Текст книги "Код Иуды (СИ)"

Автор книги: Дерек Ламберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

  Перед тем, как выйти из игры, он снова добавил всадника: DISREGARD JUDAS.

  Затем он дождался подтверждения.

  Через пару минут трубка ожила: ПОЛУЧИЛ СТОП ЗДЕСЬ ОДИН ДЛЯ ВАС.

  После того, как оператор в Центре закончил передачу, Хоффману потребовалось полчаса, чтобы расшифровать его с помощью « Войны и мира».

  В сообщении, подписанном «Ястреб» – секретное кодовое имя Сталина, – содержалось уточнение к предыдущим сообщениям, отправленным Хоффманом. Возможно ли, что наращивание военной мощи было отвлечением от истинной цели Гитлера – вторжения в Британию?

  Три миллиона человек отвлекают? Иисус Христос!

  И был ли у Хоффмана дата предполагаемого нападения на Россию? Предполагаемый! Был ли этот человек слепым?

  Во время разговоров в Москве Хоффман до некоторой степени понял рассуждения своего отца. Он не хотел никоим образом провоцировать Гитлера – советское наращивание сил было бы именно такой провокацией – чтобы выиграть больше времени для перевооружения. И он не верил, что Гитлер был достаточно сумасшедшим, чтобы совершить ту же ошибку, что и Наполеон.

  Но это было до того, как три четверти вермахта с грохотом устремились к границе!

  Хоффман отправил официальное подтверждение. Нет, у него не было свидания, и да, он расследует оценку Лиссабоном мотивов Гитлера.

  Он задавался вопросом, что произойдет, если и когда он получит свидание? Если бы потому, что он подозревал, что Кросс не передаст ему это. Кудрявого лингвиста, должно быть, пригласили перевести сообщение на русский язык, которое затем можно было закодировать с помощью…

  Рэйчел. Кто еще? Он закрыл лицо руками.

  Когда, потому что он имел полное намерение получить дату от англичан.

  Он собрал передатчик, громоздкий шедевр Толстого, блокноты и справочники. Но на этот раз он не стал заменять их под полом. Вместо этого он удалил шесть азулежу с портрета святого Антония Лиссабонского; святой злобно посмотрел на него единственным оставшимся глазом; но он был защитником прав человека, поэтому он должен понять.

  Хоффман пропустил черный чемодан с инструментами своего дела через отверстие в туннель, который лежал за ним. Потом заменил плитку.

  Вытирая пыль, он вышел во внутренний дворик и вышел на улицу. Он был полон шума, людей и тепла, которое накапливалось в течение дня, но Хоффман знал, что он может легко уловить любую тень – в эти дни он имел опыт в таких вопросах. Он не был разочарован.

  Он прошел по Беко-ду-Мексиас мимо внутреннего дворика, где домохозяйки мылись в фонтане; под балконами, цветущими геранью и стекающими стиркой, сквозь кружок танцующих детей, мимо свинарников, торгующих специями, орехами и рыболовными снастями, и в черный рот бара, где все, кроме языков посетителей, висело во мраке.

  Он заказал стакан портвейна. Бармен, вялый, как перекормленная собака, налил рубиновую жидкость, португальскую кровь, и вернулся к своему табурету, в то время как его клиенты продолжали яростно спорить о боях быков, рыбалке и женщинах.

  Хоффман, сидевший под фотографией Салазара, наблюдал за дверным проемом. Вскоре его преследователь заглядывал в комнату с нарочитой беспечностью.

  Прошло пять минут. Он заказал еще стакан портвейна. Когда он начал пить, в комнату заглянул смуглый мужчина средних лет с грустными усами и пухлым животом. Затем он пошел своей дорогой. Хоффман отпил и стал ждать. Смуглый мужчина – на вид португалец – вернулся. Хоффман предположил, что сегодня он был единственным сторожевым псом. Кем работает?

  Хоффман допил портвейн, заплатил бармену и вышел на тесную улицу. Затем он увеличил шаг; внизу он мог видеть мерцающие на улицах огни, перетянутые акварелью на реке.

  Он сделал серию быстрых поворотов. Куда бы он ни пошел, за ним следовали причитания фаду . Так издали сделал человек с грустными усами.

