Текст книги "Уездный город С*** (СИ)"
Автор книги: Дарья Кузнецова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 31 страниц)
– Посадите его в машину. Глаз не спускать! – велел он городовому, назвавшемуся Ерёминым, и тот взял под козырёк.
– Натан Ильич, так он в самом деле убийца? – спросила Брамс, когда Медждаджева увели.
– Посмотрим, – вздохнул Титов. – Убийца всяко ненормален, а безумцы бывают исключительно хитры и изворотливы. Не говоря уже о том, что некоторые из них порой не отдают себе отчёта в собственных действиях и даже забывают о совершённых поступках. Да что с вами, Аэлита Львовна? – нахмурился он: девушка была бледна и весьма напряжена.
В ответ на это Брамс глубоко, судорожно вздохнула и нехотя проговорила:
– Он жуткий. Не представляю, как эта девушка умудрилась с ним встречаться?!
– Ну так уж прям и жуткий, – недоверчиво хмыкнул Натан.
– Жуткий-жуткий! Как он у Русакова рычал, что твой медведь…
– Эй, служивые, мне тут долго еще куковать? – окликнул снизу шофёр.
– Погодите, сейчас спущусь, – опомнился поручик. – Полезете в подвал?
– Конечно! – с энтузиазмом откликнулась Брамс. Подземелье её не пугало совершенно, не то что Медждаджев.
Спуск оказался и впрямь долгим: лаз глубиной в добрую сажень, да и сводчатый потолок подвала был высок. В узкой норе было неуютно, а когда она кончилась – сделалось ещё больше не по себе. Тёмное, пахнущее сыростью помещение было почти пустым. Луч фонаря чертил во мраке золотистый конус, и когда тот проскальзывал по стенам, чудилось, что следом за ним катится вал тьмы, торопящийся залить рану и стереть самые воспоминания о свете. Натан понимал, что это игра воображения, но хорошего настроения это понимание не добавляло.
Стены и своды подвала были сложены из тяжёлых серых камней, точно подогнанных друг к другу. По плотно утоптанному сырому земляному полу ноги ступали бесшумно, даже если не прикладывать к тому никаких усилий.
Подвал был почти пуст. Этажерка для вина, в которой пыльные тёмные бутылки занимали несколько ячеек. Старые стеллажи, на них – пустые ящики, в одном из которых темнела непонятная масса, кажется, остатки сгнивших запасов. Несколько пустых бочонков для солений, совершенно ржавый садовый инвентарь или что-то вроде; всё это не представляло интереса, хотя Натан добросовестно обошёл сравнительно небольшое помещение, заглянул во все углы и рассмотрел старую кладку, заметно отличающуюся от той, какой сложен был сам дом. Наверху это были кирпичи, а здесь – в полном смысле камни. Высокие своды, украшенные арками стены – такой подвал скорее ожидаешь встретить в каком-нибудь монастыре, нежели в обыкновенном городском доме.
Всё самое интересное шофёр перечислил скрупулёзно. У стены обнаружился простой деревянный стол, очень подходящий к прочей обстановке. К одной из ножек его привалился открытый мешок, на треть заполненный еловыми лапами, несколько лежали на столе, рядом с ними – моток бечёвки и непримечательный потёртый нож, весьма тупой. Сбоку к столу прислонялось несколько досок разной длины.
В углу стоял саквояж, подробно описанный Хрищевой, здесь же нашлась шляпка с вуалью и небольшая сумочка, с которой и Царёва, и сам хозяин дома видели Акулину Горбач. Разложены вещи были с особенным тщанием, аккуратно, даже любовно, словно трофеи.
– А что это значит-то? – полюбопытствовал шофёр. – Это вот тот чернявый – топитель, что ли, и есть?
– Возможно, – задумчиво проговорил Натан.
Взял в руки одну из разновеликих досок, осмотрел. Горбыль был неровный, с обломанным краем. Провёл пальцем по столу – пыли на нём не было, столешницу явно недавно чистили. Присел на корточки, осмотрел пол под столом – ровная утоптанная земля.
