Текст книги "Ни живые, ни мёртвые (СИ)"

Автор книги: Дайана Рофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Сдунув с лица прядь волос и убрав пистолет, я подобрала окровавленные ножницы и спешно спустилась вниз.

Там стояли ещё два монстра.

Не дожидаясь, когда они нападут, я что есть мочи ринулась к чёрному выходу и, чуть ли не выбив дверь локтём, помчалась по городу прочь.

Прочь от отрекшейся семьи.

Прочь от обезумевшего мира.

Прочь от переполнявших чувств.

Прочь от мыслей, прошлого, тайн...

Прочь от самой себя.

Вопль драл глотку, слёзы обжигали щёки – хотелось взорваться от несправедливости, боли, одиночества, постоянного страха и желания исчезнуть. Холод ночи почти не ощущался от быстрого бега, снежинками таял на полыхающем сердце – оно разрывалось. Истекало кровью. Нещадно ныло и забивалось в самый дальний уголок души: лишь бы никто больше его не тронул. Ведь каждый так и норовил вонзить в него осиновый кол, дабы умерла та королева, что сама взошла на трон и сама же от него отреклась.

Я некто.

Уставшая от прибавляющихся проблем.

Сломленная от полученной правды.

Треснувшая как корона, которую носила столь долго.

Порабощённая клеткой для вольной птицы.

Сдавшаяся перед монстрами – я слышала их рык слишком близко.

Однако...

Вот и дом! Там тепло, светло, безопасно! Там меня уже ждали: и не важно, что с криками и с очередным скандалом, совершенно не важно. Главное – что живой. Впервые так отчаянно хотелось обнять их, Мэри и Канга, раскаяться во всём, рассказать горькую истину и больше никогда не испытывать предательства. Лишь бы успеть, лишь бы успеть!..

Но...

Я не успела.

Мои приёмные родители были уже мертвы.

_____________

¹ Одна из четырёх великих красавиц Древнего Китая. В отличие от остальных трёх красавиц, нет никаких доказательств, подтверждающих её существование. Тем не менее о ней часто упоминается в китайских исторических записях.

XIX: Ни безумие, ни отчаяние

Человек, терзаемый своими демонами, совершенно бессознательно мстит за это ближнему.

Франц Кафка

Этого. Не может. Быть.

Перерезанные глотки. Застышие в ужасе глаза. Капающая на ковёр с мёртвых пальцев кровь. Одна рука Канга всё ещё продолжала приобнимать за плечи Мэри. Каждый вечер они садились на диван и вместе читали одну книгу: томик про Шерлока Холмса лежал на их коленях ещё раскрытым посередине.

И никогда уже не будет дочитанным.

Колени подогнулись, но я успела ухватиться за шкаф, чтобы не упасть. Тошнота подступила к горлу, дышать стало трудно. В голове никак не укладывалась вся обречённость ситуации: ни бледные, точно восковые куклы, тела приёмных родителей, ни сама внезапно наступившая их смерть, ни присутствие убийцы в моём доме...

Точно! А вдруг он всё ещё был здесь? Или монстры, которые гнались за мной?

Я застыла, напряжённо вслушиваясь в тишину, но ни шагов, ни скрипа не услышала. Ничего, как и в собственной потрясённой душе. Чудовища почему-то потеряли ко мне интерес, будто знали, что в доме меня и без того ожидал очередной кошмар.

И хоть я их не любила, как могла бы, всё же была благодарна приёмным родителям за опеку, воспитание и крышу над головой. Да, они были не самыми лучшими людьми, особенно Мэри, однако... не были достойны смерти. Точно не такой и не столь рано.

Подойдя к ним на онемевшмх ногах, я дрогнувшими пальцами коснулась их холодных рук.

– Да упокой Ян Ван ваши души, Мэри и Канг Вэй.

И подняла взгляд, желая в последний раз запечатлить в памяти их лица. Сердце рухнуло в пятки – позади них стояла фигура, сотканная из самой тьмы и почти сливавшаяся с тёмными обоями в ночи. Но я бы узнала её в любом виде, месте, возрасте...

Да, это была она.

Тень.

– Вот мы и встретились вновь, сяо-Рави.

