Текст книги "Танец ангела (СИ) "
Автор книги: Денис Куклин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
– Разумеется, Николай,– усмехнулась Маргарита Георгиевна.– Я ведь знаю, что Катя теперь полноправный опекун Сони. Почему вы вспомнили о них?
– Не знаю. Подумал, что вам это будет интересно... Василий Львович умом повредился.
– А мне кажется, что вы хотели намекнуть мне о каре божьей,– снова усмехнулась Маргарита Георгиевна.
– Может быть, очень может быть,– кивнул Шугуров и оживился, они уже свернули во двор Малаховых.– А вот и красавица наша гуляет!– С улыбкой сказал он.
На качелях раскачивалась Соня, рядом с ней стояла тетя Оля. Кати на детской площадке не было.
– Николай, остановись здесь,– Маргарита Георгиевна с трудом проглотила застрявший комок в горле. Но сердце в ее груди билось ровно и мерно.– Я должна беречь себя,– едва слышно прошептала она и вышла из машины.
– А подарки, Маргарита Георгиевна?!– Окликнул ее Шугуров.
– После, Коленька. Все после...
Сонькина нянька заметила ее и перестала раскачивать качели. Но через мгновение неожиданно улыбнулась и показала девочке на бабушку.
– Баба!– Звонко крикнула Сонька и побежала ей навстречу.– Бабушка!!!
Катя в это время работала в своей комнате над очередным макетом меню, но каким-то образом услышала ее крик, подошла к окну и увидела сестренку уже на руках у Маргариты Георгиевны.
– Бабушка,– прошептала она. И еще каким-то краешком Катя успела осознать, что мама и бабушка были очень похожи друг на друга.
Она выбежала из квартиры, стремительно спустилась по лестнице и распахнула дверь подъезда. Яркое солнце брызнуло ей в глаза, оно уже стояло в зените. Старушки, проводившие возле подъезда дни напролет, ошеломленно посмотрели на нее. Катя спрыгнула с крыльца и побежала через двор к детской площадке.
– Господи,– прошептала одна из старух,– что случилось-то?
Они как по команде посмотрели вслед Кате и загомонили. А Катя подбежала к Маргарите Георгиевне и остановилась как вкопанная... Кто не рожден, тот уже пребывает в лоне жизни. Он вдруг очнется в какой-то стране, в какой-то семье, чему-то обучится, заведет друзей, непременно будет любить, страдать и рвать жилы ради какой-то цели. Возможно, совершит что-то значительное и оставит после себя потомков. Говорят, что в утробе матери младенец видит сны о своей будущей жизни. Странные сны, которым суждено стать явью.
– Катя,– Маргарита Георгиевна смахнула с глаз слезы,– иди ко мне...– Она протянула руку и осторожно погладила внучку по щеке.
– Бабушка...– они обнялись и стояли так до тех пор, пока Соньке не стало скучно.
Шугуров вернулся в машину, сел на водительское сидение боком, выставив ноги наружу.
– Чудеса,– пробормотал он, прикуривая.– Mambo i taliano...
Выкурив сигарету, он припарковался напротив подъезда, выгреб с заднего сиденья пожитки Маргариты Георгиевны и поднялся наверх. Как он и предполагал, квартира оказалась незапертой. Николай Андреевич оставил пакеты в прихожей и прошел на кухню.
– "И на море и на пляже,– безбожно перевирая слова, напевал он,– быть всегда с тобою рядом. Это очень-очень хорошо..."
Он открыл холодильник, недовольно покрутил носом, разглядывая хранившиеся в нем скромные запасы. После этого ушел в комнату Кати и устроился за компьютером. Проверил файлы с ресторанными меню, пробормотал: "Ага!..", и все вернул в прежнее состояние.
В этот момент в прихожей послышались женские голоса.
– В гости ко мне пойдешь сегодня?– Уже по голосу можно было догадаться, что Маргарита Георгиевна разговаривает с Соней.– А ночевать останешься?..
– Нянек-то, нянек у Сони появилось! Аж три штуки!– Улыбнулся Николай Андреевич, переводя взгляд с одной няньки на другую.– Катюша, а тебе выговор! Почему холодильник пустой? Придется твоим воспитанием заняться!
– Я сегодня после больницы собиралась в магазин зайти,– отозвалась Катя, голос у нее звенел от радости.