Обошёл кругом, внимательно глядя под ноги, выхватил лучом фонаря вбитые в стену скобы, образующие лестницу, осмотрелся под ними, вдумчиво поковырял носком сапога земляной пол.
– Натан Ильич, что вы ищете? – не выдержала Аэлита, со всё возрастающим интересом наблюдавшая за метаниями поручика.
– Следы, Брамс, – отозвался Титов, опять остановился у стола, шаря по нему лучом света. – Следы, – повторил задумчиво, переложил фонарь в подвешенную на перевязь руку, а освободившейся – сбил фуражку на лоб и рассеянно потёр затылок. – Чёрт знает что…
– Да что такое-то?!
– Брамс, вас ничего не смущает в этой картине? – проговорил Натан. – А вас, Алексей Семёныч?
– А что искать-то надо? – спросил шофёр. – Ну лежит барахло, хранится, так на то и подвал…
– Аэлита Львовна, а вы что скажете?
– Картина как картина! – проворчала девушка, совершенно не понимая, чего от неё хотят и что она должна заметить. – Все те материалы, которые на трупах были. Вроде бы. Только свечей нет.
– Есть, вам просто не видно. Они вон в щели между досок закатились. Ладно, давайте вы сейчас снимите здесь умбру, с комнаты и с предметов, потом отпечатки с ножа, ручки вот от этой сумки… Умеете? – запоздало спросил поручик: всё же Брамс – эксперт своеобразный. Но та уверенно кивнула, и Титов продолжил: – Потом заберём имущество покойниц, нож и верёвку, да пойдём, больше тут делать нечего.
– А доски? Лапы еловые? – не поняла вещевичка. – Это разве не надо?
– Давайте и их прихватим для порядка, – согласился Натан. – Алексей Семёнович, поможете? Вот эту доску поменьше, и вот, лапу держите да полезайте. Брамс, вы печати накладывать умеете?
– Угу.
– Прекрасно, тогда еще и прикроем тут всё. Давайте помогу ваши прищепки расставить, – предложил он.
– Сам вы прищепка! – искренне возмутилась девушка. – А это щупы!
– Хорошо-хорошо, я не настаиваю, – хмыкнул поручик. – Щупы так щупы.
Странно, но под холодными, угрюмыми сводами, в темноте, едва разбиваемой светом одинокого фонаря, знакомый уже плач флейты звучал удивительно мирно. Вроде бы и звуки те же, и сыскари здесь всего вдвоём, и лёгкое эхо дробит рваную мелодию – все условия для того, чтобы жутью пробрало до костей. Однако сейчас Натан ощущал себя спокойнее, чем под открытым небом на живописном речном берегу. Конечно, пронзительный визг благородного инструмента терзал слух, но и только: никаких мистических, потусторонних переживаний и непонятных ощущений. Привык?
Тому, что никаких отпечатков на уликах не оказалось, Натан не удивился, однако это был ещё один тревожный звоночек. Выходит, преступник настолько предусмотрителен, что не оставил следов, но – притащил улики к себе домой. Более чем странное поведение…
Закончив с этими делами, полицейские вместе с оставшимися уликами выбрались наружу. Титов прикрыл люк и запер замок, жестом предложив Аэлите продолжить. Всё необходимое для создания печати имелось в том же чемоданчике с умброметром – небольшой, заранее подготовленный листок фольги, покрытый затейливой вязью. Вещевику оставалось только правильно установить его и отдать команду: печати эти были рассчитаны на каждого, кто обладал хоть крупицей таланта, и потому все сложные приготовления выполнены были заранее.
Такую же печать девушка по просьбе Натана установила и на парадную дверь, через которую они прошли в дом, и на чёрную, обнаруженную уже после, и даже на калитку.
Медждаджев, угрюмый и насупленный, ожидал в автомобиле. Бежать и сопротивляться он явно не собирался, лишь молча наблюдал через небольшое окно за действиями Брамс, а потом – за тем, как сыскари пристраивают в багажник и салон свою добычу, прощаются с городовым, рассаживаются…
– В Департамент? – понятливо уточнил шофёр.
