Текст книги "Vanitas (СИ)"

Автор книги: Дарья Шварц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

– Люц… – глухо позвал Далеон и запустил свободные пальцы в её кудри. Слегка сжал у корней и отстранил от себя.

С ним что-то неладное творилось. Лицо напряжённое, по скулам гуляют желваки, а в очах стыд и дикое…

Он накрыл её глаза ладонью и глубоко вдохнул.

– А что же все приуныли? – внезапно бодро и насмешливо спросил друзей. – Мой старший брат вернулся с нуднейшей службы, а мы не празднуем? Орфей, ну-ка заведи шарманку повеселее. Сесиль, налей всем вина. Меридия, иди ко мне!

Придворные засуетились.

Орфей подошёл к шкатулке и начал колдовать над ней. Сесиль взяла с ажурного столика две бутылки разных цветов и щедро плеснула из одной и другой во все имеющиеся кубки. Меридия юркой змейкой нырнула к шестому под бочок, и принялась самозабвенно водить пальчиком по его торсу и хаотично целовать в обнажённую грудь, шею, крепкий подбородок, расстёгивать пуговицы.

Зрения Люцию больше никто не лишал.

Губы нашли губы. Меридия пылко, со всем усердием и очевидной любовью отвечала на поцелуй, а Далеон…

Далеон не сводил глаз с Люции.

И она, не мигая, глядела в ответ. Между ними будто протянулась смутная, ещё неоформленная толком связь. Но уже с пугающей неотвратимостью нависла над ними страхом потери, разрывом этого контакта взглядов и душ, коль хоть один отвернётся.

Люция смотрела на него, и незнакомые сильные эмоции поднимались в ней, распирали грудь, сжимали горло.

Она захлёбывалась, тонула в едком тумане щемяще-сладких, мучительных чувств. А когда принц начал ощутимо массировать её затылок, сжимая волосы до бликов боли перед глазами, Люц, казалось, вовсе сошла с ума.

Грудь ходила ходуном от поверхностного дыхания, пульс грохотал в ушах, перекрывая бойкий ритм волынок и флейт, внизу живота кипела кровь. Невыносимо. Внутри, как в кратере, бурлила, готовилась взорваться и выплеснуться наружу лава, всё сжигающая и воспламеняющая.

Эта эмоциональность пугала Люцию. Она никогда такой не была и просто не знала, что с ней творится, как всё прекратить. Ей хотелось толи прижаться к принцу сильнее, толи отпрянуть и сбежать.

– Мой принц… – сипло взмолилась она, перехватывая его запястье. Ёрзала, не знала, чего просила, но точно знала, что он может это дать.

– Не твой, – резко оборвала Меридия, оторвавшись от Далеона. Поймала его пронзительный взгляд, поджала фиолетовые губы, сжала кулаки и с какой-то обречённой решительностью добавила: – Пока не твой. Присягни ему на верность, дикарка. Ему и Двору Мечей. Здесь и сейчас. Поклянись покорно исполнять нашу волю, служить со всем рвением и почтением, обожать нас и быть преданной. Поклянись любить и делать всё во благо Далеона и нашего Двора. Клянись отдать жизнь за него, если потребуется. Клянись умереть, если прикажут. Клянись быть нашей общей рабыней, Люция Грейван!

Люция поднесла руку к груди, с искренним желанием и вдохновением исполнить всё, открыла рот, набрала воздух и…

– Скука, – хлестнула Сесиль, остановив непоправимое.

Она всучила Люц кубок и чарами приказала пить. И, пока та одержимо осушала сосуд, раздала всем напитки и встала перед пылающей праведным гневом Меридией, заслоняя полукровку.

– От её клятв нет проку, – лениво напомнила простую истину химера. Люц хотелось возразить, но кубок у губ мешал. – Ну, поклянется она и что с того? В этом нет смыла. Только потешить твоё самолюбие до завтрашнего утра. – Она издевательски фыркнула и выгнула светлую бровь. – Серьёзно, Дия? Я ожидала от тебя большего.

«Какое у неё милое сокращённое имя», – с восхищением подумала Люц.

Меридия поджала пухлые губки и высокомерно отвернулась, скрестив руки на груди.

– Дия, – ласково позвал её Далеон и привлёк к себе в объятья.

Принцесса сложила бровки домиком и насуплено пропыхтела:

– Я хотела, как лучше…

– Мы знаем, – мягко улыбнулся он и заправил коралловый локон за её острое перепончатое ухо. Коротко и чувственно чмокнул в уголок рта.

Его лицо сияло, как будто весь внутренний свет выбрался наружу. И смотрел он на амфибию таким влюблённым взглядом, что у Люции сжималось горло, точно кто-то сдавливал его ледяной рукой, и ноги подкашивались от дурноты.

Она никогда не видела принца таким. Чёрт! Да она вообще не видела, чтобы кто-то в замке так на кого-нибудь смотрел! Далеон выглядел таким… счастливым и расслабленным, каким не был даже после чарки «Зелёной феи».

Люц хотелось закричать. Она и сама не понимала этого желания. Просто… просто знала, что их нужно прервать, отвлечь, остановить этот контакт взоров, оторвать руки и развести их по разным углам сада.

Она почти сделала к ним шаг, но тут Сесиль схватила её за запястье и отняла пустой кубок.

– Пойдём, – приказала и потащила за собой, к Орфею, и прошептала коварно в самое ухо: – За тобой должок, «человечка».

* * *

Орфей встретил их на середине пути и перехватил руку Люции у сестры. Фарси было всё равно. Она задумчиво осматривала красоты сада: свежие ровно стриженые кусты; мраморные статуи; светлячки; булыжные тропинки; магические фонарики, лежащие на земле и испускающие тёплый золотистый свет.

…и не видела ничего.

Перед глазами продолжала стоять сладкая парочка, от которой горчило на языке. Даже винный дурман не спасал от неприятной, тупой боли под рёбрами – просто не позволял разобраться в причине муторных чувств.

Орфей кидал на девушку долгие взоры и колдовские зелёные глаза его становились всё темнее и темнее – наполнялись страстной поволокой, и заставляли щёки Люции пылать.

– Я знаю, о чём ты думаешь, – в полголоса, доверительно поделился он и продолжил загадочно: – Скажу, по секрету, – зря переживаешь. Он может не признаваться в этом, но расклад давно изменился. Это же очевидно!

Люция мотнула головой, рассыпав чёрные локоны по плечам. Поджала губы.

– Не понимаю, о чём ты.

Орфей хитро сощурился.

– Скоро сама убедишься.

Он усадил её на плед, разложенный на травке недалеко от фонтана и… Далеона. Можно сказать – почти напротив него.

Мозолистая ладонь химера скользнула по скуле и заправила короткую прядку ей за ушко. Девушка перехватила его взгляд и снова покраснела, поежилась.

– Волнуешься? – он присел рядом и мягко поцеловал в лоб, веко, краешек рта. Девушка затрепетала в его лёгких объятьях. Его уста ощущались на коже, как порхание крыльев бабочки. Такие нежные…

– Ты такая сладкая, малышка, – сипло шепнул он ей в губы. Люция потупилась, не зная, куда деться от смущения. Никто прежде ей такого не говорил.

А от его вкрадчивого тона сердце ускоряло ритм.

– Мы не навредим тебе, – Сесиль присела за её спиной и бросила на брата предостерегающий взгляд. – Я же обещала.

Её тонкая рука легла на девичье плечо и скинула лямку белого платья. Ткань упала с полной груди.

Орфей шумно втянул носом воздух.

– Пусть я уже видел тебя обнажённой, такие неспешные прелюдии всегда будоражат. – Он глянул на сестру. – Всё же ты права, подарок с «обёрткой» интереснее, чем без.

Сесиль залилась звонким смехом.

Но резко смолкла, когда Орфей подался к Люции.

– Доверься нам, – сказали они хором.

И началось…

Горячие тела зажали её с двух сторон. Чьи-то жаркие ладони накрыли и страстно сжали чувствительные холмики грудей, срывая с губ Люции судорожный вздох. Другие юркие пальцы двинулись по талии, на копчик, жадно смяли попку через ткань, скользнули к коленям и задрали к поясу и без того откровенную юбку.

Руки легли на внутреннюю часть бёдер и развели их чуть в стороны. Орфей вклинился между, и девушка промежностью ощутила его твёрдое естество ещё прикрытое набедренной повязкой.

