Текст книги "Vanitas (СИ)"

Автор книги: Дарья Шварц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Глава 12. Сон о прошлом

5 лет назад…

Рука на затылке.

Резкий удар.

Пожар в лёгких.

Вкус речной воды.

Паника парализует каждый мускул.

Люция отчаянно пыталась оттолкнуться от бортика, пыталась встать, но ладони соскальзывали с влажного камня, а несносный мальчишка, зарывшись пальцами в локоны, держал под водой цепко и зло.

Она желала вдохнуть, глотнуть воздуха, но в горло и нос заливалась лишь холодная влага. Как в недалёком прошлом, в какой-то деревне, зимой.

Но тогда у неё оставалась хоть иллюзия спасения: люди поленились или побоялись проследить за её гибелью.

Лично утопить.

Своими ручками.

Суеверные. Оставили всё на откуп случая, тяжёлых цепей и ледяной реки.

А вот принц… Принц в отличие от них был смелее и безумнее в своей ярости.

Только когда у неё начинает трещать голова, а силы покидают тело, Далеон вырывает её из старого фонтана.

Люция судорожно вдохнула и зашлась в надсадном кашле.

Но шестой не дал ей очухаться и отплеваться: дернул к себе за волосы.

– Как водичка? – с фальшивым участием вопросил. – Бодрит?

Она мотнула головой, пытаясь вырваться. В глазах всё плыло, но гадкую усмешку принца она поймала, ощутила.

– Тогда ещё раз, – Далеон снова окунул её в фонтан.

Темная вода забурлила от немого крика, холод обжог лицо и горло, и почти сразу Люц выдернули назад.

– А теперь?

Она хватала ртом воздух, задыхалась и сипела. По чёрным змейкам волос на нарядную пыльно-голубую тунику водопадом бежали капли, мочили ткань, и та неприятно липла к телу, но всё это Люц отмечала лишь мельком. Гораздо больше её заботила нехватка кислорода и леденящий душу страх вернуться под воду.

Озябшие пальцы ухватили ладонь принца.

– За ч-что? – прохрипела фарси.

Их взгляды встретились. Шестой смотрел на неё пристально, а сапфировые глаза его в сизом сумраке леса казались холодными и острыми драгоценными камнями. Без души. Без жалости.

– Ты забыла своё место, – ответил ровно.

– Н-не п-понимаю, – простучала зубами Люц.

Бешенство вспыхнуло в его очах.

– Лжёшь!

Люция снова оказалась под водой. Она вопила и билась в хватке Далеона, но он удерживал её своей когтистой лапой. Такой неожиданно сильной для угловатого шестнадцатилетки.

Он вытащил её, не брезгуя промокнуть.

– Я не специально! – воскликнула Люц, слезы бежали по щекам вперемешку с водой. – Я не собиралась привлекать его внимание! Я не просила Императора дарить мне подарок. Ну, хочешь, я отдам их тебе? Эти дурацкие чётки?!

Она взмахнула тонкой рукой, и тяжёлые бусины сапфиров стукнулись друг о дружку. Как странно и нелепо они смотрелись на её костлявом запястье, словно маленькая девочка напялила мамино украшение.

Далеон заскрежетал зубами и рыкнул:

– И всё же ты сделала это! Опозорила меня! Так нравится быть в центре внимания?! – он больно дернул её за волосы и злобно зашипел в ухо: – Тыкать всем в нос, какая ты талантливая, трудолюбивая и вообще – умничка? Не то, что мы. Не то, что я! Нравится быть на вершине и смотреть на всех сверху вниз? Нравится унижать меня? Да? Да?!

– Да! – рявкнула она и извернулась так, чтоб смотреть ему в лицо. Взбешённое, красное. Локоны натянулись, кожа головы горела, грудь под туникой ходила ходуном. Но Люц отмахнулась от боли, и от инстинкта самосохранения, твердившего: «Заткнись, заткнись, заткнись и терпи». – Мне нравится быть лучшей! А то, что вы принц и ваша компания не дотягиваете до моего уровня – только ваша вина. Тренируйтесь больше! Старайтесь больше! Каждый может овладеть «танцем меча». Не надо винить меня в своём провале! И уж тем более – в симпатиях Императора.

