Текст книги "История разведывательных служб Израиля"
Автор книги: Ден Равив
Соавторы: Йосси Мелман
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 38 страниц)
В феврале 1959 года один высокопоставленный дипломат в восточноевропейской стране получил письмо следующего содержания:
«Уважаемый сэр,
Некоторое время тому назад в моем распоряжении оказались весьма деликатные фотографии, которые свидетельствуют о Вашей интимной связи с мадемуазель Дагмар Новотной. Если я использую эти фотографии для того, чтобы шантажировать Вас или мадемуазель Дагмар Новотну, это, несомненно, причинит Вам неприятности. Я думал над этим и пришел к следующему выводу. Это дело может быть урегулировано, если Вы согласитесь встретиться в Вене с моим помощником. Он заслуживает полного доверия. Вы должны приехать в Вену до конца февраля. Предлагаю Вам остановиться в отеле «Закер». Буду ждать Вашего ответа в течение двух недель с момента получения этого письма».
Дипломат, несмотря на риск скандала, сообщил о попытке шантажа в министерство иностранных дел. Руководство приняло решение срочно перевести его в другое место.
Неустанная деятельность Харела по поиску израильских предателей мотивировалась его искренней заботой о безопасности Израиля в сочетании с личной ненавистью к коммунизму. Кроме того, Харел, как и до него Шилой, стремился доказать Соединенным Штатам, что Израиль является надежным партнером. Бескомпромиссный по своей природе, как истинный крестоносец в поисках идеала Харел доказал, что он может быть святее самого папы. Если Аллен Даллес в ЦРУ и его брат Джон Фостер Даллес в Госдепартаменте видели красного «под каждой кроватью», Харел старался доказать, что в израильской спальне не должно быть даже розовых оттенков.
Харел, естественно, был озадачен, когда узнал, что в израильскую научную общину проник профессор Курт Ситта. Ситта получил образование в Праге, где его считали гением математики. Его арестовало гестапо и в силу того, что он был женат на еврейке, отправило в Бухенвальд. Ситта разделил трагическую судьбу многих руководителей компартии, оказавшихся в концлагерях; некоторые из них после войны стали работать в разведке и, естественно, привлекли к этому делу своего друга Ситту.
Он изучал ядерную физику в Великобритании, а затем преподавал этот же предмет в университете штата Нью– Йорк, в Сиракузах. ФБР, подозревая в нем коммунистического агента, подвергло его допросу и попыталось завербовать в качестве двойного агента. Именно в таких довольно двусмысленных обстоятельствах в 1953 году Ситта выехал в Бразилию. Спустя два года его пригласили прочесть курс лекций в «Технионе» в Хайфе, израильском эквиваленте американского Массачусетского технологического института. Эму нравилась страна, нравились люди, нравилась работа. По крайней мере, так он говорил, когда принял пост директора департамента физики.
Значительные успехи, которых нееврей Ситта сумел достичь в Израиле, открывали большие возможности для чехов и их советских хозяев. В период 1955—1960-х годов сотрудник разведки, работавший под прикрытием посольства Чехословакии в Тель-Авиве, регулярно встречался с Ситтой и получал от него большое количество информации. Харелу потребовалось 5 лет, чтобы выйти на эту секретную операцию.
Ясным и прохладным вечером 16 июня 1960 г. два человека постучали в дверь виллы Ситты на улице Хореб в фешенебельном пригороде Хайфы, выходившей на Средиземноморье, сильно напоминавшем сан-францисский пейзаж. Один из мужчин был оперативным работником «Шин Бет», другой – представителем специального отдела национальной полиции. Они предъявили Ситте обвинение в шпионаже.
