Текст книги "Vanitas (СИ)"

Автор книги: Дарья Шварц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

* * *

Далеон Ванитас стоял в своей спальне у круглого столика возле окна и наблюдал, как перламутрово-синяя змея с тихим шипением выползает из серебряного кубка.

Это уже не смешно.

Сколько ещё он будет переживать один и тот же кошмар?

Принц бросил взгляд на прозрачный витраж. За ним клубилась мглистая ночь, а щупальца тумана, точно живые, скользили по стеклу.

– Не смешно, – сказал он им. Змеюка вторила ему едким «ш-с-с-с!».

Принц снова глянул на неё. Земноводная тварь уже раскачивалась из стороны в сторону, сверкала кровавыми зенками, скалила вострые клыки и готовилась к смертельному броску. Ему даже показалось, он услышал её язвительный хохот.

– Отвали! – шикнул, развернулся на босых пятках и покинул покои. Дверь, на удивление, оказалась не заперта.

Змея прыгнула и с разочарованным шипением ударилась брюхом об пол. Далеон захлопнул створку. Пусть эта гадина сегодня ночью развлекается без него.

И почему он раньше не додумался так сделать? Зачем, как заворожённый идиот, подходил к столу и ждал болезненного укуса?

Чтоб очнуться ото сна? Так это бы случилось посреди ночи или очень раним утром, и он бы снова весь день ходил, как сомнамбула да клювал носом на уроках, тренировках и самое ужасное – в седле.

Он недавно задремал на Дарси во время галопа и, разумеется, упал.

С ума спятить!

Чуть весь не переломался. Орфей такую панику поднял, хотя даже сверни принц шею – оправился бы. Переломы для террина – пустяк, но… приятного в боли мало.

С этим точно пора кончать!

Он так и не понял, что предрекает ему этот повторяющийся кошмар, но смотреть его уж не было сил.

Сегодня сценарий изменился. А по его ли воле – Далеон затруднялся ответить.

Вдруг он уловил справа от себя шорох. Вздрогнул.

– Кто здесь? – сердце зашлось в испуге. В коридоре мелькнул белый подол ночной рубашки и послышался стук босых ступней по ковру. – Эй!

И как бы не потели ладошки от страха, как бы не частило дыхание, принц сжал кулаки и решительно отправился к развилке.

Заглянул в коридор, где пропала незнакомка. Пусто. Только ветер гуляет по проходу, да трещат зажжённые факелы.

– Далеон, – с призрачным вздохом прозвучало над ухом.

Холодок пробежал по спине. Юноша резко обернулся. Но девчонка уже стояла в десятке шагов от него. Белый подол ночнушки подрагивал у щиколоток на сквозняке, чёрные кудри лежали на плечах львиной гривой и отливали медью в свете пламени.

– Люция? – охнул шестой.

Синие глаза лукаво блеснули, пухлые губы растянулись в насмешливой улыбке.

– Не поймаешь! – донеслось до него весёлым эхом, хотя девушка не размыкала рта. Она игриво пожала плечиком, и, подхватив подол тонкого платья, юркнула за угол.

И он, как наивный мальчишка, повёлся на подначку, усмехнулся и кинулся следом.

Люция сколь угодно может побеждать его на тренировках и турнирах, но только в «догонялках» и «прядках» ей не одержать верх. В этом Далеон ещё никогда не проигрывал.

Он – террин, а охота у них в крови.

В инстинктах.

И побороть их очень сложно. Практически невозможно. Всё же террины – не люди, хоть и умело притворяются ими.

Для себя принц давно решил, кто его главная добыча.

И разве может он проиграть, когда эта добыча так игриво машет хвостиком у него перед носом и сама предлагает себя поймать?

Они носились по всему замку, не зная устали. Коридоры да лестницы оставались пустыми, корпусы сменяли друг друга, обстановка и убранство менялись, снова и снова. И так по кругу. В реальности они давно бы выбились из сил. Но не здесь.

Топот ножек и весёлый хохот девчонки отражался от стен, и если Далеон терял её из виду, то всегда мог найти направление по звукам. Он и сам смеялся, и, кажется, кричал что-то наиграно грозное ей в спину, чем вызывал лишь новый приступ девичьего хохота.

– Люююц! – звал он, взлетая по лестнице башни.