Сердце загрохотало в ушах.

– Нет, – невнятно вымолвила Люц и попыталась оттолкнуть его. Но слабые руки просто бессмысленно бились в скалу мускулов. Год-ши сильно ослабили её тело и волю, но картина с Далеоном и Меридией слегка отрезвила её.

– Что случилось? – Офрей сцапал её запястья и попытался поймать затуманенный взгляд. Люция тяжело дышала и смотрела на него одурело и с мольбой.

Пыталась собрать мысли в кучу и ответить, но слова рассыпались, забывались.

Она замычала в бессильной злости и заелозила под ним, не понимая что делает хуже.

Ей надо… надо сказать, что она девственница, что ещё ни с кем… и не хочет… Страшно.

Но язык едва ворочался.

– Я ещё… – промямлила она, крутя головой, и Орфей, на удивление, понял.

– Тише, тише, – зашептал он ей в висок и погладил по голове, как маленькую. – Мы не зайдём дальше, если не захочешь. Просто поиграем. Тут нечего бояться, тебе понравится. Расслабься.

И убаюканная его нежным голосом, она попыталась сделать как велено. А может, и он незаметно накинул какие-нибудь чары спокойствия.

Сам Орфей был крайне напряжён, взбудоражен. Светлые волосы растрёпаны, на скулах лихорадочный румянец, в глазах – голодная тьма похоти.

– Не смотри, – хрипнул он и осыпал её лицо жадными, жалящими поцелуями. Спустился на шею, оттуда – к груди, продолжая ласкать кожу языком и мять тяжёлые полушария с тёмными бусинами. Люция откинула голову на плечо Сесиль и та, лукаво улыбнувшись, тоже подарила ей долгий поцелуй, затем помогла лечь на её колени.

Орфей поймал губами сосок, и Люция выгнулась в спине толи в попытке сбежать, толи стать ещё ближе к придворному.

И заметила Далеона.

Он полулежал на своей плетёной кушетке, заваленной покрывалами и шёлковыми, цветными подушками. Меридия оседлала его бедра, приспустив верх хитона так, что вся её спина была обнажена, и медленно раскачивалась на нём вперёд-назад.

Амфибия прижималась ртом к его кадыку и, кажется, шептала что-то или тихо стонала, а принц…

Принц смотрел только на Люцию. Трогал взглядом припухшие от поцелуев губы, открытую шею, обнажённую грудь. Люц ощутила, что задыхается.

Синие очи Далеона полыхают – видно даже отсюда – и зрачок в них – тонкая нитка. И ничего человеческого в этом взгляде не осталось. Только звериное желание.

Голод.

Ненависть.

Он бы бросился к близнецам и разорвал ей горло, если б не Меридия.

Люция насуплено отвернулась. Пусть на свою «рыбёшку» так пялится!

– Не смотри на него, – сипло выдавил Орфей, наблюдая за ней из-под веера ресниц. Люция выгнула бровь не в силах даже рукой шевельнуть. Химер улыбнулся краешком рта. – Ты сейчас со мной. Я ревную.

Он поднял с бордового покрывала её чёрный локон и заворожённо выдохнул:

– Мягкие…

Ощущение чужого настойчивого взгляда на затылке усилилось, но Люц не обернулась. Орфей же просил. Ему неприятно. Он…

«Ревнует, ревнует, ревнует», – крутилось в голове, и глупая улыбка наползала на лицо. Её опять повело.

Внезапный голос Сесиль заставил вздрогнуть:

– И правда, – лэра задумчиво потрогала волосы. – А выглядят, как пружины…

Люция успела о ней позабыть. Слишком захватил её Орфей с его смелыми ласками и искренним восторгом. А так не делается. Сесиль ведь тоже здесь.

А ревнует ли он к сестре?

Вопрос задать не успела, наглая ладонь Орфея забралась под подол и накрыла, то, чего она сама лишний раз избегала касаться. Люция задохнулась.

– Продолжим? – плутовски сощурился химер и прильнул устами к её устам.

Глава 6. Когда она умерла

Люция стояла у кромки леса и глядела на знакомую заснеженную тропинку, ведущую прямиком к их временному палаточному городку, и счастье грело душу вместе с облегчением.

