Текст книги "Великое море. Человеческая история Средиземноморья (ЛП)"

Автор книги: David Abulafia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 47 страниц)

Александр вскоре оставил Египет позади, с триумфом пройдя через Персию в сторону Индии, и умер в Вавилоне через восемь лет после основания Александрии, в возрасте всего тридцати двух лет.6 Его мечта о создании эллино-персидской империи, объединяющей высокие культуры двух великих народов, также умерла, и его империя была разделена между тремя соперничающими генералами – в Македонии и Греции, Сирии и на Востоке, а также в Египте. Именно династия полководцев, возглавивших Египет, воплотила в жизнь его мечту об основании великого города на краю Египта. Птолемей I Сотер («Спаситель») взял на себя власть фараона, соединив эллинские и египетские представления о власти и управлении; статуи Птолемеев изображали их в традиционном стиле фараонов (с некоторыми уступками греческим прическам), а храмы египетским богам они строили в архаичном египетском стиле.7 Для Птолемеев стало обычным делом жениться на своих сестрах, как это издавна делали фараоны, что не понравилось грекам. Но Александрия также стала одним из самых оживленных центров возрожденной греческой культуры, которая распространилась по всему Средиземноморью. Отличительной чертой «эллинистической» культуры является то, что она не была уделом греков; эллинистические стили искусства достигли Карфагена и Этрурии, а эллинистические идеи захватили евреев, сирийцев и египтян. Эллинистическая культура часто рассматривается как демотическое унижение классической культуры древних Афин, характеризующееся яркими стилями искусства и архитектуры – своего рода древнегреческое барокко. Тем не менее именно эллинистический мир, и в частности Александрия (а не сама Эллада), породил некоторые из самых известных имен в греческой науке и культуре: математика Евклида, изобретателя Архимеда, комика Менандра, за которыми в ранний римский период последовали александрийский еврейский философ Филон и врач Гален. Александрия сыграла важнейшую роль в распространении этой новой, открытой, версии греческой культуры по всему Средиземноморью; она стала маяком средиземноморской культуры.

Особенно поразительным было сочетание инноваций и традиций в религиозной политике Птолемеев. Первые Птолемеи были людьми необычайно амбициозными, энергичными и любознательными, открытыми для многих культур и дальновидными в управлении египетской экономикой. Именно они, а не Александр Македонский, превратили Александрию в оживленный город, которым она стала. Птолемей I Сотер (ум. 283/2) и Птолемей II Филадельф (ум. 246) привлекли в Александрию смешанное население, состоявшее из греков, сирийцев, египтян и евреев. Многие из евреев прибыли в качестве верных солдат, сильно увлеченных Александром Македонским; "Александр" навсегда осталось любимым именем среди евреев. Разумеется, у них был свой особый культ, и Птолемеи не хотели вмешиваться в него; значительный район восточной Александрии, известный как Дельта, стал центром еврейской активности, и появилось первое крупное еврейское поселение на берегах Средиземного моря. Древние израильтяне были в основном сельским народом, не имевшим выхода к морю, и их теснили филистимляне и другие народы, жившие вдоль побережья. По этой причине до сих пор они не занимали заметного места в истории Средиземноморья. Но с основанием Александрии еврейские верования и культура начали медленно распространяться по Средиземноморью. Филон подчеркивал роль Моисея как законодателя и этическую ценность божественных заповедей, переданных Моисеем. Сочетание мощного этического послания со структурированной системой закона, а также интеллектуальная привлекательность монотеизма привели к тому, что в течение следующих нескольких столетий иудаизм приобретал все большее число новообращенных и сочувствующих. Позднее еврейская традиция охарактеризует эту эпоху как эпоху противостояния, часто насильственного, между эллинизмом и иудаизмом, кульминацией которого стало восстание Маккавеев против селевкидских правителей Сирии и Палестины во втором веке до нашей эры. Однако эти правители не смогли поддержать традицию уважения к иудаизму, которую так хорошо понимали их соперники Птолемеи в Египте: Селевкиды пытались подавить еврейские обряды, такие как обрезание, и принести языческие жертвы в Храме. Праздник Ханука, посвященный еврейскому восстанию, стал восприниматься как праздник решительного отказа от эллинского пути. Восстание, конечно, дало толчок антиэллинским настроениям, но сами эти настроения показывают, насколько эллинизированными стали большинство евреев – их критиковали за посещение игр и изучение греческой философии. Греческий, а не арамейский (язык евреев Палестины), был настолько распространен среди александрийских евреев, что, как мы увидим, была подготовлена греческая версия Библии. Более того, в первые два века существования Александрии греки и евреи жили бок о бок в гармонии. Евреи чтили память Птолемеев в посвятительных надписях своих многочисленных синагог, громко восхваляя династию и не уступая утверждениям языческих храмов о том, что Птолемеи были "божественными".8