Этот арест явился шоком для его друзей, коллег и студентов в «Технионе», а также в политических кругах Израиля. Сначала обвинения представлялись им фантастическими, но в ходе судебного заседания они были шокированы тем, что им пришлось услышать, а также тем ущербом, который Ситта нанес Израилю. Основное внимание Ситта уделял возглавляемой профессором Бергманом израильской комиссии по атомной энергии. Случайно или нет, но Ситта был арестован за два дня до того, как израильский экспериментальный реактор в Нахаль Сорек был запущен на полную мощность. Израильские аналитики сравнивают его деятельность с тем, что делали Юлиус и Этель Розенберги в США и Клаус Фукс в Великобритании, выдавшие атомные секреты странам советского блока. Ситта был приговорен к пяти годам лишения свободы, но вскоре вышел на волю и начал новую научную карьеру в Западной Германии.
Харел и в целом израильские спецслужбы постарались свести к минимуму выявленный ущерб и спасти свой имидж, который до ареста Ситты был вполне пристойным. Они попытались представить дело так, что Ситта был всего лишь мелкой сошкой, человеком, который занялся шпионажем под влиянием шантажа спецслужб Чехословакии, угрожавших его престарелому отцу. По версии Харела, Ситта снабжал коммунистов второстепенной информацией, не имевшей отношения к ядерной тематике. Он также обвинял ФБР в том, что оно не сообщило израильтянам всех данных, которые имелись на Ситту. Если бы «Шин Бет» располагала этой информацией, она могла бы разоблачить Ситту гораздо раньше.
Харел испытывал удовлетворение от своей неустанной деятельности по привлечению в Израиль новых иммигрантов. Наряду с одержимостью поиском агентов иностранных разведок и преследованием шпионов еврейская иммиграция была для Харела одной из важнейших проблем, которой он постоянно занимался. Первый шеф «Моссада» Рувен Шилой вовлек разведывательные службы в решение задач иммиграции, но Харел довел это до уровня высокого искусства.
После нескольких лет относительного затишья на «фронте» иммиграции в 1953 году наступило пробуждение этнического самосознания в двух крупнейших еврейских общинах, которые были резервуарами будущих граждан Израиля: в странах советского блока и в арабском мире.
В 1953 году после ликвидации «Алии-Бет» ее ветеран и многолетний руководитель Шауль Авигур оказался безработным. После 20 лет службы своему народу он с тяжелым сердцем вернулся в свой родной кибутц Киннерет на берегу Галилейского моря. Кое в чем ему помог его двоюродный брат, министр иностранных дел Моше Шаретт, который в 1953 году после ухода Бен-Гуриона стал премьер-министром. Шаретт позвонил Иссеру Харелу и попросил его взять Авигура обратно на службу.
У Харела эта просьба не вызвала особого энтузиазма, но он был заинтересован в хороших отношениях с Шареттом и создал новую организацию с расплывчатым названием «Бюро связи». Авигур стал руководителем этой организации, но было неясно, кому она подчинялась. Авигур имел столь же расплывчатый титул «специального помощника министра обороны». Однако сама организация располагалась в министерстве иностранных дел и считалась частью аппарата премьер-министра.
Первоначальной задачей «Бюро связи» была организация борьбы в самом Израиле и за его пределами за разрешение советским евреям на выезд из страны. Бюро должно было объединить все усилия, направленные на достижение этой цели.
Рождение нового агентства не сопровождалось какими– либо распрями или соперничеством в разведывательном сообществе. Все были едины в вопросе вывоза советских евреев на сионистскую родину.
Время, выбранное для создания этого агентства, вовсе не связывалось с необходимостью оказать помощь родственнику Шаретта, но было результатом холодного расчета. До тех пор пока у Израиля существовали хорошие отношения с Москвой, Иерусалим не хотел раздражать советский блок и старался приглушать еврейский вопрос. Однако после Корейской войны израильские лидеры, считая, что им уже нечего терять, решили взять откровенно прозападный курс. Это стало особенно актуальным после того, как иммиграция из Польши, Венгрии и Румынии прекратилась, а в Советском Союзе появились тревожные признаки антисемитизма.