  Хоффман взглянул на часы. Была почти полночь. Он повернулся, обогнав преследователя, и побежал к железной дороге, к которой приковал велосипед. Он отпер его и пошел вниз с холма. За ним бежал усатый мужчина.

  У подножия холма Хоффман переключил передачу и яростно поехал по Байше. Он слез с лифта и приковал велосипед цепью к фонарному столбу. Затем он встал в очередь.

  Что бы я сделал, если бы был преследователем? – подумал он. «Я пойду на лифте, – решил он, – и подожду в том месте, где подвесной мост соединяется с улицей».

  Лифт медленно поднимался, пассажиры смотрели повсюду, кроме друг друга. Когда он добрался до платформы наверху, из него появился Хоффман, а затем обернулся вокруг объекта наблюдения.платформы, перелезая через деревянный барьер с надписью DANGER на английском, немецком и португальском языках.

  Он ждал.

  Лифт со вздохом спустился.

  Он мог слышать шум машин далеко внизу, гудение самолета по звездному небу, прощальную сирену уходящего корабля. Шаги по мосту.

  Он отпрянул. Слева от него была причина появления знака опасности: металлическое ограждение вокруг платформы было отремонтировано лишь частично.

  Он прижался к внутренней стене.

  Сначала рука огибает угол. Потом ступня. Пауза. Потом живот. Потом лицо с висячими усами. «Как мексиканский бандит», – подумал Хоффман.

  Когда он завернул за угол, Хоффман выбил его ногой из-под себя и, когда он упал вперед, ударил его по затылку лезвием руки.

  Крякнув, мужчина попытался встать. Одновременно за ножом. Хоффман подтянул колено к паху.

  Мужчина согнулся пополам, и его вырвало; нож выпал из его рук, отскочил от платформы и упал в космос, сверкнув, как серебряная рыбка.

  – Кто вас послал? – спросил Хоффман у человека, лежащего у его ног.

  Он слышал, как внизу снова запускается лифт.

  «ПИДЕ».

  «Португальская секретная служба? Почему они должны интересоваться мной? ' Он поставил ногу мужчине на горло. – Кто вас послал?

  Мужчина схватился за ногу. Хоффман потерял равновесие. И мужчина был на нем сверху. Они откатились в сторону. Металлическая ограда сломалась и распахнулась, как ворота.

  Голова Хоффмана была над краем платформы. Далеко внизу он видел огни уличных фонарей и движение транспорта. Кулак ударил его по лицу.

  Он откатился от края.

  Платформа вздрогнула, когда лифт начал подниматься.

  Вдруг поднялся ветерок; он зацепился за раскачивающуюся металлическую откидную створку и захлопнул ее. Лоскут попал мужчине сбоку в голову. Он ослабил хватку.

  Хоффман вырвался. Он схватил мужчину за шею, когда тот попытался сесть. – Кто вас послал?

  Мужчина уставился на него.

  Хоффман подтолкнул его вперед. Заслонка снова распахнулась.Голова мужчины висела над космосом. 'Кто?'

  'Британцы.' Несмотря на то, что он наполовину ожидал ответа, его вызывало отвращение – русский в посольстве, Рэйчел знала… он толкнул тело человека дальше через край платформы, услышав, не понимая его крика.

  Двое мужчин, которые их вернули, были американцами. «Господи, – сказал один из них, – о чем все это, черт возьми?» Он был пожилым, вздрагивал от напряжения.

  Хоффман встал и прислонился к стене. «Я собирался убить его, – подумал он. Кто я такой, чтобы судить жестоких людей?

  Он попятился прочь. Один из американцев крикнул: «Эй, ты, стой!», Но он побежал через зияющую толпу, через мост, на Ларгу-ду-Карму, вверх по улице, через дверь своего жилого дома, вверх по улице. по лестнице и на свою кровать, где он лежал, как мертвый.

  Через десять минут он встал. Он пошел в ванную, разделся и вылил на себя кувшин холодной воды. Ему казалось, что он всплыл из безмятежной глубины и через перископ увидел безумие.

