Текст книги "Лекарство от боли (СИ)"

Автор книги: Дайре Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

– Чем знатнее мужчина, тем выше выкуп. Тем большие привилегии может получить семья девушки. Дочерей ценили. В их образование вкладывались большие деньги в расчете на то, что затем все затраты будут возмещены.

– А если нет? – пискнула Саша.

Ей показалось, что она спросила тихо, но узкий коридор вдруг ответил эхом. «Нет, нет, нет, эт…»

– Тех, кто долго не выходил замуж, принимали в гаремы богатых господ. Наложницами. За них тоже платили выкуп, пусть не как за жен, но все же. Супруг заводили для рождения детей, а остальных – для удовольствия.

– А если наложница беременела?

– Такое случалось редко. Непробужденный мужчина не способен зачать ребенка. А пробужденный, как правило, стремился завести детей от пробудившей его женщины. Считалось, что пробуждение – дар Богов. Оно – единственно верное предназначение и не стоит изменять ему. По крайней мере, в том, что касается потомков. Наложницы принимали специальные отвары, чтобы не забеременеть. А если такое случалось, к ним приглашали лекаря, который устранял проблему.

От того, как спокойно Филис рассказывала о прошлом, стало тошно. На лбу выступила испарина. А по спине пробежали мурашки. Стоило только подумать о судьбе несчастных наложниц, и дурнота подкатывала к горлу. Сколько их было? Сотни? Тысячи? Женщины, лишенные свободы, выбора и возможности завести ребенка, потому что кто-то решил, что это неправильно? Неужели такое могло быть на Киорисе? Который на ее, земной, взгляд казался просто ожившей сказкой?

Несколько минут они в молчании переходили от одной картины к другой, демонстрирующей моменты быта. Женщин за домашними делами и мужчин с оружием. Светлые тона для одних, темные для других.

– Тогда территории Киориса делились между разными городами. И каждый считал себя важнее. Сильнее. Лучше. Часто случались конфликты из-за территорий, пока однажды не появился талантливый полководец, сумевший объединить под своей рукой три самых богатых города, а затем завоевавший территорию всего материка. Он стал первым императором.

Чеканный профиль, отлитый в неизвестном сплаве металлов, выглядел достаточно грозно. В нем угадывались смутно знакомые черты Икара. Прямой нос. Жесткая линия подбородка. Широкая бровь. Давний предок, однако, выглядел куда опаснее. Более хищным. Жестоким. Да и каким может быть полководец? Не добрым и милым уж точно.

– Цезарь?

– Что? – удивилась жрица. – Нет, его звали Птолемей Первый. С тех пор род Птолемеев правит Киорисом.

– Его не свергли?

– Пытались, и не раз… Но Птолемей был хитер. Или мудр. Он отправил исследовательскую экспедицию вдоль змеиного архипелага, и она наткнулась на второй материк, куда Птолемей отправил тех, кому хотелось власти. Он обещал отдать им земли, которые они смогут завоевать и удержать. Все желающие отправились к новым берегам, а император смог спокойно править. И дожил до глубокой старости.

– А жители другого материка? У них все шло также?

– Не совсем…

Они прошли еще несколько метров, все дальше углубляясь в темноту. Тьму и пыль веков. Теперь свет лампы озарил совсем иные краски. Яркий голубой, нежно-зеленый, пудрово-розовый. Цвета так ошеломили, что Саша даже сразу не смогла понять, что видит перед собой. А осознав, восхищенно вздохнула.

Цветок, в сердце которого спала женщина. Точнее ее силуэт лишь угадывался, складываясь из более ярких контуров лепестков. Огромный бутон окружали листья, словно обнимая и защищая, а вокруг раскинулась небесная лазурь. Или водяная гладь?