Она наконец-то выбралась из чащи!

Матушка отправила за хворостом, а Люция умудрилась заблудиться в двух соснах и пробродить в опасном бору несколько суток. С ночёвками! Под открытым небом!

Как выжила? Не ведает. Духи Прародителей её оберегали – не иначе. Была встреча с каким-то терринским хищником из «низших», – а такое, поверьте, не всякий опытный боец переживёт – были посиделки у костра, но, хоть убейте, с кем – Люц вспомнить не могла.

Видно, от нервов память совсем отшибло.

В животе поселилась приятное тепло и сытость, но, как завтракала, она опять же помнила смутно.

И – Люция тронула косу из тонких косичек, перевитых серебряной нитью, колечками и перьями, – кто её заплёл – тоже.

Девочка никогда не умела делать причёски. Все пряди в пальцах рассыпались или путались ужасно. А тут, такой шедевр! пусть и не привычный по местным меркам.

Решив со странностями разобраться позже, она поправила ремень сумы, перекинутой через плечо, отряхнула заячий тулупчик, перехватила удобнее вязанку хвороста и бодрой рысцой потрусила к лагерю. Пухлые губы её растягивала шальная улыбка.

Вот Матушка обрадуется! Наверняка, ужасно волновалась. Панику подняла, ночи не спала. Да Люц и сама перетрухнула не на шутку, когда поняла, что ушла далеко от лагеря и направление назад позабыла, а, пытаясь найти, заплутала ещё больше.

Теперь же худо позади. Всё позади…

Погодка выдалась чу́дная, солнечная, ни ветра, ни метели. Снег озорно блестел и хрустел под сапогами. На язык просилась победная песня, и Люц не стала себе отказывать: замурлыкала под нос знакомый с младенчества бойкий мотивчик.

Она и не заметила сразу, что привычная дорога сильно расширилась, и кроме колеи от саней по ней тянулась цепочка (да что цепочка – целый полк!) выбоин и рытвин от копыт и тяжёлых ботинок. Ведь всё это припорошил снег.

Единственная странность заставила насторожиться и поселила в душе тревогу – из лагеря не доносилась никаких звуков.

Тишина. Мертвая.

И чем ближе девочка становилась, тем отчетливее улавливала запах металла, гари и чего-то сладковатого.

У Люции неприятно засосало под ложечкой, и она ускорилась, сорвалась на бег.

Она отчаянно гнала от себя любые страхи и леденящие выводы и неустанно твердила: «Всё хорошо, всё хорошо, всё…».

Люц представляла, как выбежит на стоянку каравана и с радостным визгом кинется в теплые объятья матери. Самой красивой женщины на свете, с самой лучезарной улыбкой. И та разведет рукой её тревоги, успокоит и согреет ласковым поцелуем в макушку.

Но сердце дёргалось в груди, разрывалось от дурного предчувствия.

Люция выскочила на степные просторы и…

Осеклась.

На месте лагеря…

– Хах, – нервный смешок сорвался облачком с пересохших губ.

…остались лишь руины.

Вместо могучих шатров – одни обугленные остовы, что напоминали скелеты больших и страшных обглоданных рыбин. Вместо телег, тентов и палаток – сломанные балки да рваные тряпки, втоптанные в грязь. Вместо больших костров – кучки золы. Вместо центральной юрты…

– Нет, – одними губами вымолвила Люц и, спотыкаясь об обломки привычной жизни, двинулась вперёд, к огромной яме в центре лагеря. – Нет, нет, нет…

Она замечала засохшую кровь в почерневшем от копоти и смерти снегу, осколки мечей, бесхозные кинжалы и пробитые доспехи. Бездумно переступала части тел и чьи-то головы, не покинувшие шлема, потому что могла сойти с ума, если бы начала принимать действительность, задумываться.

А так… шла себе и шла к сердцу выжженного бивака и в голове крутила лишь одну мысль:

«Мама... Где мамочка? Где она спряталась?».

Люц знала – мама решит все проблемы. Мама всё объяснит. Мама утешит. Мама не пропадёт и с ней никто не пропадет. Мама умная. Наверняка, затаилась где-то и переждала с дядями и тетями весь этот ужас. А трупы… Трупы не их, трупы – чужаков. Да, да…

Ведь фарси сильные. Они легко могли отбиться от разбойников. Они искусные мечники, хоть и не желают никому вредить.

