Текст книги "Vanitas (СИ)"

Автор книги: Дарья Шварц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Vanitas

Пролог

– Только глянь на неё! – ударил в спину капризно-едкий голосок принцессы амфибий. – Едва на ногах стоит и шатается как пьяный орк! Ха-ха-ха! Ну и где твоя хвалёная грация, выскочка?

Люция не ответила.

Лес перед глазами и земля под босыми ступнями качались, как палуба в шторм. Ей бы на ногах устоять, какие уж тут ответы!

Она пошатнулась в очередной раз, и резкий порыв ветра подтолкнул в спину. Люц резко занесло в бок, она оскользнулась на мокрой траве, крякнула, взмахнув руками, и… привалилась к дереву. Внезапно выросшему.

Так показалось на первый взгляд.

Она скользнула пальцами верх по коре, но ощутила не привычную шероховатость древа, а гладкую, холодную кожу и редкие стежки.

«Сапоги? – Люция икнула. – Березка в сапогах?».

– О чём ты, Меридия? – раздалось ленивое над головой, и Люц поняла, что обнимает далеко не ствол. Поймала ледяной взгляд синих глаз и презрительную ухмылку. Моргнула, но мираж ненавистного существа не развеялся.

Внутри похолодело.

Он вернулся.

Великие Духи, зачем? Почему сегодня? Он должен был торчать на вилле до конца лета!

Впрочем, стоило догадаться…

Всё самое жуткое в этом замке с ней происходит лишь с его подачи. Нападение этой ночью – не исключение.

– Людям не свойственна «грация», – продолжил свысока этот невозможный придур принц, глядя Люции в лицо. – Они лишь жалкие наши подобия. Смертные. Грязь и тлен под нашими ногами. Ни красоты, ни изящества, ни силы. Они поддаются лишь дрессировке, не правда ли ручной человек?

Он схватил Люцию за подбородок и придвинулся так близко, что девушка могла ощутить его горячее дыхание на приоткрытых губах и разглядеть огни злого возбуждения в змеиных глазах.

Люц оттолкнула его под взрыв шакалиного хохота, упала попой на траву и заскользила к лесу, путаясь в промокающих юбках, царапая об сучья и палые ветки ладони, но не выпуская противников из поля зрения.

– Вы тоже условно смертные, – буркнула она, но никто не услышал.

В эту минуту из-за каменной пристройки, на полянку в тени замка шагнули близнецы с огромными чёрными волкособами на привязи. Эти бездновы твари лаяли, как бешенные, сверкали кровавыми, полными ярости зенками, брюзжали слюной и вырывались, вырывались, вырывались. Целая дюжина!

Однако террины-подростки держали их крепко.

…вернее – Люция думала, что никто не услышал.

Принц Далеон не отвлекался на собак, как его подружка Меридия. Не сводил с Люции пылающих синим глаз. И имел очень чуткий слух.

Она затрепетала и попыталась встать на ватные ноги. Сбежать.

Но террин молниеносно перехватил её за затылок. Сжал в когтистых пальцах тёмные локоны до неприятной рези в корнях и гневно зашипел в ухо:

– Вижу, ты ещё достаточно трезвая, чтобы умничать? – в нос пахнуло терпким ягодным вином с нотками мяты, по коже побежали мурашки. – Ну, ничего. Сейчас подбавим. Чтоб тебе бодрее бежалось, а нам веселее догонялось.

Порочные губы растянулись в ослепительном оскале, преображая его хищное лицо, и Люц в очередной раз подумала, как несправедлива жизнь.

Далеону семнадцать. Ещё не мужчина, уже не ребёнок – угловатый, высокий подросток. Птенец, что только начал оперяться. А уже так прекрасен снаружи, что сердце пропускает удар.

Но сколько гнили сидит внутри… сколько отталкивающей жестокости и ядовитой обиды на весь мир.

И не понятно, почему он такой.

За что так поступает с Люцией?

– Держи, Леон, – мурлыкнула Меридия и протянула ему кубок, щедро наполненный густой и тёмной жидкостью.

У Люции скрутило кишки от ужаса.

– Нет, – вымолвила она и замотала головой. Отпрянула и натолкнулась на Далеона, а он только крепче стиснул пальцы на её затылке и прижал девушку спиной к своей часто вздымающейся груди, не позволяя дернуться или пикнуть лишний раз.