– Нимфея. Водяная лилия. Некогда герб и название государства, которое пыталось противостоять Птолемею…

Сердце сжалось, а в горле встал комок. Что-то подсказывало, что самая мрачная часть истории еще впереди…

Глава 30

…– Нам мало известно о том, как проходило становление государства в Нимфее. Но, как известно из летописей того времени, достигшие другого материка путешественники были поражены архитектурой, а также искусством и библиотеками того государства. Сохранились воспоминания одного из генералов Птолемея, который описывал вид открывшегося им города. Куда более просторного, чистого и красивого, чем любые города Пафоса – так называлось государство Птолемея.

Новый барельеф оказался исполнен в совершенно иной технике. В нем сохранилось куда больше деталей фона, горы в дали, солнце скрывающееся, или поднимающееся из-за них, и город, раскинувшийся у подножия. Саша потянулась к сохранившемуся осколку древности, но так и не решилась коснуться. Настолько хрупким он казался. Отсветы пламени и игра теней создавали поразительный эффект. Будто изображение оживало.

– Так красиво…

– Столица Нимфеи – Александрия. Все, что от нее осталось – лишь пара барельефов. Нимфеей управлял Сенат, который предложил путешественникам вести торговлю. Хороший металл и оружие, которым славился Пафос в обмен на предметы быта, искусства, краски и драгоценные камни.

– Они отказались, да? – уже понимая, что будет дальше, спросила девушка. – Зачем платить за то, что можно взять даром?

– Именно так. Генералы забрали подарки, оставили немного оружия в залог будущих отношений и вернулись к своему императору. А он велел собрать армию…

Следующие картины и осколки керамики отражали сражения. Черный, белый, красный. Простые краски, известные пафосцам. Нимфейцы, владеющие куда большим количеством оттенков, не изображали войну. И лишь через несколько метров свет лампы выхватил на стене полотно. Воины, склонившие головы, стоящие на коленях пленные или рабы, а возможно и те, и другие. И в центре, возвышающаяся над всеми фигура в темных одеждах и венце. А перед ним молодой мужчина в доспехах и женщина в светлых одеждах. Вот только на лице ее совсем не видно радости.

– Старший сын Птолемея возглавил войска, именно он отдал приказ сжечь Александрию, чтобы устрашить другие города и сломить сопротивление. Однако война длилась долгих пять лет. Победа досталась Пафосу. Но сын Птолемея в одном из городов встретил девушку и пробудился. Она была дочерью одного из сенаторов, которую мудрый отец отправил к дальней родне, чтобы уберечь от ужасов войны.

– Не вышло… – выдохнула Саша, рассматривая лицо девушки. Бесспорно красивой, утонченной и глубоко несчастной. Она смотрела на мужа с тоской и таким отчаянием, что сердце сжималось в груди.

– Не вышло, – эхом ответила жрица. – Их свадьбу приурочили к окончанию войны. Но на самом деле, как известно из сохранившегося дневника Ксении – новой императрицы Пафоса и Нимфеи – сын Птолемея овладел ей еще в первый день, когда вырезал ее близких и забрал ее себе. И два года до конца сражений она жила пленницей и бесправной наложницей при главнокомандующем армии.

– Ужасно…

– Так два государства объединились в одно, а Птолемей провозгласил себя императором уже всего Киориса. Он прожил еще долгих десять лет после окончания войны и умер в окружении детей, внуков и доверенных людей, считая свою жизнь великой и полной свершений. Именно так написано в его биографии, которую писал с его слов один из плененных ученых Нимфеи.

Саша только покачала головой, не в состоянии сказать ни слова. Всегда хочется, чтобы тот, кто причинил много боли и горя, мучился так же, как и его жертвы. Чтобы его наказала жизнь или судьба. Чтобы… восторжествовала справедливость. Хоть какая-то. Но как показала история, справедливостью в жизни даже не пахнет. И, пожалуй, именно это удручало ее больше всего.

Дальше картины и барельефы постепенно менялись, они стали подробнее, искуснее, явно лучше, чем грубые работы пафосцев, но все же не столь ошеломляющими как то изображение Александрии. И где-то в глубине души поселилась печаль по безвозвратно утраченному искусству и знаниям. Нечто подобное происходило и на Земле, только лишь с меньшим размахом.