– Мааам! – хрипло, с опаской позвала малышка, озираясь по сторонам. – Маамааааа!

Рядом, затрещала и с грохотом провалилась крыша очередного шатра. Люция вздрогнула и отскочила в сторону. Из «кратера» перед ней с оголтелым воплем взметнулись вороны, целые тучи, и разлетелись по небу, зловеще клокоча.

Девочка задрожала, обхватив плечи руками. Вязанка с ветками давно сгинула где-то позади.

Люц боялась приблизиться к яме, увидеть, что там. Сладостная вонь подкопчённой плоти забивала ноздри вместе с запахом горелой древесины, металла и льда и вызывала рвотные позывы.

Хотелось развернуться и бежать, бежать, бежать без оглядки, подальше отсюда, подальше от этого кошмара.

Всё это неправда.

Дурной сон.

Она не желала знать, чем он обернётся, чем закончится. Она желала проснуться, и чтоб всё было как прежде. Тёплая мама рядом, её нежный голос и руки. Добрые и искренние улыбки соплеменников. Шумные застолья, вкусная еда и забавные истории.

Да-да, ужас вокруг – фальшь! Сейчас она проснётся. Переживёт этот кошмар и проснётся в объятьях матушки. Но чтобы сон кончился, его нужно досмотреть.

– Всё хорошо, всё хорошо.

Она заткнула нос краем пушного рукава и решительно шагнула к краю.

Завывал степной ветер. Звенел колечками и монетками в её волосах. А на белом, как холст, лице выделялись одни большие темные глаза.

Люц подалась вперёд, впитывая в память, мозг, плоть и кровь Ад, разверзшийся перед глазами.

Гора трупов в небрежно вырытом неизвестной тварью котловане. Все свалены в кучи.

Полуобглоданные

Кости.

Полуобугленные

Тела.

Их пытались сжечь.

Спалить,

Растолочь,

Развеять пеплом.

Но халтурно, кое-как.

Впопыхах.

И в почерневших силуэтах угадывались полукровки, их раззявленные в агонии рты и распахнутые глазницы. Среди них были даже дети. На ком-то сохранились клочки одежды и следы расплавленного металла на запястьях и шеях.

Возможно, в клане оставались раненые, но живые. Оставались, пока их сбрасывали в общую яму, обливали горючим. Но после огненного дождя, поджога, не выжил никто.

Коленки подогнулись, земля под ступней треснула, и Люц кубарем полетела в братскую могилу.

Она думала – умрет на месте. Умрет с ними – раз! и конец. Сердце просто остановится в один миг.

Но Люц почему-то дышала, почему-то спокойно села, почему-то отделалась лишь синяками и царапинами.

Почему-то выжила.

Она бессмысленным взором обвела неузнаваемые тела своих знакомых, друзей, товарищей, соклановцев.

И наткнулась на руку под грудами мертвых тел, утопающих в саже. Что-то на персте сверкало звёздочкой в лучах солнца.

Ведомая непонятно каким чутьем, али злым роком, Люц подползла к ней и разглядела на безымянном пальце до боли знакомое золотое колечко с сапфиром и гравировкой, которое владелица никогда не снимала.

Мамино обручальное кольцо.

Люция оглохла от собственного крика.

Слезы струились по щекам, рыдания душили.

«Не может быть. Этого не может быть!».

Она отказывалась верить.

Люц трепетно огладила ледяную и жёсткую, как камень, ладонь с родинкой на мизинце. Родную и чуждую одновременно. Пыхтя и глотая слезы, стянула кольцо… Стянула, чтоб убедиться, чтоб понять – это не мама.

Астрид Сальватор не может умереть. Она сильная фарси. Она не оставит свою любимую дочку на произвол судьбы. Она обещала всегда быть рядом.

Рядом, рядом, рядом!..

Яростно утерев слезы испачканной сажей и кровью ладошкой, Люц вгляделась в золотистый ободок и прочитала плывущие буквы:

– Моей… дорогой Астрид… – шмыгнула носом, – самой красивой пташке… поднебесья.