– Да, поехали, – рассеянно подтвердил Титов.
Девушку он усадил вперёд, сам устроился сзади, рядом с вещевиком. Глянул на него задумчиво и предложил:
– Давайте наручники вперёд перестегну, неудобно.
– Что, уже не боишься? – огрызнулся тот.
– Ну, как хотите, – равнодушно пожал плечами поручик, и дальше двинулись в молчании, благо что ехать было совсем недалеко.
Глава 19. Подвал
Поведения поручика Брамс не понимала совершенно, но уже смирилась с этим и даже не пыталась самостоятельно разобраться, ожидая, пока тот всё объяснит. Казалось бы, всё замечательно, они поймали убийцу, улики налицо, а остальное можно выяснить в ходе дознания. Но нет, Титов был весьма задумчив и сосредоточен, даже напряжён, и никакой радости на его лице не читалось.
Что ему не понравилось в том подвале? О чём он думал, недовольно хмурясь и отвечая на все вопросы односложно, скорее отмахиваясь? Брамс едва сдерживалась, чтобы не начать расспрашивать прямо сейчас. Остановило её даже не присутствие свидетелей, а солидарность: она сама терпеть не могла, если во время решения какой-то важной задачи её теребили, отвлекали и лезли под руку с вопросами.
С Меджаджева сняли отпечатки пальцев и определили его в тесную одиночную камеру, коих в подвале Департамента было полтора десятка как раз на такой случай, да там покуда и оставили, избавив от наручников. Титов немного побродил по зданию, чтобы оформить задержанного и приобщить к делу улики, а потом засел в двадцать третьей комнате за чистовик протокола обыска на основе пометок, сделанных в блокноте, изучение дела ссыльного смутьяна, Яхъи Рустамовича Меджаджева, и уточнение иных мелочей.
– Чего это он? – театральным шёпотом обратилась к Аэлите Михельсон, кивая на петроградца. Брамс в ответ пожала плечами:
– Мы подозреваемого задержали, вещевика. Я думала, Натан Ильич обрадуется, а он по-моему еще пуще прежнего посмурнел. Не говорит ничего. Может, просто того типа жалеет? Хотя с чего бы…
– А что за тип? – оживилась Элеонора, да и остальные присутствующие – Адам и Валентинов – также навострили уши.
Брамс, конечно, слушателей не разочаровала, во всех подробностях изложив собственные впечатления от знакомства с громогласным вещевиком, по непонятной причине произведшим на обыкновенно равнодушную к людям Аэлиту неизгладимое впечатление. И подвал она живописала в красках, и своё восхищение хладнокровием Титова – особенно.
Чогошвили искренне разделял восторги девушки, Валентинов скроил постную мину и сдержанно поручика хвалил, а вот Михельсон поглядывала на петроградца в задумчивости и с выводами и поздравлениями не спешила. Может, сама она и не блистала логикой и некими особыми сыскными талантами, но зато мудрая женщина знала людей. И сейчас, наблюдая за Титовым, сделала единственный вывод: сам Натан не просто сомневается в виновности арестованного, он вообще в неё не верит. Ну или почти не верит. Почему и зачем арестовывал? А вот это уже с него самого стоило спрашивать. Только делать это Элеонора не собиралась, полагая нынешний случай совсем не тем, где уместно праздное любопытство.
– Что, Натан Ильич, пора дырочку под орден крутить? – приторным тоном поинтересовался Валентинов, когда живник закончил свою писанину и отдал бумаги Михельсон.
– Кто может вам это запретить? – рассеянно пожал плечами Натан, кажется, почти не услышав его слов. – Как сказал один из великих, надежда живёт даже возле могил. Пойдёмте, Брамс, воспользуемся советом знающего человека и поговорим с нашим арестантом в более располагающей обстановке.
Аэлита с готовностью поднялась с места и, кивнув, устремилась за ним.
– Натан Ильич, что-то не так? – всё же спросила вещевичка, когда двадцать третья комната осталась позади.
– Что вы имеете в виду?