– Пафос многое взял от Нимфеи. В том числе Сенат – как орган управления столь большой территорией. Государство поделили на провинции, и у каждой в Сенате имелся свой представитель, доводивший новости и пожелания народа до императора. Нимфея долго находилась в упадке и крайне медленно восстанавливалась после окончания войны. А Пафос тем временем процветал. Он получил богатства, знания, лучших мастеров и мудрецов, сыну Птолемея досталось богатое государство, устрашенное его отцом. И многие годы он лишь пожинал плоды труда своего родителя. Как делал его сын и его внук. Но ничто не вечно…

Они остановились перед огромной картой, так похожей на то изображение Киориса, что показывала Клео. Не столь детальное, более грубое, но сделанное в ручную и с большим трудом. Горные хребты, реки, леса, озера, песчаный берег и бескрайний океан с цепочкой островов. Тонкие линии, очерчивающие границы провинций, названия, нанесенные красивейшей вязью. От мастерства захватывало дух.

– Почему мудрость проигрывает насилию?

Саша взглянула на Филис, в отсветах пламени ее лицо выглядело более жестким, четче проступили скулы и подбородок. Глаза стали темнее и загадочнее. В них крылась тайна. И знание. А еще печаль.

– Гармония рождается в мире. Когда насилие исчезает или становится столь малым, что его не замечают, люди забывают, как защищаться. Привыкшие жить в безопасности искренне не понимают, что может быть иначе. Что нужно прятаться. Бежать. Склонять голову, когда осыпают оскорблениями. Терпеть унижения. Женщины Нимфеи были рождены свободными. Их не продавали замуж. Они получали образование наравне с мужчинами. И их заслуги для общества ценились ничуть не меньше. А мужчины, лишенные способности чувствовать, ценили их за то, чем не могли обладать. Восхищались. В той войне равенство погибло. Воины Пафоса убили многих мужчин, а вдов и дочерей забрали себе в наложницы. Знания о том времени забылись. Потерялись. И лишь в некоторых родах, в тех, что старались сохранить осколки прошлого, рассказывались сказки, в которых была заключена мудрость тех веков.

– И что случилось через сто лет?

– Началось восстание северных провинций. Не всем нравилась единая власть. Некоторые сенаторы начали требовать независимости для своих территорий. И завязалась междоусобица, которая длилась из поколения в поколение. Императоры менялись, каждый доказывал свое право на трон в бою, усмиряя восстания и бунты. То в одном концу страны, то в другом. К счастью, или, к сожалению, у Птолемея имелось много детей, способных продолжить династию. Ушло много лет, прежде чем древо его рода измельчало, и остался лишь один наследник. Его наставник, напуганный настроениями в Пафосе, сбежал вместе с мальчиком в Нимфею. Спрятал его. И пока сенат праздновал победу и делил власть, мальчик рос и узнавал то, о чем не рассказывают детям Пафоса. Он оказался достаточно мудр, чтобы суметь применить знания, лишь чудом сохранившиеся в тайниках старых библиотек, и создать новое оружие, которое позволит ему вернуть себе трон и власть. Он женился на женщине из древнего и знатного рода Нимфеи, заручился поддержкой ее родни, а также многих других представителей старой знати. И в один из дней вернулся домой во главе армады кораблей, везших на борту совершенно новое вооружение. Он победил, и те, кто поддержал его, потребовали вернуть Нимфее свободу и независимость. Библиотеки и людей, тех, что захотят вернуться на родину. Но мальчик… Конечно, уже не мальчик, а мужчина, сделал вид, что забыл об обещаниях. Он отказал просителям и пригрозил, что обернет оружие против них. Ведь теперь у него есть не только знания, но и сила Пафоса…

И снова ничего удивительного. Закономерно. И даже в какой-то мере понятно. Ведь люди, обличенные властью, редко остаются совестливыми и честными. Разве что в сказках…

– Они ему отомстили?