– Вреднючка! – ругался сквозь кашель, попав в облако пыли на чердаке.

– Бабочка, Тырх тебя етить! – шипел, поскользнувшись на кафеле в кухне и больно ударившись копчиком.

А она звонко смеялась и всё вела его куда-то, повторяя издевательское:

– Не поймаешь! Не поймаешь!

Далеону это порядком надоело, и, когда он уже готовился применить магию левитации и замотать юркую заразу в ковер, она забежала в очередную комнату.

Хлопок двери. Смех оборвался.

Стало тихо, холодно и неуютно. И свет в незнакомом коридоре как назло не горел.

Но принц отринул нехорошее предчувствие и вошел в чьи-то покои.

Тьма окутала его.

Гулкая, неприятная.

Кажется, это не спальня и не гостиная.

Зал. Один из многих.

Но кромешная тьма едва ли позволяла различать детали. Принц свои руки с трудом видел.

А ещё он не любил темноту. В густых тенях ему мерещились всякие твари, когти, шевеление, оскаленные пасти.

Холодный пот выступил на загривке. Далеон попятился, собираясь позорно сбежать, но тут его со спины охватили тонкие руки.

– Это я тебя поймала, – раздался гулкий шепот.

Сердце скакнуло к горлу и заколотилось, как птица, пойманная в силки.

Далеон развернулся, узнал Люц и медленно выдохнул:

– Нельзя ж так пугать. Мстишь мне что ли? – Она хитро улыбнулась. Он крепче прижал её к груди. – Вредина.

– Мой Повелитель! – со стоном выдохнула Люция, привстала на мысочки и жадно припала к его устам.

И он ощутил их ядовитый, губительный вкус. Кисло-сладкий, терпкий и пьянящий с одного глотка. Вкус год-ши. От которого сносит крышу, подкашиваются ноги, в венах вскипает кровь, а все проблемы и оморочки сносит волной безбашенного счастья и дикого восторга. И это так упоительно, желанно до дрожи, что невозможно отстраниться, отказаться, не поддаться.

И Далеон сделал единственное, на что ещё был способен: запустил пальцы в мягкие кудри и углубил поцелуй.

Сдавленный стон.

Дрожь в каждом мускуле.

«Только не отпускай!» – его лихорадочная мольба в мыслях, шепоте, вздохе.

Колени глухо ударяются об кафель.

Тонкие девичьи пальцы алчно гладят плечи, затылок, грудь. Не выпускают. И Далеону хочется взвыть от наслаждения, но он боится оторваться от жарких и мягких губ девушки, что всё время лишь отвергает его, жалит, презирает.

Он боится, что, когда оборвётся поцелуй, снова столкнётся с омерзительной реальностью, где он своими руками убил любой намёк на её нежные чувства.

Он боится встретить отпор и ненависть.

Но Люция из сна и не думает противиться.

Сама тянется к нему, как цветочек к свету. Ластиться, как кошка к любимому хозяину. Выпивает кислород и шепчет, шепчет, шепчет: «Мой Повелитель, мой Повелитель, мой…».

Далеон задыхался. Горел от желания и плавился воском.

Это яд. Вся она. Её поцелуи.

Яд.

Ещё более опасный, коварный и ужасный, чем тот, что впрыскивала в его кровь змеюка из кубка.

Потому что яд змеи бежит по венам и останавливает сердце, а этот – травит кровь долго, мучительно, проникает в каждую клеточку, поражает кости, тянется к разуму. И, даже захватив его, – не убивает, а истязает желанием плоти и жаждой касаний, тепла, чувств. Бесконечно.

Пытка.

И даже зная всё, зная, что будет только хуже, что он пропадёт окончательно, принц продолжил упиваться тлетворным поцелуем так, словно умирал от жажды в пустыне и наконец дорвался до живительного источника.

Он больше не желал пробуждения.

Или спасения от вещего кошмара.

Глава 14. Скрытые чувства

Люция заправила клинки в ножны и глубоко поклонилась Императору, отточено и привычно. И ничто внутри неё не дрогнуло; лицо осталось холодной учтивой маской.

Это не стыдно – кланяться.

Особенно, если враг достоин уважения.

А Магнус достоин. Несомненно.

Он сильнейший террин на планете. Держит в кулаке власть над всеми королевствами и успешно управляет землями да разумными существами. Его уважают подчинённые, страшатся короли, не могут прикончить лучшие наёмные убийцы. Империя при нём, если не процветает, то живет вполне мирно, никто не глодает, никто не жалуется.

Нет бессмысленных межусобиц среди братьев и сестёр (правителем назначается достойный, а несогласные вырезаются); нет подлых и жадных вассалов да сюзеренов, обдирающих простой люд (для них готово отдельное место на плахе); нет войн за ресурсы и территории (такое пресекается на корню, а средства, в случаи надобности, поступят в королевство).

Страдают, разве что, звероморфы и то не во всех городах, но… это издержки войны. Они – causa causarum[1]. Так что в этом нет ничего удивительного.

В целом, несмотря на жесткость строя (вполне обоснованную), Магнуса можно назвать хорошим Императором.

Поэтому Люция не стыдилась кланяться.

Но ни на миг не забывала:

Он убил её семью и друзей.

Вырезал целый клан.

И она несомненно отомстит.

Но… почему Магнус ещё не избавился от неё? Разве он не чувствует её «дурных намерений»? У него же Дар, по словам почившего в темнице сприггана. Ванитас чует, кто злопыхает в его сторону.

Или, быть может, есть какие-то ограничения в расстоянии? Два-три шага, например. Однако пару лет назад, когда он вручал ей в подарок чётки из сапфиров, они стояли в полушаге друг от друга. Дар не мог не сработать, Император не мог не узнать о её ненависти и долго идущих планах.

Или… – Люция тяжело сглотнула – её жажда его погибели слишком мала. Притупилась годами.

Говорят, месть – блюдо, которое подают холодным. А что если, её блюдо слишком остыло? Что если тот спригган-ассасин оказался прав? Что если её возмездие потеряло всякий смысл для неё самой?

И она не станет мстить?

Крестик клятвы над левой грудью ощутимо, болезненно запекло, и Люц едва сдержала гримасу и шипение сквозь зубы. Вот бы Двор оценил! Особенно королева.

Сидит на троне, гневно пыхтит под нос.

Судя по её кислой морде и колючим зенкам, она спит и видит, как бы избавиться от Люции – живой свидетельницы её интрижек с герцогом. Пока живой. За кривую рожу перед светлым ликом её благоверного сильфида наверняка попыталась бы выбить для фарси смертельное наказание за «недостойное поведение» или того хлеще – «неуважение к Императору».

Вот Люц и держалась. От жгучей боли бросало в пот, и дрожали коленки. Но она терпела. Лучше всего на свете Люция умела терпеть и выжидать, пусть в последнее время эмоциональные срывы случались с нею всё чаще, а на Далеона эти правила вовсе не распространялись. Он умел вывести её из себя.

Кстати, сегодня вечером шестой победил её на показательном выступлении (может, тренировки с Рафом сказались, а может Люция не слишком старалась). И теперь стоял довольный: грудь в нарядной голубой тунике колесом, нос задран, точно клюв гордой птицы, на губах блуждает самодовольная, едва сдерживаемая, улыбка.

А глаза светятся. Неподдельным счастьем.

Как у робкого мальчика, получившего свою первую пятёрку и ожидающего одобрения родителя.

И Люция чувствовала, как грудь распирает тепло. И как подрагивают уголки губ, желая растянуться в ответной улыбке. И совсем не жалела, что из-за рассеянности пропустила пару ударов по почкам и заработала нехилые синяки на пояснице.

Не всё ж ей быть победительницей.

И у неё случаются поражения.

Зато Далеона сегодня не накажет «любящий старший брат».

Кейран стоял недалеко от кресла отца и смотрел на шестого с тихой гордостью. Но не его признания желал принц...

Не отрывая глаз от Магнуса, он плавно, словно дикая лесная кошка, скользнул к ступеням помоста и поклонился со всем почтением и даже, кажется, с легким волнением.

– Посвящаю свою победу вам… отец. Пусть ваш век растянется в вечность, а Духи Предков хранят вашу силу, славу и здоровье.

– Да-да, – отмахнулся правитель когтистой лапой, унизанной перстнями и холодно прохрипел: – Благодарю. А теперь вернись на место, мне нужно сделать объявление.

И это всё, что он хочет сказать своему сыну?! Папаша года!

Далеон горько усмехнулся и небрежно склонил голову, прижав стиснутый кулак к сердцу. Волнистые волосы спрятали глаза, но Люц была уверена – взор его угас. Как и надежда в нём.

– Как прикажете, Ваше Величество, – тихо проговорил принц и вернулся под сень анфилады.

Люц провожала его фигуру взглядом, и сердце отчего-то тоскливо щемило.

Каким бы хорошим императором Магнус не был, а папаша из него – дерьмовый. И такой равнодушный он почему-то только к Далеону: с Руби всё совсем не так. С Руби старший Ванитас видится регулярно, раз в неделю, и проводит с ним за чаем минимум полчаса, разговаривает и даже сдержанно улыбается. То же и с другими детьми.

Чем шестой так провинился? Чем не угодил?

От размышлений её отвлекло движение на помосте.

Император, опираясь на резные подлокотники, грузно поднялся с позолоченного кресла, имитировавшего трон, и распрямил широкие плечи. Синие рога, на которых покоился тяжелый венец, отразили луч света.

Они подросли. Эти рога. Прилично так, на целую ладонь. И приобрели изящный изгиб к верху. Вот только с одним рогом было что-то не так. Словно он был сколот. Скошен посредине метким взмахом клинка.

– Ещё раз приветствую, уважаемые лэры и нессы! Сегодня я собрал вас всех, чтобы сделать важное объявление. Наверняка до вас уже дошла весть о моем странном недуге, да вы и сами видите, во что я превратился, – он обвёл себя ладонью, и Люц, как и многие гости, заострила внимание на его мощных задних лапах, выглядывавших из-за неплотно задёрнутой багровой мантии. Лысые, темно-серые, точно гранитная плита, с крупными чёрными когтями на пальцах. – Но должен вас огорчить – злой смешок, оскаленные клыки и громовой рык: – Я всё также силён телом и крепок разумом! И ни один убийца, подосланный вами, не доберется до моей шеи и сердца. Так что оставьте свои «проверки» и пожалейте живой ресурс.

Часть толпы заметно погрустнела и потупила взоры. Люция беззвучно хмыкнула.

Она и не ждала, что Магнус ослабнет. Потеря контроля над иллюзиями, ещё не означает физическую немощность.

– …но как бы я себя не чувствовал, – пророкотал Император, – советники волнуются о будущем Ригеля. И на последнем собрании мы приняли решение… – он сделал выразительную паузу, зал затаил дыхание в благоговейном ожидании. – Я объявлю наследника трона на Самайн[2], после торжественного бала.

Зал взорвался нервными овациями, загудел, как пчелиный улей. Гости тревожно загалдели между собой, заспорили, заохали, и совсем позабыли, что перед ними стоит ещё действующий Император, и он не давал им «вольную». И запросто мог разгневаться.

Но не стал.

Прекрасно понимал – перемены страшили всех.

Как ранее говорил Люции герцог: террины – консерваторы. Они утратили пластичность в телах и взглядах, не любят новшества, предпочитают жить по правилам. Им тяжело менять себя и привычный уклад жизни.

Магнус Ванитас спокойно взирал на хаос, творившийся у ступеней помоста. К нему слева подступил Нестор Беркули и заговорил на ухо. Но поскольку толпа шумела, голос ему пришлось слегка повысить.

Люция незаметно подалась вперед и смогла уловить лишь малый кусочек разговора:

– …лекарство в покоях, Ваше Величество. Я оставил его на тумбочке. Как известно, оно вызывает сонливость, и вам стоит…

Продолжение потонуло в новом гвалте болтовни, как и ответ владыки мира, и Люция скрипнула зубами, проклиная гостей почём свет стоит. Почему они не могут заткнуться, когда надо?!

Затем Император степенно кивнул взволнованной королеве, елозящей на троне, и удалился через боковую дверь, ни с кем не прощаясь.

Кусая ногти, Люция с трудом выждала минуту и, оглядываясь по сторонам, юркнула вслед за ним.

Конечно, в её задачу не входила слежка за Магнусом, её дело – Кейран, но девушке самой было интересно, что же творится с её злейшим врагом. Особенно в связи с последними фактами:

1)Император болен непонятно чем.