– Ну… Мы же вроде бы нашли и арестовали преступника, но вы не выглядите обрадованным. Вам жалко его?
– Преступника, – задумчиво повторил Титов, словно бы пробуя слово на вкус. – Если бы всё было так просто!
– Думаете, это всё же не он? Но почему? Есть же улики…
– По многим причинам, – поморщился поручик. – И улики эти меня смущают сильнее всего.
– То есть как? Это ведь те самые материалы, которые использовал преступник, разве нет?
– Те самые, и это исключительно странно. Вы не обратили внимания? Там не было никакого инструмента, кроме почти негодного ножа. Положим, отрезать бечёвку таким можно, ветки можно ломать руками, но как пилить доски? Ладно, инструмент он мог унести. Но ведь и следов никаких нет, что некие действия с этими материалами совершались именно в подвале: ни опилок, ни осыпавшихся иголок. Выходит, мастерил всё это убийца не там? Но зачем было вот так сразу всё складывать? Зачем, например, было тащить горбыль в подвал, почему не бросить с остальными досками? Да и вообще, зачем его где-то добывать – занозистый, неровный, неудобный, – когда у Меджаджева прорва нормальных досок для забора? И мешок еловых лап – к чему? И даже свечки на месте! Притом всё это принесли и аккуратно положили, не побросали кое-как. Так нарочито, что трудно поверить. Да и вёл себя Меджаджев слишком спокойно для человека, у которого в подвале столь серьёзные улики, а он не похож на хладнокровного лицедея, способного на такую тонкую игру. Я почти уверен, что он и вправду в этот подвал не спускался уже очень давно. Ну или он безумен настолько, что сам не замечает части своих действий и не помнит про них, притом эта, другая, личность сознательно пытается подставить первую. Как вы понимаете, в последний вариант я поверить не готов, на мой вкус это слишком. Да и сличение его ладони с отпечатком, который оставил топитель на спине Наваловой, оправдывает его: конечно, папиллярный рисунок восстановить невозможно, но у Меджаджева ведь ладонь заметно больше! Нет, я почти уверен, что Меджаджева и впрямь подставляют, уж очень энергично нам его навязали. И улики решительно все, и полное отсутствие алиби на все три случая, и его фамилия в том деле тридцатилетней давности о дурачке с его сестрой. Но вот кто это провернул и как?
– А может, он это специально так подстроил? – азартно предположила Аэлита.
– Что именно?
– Ну, нарочито всё подбросил, уверенный, что мы решим, что его подставили, а на самом деле это действительно он?
– Меры на этот случай мы уже предприняли: он сидит в камере, – усмехнулся Титов. – Хотя, на мой вкус, это всё же слишком шатко и неубедительно. Но я не думаю, что на нас кто-то станет давить и спешить с судебным разбирательством, несколько дней всяко есть. А там либо всплывёт новое тело, и тогда волей-неволей снимутся подозрения с Меджаджева, либо мы что-то выясним. Кстати, а что показал умброметр в подвале? Было что-нибудь интересное?
– Я так с ходу не скажу, я же даже толком не посмотрела, только сняла и всё, – виновато пожала плечами Брамс.
– Простите, что так вас торопил, – проговорил мужчина.
– Да я сама виновата, – отмахнулась девушка. – Вот пока вы отчёт свой писали, вполне могла бы глянуть, а я забыла. Но я исправлюсь, обещаю!
На этом разговор прервался: сыскари спустились в подвал, и Титову пришлось потратить некоторое время на организацию допроса. Для этих целей здесь имелась отдельная комната – каменный мешок с двумя дверьми в разных концах и небольшим столом посередине, возле которого стояли несколько табуретов.
На поручика, вошедшего вслед за охранником, Меджаджев глянул хмуро, тяжело, исподлобья, но сыпать оскорблениями не спешил и вообще более никаких действий не предпринял.
Отпустили охранника, расселись. Натан разговор не начинал, а Аэлита тем более не вмешивалась, пока разглядывая непривычную обстановку. Серые стены были скучны и унылы, но не более, и никакого давящего впечатления не производили – чулан чуланом, разве что свет одинокого белого плафона на потолке был ярок.