– Нет, нимфейцы склонили головы и ушли. Вернулись в свои земли, предварительно принеся клятву верности, даже получили со временем некоторые привилегии и послабления. За прошедшие годы они научились жить в новом мире уже по другим законам. Но вот императрица Мелпомин…

Знакомое имя заставило вздрогнуть. Мелпомин… Та, о ком говорила Клео. Женщина, пробудившая двух мужчин, стравившая между собой Сенат, избавившаяся от мужа…

Ее портрет открылся через пару шагов. Первый портрет в этой странной галерее. Женщина в традиционных греческих одеждах изумрудного цвета с некрасивым, слишком жестким лицом и выделяющимся носом с горбинкой. С тяжелыми бровями, нависающими над темными глазами. С черными волосами, уложенными в узел на затылке. С венцом на голове. Ее изобразили в три четверти. И взгляд, даже направленный в сторону, заставлял трепетать. Жесткие, тонкие губы и тяжелый подбородок лишь усугубляли общее впечатление. Эта женщина была опасна. И странно, что император и тот, другой мужчина, доверились ей. Иначе как возможно было осуществить то, что сделала она?

– Ее дневники сохранились лучше, чем воспоминания Ксении. Они зашифрованы. Известно, что Мелпомин воспитывали в старых традициях Нимфеи. Она рано показала огромный талант к дипломатии и ораторскому искусству. К тому же с детства играла в домашнем театре, где ее впервые и увидел будущий муж. Судя по истории, Мелпомин не прониклась к нему чувствами, но хорошо понимала, какие перспективы открывает подобный союз. И она позволила молодому наследнику ухаживать за собой, а затем столь же милостиво согласилась стать его женой. Она мечтала о независимости для Нимфеи. О возрождении своего народа. И она ненавидела Пафос всей душой, но умела скрывать это. Она подарила императору наследника, поддерживала его во всем и даже простила ему предательство интересов родины. В качестве извинений император построил в ее честь Храм…

– Храм в честь женщины? Но разве они не для богов?

– Для богов, но у Пафоса, как и у Нимфеи существовала традиция: любой Храм на этапе строительства можно было посвятить живому человеку, выражая этим уважение и почет. Тот, кому посвящался Храм, пожизненно получал половину податей, что жертвовались посетителями. А его имя навечно оставалось выгравированным на стене Храма. Подобное право не наследовалось, так как являлось слишком личным.

– То есть императрица получила постоянный доход?

Саша попыталась представить, какие деньги могут жертвовать посетители Храму. В те времена, когда Храм являлся местом религии. Какой, кстати, религии? И так ли она похожа на культ древних греков?

– Она не только получила доход, но и попросила, чтобы верховным жрецом Храма стал нимфеец. И император согласился.

– Он настолько ей доверял?

Сейчас картина готовящегося заговора казалась очевидной, но ведь для императора все выглядело иначе.

– Он делился с ней своими планами и мыслями, советовался, приглашал ее на заседания Сената, где и познакомил с тем, кого Мелпомин также пробудила.

Еще несколько шагов и новый портрет, совсем небольшой, но удивительно живой и точный. Уже немолодой мужчина, с широким, грубоватым лицом, со светлыми, живыми и очень умными глазами. Широкоплечий. Коренастый. Он казался невысоким, даже когда сидел. А еще от него веяло чем-то неуловимо знакомым.

– Нестор Маркис. Исследователь, практик, ученый по меркам того времени. Весьма талантливый и разносторонне развитый человек, сумевший быстро возвыситься при дворе и ставший почти правой рукой императора. Он занимался усовершенствованием того оружия, что создали нимфейцы.

– О, Боже…

Глава 31

…– Маркис долго не признавал свои чувства и сопротивлялся им. По воспоминаниям его друга, Нестор метался между долгом и чувствами. Он искренне полюбил императрицу, восхищался ее умом и силой духа, а также видел куда больше, чем император, но… Молчал.

– Он тоже вел дневник?