Я сглотнула ком в горле и распрямилась. Её присутствие привело меня в куда больший ужас, чем убийство приёмных родителей, – ведь её, само воплощение зла и ненависти, безумия и жестокости, я боялась. Насколько, отчего до последнего надеялась, что это не она скользила по стенам переулка, не она пряталась в темноте усыпальницы, не она ожидала в углах моей комнаты, не она... доводила до паники.

Как же это оказалось глупо.

– Не смей меня так называть, – сквозь зубы процедила я, взяв себя в руки, насколько это возможно при общем стрессовом состоянии.

– А как лучше? Девочка-ворон? Птенчик? Слабачка?

– Лучше исчезни! – моя выдержка находилась на грани. – Исчезни раз и навсегда!

– Напугала, – Тень рассмеялась, а вместе с ней и ночная темень.

– Что ты хочешь от меня? Поиздеваться? Уж извини, но я уже выросла для этого, – я отошла от дивана, где лежали мертвецы, и достала бутылку бренди.

– А ты меняеш-ш-шься, – Тень витками мглы коснулась моей шеи, когда появилась сзади. – Я помню тебя ещё такой маленькой, податливой и более сговорчивой.

– Я больше не в твоей власти и никогда не буду, – резко обернулась я и уставилась во кромешную чернь. – Поэтому катись отсюда.

– Иначе что? Заплач-чешь? Убьёш-ш-шь кого-нибудь? – если бы было видно лицо, уверена, Тень сейчас бы кровожадно улыбалась во все тридцать два зуба.

Всплеск ярости – и уже пустая рюмка полетела в морок, пока не разбилась на другом конце комнаты.

– Только не смей напоминать мне! Я знаю, что ты добиваешься от меня либо жестокости, либо страданий. Ни того, ни другого тебе никогда не видать!

– И не хотелось, что ты так раскричалась, – как ни в чём не бывало, чёрным дымом качнулась в воздухе Тень.

Сделав пару жадных глотков прямо из горла бутылки, я хотела было уже что-то сказать, но вновь наткнулась взглядом на приёмных родителей. Алкоголь быстро привёл мозговую активность в действие: а я и не заметила, что раны на их телах другие. Не такие, как у Тинг и у остальных. Неужели новый убийца? Или кто-то совершенно иной? Но тогда зачем убил? О Аоинь, очередные загадки...

– Ты не знаешь, кто их убил?

– Мой мальч-ч-чик, конечно же.

Услышанное никак не складывалось в общую картину.

– Твой... мальчик?

– Ума так и не прибавилось, – недовольный голос Тени слышался отовсюду. – А ведь ты же даже видела сегодня мой портрет.

Портрет? Когда же? Их в институте целая куча. Или в личном кабинете Рэбэнуса Донована? Но там ничего не висело. Тогда...

Шок мигом отрезвил.

– Так ты Ивет Касс?!

Тень рассмеялась и чернотой закружилась возле меня.

– Да, девочка моя, я действительно та, которую он безумно любил! Я его обожаемая матушка!

– Ты ему неродная, – пальцы коснулась лба: голова и так плохо соображала, так ещё и начинала болеть.

– Это мелочи, – махнула рукой Ивет, оставляя в воздухе кусочки витающей тьмы. – Главное, что я осталась с ним даже после своей с-с-смерти.

Точно. Я же видела во сне, как она погибла. А затем ещё и читала, как Рэбэнус об этом то ли сожалел, то ли просто в очередной раз лицемерил.

– Он тебя воскресил с помощью магии?

– Да.

– Для чего же?

Безликая масса мглы, где должно было по сути находиться лицо, остановилось напротив моего собственного, полного мучительного беспокойства.

– Он велел за тобой с-с-следить, сяо-Рави.

– Зачем?

– План, – медленно проговорила Ивет. – Это всё план.

Холодок пробежался по спине – сама Смерть затеяла величайшую шахматную партию и всё гнала меня, королеву, в ловушку: уже ни пешек, ни коней, ни других фигур не осталось. Даже король оказался недосягаемым: белый проворно убегал, а чёрный скитался по клеткам в поисках убежища или спасения.

Неужели я проиграю?