– Нет, сегодня вы ко мне в гости идете,– перебила их Маргарита Георгиевна.– Ничего с этой квартирой не случится. А продукты мы завтра купим. Николай Андреевич, ты вещи мои захватил?
– Конечно. По-моему, Софья один из пакетов уже вскрыла!
– Катя, я твой день рождения пропустила,– Маргарита Георгиевна подняла с пола пакеты и прошла в гостиную.– Но лучше ведь поздно, чем никогда,– она выложила на стол джинсовую пару: брюки и курточку.– Не знаю, что тебе нравится. Но мне кажется, что джинсы из моды никогда не выйдут.
– Спасибо, бабушка,– Катя поцеловала ее в щеку.
– А это нашей красавице,– Маргарита Георгиевна вытряхнула из второго пакета какие-то яркие безделушки, способные привлечь внимание любого ребенка.
– Оставлю вас,– улыбнулся Шугуров.– Поеду в свою "Женеву".
– Дядя Коля,– окликнула его Катя.– Я меню почти закончила.
– Я уже посмотрел, Катюша.– Они вышли в коридор.– Не торопись. Это не к спеху. К следующей неделе сделаешь, и хорошо. А сегодня на самом деле у Маргариты Георгиевны ночуйте. Мне кажется, ей самой еще помощь требуется.
– Почему ты так думаешь, дядя Коля?– Понизила голос Катя.
– Не знаю. Просто чувствую это. Ладно, всего хорошего. И про холодильник не забывай!
Катя закрыла за ним дверь и прошла на кухню.
Тетя Оля уже нарезала хлеб, на тарелочках были разложены сыр с колбасой. На плите шумел закипевший чайник.
– Ой, а это откуда, тетя Оля?
– Тебе ведь нужно чем-то бабушку угостить,– отозвалась соседка.– Катенька, чай завари.
– Тетя Оля, как-то...
– Ничего-ничего. У меня бы все это еще месяц лежало.
– А здесь у нас что делается?– Маргарита Георгиевна Соню почти не спускала с рук.
– Чай сейчас пить будем,– сказала тетя Оля.– Вы, наверно, проголодались с дороги?
– Давайте посидим на кухне,– предложила Маргарита Георгиевна.– По-домашнему.
Они отодвинули стол от стены и расселись. И неожиданно повисла над столом тишина, даже неугомонная Сонька притихла. Случись это на Западе, кто-нибудь из присутствующих непременно прочитал бы подходящую молитву. На Востоке такая тишина была бы воспринята как должное.
– Вот я и дома,– нарушила ее Маргарита Георгиевна.
– Кому чаю налить?– Оживилась тетя Оля, ей такие минуты за столом всегда не нравились.
В больницу они пришли втроем, Маргарита Георгиевна с Соней остались на улице, а Катя прошла в палату. К этому времени Артема уже перевели из реанимации в травматологию. Он все еще находился под «системой» и страдал от тягучей боли, растворившей в себе все его тело. В палате с Артемом лежали еще два человека. Такой же разбившийся на мотоцикле мужчина лет пятидесяти с небольшим и тринадцатилетний подросток, помогавший отцу на садовом участке и по оплошности едва не отрезавший себе циркуляркой кисть. Мотоциклист тоже был лежачим, а мальчишка весь день проводил на улице.
– Здравствуйте, Валентин Федорович,– поздоровалась Катя с соседом Артема.– Как мы сегодня?
– Лежать надоело, Катюха! Сил моих больше нет!– Отозвался тот.– Сейчас бы на рыбалочку!!!
– Да бросьте вы,– улыбнулась она.– С Тёмкой, наверно, целый день про мотоциклы разговариваете!
– Нет, Катя, на мотоцикл я больше не сяду!– У Селиванова была сломана шейка бедра, лежал он с подвешенной на грузиках ногой и уже начал полнеть от неподвижности.– Я ведь, Катя, лежать физически не могу. Мне двигаться нужно!
– Здравствуй, Тёма,– Катя поцеловала Артема и присела на краешек кровати.
– Привет,– коросточки на запекшихся губах Артема лопнули, он часто облизывал их, но они тут же пересыхали.
– Я тебе сок виноградный принесла. Хочешь пить?
– Налей немножко,– попросил Артем.– Катя, не нужно сегодня... Не ухаживай за мной. Здесь санитарки все делают...– Он страшно стеснялся, когда Катя начинала его спрашивать об "утках" или желании облегчиться.