– Его верный слуга, оказавшись в тюрьме после смерти господина, занялся описанием тех событий. Его трактовка оказалась столь хороша, что ее не уничтожили. Не опубликовали, но сохранили в императорской библиотеке. А спустя несколько веков включили в учебники истории, как самый непредвзятый взгляд на эпоху Раздора.

– Эпоха Раздора?

Они снова шли в темноте, к которой Саша успела уже привыкнуть. Сродниться с языками пламени и тенями на стенах. С влажностью и прохладой, окружающей со всех сторон.

– Императрица Мелпомин не только уничтожила Сенат, посеяв вражду и соперничество между его членами, но и разрушила основы религии того времени. Избавившись от мужа и советников, она провозгласила себя регентом при малолетнем сыне. А затем велела закрыть все Храмы старых Богов, а жрецов изгнать. Народ Пафоса воспротивился, но армия подчинялась правителю. К тому же, Мелпомин завладела разработками Нестора, и в руках ее доверенных людей появилось новое оружие…

По спине пробежал холодок, а кожа, в который уже раз, покрылась мурашками от представления тех событий.

– А во что верили в Пафосе?

Пламя выхватило на стене еще одно изображение. Старое. Старее, чем последние портреты. В красно-черно-белой гамме. Алый мужчина-воин с мечом и в доспехах. Тьма, клубящаяся у его ног, и силуэт, угадывающийся в ней. Свет, окутывающий его сверху, и снова эфемерный силуэт в нем. Слева и справа от воина фигуры еще двух мужчин – один поменьше и хрупче в тунике и сандалиях, устремляющий взгляд вверх, и второй – низкий и коренастый с молотом в руках.

– Главным богом считался Воин, покровитель мужчин, здоровья и процветания. Ему всегда помогал Кузнец или Мастер, истинные имена Богов не сохранились до наших дней, но суть ясна по рисункам. Также существовал Бог Мертвых, насылающий духов и болезни. Он считался главным противником Воина. А его покровитель – Бог-Отец. Он не вмешивается в жизнь людей, но лишь наблюдает, и после смерти судит по справедливости. Еще есть Посланник – он не имеет своей воли, но лишь исполняет приказы Отца или Бога Мертвых. Сопровождает души в загробный мир или является людям, чтобы донести волю Богов. Также он покровительствовал дорогам и путешественникам.

Арес, Аид, Зевс, Гефест и Гермес. Сильно урезанный пантеон греческих богов. И ни одной богини, хотя в Греции их имелось немало.

– А кому поклонялись женщины?

– Богине Любви и Матери. Их изображений как таковых не сохранилось, а храмы им были малы и строились на окраине. Думаю, не стоит объяснять почему.

Они с Филис встретились взглядами. Ну да, что уж тут объяснять? Если роль женщины низведена до наложницы и продолжательницы рода, то и храмы ей ни к чему. Хватит и окраины города.

– А тот Храм, который император построил в честь Мелпомин, кому в нем поклонялись?

Жрица улыбнулась и едва заметно кивнула, словно одобряя вопрос.

– Всем пятерым богам. Он являлся общим. И потому поступок императора вызвал много споров и вопросов, но он сумел заставить завистников замолчать. Открытие Храма было красивым и торжественным. Народ принял широкий жест императора и простил его.

– А Нестор? Ты сказала, он видел намного больше, чем император. Неужели он не понимал, к чему все идет?

– Понимал. Судя по воспоминаниям его слуги, господин делился с ним своими сомнениями. И опасениями. Он чувствовал напряжение во дворце незадолго до бунта. Видел, что в Сенате не все гладко. Он хотел собрать у себя отдельных сенаторов и побеседовать с ними, убедить их договориться между собой. Он пытался добиться аудиенции у императора, но тот все время оказывался занят. А императрица встречала его с неизменной улыбкой и занимала искусной беседой. Нестор, действительно, пытался остановить надвигающуюся беду. Его слуга несколько раз даже подслушивал его беседы с Мелпомин, в которых Маркис пытался напрямую переубедить императрицу. Отговорить ее. Не губить государство. Но она уходила от ответа. А в последнюю встречу протянула ему бокал вина. Слуга Маркиса считал, что хозяин понял, что в бокале находился яд. Он взял его обеими руками, посмотрел в глаза императрицы и выпил все до капли. А через минуту упал мертвым к ее ногам. Мелпомин лишь отвернулась и приказала арестовать его слугу. В тот день случился переворот…