Остальному населению, особенно грекам, Птолемей I предложил новый культ – бога Сараписа. Сарапис был частично египетского происхождения, представляя собой слияние бога-быка Аписа и воскресшего бога Осириса (отсюда, собственно, и название – [O]sir-apis). Но Сарапис приобрел и многие черты греческих богов: элементы Диониса, Зевса и – параллельно с атрибутами Осириса – даже Аида, бога подземного мира. Он также был связан с греческим богом врачевания Асклепием. Его часто изображали с мерой зерна на голове, что означало его связь с плодородием Египта и его растущей торговлей зерном. Таким образом, эта эклектичная фигура могла быть представлена как в греческом, так и в египетском стиле.9 Когда Птолемеи возвели большой храм Сараписа, Сарапейон или Серапей, на предполагаемой родине бога в Мемфисе, он был украшен скульптурами, которые были описаны как "чисто греческие", хотя Серапей в Александрии был окружен сфинксами в египетском стиле, несколько из которых сохранились до наших дней. Сарапис оказался популярным в Александрии: "Операция по созданию нового божества, хотя она и кажется нам странной, вероятно, не была такой в то время".10 Ведь греки не считали своих богов исключительно эллинскими и могли смириться с тем, что они проявляются в разных обличьях у разных народов. Таким образом, изобретение Сараписа стало частью процесса, в ходе которого египетские боги были адаптированы для греческих наблюдателей. Греки спрашивали не "Чем ваши боги отличаются от наших?", а "Чем ваши боги похожи на наших?". Эклектичный характер Сараписа также отражал ощущение того, что между двенадцатью олимпийскими богами не существует резких границ, и что их персонификация (например, в произведениях Гомера) была способом придать смысл огромному нагромождению божественных атрибутов, что также иногда выражалось в превращении Сараписа в старшего среди троицы греческих или египетских богов. Кульминацией этого стали более поздние попытки представить Сараписа как единого истинного Бога Вселенной, вступая в открытую конкуренцию с христианами Александрии.11

II

Вторым важным нововведением при Птолемеях I и II стало строительство великого маяка на острове Фарос; слово «фарос» сохранилось в греческом, латинском и романских языках с простым значением «маяк». Его сразу же причислили к великим чудесам света, наряду с Колоссом Родосским, о котором мы еще расскажем: оба эти памятника провозглашали славу городов, в которых они стояли, но также подчеркивали, что эта слава была в значительной степени основана на торговле. Маяк был частью ранних планов Александрии; работы над ним начались в 297 году до н. э., а строительство продолжалось до 283 года. Частично он был построен из необходимости: мели лежали близко к берегу, невидимые ночью и трудно отслеживаемые днем. Для того чтобы город мог реализовать свой потенциал в качестве центра торговли по всему Средиземноморью, необходимо было сделать подходы к Александрии более безопасными. Массивное сооружение, заказанное Птолемеями, возвышалось над волнами на 135 метров (440 футов); здание было построено на трех уровнях, самая нижняя часть квадратная, сужающаяся кверху до платформы, на которой стояла восьмиугольная башня, увенчанная круглой колоннадой, с массивной статуей Зевса на самом верху. Большие зеркала отбрасывали свет на много миль в море – по самым скромным подсчетам, на сорок миль. Как маяк освещался, остается загадкой. Несмотря на то, что части конструкции были использованы в гораздо меньшей, но впечатляющей мамлюкской крепости, построенной на этом месте в конце XV века, и несмотря на то, что значительные фрагменты маяка были обнаружены в ходе подводных раскопок, точный вид и принцип работы Фароса остаются неустановленными.