Она склонилась над ним:
– Тёма, ты мне жизнь спас. Ты едва не погиб. Тёма,– прошептала Катя,– я люблю тебя. Нет в этом ничего постыдного. Я ведь знаю, ты и санитарок стыдишься... Посмотри на Валентина Федоровича, посмотри на его жену...
– Но я...
– Я все понимаю. Ты сильный, ты очень сильный. И тебя коробит от беспомощности. Но скоро ты уже поправишься. Верь мне! Тема...
Она, не отрываясь, смотрела в его глаза, а он вглядывался в каждую черточку ее лица.
– Эй, молодежь!– Ернически прокудахтал Селиванов.– Катюха, ему пока что рано! Ох, Тёмка, и завидую я тебе! Горячая девка!..
– Кто это тут бузит?! Здравствуй, Катюша. Здравствуй, Артем.
– Здравствуйте, Вероника Степановна.
В палате появилась дородная женщина.
– Верунчик!– При виде супруги Селиванов принялся оживленно двигать руками.– Как я тебя ждал, моя ненаглядная.
– Здравствуй-здравствуй, сокол ясный. Я тебе пельмешков принесла. Еще горячие...
– Больно?– Спросила Катя, уже не обращая на соседей внимания.
– Нет, сейчас уже не больно,– привычно соврал Артем.
– Попей,– Катя протянула ему стакан сока.– Ты знаешь, сегодня бабушка приехала. Наверно, мы у нее переночуем.
– Бабушка? Ты же говорила, что она...
– Я сама ничего не понимаю. Она изменилась. Стала добрей. Сейчас с Сонькой возле больницы гуляет. Я на коробке ее телефон напишу. Если тебе что-нибудь понадобится. В любое время, Тёма. Хорошо?
– Хорошо,– кивнул он.
– Я тебе еще пирожки принесла с картошкой, как ты любишь. Будешь кушать?
– Катя, я пока ничего не хочу.
Они проговорили еще с полчаса. За это время, стыдясь и наливаясь пунцовой краской, оправился Селиванов. Прибежал и снова куда-то убежал Антон, перебинтованная рука у него безжизненно болталась на повязке. К концу разговора веки у Артема отяжелели, и время от времени он забывался на несколько секунд.
– Тёма, отдыхай, я завтра приду. Поправляйся, милый.– Она поцеловала его на прощание.– Пирожки и фрукты я убрала в тумбочку. Кушать захочешь, попроси Антошку, он тебе все достанет.
– Да-да, Катюха,– снова встрял в их разговор Селиванов.– Антоха – пацан хороший, помогает нам.
– Валя!– Одернула его супруга.– Дай молодым поговорить.
– Эх, где мои семнадцать лет?!– Выдал сакраментальное Селиванов. И они снова забубнили вполголоса, обсуждая домашние проблемы.
Катя погладила по щеке уже заснувшего Артема и вышла из палаты.
Начинался вечер. В больнице это ощущалось по возросшему потоку посетителей. В коридорах на диванах сидели пожилые люди в больничных халатах. За окном прогуливались парочки и целые семейства, выбравшиеся в этот вечер навестить захворавших родственников.
Катя вышла из отделения травматологии. Среди деревьев парка Антошка гонял футбольный мяч со сверстниками. Катя оглянулась, в окне второго этажа увидела девочку в платочке. Они встретились глазами, и девочка помахала ей рукой. Катя улыбнулась и помахала ей в ответ.
Бабушку с Соней она нашла на одной из скамеек в парке. Внучка смирно сидела на коленях у Маргариты Георгиевны. А та что-то с выражением рассказывала ей и время от времени принималась рисовать в воздухе замысловатые знаки. Катя неслышно подошла к ним.
– Тут царь догадался, что его обманули. А делать уже нечего, перед людьми поклялся да грамоту подписал. Насыпали мужику полный сундук денежек всяких. И стал он жить-поживать и добра наживать.– Маргарита Георгиевна перевела дух и снова заговорила.– А вот еще одна сказка. Жили-были дед и баба...
– Ты баба, да?– Перебила ее Соня.
– Да, Сонечка, и дедушка твой,– улыбнулась Маргарита Георгиевна. Об этом Катя догадалась по ее голосу.
– Еле нашла вас,– сказала она громко.