В горле неожиданно пересохло, а кожа покрылась липким, противным потом. Вспомнилось вдруг скрытое восхищение в словах Клео. Знала ли она такие подробности об императрице? Или история – не ее конек? Или… Стоит отдать должное, императрица была умна и коварна, раз смогла провернуть такое. Она отомстила Пафосу за унижение родины. Обезглавила, а потом вышибла почву из-под ног, ввергнув в религиозную войну.

– Сколько лет длилась война из-за Храмов?

– До самой смерти императрицы. И даже позже. Ведь ее сын не стал отменять законы, введенные матерью. Она постаралась, чтобы ему досталась подходящая жена. Из тех жриц, что поселились в ее Храме и прибыли из Нимфеи.

Жрицы. Храм… Девушка вздрогнула и остановилась, осененная невероятной догадкой.

– Она… Она основала первый Храм? Ваш Храм…

– Именно так. Мелпомин считала, что Боги – это ересь, придуманная людьми. Она знала, что Пафос нельзя уничтожить, не изменив его суть. Но суть его крылась в религии. В поклонении войне, оружию и силе. И только изменив главные ценности, можно изменить само общество. Да, она действовала жестоко. И ее действия повлекли за собой сотни и тысячи смертей. Часто неповинных людей. Она была жестока. Но то время само по себе было жестоким, насилие считалось нормой. И, если рассуждать категориями самого Пафоса, императрица поступила именно так, как должна была. Безжалостно, но верно. Она утопила дух воина в войне. И пока сражения отодвигались дальше от столицы, ее жрицы постепенно завоевывали сердца ее жителей. К тому моменту, когда война официально завершилась, каждый освобожденный Храм перешел к жрицам. Храмы Любви и Матери пускали их сами, распахивая двери и благодаря. Жрицы других Богов сопротивлялись, но народ уже перестал им молиться и требовал новых жриц.

– Кому поклонялись в Нимфее?

На этом полотне богов было больше. И выглядели они куда более знакомо, чем на первом. Вот очень похожий, бородатый Зевс-Отец, вот его жена, Гера-Мать, вот их дети: пара воинственных Афины и Ареса, златокудрый Аполлон и красавица Афродита. Вот у их ног крутятся смутные тени, но ни подземного царства, ни другой тьмы не видно. Лишь тени. И свет. Гармония, как она есть. И равенство, которое не подделать.

– Тогда в Пафос прибыли жрицы всех трех богинь, – пояснила Филис. – Они решили объединиться, отбросить различия ради общего дела. И со временем из трех культов родился один. Лики богинь и богов исчезли, хотя в Нимфее еще сохранились старые Храмы, но уже лишь в музейных целях.

Любовь, Дом и Мудрость – вот основа Храма. То, из чего он вырос. И начало ему положила женщина, едва не уничтожившая страну.

– Я не знаю, как к ней относится. С одной стороны, она, безусловно, ужасна, но с другой… Не будь ее, разве Киорис сейчас стал бы таким?

– Поэтому, когда жрицы изучают историю становления Храма, нас учат принимать факты без эмоций. Не судить прошлое, насколько это возможно. Оно прошло. Мы должны быть благодарно за то, что оно нам оставило. За Храм, за мир и гармонию, за долгий путь, который мы прошли, чтобы сейчас не склонять головы, а на оскорбления отвечать улыбкой.

Саша покачала головой, все еще пребывая под впечатлением от услышанного.

– Все кажется таким нереальным. Будто я снова сплю. И в то же время… – она посмотрела на картину, обернулась на коридор, освещенный лампами. – Я четко понимаю реальность происходящего. Чувствую ее. Я будто там, где и должна быть. Куда всегда стремилась попасть. Это странно, да?