Для выполнения своей миссии – поддержания связи с еврейскими общинами – «Бюро связи» стало направлять своих сотрудников под видом дипломатов в Советский Союз, где была вторая но величине еврейская община – 3 млн. евреев, которая по своей численности уступала только 6-миллионной общине в США.
Своих представителей Авигур подбирал очень тщательно. Прежде всего они должны быть добровольцами, которые продемонстрировали высокую приверженность идеалам сионизма. Они должны были хорошо знать еврейские традиции и обычаи, поскольку большую часть своей работы им пришлось бы проводить в еврейских синагогах. Израиль не мог уронить свое достоинство, направляя представителей, которые не сумели бы принять участия в ортодоксальном иудейском богослужении.
Дипломаты «Бюро связи» должны быть достаточно молодыми, чтобы хорошо переносить физические и моральные нагрузки, связанные с выполнением задания. Жизнь в Москве была не очень комфортной, но им еще надо было совершать длительные и утомительные поездки в разные уголки Советского Союза. Предпочтение отдавалось женатым парам с детьми. Израиль не хотел направлять в посольства одиноких людей, которые могли стать объектами сексуального искушения и шантажа. Кандидаты должны были владеть разговорным русским языком.
Одним из посланцев Авигура в Москве стал Арьех (Лова) Элиав, имевший большой опыт работы в качестве нелегального эмиссара «Алии-Бет». Летом 1958 года его направили в Москву в качестве второго секретаря посольства. В дополнение к своим обязанностям консульского работника, занимавшегося вопросами двусторонних отношений. Позже в своих мемуарах Элиав раскрыл, что в его задачу входило распространение карманных еврейских календарей и миниатюрных словарей иврита, которые он незаметно опускал в карманы молящихся в синагоге. Израильские дипломаты также распространяли молитвенные книги, Библию, израильские газеты, книги на иврите, хотя они отлично понимали, что советские власти считали это «антигосударственной пропагандой».
КГБ более или менее представлял, чем занимался Элиав, и наконец решил совратить его. Однажды, когда он отправился в Ленинград, его внимание привлекла на перроне необычайно красивая молодая женщина. Она выглядела настолько по-европейски и так нетипично для Москвы, что ее просто нельзя было не заметить. В тот же вечер он увидел эту женщину в ленинградской гостинице. Почти уверенный в том, что молодая женщина специально была подослана к нему с целью компрометации, Элиав решил, что небольшой флирт не может повредить ему, а от большего искушения он удержится.
Элиав пригласил таинственную незнакомку танцевать, и она охотно согласилась. Израильтянину еще никогда не приходилось танцевать такое танго, как в тот вечер. Он чувствовал теплоту ее тела, а жаркие поцелуи приглашали к еще большему блаженству.
В этот момент Элиав решил, что зашел слишком далеко и игра становится опасной. Он вырвался из объятий женщины, закрылся в своем Номере и не выходил до утра. Он знал, что если его застанут с этой женщиной, то будет разыгран целый спектакль с участием «обманутого мужа», который будет угрожать ему убийством, с заступничеством «служащих гостиницы» и, наконец, счастливым «урегулированием» конфликта, которое потребует, чтобы Элиав стал агентом КГБ в своем посольстве.
Другим излюбленным советским методом было снимать скрытой камерой свои жертвы во время полового акта и использовать это для шантажа. Согласно слухам, циркулировавшим среди израильских и других дипломатов, президент Индонезии Сукарно имел любовную связь с подставленным ему агентом КГБ, но когда советские агенты показали такую пленку Сукарно, тот и бровью не повел. По словам свидетелей, он только сказал: «Отпечатайте мне 6 этих фотографий и 12 – тех».
Особое внимание, которое советская разведка уделяла сотрудникам «Бюро связи», объяснялось убежденностью КГБ в том, что все эти израильтяне были шпионами и Советы пытались получить информацию о них еще до их въезда в страну.