Рыдания взорвались с новой силой. Слезы вперемешку с соплями бежали по щекам. Люц задыхалась в судорожных всхлипах, но ещё не теряла надежды. До синяков, до вскриков, щипала себя за запястья, шею, бедра – куда придётся, лишь бы проснуться. Очнуться.

И не могла.

Это не сон.

Люц начала остервенело откапывать маму, выходило плохо, почти никак. Но в какой-то момент ей удалось перехватить остывшую руку Астрид поудобнее и со всех скудных силенок потянуть и… выдернуть плечо да… череп.

Он выкатился под ноги. Пустые глазницы в сукровице. Острые обнаженные зубы. Куски серебристого скальпа над виском.

Люция взвыла раненым зверем на одной надрывной ноте и упала на спину, с оторванной рукой в обнимку.

Она корчилась на черной земле, блевала, обливалась слезами и выла, выла, выла.

Боль рвала душу в клочья, прокручивала в жерновах, выжигала каленым железом. Люц загибалась изнутри, как скукоживается и мертвеет в огне растение, и так хотела жить, но словно какое-то неведомое чудовище сжало её цепкой лапой и насильно удерживало в этом пекле, желая помучить и убить.

Люц металась по жёсткой земле, обламывая ногти об грунт и камни. Ей словно выкручивали кишки и наживую вырезали сердце.

Она не знала, сколько длилась её агония, просто в какой-то момент осознала, что лежит без сил и смотрит на обугленные, изуродованные тела под слоем копоти и инея. Внутри – тянущая пустота, на языке – привкус соли и пепла.

С неба сыплет снег.

Люц умерла в тот день. Вместе со всеми.

И, размышляя над случившимся с кланом, возродилась вновь, с новой целью в жизни.

Она вспомнила внушительного, пугающего террина с белыми волосами и жуткими алыми глазами. Вспомнила его предложение матушке и всему племени. Её отказ, его мрачное предостережение.

И зверская гримаса исказила детское лицо. Яростная, лютая ненависть и злоба вспыхнули в мёртвой душе от осознания: мужчина выполнил угрозу. Пришел со своей армией. Убил всех. Стариков, женщин и детей.

Истребил весь клан.

Сила напитала жилы, магия заструилась по венам, воздух вокруг Люции затрещал от напряжения.

Она впервые ощущала в себе такую мощь, впервые почувствовала, что наследие терринов в ней есть. И, на удивление, знала, что делать сейчас.

Словно сами Древние Духи направляли её в тот момент.

Дрожащей рукой Люция сорвала с воротника тулупа фибулу, откинула ткань, чтоб добраться до обнаженной кожи.

Холод укусил грудь, Люц стиснула зубы. Пальцы легли над сердцем, источая голубоватый свет, и прочертили под ключицей крестик. Он горел звездой и пульсировал, как живой.

– Клянусь, – дрожа от ярости и полыхая синими очами, процедила Люция. – Я отомщу за вас Магнусу Ванитасу!

Крест ослепительно вспыхнул, принимая клятву, и впитался в кожу, кости, магию.

* * *

Остаток дня Люция потратила на то, чтоб завершить дело убийц и сжечь тела товарищей. С силу своих крохотных возможностей она не могла подарить им достойное погребение в земле. Только общий костер, в общей могиле.

Оставить их как есть Люц тоже не могла, даже мысли не допускала: звери сбегутся со всего леса на запах гниения и устроят пир, окончательно осквернив останки фарси и память о них.

Только на рассвете, когда костёр в котловане прогорел, оставив после себя лишь тлеющие угли, она собрала в наплечную сумку, всё полезное, что смогла найти на разграбленных развалинах: закоптелый кинжал, плотная ткань, мелкие монеты, кое-какие уцелевшие припасы, мамино колечко (повязала на шею, на пеньковую верёвку) – и отправилась в путь.

Ни разу не обернувшись.

Странствие её было долгим и тернистым, пролегало по звериным тропам, потому что на главных дорогах обитали разбойники, и по мелким деревням.

С людьми Люция старалась знаться по минимуму: только на рынках при покупке еды или обмене ценностей на деньги.

Она ведала из рассказов товарищей – существа бывают разными и не все из них добрые.