– Ничуть. Порой к нам снисходят откровения. Или перенасыщение информацией притупляет способность осознавать реальность. Думаю, на сегодня историй хватит. Пора подняться на поверхность.

Жрица протянула руку, и девушка, помедлив, вложила в ее ладонь свою. И пошла следом. Где-то за спиной остались тени. Жестокого императора, вздумавшего объединить материки. Его потомка, создавшего новое оружие и попавшего в ловушку любви. Императрицы, положившей целую жизнь, чтобы отомстить… Или восстановить справедливость по ее мнению. Да, насилие рождает насилие.

– Как ты думаешь, она была счастлива? Мелпомин. Она ведь не любила ни мужа, ни того сенатора. Никого. Разве что сына… но… Вряд ли, да? Те, кто долго ненавидят, перестают любить.

– Я изучала дневники Мелпомин. И могу сказать, что она была скорее глубоко несчастна. Она понимала необходимость своих действий, но ради уничтожения Пафоса ей пришлось покинуть родную Нимфею. И она всю жизнь тосковала по дому. Особенно в старости. Перед смертью императрица часто мечтала вернуться домой, в родные места. Пройтись по аллеям сада. А еще она жалела о гибели Нестора. Она знала, что он не примет ее путь. И понимала, что его смерть необходима. Но также она знала, что никто во всем Пафосе больше не сможет поддержать с ней разговор. Никто не разделит ее интерес к трудам древних. И ту пользу, что можно извлечь из их изысканий. Для своих соотечественников Мелпомин стала чужой. Слишком властной, слишком жестокой, даже родители ее опасались. Но для Пафоса она также не стала своей…

Обреченная на одиночество. Пожалуй, императрица сама себя наказала. За все и сразу. И в глубине души Саша ее пожалела.

Они неожиданно свернули в открывшийся сбоку проход и пошли по ступенькам, медленно поднимаясь наверх.

– Запасной выход, – пояснила Филис, – точнее, старый тайный ход. Считается, что он сохранился еще со времен Мелпомин. Императрица до конца дней боялась заговоров и покушений, доверяла только жрицам и Храму, поэтому в каждом имелось несколько входов и выходов, чтобы она могла в любой момент скрыться.

Девушка промолчала. Да и что еще здесь можно сказать?

Глава 32

После тьмы и сырости подземелья, светлый и солнечный день показался сказкой. Саша замерла на вершине лестницы, привыкая к ощущениям дня. Тепло. Шелест ветра в ветвях деревьев. Чистый воздух с ароматом хвои. И тишина. Пожалуй, что больше всего поражало ее на Киорисе, после яркой зелени и большого количества деревьев – это тишина. Нет постоянного гула машин, криков, рекламных лозунгов и даже громкой музыки. Первое время тишина оглушала, но теперь стала привычной. И сейчас ощущалась иначе. На контрасте стало ясно, что вокруг – живой мир. Где-то рядом раздавался смехи разговоры. Но тихие, до слуха доносились лишь отдельные слова, и общее мирное журчание речи. Киорийский она понимала уже достаточно хорошо, чтобы вникнуть в смысл. Но к чему? Чужая жизнь – чужие секреты.

– Присядем? – Филис указала на ближайшие скамейки, выполненные в виде лежанок с общей крышей.

Как оказалось, они достаточно удобны. И девушка с удовольствием растянулась, неожиданно понимая, что устала. Сколько времени они провели под землей? И сколько прошли? Или сказывается напряжение? Волнение от услышанного?

– Как получилось, что Киорис стал таким?

Саша не знала, как еще сформулировать вопрос. Однако жрица ее поняла. Она тоже легла, но на живот, пристроив голову на переплетенные пальцы и болтая в воздухе ногами.

– Время. Терпение. И мудрость. Ты спрашивала, почему она проигрывает насилию. Я могу сказать, что мудрость проигрывает сражение, но не войну. Да, Нимфея не смогла отразить прямой удар, однако собралась с силами и все же покорила Пафос, спустя столетие.