2)Кейран получает подозрительные посылки.

3)Возможно, в них яд.

Яд, способный навредить даже террину. Сильнейшему из терринов.

И если Кейран действительно травит отца, Люция сможет «утопить» главного конкурента герцога. Первому принцу не то что трон светить не будет – его казнят за покушение на жизнь Императора!

Осталось добыть доказательства.

Или подкинуть.

Тут уж как дело пойдёт.

До Самайна всего месяц. Времени ужасно мало.

И Люц даже страшно представить, чем грозит ей провал миссии. Вероятно, герцог убьёт её. И месть её накроется медным тазом.

Если Магнус не умрёт раньше.

«Чёрт, чёрт, чёрт!» – в мыслях выла она, тенью преследуя монарха на приличном расстоянии.

Одинаковые коридоры сменяли друг друга. Девушка лишь смутно представляла, где покои повелителя. За семь лет ни разу не рискнула расспросить об их расположении горничных, чтобы не вызвать подозрений. И теперь жалела.

Если б знала точный маршрут, сейчас бы не боялась упустить широкую спину правителя из виду или случайно обнаружить себя.

Наконец-то он сбавил пружинистый шаг и вошел в двустворчатую дверь, ничем не отличимую от прочих. Отличное решение с точки зрения безопасности. Ассасинам придётся попотеть, чтоб найти среди одинаковых «врат» те самые.

Люция выслушала, как стихают шаги в глубине комнаты, затем забралась на широкий подоконник напротив заветных покоев, спряталась за тяжёлой градиной и принялась ждать.

Пять минут показались веком, десять – тысячелетием, а пятнадцать – вечностью.

Она хотела выждать ещё, считала секунды, нетерпеливо дергала ногой и кусала губы, осаждала себя, всякий раз, когда уже намеревалась соскочить с холодного камня на пол и сыграть в смертельную рулетку с судьбой. И высидела бы ещё час – или сколько нужно бессмертному параноику, чтобы уснуть? Пятнадцати минут явно не хватит – но с конца коридора донеслись шаги.

Размеренные, чеканные.

Так не ходят слуги: они семенят и вечно торопятся по делам.

Это мог быть кто угодно из высших чинов. Лэры, советники, принцы. Или тот же неприятный десница-Нестор. Или запоздалая охрана, подосланная им, которая вообще-то должна сторожить покои Императора, будь он хоть тысячу раз сильнейшим существом Терры.

Люция бесшумно спрыгнула с подоконника и тенью скользнула в комнату старшего Ванитаса.

Это оказалась гостиная в спокойных сине-коричневых тонах с редкими темно-золотыми вкраплениями. Какой-то особой роскошью она не отличалась. Обычные гостевые покои, обычного лэра. Без личных вещей, без безделушек или статуэток, без раскиданных носков, бумаг или открытых книг на низком столике у камина.

Ничего, что могло бы рассказать о характере владельца.

Стерильная чистота, если не сказать, – пустота. Словно не живёт тут никто.

И холодно.

Люция передёрнула плечами и отправилась к прилегающей комнате, дверь в которую была приоткрыта.

«Спальня!» – тихо обрадовалась девушка. Она-то ей и нужна.

Люц не думала, что станет врать, если Магнус будет в сознании. Она вообще ни о чём не думала, когда проникала сюда. Только о цели добыть доказательства «грехов» Кейрана.

У неё клятву на коже пекло. Клятву служения Рагнару Ванитасу. Клятву исполнения всех его приказов.

И Люция не могла даже мыслью ей воспротивиться.

На её удачу Император спал. Его массивная фигура заняла больше половины громадной кровати без балдахина.

Он не стал обнажаться, лишь скинул мантию и дублет; в разрезе белой рубашки виднелась его серая мерно вздымающая грудь. Покрывало тоже не накинул. А как же! Брутальным мужикам одеялко не нужно! Их согревает брутальность и красотки.

Люц тихо прыснула, глядя на его суровое даже во сне лицо с резкими, точно рублеными топором чертами, но тут же одёрнула себя. Настороженно огляделась, прислушалась к мерному дыханию, двинулась вперёд и снова засмотрелась на спящего красавца.