– Да как ты смеешь! – взъярился Далеон. – Наглая человечка. Это мой Двор! «Цель» моего Двора! И отец тоже мой! – Столько детской обиды и ревности отразилось на его холёной морде, что Люция опешила. Да принц и сам на миг опешил, словно не ожидал от себя такого.

Но быстро опомнился.

– Ты здесь никто и звать тебя – никак. Приблудная девчонка. Приёмная дочка няньки. Выскочка. Оставь браслет себе, – он медленно погладил бусины на её запястье, и когда девушка поджала руку, фыркнул. – Всё равно никогда и ничего дороже у тебя и за всю жизнь не появится. И пусть они служат напоминанием… – голос упал до едкого шепота: – посмеешь снова привлечь внимание Магнуса – пожалеешь. Уяснила?

Ей бы молча кивнуть, да:

– Это от меня не зависит.

В горле Далеона заклокотало, и он макнул Люцию в фонтан.

Удушье. Снова. И немой крик в потоке пузырьков.

Люц не виновата. Ни в чём не виновата. Сегодня было первое показательное выступление Двора Мечей с танцем её мёртвого клана. Они выступали в Тронном зале перед Императором и другими жителями замка.

Люция просто выложилась на полную.

Отдалась привычным, как дыхание, движениям и знакомым ритмам, и забыла, где она и кто она. Остался только «танец мечей» и иллюзия прежней, потерянной жизни. Когда всё было просто: ранний подъём под вопли петуха, шумный завтрак у костра, сонливый день в лагерных хлопотах и яркая, дикая ночь, полная плясок, бойкой музыки, звона клинков и мерцания огня.

Тогда Люция ещё могла громко и счастливо смеяться, без истеричных ноток и горечи пепла на языке.

Тогда Люция изучала «танец мечей», потому что ей нравилось, потому что хотелось танцевать так же завораживающе, как взрослые фарси, и ей в голову не приходило оттачивать свои навыки, чтобы в будущем убивать.

Тогда жива была Астрид.

Мамочка.

Музыка смолкла. Раздались аплодисменты. И Магнус Ванитас на глазах у всей дворни похвалил не родного сына, а её. «Человечку», приёмыша, дочку служанки. Он унизил Далеона. Обесценил все его старания. Оскорбил.

А страдает от этого только Люц.

Магнусу Ванитасу стало мало жизней её соплеменников. Теперь он решил отнять и её.

Руками своего мерзкого сыночка.

Но Люция не собиралась с этим мириться.

«Пусти!».

Она задёргалась и забила ладонью по руке принца, но он не сдвинулся ни на ноготь. Статуя, холодная и безучастная, а не террин из плоти и крови.

«Перестань! Это не смешно, – бездумно колотили по «глыбе» кулачки, в грудь иглами вонзалась боль. – Далеон!».

Его пальцы сжались на её затылке, словно челюсти капкана, и толкнули ещё глубже.

«Хватит».

В глазах темнело. Пульс замедлялся.

«Прошу тебя».

Последний вздох…

И кожу обжёг крестик магической клятвы.

«Я отомщу за вас Магнусу Ванитасу…»

Эхом пробежало в голове.

Боль отрезвила и предала сил. Внутри забурлил гнев, чёрный, клокочущий и дикий, способный отравить не только её кровь, но и врагов.

Люц прошла такой огромный и опасный путь от пепелища лагеря до столицы. Вытерпела гонения глупой деревенщины. Проникла в застенки замка и приблизилась ко Дворам и Императору.

Она стольким пожертвовала ради своей цели.

И не может сейчас умереть.

Не смеет.

Ради покойных товарищей.

Ради мамы.

Ради мести.

И какой-то недоделанный принц не отнимет у неё жизнь!

Злоба и ненависть вскипели в крови, устремились по телу обжигающим потоком, ударили в сердце.

Девочка смутно запомнила, как вырвалась из его смертельной хватки. Кажется, пнула принца в лодыжку со всей дури, схватила за запястье и швырнула на бортик рядом с собой, укусила за пальцы, вывернулась.

Очнулась уже на влажной траве, полулёжа на животе, страшно кашляя, да отплёвывая воду.

Далеон сидел неподалеку и ошалело таращился то на Люц, то на свои дрожащие руки. С ладони на блеклую траву падали рубиновые капли.

«Так ему и надо», – мстительно подумала фарси, глядя на шестого исподлобья.