– Но столько людей погибло…

– Да, войны не бывают без жертв. История учит нас тому, что не стоит забывать. Киорис сейчас объединяет в себе достоинства обоих государств. Жрицы помогают гражданам, армия защищает внешние границы, императрица занимается Советом Безопасности, а люди могут выбирать то, что им по душе.

– Клео говорила, что у вас нет тюрем.

– Они ни к чему… Каждый совершает ошибки, но каждый может их исправить. Задача жриц – помочь человеку встать на путь исправления.

– А если он не хочет исправляться?

Вспомнился Влад, его прикосновения, слова, и те упреки, высказанные в зале суда. «А я ведь детей с тобой хотел…».

– Тогда помочь ему понять, что он не прав. Где и в чем он нарушил чужие границы и законы.

– А если он все равно считает, что прав?

Разве Влад осознал свои ошибки? Понял, вдруг, что вел себя неправильно? Что не должен был применять силу? Что…

Александра закрыла глаза, снова чувствуя мороз на коже. Холод, когда вокруг тепло. И, кажется, вообще лето в разгаре. А на Земле сейчас начало весны… Холод. И целый год как она в разводе.

– Тогда кто-то из жриц совершил ошибку, пропустив ранние черты асоциального поведения. Насилие – это болезнь, которая поражает общество. И, как любую болезнь, его можно вылечить. Следует лишь отслеживать появление симптомов. Если правильно трактовать их и выявить на ранних этапах, то болезнь легко поддается лечению. Если же процесс запущен… Все становится сложнее. Лечение возможно, но в таком случае придется лечить не только носителя, но и тех, кто уже пострадал от него.

– Лечить его?

Она попыталась представить Влада у психотерапевта. И только головой покачала. Невозможно. Он никогда не согласится. Да и… Зачем ему лечение?

– Насилие редко рождается на пустом месте. Как правило, оно является следствием полученной травмы, нанесенной кем-то другим по неосторожности или незнанию. Мы не рассматриваем случаи, когда вред причиняется намеренно. Тогда он уже имеет целью породить насилие. Умножить его. Так вот, насилие оставляет шрамы не только на том, на кого оно направлено, но и на том, кто его несет. Когда человеку больно, он злится. В гневе он может многое наговорить. Или сделать то, о чем пожалеет. Как правило, военные страдают от вспышек подобного гнева и агрессии. И наша задача помочь им адаптироваться к мирной жизни. Научить жить в покое и гармонии. Выпустить их гнев и боль.

– Значит, изначально кто-то причиняет боль по незнанию…

Кто же мог так навредить Владу, чтобы он потом так обращался с ней? Или чужая боль только оправдание? Ведь не все страдающие в детстве становятся монстрами.

– Недостаток эмпатии или сил легко может привести к тому, что родители навредят ребенку. На Киорисе подобное встречается редко. И мы работаем над тем, чтобы свести подобные случаи к нулю. Но другие планеты идут своим путем, а мы лишь наблюдаем и помогаем там, где можем.

Да, какой смысл объяснять голодному или замерзающему от холода, что нельзя кричать на детей или, тем более, бить их? Не услышит. Не поймет. Но ведь… Влад вырос в девяностые. Как и она. Сложное, тяжелое время. Отца у него не было, и он не любил о нем говорить, а мать… Саша видела ее на свадьбе и пару раз после. Нина Петровна жила в Самаре, Влад к ней не ездил, да и в гости не звал. Вообще их отношения можно назвать прохладными, если не хуже… Но раньше, в другой жизни, Александра об этом не задумывалась. Предложила пару раз съездить к его маме, наткнулась на отказ и успокоилась. Не была ли она сама слишком уж равнодушной для любящей жены?

– А если человек сам виноват в том, что ему причиняют боль?

Она села, обхватив колени руками, и прямо посмотрела в глаза Филис. Жрица едва заметно нахмурилась и прищурилась, разглядывая ее, а затем заговорила мягко и, как показалось, осторожно: