Текст книги "Великое море. Человеческая история Средиземноморья (ЛП)"

Автор книги: David Abulafia

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 47 страниц)

Карл планировал направить большой флот против Константинополя совместно с венецианцами; Диррахион станет базой, с которой он сможет проникнуть вглубь Византии по Виа Эгнатия. Старые планы сражений Роберта Гискара и Вильгельма Доброго были извлечены из ящика и вытерты. Половину своих весьма щедрых доходов Карл направил на строительство флота из пятидесяти или шестидесяти галер и, возможно, тридцати вспомогательных судов. Эти галеры были великолепными кораблями, большими, прочными и, как предполагалось, способными держаться на плаву в открытом море.46 Эксплуатация такого флота обошлась бы не менее чем в 32 000 унций золота, а возможно, и в 50 000 унций.47 Это была исключительная ошибка в оценке того, что его обложенные высокими налогами подданные смогут вынести. Скороварка взорвалась. В Палермо потомки латинских поселенцев, мигрировавших на остров с конца XI века, обратились против анжуйских солдат Карла во время великого восстания "Сицилийская вечерня" в марте 1282 года48 .48 Их клич был "Смерть французам!", но не менее важным объектом их враждебности была группа бюрократов из Амальфи и Неаполитанского залива, которые, будучи вытесненными из средиземноморской торговли генуэзцами и пизанцами, теперь поставили свои навыки в бухгалтерском деле на службу сначала Фридриху II, а затем Карлу I.49 Их энтузиазм в отношении тонкостей налоговой системы помог разозлить островную элиту. Повстанцы быстро завоевали остров в надежде создать на нем федерацию свободных республик. Получив отпор от великого союзника Карла – Папы Римского, к которому они наивно обратились за поддержкой, они обратились к мужу внучки Фридриха II, последнему оставшемуся в живых представителю династии Гогенштауфенов: королю Петру III Арагонскому, сыну Якова Завоевателя.

В августе 1282 года Петр и его флот оказались поблизости, ведя кампанию, которая, как утверждал Петр, была священной войной против североафриканского города Алколь. Вопрос о том, было ли это прикрытием, и действительно ли он замышлял захватить Сицилию, вызывает много споров. События в Палермо, начавшиеся с беспорядков после того, как французский солдат сделал сексуальное предложение молодой сицилийской домохозяйке, выглядят совершенно не скоординированными, даже хаотичными. Когда Петр прибыл в сентябре, он, вернее, его жена Констанция, заручился поддержкой большинства сицилийской элиты. В конце концов, он приехал, чтобы оправдать ее притязания на Сицилию, и захватил бы и южную Италию, если бы ее жители присоединились к восстанию и если бы у него были ресурсы для победы над хорошо финансируемыми армиями Карла Анжуйского (Карл пользовался кредитами флорентийских банкиров, чья поддержка гарантировала поставки апулийского зерна в растущий город Флоренцию).50 Анжуйцы убедили французского короля вторгнуться в Арагон в 1283 году (катастрофа для Франции); арагонцы поддерживали антипапские фракции в Италии, обеспечивая центр лояльности в междоусобной борьбе проанжуйских гвельфов и проарагонских гибеллинов в тосканских и ломбардских городах.51 В результате сложилась патовая ситуация: к 1285 году, когда умерли и Петр III, и Карл I, арагонский король владел Сицилией, а анжуйский – южной Италией, но оба называли себя "королем Сицилии". (Материковое королевство часто удобно называть "Неаполитанским королевством"). Несмотря на папские попытки посредничества в 1302 году и после, соперничество между Анжуйцами и Арагонцами продолжалось на протяжении всего XIV века, расходуя драгоценные финансовые ресурсы и время от времени вырываясь наружу.

Конфликт разгорелся как на море, так и на суше. Карл Анжуйский, вероятно, рассматривал меньший каталонский флот как ничтожного соперника. Это было ошибкой, особенно после того, как король Петр назначил Роже де Лауриа, дворянина из Калабрии, адмиралом флота. Это был один из величайших флотоводцев в истории Средиземноморья, новый Лисандр.52 В отличие от компактного, хорошо управляемого каталонского флота, флот Карла был впечатляюще оснащен, но ему не хватало слаженности; он представлял собой пеструю смесь южных итальянцев, пизанцев и провансальцев. В октябре 1282 года Роже де Лаурия разгромил флот Карла у побережья Калабрии, у Никотеры, захватив двадцать анжуйских и две пизанские галеры и вынудив Карла перейти к обороне на материковой части Южной Италии.53 Однако для того, чтобы вернуть Сицилию, Карлу необходимо было овладеть Сицилийскими проливами, отделяющими остров от Африки. Здесь ему снова помешал Роже де Лаурия, и ареной сражения стали воды вокруг Мальты, которые оспаривались между анжуйским гарнизоном и арагонскими силами вторжения. В июне 1283 года провансальский флот из восемнадцати галер прибыл в то место, которое должно было стать Большой гаванью Мальты, но там его преследовал флот Лаурии из двадцати одной галеры. Два флота сражались весь день, и к ночи анжуйцы были вынуждены сдать многие из своих кораблей и затопить несколько других. Не менее серьезными были и потери анжуйцев: около 3 500 анжуйских солдат были убиты, а арагонцы взяли несколько сотен пленных, в том числе дворян. Большинство жертв, вероятно, были из Марселя, который, возможно, потерял в битве почти пятую часть своего населения.54 Когда в 1283 году французы начали вторжение в Каталонию, каталонский флот также был наготове и захватил половину французского флота у берегов Розы. Роже утверждал: "Ни одна галера, ни один корабль, ни даже, я полагаю, ни одна рыба не выходит в море, если на ней нет оружия короля Арагона".55

Анжуйцы теперь не могли защищать берега южной Италии от постоянных набегов каталонцев, и их утрата господства над Тирренским морем была подтверждена в июне 1284 года, когда сын Карла I, Карл, принц Салерно, имел глупость повести анжуйский флот против кораблей Рожера де Лаурии у Неаполя. Многие неаполитанские моряки знали, что лучше не вступать в бой с каталонцами, и были вынуждены на острие меча вступить в бой. На этот раз катастрофа приняла другую форму. Неаполитанский флот не был уничтожен, но несколько провансальских галер были захвачены, и на борту одной из них находился Карл Салернский.56 Ему предстояло оставаться арагонским пленником до 1289 года, хотя его отец умер в 1285 году и (по крайней мере, в глазах анжуйцев) он стал королем Сицилии и графом Прованса. В последующие годы каталонский флот нагло расширял свои операции по всему Средиземноморью, совершая набеги на Кефалонию (неаполитанское владение), Киклады и Хиос; Джерба и Керкенна, у берегов Туниса, были возвращены под контроль сицилийцев. Никто не мог противостоять Роджеру де Лауриа. Непрерывная череда его морских побед привела к тому, что Сицилия осталась в руках арагонцев.

Майорка представляла собой другую проблему. Петр III с самого начала возмущался тем, что отец разделил его земли между королем Арагона и королем Майорки. Когда его младший брат, Яков II Майоркский, вероломно перешел на сторону анжуйцев, Петр вторгся в Руссильон, ворвался в королевский дворец в Перпиньяне и, оказавшись запертым в спальне брата, в отчаянии колотил в дверь, пока Яков сбегал по грязному люку и бежал через всю страну. Он вернул себе корону только в 1298 году, после папского посредничества.57 Однако Петр принял решение, схожее с решением отца, когда отделил недавно завоеванный остров Сицилия от других своих земель, завещав его своему второму сыну как отдельное образование. Тем самым был признан неудобный факт: сицилийцы сражались не за Барселонский дом, а за дом Гогенштауфенов. Кроме того, Сицилия находилась далеко от дома, и ее было трудно или невозможно контролировать из Барселоны. Тем не менее остров был чрезвычайно желанным. Еще задолго до вечерни каталонские купцы массово прибывали в Палермо, Трапани и другие порты в поисках зерна и хлопка. Однако целью Петра было выкупить династические права своей жены, а не защищать интересы своих купцов. После смерти Петра возможности купцов оказались под угрозой из-за раздоров между тремя арагонскими королями – правителями Арагона-Каталонии, Майорки и Сицилии.

Несмотря на политические разногласия и периодические эмбарго в каталонско-арагонском мире, каталонцы заняли место рядом с итальянцами. Они вступили в борьбу за овладение Средиземноморьем в нужный момент: генуэзцы, пизанцы и венецианцы еще не установили полный контроль над морскими путями, когда Барселона начала соперничать за доступ к Африке, Сицилии и Востоку. Каталонцы обладали внушительным опытом в навигационном искусстве, включая картографию. Но у них также было одно преимущество, которого не было у их соперников: под покровительством королей Арагона они получили легкий доступ ко дворам правителей Туниса, Тлемсена и Александрии. Поздние поколения будут вспоминать эпоху Якова Завоевателя и Петра Великого как героический век Каталонии.

Серрата – закрытие, 1291-1350 гг.

I

Падение Акры в 1291 году потрясло Западную Европу, которая в последние десятилетия практически ничего не делала для защиты города. Планы по организации новых экспедиций были многочисленны, и одним из самых больших энтузиастов был Карл II Неаполитанский, освободившийся из каталонской тюрьмы. Но это были лишь разговоры; он был слишком занят попытками победить арагонцев, чтобы начать крестовый поход, да и ресурсов для этого у него не было.1 Итальянские купцы диверсифицировали свои интересы, чтобы справиться с потерей доступа к восточным шелкам и пряностям через Акко. Венеция постепенно заняла лидирующие позиции в Египте, в то время как генуэзцы сосредоточились на торговле крупногабаритными товарами из Эгейского и Черного морей, после того как в 1261 году в Константинополе была основана генуэзская колония. Однако византийские императоры относились к генуэзцам настороженно. Они благоволили и к венецианцам, хотя и в меньшей степени, чтобы генуэзцы не думали, что могут делать все, что им заблагорассудится. Михаил VIII и его сын Андроникос II ограничили генуэзцев высокими землями к северу от Золотого Рога, в районе, известном как Пера, или Галата, где массивная генуэзская башня до сих пор возвышается над северной частью Стамбула, но они также предоставили им право на самоуправление, и генуэзская колония росла так быстро, что вскоре ее пришлось расширить. К середине XIV века торговые доходы генуэзской Перы превышали доходы греческого Константинополя в соотношении семь к одному. Эти императоры фактически передали генуэзцам контроль над Эгейским и Черным морями, а флот Михаила, состоявший примерно из восьмидесяти кораблей, был расформирован его сыном. Предполагалось, что Бог защитит Константинополь в награду за то, что он отверг все попытки унии святой православной церкви с нечестивой католической.2