И только это заполошное дыхание выдавало, что принц не так равнодушен и расслаблен, каким хочет казаться.

С ленивой усмешкой он принял кубок и мазнул им под своим носом, втягивая аромат. Виночерпий недоделанный.

И только это спасло Люции жизнь.

Улыбка слетела с лица Далеона. Он приподнял смоляную бровь, глядя на амфибию.

– Ты налила «Зелёную фею», – констатировал. А Люц тяжело сглотнула и задрожала всем телом. – Хочешь убить её?

– Да ладно! – всплеснула руками Меридия и хищно оскалилась частоколом акульих зубов. – Что ей будет от пары глотков?

Далеон покачал темноволосой макушкой, прекрасно зная, что такая доза смертельна для человека, и хмыкнул. Блеснул лукавыми глазами в сторону Люции и предвкушающе усмехнулся.

– Нет! – громче возразила она и попыталась вырваться, отбрехаться. Бесполезно. Только кожа головы сильнее заныла.

Девушка сжала зубы.

Она чувствовала себя беспомощным котёнком в лапах жестокого мальчишки. И ненавидела себя за бессилие.

– Я не спрашивал, – сказал принц и жёстко сдавил пальцами её щёки. Люц охнула, и он тут же залил ядовитое варево в приоткрытый рот.

Полглотка растеклось по нёбу кисло-сладкой, убийственной патокой. Разум потёк, и Люц из последних сил приказывала себе не пить. Но Далеон ощутимо и как-то невыносимо нежно провёл костяшками пальцев по гортани, заставляя непроизвольно сглотнуть.

Пищевод обожгло, дурман поразил вены калёным свинцом. Волну звериного ужаса, подступающего к горлу, сменила дурная радость и безбашенная смелость.

«Ещё, ещё! Дайте ещё!»

Захотелось испить больше этого божественного нектара. Получить больше силы. Взлететь к облакам.

– Всё, всё! – рассмеялся принц, отнимая кубок и отстраняясь, словно в танце. Люц по инерции потянулась за ним, споткнулась о грязный подол и упала на четвереньки.

Взрыв мерзкого хохота за спиной. Дикий лай рвущихся с цепи собак.

Шестой принц дал ей мало. Глоток – не больше.

А у неё уже весь мир завращался перед глазами, слух и нюх обострились. Остро пахла сырая трава под коленями, земля под ногтями, предосений ночной лес, псины, собственный терпкий пот подмышками.

Где-то в чаще вскрикнула ночная зловещая птица. Лай волкособов превратился в фоновый шум, как и звонкая болтовня придворных. Зато чутко улавливались разные шорохи.

Хрустнула ветка под подошвой.

Это Далеон в охотничьем костюме. Надвигался на неё, не моргая.

Замер в полушаге. Поглядел сверху на её коленопреклонённую позу, склонил голову на бок, в какой-то странной задумчивости. Усмехнулся своим мыслям и… вздёрнул её на ноги за шкирку платья.

Нитки корсета затрещали, но выдержали. Пока.

– А теперь устроим охоту! – торжественно объявил он прихвостням, и даже собаки притихли, внимая. – В моей руке – наша неизменная добыча. Трусливый зайчишка, быстроногая лань – Люция Грейван! Мы (и наши голодные собачки) – бравые охотники. А правила игры просты: поймать человечку до рассвета!

– А что получит победитель? – спросил кто-то из свиты.

Люц не разглядела. У неё перед глазами всё расплывалось, да тут и там вспыхивали разноцветные светлячки.

– Победитель? – задумался Далеон, постукивая пальцем по подбородку с едва заметной ямочкой. – Победитель… – нечитаемо взглянул на Люц. Лизнул нижнюю губу. – …сделает с ней всё, что захочет!

– А если никто не поймает? – едва ворочала языком Люция.

Насмешливый фырк.

– Что ж… распорядишься собой сама!

«Какое великодушие! Чтоб его!..».

– Не волнуйся, мы дадим тебе фору, – почти интимно сказал принц ей на ухо. – В пять минут. Всё по-честному. Думаю, успеешь скрыться в чаще…

Люция тяжело сглотнула. Ну и где здесь «честность»? Этих жалких мгновений, в её плачевном состоянии, хватит, лишь чтоб упасть за ближайший куст.

А потом её разорвут собаки. Без сомнений.

