Текст книги "Великое море. Человеческая история Средиземноморья (ЛП)"

Автор книги: David Abulafia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 47 страниц)

Мальта устояла, но в 1941 году британцы были побеждены в битве за Крит, хотя его стратегическая ценность для немцев была не совсем очевидна.22 Германское верховное командование имело лишь разрозненное представление о важности Средиземноморья. Немцы рассматривали Миттельмир с точки зрения Балкан. Вопрос о том, кто в долгосрочной перспективе будет контролировать морские пути, рассматривался как вопрос между Италией и Великобританией. Поскольку немецкие войска сражались вместе с итальянцами в Северной Африке, державы Оси стремились обеспечить безопасность маршрута снабжения через Средиземное море с севера на юг. Но способ, выбранный фюрером для этого, вызывал споры. Когда Гитлер решил послать подлодки в Средиземное море – опасное мероприятие, поскольку это означало прохождение Гибралтара, – адмирал Радер возразил, что это повредит немецким военным усилиям в Атлантике. Державы Оси знали, что Средиземное море открывает доступ к нефтяным запасам Ближнего Востока через Суэцкий канал, хотя было нереально ожидать, что этот путь будет быстро открыт. Но запасы нефти держав оси были на исходе; к лету 1942 года итальянский флот оказался без нефти, а немцы отказались поставлять ее, учитывая все свои другие обязательства. Поэтому Гитлер выбрал другой путь к нефти – через огромные открытые равнины России в Персию, что стало для него более разумным после начала войны с Россией в 1941 году. Это привело его армию к Сталинграду, где она остановилась, а затем потерпела крупное поражение. Растущее значение Средиземноморья застало немцев врасплох. Его реальное значение стало гораздо более очевидным, когда в ноябре 1942 года союзники, теперь уже американцы, высадились на тех же пляжах, которые французы использовали в 1830 году для вторжения в Алжир.23

Нападение на Алжир (операция "Факел") сопровождалось высадкой в Марокко и продвижением на восток к Тунису. Немцы уже были остановлены в Эль-Аламейне в июле 1942 года, а в ноябре их решительно отбросила назад армия Монтгомери "Крысы пустыни". Однако присутствие в Северной Африке вишистских командиров, в частности Дарлана, чрезвычайно осложняло ситуацию. Дарлан был заинтересован только в поддержке победившей стороны. Он считал себя наследником Петена. Он был готов сотрудничать с союзниками, какое бы презрение они ни испытывали к человеку, которого многие считали подлым предателем. Но его беспокоило, что союзники могут быть отбиты, и тогда его разоблачат как двуличного дельца. В ноябре 1942 года генерал Эйзенхауэр встретился с Дарланом в Алжире, где адмирал жил в роскошном стиле. Эйзенхауэр надеялся убедить его перебросить французский флот из Тулона в Северную Африку и присоединиться к американским усилиям. Дарлан пробормотал что-то вроде согласия, но он знал, что адмирал, командующий в Тулоне, старый соперник, не захочет этого делать, и даже французские корабли в Александрии отказались, несмотря на хорошие отношения их экипажей с британцами. Непростой компромисс позволил Дарлану остаться заместителем Петена в Северной Африке, что вызвало возмущение в Великобритании и Соединенных Штатах: Дарлана осудили как квислинга и антисемита; ведущий телеканала CBS Эд Марроу спросил: "Мы сражаемся с нацистами или спим с ними?". Затруднения Дарлана разрешились, когда в канун Рождества фанатичный монархист пробрался в правительственные учреждения в Алжире, дождался его возвращения с приятного обеда и застрелил самоуверенного адмирала.24

Борьба за господство над Средиземноморьем становилась все более ожесточенной, а успех союзников казался далеко не однозначным. В декабре 1942 года командующий войсками Виши в Тунисе передал державам Оси прекрасно оборудованную французскую военно-морскую базу в Бизерте. Тем временем в ноябре Гитлер решил покончить с разделенным статусом Франции, оккупировав территории, находившиеся под контролем Виши; Муссолини было позволено взять Ниццу в качестве своего приза, а также отправить несколько эскадрилий на Корсику, на которой они подняли итальянский флаг. Командиры Виши играли мутную роль в средиземноморской войне и политике и использовали свой неопределенный статус представителей страны, официально не находящейся в состоянии войны, чтобы колебаться между обеими сторонами. Когда союзники тайно переправили малоизвестного французского генерала Анри Жиро на подводной лодке из вишистской Франции в Алжир, они обнаружили, что он обладает всеми гордостями и предрассудками Дарлана – он не хотел быть пуделем союзников, не был заинтересован в отмене антисемитских законов, арестовывал "обычных подозреваемых" и интернировал их в концентрационные лагеря вне поля зрения союзников. Его главной надеждой было возглавить массовое наступление, чтобы освободить свою родину от унижений немецкой оккупации.25 Границы между противоборствующими сторонами были гораздо четче в Атлантике или Тихом океане, чем в Средиземном море.

