Текст книги "Пасадена"

Автор книги: Дэвид Эберсхоф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 38 страниц)

– Я хотел завоевать твою любовь, – сказал он. – Ты у меня уже была, но я хотел завоевать тебя. А ты не разрешила.

И, взмахнув удочкой, он добавил:

– Да что теперь об этом говорить.

Она ответила, что он ошибается. Он не знал ее сердца, да и никто не знал ее сердца! Он медленно поднял руку, протянул к ней; она ждала, что его пальцы коснутся ее лица, ее впалой от болезни щеки. Но вместо этого он сдернул с ее шеи золотую цепочку и сорвал с нее коралловую подвеску. Брудер дернул так сильно, что Линди испугалась, как бы он не свернул ей шею. Он порвал лишь цепочку – так леска рвется под весом рыбы.

«Ты не прав!» – хотелось крикнуть ей снова. Но тут она задала себе вопрос, который повторяла потом все шесть приступов, все месяцы выздоровления и весь последний приступ, который случился следующей весной: «Кто был не прав?»

– Я вернусь за отцом.

– А я буду здесь.

Линди медленно побрела к берегу; с плеч у нее тяжело свисала мокрая одежда. Она увела Зиглинду от входа в пещеру. «Пора идти, – сказала она дочери. – Не капризничай». Линди шла и думала, что девочка не может знать всего о своей матери. Да и никто не может.

Они возвращались по берегу и по руслу, и по шоссе и по побережью. По белой пыльной дороге и поросшим диким кустарником холмам. Линди ехала домой к своей комнате и кровати под пологом, где она одна будет спать долгами ночами и днями, думать о том, как бросит мир, к которому никогда и не принадлежала, за ее окном нематода будет подгрызать корни апельсиновых деревьев и распространять болезнь, а шоссе, рассчитанное на мощь шестицилиндровых двигателей, будет все расширяться и расширяться – шесть полос! Восемь полос! Десять! А через много недель настанет ночь, когда не взойдет луна, когда будет похрапывать Роза, когда Уиллис будет дышать перегаром апельсинового бурбона, когда Зиглинда будет сосать во сне палец и все в доме затихнет как мертвое, только полог будет шевелиться на ветру – его Линди однажды разорвала в приступе лихорадки, – но все затихнет, все успокоится, и Линди подойдет к открытому окну и будет долго смотреть через долину, стараясь разглядеть черный океан, почти всегда скрытый теперь за огнями города; она будет стоять и смотреть, пока не исчезнет все, кроме ярких картин в ее памяти. Тогда Линди Пур ляжет в постель, закроется белым одеялом и, уплывая в глубины бездонного сна без сновидений, точно будет знать, что выздоровеет.

Эпилог
НА МОРСКОМ ВЕТРУ

Благословляю море, свод небес,

Мой сокровенный мир, и все, что есть

Обитель мне, – я вымолвить не в силах,

Но не от горя дух перехватило.

Эмили Бронте

Однажды в августе сорок пятого года мистер Эндрю Джексон Блэквуд гулял по своим апельсиновым рощам и дошел до мавзолея. Вот уже месяц, как он вступил во владение ранчо Пасадена, и, хотя уже несколько раз приезжал в свое отдаленное имение, до границ сада он еще не успел добраться. День стоял сухой, точно в пустыне, солнце немилосердно светило как бы сквозь колеблющееся марево. В роще царило запустение, земля была жесткой, как бетон. Белый блестящий мавзолей вырос перед ним точно так же, как в тот рождественский день, когда он встретил здесь мистера Брудера. Казалось, что это было давным-давно – война еще не кончилась на смерзшейся грязи Европы, а японцы еще защищали острые, как штыки, заросли на атоллах Тихого океана. Теперь все было уже позади, Блэквуд, как и все американцы, научился говорить слово «мир» на нескольких иностранных языках. Целую неделю газеты кричали о том, что родился новый мир.

Рука ощущала жар нагретого солнцем мрамора, стоял полдень, укрыться можно было только под куполом мавзолея, и Блэквуд вошел туда, ощущая себя обладателем огромного западного поместья, решившим посетить семейный склеп. Вдруг он остро ощутил чувство потери, и в один миг на него волной нахлынуло все, что он услышал от миссис Ней и мистера Брудера.

