Текст книги "История разведывательных служб Израиля"

Автор книги: Ден Равив

Соавторы: Йосси Мелман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 38 страниц)

Угон пяти ракетных катеров из-под носа у французских властей, конечно, не мог долго оставаться в секрете. И уже через несколько часов в адрес Израиля посыпались обвинения.

Израиль не стал делать секрета из того, что он забрал свои катера, за которые уже полностью было уплачено. Когда израильские моряки после трехтысячемильного перехода вошли в порт Хайфа, их встретила восторженная толпа. «Моссад» добился очередного успеха. На этот раз «скромная» и временами «застенчивая» израильская разведка не скрывала своей причастности к этой дерзкой и блестяще осуществленной операции.

Общественное мнение говорило в пользу того, что, если Израилю что-то нужно, но ему мешают, он должен взять это всеми доступными способами. Это, естественно, поднимало акции «Лакама». Взятки, кражи – в ход шло все, что могло дать Израилю то, что ему отказывались продавать.

Выдающегося успеха удалось достичь в Швейцарии, где одна компания производила авиационные двигатели для французских «Миражей». В ходе совместной операции «Лакама», военной разведки и ВВС были использованы человеческие слабости швейцарского инженера Альфреда Фрауенкнехта: его недовольство начальством, потребность в деньгах на содержание любовницы и симпатии к Израилю после Шестидневной войны.

Первый шаг сделал полковник Дов Сион, военный атташе Израиля в Париже и зять Моше Даяна. Он несколько раз встретился с Фрауенкнехтом, угостил ужином и оценил возможность его вербовки. Вскоре «Лакаму» удалось убедить его передать Израилю полный комплект чертежей двигателя для «Миража». Инженер взял деньги, но подчеркнул при этом, что действует из идеологических соображений. Фрауенкнехт, кстати, не был евреем, и в этом плане израильская разведка твердо придерживалась урока, извлеченного из провалов в Ираке и Египте: не использовать местных евреев для шпионажа против своей страны.

Сначала Фрауенкнехт встречался с израильскими разведчиками в отелях и ресторанах и передавал им чертежи. Чтобы ускорить процесс, Фрауенкнехт привлек к фотографированию чертежей своего племянника. В конце концов швейцарские власти засекли инженера и арестовали его. Он тут же во всем сознался.

За чертежи Фрауенкнехту обещали 1 млн. долларов, но он успел получить от израильтян только 200 тыс. 23 апреля 1971 г. швейцарский суд признал инженера виновным в шпионаже, но судьи проявили уважение к его мотивам и приговорили его к одному году лишения свободы.

Уже через год Израиль стал выпускать новый самолет «Нешер», на котором стоял двигатель, созданный с использованием технологии французских «Миражей». 29 апреля 1975 г. Израиль с гордостью продемонстрировал свое последнее достижение – истребитель «Кфир». Он был удивительно похож на «Мираж», и Фрауенкнехт, благодаря которому это стало возможным, присутствовал в Израиле на первом полете «Кфира», с гордостью сознавая, что серебряная стрела, пронзившая ближневосточное небо, была делом и его рук.

Израильская разведка, однако, предпочитает не замечать Фрауенкнехта. Никто не любит напоминаний о провалах, о людях, которые по милости разведки угодили в тюрьму. Израильское правительство даже не оплатило авиабилет Фрауенкнехта и сделало вид, что ничего о нем не знает. Бывший шпион почувствовал, что его предали.

Тем временем репутация Беньямина Бламберга выросла до мифических масштабов. Мало кто знал, чем он занимался, но все были уверены, что он делал это превосходно. Только самые старшие чиновники знали о связях Бламберга с ядерным проектом, однако практически все аналитики были в курсе, что реактор в Димоне имел военное назначение и что Израиль достиг своей цели – получил ядерное оружие.

В то же время те израильтяне, которые считали, что такой секретный статус ядерной державы гарантирует их безопасность, глубоко заблуждались.

10
СЮРПРИЗЫ ВОЙНЫ И МИРА

Сирийские солдаты барабанили в стальную дверь бункера, но она не поддавалась, и тогда в ход пошли ручные гранаты. Но дверь была рассчитана и на это. В течение нескольких часов израильские солдаты держались в стальном бункере на горе Хермон в тылу быстро продвигавшихся сирийских войск. Эти солдаты не были бойцами, они работали на «Аман» и из бункера, расположенного на заснеженной вершине Голанских высот, вели разведку Сирии.