III

В 1943 году политическая неразбериха в Средиземноморье еще больше усилилась. В марте союзные войска разгромили немцев под Меденином в Тунисе, и немцы Роммеля покинули Тунис. 8 мая Тунис и Бизерта пали перед союзниками вместе с 250 000 итальянских и немецких войск. Падение Туниса сделало Средиземное море более безопасным для судоходства союзников, и суперконвои из 100 кораблей теперь проходили мимо Мальты, чтобы достичь Гибралтара или Александрии – единство Средиземноморья как моря, в основном контролируемого Великобританией, было если не восстановлено, то, по крайней мере, в перспективе. В июне 1943 года король Георг VI проплыл по открытому морю из Триполи на Мальту, где его встретили массы ликующих мальтийцев. Цель заключалась не только в том, чтобы поднять моральный дух мальтийцев, но и в том, чтобы показать всей империи, что Великобритания неумолимо продвигается к окончательной победе.26

Для стран Оси были и другие мрачные новости. Греция погрузилась в гражданскую войну, а в Югославии нарастало сопротивление.27 В странах Оси росло подозрение, что Сардинию хотят использовать в качестве пункта сбора для массированного вторжения союзников в Европу через южную Францию; Кальяри дорого заплатил за эту дезинформацию, и следы бомбардировок союзников видны там до сих пор. Реальный вопрос заключался в том, была ли средиземноморская Франция или Италия (по выражению Черчилля) "мягким подбрюшьем" Европы Оси. В июне 1943 года союзники захватили свой первый кусок Италии: небольшой, но стратегически важный остров Пантеллерия к западу от Мальты, где 12 000 деморализованных итальянских войск погибли под интенсивными бомбардировками.28 Когда в июле союзники, опровергнув прежние ожидания, высадились на Сицилии, специальное заседание Большого фашистского совета ополчилось против Муссолини. На следующей аудиенции у короля Виктора Эммануила его не попросили уйти в отставку – ему сообщили, что его уже заменил фельдмаршал Бадольо, а при выходе из дворца Квиринале его затолкали в полицейский фургон и поместили под арест. Несмотря на то что направление деятельности правительства Бадольо было неясно, немцы начали наращивать свои силы в Италии, ожидая того дня, когда союзные войска перейдут на материк. 22 июля Палермо был занят американцами под командованием генерала Паттона; к тому времени, когда 17 августа союзники прибыли в Мессину, город был превращен в руины, а 60 000 немецких и 75 000 итальянских войск бежали. Итальянцы не хотели продолжать войну, и их настроение совпадало с настроением нации; в начале сентября Бадольо удалось уговорить подписать соглашение о перемирии с союзниками. Когда немецкие самолеты разбомбили итальянский линкор "Рома", что привело к многочисленным жертвам, итальянский флот отплыл на Мальту, передав гордость своего флота Великобритании. Большая гавань в Таранто была с готовностью уступлена союзникам. С другой стороны, ситуация на островах была более запутанной. Британским войскам удалось занять небольшие острова Додеканеса; в Кефалонии немцы безрассудно убили 6 000 итальянских солдат; на Корсике царил полный хаос, поскольку немцы, итальянцы, свободные французы и корсиканские бойцы сопротивления претендовали на части острова.29 Капитуляция Италии, таким образом, внесла новую неопределенность во все Средиземноморье.