Строительство маяка и всей Александрии стало возможным только потому, что Птолемеи получили контроль над огромными ресурсами. Их достижение заключалось не только в использовании этих ресурсов, но и в их увеличении по мере того, как Александрия развивала свою торговлю. На самом деле некоторые наблюдатели настаивали на том, что богатство Александрии было получено, по крайней мере, в той же степени из египетских внутренних районов, что и из Средиземноморья: географ Страбон утверждал, что "импорт в город по каналам значительно превышает импорт по морю, так что озерная гавань была намного богаче морской", хотя он писал спустя несколько веков после золотого века Птолемеев I и II, в начале I века нашей эры.12 Город смотрел в две стороны, связывая Египет со Средиземноморьем, как никогда прежде; а связи за пределами Средиземноморья – через Красное море в Индию – обеспечили Александрии роль главного перевалочного пункта между Индийским океаном и Средиземноморьем, которую она сохраняла с небольшими перерывами на протяжении двух тысячелетий. Птолемеи обладали острым чувством того, как поддержать бодрость александрийской и египетской экономики. Они знали, что контроль над морскими путями зависит не только от Александрии. Они упорно работали над тем, чтобы подчинить себе города Финикии, ценой конфликта со своими соперниками Селевкидами. Если бы они хотели сохранить эффективный флот, им пришлось бы распространить свой политический контроль далеко от Египта, на земли, богатые древесиной: Кипр, Ливан и южную Анатолию; в равной степени, без такого флота они не смогли бы удержать эти земли.13 Началась военно-морская гонка, причем росли не только размеры египетского и сирийского флотов, но и размеры их кораблей. В IV веке обе стороны иногда могли мобилизовать более 300 кораблей, а финикийские верфи превратили кедры Ливана в значительный флот для царей Селевкидов; при Птолемее II флот из 336 военных кораблей включал 224 квадриремы, триремы и более мелкие суда, но в него также входило множество кораблей-монстров – 17 квинквиремов и еще более крупные суда, определяемые по предполагаемому количеству гребцов на каждом берегу: 5 "шестерок", 37 "семерок", 30 "девяток", 14 "одиннадцаток" и так далее до 2 больших "тридцаток". Позже Птолемей IV Филопатор (ум. 204 г.) построит "сорок", который, возможно, был огромным катамараном.14 Действительно ли эти названия отражают количество гребцов, или это просто способ указать на "еще больший размер, чем последний большой корабль", – вопрос спорный. Сорок" Птолемея IV никогда не вступал в бой и, вероятно, не был пригоден для этого; с другой стороны, он в полной мере демонстрировал богатство и великолепие греческих фараонов Египта. Его длина составляла более 130 метров, ширина – более 16 метров, а экипаж насчитывал 4 000 гребцов и более 3 000 морских пехотинцев и вспомогательных членов экипажа. Для того чтобы просто обеспечить такой корабль продовольствием и водой, потребовалась бы небольшая флотилия судов снабжения.15 Однако огромные размеры не сводились только к демонстрации. Корабельный таран II века до н. э., найденный под водой недалеко от Атлита в Израиле, имеет длину 2¼ метра и весит 465 килограммов.16

Помимо древесины для флота, Птолемеям нужно было найти источники золота, серебра, олова и железа, последним из которых Египет, как ни странно, пренебрегал в течение долгих веков, когда хетты, филистимляне, греки и карфагеняне с энтузиазмом делали оружие и орудия труда из железа. Возможно, это было связано с тем, что почва Египта после разливов Нила была настолько сговорчивой, что не было необходимости в тяжелых плугах, обутых в железо. С другой стороны, в стране существовала процветающая металлургическая промышленность, и экспорт золотых, серебряных и бронзовых изделий стал одной из сильных сторон Александрии, наряду с экспортом текстиля, керамики и – особая специализация – стекла.17 Папирус был еще одной египетской специальностью, которая пользовалась спросом в соседних странах еще в эпоху Венамуна, в XI веке до н. э.; теперь египетский папирус все шире распространялся по Средиземноморью. Одним из самых горячих рынков для этих товаров был Карфаген, который использовал птолемеевский весовой стандарт для своих монет; Карфаген был ценен для Птолемеев тем, что через него шло испанское и сардинское серебро.18 Также были тесные отношения с Родосом, который в III веке до н. э. был таким же важным центром торговли, как и Александрия. Таким образом, Александрия стала одним из главных деловых центров всего Средиземноморья; ее сила заключалась не только в выдающихся достижениях первых Птолемеев, но и в том, как она быстро интегрировалась в эллинистическую торговую сеть.

