Текст книги "История разведывательных служб Израиля"

Автор книги: Ден Равив

Соавторы: Йосси Мелман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 38 страниц)

Законодатели так и не смогли улучшить довольно слабую правовую базу разведывательных служб. В лучшем случае руководители спецслужб могут ссылаться на статью 29 Основного закона государства Израиль, которая гласит: «Правительство вправе предпринимать, в интересах государства и в соответствии с законами, любые действия, которые в законном порядке не закреплены в компетенции других органов». Другими словами, правительство может через свои агентства делать все, что не запрещено законом. А поскольку все, что не запрещено, считается разрешенным, разведывательные службы могут заниматься своей деятельностью. Более того, эти службы могут делать даже то, что не запрещено в их правовой базе.

Работа «Шин Бет» в сфере внутренней безопасности имеет более серьезную правовую основу в виде нескольких законов о подрывной деятельности и шпионаже против Израиля. До сих пор действует порядок введения чрезвычайного положения, установленный англичанами в 1945 году и использовавшийся для подавления как палестинских арабов, так и евреев. Он позволял английской армии, а потом и Силам обороны Израиля арестовывать и депортировать нежелательных лиц в «закрытые районы», куда не допускались другие лица, в том числе журналисты. В 1966 году эти полномочия были переданы от вооруженных сил полиции, но на практике все решения принимаются в «Шин Бет». В 1955 и 1957 годах были приняты дополнительные законы в этой сфере.

Может ли это причинить какой-то вред, если руководителей спецслужб сделать подотчетными парламенту? Сторонники сохранения существующего порядка указывают на то, что парламентарии постоянно дают утечки информации – прямо в традициях второй древнейшей профессии этой библейской земли. Ни один секрет нельзя доверить сколько-нибудь многочисленному комитету кнессета. Сторонники сохранения «статус-кво» указывают также на то, что премьер-министр отвечает за действия всего кабинета. Его можно обвинить, если «Моссад» или «Шин Бет» совершат что-то недопустимое, и в случае необходимости премьер уйдет в отставку.

Однако в Израиле у министров выработалась любопытная привычка: не принимать на себя ответственность.

Остается единственный механизм – практически безвластный гражданский «государственный инспектор». Обычно это мудрый отставной судья, на которого возложена обязанность следить за всеми государственными органами, в том числе и за спецслужбами. При всем разнообразии государственных органов у них есть одна общая черта: они обычно игнорируют доклады инспектора, содержащие красноречивую статистику и суровую реальность, отражающие бесхозяйственность, казнокрадство и коррупцию в этих органах.

Государственный инспектор имеет доступ к бюджетам «Моссада» и «Шин Бет», но не к информации о тайных операциях, которая могла бы объяснить эти расходы. Без этой информации он не может составить своего собственного представления и ему не остается ничего другого, как принять на веру объяснения руководителей спецслужб.

Даже в тех случаях, когда этим службам требуется несколько миллионов долларов сверх бюджета, они могут обратиться в бюджетный комитет кнессета и, сославшись на то, что это нужно «для важной миссии», получить дополнительные ассигнования.

Израиль практически с момента своего создания в 1948 году находится в состоянии войны. Он окружен враждебными государствами, постоянно подвергается угрозе терроризма, и поэтому правила игры, используемые израильскими спецслужбами, существенно отличаются от тех, какими руководствуются аналогичные американские и западноевропейские службы. Многие секреты здесь нужно хранить гораздо строже, чем в других странах, так как малейший просчет в вопросах безопасности может привести к человеческим жертвам в Израиле.

Цензура оправданна, когда речь идет о битвах, которые еще продолжаются, когда контртеррористические подразделения выполняют свои миссии, о методах работы разведки, именах ее сотрудников и осведомителей, чья жизнь может находиться под угрозой. Но эти аргументы представляются убедительными, только если они не доводятся до крайности.

Когда Израиль отказывается сообщать что-либо о своих разведслужбах, которыми он может гордиться, это выглядит просто глупо. У авторов этой книги ушло несколько дней на то, чтобы получить из аппарата премьер-министра четкий ответ относительно полного названия «Моссада».