И если он сейчас потянет к ней свои гадкие лапы, чтобы завершить умертвение, она… она убьёт его. Удавит, загрызет, закопает. Но не вернется в фонтан.

И столько решимости было в ней. Столько гнева, презрения и ненависти, что Далеон бы захлебнулся, если бы видел в этот момент её лицо, а не призрака давно забытого прошлого.

***

Бледная улыбка.

Блеск кинжала.

Неразборчивый шепот.

И кровь.

Яркие красные пятна, брызги на лице и руках, багровая лужа под бездыханным телом в белом и тонком, как крылья бабочки, платье.

Далеон таращился на свои ладони, на полулежащую и почти неподвижную Люцию, и в ушах его нарастал гул, а к горлу подкатывала тошнота.

Он вспомнил тот день.

Понимал, что не мог. Не возможно это. Слишком маленьким принц был, новорожденным.

И всё же вспомнил.

Кассандра Террамор, его мать, убила себя у него на глазах. Над его люлькой.

И её горячая липкая кровь, оросила его щёки, грудь и ладошки, забрызгала люльку, подушку и накрахмаленное бельё. Железное зловоние проникло в нос, въелось под кожу, впиталось в подкорки.

Он всё это забыл.

Но сейчас… сейчас, когда ситуация едва не повторилась, когда он чуть не убил Люцию, давнее воспоминание вспыхнуло перед взором, боль и горечь вонзились в сердце, и Далеона замутило от самого себя.

Как он мог? Как он смел?..

Забыть? Сотворить такое?

Смерть это ужасно. Противно его нутру. Недопустимо.

Ни за что и никогда Далеон не станет убийцей.

В тот день он поклялся самому себе.

С того дня по ночам его начали мучать вещие кошмары.

Лекари выписали снотворные «леденцы».

А позже – принц запил.

***

Посреди поля у скрюченного ветвистого дерева с облетевшими узловатыми ветками стояла Люция. Ей снова снилось безрадостное прошлое, и только единение с природой помогало успокоиться.

Буйный ветер трепал её распущенные чёрные локоны и длинный подол белой ночной сорочки с рюшами.

Откуда-то с Юга, с чёрными тучами неслись грозные раскаты грома, будто Забытые Боги устроили на небесах сражение. До замка они долетали эхом, ещё слабым, но постепенно нарастающим, набирающим силу по мере приближения.

Остро и упоительно пахло озоном, влага оседала на коже холодной плёнкой, а воздух застыл в ожидании дождя.

Люция обожала такую погоду. Буйство стихии. Мурашки страха и восторга пробирающие до костей.

Это напоминало ей о родной степи. Кочевой жизни. И такими ерундовыми начинали казаться все её нынешние тревоги и проблемы, что девушку пробирал нервный смех.

Если подумать, все её треволнения и правда – ничто. Мирская суета сроком в её короткую, как у мухи-однодневки, жизнь. Мир не вздрогнет и не почешется от её смерти, судорожных метаний мысли или борьбы.

Ничего не изменится. С Люцией или без – Терра продолжит жить и развиваться.

И есть ли тогда смысл в мести?

Она мотнула головой, отгоняя мрачные думы, и побрела обратно к замку. Не хотелось промокнуть под дождём. Осенью он больно колючий и холодный. Люция, конечно, не заболеет, но приятного в сырой и полупрозрачной одежде мало.

Вдруг фарси заметила бегущую от замка фигуру. Лёгкие синие штаны, хлопковая рубаха с растянутым воротом, темные волосы.

Люция невольно замерла. Ветер усилился, гром прогремел прямо над головой, но она не шелохнулась.

Герой её сегодняшних кошмаров вышел на предрассветную прогулку. Вернее – выбежал. Босой, растрепанный и неумытый, но это ничуть не портило мерзавца.

Кулаки сжались, зубы сцепились.

За ним водилась такая привычка – ускользать куда-то из покоев поздней ночью или ранним утром. Срываться с места ни с того ни сего. Брать с собой лошадь-Дарси и гонять на ней по полям да лесам, прилегающим к замку, как умалишённый, или нестись куда-то в одиночку, к ручейку, или озеру, или, Тырх ещё знает, куда. В город. К девкам.

Люц не ведала его точный маршрут, а о пристрастиях шестого догадывалась лишь из ворчания Орфея на лекциях (мол, принц не берёт его с собой, а это не безопасно и бла-бла-бла). Ну и, видела его иногда… как сейчас. Когда им обоим одновременно приспичивает вырваться из душных каменных стен на волю.

