Текст книги "Танец ангела (СИ) "
Автор книги: Денис Куклин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)
После всего этого она села за кухонный стол и пригорюнилась. Встреча со свекровью произвела на нее тягостное впечатление. Но, к счастью, через минуту Катя вспомнила, что гостью еще нужно во что-то одеть. Она прошла в гостиную. В платяном шкафу на отдельной полке хранились мамины вещи. Катя выбрала нижнее белье, колготки и платье. Нашла парик, который мама зачем-то купила, но так ни разу не носила на людях.
Гостья мылась больше часа. Потом стыдливо выглянула из ванной:
– Катя, мне бы одеться во что-нибудь.
– Выходите, переоденетесь в комнате,– Катя передала ей большое полотенце.
– Я там немного стены помыла и ванну, мочалку постирала.
– Ну зачем вы? Я бы все сама сделала.
Волошина снова стыдливо улыбнулась и вышла в коридор. Обритая наголо, худая, в синяках, она больше всего напоминала узницу концлагеря из военной хроники времен Второй мировой войны. И еще Катя заметила, что она каким-то образом сохранила зубы, а ногти на ее левой руке были обломаны, словно Волошина недавно выбиралась из ямы.
– Наденьте это,– Катя протянула ей обновки.
Волошина оделась, посмотрела на свои руки-ноги и вдруг расплакалась, схватила Катю за руку, как она сделала это совсем недавно на улице и приложилась губами к ее запястью.
– Ну что вы? Зачем?!
– Спасибо, Катенька, спасибо...
– Перестаньте, Маша.
– Прости меня, Катюша. Прости...
– Не плачьте. Наденьте лучше вот это,– Катя протянула ей парик и зеркало.
Волошина неумело надела парик и сразу стала похожа на мещанку времен советского НЭПа. Локоны парика были прямые и иссиня-черные, стриженые "под мальчика" с длинными серповидными висками. Она посмотрела на себя в зеркало и снова расплакалась. Катя вздохнула и погладила ее по вздрагивающим плечам.
– Вы наверно кушать хочете? Идемте на кухню.
Ела Волошина со сдержанной жадностью, обжигалась кофе до тех пор, пока Катя не подлила ей в кружку холодных сливок. Кожа на ее лице и руках была дряблая, неестественно-бледного, синюшного оттенка. Катя смотрела на нее и думала о том, как Артем воспримет появление матери. Она чувствовала, что в его сердце накопилось слишком много обиды и невысказанных упреков. И поэтому не могла угадать, какой будет их встреча.
– Спасибо, Катюша,– прошептала Волошина, отвлекая ее.– Я сейчас все помою...
– Нет-нет, я сама. А вы идите отдыхать.
– Но я хотела поговорить с тобой.
– Сначала выспитесь хорошенько. Поговорить мы еще успеем.
Катя отвела свекровь в кабинет, где уже застелила диван. Плотно задернула шторы. После ремонта они с Артемом перебрались в родительскую спальню, и свекровь вполне можно было разместить в кабинете.
– Отдыхайте. Если что-нибудь понадобится, не стесняйтесь. А поговорим позже. Артем с работы все равно ночью придет. Так что и с ним вы поговорите только завтра.
– Спасибо тебе, Катюша. Спасибо.– Еще мгновение и Волошина снова расплакалась бы.
– Отдыхайте. Я вас оставлю.
Мария Васильевна проводила невестку взглядом и присела на краешек дивана. От сытной горячей пищи ее клонило в сон. Но в этот момент все происходящее показалось ей сном. Она разделась и забралась под одеяло, ощущая давно забытую свежесть и чистоту постельного белья и собственного тела. Ее глаза закрылись сами собой, и Марию Васильевну окутало тяжелое, томительное сновидение.
Перемыв посуду и наведя порядок в ванной комнате, Катя сходила за Соней.
– Как она?– Почему-то шепотом спросила тетя Оля.
– Помылась, поела. Сейчас спит,– устало ответила Катя и сказала сестренке:– У нас дома тетенька спит. Она очень устала. Соня, пожалуйста, сегодня не бегай по коридору. Хорошо? Поиграешь в гостиной.
– Да,– кивнула Соня.
– Можно, я на нее посмотрю?– Вдруг спросила тетя Оля с таким видом, словно у соседей появился редкий зверек.
– Посмотри. Она в кабинете спит.