Блэквуд провел пальцем по цитате из Суинберна и обошел высокий закрытый саркофаг, чтобы прочесть имя, появившееся через несколько дней после того, как он стал здесь хозяином. Телефонный разговор с миссис Ней стал для него настоящим ударом. «Он умер, мистер Блэквуд, – сказала она. – Умер прямо во сне». Именно так же много лет тому назад скончалась и Лолли, ее маленькое сердце просто устало работать. Известие о смерти Брудера было очень печальным, и миссис Ней искренне горевала – в телефонной трубке было слышно, как она всхлипывает. По грустному звуку ее голоса Блэквуд сразу все понял.

Он вернулся по склону холма к террасе, в тень кораллового дерева. Оперевшись на балюстраду, он обозревал свои владения. Когда Блэквуд в первый раз хозяином приехал на ранчо Пасадена, то не ощутил гордости, которой ожидал. С каждым новым приездом вид долины волновал его все меньше и меньше. В последнюю неделю Блэквуд пригласил на ранчо нескольких человек: владельца компании, которая строила дешевые дома, владельца фирмы по строительству шоссе, с лицом грубым, точно асфальт, и еще одного, в затхлом костюме из плотной шерсти, который подыскивал место для строительства новой электростанции. Но эти встречи не приносили Блэквуду уверенности в будущем поместье; после каждой из этих встреч ему почему-то очень хотелось вымыть руки.

В августе холмы побурели и помертвели, трава и кусты стали хрупкими и даже не колыхались. Газеты предсказывали в наступающем сезоне сильные пожары. Но он давно уже заметил, что этот прогноз повторяется каждый август. «С таким же успехом можно написать, что солнце горячее», – подумал Блэквуд.

Он не жил на ранчо, да и не собирался. Он давно уже понял – нечего и пробовать жить жизнью, к которой ты не привык. Блэквуд был дельцом, а вовсе не бароном, и хотя когда-то давно ему очень хотелось вести жизнь богача, это желание оставило его. Оно отпустило Блэквуда, ушло прочь. До конца дней Блэквуду не будет нужно ничего больше, чем его маленький, но удобный дом.

И в этот самый момент неторопливых летних размышлений Черри Ней и застала Блэквуда, перегнувшегося через парапет.

– Я не помешала, мистер Блэквуд? – спросила она.

– Нисколько, – ответил он.

Он не ждал ее, но совсем не удивился и тепло поприветствовал.

– Вы давно не проверяли свой почтовый ящик, мистер Блэквуд, – сказала она и протянула ему конверты и рекламные листовки.

– Почтовый ящик? Я еще не привык, что все здесь теперь мое. Я даже и не знаю, где почтовый ящик.

– У ворот, за плетью дикого огурца, – сказала миссис Ней и добавила: – Угадайте, какую новость я получила сегодня по почте, мистер Блэквуд? Мой Джордж едет домой. Его демобилизовали.

– Вы, конечно же, очень рады, миссис Ней.

Она ответила, что так и есть. Она с нетерпением ждала возобновления их матчей по утрам, вечернего джина на дворике в тени авокадо, ежедневного привычного мира и процветания. Джордж написал, что ему не терпится вернуться к делам. «Мальчики едут домой». «Работы нам хватит на много лет, моя дорогая Черри», – говорилось в письме.

Блэквуд просматривал почту; ему пришли извещения от компаний по сбору мусора, а еще одно письмо, на имя мистера Брудера, пришло от биржи производителей фруктов. Имя Брудера, напечатанное на конверте, напомнило Блэквуду о жестокости смерти: почта пришла человеку, которого уже не было.

Блэквуд взял в руки маленький конверт, пришедший из Сан-Марино от некой миссис Конни Риндж. Адрес был написан от руки, и сначала Блэквуд подумал, что письмо пришло по ошибке, но прочел адрес еще раз и убедился, что получатель все-таки он. В письме миссис Риндж извинялась, что беспокоит его, хоть они и не были знакомы. Она писала от имени группы под названием «Комитет помощи бедным». Он сразу же понял, что она просит о пожертвовании, и чуть не бросил читать письмо. Теперь, когда стало ясно, что хозяин ранчо Пасадены он, многие сочтут его богачом и станут клянчить деньги на разные нужды. Но имя на конверте показалось Блэквуду знакомым.

– Скажите, а эта Конни Риндж не была, случайно, подругой миссис Пур?

– Кто, Конни? Да, в конце концов они подружились. А почему вы спрашиваете?

Блэквуд стал читать дальше. Конни Риндж и другие женщины собирали деньги, чтобы открыть школу для бедных девочек. «Мы занимаемся этим почти пятнадцать лет», – писала миссис Риндж. Она рассказывала, что все эти годы женщины занимались сбором средств и разыскивали богатых наследников. Теперь уже они могли купить небольшую собственность, в будущем собирались нанять небольшой штат преподавателей и открыть полный курс средней школы. «Я уверена, что в ваших планах сделать ранчо Пасадена доходным местом, но очень хотела бы, чтобы вы нашли время встретиться со мной» – так заканчивалось письмо.

– Хотят открыть школу для девочек, – пояснил Блэквуд.

– Да, они уже много лет носятся с этой мыслью. Я думаю, кто-то недавно умер и завещал им большую сумму денег.

– Прекрасное дело, – сказал Блэквуд.

Черри согласилась, и они вместе стали смотреть на долину. День был тихий, птицы молчали, Блэквуд оглянулся на особняк и представил себе, как по галерее, в перерывах между занятиями, громко крича, бегают девочки. Он вообразил, как в библиотеке над книгами склоняются головы, готовясь к экзаменам. Школа для девочек? На ранчо, где росли апельсины?

– Надеюсь, вы не будете возражать… Я привезла с собой Зиглинду и Пэла, – сказала Черри.

– Кого? Детей? Где же они?

– Я высадила их на дороге. Они хотели сходить на его могилу.

– Вы за этим приехали?

– Им было неудобно приезжать самим. Они не хотели появляться здесь без разрешения, мистер Блэквуд. Надеюсь, вы не будете возражать.

Он ответил, что, конечно, не возражает, и, снова подняв глаза, увидел, что около мавзолея ходят два человека. Из-за расстояния нельзя было различить их лиц, но он понял, где Пэл и где девушка. Она стояла под куполом и разглядывала крипту. Молодой человек ждал ее на ступеньках.

– Как у них дела? – спросил Блэквуд.

– Трудно потерять единственный мир, который знаешь, – ответила она.

Брудер оставил им «Гнездовье кондора», и Черри рассказала, что они снесли «Дом стервятника» и принялись доделывать то, до чего раньше ни у кого не доходили руки.

– Они решили перестроить спуск на берег. Мальчик решил больше не выращивать лук. Он начал разводить цветы.

– Цветы? – не понял Блэквуд.

– Да. Гладиолусы, маки, нарциссы…

– А земля хорошая?

– На ней все вырастет, даже старая палка зацветет.

Блэквуд стоял неподвижно, погрузившись в глубокую задумчивость. За долгие последние месяцы одно Черри узнала о нем точно: Блэквуд понимал, что такое ностальгия. Прошлое не отпускало его – так, бывает, кот вьется вокруг хозяина. Она не преминула воспользоваться этой его слабостью и спросила:

– У вас уже есть какие-нибудь планы, мистер Блэквуд?

– Пока нет, миссис Ней, – ответил он.

В тот же день, позднее, к нему заехал Суини Вонючка. Суини придумал построить поселок для всех конторских служащих Лос-Анджелеса. «Стоит лишь проложить боковую дорогу от шоссе по долине, и я гарантирую, Блэквуд, что дело выгорит. Разбогатеешь так, как и представить себе не можешь!» – горячился он.

Черри никогда не открывала ни Блэквуду, ни кому другому вообще, что во всех письмах, которые Джордж писал с фронта, он настойчиво повторял: Черри должна договориться с Брудером, чтобы ранчо перешло под их полный контроль. Джордж хотел заняться землей, часто спрашивал, что там с Пасаденой, а она отвечала уклончиво, чтобы не получалось, что она бессовестно наврала мужу. Но некоторое время назад Черри вдруг поняла, что работа Джорджа, а значит, и ее тоже, не всегда была к лучшему. Она лелеяла надежду – по крайней мере, сейчас, – что передаст ранчо в руки человека, который сумеет сохранить его. С самого начала она чувствовала, что Блэквуд и может стать таким человеком. В нем, как она заметила, совесть соседствует с сожалением; ей думалось, что в этом они были похожи. Много лет назад, перед смертью, Линди Пур спросила ее: «Черри, ты будешь присматривать здесь за всем, когда меня не станет?»

– Мистер Блэквуд…

– Да, миссис Ней?

– Вы не думали передать свою собственность благотворительной организации? Женской школе, например?

– Никогда не думал, – ответил он. – Это ведь не лучший вариант для возврата вложений, верно?

– Понимаю, мистер Блэквуд. Тут много вопросов.

В роще Пэл и Зиглинда исчезли из виду; Блэквуд и Черри постояли немного на террасе, ничего не ожидая. Они молчали, и ветер не приносил им ни запаха цитрусов, ни щебетания птиц – лишь из-за холма доносился мерный шум машин на шоссе. Блэквуд с Черри одновременно подумали, что машин стало больше, чем в прошлом году.

Когда Зиглинда с Паломаром дошли до террасы, они раскраснелись от жары, и Блэквуд спросил, не нужно ли им воды. Они отказались, встали в тень дерева, и стало заметно, что только бездонными черными глазами они походят друг на друга. Блэквуд с удивлением подумал, что, вообще-то, об их жизни он знает больше, чем они сами; он думал, о чем они сейчас жалеют. Думал, как они проживают свою жизнь и как ярмо прошлого, наброшенное на них другими, давит им на плечи.

Черри не сказала, почему девушка отправилась жить к Брудеру после смерти капитана Пура. Конечно, ранчо тогда уже перешло к Брудеру, но почему девушка не уехала куда-нибудь еще? Она была в платье цвета слоновой кости, открывавшем сильную шею, и все в ней напоминало Линду Стемп. В доме Блэквуд нашел старый альбом с фотографиями и внимательно рассмотрел снимки капитана Пура. Дочь ничем не походила на отца.

– Ему будет здесь хорошо, ведь он лежит рядом с мамой, – сказала Зиглинда. Ее лицо затуманилось от горя.

Паломар взял ее за руку, они посмотрели на мавзолей и оба сразу погрустнели. Девушка была красива, но несколько мужской красотой. Волосы развевались у нее вокруг лица, и она ничего не говорила, погрузившись в молчание. В наступающих сумерках Блэквуд долго смотрел на нее, и, когда она собралась уходить, он понял, почему она совсем не похожа на капитана Пура. Блэквуд сразу же понял, что узнал еще немного о жизни Линди, ему вспомнился Брудер, лежавший в могиле.

Прижавшись друг к другу, как люди, всю жизнь прожившие вместе, Зиглинда с Паломаром сошли с террасы и пошли к машине миссис Ней.

Она тоже засобиралась и сказала:

– До свидания, мистер Блэквуд.

– До свидания, миссис Ней.

– Ваше ранчо понравится вам, я уверена.

Он ответил утвердительно.

– Мне будет интересно узнать о ваших планах.

– Я сообщу вам первой.

Что-то в душе Черри зашевелилось, и она почувствовала себя обязанной сказать:

– Есть такая необходимость, мистер Блэквуд. Это было бы широким жестом. Далеко не каждый на него способен.

– Мне нужно будет рассмотреть все варианты.

– Особняк можно будет приспособить под классы. Из дома для рабочих можно сделать спальню. Подумайте о бедных девочках, мистер Блэквуд.

– Попробую, – ответил он.

Не так давно ему позвонил частный детектив и сообщил плохую новость: «В штате Мэн ни одной Эдит Найт не обнаружено. И еще, мистер Блэквуд, я не обнаружил никаких доказательств, что она вообще там жила».

– Ее могут назвать в вашу честь, – продолжила Черри. – Женская школа имени Блэквуда.

– Я вовсе не жажду, чтобы в честь меня называли школу.

– Тогда они предложат вам самому выбрать название. Женская школа Пасадены?

– Вы не слишком забегаете вперед, миссис Ней?

Она извинилась, протянула загорелую, сильную от тенниса руку, и Блэквуд пожал ее. В свете августовского солнца Эндрю Джексон Блэквуд поблагодарил Черри за все, что она сделала. Она поблагодарила его в ответ и заторопилась к машине в уверенности, что кое-что удалось спасти.

На миг Блэквуд задержался на террасе. Он стоял и слушал шум листьев и щебетание птиц. Но вокруг не было ничего – долина была пуста, тиха и высушена солнцем. Только шум машин за холмом напоминал, что жизнь идет вперед.

Блэквуд вошел в особняк, чтобы отдохнуть в его тени. На галерее было тихо, но вдруг через вентиляционные трубы послышался непонятный звук, похожий на плач девочки. «Это дом потрескивает», – сказала бы миссис Ней. Но звук был тихий, живой. Блэквуд крикнул: «Кто там?» – но ему никто не ответил. Звук не прекращался – как будто плакал или счастливый, или несчастный ребенок, только она могла бы сказать. «Ответьте мне, если слышите», – прошептал Блэквуд в пустоту дома. Стук сердца отдавался у него в ушах, звук слышался еще один миг, а потом затих, и лишь его дыхание эхом отражалось от стен.

Потом уже Блэквуд обнаружил, откуда шел этот звук, – в забытой всеми комнате в конце коридора наверху было открыто окно, и от морского ветра хлопал разорванный полог кровати, – но тогда он опрометью выскочил из дому и сел за руль «империал-виктории». Он спустился по холму, выехал из ворот, двинулся в сторону Моста самоубийц и в зеркале заднего вида увидел, как из выхлопной трубы вылетело черное облако дыма и закрыло от него ранчо Пасадена.

От автора

Эта книга – плод художественного вымысла, но действие ее происходит в мире, который некогда существовал (или мог бы существовать), однако теперь его уже нет (или он не мог существовать дольше). Работе моего воображения оказали неоценимую помощь несколько источников. Я начал и закончил роман в Комнате столетия городской библиотеки Пасадены, где за дверью из толстых железных прутьев хранится коллекция истории и тайн Пасадены. Ученые из Хантингтонской библиотеки предоставили в мое распоряжение свои обширные познания по истории Южной Калифорнии. Верхние полки городской библиотеки Карлсбада познакомили меня с историей северного округа Сан-Диего. У моей книги было много источников информации; чаще всего я открывал следующие книги: «В поисках весны. История Карлсбада» Марии Говард-Джонс; «Иллюстрированная история Пасадены» Энн Шейд Лунд; «Столетний юбилей охотничьего клуба "Долина". 1888–1988» Анн Шейд; «Естественная история Калифорнии» Уилера Дж. Норта; «Путеводитель по Калифорнии национального общества Одюбона» Питера Олдена и Фреда Харта; «Ботанические сады Хантингтона, 1905–1949» Уильяма Хертриха; «Ботанические сады в Хантингтоне» Уолтера Хоука; «Пятьдесят лет на ранчо» Чарльза Дж. Тига; замечательная серия книг Кевина Старра «Американцы и калифорнийская мечта»; «Апельсины» Джона Макфи; «Первая мировая война» Джона Кигана. Я в неоплатном долгу за глубокие знания, полученные от каждого из этих авторов.

Благодарности

Книга обязана своим появлением многим людям. Мой агент Элен Костер поощряла меня с самого появления замысла до того дня, когда книга стала пухлой рукописью. Сотрудники издательства «Рэндом Хаус» Саншайн Лукас, Лиз Фогэрти, Том Перри, Кэрол Шнайдер, Габи Бордуин, Эми Эдельман, Стеси Роквуд, Кейси Хемптон, Либи Магуайр, Иван Хелд – мои коллеги, которые вложили все свое умение в издание моей книги. Тщательную экспертизу этих страниц осуществлял редактор Бенджамин Дрейер. Эван Стоун, Мария Месси, Даниэль Бурке тщательно вычитывали последний вариант. Терпеливая, много знающая Энн Годофф редактировала книгу. За это и еще за очень многое я ей искренне признателен.

Книга, задуманная в пробке

Ребенком, в Южной Калифорнии, много времени я проводил в пробках, на заднем сиденье автомобиля «понтиак истейт вэгон». Моя память (это настоящий сундук с сокровищами) сохранила воспоминания о том, как много времени я просидел в пробках на горячем, ядовито-синем виниловом покрытии, которое немилосердно жгло ноги. На коленях я всегда держал книгу и открывал ее, чтобы укрыться от потока транспорта и самой машины. Но я страдал от укачивания, и, чтобы не смотреть на то, что творится рядом – ссорились сестры, тяжело дышала собака, недовольно цыкала мать, – я отворачивался к окну и воображал себе другой мир.

На самом севере округа Сан-Диего есть длинная полоса побережья, принадлежащая федеральному правительству. Там, на красивом пляже, облюбованном серферами, стоит атомная электростанция. На южной оконечности находится Кемп-Педлтон, где громадные моряки лазят по стенам и ползают по зарослям кустарника, изображая войну. Но между охладительными башнями и военно-морской базой лежат старые сухие русла рек, склоны холмов, поросшие тойном и лимонадной ягодой, песчаные наносы рек, куда в полдень выползают на солнце гремучие змеи. Склоны тянутся до высоких утесов, сложенных песчаником, которые обрываются высоко над Тихим океаном. Берег под ними широкий, и оттуда осенью хорошо видно китов, когда они выскакивают из воды по пути в Байю.

Кроме немногих дорог для пожарных и чужеродных, квадратных в основании ящиков для сбора мусора, это огромное пространство невозделанной земли может показать любому студенту-историку или начинающему романисту, как некогда выглядела Калифорния. Федеральная дорога номер пять проходит через эти места, но почему-то не портит их, и на калифорнийском побережье эти обширные пространства так и остались одними из самых нетронутых. В одном месте шоссе находится контрольный пункт Национальной иммиграционной службы, где машины останавливают офицеры в бежевой форме и овальных шляпах; они заглядывают в каждую машину и проверяют, нет ли там случайно нелегальных рабочих из Мексики. Из-за этой проверки пробки становились такими огромными, что я успевал прочитать несколько страниц книги, пока мама не снимала ногу с педали и мы ехали дальше.

Впервые я прочел «Грозовой перевал» в пятнадцать лет, то есть все еще сидя на заднем сиденье маминой машины. Как-то раз я смотрел из окна на дикий кустарник и утесы, поднимавшиеся из воды, и мне пришло в голову, что не так уж давно Южная Калифорния была такой же дикой и необитаемой, как вересковые пустоши Кэтрин и Хитклифа. Я представил себе время, когда люди приплывали сюда из Мексики на кораблях, переезжали границу по старым руслам рек на лошадях и мулах. Я думал о том, как выглядело побережье до того, как здесь появились застройщики, до того, как появилось шоссе, до того, как поставили военно-морскую базу и возвели атомную электростанцию. Я воображал, как моя родная Пасадена утопает во фруктовых садах и кругом стоят гостиницы с балкончиками, которые в зимний сезон переполняли туристы. История Калифорнии предстала передо мной простой, но полезной картиной: это была вечная борьба между естественным и искусственным, между поражавшим воображение прошлым и фантастическим будущим. Этот штат бесконечно и стремительно меняется; так же быстро меняются и люди, его жители, хотя подчас они об этом даже не подозревают.

История Калифорнии вся основана на трансформациях и перевоплощениях. На глазах одного поколения из приграничья она стала пригородом. В мгновение ока кусты сменились ровными полями, русла покрылись асфальтом, апельсиновые рощи срубили и проложили вместо них дороги. Можно ли забыть гулкие пустоши Эмили Бронте? Почему Кэтрин выбрала Хиндли, а не Хитклифа? Как женщина становится женщиной? Как Калифорния превратилась в то, что мы видим сегодня?

Обо всем этом я думал много лет; во мне бушевали эмоции и идеи, зрели вопросы, и вот несколько лет назад в воображении все прояснилось. Герои заговорили своими голосами и получили имена: Линда Стемп, ее брат Эдмунд, любимый человек Брудер, ее супруг капитан Уиллис Пур. Я увидел молодую женщину, рыбачку, которая в тысяча девятьсот третьем году родилась на диком калифорнийском побережье между Лос-Анджелесом и Сан-Диего. Я вообразил, как через много лет она сидит на балконе большого белого дома и смотрит на умирающую апельсиновую рощу в пригороде Пасадены. Кто она? Как оказалась здесь, на ранчо Пасадена? В моем воображении ожили апельсиновые рощи, зашелестели ветви чапараля, а наводнение смыло все шоссе. Красивое прошлое Калифорнии ожило, я сел за стол и написал книгу под названием «Пасадена».