– Ой!– Вздрогнула Маргарита Георгиевна.– Напугала ты меня, Катюша. А мы тут сказки друг другу рассказываем... Как Артем?
– Уже лучше. Уснул только что.
– Вот и хорошо. Сейчас я такси вызову,– Маргарита Георгиевна взяла из сумочки мобильный телефон и набрала номер диспетчера.
В свое время Николай Борисович Подъяловский увлекался резьбой по дереву и мастерил мебель. Годам к шестидесяти он уже собирал гарнитуры такого качества и исполнения, что их можно было смело выставлять на продажу. Поэтому неудивительно, что их пятикомнатная квартира была сплошь отделана лакированным и вощеным деревом. Книжные шкафы, спальные гарнитуры, мебель в гостиной. Резные панели стен, все это было сделано руками неутомимого, кряжистого человека.
На стенах в гостиной и в кабинете висели большие, в половину человеческого роста портреты Николая Борисовича.
– А это твой дедушка,– объясняла Маргарита Георгиевна Соне. Они сидели в гостиной в глубоком кожаном кресле и смотрели на портрет академика.
– Дедушка,– повторила Соня.– Где он?
Маргарита Георгиевна улыбнулась:
– Не знаю. Наверно, на небе.
– Там мама и папа,– вдруг сказала девочка.
Стоявшая позади них, Катя вздрогнула от неожиданности.
– Это я ей сказала,– прошептала она.– Неужели запомнила?
Маргарита Георгиевна прижала внучку к себе.
– Да, милая, дедушка сейчас с папой и мамой. Но ведь вместе с тобой мы, правда?
– Бабушка, где игрушки?
Маргарита Георгиевна поцеловала ее.
– Пойдем, посмотрим, какие у дедушки игрушки есть.– Когда-то ее супруг привозил из-за рубежа символы городов, в которых ему приходилось бывать: фигурки зверей и птиц, фигурки людей в национальных костюмах. Яркими, забавными поделками был набит один из выдвижных ящиков тумбы в его кабинете.– Сейчас мы с тобой найдем игрушки.
А Катя еще долго смотрела на портрет деда. Она запомнила его уже больным стариком, которого Маргарита Георгиевна перевозила из одной здравницы в другую. Но полотно картины сохранило его образ таким, каким он был, вероятно, еще в семидесятые годы: уже состарившийся и поседевший, но все еще полный сил. Почему никто из родни не пошел по его стопам? Правда, мама училась в институте. Наверняка он тешил себя надеждами, что она в какой-то степени станет его преемницей. Но еще в институте та вышла замуж, и семья для нее оказалась более важной, нежели научная карьера. И Катя до последнего времени даже не знала об ее академическом образовании.
Она взяла с журнального столика толстый фотоальбом обтянутый синим бархатом, пересела в кресло под портретом деда и открыла первый лист. Из кабинета доносились невнятные возгласы и характерный перестук поделок из керамики. Разглядывая старые черно-белые фотографии, Катя вдруг вспомнила, что когда-то в раннем детстве, она точно также сидела в кресле, и на коленях у нее лежал этот самый фотоальбом. Только тогда он казался ей огромным и очень тяжелым. Неожиданно вспомнив это, она медленно откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.
В полудреме ей привиделась лужайка на берегу реки, Артем на мотоцикле. Сновидение было каким-то рваным, тревожным, немым. Артем улыбался, солнечные зайчики прыгали с волны на волну. Потом на воду сели большие белые птицы, и не чайки, и не лебеди. Артем сказал ей что-то, но сон был немым, и только по его губам Катя догадалась, что он сказал ей: "Смотри!..". После этого все смазалось, и Катя увидела уже разостланную на траве скатерть, заставленную яствами и посреди нее огромный, порезанный на большие ломти арбуз с сочной ярко-красной мякотью. Она взяла один из них и надкусила, чувствуя, как сладкий сок течет по подбородку. А потом вдруг поняла, что все собравшиеся возле скатерти, смотрят на нее и улыбаются. Она подняла голову и увидела родителей, увидела Шугурова и его строгую жену, увидела бабушку с Соней, тетю Олю, Болотову, и Артема...
Катя вздрогнула, проснулась и сделала такой глубокий вдох, словно до этого пропустила несколько глотков воздуха.
– Бабушка!– Окликнула Маргариту Георгиевну, та в этот момент прикрывала за собой дверь.