Генуэзцы в целом терпели венецианское присутствие, поскольку война вредила торговле и отнимала ценные ресурсы. Иногда, как в 1298 году, пиратские нападения одной из сторон вызывали кризис, и города все же вступали в войну. В битве при Курцоле (Корчула) в том году около восьмидесяти генуэзских галер столкнулись с более чем девяноста венецианскими. Венецианцы находились на своей территории, в глубине Адриатики. Но генуэзское упорство победило, и сотни венецианцев попали в плен, в том числе, как говорят, и Марко Поло, который продиктовал свои необыкновенные рассказы о Китае и Востоке пизанскому трубадуру, с которым он делил камеру в Генуе.3 Настоящая история Поло – это не просто история бесстрашных или безрассудных венецианских торговцев драгоценностями, отправившихся через Акко на Дальний Восток в сопровождении юного Марко. Возникновение Монгольской империи в XIII веке привело к изменению конфигурации трансазиатских торговых путей и открыло маршрут, по которому восточные шелка доставлялись к берегам Черного моря, хотя морские пути через Индийский океан и Красное море продолжали доставлять пряности в Александрию и Средиземноморье из Ост-Индии. Получив доступ к Черному морю в 1260-х годах, генуэзцы и венецианцы попытались освоить эту экзотическую трансазиатскую торговлю. Венецианцев, как и положено, больше интересовали дорогие предметы роскоши, в то время как генуэзцы сосредоточились на рабах, зерне и сухофруктах – местных продуктах с берегов Черного моря. Большим спросом пользовался и высококачественный воск, которым освещали церкви и дворцы по всей Западной Европе. Генуэзцы основали успешную торговую базу в Каффе в Крыму, в то время как венецианцы действовали из Таны в Азовском море. В Каффе генуэзцы собирали тысячи рабов, в основном черкесов и татар; они продавали их в качестве домашней прислуги в итальянские города или мамлюкам в Египет, которые набирали их в султанскую гвардию. Зрелище того, как генуэзцы снабжают мусульманского врага своими отрядами, неудивительно, что вызвало тревогу и недовольство папского двора.

Генуэзцы отправляли понтийское зерно далеко за пределы Константинополя, возрождая черноморские зерновые перевозки, которые помогали кормить древние Афины. По мере того как итальянские города увеличивались в размерах, они получали зерно все дальше и дальше: Марокко, берега Болгарии и Румынии, Крым, Украина. Себестоимость производства там была гораздо ниже, чем на севере Италии, так что даже с учетом транспортных расходов зерно из этих стран можно было продавать на родине по ценам не выше сицилийского или сардинского импорта. Но и в них по-прежнему ощущалась большая потребность. Генуэзцы распределяли зерно из всех этих источников по всему Средиземноморью: они и каталонцы снабжали Тунис; они переправляли зерно из Сицилии в Северную Италию.4 Одним из городов, где спрос был постоянным, была Флоренция, только сейчас ставшая экономическим центром, центром отделки тканей и производства сукна. Несмотря на то, что Флоренция расположена далеко в глубине материка, она сильно зависела от Средиземноморья в плане поставок шерсти и продовольствия; она контролировала небольшую территорию, на которой можно было производить достаточно зерна, чтобы прокормить город только пять месяцев из двенадцати. Почва Тосканы в целом была бедной, и местное зерно не могло сравниться по качеству с твердыми сортами пшеницы, которые импортировались из-за границы. Одним из решений проблемы стали регулярные займы у союзника – анжуйского короля Неаполя, что давало доступ к, казалось бы, безграничным запасам зерна в Апулии.5