Солдаты «Амана» работали даже в Йом киппур, самый священный день в еврейском календаре, когда весь Израиль обычно замирает. Была суббота, 2 часа дня, 6 октября 1973 г.

Командир поста на горе Хермон молодой лейтенант Амос Левинберг только что сообщил в штаб своему вышестоящему начальству о доносящейся артиллерийской стрельбе. Левинберг вспоминает: «Я доложил ему, что нас не беспокоит стрельба, мы контролируем обстановку и, как только огонь прекратится, выйдем наружу и починим разбитые антенны». Но уже через несколько часов Левинберг и уцелевшие солдаты его подразделения были в руках сирийцев, отборных десантников, которые высадились с вертолета. К полуночи они сумели проникнуть в бункер, убили 18 израильтян, многих ранили, 31 человека взяли в плен, захватили большое количество самой совершенной разведывательной аппаратуры, которую сирийцы потом будут изучать в мельчайших деталях.

Потеря поста на горе Хермон, даже на фоне других неприятностей на более широком фронте, была крупной неудачей израильтян. Гора Хермон была самой высокой точкой Голанских высот, утыканной антеннами, телескопами, биноклями и приборами ночного видения. Это были совершенно секретные «глаза» и «уши» еврейского государства на севере страны и один из многих постов «Амана», который вел радиоперехват сирийских линий связи. К тому же с вершины горы в ясный день можно было наблюдать все передвижения сирийских войск вплоть до Дамаска, расположенного в 25 милях. Это было самое последнее слово Израиля в области радио– и радиотехнической разведки (этими профессиональными терминами обозначают способность перехватывать и анализировать все радиоизлучения, от радиопередач до телефонных разговоров).

Этот пост должен был видеть и слышать все, что происходило у противника, но система дала сбой. Более того, в руки сирийцев попало то, что можно было назвать разведывательным сокровищем. На посту имелся полный комплект израильских кодов, с помощью которых противник смог расшифровывать переговоры израильских летчиков. «Аман» признал, что это была колоссальная ошибка. Рассказ военнопленного Амоса Левинберга – благодушие, потеря бдительности и шок плена – иллюстрирует унижение, которому подверглась вся страна.

Вооруженные силы Египта и Сирии внезапным и совершенно неожиданным нападением застали израильские войска врасплох на тех самых территориях, которые они захватили у Египта и Сирии в ходе Шестидневной войны. Впервые израильская разведка не выполнила свою основную миссию, она не сумела уловить приближение войны. В первую очередь это было задачей «Амана», но вина возлагалась на все специальные службы Израиля.

Члены комитета «Вараш» должны были знать о приближении войны и за пять месяцев до Йом киппур зафиксировать агрессивные приготовления противной стороны.

Однако они просто не могли поверить тому, что видели рядовые оперативные работники и аналитики израильских спецслужб. Мышление руководителей было накрепко приковано к тому, что израильские стратеги называли «Концепцией». Это была неформальная, но пользовавшаяся большим влиянием доктрина, возникшая в обстановке эйфории после ошеломляющей победы Израиля в Шестидневной войне 1967 года. Доктрина утверждала, что арабы никогда не начнут большой войны, поскольку понимают, что они не смогут ее выиграть. В случае, если такая война все-таки начнется, израильтяне были уверены в том, что разгромят войска противника и войдут в столицы Египта и Сирии – Каир и Дамаск.

Разведывательные службы, как всегда, получали подробную информацию о передвижениях войск в Египте и Сирии, но «Концепция» расценивала все эти передвижения как военные маневры и даже дезинформационные акции, направленные на то, чтобы побуждать Израиль постоянно проводить дорогостоящие мобилизационные мероприятия. «Концепция» успокаивала, вселяла уверенность и охватывала все более широкие круги политического, военного и разведывательного аппарата страны.