Ведь с самого начала понимала, что не просто так всё затевалось, что не для самоудовольствия разогревали во мне любопытство, вели к опасностям, приводили монстров, улики, нужных людей и давали информацию ровно столько, сколько нужно было знать в тот или иной момент. Неужели Рэбэнус всё это специально подстроил для меня? Продумал до мельчайших деталей, точно знал будущее? Но тогда зачем? Чего он добивался от меня? Что я должна была сделать такого важного? Может, он и вовсе не собирался меня убивать...

Я не понимала. Ничего не понимала.

– В чём состоит этот план? – с трудом разбираясь в творящемся хаосе мыслей, выдавила я из себя.

– Результат тебя удивит, – продолжала говорить загадками Тень. – Рано или поздно ты всё узнаешь.

Возмущение возникло рефлекторно, как и всегда когда-то при Мэри.

– Спасибо, ещё одна помощница нашлась!

– Ибо этот путь ты должна пройти сама, одна.

– Здорово, – желчно фыркнула в ответ. – А то я не знала. И вообще, можешь явить своё настоящее лицо? Мне твой размытый вид приелся ещё с приюта. Бесит.

Откуда-то вдруг подул ветер: вся тьма, таившаяся в тенях и кромешной темноте большого помещения, устремилась к Ивет, пропадала в ней, как в бездне. Точно кисточками наносили яркую, живую краску: из чёрного появились первые светлые локоны, затем очертились карие глаза и лицо, плавно перешло в фигуру в простом сером платье, сделанном на манер XIX века, и закончило оголёнными ступнями, аккуратно опустившимися на деревянный пол. Ровно такая же, как и на портрете: женщина ближе к сорока лет с выражением полного превосходства и толикой помешательства.

– Красивая?

– Смотря на чей вкус, – бестактно подняла я брови.

– Сама не лучше, – чуть обиделась Тень.

Хотя уже Ивет.

Да такое в голове не укладывалось до сих пор! Не мог же человек, который умер в 1824 году, стоять передо мной полностью живой да ещё и не состарившийся! А до этого следить за мной, притворяясь моей собственной тенью!

Чертовщина какая-то.

С другой стороны, каким бы бредом всё это ни казалось, а попытать удачи на сговорчивость я всё решилась:

– Ты не знаешь, кто тогда настоящие родители Рэбэнуса?

Иронично.

Сегодня я нашла и потеряла своих, а теперь выясняла чужих... От боли хотелось выть, а лучше уткнуться в чьё-то надёжное плечо и плакать, но я не могла позволить себе такой слабости. Не могла ни сломаться, ни зарыдать, ни отвернуться от всего, ни сдаться. Не могла – и не было веских причин идти дальше, не было стимула или даже лучика света. Была лишь я – стремление оставаться всегда сильной и стойкой ради же себя самой. Плевать я хотела на спасение мира, преодоление слабостей, гибель других, сохранение собственной жизни – самым главным всегда в приоритете оставалась я.

Моя личность.

– Точно не Людвиг Донован, как ты могла подумать, – неожиданно охотно отозвалась рассказать историю Ивет, хлопнув в ладоши. – Он был моим возлюбленным, моим первым мужем, который повесился в молодости. От Людвига у меня был сын, который тоже со временем умер... мой мальчик был очень похож на него. Настолько похож, что я почти поверила в их идентичность.

– И дала ему фамилию Донован, – качнула я полупустой бутылкой, отстраняясь от собеседницы к окну. – Почему не Касс?

– Они не знали, что я выжила, – Ивет огорчённо вздохнула. – Не знали, где я, что со мной, да и не желали знать. Понимаешь, моя собственная семья не так охотно меня любила, как я их. И всё же в один момент я к ним вернулась, но уже со своим мальчиком. Мы жили сначала в мелкой деревушке, затем переехали в небольшой город, чтобы Рэб обучался в школе. Но он всегда был умнее, и уже в скором времени уехал в Лондон, учиться в институте. Там он и взял для себя фамилию Донован, за что тут же обзавёлся аристократическими корнями, клубами, вниманием...

– Но не богатством.

– Именно. Поэтому мы и явились к Кассам. Ах, представь, какой он был тогда красивый! Черноволосый, умный, воспитанный, неженатый! – женщина зажмурилась от удовольствия. – Вокруг него столько девушек прыгали, но он предложил руку и сердце никчёмной Люси, лишь бы получить богатое наследство.