– Артему позвонила? Его, наверно, предупредить нужно.
– Нет,– покачала головой Катя.– Незачем его волновать. С работы придет, тогда и поговорим.
– А почему сейчас не позвонишь?
– Я не думаю, что он обрадуется этой новости.
Мария Васильевна проснулась уже после полуночи. Она спала больше двенадцати часов. В комнате было темно, только в щель под дверью из коридора падала полоска света. Но от этого темнота в кабинете стала еще гуще. В первое мгновение Мария Васильевна не могла сообразить, где находится. Сжалась в комок, но потом расслабилась. Вспомнила утро, Катю, душ. А вспомнив все это, почувствовала голод. Но встать с постели и пройти на кухню, так и не решилась. Лежала как притаившаяся под половицами мышь, слушая голодное урчание в животе. Все случившееся утром сейчас казалось ей неправдоподобным. Но незаметно в ее воображении стали возникать картины еще более фантастические. Она представляла как встретится с сыном. И под эти мечты снова заснула, а во второй раз проснулась, когда в прихожей зазвенели ключи.
Она сразу же поняла, что это Артем пришел с работы. Но заставить себя встать и выйти навстречу сыну, не смогла. Лежала и слушала, как он осторожно топчется в прихожей, разувается и снимает верхнюю одежду. Потом услышала, как из спальни вышла Катя.
– Здравствуй, милый,– сказала негромко.– Ужинать будешь?
– Нет,– ответил Артем. И на глазах Марии Васильевны мгновенно навернулись слезы. Голос Артема напомнил ей голос мужа.– Как ты? Как наш животик?
И только сейчас Волошина сообразила, что ее невестка беременна. Она была так озабочена собою, что не заметила положения невестки.
– Тёма,– все также негромко произнесла Катя,– у меня есть для тебя новость.
– Хорошая или плохая?– Судя по голосу, он улыбался.
– Тёма, твоя мама у нас. Только не нервничай!
– Что?.. Кто у нас в доме?!
– Твоя мама, Артем.
– Она... здесь?! Катя, ты пошутила?.. Зачем ты пустила ее? Зачем, Катя?.. Я сейчас ее выгоню!
Мария Васильевна сжалась так, что у нее все мышцы заломило от резкой боли. Сжалась в комок и крепко зажмурила глаза.
– Что ты говоришь, Артем?! Не кричи!.. Идем в спальню, там и поговорим.
– О чем тут разговаривать?! Где она была все это время? Зачем появилась сейчас?! Нет, я ее выгоню!..
– Не говори глупости!– Повысила голос Катя.– Если ты выгонишь ее, я уйду вместе с ней, учти это...
– Что ты говоришь, Катя?
– Она твоя мать. Пойми ты это и прости ее наконец! Она пришла к нам за помощью... Идем в спальню.
Их голоса стихли. Но Волошиной казалось, что слова сына до сих пор не остыли в воздухе. Сейчас Мария Васильевна чувствовала себя не притаившейся мышью, а побитой собакой. Невыносимый стыд жег ей душу. О чем говорили сын с невесткой за закрытыми дверьми, так и осталось для нее тайной. Артем несколько раз выходил из комнаты, и каждый раз она сжималась в комок и со страхом ждала, что сейчас он зайдет в комнату, возьмет ее за шиворот и выбросит из квартиры как ободранную кошку. Но вместо этого Артем выходил на лестничную площадку и выкуривал там сигарету.
После он возвращался в спальню и вновь начинал доказывать Кате, что его матери в их доме нет места.
– Летом я встретил ее на городском пруду с бомжами!– Говорил он.– Звал ее: "Мама! Мама!" А она отвернулась от меня, потому что спирт хлестала и не нужен ей был никто!..
– Это когда было?!– Оборвала его Катя.– А сейчас, Тёма, сейчас?! Сейчас она пришла к нам за помощью. Ее били! Она вся в синяках! Она в резиновых сапогах пришла, почти без одежды, в каких-то лохмотьях!
– И поэтому я должен пожалеть ее? Потому что она живет как собака?!
– Артем, если ты выгонишь ее, она умрет!
Услышав это, Артем крепко сжал зубы.
– Помнишь, я рассказывала тебе о том странном старике?– Спросила его Катя.– Только сейчас я понимаю, о чем он говорил тогда. Он говорил мне о сегодняшнем дне! Ты должен простить ее, Артем. Ведь не просто так я запомнила слова этого старика. Да, он очень странный. А вдруг странный для того, чтобы его слова помнили?..