Эти события отражали масштабные изменения в обществе и экономике земель, окружающих Средиземноморье. К 1280 или 1300 году население росло, и параллельно росли цены на зерно. Местные голодающие становились все более частыми, и городам приходилось искать необходимое продовольствие все дальше и дальше. Торговая революция в Европе привела к резкому росту городов, поскольку перспективы трудоустройства в них привлекли рабочих из сельской местности. Города стали доминировать в экономике средиземноморской Западной Европы, как никогда ранее в истории: Валенсия, Майорка, Барселона, Перпиньян, Нарбонна, Монпелье, Эгес-Мортес, Марсель, Савона, Генуя, Пиза, Флоренция с ее широко используемыми и имитируемыми золотыми флоринами – вот основные центры на большой дуге, протянувшейся от каталонских земель до Тосканы. Богатый солью Эгю-Мортес, облик которого мало изменился с начала XIV века, был основан в 1240-х годах как торговые ворота в Средиземноморье для королевства Франция, которое только недавно получило прямой контроль над Лангедоком. Король Людовик IX с тревогой наблюдал за процветающим городом Монпелье, центром торговли, банковского дела и производства, который в рамках сложного феодального соглашения находился под властью короля Арагона. Он надеялся перенаправить бизнес в свой новый порт в соляных лагунах, который он также использовал в качестве отправной точки для своего катастрофического крестового похода в 1248 году. В итоге Эг-Мортес вскоре стал портом Монпелье, который еще столетие избегал французского королевского контроля.6 Венецианцы по-своему решали проблему, как прокормить 100 000 жителей своего города. Они попытались направить все зерно, поступающее в Верхнюю Адриатику, в город; венецианцы получали первый выбор, а то, что оставалось, перераспределялось среди голодных соседей, таких как Равенна, Феррара и Римини. Они стремились превратить Адриатическое море в то, что стало называться «Венецианским заливом». Венецианцы вели напряженные переговоры с Карлом Анжуйским и его преемниками, чтобы получить доступ к апулийской пшенице, и даже были готовы оказать поддержку кампании Карла I против Константинополя, которая должна была начаться в 1282 году, в год Сицилийской вечерни.

Помимо продовольствия, большие круглые корабли генуэзцев и венецианцев перевозили квасцы из Малой Азии на Запад; генуэзцы основали анклавы на окраинах стран-производителей квасцов, сначала на побережье Малой Азии, где генуэзский авантюрист Бенедетто Дзаккария в 1297 году пытался создать "Азиатское королевство", а затем неподалеку на острове Хиос, который был захвачен консорциумом генуэзских купеческих семей в 1346 году (и удерживался до 1566 года). Хиос не только давал доступ к квасцам Фокии, но и производил сухофрукты и мастику. Важнее Хиоса была Фамагуста на Кипре, которая заполнила брешь, образовавшуюся после падения Акко. Кипр находился под властью семьи Лузиньянов, французского происхождения, хотя большинство его жителей были византийскими греками. Правители часто оказывались втянутыми в междоусобную борьбу, но династии удалось просуществовать еще два столетия, чему способствовало процветание Кипра благодаря интенсивной торговле с соседними странами.7 Массовые общины иностранных купцов приезжали и селились на острове: Фамагуста была базой для купцов из Венеции, Генуи, Барселоны, Анконы, Нарбонны, Мессины, Монпелье, Марселя и других мест; ее разрушенные готические церкви до сих пор свидетельствуют о богатстве, накопленном купцами.8

С Кипра торговые пути вели в другое христианское королевство, Киликийскую Армению, расположенную на юго-восточном побережье современной Турции. Западные купцы поставляли пшеницу в Армению через Кипр и использовали Армению как ворота в экзотические и трудные торговые пути, которые уводили их от Средиземноморья, к шелковым рынкам персидского Тебриза и дальше. Кипр имел тесные связи с Бейрутом, где сирийские христианские купцы выступали в качестве агентов предпринимателей из Анконы и Венеции, поставляя им огромное количество хлопка-сырца для переработки в ткани в Италии и даже в Германии – явный признак того, что в Средиземноморье зарождалась единая экономическая система, пересекавшая границы между христианством и исламом. Часть хлопчатобумажных тканей в конечном итоге отправлялась обратно на Восток для продажи в Египте и Сирии. Торговля и политика были роковым образом переплетены в сознании лузиньянских королей. Когда в 1365 году король Кипра Петр I начал амбициозный крестовый поход против Александрии, его грандиозный план включал установление христианской гегемонии над портами южной Анатолии (несколько из которых он уже захватил) и Сирии, но продолжительная кампания в Египте была далеко за пределами его ресурсов; экспедиция обернулась нездоровым разграблением Александрии, подтвердив, что провозглашенная как священная война была продиктована материальными соображениями. Вскоре после его возвращения на Кипр царь Петр, умевший наживать врагов, был убит.9