  Он вытерся, вернулся в спальню, надел фланелевые брюки и рубашку и снова вышел в ночь. Он спустился к Байше, где снял замок с велосипеда. Он быстро вернулся к «Алфаме», поднялся по все еще многолюдным переулкам в подвал рядом с крепостными валами.

  Железным ключом он открыл тяжелую, заклепанную дверью. Он открылся со стоном. Он запер ее за собой и зажег свечу. В задней части подвала была каменная лестница, ведущая в подвал. Туннель вел из подвала к задней части выложенного плиткой портрета Святого Антония в комнате, где Хоффман вел передачу. Когда он обнаружил существование туннеля, он сразу же снял подвал.

  Он пополз по туннелю. В конце был чемодан. Он вытащил его в подвал и поместил в углубление, которое он подготовил под каменной плиткой.

  Он покинул подвал по другой лестнице, выйдя на территорию замка, где когда-то правили римляне, вестготы и мавры. «Теперь он был нейтральным, как и положено миру», – подумал Хоффман, глубоко вдыхая прохладный ночной воздух.

  *

  В ту ночь он не вернулся в пансионат. Вместо этого онпошел в квартиру Рэйчел Кейзер, где занялся с ней любовью с отчаянием, которое напугало их обоих.

  Когда она наконец уснула, он подумал: «Что с тобой случилось, Виктор Головин?» Война меняет всех ... но что, если бы войны не было?

  А что есть настоящий характер? В моем случае для его изменения нужен был только катализатор. Сколько убийц были тихими, невзрачными людьми, пока не пробудилась дремлющая страсть?

  И только когда он принял объяснение, что истинный персонаж нуждается в проверке, прежде чем будет установлено, что старый Виктор Головин был невинным самозванцем, он заснул.

  Утром на него холодно воцарился реализм. После завтрака он пошел и купил ружье.

  Он купил его у польского беженца, который дал понять, что он выставлен на продажу. Это был русский – TT 1930, созданный, по словам беженца, на Colt M 1911, что ничего не значило для Хоффмана. Но, очевидно, он должен был научиться им пользоваться.

  Он переправился через реку на пароме и сел в автобус, идущий в порт Сетубала. Он сошел на полпути и, неся ружье и боеприпасы в холщовой сумке, направился через поля кукурузы и пшеницы. Достигнув куста эвкалипта, он остановился и огляделся; зеленая сельская местность простиралась до горизонта, мерцая в полуденном зною; никого не было видно.

  Он привез с собой книгу об огнестрельном оружии, позаимствованную из Британской библиотеки. Справившись с ним, ему удалось зарядить автомат.

  Мелом он нарисовал цель на стволе эвкалипта. Он отошел на десять ярдов и прицелился; он был удивлен, насколько спокойно он себя чувствовал; он выстрелил; пуля злобно просвистела о валун рядом с деревом.

  Он снова выстрелил; обломок коры отлетел от ствола в футе от цели. Он задержал дыхание, снова прицелился, выстрелил. Немного ближе. Ему это нравилось. Когда пуля попала во внешний круг, он яростно ухмыльнулся.

  Он сел и достал из холщового мешка бутылку дешевого красного вина. Он сделал глоток, вытирая рот тыльной стороной ладони. Затем он перезарядил пистолет.

  Он медленно поднял ее, держа руку твердой и прямой. Он совместил прицел с целью. Он увидел лицо человека на платформе лифта, он увидел Кросса, двух офицеров гестапо в Польше ...

  Пуля пробила яму в мертвой точке мишени.

  Хоффман облизнул губы. Снова выстрелил. Еще один бык. Он выпил еще вина. Празднование. Еще несколько снимков. «Быков» больше нет, но большая часть попаданий попала в створ.

  Он положил дымящийся пистолет с рифленым окурком с буквами CCCP, вынул из сумки хлеб, козий сыр и оливки и съел их, запив остальным вином.

  Затем он лег под шепчущиеся листья раненого эвкалипта и заснул.

  Его разбудила собака, обнюхивающая его. Он сел и увидел пастуха со стадом овец, смотрящего на него. Пастух, беззубый и сморщенный, указал на ствол дерева. «Зачем стрелять в дерево?» он спросил.