Да, он был красив, несмотря на свою чудовищность и деспотизм. Или это с Люцией что-то не так, раз ей милее натуральные, хищные, терринские «морды», а не идеальные точёные иллюзиями лики?

Крепкая челюсть, упрямо сжатые губы, резкие скулы, острый длинный нос с легкой горбинкой, совсем как у Далеона, длинные белоснежные ресницы и угрюмые густые брови.

«Чудовище, чудовище» – настойчиво билось в голове, но Люция не ощущала острой ненависти или призрения к твари, убившей её клан. Лишь глухую, сосущую пустоту внутри и чёткую мысль, что она отомстит.

Но не сейчас.

Она не взяла с собой ворованный кинжал из близара. Некуда было спрятать: на ней кальсоны в обтяжку и короткая туника с разрезами по бедрам, перехваченная на талии широким кожаным поясом. Ничего лишнего.

Фарси оторвалась от созерцания и перевела взгляд на серебристый кубок, стоящий на прикроватной тумбочке. Пустой. На самом донышке и по стеночкам остались тёмные капельки.

Это и есть лекарство? Или яд?

Как понять?

Люция осторожно потрогала ценные доказательства, растерла синюю прохладную жидкость на подушечках пальцев. В текстуре было что-то мучнистое и какая-то трава, дающая столь приметный оттенок.

Понюхала. Резкая горечь ударила в нос. Слёзы брызнули из глаз. Люц тяжело сглотнула и отставила пальцы, чтоб отдышаться и проморгаться, только это и помогло ей уловить едва заметный сладковато-ягодный флёр под этим нюхоубийственным налётом.

Если б она была террином, ей бы отбило чутьё от первого глубоко вдоха. Но она полукровка, бракованная химера, её обоняние не так остро, вот она и смогла почуять то, что скрылось бы от бессмертного.

– Всё это очень подозрительно, – тихо пробормотала девушка.

И самое скверное: ни один ингредиент ей не знаком. Кроме этой «сладости». И то Люц могло показаться. Её познания в травах и алхимии слишком скудны, а состав узнать кровь из носу надо!

Нужно заглянуть в мастерскую-хижину, там есть оборудование, травники. И… герцога позвать что ли?

Люция схватила с тумбочки кубок, но тут её запястье перехватила серая когтистая лапища.

Душу стиснула ледяная хватка ужаса. Сердце заколотилось так яростно, точно хотело проломить рёбра.

Он поймал её. Поймал! С поличным!

Это конец.

Магнус дернул Люцию к себе и подслеповато сощурился. Фарси не дышала.

– Кассандра? Это ты? – тихо спросил он и раздул ноздри, собираясь принюхаться. Люция подсунула ему под нос испачканные в зелье пальцы. Император, эта невозмутимая каменная статуя, поморщился и чихнул. – Мерзкое варево. Сколько раз просил Нестора класть меньше этой вонючей риски. Мне от неё нюх и вкус отбивает, и так хочется спать…

Он сонно моргнул, но тут же снова нахмурился и лежа подобрался. Люц попыталась украдкой вытащить руку, но Магнус сжал её запястье крепче, до синяков. Девушка сдавлено охнула.

– Кассандра. Касси, – нежно шептал он в полузабытьи и тянул Люцию на себя. Ей пришлось склониться и упереться свободной рукой в резное изголовье, чтоб совсем уж на Магнуса не упасть. Слава Забытым богам, он, кажется, её не узнавал! – Не уходи. Ты так давно не приходила ко мне. Можешь молчать, как обычно, укорять взглядом, только останься…

У Люции затекала поясница, но она осталась. А куда деваться, если самый сильный террин на планете вцепился в тебя мёртвой хваткой? Впрочем, дышала она всё ещё с опаской и через раз.

– Знаю, почему ты дуешься и пришла только сейчас, пока я сплю и не вижу. Я… – он тяжело сглотнул, – плохой отец. Ты родила мне прекрасного сына. Он упертый, старательный, хорошо и быстро учится, научился общаться с братьями, делает многое на благо своего Двора и товарищей. Он очень преданный и всегда защищает их.

Люц вытаращила глаза, когда Император мягко улыбнулся уголками рта, под его мутными очами проступили морщинки.