– Не верю, чтобы Кассы в конце концов завещали всё ему, – вспомнила я записи дневника.

Ивет блаженно продолжала вспоминать прошлое, почти не обращая на меня внимания:

– Когда Лондон сотрясли первые убийства, никто не удивился, что и Кассы со временем попали под руку маньяка. Мой мальчик смог наконец официально присвоить себе всё имущество, а своими благородными делами и спасением короля он прославился на всю Англию.

– Именно в тот момент он и нашёл магию?

– И миры, – согласилась Тень и прямо глянула на меня.

– Как? – вырвался из груди изводивший вопрос. – Как ему далось? Я не понимаю, как или где он нашёл?

– Потерпи немного, – её желтоватые зубы показались из-за хитрой улыбки.

«Что?» – хоть и глупый вопрос, однако его отчаянно хотелось задать. Но я заставила себя промолчать, ведь знала: что-либо подробнее вряд ли услышу.

– Ладно, а зачем Рэбэнус убил моих приёмных родителей?

– Он тебе сам расскажет.

Истеричный хохот только усилием воли не оглушил ночную тишину.

– Да? Поэтому ты и пришла сегодня ко мне, чтобы передать приглашение от него? Сам он не мог явиться?

Смешно.

До чёртиков смешная драма.

Это же я должна найти Рэбэнуса, как он сам писал мне в письме, найденном в его же гробу. Специально запутывал? В его стиле.

– Не дерзи, – Ивет разозлилась, и на мгновение из её бледной кожи будто бы «вышел» дым. – Ничего не понимаешь, да ещё и постоянно нарываешься.

– Действительно, кто же в этом виноват, – огрызнулась я, скрестив руки на груди.

Женщина медленно склонила голову на бок, как кукла в фильмах ужасов, и её лицо искривил самый садисткий оскал, нечеловечески широкий и... жуткий. Глаза засветились алым – и страх вцепился в глотку.

– Что, так не получилось стать доброй?

Меня словно облили холодной водой.

О Си-ван-му...

Я забыла. Совершенно забыла. Снова. И ни разу не вспомнила за столько дней... Об общении.

О, Алестер... прости меня. Прости за всё.

«В один из осенних дождливых дней , в свои тринадцать лет, я сидела на полу, вновь в чулане, и рисовала выкройку, хотя почти и не видела её из-за нахлынувших слёз.

Сегодня я призналась в любви Алестеру.

И тот ответил взаимностью.

Тогда отчего же так горько на душе? Отчего так боязно, шатко? Бросало то в огонь, то в холод: хотелось рассказать всему миру о своём великом счастье, особенно воспитательнице Лин, но понимала , что этого делать нельзя. И вообще мальчики не должны общаться с девочками, а особенно когда они подростки. И особенно в стенах пустой комнаты...

Где мы поцеловались.

Сквозь влагу я смущённо заулыбалась. Это было так романтично! Так волнительно! Не уверена, что я сделала всё правильно, да и Алестер вёл себя так же неумело. Но от этого так тепло было на душе , так хорошо – подобного счастья я не испытывала очень давно, со времён первой сшитой рубашки на день рождения моего... возлюбленного.

Да, горячо, сильно горячо возлюбленного.

Однако я понимала , что мы не можем скрываться вечно. И даже не сможем быть вечно, ведь, как говорил Алестер, рано или поздно он может покинуть меня или я – его...

Слёзы пуще хлынули из глаз, и я даже не заметила , как дрогнула моя тень на полу. А затем она внезапно обрела реальные формы, напоминая дымчатое размытое облако с вполне различимыми очертаниями человека.

– Не плач-ч-чь...

В тот день я впервые познакомилась с Тенью. Поначалу я её остерегалась, не понимая, как могло существовать нечто подобное , мистическое, жуткое. И больше думала, что это моё разыгравшееся воображение или начавшаяся паранойя...

А затем Тень мне помогла.