Только раньше на «прогулках» они никогда не пересекались. Вот так. Лицом к лицу.

Далеон заметил её.

Замедлился.

Замер в пяти шагах.

Вспышка молнии. Раскат, пробирающий до мурашек. И первые ледяные капли упали на макушку, забарабанили по листьям, траве, плечам.

Начался ливень.

А они просто молча стояли напротив друг друга и смотрели. Неподвижно. Безотрывно. Без тени улыбки.

Думали ли они об одном и том же? Вспоминал ли Далеон тот день, когда чуть не утопил её, как сейчас воспоминала Люция? Она не знала.

Но в обыкновенно хищном лице его девушке мерещилось сожаление, горечь, печаль. Словно он утомился враждовать с ней и… раскаялся?

«Ха-ха» – мысленно рассмеялась Люц, но губы её не дрогнули. На скулах заходили желваки.

Она ни за что не простит его. Даже если он встанет на колени и взмолится.

Да и бред это.

Раскаяние? П-фф! Оно не ведомо шестому. Как и любому Ванитасу.

Их с пелёнок учат: не сожалеть ни об одном своём поступке. Действовать, делать выводы, а если оплошал – не повторять ту же ошибку в будущем.

Но разве Далеон прекратил свои издевательства?

И кое-что ещё Люция теперь отчетливо улавливала в его взоре…

И какой бы дурой не претворялась, как бы не отмахивалась от якобы бредовых идей, догадывалась, почему зрачки деймонов сужаются в линии. Они не проходили этого на уроках анатомии, но сложить два и два – не сложно.

Вариантов немного: жажда крови и вожделение.

А сейчас принц явно не «крови» её жаждал. И легко представить, что видел под её промокшей ночной сорочкой.

Люции снова захотелось рассмеяться, злорадно и громко. Но она сдержалась, проглотила внезапную горечь на языке и даже прикрыться не попыталась.

Он хотел её.

Хотел и не мог получить.

И злился.

А она?..

Похоже, Далеон не увидел в её отрешённо-задумчивом лице желанного ответа. Впился когтями в ладони и направился дальше в лес, ни разу не обернувшись.

Ливень промочил его до нитки, но принцу было наплевать.

Люция глядела ему в след, пока крепкая спина в белой рубашке не скрылась в тумане за соснами, и только тогда направилась в замок. А по пути всё пыталась осознать весь ужас и иронию их странных отношений.

Глава 13. Запретная связь

Дни пролетали незаметно.

Жизнь Люции вошла в привычную колею: утром – лекции и семинары, днём – отработка «танца», вечером – дополнительные тренировки. Между всеми делами – перерывы на покушать, и раз в неделю – званый ужин «Двора Мечей», на котором почётным гостем выступал то Кейран, то Рафаэль.

Последний, кстати, после «Осеннего бала» стал уделять Люции больше внимания. И каждый вечер они неизменно устраивали спарринги на Малом Полигоне. Вряд ли эти тренировки можно считать свиданиями, скорее – дружескими встречами по интересам.

Они не обсуждали ту ночь, поцелуй или её смелое заявление. Они вообще больше не целовались и за руки дольше положенного не держались. Между ними установилась дистанция. Дружеская.

И Люция не знала: радоваться ей или огорчаться. С одной стороны – Орфей, увидев их поцелуй у фонтана, отстал от неё, как она и хотела, и Раф ей больше не нужен. С другой – она вообще-то призналась ему в чувствах (пусть и фальшивых), и это вся его реакция?!

Отстраниться, поставить незримый барьер.

Но ведь он первый начал! Он флиртовал и делал всяческие намеки! Она просто ответила и…

Да что с ним не так?!

А ещё её мысли не покидал Далеон. Конечно, он всегда сидит в них свербящей занозой, но после того дождливого утра, крутился в голове постоянно.

Люц ловила его пристальные мрачные взгляды на лекциях, дневных тренировках, да даже чувствовала на затылке на вечерних спаррингах с четвёртым принцем, и, как не старалась, больше не видела в них чистой ненависти, злобы, зависти или презрения.

Принц не ненавидел её. Вернее, не только ненавидел.