Первые попытки союзников закрепиться в Италии в конце 1943 года увенчались неожиданной высадкой огромного количества союзных войск в Анцио, к югу от Рима. После этого союзникам пришлось бы с боями пробиваться по остальной части полуострова; политическая ситуация в Италии осложнилась бегством Муссолини и его согласием на создание "Итальянской социальной республики" на севере, находившемся под контролем нацистов. Несмотря на медленный прогресс, свободные французы (что неудивительно) и американцы стремились продолжить высадку на юге Франции, чтобы уравновесить высадку союзников в Нормандии в июне 1944 года: Тулон перешел к союзникам 26 августа, раньше, чем они считали возможным, и это высвободило силы для атаки на Марсель, который был разгромлен 28 августа.30

Вскоре мысли переключились на будущее Средиземноморья после поражения Германии. В число актуальных вопросов входили Палестина, Югославия и Греция, где коммунистическое восстание начинало раздирать страну на части. В октябре 1944 года Черчилль был в Москве и изложил Сталину позицию Великобритании: Британия "должна быть ведущей средиземноморской державой". Сталин понял, в чем дело, и с пониманием отнесся к трудностям, с которыми столкнулась Британия, когда немцы помешали ее транзитным маршрутам через Средиземное море; он даже заверил Черчилля, что не будет раскачивать лодку в Италии. Это объяснялось тем, что Сталин был в первую очередь заинтересован в том, чтобы добиться согласия Великобритании на советское господство в славянской Европе, включая Сербию.31 Еще не наступил момент, когда русские могли бы подтвердить свои притязания на роль средиземноморской державы.

Раздробленное Средиземноморье, 1945-1990 гг.

I

Победа союзников над Германией во Второй мировой войне, как и в Первой, оставила в Средиземноморье неспокойную обстановку. После того как Греция вышла из гражданской войны с прозападным правительством, на Кипре, где вновь набирало силу движение, призывавшее к энозису, объединению с Грецией, раздавались все более громкие раскаты. Именно потому, что греки встали на сторону Запада, а Турция осталась в стороне от войны, в конце 1940-х годов Соединенные Штаты стали рассматривать Средиземноморье как передовую позицию в новой борьбе с растущей мощью Советского Союза. Явной темой стала защита демократии от коммунистической тирании.1 Реализм Сталина не позволил ему поддержать коммунистический мятеж в Греции, но он стремился найти способы получить свободный доступ к Средиземноморью через Дарданеллы. В Лондоне и Вашингтоне по-прежнему опасались, что советские союзники утвердятся на берегах Средиземного моря, поскольку лидер партизан в Югославии Тито на последних этапах войны разыгрывал нужные карты и даже заручился поддержкой британцев. Кроме того, итальянцы потеряли Задар вместе с военно-морской базой в Которе и кусками Далмации, которые они с жадностью приобрели во время войны, а Албания после мучительного периода сначала итальянской, а затем немецкой оккупации восстановила свою независимость под руководством коммунистического лидера Энвера Ходжи, получившего образование в Париже, чья бескомпромиссная позиция привела его страну в еще большую изоляцию.

Придя к власти, Ходжа воображал, что его страна станет частью братского союза социалистических наций, наряду с возрожденной Югославией Тито и Советским Союзом. Тесные связи с югославами были скреплены экономическими пактами, которые свидетельствовали о надежде Тито втянуть Албанию в югославскую федерацию. У Ходжи были другие устремления, и, по его мнению, право Албании защищать каждый квадратный дюйм национальной территории распространялось и на воды у албанского побережья: канал Корфу, долгое время служивший водным путем, соединявшим Грецию с Адриатикой, был заминирован, чтобы предотвратить иностранные вторжения. Британия решила направить через канал военные корабли, заявив о своем праве охранять Средиземное море от имени всех стран мира. 22 октября 1946 года два британских военных корабля, проходившие вблизи Саранде, албанского порта к северо-востоку от Корфу, нарвались на мины, и сорок четыре моряка погибли.2 Кто поставил мины – вопрос спорный; последующее прочесывание канала показало, что те, что остались в воде, были без ржавчины и смазаны, хотя и не были совсем новыми, и есть сильное подозрение, что они были поставлены флотом Тито по поручению Ходжи. У албанцев не было ни одной лодки, пригодной для установки мин.3 Ходжа не принес никаких извинений и указал пальцем на греков – весьма маловероятных виновников. На этом попытки установить дипломатические отношения между Великобританией и Албанией Ходжи закончились. С другой стороны, Тито обиделся на советские попытки рассматривать Югославию как сателлита, отказав Советскому Союзу в военно-морских базах в Далмации, которых он так жаждал.