Первым тишины не выдержал, конечно, арестованный.
– Вы меня сюда помолчать притащили? Так я бы и в камере мог, лёжа. Надо же привыкать к тюремным будням, – едко проговорил он.
– За убийство трёх человек куда вероятнее виселица, – спокойно поправил Титов, продолжая изучающе глядеть на вещевика. Опять выдержал паузу. – Скажите, Руслан Яхъяевич, кто имел доступ к вашему подвалу?
– В каком смысле? – опешил тот.
– В прямом. И хорошо подумайте, прежде чем ответить, от этого зависит очень многое. Кто мог проникнуть в ваш подвал? Скорее всего, в ваше отсутствие.
– Никто не мог, что за чушь? – возмутился он. – Постоянной прислуги у меня нет, раз в неделю приходит женщина убраться, так я в это время дома, а еду из трактира напротив приносят.
– Плохо, – уронил Натан, хмурясь. – Друзья, родственники? Неужели и гостей никаких не бывает? А когда бывают, вы неотлучно при них? Особенно в последние несколько дней.
– Не было никого, – нахмурился Медждаджев. – Да вы сами видели, ко мне так просто не влезешь!
– А для чего, кстати, вот такая охрана? Есть что красть? – поинтересовался Натан.
Несколько секунд они мерились взглядами, а потом арестованный всё же ответил:
– Когда отец поставил дом, то была ещё окраина города. А он добротный, крепкий. И несколько собачьих ублюдков решили, что там есть чем поживиться. Их потом и поймали, и вздёрнули – та банда несколько домов в городе опустошила. Да только из всей большой семьи осталась в живых лишь старшая сестра, которая ушла в дом мужа, да я, потому что у друга гостил. Тогда я решил, что в моём доме чужих не будет, – угрюмо завершил он.
– Простите, я не знал, – растерялся от такого откровения Титов. – Но тогда выходит, кроме вас, в этот подвал некому было попасть?
– Выходит, так. Да только я Кулю не убивал. И Лену тоже. И третью эту, как её… – процедил Меджаджев, а после пробормотал себе под нос: – На кой чёрт отец этот подвал вообще оставил? Предлагала же мать засыпать.
– Что вы имеете в виду? – уцепился Натан даже прежде, чем в его голове успела выстроиться логическая цепочка. – В каком смысле «оставил»?
– Да в прямом. Там, видать, прежде дом какой-то стоял или вовсе крепость. Подвал случайно откопали, когда водопровод тянули, вот отец и решил его оставить. Мол, хороший, основательный, что добру пропадать? Обустроил, приготовил… Но воспользоваться толком уже не успел, и спуск нормальный сделать – тоже. А я закрыл да и забыл.
– Занятно. А кто вообще знал о существовании этого подвала?
– Я из того тайны не делал, подвал и подвал, – пожал могучими плечами вещевик. – Да на кой он вам сдался-то?
– Этот подвал, Меджаджев, как привёл вас сюда, так и вывести может, причём отнюдь не на виселицу и даже не по этапу, а обратно к человеческой жизни.
– Так разве не всё со мной решено? – озадаченно нахмурился арестованный.
– Было бы решено, мы бы здесь лясы не точили, – поморщился Титов. – Всё, пожалуй, только начинается. Скажите, Меджаджев, у вас были враги? Настоящие и подлые.
– Да чёрт их разберёт, – совсем растерялся мужчина. – Оно разве по лицу поймёшь, у кого за пазухой для тебя камень припрятан?
– Что, и совсем никто не приходит в голову? А, например, Горбач за рога свои обидеться не мог?
– Обидеться мог, если бы узнал, но не до такой же степени, чтобы людей убивать! – искренне возмутился вещевик.
– Вы уж больно рьяно его защищаете, – рассеянно заметил Титов.
– Для того, кто с его женой шашни крутил, имеете в виду? Договаривайте уже, – огрызнулся Меджаджев. – Знаю, что повёл себя дурно, да только не я их семью разрушил и поначалу ещё помирить пытался. Только к тому, что Серёга человек хороший, это никакого отношения не имеет! Мы с детства с ним дружили, учились вместе!