В марте 1958 года израильские власти информировали советское посольство в Тель-Авиве о своем намерении направить в Москву в качестве второго секретаря посольства Израиля подполковника Моше Гата и запросило на него визу. Советский дипломат, который сам был сотрудником разведки, попросил одного из своих израильских источников собрать на него сведения. К несчастью для КГБ, этот израильтянин был двойным агентом и немедленно сообщил об этой просьбе работнику «Шин Бет», у которого он находился на связи.
В Москве сотрудники «Бюро связи» были вынуждены подчиняться многочисленным ограничениям, которые имели своей целью затруднить их общение с евреями. «КГБ наблюдало за нами круглосуточно, даже в наших собственных квартирах, – вспоминает Элиав. – Открытое наблюдение, скрытое наблюдение, электронная слежка, оптическая слежка. Мы были постоянно в поле зрения КГБ. В довершение к этому почти все сотрудники нашего аппарата становились объектами более решительных действий: инсценированные «скандалы», которые затевали «возмущенные граждане», угрозы ареста и т. п.» Советские власти хорошо понимали, что при отсутствии каких-либо еврейских организаций в стране синагоги были не просто молельными домами, и старались не допускать израильских дипломатов на субботние и праздничные богослужения.
В другом случае КГБ обратило особое внимание на Элиаху Хазана, еще одного второго секретаря посольства. Со временем израильтянин понял, что горничная в его доме работала на КГБ. В этом не было ничего особенного, но неожиданное пищевое отравление у его жены выглядело подозрительным. Острый желудочный приступ случился сразу после того, как в сентябре 1955 года Элиаху и Руфь Хазан приехали в Одессу для встречи со своими еврейскими контактами. Руфь отправили в госпиталь, как только ее муж ушел на встречу.
По возвращении в гостиницу Хазан был остановлен работниками КГБ. Он сказал, что обладает дипломатическим иммунитетом, и заявил протест, но работники тайной полиции не обратили на это никакого внимания и обвинили его в антисоветской деятельности. Ему сказали, что он раздавал советским евреям запрещенные книги. Хазана допрашивали несколько часов, главным образом о его встречах с советскими евреями.
Советские представители потребовали от Хазана, чтобы он стал на них работать. Ему заявили, что его горничная беременна от него – с точки зрения израильтянина это было просто психологически невозможно, – и угрожали ему скандалом, если он не подпишет обязательство о своем «добровольном» согласии стать советским шпионом. Они многозначительно добавили: «Ваша жена никогда не излечит свой желудок». Ему окончательно стало ясно, что его жену отравили.
Хазан дрогнул и согласился стать советским агентом. КГБ три дня его инструктировало и выдало ему полторы тысячи рублей «на расходы». Руфь поправилась, и они вернулись в Москву. Два дня Элиаху мучался угрызениями совести. Это заметили его коллеги. Посол Йозеф Авидар пригласил его для беседы, и нервничающий Хазан во всем признался.
В сопровождении дипломата Хазана посадили на первый же вылетавший в Израиль самолет и по прибытии в Тель– Авив уволили из министерства иностранных дел. Каких-то других дисциплинарных мер против него не принималось. В конце 1955 года министр иностранных дел Моше Шаретт отметил в своем дневнике: «Это позор, что один из наших людей не выдержал угроз и сломался. Это пятно на всех нас».
На другом тайном фронте борьбы за иммиграцию на Ближнем Востоке альтернативная израильская дипломатия искала пути повторения операций, которые вызвали исход евреев из Ирака и Йемена. Следующая человеческая волна из «шепардской» части мира должна была появиться в ноябре 1956 года из Египта.