  «Это не повредит», – сказал Хоффман, но ему стало стыдно.

  «Это могло бы убить его».

  'Нет. Эвкалипты выглядят красиво, но они также прочные ».

  «Это не принесет пользы».

  Хоффман поднял сумку. «Я сожалею о том, что сделал с деревом».

  «Но зачем стрелять?»

  Хоффман оставил его смотреть на пулевые отверстия и пошел обратно к дороге. Было очень жарко, и он чувствовал сонливость от вина.

  Дойдя до дороги, он сел на старый ситроен, за рулем которого ехал устричный фермер из Сетубала. Что, подумал он, сказал бы фермер, если бы знал, что у его пассажира в сумке есть пистолет?

  Он, вероятно, вздохнет : «Se Deus quizer», если Бог пожелает, что отражает португальскую философию; фаталистичен и легкомыслен, ценит меланхолию, которая может перерасти в спонтанную веселость.

  Хоффман думал, что ему хотелось бы родиться португальцем. Вместо этого казалось, что в его жилах текла татарская кровь.

  Фермер высадил его в центре Лиссабона.

  Хоффман отнес пистолет к себе на квартиру и запер его в жестяном сундуке. Затем он поехал на велосипеде в квартиру Рэйчел.

  'Что ты делаешь?' спросила она.

  «Заканчиваю образование», – сказал он.

  *

  В густом лесу недалеко от Растенбурга в Восточной Пруссии шел сильный дождь.

  'Что вы думаете?' – спросил Гитлер, показывая на темно-зеленые сосны с капающей капелькой.

  Канарис вздрогнул; место угнетало его; но как штаб для вторжения в Россию, он полагал, что это было достаточно справедливо.

  «Это было идеально, – сказал он фюреру, желая, чтобы они убрались отсюда к черту». Гитлер, который был одет в черное кожаное пальто, казалось, не возражал против дождя, облепившего его лоб и стекавшего по лицу; Канарис действительно очень беспокоился об этом и думал, что это может вызвать простуду или даже пневмонию. Вокруг поляны среди деревьев стояло с полдюжины промокших насквозь телохранителей СС.

  Гитлер сказал: «В нем будет все, что должно быть на командном пункте. И все удобства, даже центральное отопление. Вы знаете, как я собираюсь это назвать?

  Канарис смахнул дождевую воду со своих седых волос и задумался. В лесах этой части Пруссии ходили легенды о ведьмах. – Котел? он посоветовал.

  'Неплохо. Но я придумал кое-что более военное. Я собираюсь назвать его «Волчье логово».

  «Очень хорошо, мой фюрер». И теперь, молю Бога, они могут забраться в «Мерседес-Бенц» и поехать в ближайшую деревню, чтобы высушить свои тела перед пламенем от ревущего дровяного костра.

  Но Гитлер все еще был в своем логове. Он указал на восток. «Скоро мы будем обладать самым лучшим жилым пространством – сердцем Советского Союза. Их сельское хозяйство накормит нас, их промышленность будет подпитывать нас, их арийских хозяев ».

  Канарис, который думал, что Гитлер выглядел таким же арийцем, как Гиммлер или, если уж на то пошло, Геббельс – что за банда! – сказал: «Замечательная концепция».

  Если британцы передали подробности Барбароссы, почему, ради всего святого, Сталин не предпринял никаких шагов, чтобы укрепить свою оборону? Неужели мое предательство было напрасным?

  Гитлер сказал: «Я рад, что вы так думаете. Как адмирал у вас больше военного чутья, чем у некоторых из моих генералов.

  Канарис подумал: «Если Барбаросса добьется успеха, однажды Гитлер узнает от британцев, что я сделал. Если только я не устраню всех, кто виноват в утечке ».

  Гитлер шагал по поляне, уже руководя операциями, изучая карты, на которых стрелы картографа пронеслись по Литве, Белоруссии, Украине ...

  Канарис подумал, что первый ход нужно сделать в Португалии. Устраните связь с Лиссабоном. По словам фон Клауса, человек по имени Хоффман продавал информацию абверу. Радиоискатели фон Клауса недавно перехватили передачи в Москву, отправленные с адреса, арендованного Хоффманом.

