Текст книги "Великое море. Человеческая история Средиземноморья (ЛП)"
Автор книги: David Abulafia
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 47 страниц)
Появились концентрированные поселения, постоянные, обнесенные стенами, зависящие от местных поставок, а также от товаров, привозимых на большие расстояния: первым, около 8000 г. до н. э., был Иерихон, насчитывавший в начале восьмого тысячелетия около 2 000 жителей; его обсидиан был скорее анатолийским, чем средиземноморским. Начиная примерно с 10 000 г. до н. э. жители Эйнана (Айн Маллаха) на территории современного северного Израиля выращивали зерновые культуры, мололи муку, а также находили время и склонность для создания схематичных, но элегантных человеческих портретов, высеченных на камне. По мере того как население восточного Средиземноморья росло, откармливаясь на новых источниках пищи, конкуренция за ресурсы приводила к более частым конфликтам между общинами, поэтому оружие все чаще использовалось против людей, а не против животных.8 Конфликты порождали миграции; люди из Анатолии или Сирии переселялись на Кипр и Крит. К 5600 г. до н. э. на Кипре, в Хирокитии, обосновалась община из нескольких тысяч человек, которые делали горшки не из глины, а из резного камня; эти первые киприоты импортировали немного обсидиана, но в основном они занимались своими полями и стадами. Они строили дома из глинобитного кирпича на каменном фундаменте, со спальнями на галерее второго этажа и могилами предков под полом хижины. Менее впечатляющим было первое неолитическое поселение на Крите, в Кноссе, датируемое примерно 7000 г. до н.э.; но оно ознаменовало начало процесса интенсивного заселения острова, который станет доминирующим в восточном Средиземноморье в бронзовом веке. Жители острова прибыли с побережья Малой Азии, уже снабженные зерном и животными, поскольку животные, которых они разводили, не имели диких сородичей на самом Крите. Они выращивали пшеницу, ячмень и чечевицу. Гончарное дело они освоили только через полтысячелетия; ткачество появилось в первой половине пятого тысячелетия. Отсутствие гончарного дела говорит о том, что это была изолированная община, которая не копировала методы своих соседей на востоке; обсидиан поступал с Мелоса, который находился недалеко на северо-западе. Однако в целом критяне держались подальше от моря: относительно немногочисленные морские раковины, обнаруженные в самом нижнем слое Кносса, имеют следы износа от воды, что указывает на то, что их собирали для декоративных целей уже после того, как моллюски, которых они когда-то содержали, погибли.9 Но внешние контакты начали менять жизнь ранних критян. Когда около 6500 года до н. э. начали изготавливать керамику, она была темной, обожженной и имела некоторое сходство с анатолийскими стилями того периода; похоже, что это ремесло не развивалось постепенно, а было завезено оптом. На более поздних этапах неолита поселения появились и в других частях острова, например, на Фесте на юге; но этот процесс занял 3 000 лет, в течение которых Крит все больше и больше разворачивался к морю. Необыкновенную цивилизацию, которая в конце концов возникла на Крите, лучше всего понимать как взаимодействие между медленно развивающейся местной культурой с мощным местным самосознанием и растущими контактами с внешним миром, которые обеспечили новые технологии и модели, идиосинкразически адаптированные критянами для своих собственных нужд.
Нужно было делать керны и ступки, строить каменные фундаменты для домов, которые теперь стали постоянным жильем, гончарам требовалось оборудование для формовки и обжига сосудов. Специализация увеличивала спрос на определенные типы инструментов, и спрос на обсидиан рос. Его привлекательность была велика и компенсировала трудности, связанные с его приобретением: он легко расслаивался, а его края были очень острыми. Обсидиановые каменоломни Мелоса, которые разрабатывались около 12 000 лет, достигли своего пика популярности в начале бронзового века, когда, как можно было бы ожидать, металлические инструменты стали более модными. Но обсидиан ценился именно из-за своей низкой стоимости: в начале бронзового века металлы были в дефиците, а технология производства меди и бронзы была малодоступна и трудно внедрялась. Даже если допустить рост специализации в неолитических деревнях, каменоломня на Мелосе долгое время оставалась случайной и не имела коммерческого характера. Хотя на острове возникло поселение в Филакопи, оно появилось, когда добыча обсидиана была уже давно налажена, и процветало как раз тогда, когда обсидиановые карьеры начали приходить в упадок; первыми поселенцами были не торговцы обсидианом, а рыбаки, ловившие тунца10.10 На Мелосе не было специального порта: те, кто искал обсидиан, находили подходящую бухту, ставили судно на мель и приходили в каменоломни, где отламывали куски вулканического стекла.