«Аман» как часть генерального штаба подчинялся начальнику генштаба и министру обороны. И хотя временами в газетных заголовках «Аман» затмевали более падкие на рекламу «Моссад» и «Шин Бет», он оставался самым большим и самым важным разведывательным агентством с точки зрения обороны еврейского государства. В этом плане «Аман» напоминал – и не только в силу того, что он отвечал за организацию радиотехнической разведки, – американское Агентство национальной безопасности (АНБ). Названное американским автором Джеймсом Бамфордом «Дворцом загадок» в книге с одноименным заголовком, огромное АНБ живет в тени ЦРУ, но в то же время создает основу, на которой базируются все успехи американской разведки.

«Аман» очень хорошо организован, как того и следует ожидать от военной системы. Он состоит из шести департаментов, наиболее важные из которых – департамент «добычи» и «производственный» департамент.

Департамент добычи организует зарубежную агентурную работу, ведет перехват как систем радиосвязи, так и наземных телефонных линий. Успех в Шестидневной войне 1967 года в немалой степени объяснялся оперативным перехватом арабских линий связи, в том числе телефонных переговоров между президентом Египта Насером и иорданским королем Хусейном, и быстрым доведением этой информации до израильских генералов.

«Аман» также очень тесно взаимодействует с ВВС, в первую очередь в вопросах радиотехнической разведки. Причем речь тут идет не только о пассивном перехвате сигналов, но и об активном воздействии на технические системы противника, например радары, с целью их дезинформации.

Производственный департамент является самым большим. В нем работают 3 тыс. из 7 тыс. сотрудников «Амана». Их главная задача – анализ добываемой информации. Департамент состоит из отделов, которые, как и в «Моссаде», имеют географическую или функциональную структуру: западный отдел обслуживает Египет, Судан и Ливию; восточный – Ирак, Сирию и Ливан; есть специальные отделы для Иордании и стран Аравийского полуострова; палестинский отдел, ведущий наблюдение за палестинскими партизанами; отдел анализа межарабских отношений и отдел ближневосточной экономики. Продукция «производственного» департамента имеет вид аналитических документов или советов политическим деятелям.

«Аман» также отвечает за работу военных атташе в посольствах Израиля за рубежом, за военную цензуру прессы и за обеспечение режима секретности в частях израильской армии. В «Амане» есть также небольшой научно– исследовательский отдел, занимающийся разработкой образцов оперативной техники и программного обеспечения для разведки. Военно-морской флот и военно-воздушные силы также имеют свои собственные небольшие разведывательные подразделения.

Эта структура представляет премьер-министру ежегодную «Национальную разведывательную оценку». «Оценка» подписывается начальником «Амана» и охватывает и прогнозирует исключительно широкий круг вопросов военного, экономического и политического плана, а в конечном счете все это сводится к вопросу войны и мира. В период между войнами 1967 и 1973 годов вышло три «оценки», которые несли на себе явный отпечаток «Концепции».

Предполагаемая истинность «Концепции» была поставлена под вопрос, когда в ноябре 1969 года из Египта были получены сведения, не укладывающиеся в ее рамки. Менее чем через два с половиной года после унизительного поражения Египет восстанавливал свои вооруженные силы гораздо более быстрыми темпами, чем это представлялось Израилю. Зашоренные аналитики разведки не могли проверить эту информацию и, в конце концов, не сделали ничего.

Несмотря на ранние предупреждения, для Израиля явилось полной неожиданностью выявленное в феврале 1970 года наращивание советского военного присутствия в Египте. Впервые русские советники были прикомандированы к боевым частям, и этот факт серьезно изменил соотношение сил, из которого исходил Израиль в планировании обороны западных рубежей оккупированного Синайского полуострова.

«Аман», судя но всему, не сумел заблаговременно получить информацию об этом наиболее серьезном продвижении сверхдержавы в регионе за последние 13 лет. Ведущие политики Израиля требовали создания независимой комиссии для анализа этого просчета, но вместо этого «Аман» создал свою внутреннюю комиссию под руководством бригадного генерала Иоеля Бен-Пората, руководителя подразделения радиоперехвата.

Начальник военной разведки генерал Аарон Ярив чувствовал, что в аналитической ветви его службы творится что-то неладное. Его сослуживцы с удивлением отмечали, что их шеф каждый раз приходил в ярость, как только возникала тема аналитической работы. Обычно деликатный и сдержанный, он вдруг начинал кричать на своих подчиненных. Потрясая перед носом у аналитика досье, содержащим первичную информацию, он орал: «Ради бога! Ваши оценки не вытекают из этих данных!».