– Далеон гораздо лучше меня и всех моих детей. Он похож на тебя. И поэтому… поэтому я не смог стать ему хорошим отцом. – Тяжелый вздох, стыдливо опущенный взор. – Ты ушла, а я так горевал… Буйствовал первое время, всю твою спальню разнес, убил слуг, что не уследили за тобой, что позволили... – он смолк, отвёл взгляд, поджал сухие губы. – Меня в себя привёл только плач ребёнка. Нашего ребенка. Далеона… Я увидел его в люльке и… не смог взять на руки. Мне было так горько и стыдно перед ним. Знаю, ты хотела бы, чтоб я растил его со всей любовью. А я… так и не решился. А с годами, – Магнус затараторил, – с годами он стал совсем похож на тебя. Те же волосы, глаза, черты лица. Я не мог смотреть на него. Не мог находиться в одной комнате. Задыхался от боли и отчаяния, от мысли, что тебя нет, нет, нет. Что я не смог остановить. Спасти…

Он зашелся в надсадном кашле, поднял на Люц в мольбе свои красные очи.

– Кассандра… Касси, ты простишь меня? Я скоро умру, я чувствую, не выберусь. Ты простишь? Простишь непутёвого отца и мужа? Простишь на смертном одре? Примешь в свои объятья?

– Нет, – холодно уронила Люция. Её лицо – бездушная, стальная маска, как у статуи богини правосудия, слова – карающий меч. – Я не прощу тебя. Ты убил стольких невинных. Ты испортил жизнь своему сыну Далеону. Не своими руками или приказами, о-о-о нет. Бездействием и пренебрежением. Да, милый, ими тоже можно навредить. Знаешь, как относится к нему прислуга, и какие слухи о нем ходят? «Опальный принц», «материубийца», есть и другие прозвища. Знаешь, как ранит его твоё равнодушие? Когда ты не приходишь на его «званые ужины», не желаешь говорить, или даже сегодня. Знаешь, что с ним вытворяет уже долгие годы твой первый сынок? – её голос сочился ядом, Магнус изумлённо пучил глаза. – Знаешь. Всё ты знаешь. Просто не хочешь замечать. Это же так удобно спрятать голову в песок: «ничего не слышу, ничего не вижу, а значит проблемы нет». А она есть. Просто тебе не хочется её решать. Не хочется видеть сына так похожего на «меня». Не хочется бороться со своим страхом. Ты жалок. Жалок.

Она презрительно скривила губы и попыталась скинуть его лапу, как гадкую букашку. Магнус сжал скользкие от пота холодные пальцы и взволнованно раскрыл рот, собираясь что-то сказать, возразить, но Люция успела первой:

– Спи, – приказала. Уверенно, холодно. Он медленно моргнул, тело начало ослабевать к его вялому изумлению. – Спи. И пусть тебе приснится, какой ты жалкий отброс.

Непобедимый Магнус Ванитас проиграл сну. Сомкнул тяжелые веки и почти сразу засопел.

Люция разжала его ослабшие пальцы и освободила своё покрасневшее запястье.

В душе творился полнейший раздрай. От разочарования в собственном враге и своей безрассудной смелости, до того, что её «магия слова» сработала на владыке и чего он ей наговорил…

Оказывается Ванитасы способны сожалеть.

Они не так чудовищны, как она считала.

Не совершенны.

Сентиментальны.

Слабы…

На этом Люц оборвала поток размышлений, прижала кубок с остатками зелья к груди и вышла из спальни.

[1] Причина причин

[2] Праздник Сбора урожая. Местный Новый год.

* * *

– Эй вы, сволочи бессмертные! Откройте ворота! Я хочу поговорить с вашим бесстыжим принцем! Или позовите его сюда! Этого первого говнюка! Я плюну ему в рожу и верну деньги. Пусть знает: нам не нужны его подачки! Эй!.. – надрывалась за решеткой крепостных врат и била кулаком по прутьям какая-то рыжеволосая дама в тёмном ветхом плаще.

Стражники с балкона нервно косились на неё, но продолжали молча изображать истуканов. Что-то подсказывало Люции – такое представление они видят не впервой.

Она осторожно спешилась, не сводя с незнакомки пытливого взгляда, привязала лошадь к ближайшему суку и, расправив плечи, двинулась по мощеной дорожке к скандалистке.