III
Чтобы найти поразительные свидетельства масштабных строительных проектов неолитической Европы, необходимо повернуть на запад, к храмам и святилищам Мальты и Гозо, которые предшествовали даже пирамидам. Мальтийские храмы были созданы людьми, которые пересекли море и своими руками создали изолированную культуру. Выдающийся британский археолог Колин Ренфру заметил, что «более пяти тысяч лет назад на Мальте происходило нечто действительно исключительное, совершенно не похожее ни на что другое в средиземноморском мире или за его пределами»; это общество достигло полного расцвета около 3500 года до н. э..11 Старое диффузионистское предположение о том, что храмы в какой-то мере подражали пирамидам или зиккуратам, расположенным далеко на востоке, заведомо ложно. Но, хотя они и не были подражанием, они также не стали образцами для других культур Средиземноморья. Мальта была заселена примерно в 5700 году до н. э., выходцами из Африки или, что более вероятно, из Сицилии, чья культура отражена в самых ранних мальтийских скальных гробницах. Ранние мальтийцы прибыли на остров достаточно подготовленными: они привезли с собой эммер, ячмень и чечевицу, а также расчистили часть острова, чтобы создать пригодные для обработки поля, поскольку на архипелаге был обширный древесный покров, ныне полностью утраченный. Они приобрели орудия труда с вулканических островов вокруг Сицилии, использовали обсидиан с Пантеллерии и Липари. Островная культура начала развиваться особым образом с 4100 года до нашей эры. Затем, примерно в тысячелетии после 3600 года, были вырублены большие подземные гробницы или гипогеи для коллективных захоронений, что говорит о том, что мальтийская община обладала сильным чувством идентичности. Масштабные строительные работы уже велись в Ġgantija на Гозо и в Tarxien на самой Мальте. С большими вогнутыми фасадами, украшенными декоративными элементами, перед которыми располагались передние площадки, это были закрытые строения, крытые здания с коридорами, переходами и отсеками, причем предпочтение отдавалось расположению полукруглых комнат в форме клеверного листа. Целью строителей было возведение массивных храмов, которые были бы видны с большого расстояния, возвышаясь над островами по мере приближения к ним по морю, как, например, храм в Ħaġar Qim на юге Мальты, где крутые скалы обрываются вниз к Средиземному морю.12
Здания возникали медленно, с течением времени, скорее как средневековые соборы, с менее согласованным планом.13 Странно, что в них не было окон, но, должно быть, имелась обширная деревянная фурнитура, а каменная фурнитура, которая сохранилась до наших дней, часто красиво украшена резными узорами, в том числе спиралями. Культура доисторической Мальты включала в себя не только монументальные здания. В храмах стояли массивные статуи, от которых сохранились фрагменты, предположительно представляющие богиню-мать, связанную с деторождением и плодородием. В Тарксиене центром культа была женская статуя высотой почти два метра; ничего подобного в западном Средиземноморье в это время просто нет. Камеры в Тарксиене оставили явные свидетельства жертвенных церемоний. На алтаре в Тарксиене в углублении был найден кремневый нож; вокруг алтаря лежали кости крупного рогатого скота и овец. Были найдены ракушки, подтверждающие, что морепродукты были важной частью рациона местных жителей; среди резьбы встречаются граффити с изображением кораблей.14 Все эти постройки и резьба были сделаны без использования металлов, которые появились на Мальте только около 2500 года до нашей эры.
Как в культурном, так и в физическом плане это был изолированный мир. В эпоху неолита население островов оценивалось менее чем в 10 000 человек. Однако рабочая сила была способна построить полдюжины крупных святилищ и множество более мелких, что позволяет предположить, что острова могли быть разделены на несколько небольших провинций. Тогда можно было бы ожидать свидетельств ведения войны – например, наконечников копий. Но таких свидетельств практически не сохранилось: это была мирная община.15 Возможно, Мальта и Гозо были священными островами, вызывавшими уважение у народов центрального Средиземноморья, как Делос в классическом греческом мире. Отверстие в плите в храме в Тарксиене может служить доказательством того, что здесь находился оракул. Однако примечательно, что так мало свидетельств об иностранных посетителях было найдено. Если это были священные острова, то часть их сакральности должна была заключаться в том, что они были неприступными, населенными только коренными мальтийцами, служившими Великой Богине, которая была представлена не только в статуях и фигурках, вырезанных мальтийцами, но и в самой форме храмов, с их раздувающимися внешними и похожими на утробу внутренними проходами.
