Текст книги "История разведывательных служб Израиля"

Автор книги: Ден Равив

Соавторы: Йосси Мелман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 38 страниц)

У него не было выбора. Совершенные «Шин Бет» убийства и попытка скрыть их были еще слишком свежи, скандальны и болезненны, чтобы кто-то мог предложить ему какую-то приличную работу в Израиле. Родина отвернулась от Шалома-Бендора.

Он также встретился с определенными трудностями и в Нью-Йорке. Портовая администрация Нью-Йорка и Нью– Джерси, узнав, с кем имеет дело, аннулировала контракт с ним на сумму 75 тыс. долларов. Она просто сослалась на то, что ее больше не устраивают условия контракта на предоставление услугою обеспечению безопасности аэропортов в зоне Нью-Йорка, который ранее был заключен с фирмой Айзенберга.

В отсутствие объяснений самого Шалома относительно обстоятельств убийства двух террористов его друзья в «Шин Бет» и вокруг этой организации дали свои объяснения. Один из них утверждал, что это был хладнокровный профессиональный ход – вполне приемлемый для войны с террористами. Террористы, захватившие автобус, были дилетантами, действовавшими по своей собственной инициативе, и не могли сообщить никаких сведений об организациях противника. Не обладая информацией, они не представляли никакого интереса для «Шин Бет». Их даже нс стоило предавать суду.

Другие пытались объяснить это решение отрицательным влиянием ливанской авантюры 1982–1985 годов на «Шин Бет», пока наконец Правительство национального единства не вывело израильские войска из этой страны. Ливан был для «Шин Бет» «диким Западом». Пресса сообщала, что Йосси Джиноссар разъезжал там как шериф. Были случаи контрабанды и другие нарушения установленных правил поведения военных и сотрудников спецслужб, но штаб– квартира «Шин Бет» далеко не всегда получала правдивую информацию. Оперативные работники агентства знали, что если на Западном берегу и в секторе Газа существовали определенные нормы поведения, то в Ливане царила настоящая анархия. Приобретенные там привычки распространились потом и на оккупированные земли.

Все, что писалось и печаталось о «Шин Бет» и ее проблемах в 1987 году, читалось с огромным интересом, особенно в одной из камер военной тюрьмы в Центральном Израиле. Обитатель этой камеры Изат Нафсу, погруженный в собственные мысли и тревоги о своей семье, оставшейся в Кафр Кама, как и все предыдущие 7 лет, с нетерпением встречал послеобеденные газеты.

Неожиданно он побледнел и задрожал. С одной из страниц на него глядел Йосси Джиноссар – один из офицеров «Шин Бет», который только что был прощен президентом Хаймом Герцогом, что было частью усилий кабинета по прекращению скандала.

«Это человек, который меня допрашивал и оклеветал меня», – воскликнул Нафсу и поспешно написал письмо своему адвокату. «Я сказал себе, что даже через 100 лет я не забуду усмешку Джиноссара, как он приказал мне раздеться и плевал на меня, а потом, когда меня свалили на пол, он топтал меня ногами и таскал меня за волосы».

Это стало началом нового дела, не менее острого, чем дело о террористах, захвативших автобус. Это дело имело отношение к Ливану.

Никто не ожидал, что из чистенького и процветающего городка Кафр Кама в горах около моря Галилеи может вырасти скандал, связанный с деятельностью служб безопасности. Там проживало большинство членов самого маленького израильского национального меньшинства: несколько тысяч черкесов, неарабских мусульман, выходцев с советского Кавказа.

Как и большинство молодых людей своей общины, Нафсу записался добровольцем в израильскую армию и был горд тем, что дослужился до звания лейтенанта. В 1976 году, задолго до вторжения Израиля в Ливан в 1978 и 1982 годах, его направили служить на юг Ливана – примерно в 30 милях от Кафр Кама, но через израильскую границу.

«У меня не было какого-то конкретного задания, – писал Нафсу в своем дневнике. – Это были первые дни израильского присутствия в том регионе. Я выполнял различные поручения по линии разведки, не получая каких-то особых инструкций. У меня не было специальной подготовки или инструкций о поведении в случае осложнения обстановки. Моя миссия сводилась к тому, чтобы жить среди ливанцев, многие из которых были осведомителями».