  Гитлер стоял, уперев руки в бедра, глядя сквозь дождь на Москву. Принятие салюта на Красной площади, удаление мумифицированного трупа Ленина из мавзолея.

  Но прежде чем устранить Хоффмана и других заговорщиков, решил Канарис, я сделаю последнюю попытку убедить британцев, а значит, и русских в намерениях Гитлера. Назовите им точную дату Барбароссы.

  Если это не удастся, начнется ликвидация. Первый Хоффман. Чтобы избавиться от главного свидетеля моего предательства и доказать Гитлеру, что я был на высоте, чем Гиммлер.

  Бедный, обреченный Хоффман. Все хотели бы убить его. Неизбежная цена, которую должен был заплатить шпион. Цена, которую мне придется заплатить, если я не перехитлю Гиммлера и Гейдриха ...

  Но, по крайней мере, я все еще слышу Гитлера, утешал он себя, когда фюрер хлопнул его по плечу и повел к ожидающему лимузину.

  Водитель выскочил и открыл дверь. Гитлер и Канарис забрались внутрь, капая вода на кожаную обивку.

  Мотоциклисты стреляли в свои машины. Размахивая крыльями водой, Mercedes-Benz взлетел по полосе, ведущей к шоссе. Дождь лился с низкого неба, плескаясь по блестящей поверхности.

  Гитлер вытер лицо белым шелковым платком. «Нас будут помнить тебя и меня, – он обладал способностью обнимать тебя в будущем, – за восстановление величия Германии. За установление Третьего Рейха на его законном месте у руля Европы, мира… »

  Временами Канарис ужасно сомневался в том, что делает. Если бы он все бросил, Сталин, вероятно, продолжал бы игнорировать предупреждения, и Германия заняла бы свое место у руля, которому она принадлежала ...

  «И, – сказал Гитлер, поглаживая еще влажный чуб, – нам будет служить огромная армия рабов. Славяне, крестьяне, может быть, даже несколько евреев… Но сначала, конечно, нам придется заявить о себе, выходя далеко за рамки обычных военных требований ».

  «Боюсь, я не понимаю», – сказал Канарис.

  «Ну что ж, мой добрый адмирал, у нас не может быть политической подрывной деятельности после того, как мы заставим русских подчиняться, не так ли? Я собираюсь издать два указа. Но вы, наверное, уже знаете о них ». Канарис этого не сделал. «Во-первых, с политическими комиссарами в вооруженных силах России не будут обращаться как с военнопленными. Никакой Женевской конвенции, ничего подобного ».

  'Казнен?'

  Гитлер энергично кивнул. 'Ликвидировано. И чтобы не было в этом сомнения в наших войсках, я издаю второй указ ».

  Оцепеневший Канарис ждал этого.

  «Не будет возмездия против любого члена вермахта, который убивает или каким-либо образом жестоко обращается с любым членом большевистского гражданского населения».

  Канарис был благодарен Гитлеру: он восстановил веру в собственное предательство.

  Впереди с дороги поднялась ворона и тяжело ударилась о сосны.

  «Это напоминает мне, – заметил Гитлер, – что я хочу отдать местный приказ. Никакой охоты в лесу; Я хочу, чтобы вся дичь, все птицы были сохранены », – и Канарис подумал:« Ты суров, смотришь, бешен, мой фюрер ».

  Вслух он сказал: «Последнее свидание Барбароссы…»

  – Вы хотите сказать, что не знаете?

  Канарис поспешно сказал: «Я так понимаю, вы приняли решение насчет даты 30 апреля…»

  – Вы меня на мгновение обеспокоили, герр-адмирал. Начальник военной разведки обязательно должен заранее знать планы Верховного Главнокомандующего… »

  «Я просто искал подтверждения».

  Гитлер одобрительно кивнул. «Проверьте свои факты. Вы действительно являетесь прекрасным примером для некоторых из моих безответственных помощников, – не говоря уж о Геринге. „Хорошо, мы атакуем в самую короткую ночь лета – 22 июня“.

  Канарис быстро подсчитал. Сегодня было 9 мая. Если он не смог его предупредить, до начала конца оставалось сорок четыре дня.

  ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

  ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

  Пилот «Мессершмитта 110» нервно осмотрел вечернее небо в поисках британских истребителей. Его беспокоила не только его собственная кожа: он боялся, что его священная миссия никогда не будет завершена.

  Под ним лежало Северное море, спокойное, как металлический лист. Впереди береговая линия Шотландии. Он не сомневался, что его самолет будет обнаружен радаром; но он не думал, что англичане потрудятся нанести полномасштабную атаку на одинокий самолет.

  Он проконсультировался с приборной панелью. Он вылетел из Аугсбурга в 17.45. Пункт назначения: Дунгавел. Насколько он мог разобрать, он шел по курсу, по расписанию. Как и ожидалось, топливо было на исходе.

  Британцев должен был сбить с толку топливный фактор. Зачем «Мессершмитту 110» лететь над Шотландией, если у него не может быть достаточно топлива, чтобы вернуться на базу?

  Что ж, они скоро узнают.

  Теперь он был над Шотландией, и конец его 900-мильного полета почти не за горами. Он начал спуск, благодарный за обучение, которое дал ему Вилли Мессершмитт.

  Пилот, сорок шесть лет, с лицом третьего святого, третьего фанатика и третьего зверя, проверил свой летный костюм, чтобы убедиться, что у него есть фотографии, по которым его можно опознать; он сунул их обратно, когда закончилось топливо.

  Он сделал то, что знал, что должен будет сделать: он выпрыгнул. Когда он ударился о землю, он почувствовал, как сломалась кость в его ноге; но ему удалось закатать парашют и прихрамывать до коттеджа.

  Дверь открыл сельскохозяйственный рабочий. Пилот сказал ему, что его зовут Хорн, из которого правильным является только буква H: его настоящее имя – Рудольф Гесс, и он является заместителем Адольфа Гитлера.

  *

  Гесс поклонялся Гитлеру более двадцати лет. В молодости он участвовал в мюнхенском путче и былвместе с Гитлером был заключен в тюрьму в Ландсберге, где он помог ему написать « Майн кампф». Он стал третьим в преемственности после Гитлера – Геринг был вторым – в 1939 году.

  Но недавно, когда Гитлер больше увлекся военной стратегией, чем политикой, военные оттеснили его на задний план. Ответ был только один – доказать себя еще раз своему Богу, восстановившему Германию из пепла унижений.

  До сих пор Гитлеру не удавалось решить одну задачу: ему не удалось убедить британцев, которыми он восхищался, искать мира. Поэтому Гесс решил, что сделает это, чтобы напомнить Гитлеру о его преданности и гениальности. Так получилось, что у него были контакты, в частности герцог Гамильтон, друг сына его собственного политического советника Карла Хаусхофера.

  Герцог был также лордом Стюардом. Доверенное лицо короля и, без сомнения, Уинстона Черчилля. Поэтому Гесс решил прилететь к герцогу и сказать ему, что Гитлер просто искал дружбы с британцами – конечно, на условиях фюрера.

  Он был немного встревожен, когда Канарис подошел к нему прямо перед вылетом из Аугсбурга. Если хитрый адмирал знал, что он задумал, сколько других членов волчьей стаи, окружавшей Гитлера, знали? Но Канарис успокоил его: «Моя работа – знать о таких вещах, но я никому больше не доверял».

  Фактически Канарис просто подробно остановился на миссии Гесса. Почему бы не показать Черчиллю, как Гитлер планировал сокрушить Советский Союз – с указанием дат и деталей? Каждый мог видеть из планов, что это будет быстрая и сокрушительная победа. Тогда Гитлер обратится против Британии. Пока не …

  «… Черчилль соглашается на сделку», – сказал Канарис. Другими словами, немного надавите на него. Когда Россия горит на одном фланге, фюрер не может не сокрушить Британию на другом. Даже Черчилль должен это оценить ».

  И Канарис сообщил ему подробности Барбароссы с датой 22 июня. Детали, о которых я должен был знать, с горечью подумал Гесс. Последними словами Канариса были: «Но не упоминайте мое имя».

  *

  Черчиллю рассказали о приезде Гесса, когда он смотрел фильм братьев Маркс. Он сказал Идену организовать допрос Гесса.

  Это были результаты допроса, которые захватили его, когда он стоял среди руин Палаты общин, пораженный бомбой в ночь прибытия Гесса. В ту субботу была варварская ночь. Возникли две тысячи пожаров, и из-за того, что Темза во время отлива и 150 водопроводов были разрушены бомбами, пожарные не смогли справиться. Три тысячи человек были убиты или ранены, почти все основные железнодорожные вокзалы заблокированы, пять доков и множество заводов ...

  В каком-то смысле это облегчало размышления о том, что он делал. Обломки вокруг него доказали, что немцы не гнушались бомбить гражданские цели; как и русские – вероятно, меньше; так что единственный способ – это заставить двух врагов общей порядочности вести войну на истощение.

  Но почему он должен был успокаивать себя?

  Держась за руку, сгорбившись в пальто, он сердито смотрел на фотографов.

  Поймет ли кто-нибудь, когда ему приписывают гибель, скажем, двадцати миллионов человек? Поджигатель войны… насмешка поднялась из-за разрушенной кладки у его ног. Но они бы не удовлетворились этим, если бы знали правду. Массовый убийца. Более. А так они, без сомнения, вышвырнут его, когда война будет выиграна. Он был рожден для войны, точно так же, как Чемберлен, смерть которого он оплакивал семь месяцев назад, был рожден для мира.

  Одиночество остро посетило его, и снова щелкнули фотоаппараты фотографов.

  Возможно, однажды люди поймут, что он спас их детей от чудовищного гнета. Они все еще будут помнить, что нацисты сделали с евреями, они все еще будут свидетелями того, что русские делают с соседними меньшинствами. Сорок лет… примерно столько же потребуется; за четыре десятилетия их окружало кольцо ответственности среднего возраста. Возможно, молодой Хоффман, которому тогда было бы за шестьдесят, расскажет эту историю. (Я должен дать ему полномочия.) Или, может быть, какой-нибудь журналист, пытающийся разгадать одну из загадок войны – а, ей-богу, секретов было достаточно – наткнется на правду.

  Черчилль пробирался сквозь завалы мимо того места, где примерно сорок лет назад он произнес свою первую речь. Сколько из тех, кто слушал в тот день, осознали, насколько он нервничал? Но он прошел через это испытание;действовал на протяжении всей остальной части своей общественной жизни; давая широкую аудиторию выступление, которое они хотели.

  Он добрался до машины и сказал водителю, чтобы он повернул обратно к дому № 10. Ему хотелось подумать. Машина уехала; он дал толпе знак V и снова устроился на подушках.

  Забавно, насколько идея Гесса соответствовала тому, что он предлагал Гитлеру по тайным каналам, чтобы заставить его отказаться от вторжения в Британию и напасть на Россию. Гесс, конечно, ничего не знал о молчаливом соглашении – быстрой победе над большевиками и заключенном путем переговоров мире с Великобританией.

  Некоторая надежда! Черчилль ухмыльнулся и закурил сигару.

  Они были недалеко от вокзала Виктория. Он взглянул в окно на сцену с мешком с песком. «Черное тщеславие» показывали во дворце Виктория, «Филадельфийскую историю» в кинотеатре «Нью Виктория». На стене кинотеатра висел плакат «ПУТЕШЕСТВУЙТЕ ВМЕСТЕ» с фотографией звезды этого шоу Уинстона Черчилля.

  Машина свернула на Даунинг-стрит. 22 июня – это была дата, которую Гесс назначил Барбароссе. Это соответствовало другим сообщениям, полученным Синклером. Но дата не будет сообщена Лиссабону до 18 июня; Сталина нужно было держать в узде, насколько это возможно; если бы ему дали время обдумать послание своего сына о том, что Гитлер не намеревался атаковать, то он все равно мог бы привести Красную армию в состояние готовности.

  18–22 июня. Четыре дня, в которые будет решаться будущее мира. Он вылез из машины и целенаправленно зашагал в № 10.

  *

  17 июня.

  В своей загородной резиденции в Кунцево Иосиф Сталин мучился над доказательствами намерений Гитлера.

  Он перешел из одной из трех главных комнат, каждая из которых обставлена ​​длинным столом и диваном, в другую и остановился в луче пыльного солнечного света, дрожащего на полу. Несмотря на тепло, дрова горели, чтобы не допустить сомнений волкам.

  Он все еще считал, что Гитлер блефует. То, что армия, сосредоточившаяся на границе, было уловкой, чтобы скрыть свое намерение вторгнуться в Британию. Что в любом случае Гитлер поставит ультиматум, прежде чем предпринять шаги против Советского Союза.

  Что он, Сталин, тогда сможет пойти на некоторые уступки, перевооружая Красную Армию. Что Гитлер был бы в ярости, если бы противостоял русской зиме ...

  Проблема, размышлял Сталин, заключалась в том, что с ним никто не соглашался, а единственный информатор, которому он мог доверять, его сын в Лиссабоне, не выходил на связь в течение нескольких дней. Если Виктор завтра не выходит на связь, ему придется заново укрепить границу. И спровоцировать Гитлера на нападение?

  У него разболелась голова, он сел за стол и просмотрел полученные предупреждения.

  Соединенные Штаты. Три месяца назад госсекретарь США Корделл Халл передал копию того, что якобы было копией Барбаросса, российскому послу в Вашингтоне Константину Уманскому. Утверждается, что он был получен коммерческим атташе США в Берлине Сэмом Вудсом.

  Сталин полностью проигнорировал это. В интересах Америки, необъявленного союзника Великобритании, было убедить Россию предпринять военные шаги, которые спровоцировали бы Гитлера. Жестокие интриги в чистом виде.

  Британия. В апреле Черчилль телеграфировал предупреждение через своего посла в Москве Стаффорда Криппса. Чего еще вы могли ожидать от антибольшевистского поджигателя войны?

  Рихард Зорге. 19 мая этот некогда пользующийся доверием шпион – зачем кому-то доверять шпионагу, который Сталин не мог себе представить – прислал подробную информацию о наращивании военной мощи Германии на границе; 1 июня он обрисовал тактику, которую будут использовать нацисты; два дня назад он назвал 22 июня датой вторжения.

  Но Зорге ошибся в операции «Компас» и многом другом. Его последний переворот был сигналом о том, что Гитлер не собирался брать Крит. 20 мая Гитлер напал на Крит!

  Вот вам и Ричард Зорге.

  Кольцо Люси. По словам главы военной разведки маршала Голикова, информация, предоставленная этим ведомством, была лучшей в Европе. До не давнего времени. Внезапно информация, предоставленная главным агентом по имени Рудольф Ресслер, стала подозрительной. Рейд британских коммандос, который так и не состоялся, политика Великобритании в Ираке совершенно неверна ...

  Красный оркестр. Еще одна шпионская сеть, которая якобы доила Третий Рейх его секретов. Они тоже испортили свои последние два сообщения.

  Сталин резко сел.

  Почему я должен обращать внимание на такие источники?

  Ему стало лучше. Он закурил трубку и выпустил клубы дыма в луч солнечного света. Со стены Ленин одобрительно ему улыбнулся.

  Был еще доказательства видно через красноармейцев биноклей: огромная армия была скрыта в сосновых лесах, болотах, холмы, простирающиеся от Балтийского до Черного моря.

  Но хулигану приходится поиграть мускулами.

  Нет, Гитлер не нападет. Сталин налил себе водки, выпил ее и жевал черный хлеб и маринованные корнишоны.

  Или он?

  Вернулась головная боль.

  Скажи мне, Иуда. Поговори со мной, Виктор.

  *

  Через три недели после того, как подробности о Барбаросе были переданы Гессу, Канарис посетил Гитлера в Оберзальцберге.

  Мартин Борман, сменивший Гесса, был там вместе с фрау Борман, Евой Браун, ее матерью и сестрой. Канарис никогда не мог понять связи Гитлера с тупой маленькой продавщицей. Возможно, она была опытной актрисой в постели; но с другой стороны, нельзя было точно сказать, что Гитлер занимался с ней сексом – разведка Канариса остановилась у двери спальни.