На бумаге британское влияние в Средиземноморье было по-прежнему сильным: Ливия была отобрана у Италии и передана под британский мандат, хотя обедневшая в результате войны Британия стремилась избавиться от страны как можно скорее. Американцам был предоставлен в полное пользование огромный комплекс авиабаз в Вилус-Филд, за пределами Триполи, что означало, что они получили от Ливии больше, чем британцы – разведка нефти началась только в конце 1950-х годов.4 Но неспособность британцев определять будущее Средиземноморья наиболее ярко проявилась в кризисе в Палестине, где обязательные британские власти уже не могли сдерживать насилие между евреями и арабами, а британские войска все чаще становились мишенью для экстремистских группировок.5 Американский министр обороны Джеймс Форрестал был одержим идеей использования Средиземноморья в качестве передовой позиции против Советского Союза, но он также был одержим Палестиной и, более того, евреями, и утверждал, что американским интересам в Средиземноморье наносят смертельный ущерб те в Америке, кто давил на президента Трумэна, чтобы тот поддержал создание еврейского государства в Палестине. Он считал, что это оттолкнет других, например, арабские государства, сотрудничество с которыми было жизненно необходимо, если Соединенные Штаты хотели создать военно-морские базы в Средиземноморье. Было также очевидно, что Сталин использовал Палестину в своих целях, сначала поощряя восстание, а затем, в мае 1948 года, подстрекая Соединенные Штаты признать государство Израиль, которое было немедленно снабжено оружием из его сателлита – Чехословакии. Разногласия по таким вопросам раздражали президента, который уволил Форрестала в 1949 году; вскоре после этого Форрестал, страдавший депрессией, покончил с собой.6

В условиях Средиземноморья значение Израиля было не только демографическим, но и политическим. Мы видели, как жители Яффо, крупнейшего арабского города в Палестине, разбежались еще до того, как город пал перед Хаганой, будущей армией Израиля. Другим важным портом была Хайфа, смешанный город арабов и евреев, население которого в начале 1948 года составляло около 70 000 арабов. К концу войны за независимость в городе оставалось не более 4 000 арабов. Обстоятельства неизбежно были очень запутанными: некоторые арабские лидеры рано отказались от борьбы и уехали в апреле 1948 года, деморализовав тех, кто остался; арабское высшее командование, похоже, хотело, чтобы арабы уехали, опасаясь, что их могут использовать в качестве заложников после того, как британцы окончательно покинут Палестину в мае; Хагана обстреливала город, вызывая панику и бегство под огнем в Акко и Бейрут. Целью бомбардировок было подтолкнуть арабских лидеров в Хайфе к быстрой капитуляции. Против такой жесткой политики выступали некоторые еврейские лидеры, утверждавшие, что будущее города должно быть совместным делом евреев и арабов. Еврейская делегация отправилась в арабские кварталы Хайфы, призывая людей не уезжать, а британская военная разведка отметила, что "евреи прилагали большие усилия, чтобы предотвратить массовую эвакуацию, но их пропаганда, похоже, имела очень незначительный эффект".7 По мере распространения новостей об эвакуации другие арабы начали покидать районы, на которые наступала Хагана: прежде всего Яффу, а также города внутренней Галилеи. В одном из отчетов Хаганы говорилось о "психозе бегства", который усугублялся сообщениями о выселении из деревень в глубине страны.8

Если в начале двадцатого века еврейские поселенцы руководствовались сионистскими идеалами, то большинство поздних поселенцев руководствовались поиском убежища до, во время и после нацистских преследований евреев. Британские ограничения на иммиграцию с 1938 года были обусловлены неустанным противодействием арабских лидеров и делали убежище труднодоступным. Яростная враждебность арабов к еврейскому государству не ограничивалась одной Палестиной и имела любопытный эффект, который привел к увеличению численности населения Израиля, поскольку с 1948 года набирал обороты новый исход евреев из арабских земель. В течение дюжины лет еврейские общины Средиземноморья были в значительной степени сосредоточены в Израиле. В Северной Африке создание Израиля привело к антиеврейским беспорядкам, что вызвало постоянный отток сотен тысяч евреев из Марокко, Алжира, Туниса и Ливии, хотя более состоятельные и вестернизированные семьи часто избегали Ближнего Востока ради Франции или Италии. Таким образом, существовал как поток евреев с юга на север, так и с запада на восток. К 1967 году единственным крупным центром еврейского населения в Средиземноморье, помимо Израиля, стала южная Франция, образовавшаяся в результате миграции из Северной Африки. В остальном, 1 900 лет средиземноморской диаспоры внезапно обернулись вспять.