Тем более, в ней могли узнать полукровку и навредить – всё же внешность приметная и яркая, а полукровок не жалуют ни террины, ни уж тем более люди.

Её могли поймать и продать в рабство. Что может необученный магии девятилетний ребёнок противопоставить жадности и гневу взрослых? Ничего.

Вот она и не нарывалась, старалась быть тихой и юркой как мышка.

Люц также опасалась, что Магнус может знать о ней, и попытается убить, довершить истребление, ведь в начале пути она пыталась исподтишка выспросить торговцев и трактирщиков о фарси: не проходили ли они мимо, не засветились ли где своими ярмарками и представлениями?

Она хотела присоединиться к ним, предупредить о деймоне и, возможно, найти союзников в своей мести. Но слухи, что доходили до неё, не радовали:

Магнус Ванитас всем встречным фарси (да и не только им) предлагал присоединиться к его войску, получал неизменный отказ и безжалостно уничтожал всех в племени.

Через полгода скитаний, в таверне возле торгового тракта, она услыхала, что Король Севера разбил звероморфов и их союзников и объединил все королевства под своей эгидой.

Стал Императором всего мира.

И вернулся с победой на родину.

Так Люция поняла, что двигаться ей предстоит на Север, в столицу империи – Полярис, в бывшее королевство Ригель.

И, раздобыв карту, пошла.

Больше не уповала на фарси и взрослых – глупо и бессмысленно. Все мертвы. А если кто и выжил – скрываются, как пить дать.

Магнус Ванитас постарался на славу…

Люция путешествовала два года. Без страха, без оценки происходящего, без какого-то далеко идущего плана «великой мести».

Сейчас, оглядываясь назад, она понимает, как сильно рисковала и неразумно поступала. Только юношеский максимализм и врождённое ослиное упрямство довели её до имперского замка.

Если бы тогда она начала мыслить критически – не добилась того, что имеет. Струсила и сдалась бы ещё в самом начале.

Путь её пролегал через всю Западную равнину, по степям, лугам, лесам, сёлам и городам.

Ей везло. Неприлично везло всю дорогу. Не нарвалась ни на одного хищника, даже если слышала по ночам их жуткие завывания, не умерла от укуса песчаной змеи или гадких лесных комаров. Не сгинула от банального холода, голода или жажды: ей всегда удавалось отыскать ручей, речку, озеро. Всегда находилась пушистая живность, готовая стать её завтраком, обедом и ужином. Или случайно поутру под рукой обнаруживались яйца из птичьих гнёзд и съедобные ягоды, будто ночью, пока Люц спала, какой-то добрый лесовичёк незаметно подсунул их.

Даже в самые тяжкие времена ей было чем перекусить и где укрыться. Не попасть в болота, не заблудиться.

Будто Духи Прародители направляли её.

И всё же лезть напрямик, через горы, Люц не решилась. Не настолько верила в свои силы и помощь богов. Пришлось сделать большой крюк, чтоб попасть на окраину Северного королевства.

В густые, высокие и тёмные леса.

И… вымоталась.

Перегорела, ко всем троллям, и ужасно устала. Одержимость, что двигала её – сошла на нет. Скалы и драки с горными кошками выпили последние соки.

Люция устала.

И впервые позволила страхам пустить корни в душу…

Без условий и компании путешествовать трудно, невыносимо, страшно. И Люц слаба. Ужасно слаба, как любой ребёнок без мудрого и сильного взрослого рядом. Иди за местью в столицу, к императору, в том измочаленном состоянии, в котором она вышла из-за хребта, – глупо.

«Надо осесть где-нибудь», – решила.

Набраться сил. Научиться драться.

Конечно, Люц не забывала практиковать боевое искусство своего клана, но тренировки проходили в дороге, украдкой, с опаской и второпях. Что не приносило особых результатов.

Даже благоволение духов, что сопутствовало ей, не поможет расправиться с тираном. Люция всё это понимала.

И первый раз за год сделала остановку. Поселилась в глухой деревне, в заброшенной халупе, на окраине. Попыталась влиться в общество.

И провалилась.

Удача оставила её.

В Люции мигом узнали полукровку и тут же погнали прочь с вилами и факелами.

Народ в глухих поселениях оказался тёмный. О терринах слыхивали, но не уважали и боялись до состояния суеверной отупелой агрессии.