– Да, Катюша? Я не хотела тебя тревожить, ты так крепко спала. Будешь пить чай? Мы с Сонечкой ужин приготовили.
Катя поднялась с кресла и сладко потянулась.
– Знаешь, что я хочу, бабушка?.. Сочный сладкий арбуз. Мне такой только что приснился. Огромный, вкусный-вкусный!
– Да?– Как-то странно улыбнулась Маргарита Георгиевна.– Ты его попробовала?
– Да, он был такой сладкий!
Маргарита Георгиевна вдруг обняла ее и прошептала:
– Все будет хорошо, милая моя. Ты просто умница...
– Давай, я схожу в магазин,– предложила Катя.
– Нет, в магазин мы сходим все вместе. Сейчас попьем чай с печеньем, а потом сходим в магазин и купим самый большой арбуз!
На город незаметно опустились сумерки. Сонька заснула на руках у бабушки.
– Нужно какую-нибудь клеенку найти,– вполголоса сказала Маргарита Георгиевна, укладывая ее на диван.– Подгузники-то мы забыли купить, а она арбуза сегодня наелась. Описается ведь.
– Обязательно описается,– кивнула Катя и добавила после короткой паузы:– Бабушка, можно тебя спросить?
– Конечно, Катенька.
– Ты какие-то таблетки пьешь. Ты... болеешь?..
Маргарита Георгиевна вздохнула и поманила ее к себе.
– Катя, в этом нет ничего страшного. В Италии у меня возникли кое-какие проблемы со здоровьем. Но сейчас уже все в порядке. Присядь рядом со мной,– и продолжила, когда внучка села на подлокотник кресла.– Нет худа без добра. В Италии я встретила настоящего друга. Может быть, когда-нибудь он приедет в наш город, и вы познакомитесь. Это необыкновенный человек...
– Я так рада, что ты вернулась,– Катя положила голову ей на плечо.
– Кстати, Катенька. Как далеко вы с Артемом зашли в отношениях? Ты ведь меня понимаешь?
– Бабушка, мы любим друг друга. Он чуть не умер, а меня спас, бабушка.
– Все хорошо, Катенька,– Маргарита Георгиевна погладила ее по голове со вздохом:– Все идет так, как должно идти, милая моя. Ну, хорошо, пойду нашей красавице постель готовить. Ты где будешь спать? В спальне или в библиотеке? Я помню, ты когда-то книги запоем читала.
Катя зевнула:
– Не знаю, я так устала, что мне уже все равно.
– Тогда постелю в спальне,– кивнула Маргарита Георгиевна.
Катя проснулась среди ночи. И как любой человек, проснувшийся в незнакомом месте, потерялась в пространстве. Отблески от уличных фонарей сияли в окне совсем не с той стороны. И даже в потемках чувствовалось, что эта комната намного больше ее спальни. Катя вновь закрыла глаза и вдруг почувствовала головокружение. Ощущать его, лежа на постели, было настолько непривычно, что она вздрогнула всем телом и резко села, от чего головокружение только усилилось. В таком положении она провела несколько минут. Вскоре к головокружению прибавилась слабость. Катя снова закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям. Причину этого недомогания она не могла понять. Но в наступившей тишине услышала чей-то сдавленный плач. Кто-то горько и безутешно плакал в ночи.
Катя мгновенно забыла про недомогание и подошла к дверям. Межкомнатные двери в квартире Маргариты Георгиевны были сделаны из тяжелого резного дуба. Катя бесшумно открыла дверь и вышла в коридор. Плач доносился с кухни. Оттуда же в коридор падал тусклый свет. Она воробьиными шагами двинулась в сторону кухни, хотя уже догадывалась, кого увидит там.
Маргарита Георгиевна так и не ложилась спать. Она сидела за кухонным столом, склонившись над открытым фотоальбомом. Ее плечи вздрагивали от плача. Катя в нерешительности замерла посреди коридора. Плачущей свою бабушку она никогда не видела.
– Кто там?– Маргарита Георгиевна всхлипнула и вытерла глаза.
– Это я, бабушка,– отозвалась Катя.– Почему ты плачешь?
Маргарита Георгиевна судорожно перевела дыхание и закрыла фотоальбом.
– Все хорошо, Катенька. Просто вспомнила прошлое. Не спится мне сегодня.
Катя села рядом с ней.