С началом Суэцкой кампании Шауль Авигур направил в Египет группу своих оперативных работников. Они должны были под прикрытием совместных военных операций с Францией и Англией установить контакт с египетскими евреями и подтолкнуть их к тайному выезду в Израиль. 9 ноября 1951 г. в Египет отправились Лова Элиав и Аврахам Дар, с 1951 года руководивший работой агентурной сети в Египте. Оба были одеты во французскую военную форму и военным французским самолетом вылетели в Порт-Саид, ворота Суэцкого канала.
Операция «Тушия», что означает «хитрость», началась в надежде на то, что израильским разведчикам удастся установить контакт с египетскими евреями и убедить большинство из них уехать в Израиль. Планом предусматривалось, что Элиав, Дар и сопровождавший их радист «Амана» вместе с англо-французскими войсками войдут в Каир и Александрию, где были достаточно многочисленные еврейские общины, насчитывавшие по несколько тысяч человек. Однако когда англо-французское наступление застопорилось, три израильтянина застряли в Порт-Саиде, где было не более 200 престарелых евреев.
Но надо было действовать. Элиав и Дар отправились в местную синагогу и, дав понять, кто они есть на самом деле, призвали евреев отправляться в Израиль. Порт-саидские евреи поняли, что «французы» на самом деле были израильскими агентами, и 65 человек решили последовать их призыву. Их отвезли в порт и погрузили на 2 французских десантных судна.
Оба судна вышли в море и встретились с двумя израильскими судами, «Афродитой» и «Кастелло дель Маре», которые маскировались под итальянским флагом. Французские моряки перенесли стариков и старушек на эти «итальянские» суда, где их приветствовал ветеран «Алии-Бет», участник операций по вывозу евреев из. Ирака Шломо Хайллель. Через день они уже были в Хайфе. Элиав, Дар и радист через два дня тем же путем, то есть на самолете, с помощью французской разведки возвратились в Египет.
Мини-исход евреев из Порт-Саида был небольшой операцией, которая благодаря помощи французов прошла успешно. Тайные операции такого рода в других странах затрагивали десятки тысяч человек. Наглядным примером было Марокко.
2 марта 1956 г. колониальное правление Франции в Марокко закончилось. До этого в течение 8 лет ворота эмиграции уже были широко раскрыты, и за это время в Израиль выехало около 100 тыс. марокканских евреев. Однако уже в первые дни независимости новое правительство, уступая давлению соседних арабских стран, запретило эмиграцию. Президент Египта Насер заявил, что еврейские эмигранты немедленно становятся солдатами и начинают убивать арабов.
Судьба 100 тыс. оставшихся в Марокко евреев, естественно, стала предметом особой заботы Израиля. Иссер Харел, «мемунех» израильского разведсообщества, предсказывал это 2 года назад, когда Марокко было еще французской колонией. Готовясь к возможному осложнению обстановки, он создал в Марокко тайную сионистскую инфраструктуру. «Моссад» завербовал группу кибутцников марокканского происхождения, свободно говоривших по– арабски и по-французски. Все они имели опыт военной службы и сионистского подполья.
Руководство агентурной сетью Израиля в Марокко было поручено Шмуелю Толедано. В кругу своих коллег он был известен как «Амнон» – по своему псевдониму, полученному в 1954 году, когда он пришел на службу в «Моссад». Толедано работал под дипломатическим прикрытием в посольстве Израиля в Париже и занимался защитой интересов евреев по всему миру – работа, совершенно не похожая на то, чем обычно приходится заниматься офицерам разведки.
Первоначальной задачей сети Толедано в Марокко, которой было присвоено кодовое наименование «Фреймуорк», была организация боевых групп из молодых евреев, которые должны были защитить общину от возможных погромов. С введением запрета на эмиграцию евреев перед «Фреймуорком» была поставлена задача возобновить эмиграцию, но уже но нелегальным каналам.