– Мы могли бы начать сразу, – Ах вот в чём дело! – но это же скучно. Никакого удовольствия от охоты в одну минуту.

– Как же я тебя ненавижу! – прошипела Люция, трясясь от злости (или уже лихорадки?) и глядя мутным взором врагу в лицо. Его злые черты то расплывались, то становились нестерпимо чёткими.

Далеон поджал чувственные губы, точно сдерживал гнев, а в следующий миг выдавил кривую усмешку. Глаза с узким змеиным зрачком полыхнули в темноте синевой, как магические фонари.

Но всё это, конечно, алкогольное марево. Её опоили «Осеним вином», затем шлифанули «Зелёной фей». Неизвестно, как этот дьявольский коктейль подействует на полукровку. Человек бы наверняка умер.

А у неё галлюцинации. Переживёт. Наверное.

– Леон, ты уверен? – обратился к нему Орфей. В лице читалось беспокойство, из рук рвались волкособы. А вот его сестра-близнец равнодушно удерживала тварей на поводках, стоя рядом с амфибией. – Если с ней что-то…

Принц громко хмыкнул.

– Всё в порядке, – властно провёл ладонью по чёрным кудрям Люции, вызывая у неё безотчётные мурашки и желание втянуть голову в плечи. – Мы же просто играем. Да, дикарка?

Она невнятно встряхнула волосами, а на другом конце поляны, близ замка, закричала Меридия:

– Да!

К ней ластились два громадных пса. Она давала им что-то с руки и неслышно шептала в острые чёрные уши, бросая хитрые, пристальные взгляды на Люц.

Её от них мороз продирал.

– Держи своих любимцев, – сказал Орфей и отпустил с поводка двух лающих псов. Те бросились к Далеону с радостным воем. Он встретил их улыбками и поглаживаниями, какими-то ласковыми словами.

Люция не вникала. Пыталась унять колотящееся сердце и прогнать вату из мозгов. Получалось так себе.

Орфей подошёл к ней чуть ближе, не давая собакам встать вплотную, но позволяя обнюхать воздух около. Одарил сочувствующим взглядом и робкой улыбкой.

Легче от неё не стало. Скорее тошно. Придворный не станет ей помогать.

Люции бы бежать к замку, пока главный зачинщик охоты отвлёкся – да вряд ли это поможет. Они выпустят собак в тот же миг, без всякой крошечной «форы».

Вон как Меридия на неё смотрит, глазами жрёт.

Эта тварь первая отдаст приказ на её «случайное» растерзание.

– Все готовы? – громко спросил принц, возвращаясь к «добыче». Его псы оббежали девушку по кругу, принюхиваясь, запоминая запах, и отошли к ноге хозяина. Собакам Меридии и Сесиль он кинул лоскут рукава, оторванного от её платья. – Отлично.

Он грубо схватил Люцию за плечо и развернул к тёмному лесу. Где-то там, далеко, была крепостная стена, за которой кончается территория замкового комплекса и начинается город. Столица.

Вот только за пять минут владения Ванитасов не пересечь. Не с этого края уж точно. И как-то ей придётся продержаться до рассвета в чаще, если не хочет умереть от клыков яростных псов.

Как оторваться от хищников Люц знала с детства. Воспоминания вспыхивали в памяти, но тут же гасли под напором случайных спутанных мыслей и образов. Дыхание учащалось, пульс грохотал в ушах.

Видимо, «Зелёная фея» окончательно отравила кровь.

– На три – беги, – кажется, сказал ей Далеон, но голос донёсся точно со дна колодца. Хотя юноша стоял в полушаге – или в метре? – от неё.

Мышцы напряглись.

– Три! – гаркнул он и смачно шлёпнул по попе. Кто-то дунул в рог.

Люция подорвалась с места, как обезумевшая антилопа. Перепрыгивала кочки, корни, пружинила от влажной травы, отталкивалась от стволов. Почти летела над землёй. Ветки хлестали по телу, царапали полуобнажённые руки и щёки, но ничто не могло замедлить её.

Собаки заливисто лаяли вслед, однако их визгливые крики вскоре остались позади.

Дыхание вырывалось рваными облачками – в глубине леса заметно похолодало. Пахло землёй, хвоей, палыми листьями. Пот и влага покрыли горящую кожу холодной и липкой плёнкой.

Сколько времени прошло? Как далеко она успела забежать?

Лёгкие пылали, сердце грозило разорваться от быстрого бега.

Надо… надо, что-то сделать. Сбить псин со следа. Подошла бы река, ручей, любой водоём. Но где они, в какой стороне?

Позади снова затрубил рог. Азартно взвыли волкособы.

«Как?! Пять минут прошло?!», – ахнула Люция и споткнулась о большой корень.

Колени и ладони обожгла боль и заляпала грязь вперемешку со мхом.

– Точно! – воскликнула девушка, тяжело дышала, и принялась остервенело натирать платье и подмышки сырой землёй.

Её пошатывало и зрение мутилось, но она справлялась, даже видела что-то в этой слепой темноте.

Прислушалась к погоне за спиной и побежала дальше трусцой, но уже не просто прямо, а заворачивая налево. Потому что внезапно вспомнила: правши, плутая, отклоняются вправо. А все в свите шестого правши!

Ещё, кажется, надо зигзаги выписывать, и это она кое-как изображала своим пьяным шатанием и спотыканием. Адреналиновая волна пошла на спад.

– Всё плохо!

И длинный подол с несколькими подъюбниками путается в ногах.

Люция на ходу, отрывала лоскуты от нижнего платья и некогда белых рукавов, хватала камушки под ступнями, обвязывала их тряпицей и швыряла в стороны, в темноту чащи, как можно дальше от себя, в надежде хоть так сбить ищеек.

Бег её замедлялся. В боку нещадно кололо, но она понимала, что останавливаться нельзя. Однако и вечно бежать не получится.

Она не какое-то сверхсущество. Всего лишь полукровка. Чуть сильнее и выносливее человека.

И терринам о том лучше не знать.

Чьи-то волкособы завыли совсем близко.

Душа ухнула в пятки. Кровь рванула по венам.

Люц оглянулась по сторонам, приметила дерево с разлапистыми ветками и неровной корой и кое-как, ломая ногти, взобралась на нижнюю ветку. Кряхтя, подтянулась на следующую, чуть повыше, и наконец выдохнула.

Горло саднило, кожа горела, лоб взмок.

Но рано радоваться.

Люция оторвала оборку от кимизы[1] под корсетом, сломала сухую веточку над головой, оборвала листья и, утерев тканью пот, обмотала ею палку. Размахнулась и швырнула вдаль.

Псины залаяли и устремились туда. Люц заметила, как в лунном свете, выглянувшем из-за тучи, сверкнули между деревьев их чёрные лоснящиеся шкуры.

Собаки притихли, вынюхивая на земле след и тихо ворчливо огрызаясь.

Люц затаила дыхание, прячась в густой листве кроны.

Как вдруг слева на неё что-то налетело и сбило с ветки!

Девушка вскрикнула и судорожно вцепилась в нападающего. Желудок прилип к горлу в леденящем чувстве падения, земля стремительно приближалась. Мышцы сжались в ожидании боли, но в последний момент Люцию перевернуло, и она приземлилась на противника.

Воздух выбило из легких.

Они кубарем покатились по траве и каким-то низкорослым белым цветочкам, кряхтя и охая от ударов кочек, камней и собственных тел, локтей, коленей.

Неприятель очнулся первым и навис над ней, стискивая тонкие запястья. Волкособы, возбуждённо порыкивая, закружили возле них.

Морщась от боли, Люция сморгнула пелену и в ужасе просипела:

– Ты?!

[1] Нижнее платье.

Глава 1. Пробуждение

«Vanitas vanitatum et omnia vanitas»

«Суета сует – всё суета!»

Екклесиаст. Царь Соломон

«Война – это путь обмана, постоянной организации ложных выпадов, распространения дезинформации, использования уловок и хитростей. Когда такой обман хитроумно задуман и эффектно применен, противник не будет знать, где атаковать, какие силы использовать, и, таким образом, будет обречен на фатальные ошибки».

«Искусство войны» Сунь-Цзы

* * *

Люцию волокли к реке.

Тощее тельце сковывали тяжёлые железные цепи и звенели в такт шагам. Снег хрустел под босыми ступнями и жёг раздражённую кожу. Дыхание вырвалось хрипами и облачками густого пара. Дрожь сотрясала каждый мускул, пальцы раскраснелись, губы посинели.

Треклятая зима! Мерзкая толпа! Их галдёж смешивался с завываниями степного ветра, и Люции хотелось подвывать ему. Сетовать на несчастную судьбу, на свою очередную дурость, на горе.

Слезы встали комом в горле, но ни одна капля не сорвалась с замёрзших ресниц.

– Гадина!

– Чтоб ты сдохла!

– Бесовское отродье!

– Ведьма!

«Нет! Нет! Нет!» – визжала в мыслях она, потому что голос сорвала ещё вчера ночью, убеждая под дверьми холодного сарая этих деревенских остолопов в своей невиновности. И всё впустую! Они даже не слушали, не желали слушать. Нашли крайнюю и спихнули на неё все проблемы. Где же хвалёная справедливость их нового Бога? Где сострадание и жалость?

– Я н-не в-ведьма, – хлюпнула Люц и застучала зубами от холода. – П-просто хотела п-помочь…

– Шевелись! – рявкнул конвоир и толкнул её в спину. Люция полетела в сугроб. Чёрные кудри кляксой упали на снег. Белые хлопья забились в нос и рот, за шиворот холщового платья, под грязную юбку, ужалили коленки и грудь – единственное, что ещё хранило в себе тепло.

Холод обжигал до крика, но не подняться, не шевельнуть заледеневшими пальцами девочка не могла. Цепи и зима славно сработали в дуэте и обездвижили её надежнее любых смертных.

В который уже раз? Сколько это будет повторяться?

– Вставай, мразь! – рявкнул всё тот же бугай и вздёрнул её на ноги, не заботясь о том, что заиндевелый ворот вопьётся ей в горло. Люц закашляла, мужик схватил цепь и потянул за собой.

Она едва успевала переставлять озябшие ноги. Если снова упадет, её же просто поволокут вперёд и раздерут об лёд остатки одежды и кожи. Невзирая на её муки, мольбы и крики.

И эти жестокие создания – люди! – обвиняют её в колдовстве? Это им она хотела помочь?!

«Дура, – понурила голову Люц. – Какая же я дура».

А ведь делала всё как завещала покойная матушка. Помогала людям своим Даром, хотела спасти, сделать как лучше, и к чему это привело? К обвинениям в чернокнижии, пособничеству «дьяволам», в болезнях, в магии. Будто последнее – какое-то проклятие!

Они в своей деревенской глуши совсем позабыли, в каком мире живут, кто ими правит, кто стоит на вершине пищевой цепи. Кому обязаны своим «забвением».

Эх, матушка! Как же ты ошибалась! С самого начала… Во всём!..

А селяне продолжали шествовать за «ведьмой» и вопить: «Убить её! Убить!».

На горизонте показалась кромка быстрой реки и деревянный помост из промёрзших досок. И всё внутри Люции сжалось от смертного ужаса.

– Я не виновата, – сипло пробормотала она и заупиралась, замычала в попытках отсрочить неминуемое приближение. Бессмысленно! Пятки скользили по наледи, оставляя позади кровавые борозды. – Я не ведьма!

Одна из женщин, растолкав зевак локтями, вырвалась из толпы и завопила:

– Не ведьма?! Из-за тебя погиб мой сын!

Люц обернулась и узнала тётку с рынка, та продавала хлеб.

– Ты сказала, что он «сгорит», – задыхаясь, продолжила она. – И он сгорел! На мельнице в пожаре!

– А мой муж?! – взревела другая, тучная торговка. – Мой муж упал замертво на пашне, как ты и накаркала, бесовка!

– Я просила не пускать сына на мельницу! – зло возразила Люция и стиснула озябшими пальцами цепи кандалов. Синие глаза сверкали от гнева. – Я говорила, не гнать старика в жару на пашню! Я видела их смерти во сне! Я предостерегала!

– Лживая тварь! – выкрикнул кто-то в толпе. – Ты сказала, «тьма падёт на поле», но явилась саранча! И сожрала весь урожай!

– Это была метафора, – буркнула Люция, отводя взгляд. – Я ж не знала, что туча снится к саранче.

– Обманщица! – хлестанул выкрик.

– Лгунья!

– Это из-за неё на нас свались беды! Из-за неё гибнет скот и гниёт зерно!

– Убить ведьму!

Люцию вытолкали на помост. Ступни скользили по доскам, покрытым льдом, и только грубые ладони озлобленных конвоиров на плечах не позволяли упасть, но они же подталкивали девочку к «обрыву».

