «Вводе». У него было два свидания с бесцветной девицей по имени Нэнси, занимавшейся обработкой данных, один раз он пригласил ее, в другой раз она сама пригласила его. Тогда у них ничего не вышло, не выйдет и сейчас. Они просто жужжали друг над другом, как две мухи, пытаясь вылететь в окно, но безнадежно застревая.

Он думал об этом во время утренней прогулки, которая увеличилась с непонятного брожения до пяти кругов быстрым шагом по периметру прямоугольника величиной в восемь кварталов. У него укрепилось здоровье и даже как будто расширились горизонты. Через несколько недель дома, попадавшиеся ему на пути, большие обиталища неизвестных людей, приобрели отчетливо различимый характер. Напротив его дома стояли две гигантские коробки, одна желтого цвета, другая серого. В желтой жил маленький мальчик, который любил играть в мяч на газоне перед домом – сам по себе, если поблизости не оказывалось другого ребенка или взрослого. Тед иногда думал, не сыграть ли ему с мальчиком, но, когда он гулял по утрам, мальчик был в школе. Через полквартала вниз по улице стояло еще одно многоквартирное здание, но там вообще не было детей, и потому Тед не испытывал к нему интереса.

Во второй половине дня он ездил в «Модесто», где на полставки занимался анализом данных, но теперь у него оставалось несколько свободных часов до обеда. Иногда он полчаса проводил в «Детском саду», но он все больше надоедал Теду. Такие типы, как Заглот и Педократ, кем бы они ни были на самом деле, после нескольких разговоров начинали действовать ему на нервы. Слишком глупые, с их постоянными шуточками, а ведь ему нужно… что же именно ему нужно?

Ему нужен был друг, чтобы довериться ему, однако он не хотел никому ничего доверять. Ему даже надоело разговаривать с собой. Ему хотелось голого маленького мальчика, чтобы тяжело сесть ему на грудь и не двигаться, – вот восторг. По всей вероятности, такая идея даже не рассматривалась, хотя и не была за гранью разумного. Но ему нужно было и зарабатывать, поэтому он и пошел на гибкий графике «Модесто». Ему еще надо будет найти себе настоящую работу.

В воскресенье в торговом центре «7-11», подальше от тисков центральных универмагов, он купил воскресную газету. В этом здании на пять этажей фэрчестерская молодежь любила собираться по субботним вечерам. В то утро продавец-индиец читал письмо и слушал что-то классическое по радио. Он кивнул Теду, беря его карточку, как будто они проводили какую-то тайную сделку.

Потом отправился в булочную Прайса, чтобы посидеть там за столиком.

Издалека булочная напоминала бутик. Колокольчики на двери славно динькнули, объявляя его приход. В тот день Стеффи не работала, но у девушки за прилавком была печальная, сочувственная улыбка, которая ему нравилась. Ее прямые коричневые волосы свисали на плечи и покачивались, как маятник, каждый раз, когда она наклонялась. Он сел за столик у окна и просмотрел заголовки: «Президент встречается с премьер-министром Китая», «Курс доллара падает относительно йены», «Судебное разбирательство по табачным компаниям отложено». Как однажды сказал его отец, никто не делает новостей по выходным. Он просмотрел уйму разделов, пока не нашел объявления о работе, и развернул газету. Газета – старомодный источник, но это его успокаивало. Медленно потягивая кофе с молоком, закусывая булочкой с корицей, он начал делать пометки в старом поблекшем блокноте желтого цвета: http://www.headhunting.com, администратор базы данных, оклад от 60 тысяч, старший программный аналитик, опытный программист по Novel/NT, архитектор Java-приложений, менеджер центра обработки данных, младший программист… как низко он может опуститься?

Он только что обвел слова «Требуется разработчик интегральных схем» под объявлением в продолговатой рамке, когда поднял глаза и увидел, что в магазин входит тот мальчик с отцом. Отец держал большой пластиковый мешок, который шлепнул на стол.