Однако эти вопли Ярива были слишком запоздалыми, чтобы что-то изменить. После восьми лет пребывания на посту начальника «Амана» генерал Ярив в ноябре 1972 года ушел в отставку и стал советником премьер-министра Голды Меир по вопросам терроризма. После ухода Ярива сотрудники его агентства стали еще более наглыми и самоуспокоенными.

Новый шеф «Амана» генерал-майор Эли Зейра был самым ревностным приверженцем «Концепции». Как бюрократ он, можно сказать, «держал бога за бороду». В конце концов именно военная разведка обеспечила Израилю триумфальную победу в Шестидневной войне 1967 года. Этот успех политики и военные единогласно ставили в заслугу Яриву, естественно, что часть славы выпадала и на долю Зейры, который был заместителем Ярива, пока не стал его преемником.

Репутация «Амана» была так высока, что, когда в 1973 году Зейра заявил, что Египет слишком дезорганизован и слаб для нападения на Израиль, в Иерусалиме это восприняли как абсолютную истину. Это заявление Зейра сделал в мае 1973 года, когда египетские части в зоне канала уже были приведены в состояние повышенной боеготовности. Когда же броска не произошло и уровень мобилизационной готовности египетских частей был понижен, это восприняли как доказательство правоты Зейры и истинности «Концепции». В свете этого проведенная мобилизация некоторых израильских частей рассматривалась как напрасная трата денег.

Новые военные приготовления в египетской и сирийской армиях были отмечены в сентябре 1973 года, но всемогущая «Концепция» сочла их безобидными. Даже американское ЦРУ, согласно заявлениям президента Никсона, считало в то время «новую войну на Ближнем Востоке маловероятной», расценив массовые и необычные передвижения арабских войск 5 октября 1973 г. как «ежегодные маневры».

К несчастью, ЦРУ получало основную часть своей информации по Ближнему Востоку от израильской разведки через давно установленный прямой канал связи между штаб-квартирой ЦРУ в Лэнгли и штаб-квартирой «Моссада» в Тель-Авиве. Другими словами, «Концепция» ослепляла и американцев.

В то время как израильтяне тайно собирали информацию, президент Египта Анвар Садат в своих воинственных выступлениях делал довольно прозрачные намеки. В третью годовщину смерти своего предшественника Насера, 28 сентября, он в обращении к нации заявил: «Мы не пожалеем сил и жертв для достижения наших целей. Я не стану раскрывать деталей, но освобождение наших земель есть первая и главная из стоящих перед нами задач».

Зейра и аналитики «Амана» давно уже решили не придавать значения воинственной риторике и свойственным арабам преувеличениям, исходившим от политиков, подобных Садату, даже если другая поступавшая информация указывала на подготовку Египта к войне. Руководители «Амана» получили непонятное сообщение одного из офицеров разведки Южного командования, которое охватывало весь оккупированный Синай вплоть до линии Бар-Лева, шедшей вдоль захваченной Израилем стороны Суэцкого канала. 1 октября 1973 г. подполковник Симан-Тов сообщил, что через несколько дней Египет двинет свои войска через Суэц. На Зейру это не произвело впечатления.

«Моссад», с другой стороны, был более насторожен. За два дня до сирийско-египетского нападения агент «Моссада» в Каире сообщил о приближении войны. Шеф «Моссада» Цви Замир воспринял это предостережение серьезно, но не стал отстаивать свою точку зрения в высших эшелонах.

Подробности того, как разведывательная бюрократия Израиля работала – или не работала – с сигналами о надвигающейся войне, до сих пор остаются тайной, в то время как отставные офицеры разведки продолжают яростно защищать свою честь. В соответствии с существовавшей в тот период системой директор «Моссада» был главным советником премьера Голды Меир по разведке. Все сигналы такого рода он был обязан докладывать не только премьер-министру, но и в письменном виде информировать о них «Аман».

Сегодня «Аман» и другие ветераны израильской разведки обвиняют Замира в том, что он, будучи убежден в «неизбежности» близкой войны, просто сообщил об этом Зейре по телефону, а к премьер-министру направил своего помощника. Помощник решил, что от него требовалось всего лишь сообщить эту информацию по телефону в аппарат премьер-министра, но ему не удалось дозвониться до нужного чиновника.

Информация не дошла по назначению, а Замир это не проверил. Он выехал за рубеж для встречи с одним источником «Моссада», который на короткое время был вывезен из Египта. В пятницу 5 октября Голда Меир не могла найти Замира. И только в субботу израильская разведка пришла к выводу, что в этот день начнется война, но было уже поздно.

Правда, Израиль мог использовать свою авиацию для нанесения упреждающего удара, как это было в 1967 году, но Меир и Даян решили не делать этого. Они понимали, что американцы этого не одобрят, и, чтобы сохранить поддержку США, должны были прийти к необходимости принять на себя первый удар. Это стало последним и самым ярким проявлением зависимости Израиля от США в области внешней и оборонной политики. В 1967 году начальнику «Моссада» Меиру Амиту было важно поскорее вернуться из Вашингтона и сообщить, что президент Джонсон дает «зеленый свет» упреждающему удару. В 1973 году Меир и Даян, отталкиваясь от того же американского фактора, приняли прямо противоположное решение: поддержка американцев была превыше всего и ради ее сохранения можно было пойти на любые жертвы.

Израильские солдаты на Синае и Голанских высотах должны были своими жизнями расплачиваться за благодушие политических лидеров и ошибки руководителей израильской разведки. В ожесточенных боях сирийцы возвратили себе часть Голанских высот, египтяне пересекли Суэцкий канал и закрепились на Синае, вызвав панику у Даяна, героя войны 1967 года. Он был настолько расстроен, что на третий день войны сумрачно намекнул на возможность разрушения «третьего храма израилева». Еврейская история отмечает, что первый израильский храм был разрушен вавилонянами в 586 году до нашей эры, второй – римлянами в 70 году нашей эры. Третьим храмом был сам Израиль, и Даян оценивал его шансы на выживание очень невысоко.

Среди израильских генералов пошли разговоры о применении «нетрадиционного» оружия. В первую неделю войны впервые серьезно обсуждался вопрос о возможности применения Израилем ядерного оружия в качестве последнего и почти самоубийственного средства обороны. Тайный ядерный арсенал, созданный при участии невидимого «Лакама», еще не был испытан и считался «грязным», то есть не доведенным до нужной «чистоты». Однако по приказу Даяна ракетные батареи «Иерихон» и бомбовые подвески на самолетах «Фантом» были подготовлены для использования ядерных боеприпасов.

Отчаяние министра обороны тяжелым грузом легло на плечи Голды Меир. Ее помощница и доверенное лицо Лу Каддар вспоминает, что Голда Меир, похоже, была готова покончить с собой: «Я никогда нс видела ее такой мрачной, как в то утро. Она сказала мне: «Даян хочет, чтобы мы обсудили условия сдачи». Я подумала, что такая женщина, как Меир, никогда не сможет жить в подобных условиях. И тогда я приготовила кое-что для нас обеих. Я пошла к своему доктору, и он согласился дать мне таблетки, чтобы мы вместе – она и я – могли покинуть этот мир».

Меир, однако, мобилизовала свою волю и вместе с начальником штаба генерал-лейтенантом Давидом (Дадо) Элизаром, который был тверд как скала, предприняла контрнаступление, которое в конечном счете привело к победе. Однако краткосрочное отступление обошлось Израилю очень дорого. Потери Израиля убитыми составили 2700 человек – пропорционально населению США это составило бы 170 тыс. человек. Для страны с населением около 3 млн. это была тяжелая травма.

Еще одним долгосрочным последствием было то, что Государство Израиль в целом утратило веру во всемогущество своей когда-то легендарной разведки. Это было не просто ощущение. Это зафиксировано письменно. Премьер-министр Голда Меир приказала провести официальное расследование «упущений» – таким эвфемизмом называли провал разведки, который привел к внезапному нападению в ходе войны Йом киппур. Комиссию, вошедшую в историю как «Комиссия Аграната», возглавил председатель Верховного суда Израиля Шимон Агранат.

Как всегда, политикам, которые определяли рамки работы комиссии, удалось переложить основную вину на военных и разведсообщество. Комиссия вынесла заключение о том, что Меир и Даян не были виновны в этом провале. Вместо них «козлами отпущения» комиссия сделала начальника штаба Элизара и командующего Южным округом генерала Шмуеля Городиш-Гонена. Итоговый доклад также был беспощаден к генералу Зейре и его трем заместителям. Все они были уволены, и новым начальником «Амана» стал генерал-майор Шломо Газит.

