Текст книги "Великое море. Человеческая история Средиземноморья (ЛП)"

Автор книги: David Abulafia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 47 страниц)

То, что распространение христианства по Средиземноморью было в значительной степени облегчено политикой Константина, не вызывает сомнений. Однако существовали и некоторые ограничения. Одной из проблем, с которой столкнулся имперский "истеблишмент", было появление неортодоксальных фракций, отвергавших никейский компромисс, продиктованный Константином: Монофизиты в Сирии и Египте (в частности, Коптская церковь); ариане среди варварских народов европейского континента – альтернативные церкви, которые, по мнению православных, отрицали равный статус Отца и Сына в Троице. Кроме того, существовало бесчисленное множество мелких групп, таких как маркиониты и донатисты, чья вражда с соседями-христианами коренилась в событиях, произошедших до легализации христианства Константином. Все эти движения также были представлены в Средиземноморье и перемещались по нему, иногда в багаже варварских наемников и захватчиков, иногда с паломниками и беглецами от преследований, когда одна церковь теснила другую в Карфагене, Антиохии или Александрии.

Другой проблемой было сохранение языческих верований. Только один из преемников Константина, колоритный Юлиан, отказался от христианства. Юлиан изучал неоплатоническую философию в Афинах и к тому времени, когда он стал императором в 360 году, отвернулся от христианства. Неприязнь к нему заставила его благосклонно отнестись к просьбам иудеев возобновить жертвоприношения в Иерусалиме и потребовать открытия языческих храмов.16 Он стремился создать языческую "церковь" с собственным первосвященником; это был обратный комплимент христианским епископам, которые показали, как организовать свой собственный культ по всей империи.17 Правление Юлиана было коротким, и в нем преобладали войны с персами на Востоке, но язычество не ушло на дно и не умерло. Только в VI веке, после того как Юстиниан I подавил древние школы и академии в Афинах, изучение философских текстов с языческой точки зрения прекратилось. Язычество" лучше всего понимать не как совокупность верований, а как местные культы, весьма разнообразные, синкретичные, изменчивые, не имеющие ни вероучения, ни богооткровенных текстов18 .18 Эти язычества во множественном числе христианству было трудно победить, несмотря на привлекательность этического кодекса, который предлагало христианство, его акцент на благотворительности и готовность принять в свои ряды "иудея и грека, раба и свободного". На местах христианские культы вмещали в себя языческие элементы, местные боги превращались в христианских святых (восточные святые-воины имеют больше, чем оттенок Геракла). Грань между язычеством и христианством не была резкой, и языческие культы оставались мощной силой среди местных общин на берегах Средиземного моря: они прочно обосновались в Северной Африке и Испании к моменту исламских вторжений, около 700 года.

Надежным способом борьбы с нехристианами было разрушение их храмов и синагог. Около 400 года Газа была оживленным портом и интеллектуальным центром, который извлекал выгоду из своего положения на торговом пути, связывавшем Средиземноморье через Беершебу и Петру с набатейскими городами в Аравийской пустыне.19 Императорские приказы о закрытии храмов здесь, как и в других местах, игнорировались; местные интересы могли перечить приказам, присланным из Константинополя, и подавляющее большинство жителей Газы оставались язычниками.20 Его болезненно аскетичный епископ Порфирий терпел унижения, вынужденный действовать в единственной церкви, в то время как язычники поклонялись в любом количестве грандиозных храмов, посвященных Солнцу, Афродите, Афине и богу, известному как Марнас, воплощению Зевса, чей храм, Марнейон, был особенно великолепен: круглое купольное строение, окруженное двумя колоннадами. Когда Порфирий пожаловался на такое положение дел константинопольскому патриарху, грозному Иоанну Златоусту, был издан приказ о закрытии храмов, но императорский эмиссар с радостью принял взятку и разрешил Марнейону оставаться открытым. Порфирий счел необходимым обратиться к императору напрямую; он отправился в Константинополь, где императрица Евдоксия проявила интерес, и в 402 году в Газу были отправлены войска. Они провели десять энергичных дней, сжигая и разрушая малые храмы и захватывая их сокровища. Затем они обратили свое внимание на Марнейон, где язычники пытались защитить здание, забаррикадировав его огромные двери. Имперские солдаты смазали двери салом и смолой и подожгли их. Солдаты разграбили храм, а затем очистили город от всех идолов, которых смогли найти. Императрица Евдоксия выделила средства на строительство храма на месте разрушенного Марнейона, и, к ярости язычников, мраморные плиты, извлеченные из Марнейона, были использованы в качестве тротуарной плитки, так что язычникам пришлось ходить по останкам своего святилища. Евдоксия предоставила тридцать две колонны из зеленого мрамора из Эвбеи, и церковь была освящена на Пасху 407 года. Тем временем, по словам агиографа Порфирия, многие язычники обратились в христианство.21 Язычники также прибегали к насилию: однажды Порфирий был вынужден бежать по плоским крышам Газы (возможно, он был аскетом, но у него не было склонности к мученичеству).22 Христианство было лишь одним из культов в Газе, городе, который также кишел язычниками, иудеями и самаритянами, и христиане не были ни самыми многочисленными, ни самыми влиятельными. Их преимуществом была официальная санкция; преимуществом язычников и иудеев был огромный размер империи. То, что происходило в Газе или на Балеарских островах, обычно оставалось вне поля зрения Константинополя.

IV

Третьим сдерживающим фактором христианской экспансии была продолжающаяся самоуверенность иудаизма. Существует тенденция считать, что после разрушения Иерусалима Титом и Адрианом и выбора Константином христианства иудаизм стал невостребованной силой. Однако его древность продолжала впечатлять. Его этический кодекс не сильно отличался от христианского: «Не делай другому того, чего не сделал бы себе; в этом весь Закон, а остальное – лишь комментарии», как заметил современник Иисуса рабби Гиллель. Новообращенных принимали с радостью (включая рабов, которых часто заставляли перейти в другую веру), не придавая особого значения тому, насколько знающим или соблюдающим был новообращенный.23 Поэтому нет ничего удивительного в том, что битвы за превосходство между иудаизмом и христианством продолжались в средиземноморском мире вплоть до V века. Христианские императоры пытались предотвратить обрезание рабов и запретить евреям занимать должности. Представляя иудаизм как израсходованную силу, имперское законодательство начала V века лишило евреев права строить новые синагоги, хотя они могли сохранять те, что у них были.24 Иудаизм буквально рассыпался.

Характер борьбы за души в дальних уголках Средиземноморья иллюстрирует замечательное письмо, написанное другом Августина Гиппонского, Северусом, епископом Минорки, в котором он описывает массовое обращение 540 миноркских евреев в 418 г. н. э.25 Северус настаивает на том, что евреи были самой влиятельной группой в миноркском обществе, а не на том, что Минорка была очень важным местом: "Забытая земля из-за крошечного размера, сухости, сухости.25 Северус настаивает на том, что евреи были самой влиятельной группой в миноркском обществе, а не на том, что Минорка была местом, имеющим большое значение: "самая забытая из всех земель, из-за ее крошечных размеров, сухости и суровости". Евреи жили на востоке острова, в Магоне, современном Мао или Маоне, а христиане – на западе, в Хамоне, ныне Сьютаделла; Северус утверждает, что евреи физически не могли жить в Хамоне – если они пытались, их сбивала болезнь или даже удар грома. Как бы то ни было, самыми выдающимися фигурами на острове были евреи, в частности, Теодорус, "который превосходил по богатству и мирским почестям не только евреев, но и христиан" Магоны26.26 Младший брат Теодоруса Мелетий был женат на Артемисии, дочери графа Литория, выдающегося полководца, который станет вторым по значению после величайшего римского полководца V века Флавия Аэция и приведет армии гуннских наемников к победе в Галлии.27 Это не означает, что Литорий был евреем, тем более что действующее имперское законодательство не допускало предоставления евреям столь высоких должностей; какой бы религии он ни придерживался, его дочь соблюдала иудейские обряды. Северус намеренно делает акцент на напряженных отношениях между евреями и христианами на острове, однако совершенно очевидно, что до 400 года отношения между общинами были достаточно мирными. Северус говорит о "нашей старой привычке к легкому знакомству" и о "нашей давней привязанности", хотя и настаивает на том, что такое поведение на самом деле было греховным.28 Законы, принятые в Константинополе, не отстранили Теодоруса и его еврейскую семью от руководства.

Это было время глубокой неопределенности в западном Средиземноморье. Аларих Гот разграбил Рим в 410 году, после чего вестготские армии вторглись в Испанию, а другие варварские народы – вандалы, суэвы, аланы – также находились на западе Римской империи. Ни одна из этих групп еще не была морской державой, но даже на Менорке чувство угрозы было сильным. Прибытие недавно обнаруженных мощей святого Стефана на Минорку в 416 году вызвало всплеск энтузиазма среди христиан Магоны, которые выступили в роли хозяев костей.29 Святой Стефан был "первым мучеником" христиан, считавшимся "первым, кто вел войны Господа против иудеев"; он совершал турне по Средиземноморью, от Иерусалима, где недавно были найдены его кости, до Испании и Северной Африки. Минорка была единственной стоянкой, где он совершил революцию.30 Их находка была использована иерусалимскими христианами для усиления давления на местных евреев; незадолго до того, как кости были найдены, Гамалиил, патриарх иудеев Иерусалима, был лишен своего традиционного старшинства как равный имперскому префекту и приказал не допускать дальнейшего обрезания новообращенных и строительства новых синагог. В 414 году патриарх Александрии, как говорят, изгнал евреев из своего города, а по всему восточному Средиземноморью происходили насильственные обращения в христианство и захваты синагог.31 После прибытия мощей святого Стефана в Минорку христианское население стало более уверенным в себе. Христиане (в том числе Северус) и еврей Теодорус видели сны, которые, как знал епископ, должны были предвещать обращение евреев. В обществе царила апокалиптическая атмосфера: несомненно, обращение евреев предвещает Второе пришествие Христа? Северус писал:

Возможно, время, предсказанное апостолом, действительно наступило, когда придет полнота язычников и весь Израиль будет спасен. И, возможно, Господь пожелал зажечь эту искру от концов земли, чтобы вся широта земли запылала пламенем любви, чтобы сжечь лес неверия.32

Методы, которые использовали христиане, не были изощренными. Евреев обвинили в том, что они запасают оружие для использования против них. 2 февраля 417 года христиане собрались в Хамоне и отправились в поход через весь остров – тридцать миль, но, как нас уверяют, это было безболезненное путешествие, потому что они помнили о своей славной цели. Северус попросил допустить его в синагогу, чтобы осмотреть оружие, и его неохотно пустили, но прежде чем осмотр состоялся, вспыхнуло насилие. Христиане ворвались в синагогу и подожгли ее, захватив ценные вещи – серебро (которое позже вернули) и свитки Торы (которые решили оставить). Оружие оказалось мнимым. Северус признает, что бунт против иудеев начал вороватый христианин, «влекомый не любовью к Христу, а любовью к грабежу». На следующий день первый иудей по имени Рувим обратился в христианство; остальные иудеи совещались три дня, а Теодорус пытался спорить с христианами об истинности двух верований, но в конце концов был измотан аргументами, которые казались скорее практическими, чем богословскими, ибо Рувим убеждал его: «Если ты действительно хочешь быть в безопасности, почете и богатстве, веруй в Христа». Феодор был готов обратиться только в том случае, если большинство его людей последует за ним к купели, что и произошло.33 Некоторые медлили дольше: Невестка Феодора Артемисия скрылась в пещере, намереваясь придерживаться своих убеждений после обращения мужа, но когда вода, которую ей набрал слуга, приобрела вкус меда, она поняла, что произошло чудо, и тоже приняла веру.34

Поскольку Северус – единственный источник информации об этих событиях, трудно проникнуть под поверхность того, что он говорит. Некоторые моменты бросаются в глаза: политическое значение евреев и выдающаяся роль еврейских женщин. Намек на то, что даже долгий поход из Хамоны в Магону мог начаться не с агрессивными намерениями, содержится в замечании о том, что евреи присоединились "с дивной сладостью", когда услышали, как христиане поют 9-й псалом35 .35 Невозможно не прийти к выводу, что евреи и христиане не просто были в хороших отношениях до прихода святого Стефана, но что границы между иудаизмом и христианством были очень проницаемы, а это как раз то, что не нравилось епископам. Насилие побудило евреев Минорки обратиться в христианство; но взаимное знакомство смягчило шок от обращения.36 Монотеизм по никейскому образцу начал торжествовать в Средиземноморье, но его исключительный характер ставил в затруднительное положение не только язычников, но и монотеистов другого толка.

Дезинтеграция, 400-600

I

С тех пор как Эдвард Гиббон написал книгу «Упадок и падение Римской империи», историки активно задаются вопросом, почему, когда и вообще, пала ли эта великая Римская империя. Было предложено не менее 210 объяснений, некоторые из которых были откровенно нелепыми («семитизация», гомосексуальность, упадок мужественности).1 Аргумент о том, что именно нашествия варваров разрушили Рим – и город, и империю, – потерял свою популярность и вновь стал популярным.2 Некоторые историки настаивают на том, что вся концепция «падения Рима» – это заблуждение, и подчеркивают непрерывность римского наследия.3 Однако с точки зрения Средиземноморья совершенно очевидно, что единство Великого моря было разрушено к 800 году. Это оставляет несколько столетий, в которые можно поместить процесс распада, и несколько подозреваемых: германские варвары в пятом веке и позже, арабские завоеватели в седьмом веке, Карл Великий и его франкские армии в восьмом веке, не говоря уже о внутренних распрях, когда римские генералы боролись за власть, стремясь либо к региональным владениям, либо к короне самой империи. Очевидно, что не было какой-то одной «причины» упадка Рима, и именно накопление десятков проблем положило конец старому порядку, разорвав «Второе Средиземноморье».

За долгий период с 400 по 800 год Средиземноморье раскололось не только экономически, но и политически: римские императоры увидели, что задача управления средиземноморскими землями и обширными территориями Европы к западу от Рейна и к югу от Дуная превышает возможности одного человека. Диоклетиан, правивший с 284 года, обосновался на востоке в Никомедии, а управление империей поручил группе соправителей, сначала другому "Августу" на западе, а затем, с 293 по 305 год, двум заместителям или "цезарям" – система, известная как тетрархия.4 Его резиденция в Никомедии была прелюдией к решению Константина основать "Новый Рим" в 330 году; после рассмотрения места Трои, города, от которого римский народ вел свое происхождение, он выбрал вместо него Византий, с его прекрасной гаванью и стратегическим положением на торговом пути, соединяющем Черное море со Средиземным. Другим поразительным изменением, которое произошло, было, конечно, официальное признание Константином христианства, после столетий, в течение которых оно существовало как подпольная религия.

Италия оставалась базой для западных императоров до 476 года, когда последний, метко названный Ромул, "маленький император" (Августул), был свергнут германским военачальником Одоацером. Но центр власти сместился на восток, и это было сделано только для того, чтобы признать экономические реалии Средиземноморья: именно на востоке все еще процветал торговый мир эллинистической и птолемеевской эпох, с такими оживленными портами, как Александрия, Газа и Эфес, объединенными торговыми связями и общей греческой культурой. Хотя было бы упрощением противопоставлять преимущественно городской Восток и преимущественно сельский Запад, поскольку восточные земли по-прежнему были населены в основном земледельцами и скотоводами, концентрация городов вдоль берегов восточного Средиземноморья и разнообразие сельскохозяйственных занятий на Востоке создали более сложную экономику. Богатый текстиль позднеримского Египта до сих пор можно увидеть в музеях, а предметы роскоши циркулировали в большем объеме к востоку от Сицилии. Изменилась и структура распределения более основных товаров. Одним из последствий основания Константинополя стало то, что египетское зерно стало переправляться из Старого Рима в Новый.5 В 330 году это казалось достаточно безобидным изменением. Африка в любом случае поставляла две трети зерна Рима. Это был процветающий регион, а Карфаген теперь был крупнейшим городом Средиземноморья после Рима и Александрии. Если в конце III и IV веков население империи, как это возможно, сокращалось в результате болезней, сохраняющаяся мощь североафриканских провинций гарантировала, что западная столица по-прежнему будет сыта. Римские и карфагенские сенаторы и конники расширяли свои африканские владения.6 Наследственные гильдии грузоотправителей, или навикулярии, были поставлены под императорскую защиту; их члены имели право на снижение налогов и получали статус всадников. Хотя имперский фиск не вмешивался напрямую в управление судоходством, его покровительство навикуляриям обеспечивало оживленную торговлю зерном. Африканские крестьяне также ценили оливки и виноградники как источники дохода; регион процветал как экспортер масла и вина в Италию и другие страны. Африканская красноглиняная посуда стала основным видом керамики не только в Средиземноморье, но и в глубине Галлии и даже в Британии. Среди товаров, прибывших в ответ, были итальянские кирпичи. Дело не в том, что африканцы были невежественны в кирпичном деле; просто кирпичи служили отличным балластом на зерновых кораблях, которые возвращались в Африку пустыми от своей пшеницы.7 Это было время расцвета в Африке, и особенно в Карфагене. Город был хорошо спланирован с крестообразным расположением улиц и красивыми зданиями – карфагеняне особенно любили свой амфитеатр, и их трудно было отвлечь от игр даже при угрозе нападения варваров. Славой города был порт, ведь круглый порт старого Карфагена был восстановлен, а при Траяне была построена красивая шестиугольная внешняя гавань. Это был близнец шестиугольного порта, построенного им в Порту близ Остии, и очертания "Пунических портов" можно проследить до сих пор.8

Африка также была мирным местом. Начиная с III века внешние границы империи подвергались нападениям варваров; в далекой Британии «графы саксонского берега» организовывали оборону от германских набегов из-за Северного моря. Даже когда орды готов, суэвов и других германских народов прошли по Галлии, Италии и Испании в 400 году, и даже после того, как сам Рим был разграблен в 410 году, Африка, казалось, была в безопасности.9 Один из африканских интеллектуалов, Августин, ставший епископом Гиппо и умерший в 430 году, был, по общему признанию, настолько потрясен разграблением Рима, что вдохновился на написание своего шедевра «Город Божий», в котором небесный «город» был показан превосходящим хрупкий земной город и империю Рима. Однако Гиппо и Карфаген, по крайней мере, казались защищенными морем. Варвары, как известно, были солдатами, а не моряками. Готы были заперты в Италии и не могли даже переправиться из Калабрии в Сицилию. Другие варвары, вандалы и аланы, двигались на запад, в горы Испании. Трудно было понять, какую угрозу они могут представлять.

Вандалы были германцами и некоторое время населяли территории, которые сейчас являются частью южной Польши; как и большинство варварских народов, они были приверженцами арианского христианства, придерживаясь вероучения, которое утверждало, что Сын не равен и не вечен Отцу, а исходит от Отца. Хотя термин "вандализм" стал нарицательным для обозначения разрушений, впервые он был введен только в 1794 году французским епископом в отчаянии от разрушений, причиняемых революционерами10 .10 Вандалам, безусловно, нравилось накапливать сокровища, и вандальские короли неохотно возвращали накопленное золото и серебро в экономику – процесс, известный историкам экономики как тезаврация. Аланы, напротив, происходили с Кавказа и мигрировали в юго-восточную Европу; их язык был иранским, а их обычаи значительно отличались от вандальских – например, они не держали рабов. Эти маловероятные союзники вошли в Испанию и разделили ее между собой, но в 416 году на них напал готский военачальник Валлий и устроил резню во имя вновь созданного и очень временного готско-римского союза. Варвары часто лучше воевали друг с другом, чем с римлянами. Вандалы в Баэтике (примерно современная Андалусия), как говорят, были практически стерты с лица земли. Но после столь значительного поражения оставшимся в живых пришлось искать другие земли. Их целью было завоевание и заселение, а не грабеж и исчезновение. Выбор, который они сделали, – Африка – может показаться вполне логичным, ведь она лежала так близко. Летом 429 года во главе со своим хромым, но безжалостным королем Гейзерихом они направились к Гибралтарскому проливу.

Регион вокруг Танжера, Тингитания, управлялся из Испании и был единственной римской базой на территории, которая в остальном контролировалась мавританскими королями, чьи отношения с Римом были в целом осторожно-вежливыми. Рим видел в этом регионе меньшую ценность, чем в других частях Северной Африки, и довольствовался свободными союзами.11 Гейзерих тоже был больше заинтересован в получении контроля над самыми богатыми частями Африки. Карфаген лежал в обетованной земле, полной пшеницы и оливковых деревьев, и производил впечатление даже более роскошного, чем южная Испания.12 И все же ему пришлось переправить через проливы до 180 000 солдат, женщин и детей (эта цифра говорит о том, что история о почти полном уничтожении населения в Баэтике была сильно преувеличена).13 Но у него не было кораблей, а многие лодки, курсировавшие по этим водам, были способны перевезти в лучшем случае семьдесят человек. Если бы ему удалось собрать несколько сотен небольших судов, он смог бы переправить своих людей через проливы примерно за месяц. Остается вопрос, где он нашел все эти лодки. Его маршрут пролегал через Гибралтарский пролив со стороны Атлантики, от Тарифы, самой южной точки Испании, до пляжей между Танжером и Сеутой. Это короткое путешествие, повторявшееся раз за разом в негостеприимных даже летом водах, привело вандалов и аланов в Тингитанию, но они не стали задерживаться и двинулись на восток по суше, потратив до трех месяцев, чтобы достичь Гиппо в мае или июне 430 года.14 Гиппо сопротивлялся четырнадцать месяцев, поскольку вандалы не имели большого опыта осадной войны, а Гиппо был хорошо защищен римскими стенами – хороший пример предусмотрительности, ведь за долгие годы pax romana обороной города можно было легко пренебречь. Среди тех, кто смотрел на город со стороны, был его епископ Августин, скончавшийся во время осады. Он мог размышлять о том, что разрушения, принесенные еретиками-варварами в Рим, теперь угрожают его собственной провинции.

За завоеванием Гиппо последовал установление нового арианского порядка, при котором около 500 католических епископов были изгнаны из своих зачастую крошечных кафедр за приверженность учениям Никейского собора. Это ознаменовало отход от арианской практики терпимого отношения к католикам.15 В конце концов последовало завоевание Карфагена, но Гейзерик был очень терпелив; город пал в 439 году, хотя к тому времени земли вокруг него уже находились в руках вандалов. Он стал новой столицей королевства. Однако вандалы в Африке не были разрушителями; они многим были обязаны старому порядку. Гейзерик понял, что должен быть не просто королем над своим народом – rex Vandalorum et Alanorum, "королем вандалов и аланов", как гласил его официальный титул.16 В 442 году вандалы заключили договор с римлянами, по условиям которого король осуществлял полный территориальный суверенитет.17 Нет никаких свидетельств того, что правление вандалов привело к экономическому упадку, даже если большая часть накопленного Гейзерихом золота осталась в его казне. Строительные программы продолжались; в Карфаген прибывали восточные купцы, привозившие византийские монеты; североафриканские купцы отправлялись на Восток; красивая торговая гавань Карфагена была отремонтирована.18 В вандальский период значительно увеличилось количество восточно-средиземноморских амфор, ввозимых в Карфаген. Карфагеняне также обедали лучшими образцами местной красноглиняной посуды. Тот факт, что североафриканское зерно больше не реквизировалось для экспорта в Рим, а переходило в руки местных купцов, стимулировал экономическую предприимчивость.19 Вандалы любили восточные шелка, бани, банкеты и театры; они наслаждались игрой на качелях. Они выступали в качестве покровителей латинской поэзии и были такими же романизированными, как и готы, которые, обосновавшись в Италии, начали благоустраивать свой центр управления в Равенне.20 Как и готы, они сохраняли свои германские имена (Гунтамунд, Трасамунд и т. д.) из поколения в поколение, хотя латынь и, в меньшей степени, пунический язык служили лингва-франка в Африке. Сельская жизнь не прервалась в результате завоевания, о чем свидетельствуют замечательные деревянные записи о поместьях из внутренних районов Вандальского королевства, так называемые таблички Альбертини.21 Старая система не просто сохранилась, она была полна традиционной энергии. Римское, пуническое и мавританское население северо-западной Африки обеспечивало вандалов судоходством, которое было необходимо для поддержания вандальского государства.22 Корабли использовались для торговли или переброски войск в зависимости от обстоятельств. В 533 году король Гелимер располагал 120 кораблями, которые он отправил в Сардинию в надежде победить мятежного правителя острова. Вандалам не требовались традиционные военные корабли; когда они пересекали море, чтобы завоевать другие земли, их просто нужно было перевозить вместе с лошадьми и оружием.23

Вандальское королевство было гораздо больше, чем африканские провинции Римской империи. Еще до вторжения в Африку вандалы совершали набеги на Балеарские острова, а в 455 году они их аннексировали.24 Новые возможности открылись после смерти весьма успешного римского полководца Аэция в 454 году и убийства явно менее способного императора Западной Римской империи Валентиниана III годом позже.25 Их самая смелая экспедиция привела вандальскую армию в Рим в июне 455 года. Целью была не арианская священная война против католиков, а грабеж: вандалы получили инструкции не разрушать и убивать, а находить сокровища, особенно императорские. Они унесли с собой огромную добычу, в том числе множество рабов (с которыми они обращались бесцеремонно, разделяя мужей и жен, родителей и детей). По некоторым данным, в сокровища входили большой подсвечник и другие золотые сосуды, захваченные Титом из Иерусалимского храма, которые хранились в Карфагене в качестве трофеев, пока византийцы не отвоевали город в 534 году.26 Гейзерик также захватил Корсику в 455 или 456 году и использовал ее как источник древесины для своих кораблей – изгнанные католические епископы были вынуждены работать на острове дровосеками. В тот же период вандалы попытались завоевать Сардинию, но она была потеряна ими около 468 года, а восстановлена лишь около 482 года. Они заселили остров маврами, изгнанными со своей африканской территории, так называемыми барбарикинами, которые дали свое название диким горам Барбагия на северо-востоке Сардинии. Они не стеснялись пытаться завоевать и Сицилию, безжалостно прочесывая Сицилийские проливы уже в 440 году, а затем в 461 или 462 году, совершая набеги на остров каждый год после этого. На какое-то время им удалось отвоевать Сицилию у римлян, но незадолго до смерти Гейзериха (в 477 году, после полувековой войны) они пришли к соглашению с германским полководцем Одоацером, который всего за несколько месяцев до этого сверг последнего западного императора и теперь правил как король Италии. Одоакер заплатил дань за Сицилию, но оставил под прямым контролем вандалов только ее западную часть вокруг Марсалы. Тем не менее, некоторое время казалось, что вандалы будут контролировать три житницы западного Средиземноморья: Африку, Сицилию и Сардинию.27 Затем, решив, что извлекли из Сицилии и Италии столько, сколько могли надеяться, они начали совершать набеги на побережье Греции и Далмации, опустошив Закинф на Ионических островах в последние годы правления Гейзериха.

Вандалы создали морскую империю с весьма своеобразным характером. Нет никаких свидетельств того, что они поощряли пиратство в открытом море или что короли проявляли прямой интерес к торговле. Они знали, что приложили руку к яремной вене Рима, когда получили контроль над зернохранилищами империи, и голод, зафиксированный в Италии около 450 года, мог быть усилен или даже вызван вмешательством вандалов в зерновые перевозки. Они не часто вступали в бой с флотами Римской империи, так как этот вид морской войны теперь был редкостью (хотя в 460-х годах Гейзериху удалось уничтожить два византийских флота). Хотя высшей точкой Вандальской империи было правление ее основателя Гейзериха, вандалы оставались значительной силой в течение шестидесяти лет, последовавших за его смертью в 477 году. К 500 году арианские остготы ("восточные готы") правили Италией, арианские вандалы – Африкой, арианские вестготы ("западные готы") – Испанией и южной Галлией. За полтора столетия, прошедших с момента основания Нового Рима, политическая, этническая и религиозная география Средиземноморья решительно изменилась. Начался процесс дезинтеграции.

II

Эту дезинтеграцию следует понимать по-разному. Произошло постепенное отделение западного Средиземноморья от восточного; и в том, и в другом произошел ряд кризисов, от которых восточные области сильно пострадали, но оправились быстрее и решительнее, чем западные. Эпоха нашествий также оказала драматическое воздействие на ранневизантийское государство, но на Западе результатом стало исчезновение императорской власти, тогда как на Востоке императорская власть пережила массовые вторжения готов, славян, персов и арабов, которые даже привели захватчиков к неприступным стенам Константинополя седьмого века. Большая часть Греции в седьмом веке находилась под властью славянских племен. Однако экономика всего Средиземноморья подвергалась нападению со стороны совсем других захватчиков. В 540-х годах в Грецию пришла чума, возможно, бубонная и легочная, патологически похожая на Черную смерть XIV века.28 Как и Черная смерть, чума эпохи Юстиниана унесла огромное количество людей, возможно, 30 процентов населения Византии, особенно горожан. Холодные, но сухие зимы в восточном Средиземноморье привели к засухе и голоду, и, возможно, аналогичные климатические изменения гораздо дальше на восток выпустили чуму из земель в Восточной Азии, где она была эндемичной, и позволили ей распространиться на запад.29 Кроме того, прохладный период в конце Римской империи мог привести к ухудшению состояния почвы, а заброшенные террасы, созданные для выращивания винограда и оливковых деревьев, привели к оползням и эрозии. Но здесь возникает проблема курицы и яйца: отказ от выращивания винограда и оливок подразумевает снижение спроса, и что-то должно было его вызвать. Согласно другой точке зрения, чрезмерная эксплуатация почвы разросшимся населением, живущим на краю Средиземноморья и требующим все больше и больше зерновых, лишила почву деревьев и другого покрова, в результате чего верхний слой почвы был унесен в устья рек, которые заилились. Ряд экологических катастроф (ведь люди того времени были не в состоянии оценить последствия своих действий) нанес ущерб почвам, за счет которых они жили, и привел к голоду и засухам. Можно предположить, что сокращение численности населения в Средиземноморье началось еще до прихода чумы, которая еще сильнее ударила по ослабленному населению из-за отсутствия устойчивости к болезням после нехватки продовольствия и местных эпидемий менее вирулентных заболеваний.30 Все это может показаться довольно теоретическим, но существует достаточно свидетельств из Северной Африки, Эфеса в Малой Азии, Олимпии в Греции, Норы на Сардинии и Луни на северо-западе Италии, чтобы показать, что заиливание действительно происходило.31