– Господи!– Артем закрыл глаза руками.– Да что же это?!
– Тёма, прислушайся к своему сердцу. Она твоя мама. Просто она очень несчастный человек. А ты счастливый человек. И только поэтому должен простить ее. И тебе самому станет легче...
– Я не могу больше,– Артем резко встал с кровати.– Я курить пошел...
Мария Васильевна не знала, сколько часов продолжалась эта пытка. Минуты для нее растянулись в часы. Но потом все стихло и свет в прихожей погас. Она еще какое-то время выжидала. И решив, что подходящий момент настал, на ощупь оделась и вышла из комнаты. В прихожей она нащупала тяжелую кожаную куртку, опахнувшую табаком и мужским одеколоном, обулась в такие же тяжелые, меховые ботинки. Из кухни в прихожую падали тусклые отблески уличных фонарей.
Мария Васильевна, почти не дыша, открыла замки на дверях и выскользнула на лестничную площадку. Отдышалась и бросилась вниз по лестничным маршам, обгоняя собственную тень.
Она замешкалась только возле входной двери, выскочила на крыльцо и побежала со двора, не чувствуя обжигающего холода. Но ее сердце оборвалось и силы оставили, когда сзади донесся знакомый голос:
– Стой!!!
Мария Васильевна остановилась под уличным фонарем, оглянулась на медленно приближающегося Артема и стянула с головы парик. Прошептала ослабевшим от страха голосом, не поднимая глаз:
– Тёма, только не бей меня, пожалуйста,– и посмотрела в глаза сыну.
А по его щекам текли слезы. Мать и сын несколько мгновений, смотрели друг на друга. Потом Артем протянул руку и погладил ее по бритой голове, по лицу и обнял.
– Что ты говоришь?..– Спросил, прижимая мать к груди.– Тебя больше не будут бить... Никто и никогда...
– Сыночек!– В голос разрыдалась Мария Васильевна.– Ты меня никогда не простишь!.. Никогда...
– Я тебя давно простил... Мама...
Из окна наблюдала за ними Катя и щеки ее были солоны от слез.
Вернувшись с ночной смены, Новосельцев позавтракал, налил стакан чая и подошел к окну на кухне. Начинался серенький зимний день. Но не успел Дима сделать пару глотков, как в прихожей раздался звонок. Это было странно, потому что он никого в гости не ждал. А свои знали, что он будет отдыхать после работы и тревожить не стали бы.
Дима вышел в прихожую и открыл дверь.
В коридоре стояла Маша Карусельникова. Ее он не видел с осени.
– Привет,– улыбнулась она как-то несмело.– Я могу с тобой поговорить?
– Заходи,– кивнул он и помог ей снять шубу.
– Дима, я не знаю, как ты воспримешь, что я тебе скажу,– начала Маша, тщательно выбирая слова. А это было на нее не похоже.– Пойми, вы оба мне небезразличны. А пока что вы двое и еще один человек для меня, вообще, самые дорогие люди...
– Что-то я не пойму, о чем ты? Чай будешь?
– Нет. Дим, выслушай меня. Лена тебя обидела. Обидела очень сильно. Она многих обидела тогда...
– Хочешь сказать, что случилось чудо и Лебедева изменилась?!– Усмехнулся Новосельцев.
– Дима, она очень больна...– голос у Карусельниковой дрогнул.– У нее рак.
– Что?..
– Мы узнали об этом недавно. Я тоже не знала. Я узнала об этом только вчера, Дима...– еще мгновение и она расплакалась бы, но Новосельцев смотрел на нее с недоверием.
– Слушай. Если это шутка или розыгрыш очередной, то вы перешли все границы.
– Дима, это не шутка,– Карусельникова заплакала.– Лена не хотела, чтобы ты знал. Завтра ее увезут в Германию... Дима, она умирает... умирает...
Новосельцев сел на табурет и тоже опустил голову. Стакан выпал у него из рук и чай разлился по полу.
– У нее рак крови,– продолжала говорить Карусельникова.– Ты ведь знаешь ее. Сначала она не обращала внимания на недомогания. Училась. Она, вообще, изменилась после вашей ссоры. Курить бросила, не пила. Она думала, что это у нее от учебы, и спортом она занялась. Я ведь ее тоже долго не видела. Я работаю сейчас. Встретила ее отца случайно в церкви. Я сейчас встречаюсь с молодым человеком, он в церкви служит. И отец Лены мне все рассказал. Сейчас мы едем к ним. Если ты хочешь увидеть ее, поехали с нами.