– И сейчас – тоже дружите? – задумчиво уточнил поручик.
– Сейчас – нет, мало общаемся, – нехотя признался арестованный. – Как институт кончили, так и разошлись почти. Сейчас только по рабочим делам, и то редко.
– Почему? Вроде бы в одном месте работаете.
– Так я больше на производстве, да еще по планерам, а он – по проектированию движителей, – пожал плечами Меджаджев. – Где нам пересекаться?
– Ладно, а, кроме него, кому вы вообще могли перейти дорогу? Хоть бы в той же степени, что Горбачу. Может, уволили кого из-за вас? Или повышением в должности обошли?
Титов ещё с четверть часа расспрашивал вещевика о его знакомствах и круге общения, однако ничего полезного для дела не узнал и никаких подозреваемых не получил. Меджаджев, в очередной раз показав себя человеком прямолинейным и бесхитростным, не сумел даже предположить, кто мог затаить на него зло. В его представлении, все разногласия решались на месте, вопросов ни у кого не оставалось, а люди делились на два сорта: гниль и отбросы, с коими вещевик не пересекался и коих было в мире меньшинство, и нормальные, честные. Попыток переубедить его Натан не предпринимал, только еще больше утвердился во мнении, что убить женщин этот человек не мог. Пришибить в приступе ревности или ярости – ещё куда ни шло, но и то сам бы первый виниться пришёл, снедаемый угрызениями совести. А вот эти все экивоки с ритуалами и обманными манёврами – всяко не про него.
Подмывало, правда, спросить, как эта слепая вера в окружающих людей сочетается с параноидальным нежеланием пускать этих самых хороших, неспособных на подлость знакомцев в дом без присмотра, но Натан сдержался. Указанная привычка явно имела болезненную природу, вызвана была нешуточным потрясением отрочества и мало относилась к прочим взглядам мужчины.
Про историю с дурачком он тоже со скрипом вспомнил и только после наводящих вопросов Титова, однако подробностей тех «похорон» назвать не сумел и уж тем более – тех, кто был с ним в тот день и кто ещё мог видеть эту сцену. И как Натан ни бился, выудить из Меджаджева хоть что-то полезное о том случае не удалось, так что как свидетель вещевик оказался бесполезен. Зато поручик еще больше укрепился во мнении, что задержанный невиновен.
– Куда мы теперь? – полюбопытствовала Брамс, когда подвал остался позади.
– В архив, конечно.
– В архив?! Но зачем?
– Изучать старинные планы города и его окрестностей. Надеюсь, нам это хоть что-нибудь даст, – искренне пожелал поручик.
– Ничего не понимаю, – Аэлита тряхнула кудряшками. – В архив-то зачем?! И почему вы так настойчиво интересовались этим подвалом?
– Всё довольно просто, – пожал плечами Титов. – Εсли принять за аксиому, что Меджаджев не убийца, а я не вижу причин этого не делать, то улики ему подбросили. А коль наш арестант столь подозрителен к гостям и уверен, что они не могли сделать этого обыкновенным путём, сверху, выходит, есть другая дорога. Я, наверное, не подумал бы об этом, построй отец Меджаджева такой погреб самостоятельно – всё же организовывать подкоп или другой какой ход ради подобной детали слишком долго и сложно. Но если подземелье осталось от прежних построек, то это уже совсем иной коленкор. Оно слишком основательно, слишком серьёзно сложено, это сразу бросилось в глаза, но тогда я не придал значения. А теперь думаю – не удивлюсь, если подвал этот является частью чего-то большего или по меньшей мере имеет некий тайный ход.
– Почему? – спросила девушка, заинтересованно поглядывая на спутника.
– Ну хотя бы… Вспомните, что там было, в этом подвале? Ну, кроме мебели, явно поставленной позже.