В его пылких взорах таились и другие, глубокие и жаркие чувства, от которых у Люц мурашки бежали по спине, хотелось втянуть голову в плечи и отвести глаза.

И избегать его, да.

Она вспоминала все его колкие слова и поступки за эти семь лет и многое поняла…

Поняла, но не значит приняла! До принятия было ещё очень-очень далеко. Принятие приблизило бы прощение, а оно невозможно!

Этот гад слишком много наломал дров. Сколько раз он пытался её сломать? Унижал, насмехался, срывал гнев.

И, положа руку на сердце, Люция могла себе признаться, что его «удары» не прошли впустую.

Как там говорил герцог? Рана, нанесённая словом, никогда не заживет. Потому что по душе бьёт, душу калечит.

А душа у Люции и так надорвана и кровоточит.

Кстати о герцоге. У них прошло ещё несколько занятных уроков, и один из них, первый после бала, особо отложился в памяти…

– Ты поняла свою ошибку? – сухо с порога хижины спросил Рагнар.

– Я не уследила, когда на мою обувь накинули чары, – процедила она, презирая себя. – Я не смогла вспомнить обратное заклинание. Я превращаюсь в тряпку и идиотку под действием этих тырховых вин! – Люц в ярости ударила кулаком по столу и до боли прикусила костяшку пальца.

Да, она вела себя как несдержанная истеричка перед герцогом, прекрасно осознавала, что позорится, но не до стыда ей было. Ярость клокотала внутри, и баламутила «котенка» под ребрами, и силе нужен был выход, хоть такой, бессмысленный и бесполезный.

– Начнём с того, – мужчина закрыл дверь, прошел к круглому столику и сел напротив Люции. За мутным окном светила луна, в алхимической лаборатории мерцали свечи. – …что ты – неправильная химера. Трансформация прошла как-то странно. Физически ты почти не изменилась, простая сталь всё ещё ранит плоть. Да, регенерация стала быстрее, но не шибко. Чары слушаются тебя через раз, магия есть, но какая именно мы так и не выяснили. А спригган тот мёртв, и спросить нам некого. Во-вторых и последних, терринские вина на то и «террринские», что действуют даже на бессмертных. Иначе бы в них не было смысла. И почему, ты думаешь, племянник так устойчив к ним?

Люц выгнула бровь.

– Потому что много и постоянно пьёт?

– Именно, – важно кивнул лэр. – Терринские вина – как яд. Нет, точнее – они делаются из особых ядовитых ягод и растений. Ты наверняка слышала, что некоторые вина могут убить человека. Например, «Зелёная фея». Она делается из ягод год-ши, что растут на деревьях Годэ, у болот Шира, в землях дриад.

Цветы Годэ источают сладкий дурман, что привлекает слабовольных людей и животных, заводит их в топи и там губит. Их жизни питают магический лес, корни Годэ и соответственно – их плоды. Затем дриады собирают зелёные ягоды и делают из них «Фею».

Люц сбледнула и лизнула пересохшие губы.

– То есть… деревья едят людей, а год-ши – продукт их пищеварения. И зелёное вино частично состоит из человечины, и мы?..

Она заткнула ладонями рот и сглотнула кислую слюну. Вдруг вспомнилось, как однажды Далеон и компания дали ей хлебнуть «Феи», а не так давно Сесиль и ягодку ей подсунула.

«Духи милостивые!..» – ужас тошнотой подкатил к горлу, но Люц сдержалась.

– Не думай об этом, – криво усмехнулся Рангар. Но отрицать ничего не стал!

Голова от дурноты закружилась.

– Только не говорите, что Осеннее вино делается как-то так.

Он не сказал.

И Люция не знала, что хуже.

– К чему я это, – прокашлялся в кулак герцог. – К терринским винам, как к ядам, можно выработать иммунитет. Поэтому и Далеон столько пьёт и не напивается. Его берёт только львиная доля чего покрепче. Ты тоже можешь усилить свою стойкость. И я даже сделаю тебе подарок авансом. Только будь осторожна и принимай «яд» по чуть-чуть. Всё же ты не обычная химера.

«Бракованная» – вставила про себя Люц, глядя на накрытый багровой тряпицей ящик на своём столе. Его доставили шпионы герцога, пока она фехтовала с Рафаэлем.