Именно сейчас Великобритания, Франция и Италия начали терять контроль над своими владениями в восточном и южном Средиземноморье. Ливанцы уже начали выступать за независимость от Франции в 1943 году (не самый лучший момент), но в 1946 году была принята любопытная конституция, гарантирующая права как христиан, так и мусульман; вместе с независимостью пришел экономический бум, поскольку Бейрут с его вестернизированным укладом стал главным портом и банковским центром в арабском Леванте. В Египте разрыв с прошлым принял другую форму: в 1952 году группа офицеров арабской армии захватила власть, а король Фарук отправился в изгнание, что стало первым этапом распада смешанного общества Александрии, которым слишком пышно управляла его династия. Волнения во французском и испанском Марокко, Алжире и Тунисе оказывали дополнительное давление на колониальные державы. Прямой британский контроль сужался до линии от Гибралтара через Мальту к Кипру и Суэцкому каналу. Это имело меньшее значение, чем могло бы иметь в годы войны; Индия получила независимость через два года после окончания войны, и, даже с учетом удержания Малайи, Сингапура и Гонконга, военно-политическое значение Суэца снижалось. Все это означало, что надежды Черчилля на восстановление британского господства над Средиземноморьем теряли актуальность при одном условии: если Советский Союз все-таки не найдет себе союзников в Средиземноморье. К 1956 году он именно это и сделал.

II

Революция, свергнувшая короля Фарука, вызвала новые опасения. Новый египетский лидер Гамаль Абдель Насер начал представлять себя в арабском мире как фигуру, которая восстановит самоуважение арабских наций (это сопровождалось стандартным настаиванием на том, что все они в конечном итоге являются единой панарабской нацией). Несмотря на то что в 1954 году Насер поощрял закулисный диалог с Израилем, ни одна из сторон не доверяла другой, и нерешительные попытки сближения переросли во враждебность.9 Британия и Франция согласились вывести войска из зоны канала в 1954 году, и их не должна была сильно удивить речь Насера в Александрии в июле 1956 года, в которой он объявил о национализации канала; возможно, больше всего их обеспокоил тот резкий тон, в котором он осуждал колониальные державы. Британский премьер-министр Энтони Иден решил, что перед ним «Гитлер на Ниле». За этими страхами скрывались другие, глобальные опасения: когда Соединенные Штаты отказались от поддержки строительства Асуанской плотины, которая должна была принести Египту процветание, Насер обратился к Советскому Союзу. Опасность того, что он может предложить своему новому союзнику военно-морскую базу в Средиземноморье, нельзя было игнорировать.

Британцы и французы полагали, что египтяне не справятся с управлением каналом, а израильтяне все больше стремились показать, что египетские обстрелы поселений в Негеве и набеги на Израиль арабских федаинов из оккупированной египтянами Газы должны быть остановлены силой. В октябре 1956 года Насер построил свою армию в Газе и начал язвительные словесные нападки на Израиль, угрожая стереть его с лица земли – тем самым еще больше подняв свой престиж в арабском мире.10 На тайной встрече под Парижем в октябре 1956 года премьер-министр Израиля Давид Бен Гурион призвал Францию и Великобританию объединить усилия против Египта, изложив несколько фантастических идей о рестабилизации Ближнего Востока с дружественным христианским Ливаном, полуавтономным Западным берегом под защитой Израиля и британским господством в Иордании и Ираке. Британский министр иностранных дел Селвин Ллойд считал, что все это слишком амбициозно, и по-прежнему верил, что "челюсть-челюсть" лучше, чем война-война, если только Насер прислушается. С другой стороны, если война все-таки будет, то, настаивал он, ее целями должны быть "завоевание зоны канала и уничтожение Насера". Если Израиль нападет на Египет, французы и британцы вмешаются, чтобы защитить канал и дать им возможность вновь занять утраченное, но открыто встать на сторону Израиля не было никакой возможности.11