– Алекс! – позвал мужчина своего блуждающего подопечного, который уже подскочил к прилавку.

Мальчик – Тед вспомнил эти надутые губы – боком врезался в стеклянную витрину, крикнул «Ой!» и резко сел на пол.

– Больно, – пожаловался он, потирая руку.

– Тогда зачем ты это сделал? – нахмурился отец. – Тем более что мы уже десять раз об этом говорили.

Алекс скривил губы.

– Нет, не говорили.

– В каком смысле?

– Говорили, но не десять раз. – Он встал и посмотрел на выставленные булки и пирожные. – Все равно я хочу булочку с корицей.

Отец покачал головой, как будто на ней был подвешен тяжелый груз.

– Ты уже позавтракал.

– Ну и что? Я все равно хочу есть. – Он переминался с ноги на ногу, его курносый нос едва доставал до верха прилавка.

Тед прижал края газеты, как будто она могла от него улететь. Напряжение между мальчиком и его отцом тоже нарастало внутри его.

– Чем я могу вам помочь? – спросила девушка за прилавком, улыбаясь и наклоняясь к Алексу. Ее волосы снова качнулись, из-за чего ее лицо приобрело странное выражение.

Прежде чем успел вмешаться отец, Алекс заявил:

– Ты не Стеффи.

– Нет, я Анджела. Стеффи сегодня не работает.

Алекс сложил руки на груди. Он был похож на сказочное создание, на ребенка, подброшенного эльфами, с узким подбородком, острыми ушами и глазами, сиявшими почти неестественным светом.

– Почему она не работает?

– Наверное, потому, что у нее выходной.

– Но она обычно работает здесь.

– Алекс, – выразительно сказал отец из-за его спины, – перестань, хорошо?

Мальчик что-то промычал, но отошел от прилавка. Он подошел к столу рядом с тем, где сидел Тед, и тяжело уселся. Тем временем отец заказал чашку кофе и стакан молока.

– И буханку квасного хлеба, положите в пакет.

Потом отец сел и возвел перед собой газетную стену.

Когда Алекс увидел, что никто не смотрит, он стал раскачиваться на стуле, но переборщил. Планчатая спинка глухо грохнулась об пол. Алекс завопил и потер себе спину.

– Алекс. – Отец встал. – Я хочу, чтобы ты просидел на этом стуле…

– Я не виноват!

– …пять минут не раскачиваясь. Давай посмотрим, получится у тебя или нет.

– Я попробую… – произнес мальчик без особого убеждения. Он повернулся к прилавку и сказал, обращаясь ни к кому конкретно и сразу ко всем: – Мне скучно.

Вдруг он соскользнул со стула под стол, и у него задралась рубашка, открыв пупок, – Тед был очарован. Алекс бесшумно подполз к ботинкам отца, развязал и потом снова завязал шнурки. Закончив свое черное дело, он бросил взгляд по сторонам и заметил, что Тед смотрит. Он хитро улыбнулся и прижал палец к губам. Тед кивнул, как соучастник.

Чего он не ожидал, это что Алекс подползет к его столу и устроится под ним, как дружелюбная собака. Алекс привалился к стулу Теда, и Тед ничего не смог придумать, кроме как погладить его по голове.

– Хорошая собачка, – шепнул он.

Алекс заскулил по-собачьи. И лизнул руку Теда.

От прикосновения его словно током прошибло. В тот миг звякнули колокольчики на двери, и Тед тут же отпрянул. Вошла женщина в голубых брюках с высокой талией вместе с коренастой девочкой предподросткового возраста, одетой похоже на женщину. Это была владелица местного книжного магазина. Тед иногда заглядывал в «Между строк» и узнал мать с дочерью. У женщины было лицо с крючковатым носом и глубоко посаженными глазами недовольной птицы, лицо человека, который смотрит на Теда сверху вниз. Не была ли она в парке в тот кошмарный день? Конечно, Теда она не знала, но с отцом мальчика поздоровалась. Они минуту поболтали – что-то про теннис, – а дочка подошла к прилавку.