– Ничего? – пару мгновений сосредоточенно подумав, решила она. – Стены, скобы лестницы, земляной пол…
– Скобы лестницы – и всё, – повторил за ней Титов. – Причём скобы эти явно сделаны уже новыми хозяевами вместе с дырой в потолке. А в остальном, припомните, ведь потолок был цел, никаких признаков того, что прежде имелась другая лестница. Согласитесь, довольно нелепо соорудить такое надёжное, основательное подземелье, приложить к этому массу усилий – и не предусмотреть нормальный спуск. Обыкновенно в таких местах, насколько я себе это представляю, делается каменная же лестница. Может быть, довольно крутая и отвесная, но надёжная. Иначе зачем нужен такой погреб, если туда толком ничего не затащишь?
– А может, это не погреб? Может, так и задумано было, что нет ни лестниц, ни дверей? – с жаром предположила Брамс.
Мысль о такой изумительной находке, о старинных секретах и потайных ходах, до крайности взволновала и взбудоражила девушку. Пережитый во время аварии на дороге страх уже подёрнулся дымкой забвения, потускнел и перестал мешать мечтам о приключениях, а что может быть увлекательней загадочных древних построек? Это же буквально история со страниц авантюрного романа! Будь её воля, Брамс бы прямо сейчас бросилась туда на поиски тайного хода, но разумное начало остановило: девушка понимала, что вслепую искать лаз можно бесконечно и в конце концов так и не найти.
А спорила она исключительно из азарта. Потому что привыкла уже выдвигать самые фантастические версии и получала подлинное удовольствие, когда Титов аккуратно разбирал её предположения на части, что-то отвергая, а что-то – напротив, добавляя в общую картину расследования. Это был тот самый спор, в котором рождается истина, и процесс этот, даривший ощущение сопричастности, вызывал у Брамс искренний, почти детский восторг.
– И для чего? – чуть нахмурился Натан в ответ на последнее замечание. – Да ну, глупости. По такому принципу разве что усыпальницы строились, но тогда внутри было бы хоть что-то! И уж точно не стал бы отец большого семейства рисковать, прорубая ход в столь своеобразное и, наверное, жуткое место. Про отсутствие входа он, скорее всего, просто не подумал, а вот не заметить загадочные рисунки или, больше того, истлевшее тело вряд ли сумел бы. Едемте, Брамс! Чую я, этот подвал приведёт нас к настоящему убийце.
Однако на деле всё оказалось сложнее, чем мечталось Титову. До самого закрытия они просидели в сумрачном холодном подвале земельного управления, развлекли своим визитом архивариуса, который с охотой принялся за нетривиальную задачу, но – всё тщетно. Двигаясь в прошлое, от современного плана города к более старым, они так ничего и не нашли.
Несмотря на помощь реки и притока и такие ориентиры, как наиболее старые церкви города, привязываться к местности было трудно, и Титов в итоге начал внимательно осматривать довольно обширные области. Однако, несмотря даже на расширенный угол поиска, никаких примечательных построек на месте нынешнего дома Меджаджева не нашлось. Там даже трактиров никогда не стояло, которые ещё могли бы озаботиться созданием таких погребов: слишком уж далеко это место располагалось от старого центра.
Поручику вспомнились местные легенды о подземных ходах и даже целом тайном городе, расположенном под С***, но архивариус упоминание о них воспринял весьма скептически. Лично ему за полсотни лет связанной с историей деятельности не попадалось ни одного достойного внимания источника, позволявшего поверить в достоверность этих историй. А что касается их живучести… Обитатели едва ли не каждого мало-мальски старого города сочиняют сказки о неких катакомбах с несметными сокровищами, так чем же С*** хуже?
Так и пришлось покинуть архив несолоно хлебавши, и Титов по этому поводу был задумчив и хмур. А вот у Брамс отношение было двояким: с одной стороны, досадно столько времени потратить впустую, но зато с другой – подвал с каждым часом делался всё более загадочным и странным. Это поручик разделял сомнения архивариуса, а вот вещевичка искренне и сразу поверила в то, что именно на часть легендарного города они сейчас наткнулись. Потому что… а чем еще могло быть подобное?!