Так была подготовлена сцена для великого фиаско, которое возвестило миру о конце британской и французской власти в Средиземноморье. Израиль напал на Египет, быстро захватив Газу и Синай; британские и французские войска высадились в зоне канала, якобы для защиты канала и разделения воюющих сторон; но неодобрение президента Эйзенхауэра привело к досрочному завершению кампании, и Израилю пришлось уйти с Синая, добившись лишь обещания свободного доступа по Красному морю до Эйлата (но не через Суэцкий канал) и молчаливого согласия на прекращение рейдов федаинов, поощряемых Египтом. Насер выглядел сильнее, чем когда-либо, в то время как Иден продержался на посту премьер-министра всего несколько месяцев. Европейские опасения по поводу эксплуатации канала оказались беспочвенными, но кризис потряс старого хозяина Средиземноморья до глубины души.12 В последующие одиннадцать лет советское влияние в Египте значительно возросло, как и в Сирии, которая на короткое время была объединена с Египтом в "Объединенную Арабскую Республику". СССР снабжал Насера "советниками", а египетские ругательства в адрес Израиля становились все более безвкусными, включая множество антисемитских карикатур в контролируемой правительством прессе.

Риторика Насера, направленная против Израиля, хорошо работала как средство утверждения его господства в арабском мире, но он увлекся собственными словами, когда толпы людей по всему Ближнему Востоку собрались, чтобы похвалить его и осудить Израиль. К началу лета 1967 года он обещал морскую блокаду Израиля, но в Красном море, а не в Средиземном.13 Превентивный удар Израиля 5 июня всего через шесть дней привел к оккупации Газы, Синая, Голанских высот и (после того как король Иордании Хусейн совершил ошибку, приняв в ней участие) иорданских частей Палестины. В результате Суэцкий канал был заблокирован на десять лет, став линией фронта противоборствующих израильской и египетской армий, которые затем вели войну на истощение на его берегах, пока египтяне не начали внезапное нападение в октябре 1973 года – войну Йом-Киппур, – целью которой на этот раз было не "сбросить Израиль в море", а, что более реалистично, вернуть Синай. Несмотря на первые успехи, египтяне в конце концов были оттеснены за канал, и потребовалось четыре года, чтобы начались серьезные мирные переговоры после смелого решения президента Садата войти в логово льва и выступить перед израильским парламентом, за что он вскоре поплатился своей жизнью. После этого канал был вновь открыт для судоходства всех стран, включая, наконец, Израиль. Но вторым результатом Шестидневной войны стало ужесточение советского отношения к Израилю; во время войны советский блок, помимо непредсказуемой Румынии, окончательно разорвал дипломатические отношения с Израилем – шаг, призванный получить одобрение в арабском мире и подчеркнуть, что друзьями Израиля являются буржуазные капиталистические державы – Великобритания, Франция и, прежде всего, Соединенные Штаты. Война Йом-Киппур действительно носила характер марионеточной войны между Советским Союзом и Соединенными Штатами: Советы поставляли большое количество оружия египтянам и сирийцам, а американцы переправляли вооружение через базы США на Азорских островах. Дополнительную беду Советскому Союзу принесла поддержка агрессивных палестинских радикалов, некоторые из которых, например, Народный фронт освобождения Палестины, удобно устроились в Дамаске, где провозглашали свою версию марксистских доктрин.

III

Вступление СССР в средиземноморскую политику не было простым. Сталин согласился с тем, что Италия и Греция останутся в западной сфере, и в 1952 году Греция и Турция были втянуты в новый альянс, созданный Соединенными Штатами, Британией и Францией тремя годами ранее, – Организацию Североатлантического договора (неправильное название для организации, в которую также входила Италия). Но НАТО рассматривало Средиземноморье как линию фронта против советской экспансии: и Франция с ее североафриканской империей, и Великобритания с ее базами в Гибралтаре, на Мальте и Кипре были средиземноморскими державами. А у Соединенных Штатов, все еще присутствовавших на базе Вилус Филд в Ливии, были свои представления о том, как защитить Средиземноморье от советских амбиций. В 1952 году Шестой флот США посетил восемь испанских портов, включая Барселону и Пальму-де-Майорку, тем самым принеся генералиссимусу Франко респектабельность, пока он все еще весело отправлял врагов режима на тот свет. Хотя вступление Испании в НАТО пришлось ждать смерти диктатора в 1975 году, Соединенные Штаты начали создавать военно-воздушные базы на территории Испании задолго до этого.