Нафсу использует слово «штинкер», что является заимствованием из английского «стинкер» – этим словом означают третьестепенных коллаборационистов и осведомителей, которых израильские спецслужбы имели среди арабов, проживавших в Израиле и за границей. Молодой лейтенант писал, что в его задачу входило снабжение оружием, боеприпасами и медикаментами христиан и мусульман-шиитов, которые выступали против палестинцев.

Проявляя несомненную чуткость и глубокое понимание исторических и религиозных распрей в Ливане, Нафсу называл это «местом, которое разрушает души». Он писал: «Здесь мне легче ликвидировать человека, чем мафии в Нью-Йорке. Меня окружают джунгли беззакония и жестокости. Везде мы видели то, что, по нашим понятиям, было совершенно немыслимым: убийства и месть. Человеческая жизнь стоила очень дешево».

Дневник содержит немало записей о том, что израильские солдаты наживались на контрабанде в Израиль сигарет, часов, телевизоров и даже наркотиков. «Для меня, – писал Нафсу, – символом этого был Абу Касем. – Он был «штинкером», работавшим на все стороны. Это был Зорба Южного Ливана, скользкий, как змея, мастер интриги. Он-то и решил мою судьбу».

Дождливой ночью 4 января 1980 г., согласно дневнику Нафсу, его разбудил стук в дверь. Нафсу уже почти спал и окликнул по-черкесски: «Кто там?». Никто не ответил. Только когда он повторил свой вопрос на иврите, то получил ответ и открыл дверь. На пороге стоял Данни Снир, офицер его подразделения. Снир предложил Нафсу немедленно следовать за ним для выполнения секретного задания в Ливане, пообещав, что через день-два он возвратится домой.

Нафсу без колебаний согласился. Он поднялся на второй этаж, схватил связку одежды, которую всегда держал наготове, поцеловал свою жену Сахм, на которой женился всего три недели назад, и пошел за Сниром. Нафсу увидел свой дом только через семь с половиной лет.

Вместо своего подразделения Нафсу оказался в гостинице в Хайфе, где впервые познакомился с Йосси Джиноссаром. В то время Нафсу не знал его настоящего имени, но, поскольку с ним обращались очень хорошо, Нафсу сперва решил, что «Шин Бет» хочет его завербовать.

Однако по мере продолжения разговора он понял, что является объектом расследования. Незнакомец из «Шин Бет» расспрашивал его о некоем представителе ООП, с которым, но данным «Шин Бет», Нафсу поддерживал контакт. И тут черкесскому офицеру впервые стало страшно.

– Признавайся, что ты был двойным агентом ООП, – заявил представитель «Шин Бет». – С нами не шутят. Мы знаем все. Мы следили за тобой несколько месяцев.

Нафсу все отрицал и продолжал все отрицать, даже после того, как его перевели в тюрьму Кишон в Хайфе, где «Шин Бет» имел свои камеры.

«Начались допросы – днем и ночью, угрозы, унижения», – писал Нафсу в своем дневнике, отмечая, что у анонимного в то время Джиноссара был начальник, который называл себя «Пашош».

«Однажды «Пашош» зашел в камеру и заявил, что является заместителем директора «Шин Бет» и начальником следственного департамента. Он пообещал отправить меня туда, где допрашивали террористов, и там мне сделают укол, который превратит меня в импотента. Эта угроза повторялась постоянно на протяжении всех допросов. Иногда на моих глазах открывали стол, как бы собираясь достать оттуда шприц».

Нафсу писал в своем дневнике, что допрашивавшие его лица угрожали арестовать его жену и раздеть ее догола. «Иногда они приносили с собой журнал «Плейбой» с изображением обнаженных женщин, чтобы я понял, о чем идет речь. Они также угрожали привести мою жену и сказать ей, что у меня были гомосексуальные отношения с Абу Касемом и что они распространят в моем городе слух, что я был “гомиком”».

Нафсу понимал, что все данные против него были получены от Абу Касема и якобы он стал работать на ООП в результате сексуального шантажа. Джиноссар утверждал, что у него были свидетели, включая Абу Касема, которые видели, как он ложился в постель с палестинцем из ООП и ливанским христианином. После этих угроз Джиноссара в камеру Нафсу приходили другие работники «Шин Бет», которые выступали в роли «добрых следователей». Они обещали, что если он будет сотрудничать и все расскажет, то ему дадут увольнительную и он сможет повидаться с женой.