Девушка откинула ткань и увидела несколько разноцветных бутылок в куче опилок. По бумажным этикеткам и цвету стекла не сложно догадаться, что внутри. Люция даже маленькую прямоугольную бутыль с дорогущей – чуть ли не драгоценной! – «Зелёной феей» заметила. И едва сдержала порыв вышвырнуть её на улицу.

– Забудь из чего она, забудь… – твердила фарси и в отражении окна поймала свой холодный решительный взгляд.

Глаза сузились. Она отложила «Фею», достала из ящика полупрозрачную, золотистую бутыль с «Летним игристым». С громким «чпок!» вытащила пробку и плеснула вино в хрустальную рюмку, вытащенную всё из того же набора начинающего алкаша… или дегустатора ядов.

– М-да.

Проверила, что заперла дверь на ключ. Подошла к кровати, шумно выдохнула и решительно опрокинула в себя напиток. Медовая сладость с горьковатыми цветочными нотками заиграла на языке и опалила теплом пустой желудок.

Люция не спеша скинула одежду, мурлыча под нос какую-то балладу, разученную несколько лет назад на уроке музыки, натянула ночнушку. Настроение её улучшалось с каждой минутой, комочек под рёбрами игриво ворочался, и вообще ей вдруг захотелось сотворить какую-нибудь шалость.

Прям чесалось.

Пойти… к Орфею или – о, ещё лучше! – к Далеону и отчебучь что-нибудь эдакое. Вломиться в покои, схватить за руки и закружить по комнате под вальс собственного мычания. Расхохотаться в ошалелое и всё равно красивое лицо и завалиться в обнимку на кровать.

Вцепиться в плечи и сказать, сказать…

Тут её фантазия заглохла, а в горле застрял комок каких-то сумбурных неясных чувств, которые она никак не могла облечь в связные, не то что слова, – мысли.

Люция упала на пуховые подушки, втянула носом запах чистого постельного белья.

Голова кружилась, картинки плыли, но девушка чётко осознавала, что все её сумасбродные порывы навеяны «Летним вином».

Но это только начало. Первая ступень на долгом пути к цели.

И противостоять «Летнему» легко.

И она противостояла.

Закрыла глаза, натянула тёплое одеяло до подбородка и никуда не пошла.

* * *

Разговор с герцогом подстегнул её интерес к ядам и составам, казалось бы, привычных напитков.

Например, Летнее вино, которое она понемногу пила на протяжении двух недель, а теперь на трапезах глушила в чистом виде наравне со всеми и ничего не чувствовала кроме лёгкого приятного щекотания под рёбрами и неожиданного прилива озорства, в основном состоит из золотистых цветков «Лайты» и медовой воды.

Цветами этими засеяны целые поля во владениях сильфов, но распускаются они не по весне или осени, как обычные растения, а летом и только при особых условиях.

У Люц округлились глаза, а щеки залились краской, когда она, сидя в алхимической мастерской, вычитала из трактата по растениям эти «особые условия».

Дело в том, что на Литу – праздник Летнего солнцестояния – у сильфов, как и многих терринов, принято устраивать всякие ночные гуляния, игрища и обряды. И один из таких обрядов совершается на полях, где растёт Лайта.

Небогатые парни и девушки, что хотят не только пожениться, но и подзаработать, для свадьбы выбирают этот день. В присутствии свидетелей (а нередко и всей деревни) обмениваются клятвами у местного святилища, а для первой супружеской ночи в сопровождении песен и факелов приходят в поле. И там под светом звёзд (и уже без конвоиров) предаются любви.

Жизненная энергия, что выделяется при этом действе, питает поле. Даже если супружниками были простые смертные.

К утру следующего дня цветки Лайты распускаются. Любители острых ощущений получают денежное вознаграждение, а всё поселение отправляется собирать урожай, чтоб потом сделать вино и дорого продать его в другие сёла, города и королевства.

Но чтобы всё прошло гладко, и Лайта зацвела – один из партнёров обязательно должен быть девственником. Ибо эта «особая» энергия выделается только при потере оной.

Вот тебе и «Летнее вино».

Теперь понятно, почему оно дарит упоительную лёгкость, будоражит кровь и толкает «дегустаторов» творить всякие безумства ради забавы. Почему хочется хохотать и залюбить весь мир.

Это самое безобидное из всех терринских вин. Но не менее коварное.

Под ним можно натворить таких глупостей…

Это случилось неделю назад.