Последний аргумент, как ни странно, был особенно весомым, потому что ответа на этот вопрос Натан со своим скептицизмом придумать не смог. Так что назавтра решили ещё раз спуститься в подвал и осмотреться там повнимательнее.
– Аэлита Львовна, а что с результатами измерений умбры? Вы их расшифровали? – опомнился Титов уже дома, за чаем.
– Да что там было расшифровывать! Просто внимательно прочитать, – отозвалась девушка. – Да, я посмотрела, но ничего определённого не нашлось, так, обрывки.
– Поясните, пожалуйста, подробнее, как это выглядит, что значит и что из всего этого следует.
– Да так и выглядит. Умбра у вещей погибших почти так же, как на их телах, из достаточно отчётливых следов – только та самая вещь, которую мы предполагали женским оберегом, она весьма явственно отпечаталась на уликах. А всё остальное – это ощущения и скорее предчувствия, нежели действительные результаты, и опираться на них трудно. На вещах убитых в меньшей степени, на досках и еловых лапах – в большей есть остаточные, очень смутные следы чего-то ещё, похожего на умбру автомобиля. Но вид его и марку я, конечно, не назову, хотя находились они в нём долго: увы, под землёй тень быстро смазывается и исчезает. А еще мне почудился след, подобный тому, который остался на месте нашей с вами аварии.
– Как это – почудился? И от чего вообще зависит продолжительность существования умбры?
– С существованием умбры всё просто: она тем явственнее, чем сильнее вещь и дольше контакт, зависимости эти давно уже выведены и собраны в таблицы. Если интересует пример, то вот моя флейта оставит отчётливо читаемую умбру на некоей чистой поверхности за четверть часа: распределение вещевой силы на ней уж очень особенное, ни с чем не спутаешь, и уровень её весьма велик. Почувствовать умбру оберега на втором и третьем телах я сумела, во-первых, потому, что вещь эта находилась рядом с ними сравнительно продолжительное время, наверное не меньше получаса, а во-вторых, именно потому, что прочую умбру стёрли, то есть тела представляли собой чистый лист, на котором всё легко отпечатывается. Плюс плоть сама по себе тяготеет к сохранению умбры, это её неотторжимое свойство. Иначе на нас бы не действовали вещи. Ещё неплохо сохраняется отпечаток, если вещь находится рядом недолго, но продуктивно, как-то изменяя материал. Скажем, отпечатки обуви или порезы от ножа-вещи будут хранить умбру очень долго. А здесь… – она на мгновение запнулась, сосредоточенно хмурясь. – Полагаю, эти предметы не меньше нескольких часов, а может и дней, лежали в автомобиле, в отличие от тел покойниц, на которых тот не успел оставить следы. С ними в том же транспорте находился и оберег.
– Погодите, выходит, вещевая сила автомобиля меньше, чем у этого оберега? – нахмурился Титов. – Или оберег воздействовал дольше?
– Скорее, просто лежал ближе. Пик умбры у любого автомобиля там, где двигатель, самая сложная его часть, а все эти вещи перевозили, конечно, в кузове, где вещевая сила заметно меньше. А вот оберег находился очень близко к телам и предметам.
– Ясно. Простите, что перебил.
– Ага… Да. Так вот, после автомобиля какое-то значительно менее продолжительное время рядом с ними находилось… нечто, имеющее своеобразную умбру живого-неживого. Может быть, однократно воздействовало. А потом всё это лежало в подвале, и земля вокруг стёрла следы, так что остались лишь намёки. Мне кажется, еще день-другой, и даже это бы уже растаяло.
– Занятно, – задумчиво протянул Натан. – А следы на всех предметах одинаково отчётливые? То есть их принесли в подвал вместе?
– Нет, потому и отпечаток разной яркости. Самые отчётливые следы на досках, еловых лапах и сумочке третьей жертвы, а на шляпке вообще почти ничего не осталось. Так что их, наверное, приносили туда всё же по очереди.
– Выходит, чувствовал себя в этом подвале преступник безнаказанно, проникал туда свободно и беспрепятственно и точно знал, что хозяин вниз не полезет раньше времени. Занятно.