Один из управляющих царя Птолемея II, по имени Аполлоний, фигурирует в ряде папирусов из египетской пустыни. Среди них – корабельный манифест середины III века до н. э., в котором записан груз, отправленный для семьи Аполлония из Сирии в Александрию. В нем содержится множество свидетельств о разнообразии товаров, которыми торговали: орехи из Черного моря, всегда популярные на средиземноморских торговых путях; сыр из Хиоса; оливковое масло, фиги, мед, губки и шерсть. На борту также было мясо дикого кабана, оленина и козлятина. Но больше всего на борту было вина: 138 амфор и 6 полуамфор обычного вина и 5 амфор и 15 полуамфор сладкого десертного вина.19 Эта торговля тщательно и точно облагалась налогом. Птолемеи унаследовали от фараонов жесткую систему контроля над торговлей, которую они не собирались ослаблять. Корабли прибывали в определенные порты, и их грузы тщательно проверялись. Это была древняя система торгового налогообложения, которая продолжала действовать при римлянах, византийцах и арабах: адвалорные налоги, составлявшие процент от оценочной стоимости груза, иногда до 50 процентов (на вино и масло), иногда лишь треть или четверть; налоги взимались не только в портах, но и на внутренних таможенных пунктах вдоль Нила, когда товары продвигались к Александрии20 .20 Хотя это заставляло повышать цены на товары к тому времени, когда они достигали причала в Александрии, спрос на египетское зерно и другие продукты был, как правило, настолько высок, что эти товары могли найти покупателей в восточном Средиземноморье. Кроме того, александрийцы получали большие прибыли от своей роли посредников в торговле, связывающей Индийский океан со Средиземноморьем. Хотя и раньше, в Наукратисе и других местах, греческие купцы могли участвовать в этой торговле, теперь масштабы контактов значительно расширились. Золото, ладан и мирра были тремя ценными товарами, перевозимыми по Красному морю. В 270/269 году Птолемей II Филадельф вновь открыл канал, соединивший дельту Нила с озерами к западу от Синая (сейчас через него проходит Суэцкий канал), и создал морской путь в Красное море. Индийские товары стали привычными в Александрии, а Птолемеи извлекли выгоду из доступа к африканским и индийским слонам для своей армии.21 В египетском папирусе перечислены грузы судна под названием "Гермаполлон", прибывшего из Индии с 60 ящиками спикенарда, 5 тоннами общих специй и 235 тоннами слоновой кости и эбенового дерева.22 Великая средиземноморская торговля пряностями была основана, и Александрия останется ее важнейшим центром даже после открытия португальцами в конце XV века Капского пути в Индию.

Однако товаром, который стал доминировать в бизнесе Александрии, было зерно. Отчасти это было сделано для того, чтобы прокормить сам город. Были построены каналы, соединяющие озеро Мареотис, расположенное за Александрией, с дельтой Нила, так что доступ к зерну был беспрепятственным. Но Птолемеи прекрасно понимали, что на международных рынках всегда есть место для зерна; Афины могли искать поставки на Босфоре, но Родос был заинтересован в покупке египетской пшеницы для себя и своих многочисленных торговых партнеров23.23 Птолемеи оказались в исключительно выгодном положении, поскольку унаследовали режим, согласно которому большая часть земли в Египте принадлежала фараону. Поэтому они могли взимать с крестьян высокую арендную плату и требовать половину произведенной продукции, поскольку плодородие почвы после разлива Нила не делало такие требования совершенно необоснованными. Новые возможности открылись на экспортном рынке: серия вторжений кельтских и скифских племен в Причерноморье поставила под угрозу источники и пути снабжения, на которые Афины и другие греческие города полагались в плане продовольствия. Видя возможность обогатиться за счет торговли зерном, Птолемеи приложили все усилия, чтобы повысить качество и количество производимого зерна. Они также расширили посевные площади и поощряли использование железных орудий труда как способ повышения эффективности и урожайности: "столь широкое применение железа в египетском сельском хозяйстве почти равносильно революции".24 Было усовершенствовано орошение, и среди приспособлений, использовавшихся для полива земли, появился Архимедов винт, до сих пор любимый египетскими феллахами и известный в те времена как кохлиас, или "улитка".25 Персы вывели новый сорт пшеницы, превосходящий традиционные египетские сорта, и преимущества этого сорта были использованы еще при жизни Александра. На берегах напротив Александрии было значительно расширено выращивание виноградной лозы, и, по-видимому, было получено несколько хороших вин; более важным, возможно, было развитие маслобойной промышленности, поскольку до Птолемеев оливковые деревья не были широко распространены в Египте. Сделав все это, Птолемеи заложили основы нового процветания, которое продлится до византийского периода.