Люция постепенно увеличивала дозу «яда» и, видимо, не рассчитала объем кружки и перебрала с Летним вином.

Выпила, моргнула, а очнулась уже в коридоре, на пути непонятно куда. Вернее стены и повороты были ей знакомы, а вот место назначения – нет.

Она не знала, чего и от кого хочет, просто желала повеселиться. На грани. Где-нибудь, с кем-нибудь.

Из гостиной Далеона донесся смех. Люц тоже стало смешно, хотя шутку она не расслышала. Ну, ничего!

«Щас исправим!» – с этой оптимистичной мыслью она толкнула двери и вошла.

Террины смолкли.

– Что делаете? – спросила в тишине и с любопытством оглядела компанию. Двор Мечей в полном составе. Играли в карты на расписном ковре у камина, в окружении подносов с аппетитными яствами, пестрых подушечек, знакомых бутылок, кубков и мерцающих свечей.

Все такие развеселые, возбужденные. Были. Пока она не явилась.

Но Люции плевать.

– Я тоже хочу.

Глаза их смешно округлились, а челюсти упали. Одна Меридия сощурилась и зашипела:

– Тебя не приглашали. Вали отсюда! Или поплатишься!

– Слууушай, – с пораженной улыбкой протянула Сесиль и присвистнула. – Да она пьяная в хлам. Только глянь. Зрачки размером с радужку.

Морщинка прорезала лоб Далеона.

– Ты где терринское вино взяла?

– Где взяла – там больше нет, – игриво подмигнула она и нагло уселась возле химеры. Камин приятно грел спину. Сесиль даже подвинулась, дав ей больше места.

– Когда ты такая с тобой приятно иметь дело, – мурлыкнула лэра. Она больше не злилась на Люцию, ведь та не прямо, но отшила её брата.

– Приятно играть, – поправил её близнец. Он не улыбался, смотрел с подозрением, сузив глаза.

«Не надо, котик, – с усмешкой подумала Люц. – Где взяла, там правда больше нет. Бутылочка Летнего – ёк!».

Притворно вздохнула.

– Ах, эти ваши игры! – Люция поправила белые рюши на груди ночной рубашки. Поймала тяжелый взгляд Далеона. – Вы бы знали, как я их ненавижу.

– Верим-верим, – поддакнула Сесиль и подала ей кубок. Люц взяла его, повертела в пальцах, но пить не стала.

– А ты Сесиль – такая тварь. – Улыбка сползла с холеного лица химеры, тонкие светлые брови поползли на середину лба, а затем к переносице. Она медленно начинала звереть. Люцию это только раззадорило. – Стерва двуличная. Но я не осуждаю (о, не мне тебя осуждать!) и больше не злюсь на твою выходку. Не знаю, как сама бы поступила в такой ситуации... – задумчиво постучала по подбородку. – Наверное, убила бы мерзавку и прикопала где-нибудь в лесочке по тихой. Или подстроила несчастный случай. Да. Случайно упала с лестницы и случайно сломала шею. Ведь в замке стооолько крутых ступеней, а люди так легко ломаются.

– Да что ты несёшь? – заговорила принцесса амфибий. Густые багровые волосы её в полумраке и при свете огней отливали медью, а глаза – золотом.

Драгоценная принцесса. Красавица. Заложница на вес близара.

– Я тебя как вижу, так гневом живот скручивает, что мечтаю патлы твои повырывать, – спокойно призналась Люция. – Змеюка морская. Как некоторым не противно тебя лобызать? Ты же наверняка скользкая и вертлявая, как мурена.

Орфей подавился вином и громко закашлялся, мельком глядя то на Меридию, то на Люцию, то на Далеона.

Последний сохранял просто каменное спокойствие. Люция усмехалась, а вот Меридия полыхала от гнева и унижения.

Оскалила пираньи зубы и обнажила когти.

– Я вырву тебе язык, человечка, за оскорбление моего королевского достоинства!

– Это по какому такому праву? – вкрадчиво вопросила фарси. – Ты заложница чужой Империи, Меридия. За-ло-жни-ца! А вот я подданная. И то, что ты спишь с Далеоном, не делает тебе чести и не даёт особых привилегий. Твоя позиция ещё более шаткая, чем у меня. Мне хотя-бы не надо бояться, что любовничек разлюбит, и я потеряю привычный уровень жизни. Скажи, – Люц плавно поднялась и сделала вид, что заправляет локон за ухо, на самом деле готовилась принять боевую стойку. – Сколько уже раз он назвал тебя в койке чужим именем?