– Расскажи о дедушке.
Маргарита Георгиевна умылась под краном и вернулась обратно за стол.
– Он был очень добрым. Ты должна его помнить... Очень часто доброту путают со слабостью. А это не так. Почему-то сейчас больше любят наглых, вороватых людей, готовых на любую подлость. А это неправильно. Твой дедушка, твои родители были порядочными, добрыми людьми. Доброе имя и добрая память намного важнее всех целей, которые могут казаться такими важными и такими необходимыми. Оказывается, чтобы понять это иногда одной жизни мало. Но поняла я это слишком поздно.
– Ба, не говори так. А то я сейчас тоже заплачу.
– Нет-нет, тебе расстраиваться нельзя,– даже с испугом сказала Маргарита Георгиевна.– Это я, старая дура, что-то раскисла. Разбудила тебя.
– Я сама проснулась. Голова закружилась.
– Катюша,– осторожно спросила Маргарита Георгиевна,– ты не чувствуешь, что в последнее время с тобой что-то неладное творится?
– Почему ты об этом спрашиваешь?– Тоже отчего-то с испугом спросила Катя.
– Очень может быть, что ты беременна,– сказала Маргарита Георгиевна, глядя ей в глаза.– Катенька, в нашем роду такая примета есть. Если женщина увидит во сне арбуз и попробует его, значит она забеременела и родит. А если видела во сне арбуз, но не попробовала его, значит беременность прервется. Вот такая примета. Хочешь верь, хочешь не верь...
– Что?– Ошарашено спросила Катя.
– Ты ребеночка понесла, Катенька. Бабушке моей арбузы снились, и маме, и мне, и твоя мама во сне арбузы видела. А теперь вот и ты. Такая, видно, наша порода.
– Ой, как-то я,– Катя на глазах побледнела.
– Катенька, ничего страшного в этом нет,– Маргарита Георгиевна обняла ее.– Этому радоваться нужно. Вы оба нормальные, здоровые люди. И ребеночек, тьфу-тьфу,– она постучала по столешнице.– Ты – женщина. И в твоем положении нет ничего удивительного. Вот видишь как хорошо, что я приехала,– она улыбнулась.– А сейчас, давай-ка, я тебя в спальню провожу. И не волнуйся, и не бойся ничего. Тебе сейчас и то, и другое противопоказано. Все будет хорошо.– Она поцеловала внучку.– Может быть, ты кушать захотела? Под "ложечкой" не сосет?
– Нет, я бы сейчас на самом деле прилегла.
– Ой, девки-девки!– Неожиданно по-деревенски вздохнула Маргарита Георгиевна.
Она проводила Катю в спальню и села рядом с ней на краешек кровати.
– Бабушка, а ты как с дедом познакомилась? Он ведь уже...
– Старый уже был?– Кивнула Маргарита Георгиевна.– Не такой уж и старый он был в то время. Замуж мне хотелось, Катенька. А тут Николай Борисович, не просто обеспеченный, богатый человек. И воспитанный. И очень умный. Ума не приложу, как он меня терпел? Хотя, я ведь всегда продуманная была. Можно сказать, что это я ему предложение сделала, а не он мне,– рассмеялась Маргарита Георгиевна.– В то время мне казалось, что весь мир принадлежит только мне. Но сейчас я думаю, если бы моя жизнь сложилась иначе, не было бы ни тебя, ни Сони. Нельзя ни о чем жалеть. И все же мне стыдно за себя. Но ничего уже не поправишь. Уже не вернешь тех, перед кем я хочу покаяться. Потому и плачу по ночам.
– Бабушка,– Катя взяла ее за руку.
– Да, Катенька, да,– кивнула Маргарита Георгиевна.– Но я все же надеюсь, что помогая другим, мы помогаем и себе... А сейчас, Катенька, отдыхай. И я вздремну,– она подошла к двери.
– Спокойной ночи, бабушка.
– Спокойной ночи, милая моя.
После ее ухода Катя еще долго лежала в темноте с открытыми глазами. Постепенно ночной мрак рассеялся, она уже ясно различала обстановку. И также незаметно легкие мысли унесли ее в безоблачные дали. "У меня будет ребенок",– думала она и это откровение уже не тревожило ее, а наполняло сердце невыразимым сплавом силы и нежности.