Нам хотелось точно знать полное название этой организации на английском языке, так как оно используется в официальной переписке. Мы знаем, что агентство не часто пишет официальные письма, но, принимая во внимание его официальные связи с другими разведками, «Моссад» должен иметь какое-то название, которое можно было бы написать на его официальном бланке.

Чиновники давали нам разные названия. В какой-то момент нам посоветовали почитать доклад «государственного инспектора», но там кет данных о бюджете разведок, к тому же этот доклад на иврите, а названия агентств могут иметь различный перевод.

В конце концов помощник премьер-министра по связям с прессой дал нам ответ и следующее объяснение: «Я потратил на это уйму времени. Наконец, мне пришлось спросить самого директора «Моссада», который отнесся к этому с большим подозрением и никак не мог понять, зачем мне это нужно. Но я все же узнал это для вас». И с триумфальным видом, как бы сообщая нам страшную тайну, он прошептал: «Израильская секретная разведывательная служба (The Israeli Secret Intelligence Service – ISIS)». Это угрюмое сокращение, напоминающее британскую СИС, является бледной копией – только для официальных иностранцев – подлинного и гордого названия «Моссад» – Институт разведки и специальных задач (Institute for Intelligence and Special Tasks).

Ответить на вопрос о том, кто сегодня является директором агентства, значительно проще, и пресс-офицер премьера говорит напрямую: «Этого я вам не могу сказать». И это еще одна очевидная глупость. Имя директора «Моссада» известно всем разведкам мира, и многие бывшие работники «Моссада» и «Шин Бет» считают, что огласка имен руководителей этих служб не принесла бы никакого вреда. Особенно с учетом того, что имя руководителя столь же важной разведслужбы – «Амана» – разрешено публиковать.

Единственный, кого предпочитают держать в неведении, – израильский налогоплательщик, на чьи деньги существуют эти службы. Некоторые ветераны даже предлагали создать пресс-бюро, по крайней мере в «Шин Бет», поскольку это не что иное, как почти обычная полицейская служба, прикрытая завесой особой секретности.

Когда журналисты спрашивают, имеет ли «Моссад» отношение к тем или иным событиям, официальные ответы могут отличаться. Обычно отвечают что-то вроде «без комментариев», но иногда чиновники в Иерусалиме говорят: «Ла-ха-да-м» – вполне произносимый акроним от «Ло хайю ха-дварим ми-олам», что на иврите означает «Этого никогда не было».

Длительный опыт показывает, что эти ответы лишены всякого смысла. Попросту говоря, израильские официальные лица часто лгут. На Ближнем Востоке вообще трудно чему-то верить. Это мир без доверия. Когда речь идет о вопросах жизни и смерти и высокой политике, официальные лица яростно отстаивают свое право на ложь. А журналисты, в свою очередь, указывают на свою обязанность задавать вопросы.

Проблемы возникают в тех случаях, когда официальные представители, злоупотребляя своим положением, дают в прессу благоприятную трактовку потенциально скандальных событий. Когда израильские лидеры захотели дать трактовку дела Полларда и умиротворить разгневанных американцев, они в ноябре 1985 года в частном порядке изложили свою версию событий или во всяком случае ее часть одной крупной американской газете. Они даже передали журналисту через его помощника, что ему не нужно сдавать статью цензору – все и так пройдет.

После того как атомного предателя Мордехая Вануну вывезли из Великобритании, официальные представители в октябре 1986 года дали в прессу утечку различных версий, которые должны были убедить всех, что он не был похищен на территории Великобритании. Однако конкретные подробности операции «Моссада», в результате которой Вануну оказался в Израиле, были размыты. Это был как раз тот случай, когда, показывая дюйм, скрывают целый ярд. Цензор, зная заказ своих хозяев, пропустил материал, хотя это было явным нарушением правил.