– Маша,– сказал Новосельцев и снова надолго замолчал.– Мы полгода не виделись. Ленку я каждый день вспоминаю. Позавчера любил, вчера ненавидел. Думал Лебедева то-то и так-то, пьет, трахается, смеется надо мной. А она в это время умирала... Почему все так? Почему?..– Его плечи дрогнули.
– Я не знаю,– Маша взяла его за руку.– Идем, Дима. Кирилл нас ждет.
– Да, я сейчас.
– Вот и хорошо,– с явным облегчением вздохнула Карусельникова.– Вам нужно увидеться...
Спустя несколько минут они вышли на улицу. Возле подержанной "девятки" стоял высокий молодой человек в повседневном облачении православного священника. Он был похож на грека, высокий, горбоносый, черноволосый, с куцей пока бородкой.
– Здравствуйте, Дмитрий,– неожиданно сказал басом и протянул руку для пожатия.
– Здравствуйте, Кирилл.
– Крепитесь, Дмитрий. Все в руках Божьих,– Кирилл ободряюще улыбнулся и открыл перед Машей дверь.– Мы не ведаем промысла Божьего,– продолжал говорить он дорогой.– Но должны верить в лучшее и питать надежды на выздоровление Елены. Испытания даны нам, чтобы открыть сердце.
– Я не вижу смысла для таких испытаний,– покачал головой Новосельцев.
– Не каждый из нас понимает, что и радости и печали наши источает не этот по сути своей равнодушный мир, а наше живое и теплое человеческое сердце. Только не спрашивайте меня о том, есть ли Бог?– Улыбнулся Кирилл.
– Я и не думал,– Дима отвернулся в окно.
– Душа ваша сейчас находится в смятении. В смятении от того, что любовь свою вы пытались укрыть за маской безразличия. Но любовь – это естественный позыв человеческой души, ибо Отец наш любит нас и жизнь нам дает просто потому что ОН таков! Верьте, Дмитрий, верьте в лучшие исходы и они обязательно наступят! Молитесь вместе с нами.
Услышав это, Новосельцев с трудом перевел дыхание. Маша смотрела на Кирилла с обожанием, другого слова не подберешь.
– Все это хорошо, Кирилл,– после небольшой паузы сказал Дима.– Но как быть, если она все же умрет?
– А вы не думайте об этом. Вы ведь не знаете доподлинно, случится так или нет? Так не изводите себя мыслями, но надейтесь на лучшее.
– Я грешен,– уже через силу произнес Новосельцев.– Я желал ей смерти...
– Дмитрий, неужели вы думаете, что это мы решаем, кому жить, а кому умирать?– Снова улыбнулся Кирилл.– А что касается этих мыслей? Покайтесь! Сделайте это прямо сейчас. Покайтесь перед самим собой. Мы все не без греха. От того и Сын Человеческий пришел в наш мир! Я разговаривал с Еленой. Она тоже запуталась, заблудилась в своих желаниях, в бесплодных метаниях истощила сердце. Но каждому свое. На вашу долю выпало это испытание...
И Новосельцев разрыдался. Наверно, все что он тщательно таил в себе, вырвалось наружу. Дима давился слезами, зажимал рот, скорчился на заднем сидении. Но остановиться не мог.
– Дай ему напиться,– кивнул Кирилл подруге.
– Дима, возьми,– Маша протянула Новосельцеву бутылочку минеральной воды.
– Спасибо,– Новосельцев сделал несколько глотков и покачал головой.– Простите меня.
– Не нужно стыдиться этого,– Кирилл посмотрел на него в зеркало заднего вида.– Вы – живой человек. Даже к лучшему что прорвало вас сейчас, а не при встрече с Еленой. Все-таки в разговоре с ней нужно улыбаться.
– Я постараюсь,– кивнул Новосельцев. Он уже успокоился, сейчас не чувствуя уже ничего, кроме опустошения.
– Кирилл, остановись!– Сказала вдруг Карусельникова.
– Что случилось?– Осведомился тот.
– Надо же,– вместо ответа произнесла Маша.– Это ведь Максим!