Конец этой культуры столь же загадочен, как и ее создание. Долгий мир закончился к середине XVI века до нашей эры. Нет никаких признаков упадка храмовой культуры; скорее, произошел резкий перелом, когда прибыли захватчики, не обладавшие навыками, которые позволили создать великие памятники, но имевшие одно преимущество: бронзовое оружие. Судя по находкам глиняных валиков и карбонизированной ткани, это были прядильщики и ткачи, прибывшие из Сицилии и юго-восточной Италии16.16 К XIV веку их сменила другая волна сицилийских поселенцев. Но Мальта к этому времени утратила свою самобытность: переселенцы и их потомки поселились в памятниках, оставленных людьми, исчезнувшими с лица земли.
IV
Если на Мальте за многие сотни лет ничего существенно не изменилось, то Сицилия была более изменчивой, как и следовало ожидать от большой, доступной земли с большим разнообразием ресурсов. Поселенцев привлекала доступность обсидиана на островах Липари; они приносили с собой готовую культуру, как можно видеть в Сентинелло, недалеко от Сиракуз, который процветал в начале четвертого тысячелетия до нашей эры, когда мальтийские храмы еще только строились. Городище, заполненное хижинами, имело периметр около 250 метров и было окружено рвом; внутри были найдены керамика и простые фигурки с головами животных. Это была оживленная деревня, со своими ремесленниками и контролем над окружающей местностью и береговой линией, откуда она могла черпать пищу. Поселения этих людей очень напоминают те, что были найдены в юго-восточной Италии, откуда, очевидно, и пришли их предки.
От появления меди и бронзы самую первую культуру Сентинелло отделяет целых 3 000 лет; изменения происходили не быстро, и миграции были спазматическими – пока не было большой волны миграций, которая бы захлестнула Средиземноморье. Но именно этот медленный, осмотический контакт создал некоторые элементы общей культуры. Стиль жизни неолитических сицилийцев из Сентинелло имел много общих черт с другими неолитическими народами Средиземноморья; это не значит, что все они говорили на одних языках (не имея письменности, они не оставили следов своего языка), и что у них было общее происхождение. Но все они участвовали в больших экономических и культурных изменениях, которые привели к освоению земледелия, приручению животных и изготовлению керамики. Похожую грубую керамику с насечками можно найти на территории от Сирии до Алжира, от Испании до Анатолии. В тот же период Липари перестал быть просто складом, где по желанию можно было собирать обсидиан, и был заселен людьми со вкусами и привычками, схожими с теми, что были в Сентинелло. Открытое море не было преградой: поселенцы устремились на юг, и керамика, похожая на ту, что была в Сентинелло, была найдена на стоянках в Тунисе, как и обсидиан из Пантеллерии, между Сицилией и Африкой.17
Липари отличался особенно высоким уровнем жизни благодаря тому, что здесь были налажены поставки обсидиана. О том, свидетельствует ли череда различных стилей керамики об изменениях в составе населения поселений, можно спорить бесконечно. Мода меняется без изменения населения, как хорошо известно любому наблюдателю современной Италии. Керамика, украшенная красным огнем, характерным для шестого тысячелетия до нашей эры, сменилась другой, простой коричневой или черной, отличающейся гладкой, полированной поверхностью, тщательно и точно выполненной. К концу пятого тысячелетия до нашей эры они уступили место керамике, украшенной извилистыми узорами, зигзагами или спиралями, нанесенными на поверхность, очень похожими на изделия, найденные во внутренних районах Южной Италии и на Балканах. На смену им пришла новая мода: в начале четвертого тысячелетия до нашей эры появилась простая красная керамика, положив начало долгоживущей "культуре Дианы", как ее стали называть по основному месту находки. Важным моментом является медленность изменений и стабильность этих островных обществ.18
Мореплаватели пользовались своими плаваниями через Адриатическое, Ионическое моря или Сицилийский канал, чтобы перевозить и предлагать товары, большинство из которых были скоропортящимися – керамика и обсидиан – это лишь то, что удалось сохранить. Можно только догадываться о том, какие лодки использовали эти ранние мореплаватели. В открытом море кожаные покровы, вероятно, обеспечивали изоляцию; лодки также не могли быть крошечными, поскольку на них перевозили не только мужчин и женщин, но и животных и горшки.19 Более поздние свидетельства, грубые рисунки на керамике из Кикладских островов, указывают на то, что лодки имели малую осадку, что делало их неустойчивыми в неспокойном море, и что они приводились в движение веслами. Практические эксперименты с тростниковой лодкой под названием "Папирелла" показали, что движение было медленным – в лучшем случае четыре узла – и что время было легко потерять из-за плохой погоды. Добраться до Мелоса на Кикладах с материка Аттика, переплывая по пути острова, зачастую можно было за неделю.20