В 1950-е годы Франция все чаще смотрела в сторону Средиземноморья. Отчасти это было связано с тем, что центр тяжести в Европе теперь, как никогда ранее, находился в Северной Европе: создание Европейского экономического сообщества в 1957 году рассматривалось не только как инструмент для развития экономического сотрудничества, но и как средство предотвращения нового конфликта между Францией и Германией. Присоединение Италии, казалось, придало ЕЭС средиземноморское измерение, но это не стоит преувеличивать: Италия получила право на вступление благодаря Милану и Турину, промышленным городам вдали от Средиземноморья, и в течение первых пятнадцати лет существования ЕЭС она была самым бедным государством сообщества, с нищим югом, страдающим от низкой грамотности, сельскохозяйственной отсталости и отсутствия индустриализации.14 Еще одно свидетельство отхода от Средиземноморья можно найти в непростой истории французской деколонизации. Франция уступила сначала автономию, а затем независимость проблемным марокканцам и тунисцам, а затем вообразила, что сможет удержать Алжир, северное побережье которого было включено в состав метрополии. И без того жестокая война между французскими войсками и националистическим Фронтом национального освобождения осложнилась вмешательством активистов организации "Секундная армия", которые боролись как с алжирскими националистами, так и с французским правительством, защищая, по их мнению, французские интересы в Алжире. Алжирский вопрос всколыхнул общественное мнение и французскую политику. Генеральский переворот, приведший к свержению Четвертой республики и приходу к власти генерала де Голля в 1958 году, начался с того, что французские поселенцы в Алжире заняли правительственные здания в Алжире; он продолжился высадкой войск на Корсике. Де Голль пришел к власти, утверждая, что Алжир должен остаться французским, но вскоре он признал, что это невозможно, и несколько его сослуживцев-генералов решили, что он предал их дело, и организовали против него заговор. Не обращая внимания на эти угрозы, де Голль в 1962 году отпустил Алжир. Последствия были предсказуемы: очередное массовое перемещение населения. Тех европейцев, которые еще не покинули Алжир, подтолкнула к этому "резня в Оране" 5 июля 1962 года: в день обретения страной независимости европейский квартал Орана подвергся набегу националистов, которые убили спорное число людей (по самым скромным оценкам, около 100), но добились своей цели – отпугнули сотни тысяч европейцев. Французские войска, все еще находившиеся в Оране, остались в стороне, получив приказ сохранять нейтралитет. За несколько месяцев до и после провозглашения независимости из Алжира уехало около 900 000 французов, включая потомков поселенцев и алжирских евреев, причем огромное количество осело на юге Франции. За ними последовала волна коренной алжирской иммиграции, а также иммиграции из Марокко и Туниса, преобразовавшая сердце Марселя и других городов. Вместо того чтобы создать новую конвивенцию, присутствие кишащего североафриканского населения вызвало уродливые ксенофобские настроения на юге Франции, усугубленные воспоминаниями о терроризме НФО.

Британия тоже столкнулась с настоятельными требованиями независимости от своих средиземноморских владений. Перед мальтийцами стояли три варианта: присоединиться к Италии – идея, модная до войны, но немыслимая после осады; укрепить связь со своим хозяином путем объединения с Великобританией; получить независимость. Второй вариант получил широкую поддержку, но стало очевидно, что Королевский флот все меньше использует мальтийские верфи, поскольку Британия сократила свое присутствие в Средиземноморье, и к 1964 году движение за независимость победило, хотя Мальта еще на десять лет сохранила королеву Елизавету в качестве главы государства и осталась в составе Содружества. Позднее, при социалистическом правительстве Дома Минтоффа, Мальта будет гордиться своим внеблоковым статусом и искать союзников в регионе, включая крайне непредсказуемого полковника Каддафи, захватившего власть в Ливии в 1969 году. Острову досталось странное наследие: рыба с картошкой, липкие булочки и английский язык, правда, теперь на втором месте после мальтийского. Сменявшие друг друга мальтийские правительства оставались с головной болью, поскольку было непонятно, как можно выгодно использовать активы Большой гавани без присутствия британского флота. Внеблоковый статус острова означал, что советский флот не мог рассчитывать на большую выгоду от Мальты, но китайцы начали видеть возможность, поскольку их отношения с СССР ухудшились до идеологического обзывательства. Между крошечной Мальтой и огромной Народной Республикой были торжественно установлены дипломатические отношения, а китайцы вложили средства в модернизацию мальтийских сухих доков. С другой стороны, до конца 1970-х годов Китай пользовался доступом к военно-морским объектам в Албании, своем единственном близком европейском союзнике, который теперь с удовольствием отказывает "ревизионистским социал-фашистам" из Москвы.15