Новосельцев проследил ее взгляд и на самом деле увидел Максима. Тот как раз спускался по крыльцу казино "Вегас".
Кирилл припарковался на обочине. Новосельцев с Карусельниковой вышли из машины.
– Максим!– Окликнула Максима Карусельникова, но он даже не посмотрел в их сторону.– Максим!
– Наверно, думает, что сейчас долги требовать начнут,– усмехнулся Дима и тоже окликнул бывшего товарища.– Макс!!!
Они нагнали его уже на парковке перед казино.
– А это вы,– с облегчением вздохнул Максим, увидев их, и улыбнулся уже самодовольно.– А я сегодня в плюсе! Выиграл!
– Максим, ты знаешь, что Лена болеет?– Спросила его Карусельникова.
– Да, слышал что-то!– Кивнул Максим, в этот момент его тешило сознание того, что он в выигрыше.– Наверно, ничего серьезного...
– Нет, все очень серьезно,– покачала головой Карусельникова.– Сейчас мы едем к ней. Поехали с нами.
– Знаешь, Маша, я сейчас не могу,– отмахнулся тот.– У меня сегодня дел много. И, вообще, чем я могу помочь, если Лена серьезно больна? Не могу я, Маша, у меня с девушкой свидание,– наконец нашелся он.– Мне прямо сейчас нужно с ней встретиться. У меня у самого куча проблем. Знаешь ведь, как это бывает...
– Ты ведь играть сейчас поедешь, Максик,– оборвала его Карусельникова.– А девушка эта бедная, если она есть вообще, она тебе нужна только для того, чтобы деньги из нее выкачивать!
– Это уже мое личное дело!– Снова отмахнулся Максим.– Лене привет передай! Пока-пока!– Он посмотрел на Диму.– А ты тогда прав оказался!..
– Уезжай, Максик, не доводи до греха!– Новосельцев крепко сжал челюсти.
– Живите проще,– усмехнулся Максим, усаживаясь за руль.
– И этого человека я любила,– покачала головой Карусельникова.
– Мы все ошибаемся, Маша,– в тон ей сказал Новосельцев.
– Какой же он подонок!– На глазах у нее неожиданно навернулись слезы.
– Идем, Маша, не нам его судить,– Новосельцев взял ее под руку.– Он больной человек. Он и так плохо кончит. Идем!..
Увидев Диму, Лебедева заплакала.
– Что ты?– Он обнял ее и посадил на диван.
– Оставим их наедине,– Кирилл тактично вытолкал лишних из комнаты и аккуратно притворил за собой дверь.
– Я уже не надеялась, что увижу тебя...
– Я не знал... Я не знал, Лена. Почему ты не позвонила мне?
– Я боялась... Ты ненавидишь меня.
– Как я могу ненавидеть, если люблю тебя...
И Лена снова расплакалась. Она была худой, изможденной и бледной. Ее кожа потускнела, а в глазах не искрился бесшабашный задор.
– Ты не можешь любить меня после всего,– она проглотила слезы.
– Но я люблю,– Дима осторожно прижал ее к себе.
– Это мне за все что я с людьми сделала,– она ткнулась лицом в его грудь.
– Нет,– Новосельцев гладил ее по волосам, по спине.– Просто ты немного приболела, и только. Скоро ты поправишься, и мы будем гулять с тобой по ночным улицам. Помнишь, как мы исколесили весь город?
– Помню,– кивнула она.– У меня голова будет лысая.
– А мы парик купим или бандану,– Дима оторвал ее от себя и посмотрел в глаза.– Перестань плакать. Дай-ка, я тебе слезы вытру...
В этот момент отец Лебедевой осторожно приоткрыл дверь. И лицо этого жесткого, сильного человека, которого городская шпана знала когда-то как Котяру, изломалось от гримасы отчаянья. Он закрыл дверь, резко выдохнул и выскочил из квартиры в комнатных тапочках.
– Саша, ты куда?!– Окликнула его жена.
– Александр Николаевич!– Маша посмотрела на нее с недоумением.
– Оставьте его,– остановил его супругу Кирилл.– Сейчас ему тоже нужно побыть наедине с собой.
А Лебедев сел в джип и поехал, куда глаза глядят. Чудом избежал аварии.
Он и себе не мог ответить, зачем приехал в этот район? Почему приехал не к кому-нибудь, а к Забалуеву? С ним он не виделся несколько лет.