Алекс ткнулся в ногу Теда.

– Нет, плохая собака… – прошептал Тед, отодвигаясь. Когда мальчик снова придвинулся, Тед в отчаянии отломил кусочек булки и протянул ему. – Иди на место, пожалуйста.

Девочка обернулась к матери и тут же заметила мальчика под столом. Она увидела, что он делает, и что-то начала говорить, но Тед многозначительно покачал головой, и она закрыла рот. Она пошла в его сторону, и Тед вдруг испугался, что она тоже залезет под стол и ее придется кормить с руки. Но девочка в последнюю секунду проскакала между столами и подвальсировала к матери.

Алекс проглотил кусок булки и как раз вылезал из-под стола, когда отец его заметил.

– Алекс! Ты что там делаешь?

– Ничего.

Отец Алекса встал из-за стола и направился к сыну, но далеко не ушел. Одна нога зацепилась за другую, и он покатился на пол. У него были связаны шнурки. Алекс захихикал, но ненадолго. То, что случилось потом, произошло так быстро, что Тед даже ничего не сообразил. Отец сдернул один привязанный ботинок, подхватил Алекса на руки и плюхнул его на стул, где тот сидел сначала.

– Сиди на месте! Никогда так больше не делай. – Лицо у отца покрылось пятнами от гнева. – У тебя тайм-аут, и надолго, ты понял?

Алекс потер руки.

– Ты сделал мне больно!

– Я? Ну извини, но ты заслужил. – Отец потер голень.

Алекс разревелся:

– Я тебя ненавижу.

Женщина из книжного магазина стояла у прилавка, нарочно глядя в другую сторону. Тед так хватался за края газеты, что прорвал дыры большими пальцами.

– Но, мама… – запротестовала дочь.

– Тихо, Лили. Давай возьмем то, за чем пришли, и пойдем.

Она велела Анджеле упаковать три круассана, пока Алекс ныл, а отец угрюмо сидел, отгородившись газетой. Вскоре женщина с дочерью вышли под звяканье колокольчиков. Прежде чем закрылась дверь, Тед вышел за ними, сжимая в руках газету и блокнот. Ему трудно стало там дышать, зрение затуманилось. Всю обратную дорогу он хватал ртом воздух, как разреженный, как будто в нем не хватало кислорода для дыхания. Добравшись до дома, Тед сел в кресло и сидел, пока не успокоился. Потом он прочел всю газету от передовицы до рубрики искусства, на что у него ушло больше двух часов. Отчет о встречах с главами иностранных государств и статьи о стиле жизни самым замечательным образом не имели никакого отношения к его жизни, но отвлекли от мыслей о мальчиках и собаках, языках и шмыгающих носах.

Вечером, съев спагетти и пончик, он принес чашку кофе в Голубую комнату и зашел в «Детский сад». Там торчали Педократ, Заглот и Полпинты, словно трое гостей, которых никак не прогнать с вечеринки. Они обсуждали, как лучше всего привлечь внимание мальчика.

«Предложить ему леденец, ха-ха», – Заглот.

Полпинты не согласился: «Нет, это уже устарело, я пользуюсь игрушечными машинками».

«У новых моделей слишком маленькие дверцы! Я могу засунуть десяток на заднее сиденье моего „бьюика“, – написал Педократ.

Тед подождал, пока спор окончательно не скатился в бессмыслицу, и в ответ на критическое замечание написал: „Скажите, а у кого-нибудь из вас был НАСТОЯЩИЙ опыт с мальчиком?“

Воцарился кибернетический эквивалент молчания. Почти минуту экран оставался пустым.

Наконец вступил Педократ: „Хм, Пряник, ты что, тайный агент?“

„Нет, – он помолчал пару секунд, – просто мне надоели эти словесные игры“.

„Эй, мы тут как бы фантазируем“, – напечатал Полпинты.

„У нас мальчики на уме, а не на чем другом“, – прибавил Заглот.

Тед глубоко вздохнул.