III

Птолемеи без труда тратили свои доходы. Прославление династии было достигнуто захватом тела Александра Македонского, когда его везли через Сирию, и его великолепным захоронением где-то в центре Александрии (охота за этим местом давно стала любимым занятием александрийцев). Но Александрия была живым городом, и ее величайшие постройки, как ни удивительно, были связаны с огромным дворцовым комплексом на северной стороне города. Там Птолемеи создали пару взаимосвязанных учреждений, которые подтвердили их глубокую преданность учености и, в то же время, их решимость, что все, что они делали, должно быть самым большим и лучшим: Мысион, или «музей», и Александрийская библиотека, где папирусы Египта были использованы для создания величайшей коллекции литературы, которую когда-либо видел мир. Идея Мысейона, святилища муз, была не нова (существовали знаменитые афинские образцы для подражания, а Птолемей I опирался на советы ученого афинянина Деметриоса Фалеронского), но масштаб этого предприятия, его долговечность и влияние были исключительными. Это был не просто культовый центр, где благородно культивировались музыка, философия и искусство. Это был Институт передовых исследований, Колледж всех душ, где ученые, в основном свободные от преподавательских обязанностей, могли полностью посвятить себя литературе, науке и философии. Согласно Страбону, здесь была даже общая комната, и члены колледжа обедали вместе; учреждение обладало фондом, и священник, назначенный королем, руководил общиной.26

Второе великое научное учреждение, Библиотека, также весьма загадочно. Она не была публичной библиотекой, хотя серьезным ученым явно предоставлялся доступ, и в ней имелись боковые комнаты, где ученые могли вести дискуссии и работать бок о бок. Ее истоки лежат в решении Птолемея I "снабдить библиотеку трудами всех народов, насколько они достойны серьезного внимания".27 Хотя и утверждается, что Мысион занимался греческим образованием, очевидно, что библиотека, во всяком случае, выходила далеко за пределы греческого мира, хотя, вероятно, большинство негреческих текстов переводилось до того, как они попадали на хранение – хроники египетских фараонов, еврейская Библия, индийские сказания. Под руководством Деметриоса Фалеронского (ок. 350 – ок. 280 гг.) и его способных преемников библиотека размещалась где-то в пределах большого дворцового комплекса Птолемеев, хотя вскоре в Серапейоне появилась "дочерняя библиотека", которая, по-видимому, была более доступной, хотя ее собрание составляло, возможно, десятую часть от собрания главной библиотеки – 42 800 папирусных свитков против 400 000 "смешанных" книг и 90 000 "несмешанных" книг в центральном хранилище.28 Некоторые из рулонов содержали несколько текстов, но более длинные произведения (о которых александрийский поэт Каллимахос знаменито сказал mega biblion, mega kakon – "большая книга, большое зло") были разделены на отдельные свитки. Однако факты свидетельствуют о том, что вопрос качества конкурировал с вопросом количества. Птолемеи были полны решимости заполучить в свои руки лучшие из возможных текстов великих авторов: они обманом заставили афинян отправить своему мастеру копии пьес Эсхила, Софокла и Еврипида для копирования, а затем сохранили их, даже если для этого пришлось пожертвовать огромным вкладом в серебре.29 Тем временем ученые Мусейона сосредоточили все свои силы на классификации и редактировании великих поэтов архаической и классической Греции, таких как Сапфо и Пиндар, пренебрегая менее известными, но очень способными классическими писателями и своими талантливыми современниками, такими как Каллимах, чьи произведения часто приходилось восстанавливать по небольшим фрагментам папируса, найденным в песках пустыни Египта.30 Таким образом, Мысион и Библиотека сыграли решающую роль в создании канона великих классических писателей и освящении архаической и классической Греции как великой эпохи литературного творчества за счет самой эллинистической Александрии.

Было бы ошибкой пренебрегать литературными произведениями птолемеевской Александрии. Каллимах из Киринеи и Аполлоний Родосский служили в штате Александрийской библиотеки, а Каллимах разработал систему каталогов для библиотеки. Но они также написали работы, имеющие непреходящее значение: Каллимах прославился своими эпиграммами, а великим вкладом Аполлония стал гомеровский эпос "Аргонавтика", повествующий о приключениях Ясона в поисках Золотого руна и его любовной связи с Медеей. Но его стиль не был пародией на Гомера: он обладал необычной способностью излагать события так, как будто он был наблюдателем, обращаясь непосредственно к аудитории, и его довольно витиеватый стиль обладает очарованием. В его описании вод Средиземного моря, через которые якобы проходил Ясон, и европейской речной системы за его пределами прослеживается влияние современных александрийских географов и этнографов, хотя он никогда не мог полностью избавиться от влияния гомеровской географии, в результате чего римские комментаторы смеялись над его ошибками.31

Александрийская библиотека была уникальной по размеру и полноте, но у нее были и конкуренты. Цари Пергама на побережье Малой Азии собрали свою собственную библиотеку; желая предотвратить ее рост, Птолемей II, как говорят, наложил эмбарго на экспорт папируса в Пергам. Но пергамские библиотекари придумали решение: использовать для письма пергамент из шкуры животного (пергаменон).32 С другой стороны, александрийская коллекция быстро росла, а затем медленно сокращалась. Износ, незаконное изъятие текстов (заимствование было запрещено) и периоды относительного запустения привели к тому, что даже когда Юлий Цезарь поджег несколько складов с книгами на набережной в Александрии – вероятно, речь шла о каком-то внебиблиотечном хранении – Александрийская библиотека уже миновала свой пик.33 Хотя ее разрушение традиционно связывают с арабским вторжением в 642 году н. э., общепризнанно, что к тому времени уже мало что можно было уничтожить, и, к сожалению, ни одного оригинального материала из этой великой библиотеки сейчас не сохранилось.34

Самым ярким доказательством того, что Птолемеи не были закрыты для мудрости других народов, является часто повторяющееся сообщение античных авторов о том, что Птолемей II заказал перевод еврейской Библии.35 Известная история рассказывает о том, как семьдесят два мудрых еврея были посланы в Александрию первосвященником в Иерусалиме, размещены в семидесяти двух кабинетах и получили приказ перевести Пятикнижие в изоляции друг от друга. В результате они получили семьдесят два одинаковых перевода – "Септуагинту", или "Семьдесят".36 На самом деле Септуагинта создавалась постепенно, в течение нескольких десятилетий, и она удовлетворяла потребности не только любопытных Птолемеев и их ученых, но и александрийских евреев, которые все больше и больше говорили по-гречески; неясно даже, владел ли великий философ Филон ивритом. Интересно, что Септуагинта была основана на еврейском тексте, который в нескольких местах отличался от стандартного, "масоретского" текста еврейской Библии, сохраненного евреями, и включал апокрифический материал, отброшенный в еврейскую Библию. Некоторые из этих материалов, например, книга, известная как "Премудрость Соломона", обнаруживает сильное влияние эллинистической философии – еще одно доказательство того, что евреи Александрии не были изолированы от эллинистической культуры, а встретили ее с энтузиазмом. Септуагинта была одним из великих вкладов Александрии в культурную историю Средиземноморья, принятая христианами Константинополя в качестве текста Ветхого Завета; действительно, византийское христианство сохранило гораздо больше александрийской еврейской культуры, чем сами евреи, включая объемные работы Филона.

Было бы легко составить каталог выдающихся греческих ученых, учившихся в Александрии времен Птолемеев. Некоторые из самых влиятельных из них являются и самыми туманными: был ли Евклид человеком или комитетом математиков? В III веке библиотекарем Александрии был Эратосфен, который с удивительной точностью вычислил диаметр Земли; другим ученым-новатором был Аристарх, который сделал вывод, что Земля вращается вокруг Солнца, хотя его не воспринимали всерьез, и его влияние еще больше ослабло в римский период, когда другой александриец, Клавдий Птолемей, опубликовал свое собственное очень влиятельное описание Земли, в котором она оставалась в центре Вселенной. В Александрии существовала яркая медицинская традиция; понимание человеческого тела было расширено благодаря практике не только вскрытия, но и препарирования осужденных заключенных еще при жизни. Архимед, вероятно, провел в Египте лишь относительно небольшую часть своей долгой жизни (287-212 гг. до н. э.), но он поддерживал контакты с александрийскими математиками, такими как Эратосфен.37 Его карьера служит напоминанием о том, что двор Птолемеев был увлечен изобретательными машинами. Одна из них была найдена на дне Средиземного моря у острова Антикитера и, судя по всему, представляет собой механическую модель Вселенной.38 Александрийская наука представляла не только местный интерес. Открытия и изобретения многих из этих деятелей имели непреходящее значение и служат еще одним доказательством огромной жизнеспособности эллинистической культуры, столицей которой стала Александрия.