Каждая разведывательная служба – а израильский «Шин Бет» особенно талантлив в этой сфере – должна уметь выявлять слабости людей, с которыми она вступает в контакт. В случае с Нафсу его слабостями были жена и мужское достоинство. Как представитель черкесской общины, для которой характерен четко определенный статус мужчины, он страшился унижения, которому подвергнется, если допрашивавшие его лица распространят эту клевету.

После 40 дней непрерывных допросов он сломался. Он признался во всем, в чем его обвиняли, включая измену, шпионаж против Израиля в контакте с ООП.

На суде военного трибунала он отказался от своих показаний, заявив, что его «признания» были получены с применением угроз. Сотрудники «Шин Бет», естественно, это опровергали, и судья, как это обычно бывало в случаях, затрагивающих национальную безопасность, поверил им.

Суд проходил за закрытыми дверьми, в зал заседания не были допущены даже члены семьи обвиняемого. После судебных проволочек, которые продолжались два года, Нафсу был признан виновным. В конце 1982 года он был разжалован в рядовые и приговорен к 18 годам тюрьмы.

Кроме Нафсу только члены его семьи и адвокат, который раньше был главным военным прокурором Израиля, продолжали верить в его невиновность. Даже после того, как были исчерпаны все возможности обжалования приговора, Нафсу упрямо игнорировал советы, в том числе исходившие от «Шин Бет», просить помилования. «Я хотел оправдания, а не помилования», – объяснял он.

Нафсу добился своего, но только ценой больших страданий. 24 мая 1987 г. Верховный суд Израиля снял с него обвинения в шпионаже и измене и отменил приговор. Нафсу получил звание сержанта и денежное содержание с момента ареста. Судьи, однако, приговорили его к двум годам тюрьмы, уже отбытым им, за то, что он нс сообщил о своих встречах в Ливане с представителями ООП. В фокусе решения суда была жесткая критика «Шин Бет», ее следователей и методов, которые они применяли для получения признаний.

Действия этой секретной службы были только частью более широкой и жестокой обстановки. «Шин Бет» была пугалом, которым родители стращали непослушных детей. Именно так получилось с делом Даниеля Шошана. Он служил рядовым в израильской армии, и в октябре 1986 года его приговорили к 10 годам тюрьмы за «передачу информации врагу». Шошан был армейским курьером и якобы передавал документы арабу на Западном берегу, который поддерживал контакт с ООП. Допрашивавшие Шошана военные полицейские угрожали, что если он не признается, то его передадут в «Шин Бет», а это, несомненно, будет для него намного хуже. Наслышанный о методах «Шин Бет», он сдался и признался в преступлениях, которых не совершал.

Через два года после нового судебного разбирательства Шошан был полностью оправдан. Судьи надзорной инстанции установили, что военная полиция использовала психологическое давление, чтобы получить признание от молодого солдата, и скрывала от суда доказательства.

Израильская общественность стала привыкать к новой негативной реальности. Еще 10 лет назад было практически запрещено произносить название «Шин Бет» и абсолютно невозможно вообще критиковать секретные службы. И вот в течение одного года завеса секретности над «Шин Бет» поднималась дважды, открывая взору общества секретное агентство, репутация которого была подмочена двумя крупными скандалами: убийством террористов и незаконным преследованием Нафсу. Теперь способность агентства верно оценивать обстановку, его цели и методы – все это стало вызывать подозрение. Население Израиля впервые увидело свою службу внутренней безопасности, и зрелище оказалось неприглядным.

Президент Герцог, который «благословил» сделку по реабилитации старших офицеров «Шин Бет», узнав о деле Нафсу, заявил, что испытывает чувство стыда. Новый министр юстиции Йозеф Гариш вопреки протестам членов «клуба премьеров» и «Шин Бет» приказал провести расследование обстоятельств допросов Нафсу. Просматривалось официальное намерение привлечь виновных к уголовной ответственности, хотя было ясно, что в отношении Джиноссара, получившего прощение, ничего не удастся сделать.

Под давлением общественного мнения, публикаций в газетах и журналах правительство 31 мая 1987 г., через неделю после освобождения по решению Верховного суда Нафсу, назначило специальную комиссию для расследования деятельности «Шин Бет». Новое расследование разведсообщества и его методов было поручено возглавить вышедшему в отставку судье Верховного суда Моше Ландау. Двумя другими членами комиссии стали бывший директор «Моссада» Ицхак Хофи и государственный инспектор Яков Мальтц. В течение шести месяцев комиссия Ландау допрашивала в качестве свидетелей премьер-министров, руководителей, оперативных работников и юристов, включая тех, кто уже подвергался допросам, а также представителей израильской ассоциации гражданских прав и даже иностранных адвокатов из Международной амнистии.