Она хорошенько напугала старшую девочку, которая постоянно меня задирала. Конечно, ей никто не поверил, что существовала некая «ожившая» тень, но с тех пор я стала частенько над кем-то издеваться. И Тени это нравилось: она подпитывала мою растущую уверенность и силу, подталкивала на ещё более плохие поступки, заставляла мою настоящую страшную натуру выйти из кокона мнимой добродетельности, которую так упорно взращивал во мне Алестер.

Тот пытался всеми силами достучаться до меня. Вернуть обратно , к светлой стороне, заставить исправить ошибки .

Напомнить об обещании.

Однако то ли влияние Тени было слишком велико, то ли во мне слишком бушевали гормоны в четырнадцать лет, но я не слушалась его. Даже после множества поцелуев спустя ссор, даже после нотаций воспитательницы Лин, даже после близости с Алестером я не изменилась.

– Прошу, сяо-Рави, прошу! Опомнись!

– Я не хочу быть снова слабой! Я не хочу, чтобы со мной нянчились! Я уже взрослая, сама могу за себя постоять!

– Но не такими же жестокими способами, – Алестер мягким голосом пытался усмирить полыхающую во мне несправедливость.

– А как ещё ? Не могу я быть доброй!..

– Доброта – это самая сильная энергия на свете, самая вечная, самая настоящая и живая, а ты...

Мы крупно поссорились за два дня до того, как меня забрали из приюта.

Со мной никто не попрощался.

Сидя в коридоре, на одинокой скамейке, и дожидаясь своих приёмных родителей, я поняла все последствия своего зла. И всё больше и больше их осозновала, когда уже оказалась в Чэнду, в небольшой квартире, когда днями напролёт я всё думала о произошедшем, о себе, об Алестере и остальных, о всей своей бессмысленной жизни...

Я сбежала из нового дома спустя две недели и своим ходом добралась до приюта. Просто не выдержала разлуки, незнания и всепоглощающей вины. Хотелось прощения, тёплого дружеского плеча, объятий, поцелуев, вечности – лишь бы больше никогда не ссориться и не расставаться.

Но Алестер встретил меня крайне холодно.

– Зачем ты здесь, Равенна? Зачем?

– Я... – вся заранее подготовленная речь исчезла разом, как только я наткнулась на неприступный взгляд до смерти любимых тёмных глаз. – Я хотела извиниться...

Парень оказался всё так же непреклонен.

– Поздно. Слишком поздно, птичка.

Я рыдала. Умоляла. Молила. Кричала . Бесконечно долго плакала и раскаивалась...

Но Алестер во мне слишком глубоко разочаровался.

– Ты предала один раз. Значит, можешь предать и второй.

На место отчаяния спичкой зажглась ярость. А затем беспощадным пламенем разрослась до адского пожара – приют начал гореть не без помощи вновь появившейся Тени.

Но когда та убила воспитательницу Лин...

Я всеми силами попыталась всё прекратить, хотя с каждой секундой криков становилось всё больше , как и падающих обгорелых тел невинных детей.

– Ну же, дорогая, вкуш-ш-шай плоды своих пороков! Будь выше человечес-с-ских эмоций, выше всех! Ты же так этого хотела!

Алестер, весь в поту и в саже, смотрел на Тень остекленевшими от ужаса глазами. Я сама была воплощением страха – так тошно оказалось от собственных злодеяний, ошибок, неправильного пути, разрушения не только мира, но и себя самой.

Будь моя воля, я бы умерла в тот же миг.

– Нет, не трогай его! Прошу, не надо ! Остановись !

– А с-сама ты хоть раз ос-с-станавливалась?

Тень многоголосно рассмеялась, когда убила Алестера прямо за секунду до того, как я оказалась рядом. Безудержно рыдая, я держала его мёртвое тело в своих руках, возле полыхающего дома, до тех пор, пока сознание не кануло во тьму.

А очнулась я уже у приёмных родителей. Но ни они , ни кто-либо другой ничего не знал о пожаре... »

Колени всё же подгонулись и со стуком ударились об пол.

Сердце на последнем издыхании качало отравленную горем кровь.

Реальность терялась за толстым мутным стеклом.

Руки казались кровавыми даже спустя столько лет...

Дыши.

Просто дыши.