Тот же цензор допустил явную глупость, когда в апреле 1988 года наказал иностранного корреспондента, получившего утечку об убийстве в Тунисе Абу Джихада. Официальные лица, такие как премьер-министр Шамир, который, по его словам, узнал эту новость из радиопередачи, сделали вид, что им ничего не известно. Но другие представители властей, зная, что убийство было совершено с целью оказания психологического давления на ООП, выбрали свои каналы: корреспондента ведущей телевизионной компании и одной крупной американской газеты, которые после опубликования своих материалов были ошеломлены, когда правительственная пресс-служба лишила их аккредитации.

В одном случае одна рука правительства, похоже, не знала, что делала другая. В условиях израильской демократии журналистам приходится мириться с тем, что они не представляют, когда и что им будет разрешено опубликовать. Тот же самое относится к личным мемуарам. Хаотическая система охраны секретов и цензуры дает разным людям различные возможности.

Ветеранам секретных служб приходится считаться с дискриминацией по отношению к ним со стороны цензуры и ждать «погоды», при которой можно будет опубликовать ту или иную информацию. Некоторые из них потратили впустую много времени, написав книги, которые цензура отказалась пропустить. Однако бывший «мемунех» Иссер Харел оказался очень плодовитым автором. Он обладает каким-то шестым чувством, позволяющим ему, не спрашивая никого, точно определить, что можно говорить о таких операциях, как, например, похищение Эйхмана.

Некоторые ветераны, чтобы обойти цензуру, облекают свои воспоминания в форму весьма реалистических произведений, удовлетворяя свой писательский зуд в виде романов, которые в большинстве своем носят явно автобиографический характер. Отсутствие конкретных фактов позволяет им не нарушать пожизненного обязательства неразглашения секретных сведений и снимает проблему цензуры.

Другие израильтяне, оставившие работу в спецслужбах или подразделениях спецназа, разглашают секреты, не публикуя ни слова. Они действуют по всему миру, передавая свои специальные знания иностранцам, которые платят им за их опыт в области обороны и безопасности. Эти консультанты получили свои знания в период нахождения на израильской правительственной службе. Обучая других, он раскрывают гораздо больше секретов, чем те, кто пишет об этом.

Цензура следит только за публикациями в средствах массовой информации, враги Израиля – разведки арабских и других стран – внимательно используют как открытые, так и тайные источники и даже личные контакты. В современном шпионаже вообще значительная часть информации поступает из открытых источников, ко информация из тайных источников все еще очень важна и без нее нельзя обойтись. Израильская цензура, однако, судя про всему, исходит из предположения, что человек, потерявший монету на темной улице, будет искать ее там, где горит уличный фонарь.

Израиль пытается перекрыть каналы утечки информации в прессу и в то же время смотрит сквозь пальцы на поток секретов, разглашаемых бывшими работниками спецслужб. Если Израиль так уж обеспокоен проблемой утечки секретов, то почему сосредоточивает внимание цензуры только на прессе? Как быть с наемниками и всякого рода частными «экспертами», которые владеют секретами?

Может быть, так. просто удобнее. Гораздо легче следить за газетами, чем шпионить за бывшими шпионами. Надо принять во внимание еще и то, что все, кто вовлечен в эту деятельность, входят либо в разведывательную, либо в военную «семью». А те, кто в Иерусалиме принимает решения, сами являются членами братства «старых ребят». По существу те, кто сегодня входит в правительство, в будущем сами могут оказаться в роли консультантов.

Однако самый большой ущерб часто наносят люди, еще находящиеся на правительственной службе. Заявление министра обороны Даяна о секретных связях с Эфиопией в 1978 году принесло больше вреда, чем море чернил, истраченное небольшой армией трудолюбивых муравьев из военной цензуры, вычеркивающих строчки из депеш корреспондентов. А когда представитель «Еврейского агентства» сообщил о тайном исходе евреев из Эфиопии в 1985 году, он поломан больше жизней, чем любой журналист за всю историю Израиля.

Газетные репортеры обычно менее опасны и более ответственны. Журналистов можно наказывать различными способами, вплоть до заключения в тюрьму, а политикам безответственная болтовня всегда сходит с рук.

Даже в области правосудия израильские власти ревностно оберегают право по своему усмотрению определять случаи, когда они требуют абсолютной секретности или полной огласки. Судебные процессы по обвинению в шпионаже граждан Израиля или иностранцев почти всегда проходят в обстановке абсолютной секретности. Не разрешается публиковать даже имя обвиняемого. В далеко не единичных случаях в судебном зале Иерусалима или Тель– Авива стоял обвиняемый «мистер Икс».

Мордехай Кедар, Аври Эль-Ад, Зеев Авни и позже Маркус Клингберг – все были преданы суду в закрытом порядке и даже отправлены в тюрьмы как анонимные «иксы». В случаях Мордехая Вануну и Шабтая Калмановича было объявлено, что они обвиняются в тяжких преступлениях, но процессы проходили закрыто.

Это очень изощренная система, в которой официальные власти используют свои полномочия как для защиты секретов, относящихся к национальной безопасности, так и для сокрытия информации о своих промахах, огласка которой может привести к скандалам. Именно такой мотив стоял за исчезновениями шпионов и других узников, как это было в не получившем абсолютно никакой огласки деле Питера Пульмана.

Немецкий еврей, инженер, родители которого погибли во время Холокоста, был завербован разведкой Восточной Германии. Хозяева вывезли его в Западную Германию, где он женился на молодой еврейке и уехал с ней в Тель-Авив. В ноябре 1971 года он как специалист по аэродинамике был принят на работу в компанию «Израель эйркрафт индастриз». Он производил впечатление способного и трудолюбивого работника, пока спустя 5 месяцев его не арестовала «Шин Бет» за шпионаж.

Восточногерманский шпион Пульман проник в одно из самых чувствительных мест израильского оборонного комплекса. Судебный процесс над Пульманом проходил в обстановке полной секретности, и он получил 15 лет тюрьмы. О его аресте, суде и приговоре в израильской печати не было ни слова. Он вышел на свободу в 1982 году, и лишь одно агентство новостей опубликовало об этом коротенькое сообщение.

Как может демократическое общество со свободной прессой терпеть такую обстановку секретности и замалчивания? Разведывательные службы, военная цензура, правительство и судебная система – все балансируют на канате, натянутом между интересами защиты национальной безопасности и соблюдением законов. Потенциальная опасность велика: если жители Израиля, собственные граждане и иностранцы могут исчезать без следа – и даже их семьи об этом не ставятся в известность, – существует возможность нарушения прав любого человека.

Есть признаки того, что правительственные службы требуют расширения своих нрав в ущерб правам граждан. В 1979 году кнессет впервые принял закон о подслушивании и с тех пор внес в него несколько поправок, создав, наконец, систему контроля за действиями правительственных ведомств в этом вопросе. Впервые право устанавливать скрытые микрофоны и перехватывать телефонные разговоры было предоставлено полиции, «Шин Бет» и «Аману». Полиция может пользоваться этим правом для изобличения правонарушителей только с санкции судьи. Лишь одно старшее должностное лицо полиции вправе обращаться за таким судебным ордером.

«Органы безопасности», как две разведывательные службы определяются в законе, работают в более либеральном режиме. Для проведения таких мероприятий им нужно получить письменные санкции министров, курирующих эти ведомства: «Шин Бет» – санкцию премьер– министра, а «Аману» – министра обороны. Однако в законе содержится оговорка, что в неотложных случаях директор «Шин Бет» имеет право санкционировать подслушивание в течение 48 часов без согласования с высшими инстанциями.

«Моссад» тоже хотел получить такие же полномочия, но законодатели отказали, сославшись на то, что «Моссад» не имеет компетенции в вопросах внутренней безопасности и не должен работать на территории своей страны.

В Соединенных Штатах подслушивание даже по делам о шпионаже может осуществляться только по судебному ордеру. ЦРУ и Агентство национальной безопасности также по судебному ордеру могут вести слежку за иностранцами, не пользующимися защитой американской конституции, но не за американскими гражданами.

Израильское разведсообщество не связано такими ограничениями. Объектами подслушивания могут быть как иностранцы, так и граждане Израиля, и даже военная разведка «Аман» может взять «под колпак» любого человека. Закон разрешает разведывательным службам хранить расшифровку записей даже после того, как сами пленки уничтожены.

В 1980-х годах начальник штаба генерал Рафи Эйтан, подозревая своих генералов в том, что они разглашают секреты, приказал «Аману» организовать прослушивание их телефонных разговоров.

Руководитель военной разведки имеет право перехватывать разговоры любого лица, в том числе гражданского, если оно использует военную связь – даже премьер-министра и министра обороны, которым в демократическом обществе он подчиняется.

Граница между демократическим ценностями и требованиями безопасности стала еще более размытой в 1989 году. В декабре премьер-министр Шамир обвинил министра науки Эзера Вейцмана в поддержании тайных контактов с ООП, что было не только нарушением установленного правительством порядка, но и прямым «предательством» Израиля. Бывший командующий ВВС и министр обороны был потрясен – особенно когда Шамир подтвердил свои обвинения секретной информацией.

Премьер-министр, которому подчинялись «Шин Бет» и «Моссад», совершенно правомерно был информирован о том, что один из членов его кабинета поддерживает контакт с представителями ООП. Шамиру, судя по всему, были представлены записи его беседы в Женеве с палестинским дипломатом и ею последующие телефонные разговоры из своего дома со штаб-квартирой ООП в Тунисе. Вейцман, в прошлом военный «ястреб», а теперь политический «голубь», открыто выступал за переговоры с ООП и неофициально советовал ООП согласиться на посредничество американцев.

То, что израильская разведка контролировала все звонки в Израиль из арабских стран, особенно исходящие из штаб-квартиры Арафата, было неудивительно и технологически несложно. Однако когда связь установили с одним из членов кабинета министров, вопрос приобрел политическую остроту. Гораздо более впечатляющим был факт дословной записи разговора в Европе одним из высших представителей ООП. Из этого следовало, что израильская разведка имела ценный источник с доступом в высшие эшелоны ООП.

Мог ли Шамир, сам в прошлом работник разведки, хорошо знакомый с правилами игры и возможными последствиями, предавать огласке материалы, полученные от руководителей своей разведки? Для того чтобы обосновать свой категорический отказ от переговоров с ООП и подкрепить обвинения в адрес Вейцмана, он заявил, что располагает данными разведки. В этом случае Шамир ради достижения политических целей нарушил традиционный запрет и поставил под угрозу расшифровку методов разведки.

Только из чтения израильских газет палестинские службы безопасности могли понять, что в их среде появилась израильская агентура. Еще более серьезным было то, что впервые со времен Бен-Гуриона премьер-министр использовал «Шин Бет» во внутренних политических распрях.

Дело Вейцмана подтвердило впечатление, что система нуждается в реформах, которые положили бы конец использованию разведки в узкопартийных целях.

Как общество может надеяться на то, что политики, генералы и работники разведки, которые лгали своим собственным руководителям, будут строго соблюдать законы о подслушивании?

Ответ прост: такой уверенности быть не может. Есть необходимость более четкого регулирования, которое не оставило бы «серых зон», где можно по-разному толковать закон. Надежда на добрую волю часто открывает дверь злым деяниям.

Равным образом демократия не может полагаться на цензуру, которая ведется без учета таких достижений техники, как телефакс, компьютеры и спутниковая связь. Если даже демократия находится в состоянии войны, цензура должна быть рациональной и последовательной.

Наконец, должна быть повышена степень ответственности специальных служб перед обществом в лице законного парламента. Скандалы 1980-х годов показали, что несмотря на то, что отдельные операции могут завершаться успехом, сами службы могут терпеть серьезные поражения, если они принимают неправильные решения или злоупотребляют своими полномочиями.

Нельзя противопоставлять необходимость сохранения открытости демократического общества и защиты его ценностей тайными методами. Жизнь в светлом обществе свободной страны не должна омрачаться наличием темного аппарата безопасности в самом его сердце, пока этим аппаратом руководит народ через официально избранное правительство.

Разведка – слишком важное дело, чтобы отдавать ее на откуп самим разведывательным службам и горстке политиков.