Были еще средиземноморские острова, где заселение было весьма ограниченным, в том числе Балеарские острова и Сардиния. Майорка и Менорка были заселены уже в начале пятого тысячелетия, хотя керамика появилась только в середине третьего, и вполне возможно, что время от времени происходил перерыв, когда первые поселенцы отказывались от борьбы с окружающей средой. Самыми первыми жителями Сардинии, по-видимому, были скотоводы, которые, должно быть, привели с собой своих животных.21 На берегах Северной Африки не было ни монументальных зданий, ни эффлоресценции, сравнимой с той, что была на Мальте. Большинство людей, населявших берега Средиземного моря, не выходили за пределы рыболовных угодий в пределах видимости от своего дома. Появление в пятом тысячелетии земледельческих общин в дельте Нила и в Файюме на западе было скорее местным, чем средиземноморским явлением; то есть оно означало творческий ответ жителей хорошо обводненных, а то и заболоченных земель на условия, в которых они жили, и, по крайней мере, на протяжении нескольких веков Нижний Египет был закрытым миром. Мальта, Липари, Киклады по-прежнему были исключительными островными сообществами, выполнявшими весьма специфические функции: в двух случаях – как источник материала для изготовления каменных орудий, а в одном, весьма загадочном, – как средоточие сложного религиозного культа.
Медь и бронза, 3000 г. до н. э. – 1500 г. до н. э.
I
Развитие доисторических обществ всегда рассматривалось с одной из двух точек зрения: диффузионистский подход, который сейчас в значительной степени вышел из моды и приписывает появление новых стилей и техник миграции и торговле; или акцент на факторах внутри общества, способствовавших изменениям и росту. Наряду с тенденцией к поиску внутренних объяснений перемен интерес к этнической идентичности переселенцев угас. Отчасти это отражает понимание того, что простое отождествление «расы» с языком и культурой не имеет никакого отношения к обстоятельствам на местах: этнические группы сливаются, языки заимствуются, важные культурные черты, такие как погребальная практика, мутируют без прихода новых людей. В равной степени было бы ошибкой рассматривать все социальные изменения как результат внутреннего развития, лишь усиленного эффектом растущей торговли: малонаселенные берега и острова доисторического Средиземноморья предоставляли широкие пространства, на которых люди в поисках пищи, изгнанные военачальники или паломники к языческим святыням могли создавать новые поселения вдали от дома. Если там были ранние поселенцы, то новоприбывшие смешивались с ними так же часто, как прогоняли или истребляли их, и язык той или иной группы становился доминирующим по причинам, которые сейчас не поддаются объяснению.
Киклады стали родиной богатой и живой культуры, начиная с раннего бронзового века (примерно с 3000 года до н. э.). Основные острова к этому времени были заселены; такие деревни, как Филакопи на Мелосе, процветали; на нескольких островах из первоначального ядра, состоявшего из нескольких небольших усадеб, развились небольшие поселения.1 Обсидиановые карьеры все еще посещались, а медь была доступна в западных Кикладах, откуда она попадала на Крит; кикладские товары продолжали поступать за пределы острова, хотя и в довольно точных направлениях: на юг Эгейского моря, но почему-то не на север, что говорит о том, что открытие морей все еще было частичным и зависело от того, что другие регионы могли предложить жителям Кикладских островов. Судя по всему, островитяне мало что импортировали в свои деревни; на раскопанных участках Кикладских островов найдено очень мало восточных продуктов. Но это классическая ошибка – считать, что археологическая летопись достаточно полна; текстиль, продукты питания, рабы, предметы из скоропортящихся материалов, таких как дерево, – все это, несомненно, прибывало, хотя можно ли формально назвать их прибытие "торговлей", в третьем тысячелетии до нашей эры остается спорным вопросом.