Ткнула пальцем в небо и попала в цель.

Меридия с рыком бросилась на неё.

Люция улыбнулась шальной улыбкой, полуприсела и приготовилась швырнуть амфибию в камин головой. Случайно.

– Sathe! – рявкнул Далеон, и все террины застыли изваяниями, даже моргнуть не могли. А вот Люцию чары окатили волной и схлынули, на ней же четки. Она распрямилась и обиженно поджала губки.

– Все веселье испортил!

Поза у неподвижной Меридии оказалась крайне нелепой и неустойчивой. С поднятыми чешуйчатыми лапами, оскаленной пастью, двумя дырками вместо носа, вылупленными желтыми глазищами и… На одной, эм-м, голубоватой ласте. С перепонками.

– Ну и страхидла! – в восторге ахнула Люция и протянула палец, чтоб толкнуть её, а заодно проверить на склизкость голубую чешую на вострой скуле.

– Люция! – грохнул Далеон, и она шустро спрятала руки за спину и потупила взор. Подняла на юношу самые честные и невинные глазки.

И ресничками так: хлоп-хлоп.

– Да, мой принц?

– Какого облезлого Тырха ты творишь?! Совсем свихнулась? – он грациозно спрыгнул с кушетки и пошёл на неё. – Где ты взяла вино?

– Дали.

Правда.

– Кто?

– Не знаю.

Она ведь всерьез не знает, кто выполнял поручение герцога.

– Что за вино? – он встал почти вплотную и властно сцапал её за подбородок, помешав вякнуть, повернул лицо к свету, всмотрелся в зрачки и тяжело вздохнул. – Не отвечай. Я, кажется, знаю.

Ещё раз выдохнул, шумно, со злым рыком, и схватил её за голову, зарываясь пальцами в локоны. Провел по затылку, обнял ладонями щеки, придвинулся и… ткнулся лбом в лоб.

Люц не противилась. Зачем? Он не причинял боли, а наблюдать за ним было забавно и занятно. Её вообще завораживали его движения. Любые. Принц напоминал ей хищника в засаде. Чёрную пантеру.

– Дурная башка, ты вообще в курсе, что «Летнее вино» ещё называют эликсиром правды? В большой дозе оно кому угодно язык развяжет, и поэтому им не злоупотребляют даже террины. In vino veritas[1], как говорится.

– Я слышала что-то такое, – пробормотала Люц, тая в его синих очах и задыхаясь. – Ты знаешь, что у тебя глаза, как сапфиры? Мне так они нравятся. Эти камни. У моей мамы было колечко с сапфиром, – голос сорвался на сиплый шёпот, пальцы вцепились в плечи Далеона так, словно он был буйком, а её сносило штормом. – Обручальное. Это все, что от неё осталось, а я… Мне нужны были деньги, еда и вещи. В Ригеле зима, снег, от холода кровь стынет. А я в одном холщовом платье. Едва добралась до ближайшего поселка, до ломбарда. Торгашу приглянулось колечко и… – Люц тяжело сглотнула, – я. Я могла отдаться ему за деньги и сохранить память о матери. Но… струсила. Не захотела. Такое отвращение и ужас испытала, что даже торговаться не стала. Схватила монеты и сбежала. Даже о холоде позабыла, – нервный смешок, – шлёпала по снегу, босая…

– Сколько тебе было? – тихо спросил Далеон, прижимая её к себе и гладя по голове.

– Одиннадцать.

Рука замерла, вдавила девушку в крепкую грудь.

– Ты всё верно сделала, – принц едва сдерживал в тоне гнев. – А этому ублюдку надо отрезать яйца.

– Но кольцо, – хныкнула. – Так жалко…

– Себя пожалей, – рубанул Далеон и сурово заглянул ей в лицо. – Память о матери у тебя здесь, – мягкий тычок в лоб. – И здесь, – тык в сердце. И никакие вещи её не вернут и не отнимут. И подумай вот о чем, – он набрал воздуха, но это не помогло усмирить бушующую ярость, кулаки тряслись. – Как бы она отреагировала, если б узнала, что ты продалась какой-то мрази из-за её кольца?