Стража у ворот заметила приближение фарси, и в их взорах зажглась надежда.

Похоже, кому-то запрещено разговаривать с этой дамочкой, и они даже прогнать её не могут. А появление Люции – «звезды» Двора Мечей и сестры их начальника-Виктора – обещало скорое разрешение их проблемы.

Девушка сдержанно кивнула им, стражники ответили тем же и вернулись к обязанностям без прежнего напряжения.

Это хорошо. Это просто прекрасно. Особенно, если у незнакомки есть что-нибудь интересное на «первого говнюка». Ох, как она была с ней согласна! Говнюков в этой семейке пруд пруди, только по номеру и различай.

– Не боитесь навлечь гнев Его Высочества? – с легкой усмешкой спросила Люция, становясь напротив женщины.

Дама оказалась человечкой. Среднего возраста. Бледная из-за белил кожа, сеть тонких морщинок под голубыми глазами, подведёнными сурьмой, тяжёлый взгляд. Губы полные, нос вздёрнутый, бровки вразлёт. Симпатичная. Полноватую фигуру в фиолетовом атласном платье скрывала черная мантия с каплями грязи на подоле.

– Я эту мразь не боюсь. Пусть сам боится. И позовите его уже, мне есть, что сказать!

– Боюсь, принц Кейран занят делами империи и не сможет уделить вам время. Но… быть может, я могу вам помочь, несса? – ласково улыбнулась Люция. – Расскажите мне всё.

Дамочка хмыкнула, скрестила руки на груди и задрала нос.

– А вы собственно кто?.. – окинула фарси презрительно-оценивающим взглядом. – Лэра.

Уголки губ дрогнули, но Люц не стала её поправлять.

– Часть Двора, – она гордо вскинула голову и выразительно хлопнула по изящной рукоятке клинка на поясе. Как хорошо, что она решила вернуться в замок после тренировки окружным путём и не успела ни сменить тунику со штанами, ни снять частичный кожаный доспех, ни сложить оружие.

Непосвящённые в дела придворные легко могли принять её за члена Двора Войны, а спокойствие и молчание стражи лишь подкрепляло сие заблуждение.

И ведь Люция не лгала.

Просто не договорила.

А скандалистка сама всё додумала.

– И что же вы можете для меня сделать? – настороженно сощурилась она.

– Передать ваше послание, – девушка пожала плечом. – Кажется, вы хотели что-то ему сказать?

Она старалась звучать беспечно, будто её дела нет, хотя внутренне Люцию уже начало потряхивать от предвкушения очередного скелета в шкафу Кейрана. Она чуйкой чуяла – эта гостья пришла по адресу. Принесла желанную зацепку ей прямо в лапки.

В этой истории точно что-то есть. Не каждая несса посмеет так дерзко поливать помоями наследника и что-то требовать от него под крепостными воротами.

И Люция обязательно всё выяснит.

Должна.

Она выдержала пристальный взгляд незнакомки.

– Не только сказать, – со вздохом сдалась женщина и достала из-за пазухи багровый мешочек.

Дыхание перехватило. Люц узнала его. Это подобие кошеля. Кейран передавал его адъютанту здесь же, у ворот. А затем Виктор уехал в город.

– Вот, – несса протянула ей бархатный мешочек между прутьев. Люц услышала тихий звон монет и ощутила на ладони их тяжесть. – Верните ему и передайте… – дама откашлялась, лицо её стало жёстким. – После того что он сделал, пусть не смеет лезть к Эмилии, забудет к ней дорогу и оставит уже в покое! Нам не нужны его кровавые деньги!

Она ещё раз ударила ладонью по прутьям, выплескивая злость, поджала губы, подхватила подол платья и развернулась на каблуках, собираясь уйти.

– Постойте! – окликнула Люция. – Как вас зовут? И как мне найти вас, если принц ответит?

Женщина резко обернулась, взметнув пару медных локонов у круглого лица.

– Я Ирис из «Дома Цветов». Каждый мужик в городе знает, где это. Спросите любого.

С этими словами она накинула капюшон и быстро зашагала к городу. Начал накрапывать дождь.

***

Промокшая до нитки и злая Люция стремительно шла по коридору второго этажа, когда её внезапно схватили за локоть и дернули в нишу за гобеленом.