И чем глубже Люц забиралась – тем хуже.

Север огромен. Смертных там испокон веков селилось да жило очень-очень много, гораздо больше чем терринов. А всё почему?

Клан, сформировавший королевство Ригель, – клан деймонов – один из самых мощных и… малочисленных. С десяток особей. На целый вид!

И в отличие от многих сородичей они очень терпеливы к людям. Если не сказать – равнодушны. Правили фактически номинально: установили законы, поставили наместников из доверенных людей и жили закрыто да обособленно в стенах древнего фамильного замка.

Они не трогали смертных, не лезли в их дела, покуда те не начинали касаться их напрямую, вредить казне или целостности земель.

Такая политика «невмешательства» сильно выделяла их на фоне прочих правителей-терринов. Те, другие, долгие годы угнетали человечество: пользовали как рабов, крепостных, скотину. Принижали, издевались, продавали. А затем воевали с бунтовщиками.

Воевали, воевали, воевали, пока не установилось условное равноправие, а рабство не отменили на официальном уровне по всей Терре. Как раз во время тех войн люди и обнаружили, как защититься от вредоносных чар с помощью украшений с сапфирами.

В общем, смертным, в окружении гор и непролазных лесов Ригеля, жилось хорошо. С годами они вовсе позабыли, что правят ими нелюди. Особенно патовой ситуация была в «глуши».

В большинстве мелких деревень о существовании условно-бессмертных «колдунов» знали лишь из слухов, сказок, страшилок, что доносились из-за границы сильно искажёнными. Мнение у простого люда о терринах сложилось крайне скверное.

Как о злой и подлой нечисти.

Плюс к тому забылись старые «боги», забылась история создания и основания мира и нынешних порядков.

Смертные забыли: на Терре изначально существовало двое – Человек и Дух.

Они создали себе новую веру, в Единого. Терринов теперь величали не иначе как «дияволами». А всё магическое считали скверным, злым, греховным и проклятым. Видно, пошло это из историй о подлостях, морах и поветриях, творимых терринами во время войны с людьми.

Поскольку Люция имела черты «дияволов» и дар предсказания, которым активно помогала ближним, девочку обвинили в колдовстве и окрестили ведьмой.

И гнали, гнали отовсюду.

На второй «стоянке» её приютила в избушке древняя старуха, что ещё ведала о старых порядках и реальном мире. Она-то объяснила, как нынче дела обстоят в Северных деревнях, И указала, как все узнают в Люц нелюдя.

Люцие пришлось сотворить с собой ужасное.

Она потеряла много крови, долго билась в лихорадке, плавилась в жаре и бреду, вновь и вновь страдала в мучительном кошмаре о Магнусе и маме, о выжженном лагере.

Молила о смерти и… выжила.

Снова.

Болезнь прошла, раны зажили, а Люц стало проще претворяться человеком. Уже никто не мог в её внешности уличить полукровку.

Но счастье не продлилось долго...

За старухой пришли местные «инквизиторы», обвинили в «ведьмовстве» и приговорили к сожжению. Люцию приписали следом, как ученицу ведьмы.

Это была первая попытка неприветливых северян убить её.

После – состоялось бесчисленное множество.

Но что-то всегда мешало людям довершить дело. То ливень начнётся и затушит костёр, то ураганный ветер подымится, то верёвка на виселице порвётся, то животные взбесятся и нападут на зрителей и конвоиров, то у палача остановиться сердце, то кто-то сбросит ей ключ от темницы в решётку окна…

И всякий раз Люция плохо помнила, как спасалась. Всё словно в тумане. Ярка оставалась лишь боль от раскалённой на груди клятвы.

Зимнее утопление в глубокой реке стало последним штрихом.

Опосля Люция очнулась на берегу рядом с лесом, на подтаявшем снегу, во влажном платье, возле потухшего костра и твёрдо решила следовать в столицу. Хватит с неё деревень.

Однако в Полярисе везение окончательно оставило её.

Столицу наводняли террины. Много терринов. В основном странствующие аристократы и приезжие из разных королевств купцы.

Торговля процветала. Денно и нощно шумели базары, кабаки и таверны. Не стихала музыка, пляски, гул голосов и задорные возгласы зазывал.