II

Торговое превосходство итальянских и каталонских купцов основывалось на их военно-морском превосходстве. Большие круглые парусные корабли могли свободно переходить от христианских берегов к мусульманским только потому, что моря патрулировали длинные гребные галеры. Галеры были в восемь раз длиннее, чем шире, и объединяли в себе силу весел и парусов. На веслах сидели по четыре-шесть человек, по два-три на каждое весло. Как торговые суда они лучше всего подходили для перевозки небольших партий дорогостоящих товаров, таких как пряности, поскольку пространство трюмов было очень ограничено. Они были быстрыми и маневренными, но в открытом море их могло захлестнуть. По мере развития Фландрского маршрута корабли, направлявшиеся в Атлантику, строились длиннее, шире и (что самое главное) выше, чтобы новые «большие галеры» могли противостоять ветрам и течениям Бискайского залива.10 Среди круглых кораблей было очень мало венецианских и генуэзских судов размером с Роккафорте, построенных в 1260-х годах: это был огромный корабль весом около 500 тонн, что более чем в два раза превышало водоизмещение большинства круглых кораблей.11

Некоторые флоты, в частности те, что шли из Венеции в Левант или во Фландрию, двигались в составе конвоев и имели вооруженную охрану (венецианцы называли это системой муда). Но даже в этом случае безудержное пиратство мусульманских или христианских корсаров могло надолго прервать перевозки. В 1297 году повстанческая группировка из Генуи, возглавляемая членом семьи Гримальди, чья привычка носить капюшон якобы принесла ему прозвище "Монах", захватила скалу Монако на крайнем западе генуэзских земель (на самом деле название Монойкос произошло от фокейских поселенцев в древности и не имеет ничего общего ни с монахом, ни с Монако). Монакские моряки на протяжении многих десятилетий доставляли немало хлопот, выдавая себя за сторонников анжуйского короля Неаполя Роберта Мудрого, который в 1318 году стал владыкой Генуи. В 1336 году монегасские пираты захватили две галеры, возвращавшиеся из Фландрии с товарами. Сенат был вынужден приостановить все свои плавания во Фландрию, которые не возобновлялись в течение двадцати лет. Гримальди остались на месте, продолжали досаждать и до сих пор являются правителями Монако, хотя и нашли более респектабельные способы зарабатывать деньги, чем пиратство.12

Хотя торговля создала успешный купеческий класс, она также укрепила власть патрицианских семей. В Венеции дворяне доминировали на самых прибыльных торговых маршрутах, оставляя торговлю зерном, солью и вином купцам среднего класса на их круглых кораблях. Определить, кто относится к знати, было непросто, хотя существовали некоторые древние семьи, такие как Дандоло, которые веками оставались на вершине социальной лестницы. Вопрос заключался в том, кому было позволено подняться по этой лестнице в период растущего процветания, когда многие новые люди приобрели огромное богатство и претендовали на право определять, куда должны плыть галерные конвои и с какими иностранными королями заключать договоры – решения, которые (в начале XIV века) принимались аристократическим Сенатом. Решение, предложенное в 1297 году, заключалось в том, чтобы ограничить членство в Большом совете, из которого формировались сенат и высшие комитеты, теми, кто уже был его членом, и их потомками – около 200 семей, многие из которых были ведущими торговыми семьями, такими как Тиеполос. Это "закрытие", или серрата, должно было стать более или менее окончательным, хотя с годами некоторые семьи принимались в дворянские ряды через черный ход.13 Таким образом, серрата давала возможность подтвердить главенство аристократии в политике, торговле и обществе.