IV

Александрию нельзя рассматривать изолированно. Ее коммерческий успех зависел от связей с восточным Средиземноморьем, по крайней мере, с Карфагеном. В восточном Средиземноморье было еще одно место, которое также заполнило вакуум, образовавшийся после упадка Афин как великой морской и торговой державы: Родос, чья островная аристократия греческого происхождения сумела сохранить свою независимость от конкурентов, несмотря на то, что мир за его пределами быстро делили между собой македонские полководцы. Родосцы успешно сопротивлялись попытке селевкидского царя Деметрия захватить их остров в 305 году; он привел 40 000 человек из Сирии и в течение года преследовал Родос, но в конце концов их решимость заставила его отступить – это была первая из серии знаменитых осад Родоса. В честь этой победы была воздвигнута гигантская статуя бога солнца Гелиоса, овладевшего гаванью Родоса, – знаменитый Колосс, строительство которого было завершено около 280 года до н.э. Родосцам даже удалось создать свою собственную территорию на восточных островах Эгейского моря и на побережье Малой Азии, которая стала важным источником товаров и рабочей силы.39 Они испытывали большую потребность в рабочей силе, потому что пускали в ход большие флоты и тратили много сил на очистку морей от пиратов, появление которых было неизбежным следствием упадка афинской морской мощи. В 206-203 гг. до н. э. родосцы прилагали все усилия для подавления пиратов, базировавшихся на Крите.40 Родосцы придерживались принципа, что ни одна держава не должна доминировать в морях, где они плавали; они стремились сохранить баланс между конкурирующими силами. Поэтому, хотя они поддерживали тесные торговые и политические связи с птолемеевским Египтом, они были готовы поддержать Селевкидов, если египетский флот угрожал доминировать в восточном Средиземноморье. Все это было достигнуто без попыток построить нелепо огромные корабли, любимые Птолемеями и Селевкидами. Одним из любимых родосских кораблей была трирема – адаптируемая версия триремы, которая могла одновременно использовать силу паруса и весла, что делало эти корабли идеальными для преследования пиратов; родосцы также использовали ранний вид греческого огня – горючие ракеты, бросаемые с шестов на палубы вражеских кораблей.41

Хотя Птолемеи создали такой внушительный военный флот, в торговом обороте Александрии доминировали корабли Родоса, которые могли достичь Египта всего за три или четыре дня, если ветер был попутным, и даже зимой обратный транспорт на Родос был в движении, хотя и гораздо более медленном.42 Диодор писал: "Родосцы получали большую часть своих доходов от купцов, плававших в Египет"; он добавил: "Можно даже сказать, что их город поддерживался этим царством".43 Именно родосцы перевозили большую часть египетского зерна, отправляемого на север, и именно с Родоса в Египет поступало большое количество вина, поскольку родосцы развели обширные виноградники по всему своему острову; вещественные доказательства этой торговли сохранились в виде клейменых ручек более 100 000 родосских амфор, обнаруженных в Александрии и ее окрестностях.44 Эти кувшины для вина также можно найти в Эгейском море, в Черном море и на западе, в Карфагене и Сицилии. Древние источники дают оценку годовой стоимости родосской торговли около 200 г. до н. э.: 50 000 000 драхм, исходя из двухпроцентного налога, который взимался с входящих и исходящих товаров и приносил 1 000 000 драхм в год.45 Сеть родосских банкиров существовала по всему восточному и центральному Средиземноморью; они предоставляли кредиты, подпитывая торговые сети Средиземноморья. Весовой стандарт родосской чеканки был принят городами и островами Эгейского моря. Все это вызывало скорее благодарность, чем враждебность: когда Родос был разрушен землетрясением в 227 или 226 году до н. э., предложения о помощи поступили от правителей Сицилии, Египта, Малой Азии и Сирии.