«Сегодня я умру? – вопрошала Люц неизвестно у кого, и страх при виде бурлящей грязно-синей глубокой реки калёным свинцом прожигал вены. – Или нет».

Она не видела свою смерть.

Эта мысль на миг успокоила, и Люция даже рыпаться перестала. Но тут же вспомнила, что не спала толком этой ночью. Холод, выбивающий зубовную дробь, и зазывание ветра за ветхими стенками древнего сарая не давали расслабиться, забытья сном, отключиться. Всю ночь она сначала молила о пощаде, затем дрожала под тонким пледом, а в конце металась в бреду на соломенном тюфяке.

Уже и не вспомнить, что мерещилось ей в этих смутных обрывках полудрёмы. Могла и смерть родненькая пригрезиться. Могли и призраки прошлого наведаться.

Люцию поставили у самого края. Обветренные пальчики ног свисали с доски и ярко выделялись на фоне снега и быстрой воды.

– ….молюсям те Боже: помилуй дитятко грешное, тьму уразумевшее, во грех ступившее, и прости ему прегрешения, вольные и невольные, яко словом, яко делом… – заунывно читал старый монах из местной церквушки. Но Люция не слушала, слишком сильно грохотал в ушах пульс, слишком громко бурлила река, и собственное равное дыхание казалось оглушительным.

Всё не может так закончиться.

Не может.

Это неправда.

Люди не злые, просто заблуждаются, просто не помнят истины. Если им напомнить о духах, терринах, магии, если объяснить!..

Надежда звездой вспыхнула в сердце, и в отчаянном порыве Люция обернулась к деревенским жителям. Цепи мерзко лязгнули. Девочка поморщилась и раскрыла рот, чтоб пролепетать:

– Вы не по…

– Аминь! – грохотнул монах и с хлопком книги Люцию швырнули в воду.

Она даже пикнуть не успела.

Ледяная гробница захлопнулась над головой. Студёная вода обожгла кожу, горло, лёгкие. Казалось бы лёгкая одежда, не спасавшая от ветра и стужи, потяжелела за секунду и вместе с цепями потащила вниз, на дно. Люция брыкалась, резкие потоки швыряли её из стороны в сторону, ноги путались в юбках и водорослях.

Не всплыть. Не спастись.

Рот распахнулся в беззвучном крике-мольбе, и остатки кислорода умчались с пузырьками к свету на поверхности воды. Люц не выберется отсюда. Сопротивление бессмысленно.

Не исполнить ей данной клятвы.

И стоило подумать об этом, кожу над сердцем начало нестерпимо печь, и голубоватое свечение проступило через одежду, засияло в темной пучине. Люция до крови прикусила губы и сжалась в комок, чтоб сдержать болезненный вопль.

И… провалилась во тьму.

Люция распахнула глаза и обнаружила себя недалеко от замка, на опушке, под корнями одинокого кривого дерева. В её стылой ладони нахохлился тёплый, как огонёк, птенчик.

Ночное платье промокло от росы и неприятно холодило кожу. Чёрные кудри рассыпались по сочно-зеленой траве и, вероятно, окончательно превратились в гнездо.

Вот свита принца обрадовалась бы! Появился очередной повод поглумиться и напомнить, как она уродлива в сравнении с ними.

Люция невесело усмехнулась, и птенчик в ладони встревоженно заголосил, заставив девушку поморщиться. Она тряхнула головой и окончательно прогнала дрёму.

Угораздило же заснуть прямо на улице! Да ещё и в такую зябкую погодку. Всё же истинная суть даёт о себе знать. Кочевникам фарси всегда была близка природа: она успокаивает и даёт своим детям силу.

Возможно, ещё поэтому Люция никогда не простужалась, и дело не только в отличных генах далёких предков.

Птенец снова заверещал, и Люц проворчала:

– Ну что ты беленишься, окаянный? Сейчас верну тебя в гнездо. Только ради тебя припёрлась сюда ни свет ни заря. Чтоб из гнезда не выпал, чтоб не разбился… – бормоча, она поднялась на ноги. Шею и плечи нещадно ломило после неудобного сна на корягах, мышцы ног и рук ныли от интенсивных тренировок с «товарищами»-терринами, не говоря уже о синяках… Не успевали сходить старые, как благородные лэры одаривали новыми. – И никакой благодарности. Как всегда.

Люция тяжело вздохнула, и птенчик издал недоумённый: «Кар».

– Что, «кар»? – она размяла шею и искоса взглянула на воронёнка. – Дар у меня. Будущее зрею. И прошлое… своё. – И добавила тише: – Ничего другого, увы, не снится.

У всех терринов помимо магии и чар, есть Дары. Они предаются по крови, от родителя к ребёнку. Но предсказать какой именно дар (отца или матери, аль деда с бабкой) раскроется у чада – невозможно. Но то касается обычных терринов.

У клана полукровок-фарси детям всегда передаётся один дар – прорицание. И сколько бы не смешивались фарси с людьми, сколько бы не разбавляли кровь с бессмертными и смертными, не иссякнет род их. Ибо кровь прорицателей сильна. А покуда жив хоть один отрок, сумеет он клан возродить хоть из могилы, хоть из пепла.

Недооценил Магнус Ванитас фарси. Ох, недооценил!

И не удосужился проверить, не затерялся ли один ребёночек в лесу, в ночку ту, роковую.

И эта ошибка будет стоить ему жизни!

С веток в лесу сорвались крикливые птицы и с оглушительным гвалтом устремились в небо. Люция вздрогнула, задрала голову и проследила за их рваным полётом в сторону восхода.

Сиреневые сумерки ещё царили над спящей громадиной замка, но рассветное солнце уже отвоёвывало за пядью пядь, и верхушки башен крепостных стен расцветили рыжеватые всполохи.

Скоро слуги и придворные очнутся ото сна, зашумит обыденная жизнь: зашелестят метёлки, юбки и брюки, зажурчат голоса, мелодии и песни, застучат столовые приборы и мечи. И понесётся очередной день в замке худших из терринов, в замке её врагов. В замке Ванитасов.

* * *

Далеон Ванитас стоял в крайнем от входа деннике и нежно расчёсывал любимую кобылицу.

Тихий шелест щётки убаюкивал, как и сопение жеребят, и других лошадей в загонах. Даже запахи прелого сена и конского пота не тревожили как обычно чувствительный нюх.

Мысли принца текли плавно, лениво, дрейфовали, как объевшийся пеликан по слабым морским волнам.

Ему снова приснился кошмар.

Как давно их не было, и вот опять. Вернулись! А ведь лекарь предупреждал. Ещё пять лет назад сказал, что снадобья со временем утратят свойства, что организм привыкнет, выработает иммунитет.

Надо повысить этому докторишке жалование. Не ошибся старик, всё верно сказал. Таблетки больше не действуют.

По правде, их эффект начал сбоить раньше, просто Далеон нашёл способ усилить снотворные свойства. Он просто заливал их терринским вином, напивался до обмороков, ходил по грани. Пил как в последний раз, жил как в последний раз, пировал как!.. И ведь помогало.

Почти два года алкоголь и таблетки приносили блаженное беспамятство. Большую часть времени ему не снилось ничего. И вот опять!

На этот раз он видел гибель своей лошади. Этой тёплой, бойкой кобылки воронова цвета, которая вскормила его младенчиком, которая недавно принесла жеребят, которая катает его в ночи бессонницы и терпит все придурства.

Картинка вспыхнула перед взором.

Кровавое пятно под тёмной шкурой. Дарси лежит на правом боку и тяжело храпит, и глядит своим чёрным глазом так жалобно, так скорбно.

Образ потянул за собой похожий, вонзающийся иглой боли в самое сердце, но принц поспешил отбросить его. Пусть лучше это воспоминание останется «terra incognita»[1] на карте его памяти.

Далеон зажмурился с силой и зарылся лицом в жёсткую чёрную гриву, вдыхая тёплый запах зверя, шёрстки, жизни. Провёл пальцами по крупу и отстранился, вглядываясь в вытянутую морду верной подружки, лениво жующей хворост.

Она и не подозревает, какая страшная участь её ждёт. Почему Далеон так ненавидит свои сны. А теперь не знает что делать, чтобы изменить её судьбу.

Он пригладил гриву за ушком. Угольный цвет её напоминал другую. Бойкую, кудрявую, непокорную.

Принц стиснул зубы и приказал себе не думать. Не тревожиться. Не отвлекаться на шелест одежд пробудившихся слуг, на приглушённые шажки по коридорам замка, на шепотки, на бой часов в библиотеке. Кто, Забытые Боги дери, придумал поставить в библиотеку часы с кукушкой?!

Далеон тряхнул головой и снова попытался успокоиться. Иногда он просто ненавидел свою терринскую суть, что давала ему не только магию, физическую силу, быструю регенерацию, но и звериный нюх, да острый слух в придачу. Это же проклятие какое-то! Столько шумов, столько скверных запахов… сойти с ума можно.

«Сосредоточься» – приказал себе Далеон.

На дыхании – вдох-выдох, вдох-выдох – на биении сердца своего, затем – Дарси. Вот так… Она жива и дышит. Спокойно. Спокойно… Легко сказать!

Кто-то едва уловимым шагом подступил к конюшням.

Дарси дернула ухом и настороженно прислушалась. Далеон же даже бровью не повёл. Он знал владельца этой невесомой походки как облупленного. Знал единственного террина способного беспокоить его в столь ранний час. Своего трусливого сводного брата.

– Так и думал, что ты здесь, – сказал он, распахнув створки, и мягко улыбнулся.

Рафаэль сиял. Рассветный луч подсвечивал его стройный силуэт со спины и создавал ареол вокруг его светлой шевелюры, не доходящей до плеч. Одет он был просто – шёлковая кремовая рубаха с растянутым воротом, чёрные узкие брюки и высокие сапоги – но со вкусом и всей присущей ему элегантностью.

Впрочем, этот террин в любом рванье будет выглядеть, как сошедшее с полотен божество. Пусть и временно на мели.

А ведь Раф больше всех Ванитасов пытается походить на людей. Вот только всё в нём – от идеальных скул до точёного тела – кричит: перед вами бессмертный принц терринов, четвёртый по счёту ребёнок Императора Магнуса Ванитаса. Любимый сын.

Скулы Далеона свело от злости.

– Зачем явился? – спросил он холодно, со смертельной скукой на лице. И мысленно похвалил себя. Так и надо общаться со всей их семейкой. Особенно с этим предателем.

– Искал тебя, – ничуть не стушевался Раф и шагнул в полумрак постройки. Фиолетовые глаза его сияли в темноте как у кошки. – Услышал из окна, как ты ворвался в конюшню и долго не возвращался. Снова приснился кошмар?

От неприкрытого беспокойства и сочувствия во взгляде брата, внутри Далеона всё сжалось и заклокотало от бессильной злобы.

Этот взгляд принц ненавидел едва ли меньше ледяного и презрительного взора отца. Он напоминал Далеону о слабости, о его дефектности.

Другим братьям и сёстрам не снятся вещие сны. У других нет проблем с контролем магии и наложением иллюзий. Они хоть чем-то похожи внешне на императора. А Далеон… он даже хвост свой спрятать не может.

«Гадина», кольцом скрученная на животе, нервно задёргалась под рубашкой, выдавая раздражение хозяина, и принц незаметно придавил её к торсу.

Синие глаза со змеиным зрачком в упор посмотрели на Рафаэля.

– С чего ты взял? – поднял тёмные брови Далеон.

Раф слабо улыбнулся и развёл руками.

– Ты всегда убегаешь из замка после кошмаров. Ищешь уединения с… природой. И… животные же тоже часть природы?

Далеон тяжело вздохнул и закатил глаза. Да-да, животные, природа, женщины, выпивка и разгул… он ведёт себя как глупый мальчишка, дикарь, крестьянин, а не как принц правящего рода. Всё это уже миллион раз сказано и услышано. Далеон прекрасно знает, какую репутацию себе создаёт, и ему глубоко наплевать.

Хуже, чем есть уже, не будет.

А править он не собирается.

Папаша махнул на него рукой ещё в младенчестве.

– И почему ты снова не взял с собой Орфея? – продолжил занудствовать Рафаэль. – О чем ты вечно думаешь, Леон? Ты же знаешь, безопасность правящей семьи…

– Да-да, – страдальчески вздохнул шестой принц. – Мне нужно было вломиться к нему в комнату посреди ночи, растолкать и потащить с собой только потому, что левая пятка правой ноги в голову ударила. В следующий раз, как мне приспичит поскакать по травке под луной, я так и сделаю.

– Леон! – возмутился Раф и аж вспыхнул щеками от негодования. – Оставь сарказм! Он твой придворный и должен быть рядом, когда тебе нужна помощь. В любое время, в любую секунду. А, ладно! Кому я это объясняю… – он перевёл дыхание и прикрыл веки. – Обувь-то где посеял?