Кикладская культура перестала определяться только Кикладскими островами; она начала распространяться на юг. В период, который археологи называют «EB I», то есть на первом этапе раннего бронзового века, в Айя-Фотии на северо-востоке Крита возникло новое поселение; судя по стилю захоронений, оно кажется скорее кикладским, чем критским. Описывать это как официальную кикладскую «колонию» было бы слишком специфично; скорее, выходцы из Кикладской империи обосновались на критской земле и продолжали жить в том стиле, к которому они привыкли. К «ЭБ II», около 2500 г. до н. э., кикладские товары проникают за Айя-Фотию и даже имитируются критскими ремесленниками; кроме того, они начинают проникать на северо-восток, в зарождающийся город Троя, расположенный недалеко от Дарданелл, который, с его постепенно расширяющимися связями с внутренними районами Анатолии и Черным морем, вероятно, был основным источником олова.2
Один товар завоевывал престиж, буквально укрепляя руки тех, кто осуществлял политическую власть: бронза; именно спрос на этот сплав создал сеть связей по всему Эгейскому морю, соединив Трою с островами. Блестящие сосуды и постаменты из бронзы или меди свидетельствовали о богатстве и престиже их владельцев, но именно бронзовое оружие гарантировало безопасность от врагов. Те, кто владел этими предметами, несомненно, были успешными военачальниками. Медь можно было найти на острове Кифнос в западной части Киклад или в Аттике на материковой части Греции. Ранние металлурги научились укреплять относительно мягкий металл медью, сплавляя ее с оловом. Сведение воедино ингредиентов бронзы и создание системы обмена означало, что сеть связей по всему Эгейскому морю превратилась в то, что наконец-то можно назвать торговыми путями: связи, устанавливаемые регулярно в зависимости от времени года, от года к году, с целью обмена, в которых посредники путешествовали на лодках, хотя было бы слишком далеко заходить, если бы предположить, что они были профессиональными купцами, живущими исключительно за счет доходов от торговли. В результате Средиземноморье оживало, его пересекали люди самого разного происхождения в поисках или желая избавиться от товаров, которые имели столь же разное происхождение.
Киклады лежали вдоль этих маршрутов. Вместо того чтобы черпать влияние из нескольких направлений, они разработали собственную отличительную форму искусства; термин "искусство", однако, следует использовать с некоторой оговоркой, поскольку предметы, которые они производили, имели четкие функции, даже если эти функции сейчас трудно расшифровать. Кикладское искусство" оказало сильное влияние на современных художников – "простота форм, от которой захватывает дух", по словам Колина Ренфрю, поскольку в нем все больше внимания уделялось пропорциям человеческого тела, чувству "гармонии", не имеющему аналогов в других монументальных скульптурах того периода, на Мальте, в Египте Старого царства или Месопотамии.3 Размеры объектов варьируются от миниатюрных фигурок, настолько стилизованных, что на современный взгляд они больше напоминают скрипку, чем человека, до статуй музыкантов в натуральную величину; фигурки скрипачей относятся к ранним работам, датируемым примерно 3000 годом до нашей эры. Преобладают женские фигуры, что намекает на культ Великой Богини. Салиагосская толстуха с пышными ягодицами, как и мальтийские идолы, может быть связана с культом плодородия. Сырьем послужил белый мрамор с Пароса, но сохранилось достаточно пятен, чтобы доказать, что эти предметы были сильно окрашены.4
Статуи связаны с захоронениями, а в одной могиле было найдено четырнадцать "идолов". Иногда их находят разбитыми, возможно, в рамках сложного погребального ритуала. Представляют ли они умершего? Возможно, они выполняли несколько функций, тем более что их изготавливали на протяжении многих сотен лет (ранний бронзовый век на Кикладах охватывает двенадцать веков, начиная с 3000 года до н. э.). Другие объяснения включают идею о том, что они были психопомпами, то есть проводниками душ умерших в подземном мире, или заменителями человеческих жертв, или даже компаньонами, которые могли предложить сексуальное удовлетворение или музыкальное развлечение в следующем мире. Скульптуры свидетельствуют о существовании касты искусных ремесленников. Могилы свидетельствуют о стратифицированном и сложном обществе, в котором были лидеры и подчиненные; мужская рабочая сила, должно быть, также использовалась в качестве гребцов на борту небольших судов, которые все чаще курсировали по Эгейскому морю, хотя маловероятно, что они ходили дальше, а парусные суда появились только во втором тысячелетии до нашей эры. Изображения их гребных судов можно найти на так называемых "сковородках" – гравированных глиняных табличках, на которых изображены сороконожки с приподнятыми крыльями.5
II
Влияние Трои на историю Средиземноморья двояко. С одной стороны, Троя с начала бронзового века служила перевалочным пунктом, связывающим Эгейское море с Анатолией и Черным морем; с другой стороны, сказание о Трое лежало в основе исторического сознания не только греков, утверждавших, что город был разрушен, но и римлян, утверждавших, что они происходят от его беженцев. Реальную и мифическую Трою трудно отделить друг от друга с 1868 года, когда немецкий предприниматель Генрих Шлиман, одержимый идеей достоверности «Илиады», определил курган Хисарлык, расположенный в четырех милях от места впадения Дарданелл в Эгейское море, как местоположение гомеровского города.6 Хотя некоторые ученые утверждают, что Троянской войны не было и что, следовательно, принадлежность Трои не вызывает вопросов, открытия в хеттских архивах дальше на восток устранили все серьезные сомнения в том, что в Хисарлыке находятся руины города или поселения, известного классическим грекам под названиями Трое и Илиоса. Более поздние поселенцы, включая греков, построивших новый город Илион в классические времена, и императора Константина, который сначала думал построить Новый Рим здесь, а не в Византии, были в равной степени убеждены в этой атрибуции. Еще более примечательно то, что это место имеет исключительно долгую историю, восходящую задолго до даты, приписываемой классическими авторами Троянской войне (1184 год до н.э.). Его история началась, когда бронза впервые распространилась по восточному Средиземноморью. Он перестраивался снова и снова; в 1961 году один из современных раскопщиков кургана, Карл Блеген, выделил сорок шесть пластов в девяти основных слоях.7
Троя не имела никаких неолитических предков. Ее заселили люди, которые были знакомы с медью и, вероятно, торговали оловом. Первая Троя, "Троя I" (ок. 3000-2500 гг. до н. э.), была небольшим поселением, около 100 метров в поперечнике, но она выросла в впечатляющее укрепленное место с каменными сторожевыми башнями и тремя линиями укреплений.8 За это время было много перестроек, а в последние дни правления Трои I большой пожар положил конец крепости. Но внутри крепости была возможна оседлая домашняя жизнь, а сохранившиеся валики веретен свидетельствуют о том, что у очагов, останки которых были раскопаны, ткали текстиль; логично предположить, что первые троянцы торговали и тканями, сделанными из шерсти овец, которых выращивали на равнинах под цитаделью. Наиболее хорошо сохранившийся дом из Трои I был длиной почти двадцать метров, с крыльцом, выходящим на запад; в нем, возможно, жил лидер общины и его большая семья. Ранние троянцы изготавливали небольшие фигурки, в основном женские, и питались моллюсками, тунцом и дельфинами, а также мясом и зерном. Металлическое оружие с этого уровня не было найдено, но наличие точильных камней указывает на то, что медные и бронзовые инструменты регулярно затачивались. Нет никаких свидетельств роскоши: сохранившиеся украшения были сделаны из кости, мрамора или цветного камня. Обильная керамика имеет мрачный вид, тусклый цвет и, как правило, не украшена, хотя ее формы отличаются определенной элегантностью.9