«Комиссия Аграната» рекомендовала провести структурные изменения в израильском разведсообществе, включая создание новой службы. В результате центр планирования и исследований министерства иностранных дел, существовавший с 1951 года только на бумаге, стал реальной службой. Его задача заключалась не в сборе разведывательной информации, а в проведении дальнейшего анализа уже имеющихся данных. Центр расположился в отдельном корпусе служебного комплекса министерства иностранных дел в Иерусалиме. Это было сделано не потому, что надо было защитить его тайных агентов; в этом центре сосредоточивалась важная информация, поступавшая из «Амана» и «Моссада».

Другим изменением стало расширение небольшого исследовательского отдела «Моссада», предпринятое для уменьшения зависимости этой службы от аналитического аппарата «Амана». По предложению «Комиссии Аграната» аналитики «Моссада» стали принимать участие в подготовке для премьер-министра ежегодной «национальной разведывательной оценки».

На политическом уровне огонь критики за почти понесенное Израилем в октябре 1973 года поражение сосредоточился на Меир и Даяне. В апреле 1974 года эта критика стала нестерпимой и оба ушли в отставку.

Новым лидером Израиля стал Ицхак Рабин. Начальник штаба армии в ходе Шестидневной войны, а затем посол Израиля в Вашингтоне, Рабин не был новичком в вопросах разведки.

На посту премьер-министра он требовал докладывать ему первичные материалы разведки, а не только ее аналитические «выжимки», предпочитаемые большинством штатских политиков. Это объяснялось не только военным прошлым Рабина. В составленной на Рабина секретной характеристике ЦРУ отмечалась его склонность к «самоанализу» и «тенденция к постоянному беспокойству». У него была совершенно определенная привычка не полагаться на других, и после полного провала разведки в 1973 году Рабин, естественно, не собирался полагаться на мнение руководителей своих разведслужб. Он начал действовать в условиях, когда в стране возобладали новые настроения.

Мораль «Амана» достигла самой низшей точки. «Моссад» же вышел из катастрофы Йом киппур почти без потерь. Было принято во внимание, что Цви Замир знал о приближении войны, но просто не успел подать сигнал. За это Рабин фактически вознаградил «Моссад», возложив на него обеспечение его тайных контактов и официальных встреч с королем Иордании Хусейном – вне всякого сомнения, в тот период самый важный и секретный аспект израильской внешней политики.

В конце концов иорданский монарх, чьи земли граничили с Израилем, несмотря на открытые призывы к возвращению Западного берега, в войне не участвовал. За кулисами Хусейн лично встречался с лидерами Израиля начиная с 1963 года, сперва стремясь к заключению мирного договора, но потом довольствуясь прочным, хотя и неформальным миром.

В переписке «Моссада» и ЦРУ эти тайные контакты назывались «Операция “Подъем”». В то же время, возможно, втайне от израильтян, Хусейн был на содержании ЦРУ как секретный источник. Практически «Моссад» шел по следам Рувена Шилоя, основателя «Моссада», который до 1951 года вел секретные переговоры с дедом Хусейна, королем Абдаллахом.

Отношения Рабина и Хусейна развивались столь успешно, что иорданский монарх даже посетил Рабина в Тель– Авиве – секрет, который до сих пор не был предан огласке даже в мемуарах тех немногих официальных лиц, которые знали о тайной дипломатии. После разгрома палестинских отрядов Арафата в 1970 году Хусейн чувствовал себя достаточно уверенно. Израильтяне при содействии США косвенно помогли в этом Хусейну, разместив свои войска так, что они стали препятствием для возможного вмешательства Сирии на стороне ООП.

Важным результатом этих отношений стал совершенно секретный и крайне полезный обмен разведывательной информацией между «Моссадом» и иорданской разведывательной службой «Мухабарат». Их общим врагом были палестинские террористы, и израильтяне с радостью информировали Хусейна о многочисленных заговорах палестинцев против него.

Иорданский «Мухабарат», в свою очередь, приоткрыл «Моссаду» окно в опасный мир арабского радикализма. Они раскрывали друг другу далеко не все, и израильтяне проявляли особую заботу о том, чтобы не поставить под удар свои источники, но руководители двух служб встречались довольно часто – на обоих берегах реки Иордан и на нейтральной почве в Европе.