Он остановился возле дома Виталика. Но не вышел из машины и не посигналил. Сидел неподвижно и смотрел на ажурные кованные ворота.
– Витя, какая-то машина к нам приехала,– сказала Люба, приоткрыв шторку.
– Ошиблись или разворачиваются,– отозвался Забалуев, он внимательно смотрел одну из передач Охотника за крокодилами.
– Нет,– покачала головой Люба.– Не уезжают и из машины никто не вышел.
– А машина какая?
– Джип черный.
– Джип?– Виталик оторвался от экрана телевизора и тоже подошел к окну.– Это же Котяра,– пробормотал он.– Чё он не заходит то?..
Забалуев вышел из дому и неторопливо вышел за ворота, открыл дверцу и заглянул в салон:
– Сань, привет! Чё не заходишь?
– Здорово, Витя...– отозвался бывший подельник.
Забалуев подождал несколько мгновений и сам забрался в салон.
– Давненько не виделись,– бодро произнес он.– Что случилось?
– Тошно мне...
– Во как?!– Усмехнулся Виталик.
– Не до смеха мне, Витя,– покачал головой Лебедев.– Дочка у меня раком заболела. В Германию завтра улетаем.
– Не знал,– уже без своеобычной бравады произнес Забалуев.– Лена-Лена, как же так?.. Ну-ка, пошли ко мне...
Они вышли из машины.
– Сейчас мы соберемся и к тебе съездим. Не против?– Говорил Забалуев, пока они шли к крыльцу.– Ты в курсе, что я женился? Жена у меня, м-м, золото! Пацан у меня есть, Егором зовут! Она мне его шесть лет назад родила, только расписались сейчас.
– Поздравляю,– кивнул Лебедев.
Они поднялись на крыльцо.
– Любашей зовут. Ты ее однажды видел. Не знаю, вспомнишь или нет?! Наверно, вспомнишь, таких женщин не забывают... Ты, брат, треп мой серьезно не воспринимай,– неожиданно закончил он.– Я ведь понимаю, как тебе тяжко.
Забалуев открыл перед гостем дверь:
– Заходите, пожалуйста, Александр Николаевич... Люба, у нас гости! Ой, ты уже здесь!..– Он с улыбкой посмотрел на жену.– Собирайтесь, мы сейчас в гости поедем.
– Куда?!
– К Александру Николаевичу! Саша, идем.
Они прошли на кухню. Забалуев достал из холодильника запотевшую бутылку водки, налил полный стакан и подал гостю:
– Пей!
– Я за рулем,– отказался Лебедев.
– Пей!– Уже с нажимом повторил Забалуев.– Я за руль сяду! А выпить тебе нужно! Выздоровеет доча твоя. Я это знаю! Вот и нужно выпить за ее здоровье...
– Спасибо,– Лебедев взял из его рук стакан и, перед тем как выпить, прошептал что-то, помолился наверно за здоровье дочери.
Этот страшный, судьбоносный для их жизни год подошел к концу мирно и незаметно. В шумной, уже устоявшейся компании они встретили две тысячи четвертый год. Новогодние праздники сменились Рождеством. Вслед за январем наступил февраль. По срокам до родов Кате оставался еще месяц. Беременность протекала благополучно. УЗИ показывало сына, отклонений в развитии плода не было. Шугуров, изучив ультразвуковой снимок, авторитетно заключил:
– Мужик! Наш человек!
Все присутствовавшие при этом дружно рассмеялись.
– Не понял, над чем смеетесь?!– Возмутился Николай Андреевич.– Вот писюн! Значит, мужик!!! А-а, ничего вы не понимаете в колбасных обрезках!
– Коленька, дай-ка мне фотографию,– проворковала Галя.– Господи, и из этого, вот это получается?!– Она посмотрела на мужа.
– Да,– кивнул Шугуров.– Вырастают приятные во всех отношениях мужчины!
На это Галя не ответила своеобычной колкостью. Она с улыбкой рассматривала снимок УЗИ.
А Катя с улыбкой наблюдала за ними. Ей было тепло от того, что вокруг собрались друзья и близкие люди.
– Мы с мамой Галей тоже скоро дозреем,– тем временем продолжал говорить Шугуров.– Я это чувствую, чувствую!
– Ничего ты не можешь чувствовать,– Галя отложила снимок в сторону.– А, если и почувствует кто-то, то только я!
Катиного ребенка Шугуров ждал как собственного. Дни высчитывал, какие-то необыкновенные яства посылал с курьером из ресторана. Но все чаще и чаще к нему приходила мысль о совместных детях с Галей.
Мать Артема он взял к себе дворником. К слову сказать, только на нее она и согласилась. Марии Васильевне было необходимо какое-то время, чтобы прийти в себя после нескольких месяцев бродяжничества и победить тягу к спиртному, которое после многолетних злоупотреблений превратилось в недуг. Жила она с Артемом, хотя регулярно заводила разговор о том, что сына с невесткой стеснять не хочет, и выражала желание съехать на квартиру. Само собой, отпускать ее не собирались. За ней все еще необходим был присмотр. Мария Васильевна крепилась. Но тот, кто пил, хорошо знает, как непросто победить эту пагубу. А на людях желание выпить всегда становится слабее.
Маргарита Георгиевна моталась по городам и весям, устраивала детские праздники, занималась организацией приютов. В этом деле ей особенно много помогали православные священники. А вот жуликов всех мастей, которые делали попытки присосаться к фонду, она отсекала беспощадно. Некоторые чиновники ее просто боялись, а несколько взяточников попало под следствие. Как и пророчили в свое время господа из городской администрации, появились у нее враги и недоброжелатели. Но все же друзей появилось намного больше. Оказалось, что у нее есть талант объединять вокруг себя самых разных людей.
– Вот ребеночек твой родится, мы его обязательно окрестим,– говорила Маргарита Георгиевна.– Как назовете сына?
– Наверно, Сашей. Даже, если УЗИ ошибается, это имя подойдет и для девочки.
– Очень красивое имя.
Сейчас они виделись не так часто, как раньше. Но встречаясь, разговаривали часами. За последние месяцы бабушка и внучка стали близки. В обыкновении у них было сидеть в гостиной под портретом Николая Борисовича, и ощущение у обеих возникало такое, словно они беседуют втроем. Маргарита Георгиевна так часто вспоминала покойного супруга, что временами казалось, будто он находится где-то рядом, и она обращается к нему за советом.
– Женщина должна ощущать покой,– говорила она.– Особенно в твоем положении. Если мать счастлива, ребенок тоже вырастет здоровым и счастливым. И это состояние покоя и счастья человек пронесет с собой через всю жизнь. Будет стремиться к нему. И вокруг него будет царить то же самое. Не за страданиями же мы приходим в этот мир. Я ведь тебе говорила уже, когда мой отец умер, а мама во второй раз вышла замуж, я стала жить в отцовской квартире со старой нянькой. Нет, наверно, я не рассказала тебе всего.
– Как-то ты рассказывала мне, что по-русски между собой вы почти не разговаривали,– кивнула Катя.
– Тогда мне казалось это забавным. Мне было интересней проводить время с Аделью, а не с родной матерью. Потому что на мать я была обижена, а от няньки видела только добро. Как мне тогда казалось... Но однажды мама сказала мне странную вещь. Она сказала, что Адель отравила меня своей ненавистью. Я не понимала этого долгие годы. Но все же поняла ее, и сейчас мне очень жаль, что я не могу поговорить со своей матерью по душам. Она бы и сейчас могла научить меня очень многому. А Адель на самом деле без остатка отдала мне только свою ненависть и страх. Потому что кроме ненависти и страха в ее сердце не было ничего. Катя, если ребенка воспитать в страхе и ненависти, вырастет существо неспособное на любовь. Многие женщины забыли о своем великом даре – излучать любовь и тепло... Я думаю, Николай Борисович поддержал бы меня в этих начинаниях и сам денег на это не пожалел. Если мы сейчас сделаем немного радостней жизнь тех, кто лишен материнской заботы, эти усилия не пропадут даром.
– Бабушка, иногда я думаю. Как бы все сложилось, если бы папа с мамой остались живы?
– Не думай об этом, Катя,– вздохнула Маргарита Георгиевна.– Нужно смотреть правде в глаза. Это трудно, но обманываться не следует. Мертвых из могилы не поднять, потерянное не вернуть. Но я думаю, что они помогают нам. Ведь мы помогаем друг другу...
Фонд Маргариты Георгиевны "Свет надежды" занимал один из небольших офисов в центре города. Болотова при каждой встрече с Подъяловской удивлялась, как Маргарита Георгиевна и две ее помощницы умудряются бывать почти одновременно в разных частях области, вести отчетность и встречаться с теми, кто может оказать фонду посильную помощь.
– Это поразительно, Маргарита Георгиевна,– говорила она.– Поднять такое дело! В нашем отделе вам бы цены не было!
– Мы ведь одно дело делаем, Ирина Витальевна. Вернее сказать, у нас с вами одна цель,– в этот момент Маргарита Георгиевна вспомнила Мельникова.– Это слово лучше всего подходит.
– И все же я не понимаю, как люди приходят к этому?– Покачала головой Болотова.
– Откровенно?– Спросила ее Маргарита Георгиевна.
– Вы сейчас скажете: неисповедимы пути господни,– улыбнулась собеседница.
– Вы почти угадали,– усмехнулась Подъяловская.– Однажды бездна открылась мне. Знаете, что я увидела?
– Вы шутите?– Болотова посмотрела на нее уже с недоверием.
– Нет, с такими вещами не шутят... Я увидела пустыню и себя в ней. Ирина Витальевна, это – ад! До божьего соизволения оставаться наедине с собою и вспоминать все, что сотворил. Поверьте мне, забвения нет. Те, что творят зло, надеются на покой в загробном мире. Но покоя не будет. ТАМ ты сначала останешься наедине со своей совестью...
– Как-то вы меня озадачили, Маргарита Георгиевна,– сказала Болотова.– Я ожидала услышать ответ попроще.
– Ирина Витальевна, вы то ведь знаете, что просто не будет.
– Да,– кивнула Болотова.– Хотя до сих пор надеюсь на чудо. Надеюсь на то, что люди перестанут бросать детей или относиться к ним как к животным. Надеюсь, что каждая сирота найдет свой дом. Надеюсь...– голос ее дрогнул.– И знаю, что этого не будет. Но все же...
– И все же что-то меняется,– улыбнулась Маргарита Георгиевна.– Вы тоже чувствуете это?
– Нет, Маргарита Георгиевна,– покачала головой Болотова.– Я этого не чувствую, но надеюсь, что когда-нибудь произойдет чудо...
А в середине февраля Маргарите Георгиевне позвонил незнакомец:
– Здравствуйте, этот телефон перед смертью дал мне Андрей Леонидович Мельников.
– Что?– Маргарита Георгиевна на мгновение оглохла.– Я не ослышалась? Повторите, что вы сказали только что?..
– Ваш номер дал мне Мельников!– Повторил незнакомец.
– Нет, вы сказали, что он умер...
– Да, Маргарита Георгиевна. Он погиб в Сахаре.
– Боже мой,– прошептала Подъяловская.
– Маргарита Георгиевна, вы меня слышите? Мне нужно встретиться с вами. Мне нужно кое-что передать. Это последняя воля Андрея Леонидовича. Назначьте место и час.
– Прямо сейчас. Где вы находитесь?
– Я возле вашего дома. Мельников дал мне адрес.
– Я скоро приеду. Как я узнаю вас?
– Я сам вас узнаю, Маргарита Георгиевна,– отозвался незнакомец.– Мы говорили о вас с Андреем Леонидовичем.
– Хорошо,– Маргарита Георгиевна откинулась на спинку кресла, закрыла руками глаза и с трудом перевела дыхание. Эта весть была для нее громом среди ясного неба.– Господи,– наконец прошептала она,– его то за что?
Она вытерла слезы, сняла с рычага трубку и вызвала такси.
Возле своего подъезда она заметила невысокого полного мужчину, одетого ярко и даже нелепо, словно он забыл переодеться и только что спустился с горнолыжного курорта. Она сразу поняла, что именно он звонил ей.
Он тоже заметил ее, но не сделал и шагу навстречу. Смотрел, как она подходит.
– Здравствуйте,– кивнула Подъяловская.
– Здравствуйте, Маргарита Георгиевна,– незнакомец оказался человеком среднего возраста и носил очки с круглыми линзами.– Файзулин Ринат,– представился он.– Последнее время я работал с Андреем Леонидовичем. Он просил передать вам это и это,– Файзулин протянул конверт и бумажный сверток.
– Что это, Ринат?– Спросила Маргарита Георгиевна.
– Я не знаю, я не смотрел,– покачал головой тот.– Наверно, в конверте письмо, а в свертке книга. Это находилось в его сейфе в Италии. Он просил передать вам эти вещи.