Артем тоже не спал в этот час. Но его мысли не были такими светлыми и радостными. Он отчаянно боялся стать калекой. Боялся до такой степени, что даже думать об этом не мог без содрогания, всякий раз отгораживаясь от этой мысли нагромождением такой жуткой ахинеи, которая больше напоминала бред умалишенного. Но как бы ни пытался он избавиться от этого наваждения, оно все равно преследовало его днем и ночью. Стоило ему забыться на мгновение и перед глазами тотчас возникали картины одна тягостнее другой. То ему мерещилось, что он харкает кровью, то вдруг начинало казаться, что на ноги ему уже не подняться, и его будущее – это инвалидная коляска с блестящими спицами и ручками тормозов. Его воспаленный разум был скован страхом, а страх – худшее из подспорий, особенно для больного.
Было около трех часов ночи. В окно падали отблески от уличных фонарей. Под потолком в левом углу монотонно пищал комар. Время от времени Селиванов принимался стонать во сне. Когда он затихал, комариный звон многократно усиливался, и уже начинало казаться, что под потолком вьется туча этих нудных бестий. По коридору кто-то медленно прохаживался из конца в конец. Тень этого человека проскальзывала в щели под дверью. Тяжелые шаги замирали в отдалении, потом возвращались вновь.
– Колян мечется,– хрипло откашлявшись, сказал Селиванов.– Артем, не спишь?
– Не сплю.
– Мне тоже что-то не спится. Надоело лежать, сил моих больше нет... О-о, Колян на подходе.– Тяжелые шаги в коридоре стали ближе.– Он приходил днем, когда ты спал,– пояснил Селиванов.– Знакомый мой. Почти сосед. Пальцы автогеном обрезал. В гаражах что-то ремонтировали. Колян!– Окликнул он человека в коридоре.– Заходи! Гостем будешь!
Дверь в палату приоткрылась и откуда-то из-под притолоки мужской голос нерешительно прошептал:
– Валька, ты не спишь, что ли?..
– В этом заведении, Колян, по ночам никто не спит. Все днем отсыпаются. А я и днем не сплю. Заходи, чего встал?!
Соседом Селиванова оказался высокий сухопарый человек лет пятидесяти.
– Ноют, заразы,– пожаловался он, покачивая забинтованной кистью на перевязи.
– Эх, ты жизнь!– Откашлялся Селиванов.– Ну, давай, рассказывай, что там, на воле делается...
– Рад, Маргарита Георгиевна. Весьма рад.– Глеб Артемьевич Данилов, заведующий психиатрической клиники, поднялся навстречу гостье.– Выглядите прекрасно! Впрочем, как и всегда!
– Здравствуй, Глебушка.– Они обменялись несильным рукопожатием.– Давно не виделись. Выглядишь импозантно. Белый халат, седина, очки.
Данилов улыбнулся и пожал плечами. Он был сыном старинного друга академика Подъяловского, к этому времени тоже почившего в бозе.
– Я уловил суть вашей просьбы. Но все же не могу понять, зачем вам нужна эта встреча? Маргарита Георгиевна, поведение больного человека непредсказуемо. А ваш родственник, ко всему прочему, еще и убийцей себя считает. Зачем вам это нужно, Маргарита Георгиевна?
– Какой диагноз вы поставили Василию Львовичу?
– Депрессивно – маниакальный синдром.
– Господи,– прошептала Маргарита Георгиевна.– Он хотя бы понимает, где находится?
– Да, он вполне осознает себя. Понимает причины, которые привели его в клинику. Страх, вот что испытывает он каждую секунду своего существования. Страх сделал из него больного человека.
Маргарита Георгиевна тяжело вздохнула и посмотрела в глаза собеседнику.
– Но ведь вы позволите мне поговорить с ним наедине? Ничего страшного не случится, я уверена в этом.
– А нужны ли вам такие впечатления, Маргарита Георгиевна?– Данилов задумчиво посмотрел на нее.
– Со своими впечатлениями я сама разбираться буду,– немного резко ответила та и тут же поправилась:– Извините меня, Глеб Артемьевич.
– Что ж, дело ваше,– кивнул Данилов.– Я дам вам провожатого. И с опозданием, но я хотел бы выразить вам соболезнования. Ваша дочь...
– Спасибо, Глеб Артемьевич, спасибо,– Маргарита Георгиевна пожала ему руку.