Я не вспоминала столь явно прошлое уже очень давно: слишком отчаянно гнала его от себя, лишь бы вновь не ощущать себя виноватой, обманутой и оставленной совсем одной. А ещё... наполненной бесконтрольной злобой на весь мир, кишащий червями и противными слизнями, но никак не приличными людьми. Ведь те всегда сбегали от ответственности, бранили заблудшие души, прекрывались собственной беспомощностью и тут же топили в яде действительно несчастных созданий. Они, эти двуногие создания, отворачивались в тот миг, когда в них нуждались сильнее всего, а затем рьяно вонзали нож в спину и обвиняли кого угодно, но только не себя. От людей я слышала лишь ложь: будучи ещё маленькой, мне часто говорили, что рвётся там, где тонко. Но я видела и сама прикладывала руку к этому: рвалось и то, что было залито бетоном, на чём клялись кровью и сердцем, и забывалось то, о чём обещали и любили.

Ивет не без удовольствия наблюдала за моими муками прогнившей души.

– А говоришь, не добьюсь от тебя очередных страданий, – рассмеялась она, запрокинув голову назад. – Такая жалкая!..

Это стало последней каплей.

Смех сменился хлюпаньем крови – я с лютой ненавистью всего за мгновение подскочила к Ивет и вонзила ножницы прямо в её шею. А затем ещё раз и ещё, в безумном исступлении повторяя одни и те же движения, но попадая то в голову, то в плечо, то в тело – искромсать, стереть, убить.

Убить, убить, убить.

Рыдать и смеяться – сумасшествие граничило с остатками здравого смысла и стирало в кровь всякое понятие о моральности. Да и к чему оно, если всегда будут существовать такие моральные уроды, как Ивет и Рэбэнус? Как Инграм и даже я? Зачем оно, это добро, если его столь мало? И никогда не хватет на всех?

Как же забавно всё же получилось! Тень, которая всячески меня изводила и заставляла убивать, погибла от руки своей же «ученицы». Ха-ха! Вот же действительно настоящая комедийная трагедия!

Браво! Просто браво!

«Ты должна научиться дарить свет самой себе».

Полоумный смех сменился на скорбящие рыдания. О Алестер! Я столько терпела, столько времени несла всё в себе! Так долго! Слишком долго! Ни один человек не вынес бы всего того, что выпало на мою изодранную душу. Ни один бы не справился с совестью, не задушил бы её и не закопал вместе со состраданием в глубокой чаще. Ни один после всего просто не выжил бы...

А я!..

Скажи мне, любимый, неужели я и вправду заслужила подобные муки? Неужели никогда не познать мне прощения за свои поступки? Неужели я обречена на вечное несчастье? И ни за что мне не стать твоей птичкой, радостной, доброй? И обрести вольные крылья...

О Алестер! Алестер!

Прости меня, любимый. Прости за всё, прошу...

Прости.

Дом опустел.

Мертвецки тихо. Что снаружи – ни души на улице; что внутри – ни единого живого; что ещё глубже – эмоции безмолвно повесились, не вытерпев постоянного надругательства. Под оболочкой некогда бесконечно сильной Равенны Вэй оказался лишь космос – наполненный всем и ничем одновременно. Бескрайний, сложный, противоречивый и такой... пустой.

Во мне ничего не осталось.

Ни-че-го.

Как заведённый, но уже ржавый механизм, я взяла бензин, спрятанный под раковиной, разлила его по всему полу, в том числе и на мёртвые тела, бросила спичку и вышла за дверь. Просто и равнодушно. Так, будто не покидала свой дом раз и навсегда.

Через полсотни ядров, пройденных по безлюдной трассе, послышался взрыв. Ещё через столько же вдалеке завизжала сирена пожарных или полицейских. Возможно, они всё же обнаружат тела и даже заподозрят, что и я мертва, но...

Как же плевать.

Рядом остановился автобус. Без раздумий я села в него, надеясь лишь как можно дальше уехать из до омерзения надоевшего города. Меня даже не смутило, откуда взялся посреди лунной ночи транспорт: прислонившись головой к холодному стеклу, я отрешённо провожала взглядом тёмные дома, звёздное небо, тусклык фонари и всё то, что когда-либо связывало меня с Равенхиллом. Всю себя.

И уснула, даже не осознав, что автобус так нигде и не остановился.

И не остановится.