Тем временем на свет всплыло еще одно неприглядное дело. 19 июля 1987 г. был арестован 23-летний житель небольшой деревушки, расположенной на Западном берегу около Тулкарема, Авад Хамдан. Его подозревали в том, что он является членом палестинской террористической организации. Через два дня он умер в камере. Следователи утверждали, что арестованный скончался от сердечного приступа, но родственники покойного обнаружили на его теле следы жестокого обращения.

Возникло подозрение, что Хамдана подвергали пыткам, и это подозрение бросило тень даже на репутацию правительственного института патологической медицины, где судебно-медицинские эксперты выносили заключения по всем случаям смерти граждан Израиля при невыясненных обстоятельствах.

До публикации доклада Комиссии Ландау в конце ноября 1987 года этот институт считался вполне респектабельным, надежным и высоко профессиональным учреждением. Теперь же стало ясно, что в интересах «безопасности» некоторые врачи были готовы искажать правду. Они услужливо подтвердили удобную дня «Шин Бет» причину смерти двух автобусных террористов и согласились дать заключение о том, что Хамдан умер от сердечного приступа.

Доклад Ландау был разгромным и документально доказывал, насколько глубоко прогнила «Шин Бет». Было установлено, что еще в 1971 году тогдашний руководитель «Шин Бет» Йозеф Хармелин согласился с тем, что его люди могут давать в суде лживые показания. В докладе отмечалось, что Хармелин не приказывал своим работникам лгать, но просто принимал это как факт жизни.

Ландау, Хофи и Мальтц единогласно подтвердили, что оперативные работники «Шин Бет» привычно лгали в судах несмотря на то, что по израильским законам лжесвидетельство наказывается тюремным заключением на срок до семи лет. Сотрудники «Шин Бет» ставили себя выше закона.

Решение прибегнуть ко лжи вытекало из роста террористической активности, последовавшей за оккупацией Израилем Западного берега и сектора Газа. С ростом терроризма следователи «Шин Бет» сочли необходимым для получения признаний арестованных использовать психологическое давление и так называемое «физическое давление», то есть пытки.

На «Шин Бет» возлагалась задача получения упреждающей информации о намерениях террористов, но методы, к которым она прибегала, стояли вне рамок израильских законов. Сотни процессов над террористами были нечем иным, как военно-полевыми судами, на которых обвинитель просто зачитывал полученные «Шин Бет» признания. Когда обвиняемые возражали, что эти признания были вырваны у них под пытками или в результате другого принуждения, военные судьи в отсутствие присяжных заседателей принимали сторону «Шин Бет».

Этот конвейер лжи действовал в течение 16 лет, в тот период, когда агентство возглавляли Аврахам Ахитув и Аврахам Шалом. В докладе Ландау отмечалось, что Шалом «сделал лжесвидетельство нормой и это передавалось из поколения в поколение».

– Когда я думаю о войне с терроризмом, – заявил Шалом комиссии, – я не рассматриваю эту проблему в контексте израильских судов.

«Он даже не понимал, – отмечалось в докладе комиссии, – что такой подход недопустим. Комиссия считает его одним из тех, кто несет ответственность за укоренение этого порочного метода».

Доклад подверг критике все руководство «Шин Бет», отметив, что «никакие соображения безопасности, сколь ни были бы они важны, не могут быть выше закона. Руководство агентства не понимало, что ему была доверена важная миссия, которая может оправдать применение некоторых средств, но не любых методов и уж, конечно, не лжесвидетельство».

Заключение Комиссии Ландау было написано с такой кристальной четкостью, какая редко встречается в правительственных документах; особенно это касалось категорического заявления о том, что оперативным работникам «Шин Бет» всегда предписывалось говорить правду. «Если выяснялось, что оперативный работник не представлял полного и правдивого отчета о своей работе, он мог быть подвергнут суровому наказанию; были даже случаи увольнения. Такой подход создавал «двойной стандарт» – требование абсолютной правдивости внутри службы и возможность лгать в суде. Похоже, что в течение 16 лет это противоречие никого не беспокоило».

Вместе с тем, учитывая сложность задач, стоящих перед «Шин Бет» в борьбе с терроризмом, комиссия недвусмысленно подчеркнула, что следователи «Шин Бет» имеют право оказывать некоторое «давление» на людей – имелось в виду арабов – во время допросов. Комиссия не установила пределов этого давления. Доклад предостерегал сотрудников «Шин Бет» от попыток «устанавливать для себя какие-то свои правила в части, касающейся оказания давления на допрашиваемых».

Далее в докладе говорилось:

«В подобных случаях имиджу Израиля как законопослушного государства, соблюдающего права человека, может быть нанесен непоправимый ущерб и он может начать походить на режимы, которые предоставляют своим службам безопасности неограниченные полномочия. Для предотвращения такой опасности следует воздерживаться от оказания чрезмерного давления на допрашиваемых лиц. Это давление не должно достигать такой стадии, когда причиняются физические страдания, когда в отношении человека проявляется жестокость, когда страдает его честь и достоинство как личности».

В качестве некоторых ориентиров в этом плане Ландау писал: «Степень применения этих мер должна соотноситься со степенью предполагаемой опасности. Это означает, что степень психологического и физического давления должна быть определена заранее. Руководители должны решительно и остро реагировать на любые отступления от этого правила».

Таким образом, комиссия заняла компромиссную позицию между верховенством закона, независимо от масштабов террористической угрозы, и мнением, что необходимость борьбы с терроризмом оправдывает отступление от строгого соблюдения законов. Но даже в то время, как судья Ландау и его коллеги выразили свою обеспокоенность бесконтрольностью действий «Шин Бет», они не пытались в одночасье искоренить незаконные методы, к которым привыкло прибегать агентство.

Не успели еще высохнуть чернила на докладе Ландау, как выяснилось, что три следователя «Шин Бет» лгали комиссии. Как только «Шин Бет» стало известно об этом лжесвидетельстве, все трое были отстранены от работы. Горькая ирония заключалась в том, что в это время директором «Шин Бет» стал не кто иной, как Йозеф Хармелин, отозванный из отставки 12 лет спустя после ухода с этого поста и 7 лет после того, как в 1979 году он, спасаясь от исламской революции, на американском самолете эвакуировался из Тегерана, где был неофициальным послом Израиля.

Именно в период первого срока пребывания Хармелина на посту директора «Шин Бет» вошло в привычку лгать в суде. Тем не менее Хармелин был уважаемым ветераном, и все приветствовали его возвращение на этот пост в период острого кризиса. Ему было поручено восстановить порядок, доверие и надежду в рядах сотрудников агентства, которое раздиралось скандалами и расследованиями.

Высказывались серьезные опасения, что расследования ослабят «Шин Бет». Моральное состояние работников было ужасным. После докладов комиссий Карп и Ландау многие другие чувствовали, что их бросили политики, которые, как обычно, ожидали, что секретные службы будут вести за них грязную работу и жестокую войну с терроризмом.

Признаки недовольства в «Шин Бет» нарастали. Оперативные работники не скрывали своего презрения к комиссиям и журналистам, которые, похоже, ждали от них абсолютно «чистой» работы по террористам. Сотрудники «Шин Бет» обвиняли политиков в том, что те не могли принять долгосрочных решений в отношении статуса оккупированного Западного берега и сектора Газа и установить там определенный правовой режим. «Мы – козлы отпущения оккупации» – именно таким было ощущение многих в «Шин Бет». Через 35 с лишним лет после первоначального «бунта шпионов», выступавших против создания «Моссада», было похоже, что в рядах израильского разведсообщества может произойти новый «мини-бунт».

Хармелин в свойственной ему мягкой манере сумел навести порядок в рядах сотрудников «Шин Бет» и успокоить их. Он, однако, не смог исправить вред, нанесенный репутации «Шин Бет» и разведсообществу в целом. Впервые в истории Израиля секретные службы перестали быть «священными коровами», которым нельзя задавать вопросы о методах их работы.

Примерно те же проблемы, которые сотрясали ЦРУ в 1970-х годах, встали перед разведсообществом Израиля в 1980-х годах, породив беспрецедентные сомнения и открыв горькую правду. Утратив в значительной мере доверие собственных граждан в Израиле, руководители израильской разведки одновременно оказались перед лицом острейшего кризиса в отношениях со своими лучшими друзьями за рубежом.