Ранняя Троя была частью культурного мира, выходившего за пределы Анатолии; аналогичная община сложилась на острове Лемнос, недалеко к западу, на месте Полиохни, который иногда называют "древнейшим городом Европы", а также в Терми на Лесбосе10 .10 Но не стоит гадать, откуда пришли самые ранние жители этих земель и на каких языках они говорили. Ведь если Троя и Полиохни впервые возникли как торговые станции, охранявшие пути через Эгейское море и вглубь материка, то вполне вероятно, что они стали привлекать людей самого разного происхождения, как и портовые города впоследствии. Хотя сейчас Хисарлык стоит вдали от моря, доисторическая Троя находилась на краю большого залива (о чем, по-видимому, знал Гомер), который постепенно занесло илом.11 Таким образом, это был морской город, расположенный в стратегически выгодном месте: встречные ветры могли сделать вход в Дарданеллы невозможным на несколько недель подряд; судоходство задерживалось в бухте, и жители цитадели могли с выгодой обслуживать потребности тех, кто находился на борту. Все это произошло не сразу, и в период существования Трои I, вероятно, навигация мимо цитадели была прерывистой и нелегко контролируемой. На ее месте возникла Троя II (ок. 2500 – 2300 гг. до н. э.) – более величественная и лучше защищенная цитадель, немного большая, с монументальными воротами и большим залом или мегароном, вероятно, окруженным деревянными колоннами. Эти троянцы были также земледельцами и ткачами – было найдено веретено, к которому до сих пор прилип кусок карбонизированной нити.12 Они приобрели или изготовили сложное вооружение; считается, что их бронзовое оружие было импортным, но имелось и более мягкое оружие из меди, которое могло быть изготовлено на месте, из металла, привезенного через Эгейское море.
Несмотря на то, что теперь они перешли на гончарные изделия, выточенные на колесах (отсутствующие в Трое I), Блегену не понравились их горшки, и он предположил, что они были "угрюмым, строгим народом, мало склонным к веселью и свету";13 дело вкуса, действительно ли тонкие кубки, которые теперь производили троянцы, были такими скучными и лишенными характера. Кроме того, большие горшки прибывали в Трою из самых отдаленных районов Киклад, в них везли масло или вино. Похожие на троянские гончарные изделия были найдены на берегах Эгейского моря и в Анатолии, и легко предположить, что эти предметы были вывезены из Трои, хотя более вероятно, что стиль гончарных изделий отражал общую культуру, частью которой была Троя. Действительно, Полиохни, с которым у Трои было так много общих черт, был в два раза больше Трои. Эти эгейские поселения значительно отставали по богатству от городов Египта и Месопотамии, и нет никаких свидетельств того, что у них еще не было письменности – инструмента, который со временем значительно облегчил бы торговлю и учет; тем не менее, Троя и Полиохни становились частью переплетенного торгового мира, через который пролегали регулярные торговые маршруты по морю и суше; и самое ясное свидетельство того, что это принесло большое богатство элите Трои II, содержится в знаменитом "Сокровище Приама", обнаруженном Шлиманом.
Долгое исчезновение этих сокровищ в советских хранилищах лишило ученых возможности разобраться в том, что иногда кажется надуманным творением самого Шлимана.14 Шлиман собрал найденное в несколько кладов, один из которых он назвал "Великим кладом", приписав его к осаде, которая (если она вообще имела место) произошла тысячелетие спустя. Качество изготовления действительно впечатляет. Поражает коллекция женских украшений, золотых и серебряных сосудов, включая золотую "соусницу" и женский головной убор из золотых нитей, тысячи золотых бусин и несколько серебряных ожерелий; было много предметов из других материалов, включая нефритовые церемониальные топоры и ручки из горного хрусталя, которые могли быть прикреплены к скипетрам. Некоторые предметы, очевидно, были изготовлены на месте, другие, включая само золото, наверняка были импортными. Все это убедительно говорит о том, что в Трое жила процветающая элита, которая накопила значительные богатства за счет прибыли от торговли, проходившей через город. Троя была не только торговым центром, но и центром промышленности, где, скорее всего, производились тяжелые шерстяные ткани; еще одним экспортным товаром могла быть древесина с горы Ида, расположенной неподалеку, для строительства кораблей и близлежащих зданий; местность была богата сельскохозяйственными угодьями и скотом. Судя по находкам костей животных, она еще не была знаменитым центром по разведению лошадей, которым она со временем станет. Но Троя была периферийным поселением; Средиземноморье никогда не было в центре интересов великих царей Хатти, расположенных дальше на востоке, которые были твердо направлены на гористые, богатые минералами внутренние районы западной Азии.