„Ну а у меня, – написал он, – мальчик сегодня ел из руки“.

„Ты хочешь сказать, что?..“ – Заглот.

„Да. Он встал на четвереньки и лизнул меня“.

Это скромное признание дало начало пятнадцатиминутному обсуждению, которое не особенно его просветило, разве что насчет характеров парней из чата. В одном они сошлись и стояли твердо, как алмаз: Пряник не сделал ничего дурного.

„Спасибо за поддержку“, – в конце концов написал он и вышел из чата. Но в ту ночь ему приснилось, будто он проедает гигантскую булку с корицей, а на полпути сталкивается с кем-то, кто вгрызается в нее с другой стороны.

На следующий день ему посчастливилось – в „Модесто“ ему предложили работу на полную ставку со своим собственным боксом. Он согласился. У Джоан, сисопа[14]14
  Сисоп – системный оператор.


[Закрыть] с тяжелым лбом, которая работала в соседнем боксе, на столе стояла фотография семилетнего сына, симпатичного малыша по имени Рэмси, который отчего-то совсем не понравился Теду. Ему вспомнился племянник Майры Дональд, с которым Тед как будто делил какой-то секрет. Он ушел из офиса поздно, напевая мотивчик, которому его научила мать: „Береги себя, ведь теперь ты мой“. Ночью ему приснилось, что он катает Дональда на закорках, но вдруг тот оказывается задом наперед, так что пах Дональда оказывается прижатым к лицу Теда. Ощущение было таким реальным, что Тед проснулся с подушкой во рту. Он погулял перед работой, шагая мимо детей, направлявшихся в школу, и первую половину дня на работе провел в прекрасном настроении.

Через два дня случилось страшное. „Фэрчестерский вестник“ поместил статью под заголовком, от которого у него глаза на лоб полезли: „Местный житель, отбывший наказание за преступления на сексуальной почве, разыскивается по подозрению в аналогичных преступлениях“. „В ответ на жалобы жителей Фэрчестера полиция разыскивает взрослого белого мужчину в связи с серией подозрительных случаев с участием несовершеннолетних. На основании известных фактов полиция полагает, что преступник живет в нашем городе. Родителям рекомендуется не оставлять детей без присмотра, особенно в таких людных местах, как парки и торговые центры“.

„Черт, черт“, – пробормотал он. Печатные строчки поплыли перед глазами черной рекой, тогда он отложил газету и сидел на стуле, пока все не исчезло. Постепенно вернулась квартира, стены вокруг него снова приобрели прочность и глубину. Неужели мальчик поговорил с отцом после той глупой сцены в туалете? Или та мегера из парка написала жалобу? Когда Тед чуть успокоился, он взял газету, разложил ее на полу, как сломанный бумажный змей, и стал читать дальше. Там описывался случай в общественном туалете – возможно, речь шла о нем.

„Это никак не бросает тень на Фэрчестер, – сказал детектив Джон Слэвиан из отдела нравов округа Довер во вчерашнем интервью нашей газете. – В наше время подобное может произойти где угодно“. Однако, принимая во внимание общедоступные сведения в соответствии с нью-йоркской версией закона Мегана, возможно, что предполагаемый преступник не был судим». В оставшейся части рассуждалось о природе подобных преступлений и проценте рецидивистов и приводилось мнение судебного психиатра по фамилии Чедвик.

«Но я чист», – заявил Тед ближайшей стене, которая не удостоила его ответом. У него было такое ощущение, будто сейчас не шесть часов вечера, а уже два часа ночи, и его окутывают рваные, пенистые границы кошмара. Только проснуться он не мог. Какое-то время он прятался у себя в кресле, пока страх не сменился покорностью, а потом приступом голода. В итоге он пошел на кухню, разогрел готовое блюдо – макароны с сыром. Он мог ужаснуться или разозлиться из-за газетной статьи. Или попробовать посмотреть на нее с юмористической точки зрения – но как? Ради смеха он сложил из макаронин неприличное слово и сунул их в рот.