Хусейн встретился с Рабином в мае 1975 года в пограничной пустыне на Аравийской равнине. Когда в марте 1977 года иорданский король на вертолете «Моссада» был переправлен на гостевую виллу «Моссада» к северу от Тель– Авива, «Моссад» записывал все переговоры скрытыми камерами и на магнитофоны. Пленки и их расшифровки с тех пор хранятся в израильских государственных архивах, и нет никаких шансов, что они когда-либо будут опубликованы.

«Моссад» также организовал тайный визит Рабина в Марокко. Израильский премьер надеялся вывести ближневосточные переговоры из тупика после того, как он узнал, что Иордания не подпишет открытый мирный договор, и пришел к выводу, что на египетском фронте должно быть что-то более постоянное, чем разведение войск.

Рабин вылетел в Рабат через Париж, надев для маскировки парик. Он попросил короля Хасана II попытаться убедить С адата сесть за стол переговоров. Немедленного результата от этой инициативы в отношении Каира не произошло, но тайное сотрудничество Марокко и Израиля укрепилось. «Моссад», как и ЦРУ, получил полную свободу действий в Марокко и мог устанавливать контакты с потенциально интересными арабами, внедрять технику подслушивания и вести широкомасштабную радиоразведку в Северной Африке, а также давать королю и его высшим чиновникам советы по вопросам внутренней безопасности.

Израильские дипломаты совершенно открыто работали с Генри Киссинджером и другими американскими посредниками, добивавшимися соглашения об отводе войск с Сирией и Египтом. Однако совместные американо-израильские действия не ограничивались сферой дипломатии. За кулисами шла еще более многоплановая работа. Киссинджер и в целом администрация Никсона были благодарны Израилю за проявленную им накануне войны 1973 года сдержанность и теперь вознаграждали своего клиента новейшими моделями танков, самолетов и ракет.

Начался «золотой век» военного сотрудничества. Поощряемые администрациями Никсона и позже Форда американские корпорации стали инвестировать крупные средства в израильскую промышленность, создавать совместные предприятия, выпускавшие как гражданскую, так и военную продукцию.

Расширялись контакты между вооруженными силами обеих стран, интенсивные программы обменов приносили пользу обеим сторонам. Израиль снабжал США превосходной информацией о советской военной технике, захваченной в войнах с арабами. Американцы изучали образцы этой техники, вырабатывали соответствующие контрмеры и направляли образцы новых вооружений для испытания в Израиль. В числе таких новинок были противотанковые снаряды, устройства радиоэлектронной борьбы и современные аэронавигационные приборы. Таким образом, американское оружие могло пройти проверку в боевых условиях реально воюющей армии.

Соединенные Штаты становились главным союзником Израиля, его ангелом-хранителем, но за пределами этих отношений Израиль не имел четко выраженного политического курса, направленного на формирование отношений с соседними арабскими странами. В период пребывания у власти Рабина эта неспособность добиться подписания мирных договоров заметно контрастировала с довольно скромными достижениями в области ограничения вооруженных сил. В этих условиях назначение нового руководителя «Моссада» не было вопросом жизни или смерти. Смена караула не имела большого значения. Просто один армейский генерал уходил и ему на смену приходил другой.

После пяти лет пребывания на посту директора «Моссада» Цви Замир, так же как и его предшественник Меир Амит, вышел в отставку – таким же бесцветным и неприметным, каким он был в начале своей карьеры. Его «вахта», закончившаяся в 1974 году, была отмечена двумя крупными провалами: скандалом в Лиллехаммере и войной Йом киппур, хотя последняя не компрометировала его лично.

Новым шефом «Моссада» стал старый знакомый Рабина, генерал-майор Ицхак (Хака) Хофи. На этом назначении сказались воспоминания о провале израильской разведки в 1973 году, причем Хофи мог с гордостью вспоминать это время. В то время он как командующий Северным округом оказался единственным генералом, который призывал военную верхушку обратить внимание на передвижение сирийских войск за несколько недель до «Судного дня войны». Он требовал усиления подразделений танками и артиллерией, но его обращения игнорировались. Во время войны Хофи и его солдаты храбро сражались, они сумели захватить гору Хермон, Голанские высоты и даже продвинуться в глубь сирийской территории.