Для Харела все это было совершенно естественно и повторяло ту схему, которая работала в Ираке вплоть до провала имевшейся там агентурной сети. На этот раз агенты «Моссада», которые извлекли уроки из прошлых ошибок, были лучше подготовлены к предстоящей миссии. По традиции, заложенной Шилоем еще в 1952 году, работой «Фреймуорка» руководили одновременно «Моссад» и «Еврейское агентство». Харел жестко пресекал любую критику своих операций. В феврале 1960 года он уволил «диссидента» Шломо Хавилио, заместителя Толедано, и поставил во главе «Фреймуорка» Алекса Гатмона.
К этому времени Марокко уже покинули около 5 тыс. евреев. Агенты «Моссада» создали подпольные эмиграционные центры в нескольких марокканских городах и снабжали евреев, желавших выехать в Землю обетованную, фальшивыми паспортами. Для набожных марокканских евреев молодые агенты «Моссада» казались посланцами самого Мессии. Евреи собирались в условном месте, и оттуда на грузовиках их отвозили к границе. Для того чтобы облегчить переход границы, агенты «Моссада» заплатили марокканским чиновникам около полумиллиона долларов. Наиболее популярный маршрут пролегал через Танжер, который в то время был международным городом, и оттуда в Израиль. Позже к этому добавились еще два перевалочных пункта в Испании, где генералиссимус Франко хотел реабилитировать себя за связи с Гитлером и Муссолини, а также за изгнание испанских евреев в 1942 году.
«Моссад» также приобрел старый армейский лагерь на южном побережье Испании, а фактически в британской колонии Гибралтар. Бараки и другие помещения лагеря служили перевалочным пунктом для направлявшихся в Израиль евреев. Англичане, естественно, знали, что происходило на бывшей военной базе, но закрывали на это глаза. С момента прибытия переселенцев в лагерь и до посадки их на суда в Марселе все вопросы решались представителями «Еврейского агентства».
Трагедия случилась 10 января 1961 г. Небольшое судно «Рыбы», перегруженное беженцами, попало в шторм на переходе из Марокко в Гибралтар и затонуло. Погибли 43 человека, в том числе радиооператор «Моссада». Эта катастрофа вызвала не только всеобщее сочувствие в мире, но и резкую реакцию со стороны марокканских властей. Последовали разоблачения и аресты нескольких десятков сионистских активистов, поставивших под угрозу всю операцию.
Израиль обратился к Франции, Соединенным Штатам и международным благотворительным организациям с призывом оказать давление на Марокко. К счастью, вступивший в начале марта того же года на престол король Хасан II был заинтересован в получении международной поддержки и ему совсем не хотелось выглядеть в глазах мировой общественности преследователем еврейского меньшинства, поэтому король пошел навстречу просьбам Израиля. По иронии судьбы, гибель 43 евреев оказала положительный эффект и способствовала лучшей организации еврейской эмиграции из Марокко.
Возобновленная операция получила новое кодовое название «Якхин», по имени одной из центральных колонн в Святом храме, построенном в Иерусалиме царем Соломоном. Этим подчеркивалось, что иммиграция является одним из столпов существования еврейского государства.
Операция «Якхин» стала совместной операцией Марокко, Израиля и Франции. Агенты «Моссада» проникли практически во все еврейские общины. Они призывали евреев вернуться на их историческую родину, и повсюду это предложение встречалось с энтузиазмом. Агенты «Моссада» сообщали эмигрантам координаты сборных пунктов, откуда их отправляли грузовиками в порты и далее на судах в Израиль. Франция помогала транспортом.
В рамках операции «Якхин» из Марокко было вывезено более 80 тыс. евреев. Израильско-марокканское сотрудничество дало неожиданный побочный результат в другой арабской стране – соседнем Тунисе, расположенном примерно в тысяче миль к востоку. Летом 1961 года правительство Туниса потребовало от Франции закрытия военной базы в Бизерте. В ходе разразившегося кризиса тунисские власти арестовали несколько французских граждан и несколько десятков евреев. Агенты «Моссада», обеспокоенные судьбой тунисских евреев, сумели направить в Тунис французские военные корабли, которые подобрали несколько тысяч тунисских евреев и вывезли их сначала во Францию, а потом в Израиль.