Данилов по селектору распорядился приготовить Горлова к свиданию и вызвал в кабинет дюжего санитара.
– Володя, проводишь Маргариту Георгиевну в блок "С", она хочет повидать родственника. Проследишь за тем, чтобы не было накладок.
Санитар равнодушно кивнул и открыл дверь кабинета, дожидаясь Подъяловскую. Данилов проводил ее задумчивым взглядом.
Санитар провел Маргариту Георгиевну по коридорам и галереям, соединявшим корпуса больницы. В окна были видны лужайки и тихие помешанные, отдыхавшие на свежем воздухе. Иногда по коридорам разносился далекий вопль буйного, от которого холодела спина и волосы начинали шевелиться на затылке. "Скорбное место,– думала Маргарита Георгиевна, держась за провожатым.– Как это верно". В беседах Мельников не раз вскользь упоминал о зависимости человека от множества причин, следствием которых и является его сиюминутное существование. Осознавать себя живым и контролировать собственное сознание – это далеко не одно и то же. И примером этому служили несчастные, больные люди, которых она видела сейчас.
– Здравствуйте, Маргарита Георгиевна.– В коридоре следующего корпуса их дожидалась симпатичная светловолосая женщина средних лет.– Глеб Артемьевич попросил меня проинструктировать вас перед посещением больного. Главная просьба, не провоцировать у него рецидив.
– Что я должна сделать для этого?
– Во-первых, не нужно напоминать ему о самоубийстве жены. Во-вторых, не заостряйте внимание на его теперешнем положении. И как можно реже упоминайте об его болезни и психическом расстройстве.
– Хорошо, я постараюсь выполнить ваши рекомендации. Как он чувствует себя в данный момент? Лечение каким-то образом сказывается на его состоянии?
– Мы прилагаем все усилия. Но болезнь прогрессирует.
– Насколько он болен?
Собеседница Маргариты Георгиевны улыбнулась и повторила:
– Мы сделаем все, чтобы помочь ему. Вы еще не передумали?
– Нет.
– Только не забывайте что он больной человек. На многое от этого посещения не рассчитывайте,– собеседница посмотрела на нее с сочувствием.
Маргариту Георгиевну провели в палату к Горлову: зарешеченное окно с армированными стеклами, привинченные к полу кровати. На одной из них сидел Василий Львович.
Дверь за ее спиной плавно закрылась, и Маргарита Георгиевна на мгновение почувствовала то, что чувствует зверь, попавший в силки. И что чувствует здоровый человек, оказавшийся в неволе. Внутри нее что-то сжалось в крохотный колючий комочек, и свет перед глазами померк на мгновение. Маргарита Георгиевна сделала несколько неверных шагов и посмотрела на Горлова:
– Здравствуй, Василий Львович...
Взгляд у больного был не отсутствующим, хотя она это ожидала увидеть, а опрокинутым в себя. Она увидела не глаза, а вывернутую наизнанку больную душу. Маргарита Георгиевна потопталась в нерешительности, придумывая способ привлечь его внимание. Но не придумала ничего лучше, чем протянуть к больному руку и помахать пятерней перед его глазами.
– Василий Львович, ты меня слышишь?– По глазам Горлова невозможно было определить, в сознании он находится или нет. Маргарита Георгиевна притронулась к его плечу так, словно это была раскаленная сковорода, и тут же отдернула руку.– Да, что же это?– Прошептала она.– Василий Львович, очнись...
Больной вдруг тонко, со всхлипом вздохнул: "И-и-и-ы!", и перевел мутные глаза на посетительницу.
– Ты!– Выдохнул он.– Зачем пришла?
– Василий Львович, ты меня узнал?
– Узнал тебя... Зачем пришла? Мне руки связали...– Он показал ей свои руки.
– Василий Львович, они не связанные. Может быть, тебе нужно что-то?
– Руки мне развяжи. Развяжи мне руки...
Горлов был безумен.
– Как ты себя чувствуешь, Василий Львович?– Уже с замешательством спросила Маргарита Георгиевна.
– Руки мне связали и ноги у меня затекли. А ты пришла пожалеть меня?.. И вдруг завопил во все горло:– Не надо меня жалеть!!! Не надо!.. Развяжи мне руки!.. Выпусти меня!.. Руки мне развяжи! Руки!..
Маргарита Георгиевна шарахнулась в дальний угол палаты и схватилась за грудь.