III

Каталонцы тоже наслаждались успехами в начале XIV века. Официальное окончание Войны Вечеров в 1302 году вновь открыло пути, связывающие Сицилию, Майорку и Барселону. Самое главное, король Арагона решил подтвердить свои притязания на Сардинию, которую Папа Римский пожаловал Якову II Арагонскому в 1297 году, в обмен, как надеялся Папа, на Сицилию.14 Брат Якова Фредерик ответил агрессивно, удерживая Сицилию в качестве независимого монарха, и только в 1323 году король Альфонсо IV начал вторжение в Сардинию. Хотя его мотивы были в первую очередь династическими, каталонское купечество считало, что получит значительную выгоду от завоевания острова, столь богатого зерном, солью, сыром, кожей и – что самое главное – серебром.15 Будущие завоеватели не учли извечного нежелания коренных сардов мириться с внешним правлением. Каталонцы обосновались в городах, в основном на побережье (их каталоноязычные потомки до сих пор живут в Альгеро), а сардов держали за пределами городских стен. Тем временем генуэзцы и пизанцы рассматривали каталонское вторжение как посягательство на их собственные права. В итоге пизанцам позволили сохранить владения на юге Сардинии, но Пиза оказалась отброшенной силой – незадолго до этого город даже подумывал о добровольном подчинении Якову II Арагонскому. Генуэзцы представляли собой более серьезную проблему. Они отвечали жестокими нападениями на каталонское судоходство, а каталонцы были не менее жестоки. Моря вокруг Сардинии стали опасными. Это был спорный остров – спор между его потенциальными хозяевами и его древними обитателями, спор между одним потенциальным хозяином и другим. В конце XIV века сопротивление туземцев вылилось в создание динамичного королевства в Арбореа, в центре-западной части острова; его королева, Элеонора, прославилась как законодательница.16

После того как в 1337 году на арагонский престол взошел амбициозный, небольшого роста король, известный как Петр Церемонный (Петр IV), арагонский двор начал разрабатывать то, что можно назвать имперской стратегией. В начале своего правления он решил решить проблему поведения своего кузена на Майорке. Король Яков III Майорка производит впечатление психически неуравновешенного человека. Он был глубоко возмущен тем, что Петр IV настаивал на том, что король Майорки является вассалом короля Арагона, но он приехал в Барселону, чтобы обсудить их непростые отношения. Его корабль причалил к стенам приморского дворца, и по его настоянию был построен крытый мост, соединяющий корабль с ним; затем он попытался заманить Петра на борт, и распространилась история, что у него был безумный план похищения короля Арагона. Деловые круги Майорки воспринимали все это с большим трудом. Они хотели и должны были поддерживать тесные связи со своими коллегами в Барселоне. Когда в 1343 году король Арагона объявил Джеймса сговорчивым и захватил Майорку, каталонский флот насчитывал 116 кораблей, включая двадцать две галеры, это стало облегчением.17 Вскоре после этого Джеймс умер, пытаясь вернуть свои земли. В конце своей долгой жизни (он царствовал пятьдесят лет) Петр пытался договориться о брачном союзе, который вернул бы арагонцам Сицилию. Его имперская мечта начала превращаться в реальность: наконец-то возникла каталонско-арагонская "империя", от которой каталонские купцы надеялись получить большую прибыль. В 1380 году Петр объяснял важность этих транссредиземноморских связей, размышляя о необходимости сохранить контроль над разоренным войной островом Сардиния:

Если Сардиния погибнет, то погибнет и Майорка, потому что продовольствие, которое Майорка привыкла получать с Сицилии и Сардинии, перестанет поступать, и в результате земля обезлюдеет и будет потеряна.18

Возникала сеть, связывающая Сицилию, Сардинию, Майорку и Каталонию, в рамках которой итальянские острова регулярно снабжали Майорку и Барселону жизненно важными продуктами питания.

Содержание флота было головной болью. В тринадцатом веке в Барселоне был построен большой арсенал, в здании которого сейчас находится Морской музей. Здесь корабельные мастера работали под укрытием, а к аркам были подвешены большие железные кольца, позволявшие им использовать блоки и снасти для подъема корпуса. Однако стоимость строительства арсенала для размещения двадцати пяти галер была оценена королевским советником в 2 000 золотых унций, что было больше, чем могли позволить себе короли Арагона. И это еще без учета расходов на поддержание кораблей в исправном состоянии и снабжение моряков продовольствием, вооружением и прочим снаряжением. Рацион моряков на борту каталонских галер был однообразным: твердый бисквит, соленое мясо, сыр, бобы, масло и вино, а также нут и фасоль; главное отличие от рациона генуэзских, венецианских и неаполитанских моряков заключалось в балансе элементов: венецианцы получали меньше бисквита и сыра и гораздо больше соленого мяса, а неаполитанский флот был завален бесплатным вином (объясняет ли это его плохие результаты в бою?).19 С помощью чеснока, лука и специй можно было приготовить довольно вкусную начинку для бисквита, и было понятно, что чеснок и лук защищают от таких болезней, как цинга. Бисквит был именно таким – biscoctus, "дважды приготовленным", так что он был твердым, но легким, легко сохранялся и был питательным.20 Отсутствие соленой рыбы кажется странным. Соленая рыба была важной частью рациона в Барселоне; здесь было много местных анчоусов, а также рыбу привозили из Атлантики, особенно в Великий пост, когда христианам запрещалось есть мясо. С другой стороны, короне незачем было платить за рыбу, когда ее в изобилии можно было добыть под килем корабля. Соленая пища увеличивала потребность в воде, что было постоянной проблемой. Каждому человеку требовалось не менее восьми литров в день, особенно при гребле в жаркую погоду. Корабли могли перевозить более 5 000 литров воды, которая легко портилась, и ее приходилось очищать и ароматизировать уксусом. Но запасы нужно было пополнять, и, как и в древности, решением этой проблемы были частые высадки на берег.21 Решение этих проблем со снабжением было одной из обязанностей адмирала. Он был не просто командующим флотом.

Некоторые районы западного Средиземноморья были запретными. Примерно в 1340 году контроль над Гибралтарским проливом оспаривали генуэзцы, каталонцы и марокканские Мариниды.22 Проблема усугублялась опасениями марокканского вторжения в южную Испанию – повторения вторжений из Марокко, которые представляли такую угрозу для христианских королевств Иберии в XI и XII веках. К счастью для христианских держав, мусульманские короли Гранады в целом стремились избежать господства Маринидов так же, как и христиане, но в конце 1330-х годов они заключили союз с марокканцами, что поставило под угрозу проход через проливы. Уже не в первый раз король Кастилии попытался установить контроль над проливами, осадив Гибралтар, но сам был осажден мусульманскими войсками и неохотно отступил.23 В 1340 году кастильский флот потерпел поражение от возрождающегося марокканского флота у Гибралтара, потеряв тридцать два боевых корабля. Потрясение от поражения собратьев-христиан побудило арагонцев заключить мир с кастильцами, с которыми они давно враждовали. Арагонский король надеялся снарядить не менее шестидесяти галер, но ему пришлось просить средства у своих парламентов или кортесов; валенсийские кортесы предложили двадцать галер, и даже ссорившийся с ними король Майорки – пятнадцать. Тем временем марокканцы свободно вошли в Испанию, но кастильцы, на этот раз с португальской помощью, разгромили марокканскую армию в битве при Саладо на юге Испании в октябре 1340 года. Захваченные боевые штандарты маринидов до сих пор можно увидеть в сокровищнице собора Толедо. Однако победа не положила конец войне, и эскадры из десяти или двадцати галер неоднократно отправлялись к проливам. Это было довольно мало по сравнению с марокканцами, которые в 1340 году каким-то образом умудрились пустить в плавание 250 кораблей, включая шестьдесят галер.24 Война закончилась в 1344 году, когда король Кастилии Альфонсо XI вошел в Альхесирас, в результате чего северная сторона пролива оказалась в руках христианского короля, хотя Гибралтар по соседству оставался непокоренным.25