Марокканская операции набирала обороты, а у Харела появились другие проблемы, в том числе он должен был арестовать и наказать того, кто вошел в историю как самый беспардонный нарушитель высоких моральных стандартов израильской разведки. Его звали Мордехай (Мотке) Кедар.
Израильская военная разведка завербовала Кедара с прицелом на его использование в Египте. Полковник Ювал Нееман, отвечавший в «Амане» за оперативную технику, дал Кедару последние инструкции в тель-авивском кафе «Таам гов» («Хороший вкус»). Начинающий разведчик должен был сперва отправиться в Аргентину, обжить там свою легенду и только потом проникнуть в Египет.
Кедар родился в 1930 году в Польше. Тогда его звали Мордехай Кравицки. Мать бросила его в младенческом возрасте, и он вырос у деда, который привез его в Израиль. Кедар жил в Хадере, сельскохозяйственном городке, неподалеку от автострады, связывавшей Тель-Авив с Хайфой. В юности он проявил себя как умный и способный парень, физически развитый и обладавший качествами лидера. В это же время у него проявились явные криминальные наклонности.
Во время войны 1948 года Кедар служил в военно– морском флоте Израиля, но у него были проблемы с дисциплиной, и в конце концов он дезертировал. В начале 1950-х годов он возглавлял небольшую банду в Хадере, городке, расположенном к югу от Тель-Авива. Его банда похищала автомобили и сбывала краденое. Полиция также связывала с этой бандой несколько тяжких преступлений, включая вооруженные ограбления и убийства. Кедар подвергался аресту, но каждый раз было недостаточно доказательств для привлечения его к ответственности. Жители Хадеры боялись банды Кедара больше, чем местной полиции, и никто не хотел давать против него показаний.
Потом он переехал в Тель-Авив, где стал завсегдатаем кафе, в которых собиралась богема, проводил время в компании женщин и вообще вел праздную жизнь, причем никто не знал, откуда Кедар брал деньги. Он стал настолько раздражителен, что вынужден был обратиться к психиатру, доктору Давиду Руди.
Он не знал, что доктор Руди состоял в штате разведки и был известен своей способностью задавать кандидатам на работу в разведку довольно оригинальные вопросы. Сжимая зубами трубку, он мог спросить: «Сколько раз в месяц вы занимаетесь сексом?». Или: «Как часто вы занимались онанизмом, прежде чем потеряли девственность?». Он фиксировал реакцию потенциального агента на этот шокирующий вопрос и уже потом спрашивал: «Почему вы хотите отправиться туда, откуда вы можете не вернуться?».
Руди очень быстро пришел к выводу, что Кедар может стать вполне нормальным членом общества, и представил его генералу Исхошафату Харкаби, который завербовал его для «подразделения 131». Для своей семьи и друзей Кедар исчез после Суэцкой кампании 1956 года. Его жена и маленький сын, которых он просто бросил, периодически получали от него открытки из разных концов света.
В ноябре 1957 года Кедара вызвали в Израиль. Он прилетел первым классом из Парижа и тут же в аэропорту Лод его отвели в небольшую комнату и предложили написать подробный доклад о своей работе. Вскоре, однако, в эту же комнату вошли трое вооруженных полицейских и арестовали его.
Полтора года, вплоть до мая 1959 года, почти никто, в том числе в разведсообществе, не знал, что стало с Мотке Кедаром. Он снова исчез, на этот раз без почтовых открыток, его будто поглотила земля.
Даже охранники в тюрьме Рамле не знали, кем был этот новый заключенный и почему он содержался в полной изоляции. Только после 6 месяцев содержания в одиночке ему разрешили получасовые прогулки во дворе, и тоже в одиночестве. Позже его перевели в большую камеру, но по– прежнему он никого не мог видеть. В тюрьме и за ее пределами поползли слухи о каком-то загадочном узнике «Икс».
Аври Эль-Ад, бывший офицер «подразделения 131» в Египте, который содержался в этой же тюрьме, рассказывает, что сам он был известен там как «Х-4». В соседней с ним камере в кандалах находился Мотке Кедар. Они перестукивались и с помощью азбуки Морзе играли в шахматы. «Отказывайся от лекарств, – однажды отстучал Кедар. – Если они деморализуют тебя – ты сломан».
После того как в израильской печати стали проскальзывать отрывочные намеки об этом таинственном узнике, который, по данным печати, был связан с разведкой, правительственные источники, не называя имени арестованного, подтвердили, что это опасный преступник, приговоренный в секретном порядке к 20 годам тюрьмы.
Кедар отказывался признавать себя виновным. И он не сломался. В тюрьме ему удавалось поддерживать себя в хорошей форме. Он стал также приверженцем Аюн Ранд и ее философии. После 17 лет заключения, 7 из которых он провел в одиночной камере, в 1974 году Кедар вышел на свободу и потребовал пересмотра своего дела. Полиция, прокуратура и спецслужбы наотрез отказались. Израильское правительство продолжало хранить молчание. Дело Кедара стало одним из самых больших секретов. В реальности израильское правительство пыталось скрыть тот факт, что Кедар был осужден не за простое уголовное преступление, а за убийство, совершенное им за рубежом в то время, когда он был агентом израильской разведки.
В ноябре 1957 года в Аргентине он убил еврейского коммерсанта и присвоил его деньги. Жертве было нанесено 80 ножевых ран, Это был контакт Кедара, который должен был помочь ему в закреплении легенды-биографии для предстоящей работы в Египте. Часть денег убитого была обнаружена у Кедара, когда он прилетел в Тель-Авив.
Из-за окружающей это дело секретности мотив убийства или повод для ссоры до сих пор не установлены. Вербовка Кедара была явной ошибкой военной разведки, но тот, кто подобрал его, профессор Харкаби, в настоящее время – активный борец за мир, говорит, что «агенты разведки – всегда нестандартные люди, за каждым стоит какая-то история».
Иссер Харел, принявший решение об отзыве Кедара и предании его суду, признался, что некоторое время обсуждался вопрос о ликвидации Кедара с целью сокрытия его преступления. Считалось, что это позволит замести следы и избежать осложнений с Аргентиной. «Я с самого начала стоял на том, что мы не можем брать правосудие в свои руки, – писал Харел. – Для этого есть суды и судьи. Англичане могут убирать людей, но мы – нет». Харел с гордостью заключает: «В период, когда израильскими спецслужбами руководил я, мы не уничтожили ни одного предателя».
С точки зрения Харела, дело Кедара явилось еще одним подтверждением того, что разведка – слишком серьезное дело, чтобы ее можно было доверить «Аману». Он хотел, чтобы все было сосредоточено в «Моссаде». В конечном счете был достигнут компромисс. Ответственность за операции в арабских странах осталась в руках военной разведки, но Харел получил возможность расширить небольшой оперативный департамент «Шин Бет» и ориентировать его на проведение разведопераций в остальной части мира.
Харел со свойственной ему энергией принялся комплектовать департамент лучшими кадрами разведки. Поскольку Харел фактически возглавлял «Шин Бет» и «Моссад», он постарался сделать так, чтобы расширенный оперативный департамент решал задачи по линии того и другого агентства и вобрал в себя лучших представителей обеих служб. Во главе департамента были поставлены Рафи Эйтан и Аврахам Шалом, раньше носивший имя Вендор. Оба эти руководителя впоследствии станут известны как своими блестящими операциями, так и скандалами.