Текст книги "Уездный город С*** (СИ)"
Автор книги: Дарья Кузнецова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
– На чутьё не жалуюсь, но я, однако, по – прежнему не понимаю, какое отношение всё это имеет к Валентинову.
– Да лярва он, – фыркнула Элеонора сквозь мундштук.
– В каком смысле? – оторопел Титов. Воровское ругательство было ему знакомо, но поручик понятия не имел, как его можно применить в этом случае.
– В буквальном. Да ты иди, иди, не то вернётся – до смерти заговорит, – покривилась Михельсон. – Я-то привычная, на меня где сядешь – там и слезешь, а ты пойди лучше, погуляй.
– Погодите, а уборку-то вы вчера ради него затевали, что ли?
– Не ради, а против, – назидательно сообщила женщина. – Ежели какая полезная для общества работа происходит, то это верный способ не видеть рядом Валентинова: боится, что привлекут. Оно, конечно, на один-два дня хватает, дольше баклуши бить с изображением бурной деятельности не выходит, но и то хлеб. Всё, иди, поручик, некогда мне тут с тобой.
Натан с подозрением глянул на делопроизводительницу, вновь принявшуюся щёлкать клавишами, но ничего говорить не стал. Пару раз глотнул забористый дым и, поморщившись, затушил папиросу в пепельнице: желание курить ушло вместе с Валентиновым.
Двадцать третью комнату поручик покинул в задумчивости, со странным ощущением, что в мире после сегодняшней ночи что-то неуловимо изменилось. Или это началось раньше? Или с миром всё в порядке, просто сам Титов после тревожной ночи малость не в себе? Или банально не выспался?
Последняя мысль была взята за основу, и этот вопрос Натан временно отложил, сосредоточившись на вчерашнем деле. Идей у него имелось всего три, весьма ненадёжных, но за неимением лучших – оставалось брать что дают.
Первая, муторная и зыбкая, была всё же относительно разумной: наведаться в Федорку, вооружиться артиллерийской поддержкой в лице Брамс и попытаться составить примерный список тех людей, которые могли бы подчистить умбру на теле покойницы. Даже если их получится сотня-другая, это всё же даст некоторую определённость: всяко лучше, чем без малого сотня тысяч жителей крупного губернского города.
Досадно, что покойная Аглая Навалова была столь скрытной и никому ни словом не обмолвилась о своём ухажёре, если таковой вообще имелся, но тут уж ничего не попишешь. Сообщай каждый убитый перед смертью о своих рискованных знакомствах, и полиция осталась бы без работы.
Ещё имелась малая надежда, что кто-нибудь из блудниц за прошедшее время вспомнил нечто полезное следствию, и Титов намеревался снова посетить четырнадцатый дом по Владимирской улице, но для такого визита было ещё рано: тамошние работницы наверняка еще спали после «трудов праведных».
А третья мысль была совершенно шальной, дурацкой, но всё равно не давала Титову покоя: не шли у него из головы язычники со своим островом, хоть тресни. Натан не подозревал их в убийстве Наваловой, ему просто чертовски хотелось взглянуть на это диво дивное, и даже оправдание для сей прихоти имелось: расспросить общинных об их похоронных обрядах и узнать, не мог ли кто желать им зла, пытаясь вот таким убийством бросить тень именно на них. Конечно, пока об этом в целом городе, похоже, не подумал никто, кроме самого Натана, но то пока!
На остров он в конечном итоге и решил отправиться, как раз до обеда должен был обернуться. И польза, и отдых, и следование мудрому совету своеобразной женщины Михельсон, велевшей слушаться чутья.
Глава 6. Тонкая нить
Титов совершенно не удивился наличию в распоряжении Департамента полиции целого москитного флота: до многих мест в С-ской губернии было куда проще добраться по воде, чем на перекладных по суше. Поручику без лишних вопросов и волокиты выделили небольшой быстроходный катерок с угрюмым неразговорчивым лодочником, который не нашёл нужным представляться, лишь сумрачно кивнул в знак приветствия, молча дожидаясь, пока пассажир устроится.
Тронулись. Шум порта быстро остался позади, мотор катера гудел низко, солидно и удивительно негромко, особенно в сравнении с буцефаловым. Жестяная посудина, задрав нос, звонко подпрыгивала на мелких волнах и плюхалась обратно, весело брызгаясь, так что у Титова вскоре до плеча вымок рукав.
Отсюда, с самой воды, река казалась ещё шире и сильнее походила на морской залив, отличаясь от него больше запахом, чем видом. Натан неплохо плавал, но человеком был совершенно «земным», водных прогулок не любил и привычки к ним не имел, и потому сейчас крепко цеплялся за борт лодки, опасаясь не удержаться на очередном рывке.
Небо сегодня занавешивала прозрачная дымка, сквозь которую солнце гляделось тусклым – не то признак перемены погоды, не то временное неудобство. По фарватеру, вниз по течению, медленно шёл сухогруз, Натан долго разглядывал его со странным чувством: по сравнению с этой громадиной их катер казался мелкой рыбёшкой рядом с китом. Да дело было не только в корабле; поручика опять посетило испытанное на мосту ощущение собственной незначительности на просторе живой природы, незнакомого мужчине прежде. Но странно, чувство это было совсем не удручающим, напротив – приятным. Наверное, что-то подобное должен ощущать младенец на руках матери.
Далеко не сразу непривычный к речным путям Титов различил в береговой линии проход, в который уверенно стремилась лодка, и понял, что слева появился уже Песчаный. А дальше всё случилось удивительно быстро: вот только что вокруг расстилалась необъятная гладь реки, и вдруг она расступилась перед кудрявым ивняком острова, ставшего неожиданно большим, значимым. Катер нырнул в боковую протоку, берега надвинулись и зашелестели, а ещё через пару минут мотор затарахтел совсем тихо – лодка приставала к низкому дощатому причалу, ближайшему из трёх. У каждого из них покачивалось на мелких волнах по нескольку почти одинаковых плоскодонок.
– Я вас тут подожду, – буркнул лодочник, мастерски причалив бортом к настилу, поднимающемуся над водой всего на пол-аршина. Это были первые слова, которые Титов услышал от спутника; до сих пор предполагал даже, будто тот немой.
Возражать поручик не стал, кивнул, выбрался на пристань, очень надеясь, что лодочник действительно дождётся. С другой стороны, даже если не дождётся, ну не съедят же его местные жители, которых все вокруг называют исключительно мирными?
Пирс упирался в высокий берег, однако наверх вела достаточно широкая и удобная, добротная деревянная лестница с перилами. А там поручика уже ждали: высокий, обветренный старик, похожий на насквозь просоленного отставного моряка. Широкоплечий, крепкий, он даже в свои годы, а было ему явно за семьдесят, казался могучим, словно вековой дуб. Окладистая белая борода лежала на груди, голову покрывала косынка. Из одежды только рубаха из небелёного льна, подпоясанная верёвкой какого-то хитрого плетения, словно узелковая грамота да подвёрнутые до колен штаны.
Рядом с босым гигантом Натан почувствовал себя неуютно, словно не человек это был, а медведь.
– Добрый день, – первым заговорил офицер, рассудив, что в роли незваного гостя должен как минимум проявить вежливость.
– И ты здрав буди, добрый человек, – спокойно кивнул встречающий. Светло-серые, холодные глаза его заставляли вспомнить северные моря. – Дело пытаешь аль от дела лытаешь?
Натан поперхнулся воздухом от такого начала разговора и с ходу не нашёлся с ответом. Он совершенно безосновательно, хотя и крепко, был внутренне настроен на встречу с какими-то дремучими суевериями, но такого былинного приветствия всё же не ожидал. А старик вдруг улыбнулся в бороду – хитро, по – мальчишески проказливо – и махнул рукой.
– Пойдём, служивый, не на пороге же разговаривать! Ты не серчай, но уж больно рожа у тебя потешная была, не удержался. Данила Рогов я, здешний староста.
– Натан Титов, уголовный сыск, – представился в ответ поручик. Пожал протянутую крепкую, деревянную от работы ладонь и зашагал рядом с язычником по широкой тропе, почтительно огибающей старую ветлу – праматерь окружающего ивняка.
– Знаю, с чем ты пожаловал, – заговорил тем временем Данила. – Слышали мы уже про ту горемычную, да только мои люди к этому делу отношения не имеют.
– Да я вас, в общем-то, и не подозревал, – отозвался Натан, радуясь, что сейчас говорит чистую правду. Было неприятное ощущение, что спутник читает его легко, словно гимназист детский букварь. Проверять, так ли это, не хотелось, но еще меньше хотелось этому Ρогову врать. – Скорее уж на вас тень кто-то пытался навести. Собственно, я о подобном и собирался спросить – могли ли, нет ли, кто. Обычаев ваших я не знаю совершенно, вот разве что по старым сказкам, да и вообще до вчерашнего дня не подозревал, что нынче где-то существуют язычники.
– Любопытно, проще говоря? – усмехнулся староста.
– Не без этого, – не стал спорить поручик.
– Нет, глупости это всё, про тень на плетень, – махнул рукой Рогов, пару секунд подумав. – Ну кому мы мешаем? Несколько десятков человек, в город не лезем, живём своим умом. Ну не попы же бабу утопили, что бы нас изгнать. Это даже мне смешно…
За разговором мужчины дошли до деревеньки. На первый взгляд – ничего примечательного, обыкновенный небольшой хутор. Полтора десятка добротных срубов, на условной центральной площади возилась в песке малышня под присмотром нескольких старух, сидящих рядком в тени на скамейке. Дети постарше, очевидно, находили себе развлечения поинтереснее, а взрослые все занимались делами. Детвора не обратила почти никакого внимания на новое лицо, а вот женщины взбодрились и зашушукались, меряя Титова любопытными взглядами.
Вслед за старостой Натан приблизился к одному из домов, неотличимому от соседних, поднялся на крыльцо. Через сени прошли в горницу – изба как изба. Тканая дорожка на полу, белёная печь, стол с лавками. В красном углу вот только вместо привычных икон, на которые Титов даже поднял руку перекреститься, резные деревяшки идолов. Рука опустилась, сыскарь задумчиво качнул головой.
– Садись, служивый, – кивнул ему хозяин на скамью. – Кваску отведаешь? Добрый квас, сам ставил.
– С удовольствием, – не стал отворачиваться Натан.
Расселись. Помолчали. Квас, разлитый в простые глиняные кружки, и вправду оказался славным – душистый, прохладный, с ягодным привкусом.
– Ты, служивый, если надеялся здесь узнать что – то по делу, то напрасно приехал. А ежели просто взглянуть, как мы живём, да словом перемолвиться – так то всегда пожалуйста, мы гостям рады.
– Так-таки напрасно? – задумчиво протянул поручик.
– Мертвецов своих мы огню предаём, – веско проговорил Данила. – А вода – это жизнь, кровь земли, не дело её покойниками кормить. Даже в докрещенские, старые времена, когда ещё людей в жертву приносили, их топили, то есть совсем, на дно отправляли. В том суть ритуала была, а то какая же это жертва воде, если её на поверхности оставить? Ну что ты так на меня косишься подозрительно? Это, служивый, исторические факты. Χристиане вон тоже баб топили почём зря. И жгли. А вроде бы мирная, всепрощающая религия. По делу твоему всего один совет могу дать, да всё равно не послушаешь: оставь, злыдня этого без тебя накажут, а ты только набегаешься.
– Откуда такая уверенность? – удивился Натан.
– Русалки на него сердиты.
– А они-то к нему каким боком? – вопросительно вскинул брови поручик. Он даже почти не удивился повороту разговора: сегодня всё буквально к этому и шло. За время пути ощущение зыбкости мира и лёгкого сумасшествия почти забылось, а вот теперь Рогов о нём напомнил.
– Кто их знает! Мало того что бабы, да еще и не люди, – философски пожал могучими плечами староста.
– Может, они мне его ещё и укажут? Чтобы попусту не бегать, – почти без иронии, только с малой долей усталости уточнил Натан.
– Не дождёшься от них прямоты, – отмахнулся Данила. А потом добавил, поглядывая на Титова с непонятным сочувствием: – Да ты не бери пока в голову и не думай дурного. Я же нехристь, мне положено православного человека с пути сбивать.
– Не убедили, – хмыкнул поручик. – На воинствующего дикаря не тянете. Я бы поставил, что вы из наших, армейских. И, скорее всего, исключительно образованны.
Староста в ответ расхохотался, хлопнув себя ладонями по коленям.
– Ну, хорош, Титов! Добрый сыскарь. Историк я, из Киева родом, университет там кончал, степень магистерскую получал, – весело пояснил он. – И про армейских это ты в точку попал, отец мой из военных, а сам я Великую войну от начала и до победы пешком прошагал. Эх, царица полей! Вот там я после одного случая и решил, что в жизни поменять кой-чего надо.
– После какого случая, если не секрет?
– Ρасскажу. Но потом. Сейчас еще рано, – туманно отозвался Рогов. – Как в следующий раз ко мне заглянешь, так и поговорим. А пока ты вот о чём подумай. И твой дар живника, и ремесло вещевиков – это всё от наших давних предков пошло, они начала заложили. Нешто они только в этом правы были или, может, еще что верное о мире знали, чего мы сейчас не думаем?
– В свою веру обратить пытаетесь? – усмехнулся Натан. – Напрасно, я и христианин не так чтобы ревностный, да и тут от меня проку не будет.
– И не думал даже, – отмахнулся Данила. – Я так, поделиться интересными наблюдениями, которые мне в своё время очень помогли. И раз уж речь зашла… Ты, поручик, поменьше года назад никакую женщину часом не обижал?
– Почему именно такой срок? – подобрался Титов.
Прозорливость старосты его сейчас изрядно обескуражила. Ладно узнать про взыскание в личном деле, мало ли кто в те бумаги нос суёт и какие знакомства водит, но про женщину – откуда?!
– Похоже, – вновь нагнал туману староста и продолжил примирительно, извиняющимся тоном: – Ты прости старика, служивый, я так, о своём, и разговор этот останется между нами. Я, может, из ума уже давно выжил, а тут случайно в цель попал. Фокусы это всё. Вот как в следующий раз приплывёшь, так мы с тобой о другом поговорим, а сейчас – не забивай голову. У тебя и без меня хлопот довольно.
Титов согласился, даже подумал о том, что пора возвращаться в город, но чувство долга не пустило. Он еще некоторое время расспрашивал Рогова о делах общины, об отношениях с горожанами, о том, как живётся язычникам на острове, почему они обосновались именно здесь. Отвечал Данила спокойно, ровно, и больше не пытался ввести поручика в заблуждение туманными речами. Говорил, что место хорошее, люди добрые и поселиться разрешили, вот и прижились. И земли им хватает, и рыбы, и всего прочего, и не обижает никто. В общем, живи да радуйся.
А всё равно Натану нет-нет да и виделась какая – то чертовщина. То глядел староста по – особенному, то шелестело что – то за печкой. «Кот», – заверил Ρогов, проследив направление взгляда гостя. То деревянные божки из красного угла косились как – то очень недобро, негостеприимно. Высидел здесь Титов с четверть часа, спросил всё, что пришло в голову, а потом засобирался обратно.
Хозяин поднялся с ним вместе, молча проводил до пристани, где распрощался и остался стоять наверху лестницы.
Лодочник не подвёл, действительно сидел в своём катере и, кажется, дремал. Поручик опустился на колени на краю пирса, снял фуражку, дотянулся и поплескал в лицо студёной речной водой, на макушку полил, по – собачьи отфыркался и встряхнулся, борясь с желанием совсем окунуть голову.
И выпрямившись, неожиданно понял, что – отпустило. В голове прояснилось, и вся нелепость собственных мыслей представилась смешной. Вода словно смыла все странные чувства, пробудила от затянувшегося полусна. Разговор с Роговым предстал вдруг в ином, понятном свете, и Натан тихо засмеялся себе под нос, спрыгнув в катер.
Ох, хитёр историк. Задурил голову своими русалками, сбил с панталыку, а сам мужик ушлый, проницательный. И знатно, небось, посмеялся над дурным служивым. Сначала открыто, когда приветствовал по-былинному, а потом в горнице, когда фокусы показывал. А он ведь просто человечью натуру крепко знает.
Вот взглянуть Натану на себя со стороны, что можно увидеть? Молодой офицер, не дурак, хваткий; с чего бы ему из столицы бежать в провинцию? Мудрёна наука! С офицером беда – так шерше ля бабу, как говаривал один старый опытный урядник. А что со временем угадал, и вовсе не подвиг: точной даты не назвал, но всяко не больше года, а меньше полугода – Титов ещё, верно, не разобрался бы с переводом. Да и на страдающего от несчастной любви поручик сейчас совершенно не походил, значит, история прошлая, уже забывшаяся.
Шерлок Холмс С-ской губернии! Такого бы да в сыск…
Титов даже был готов пойти и предложить старосте составить протекцию, но причал уже остался позади, а разворачиваться не хотелось. Может, и правда еще свидятся, тогда и предложит.
У порта Титов взял извозчика, но поехал не в департамент, как собирался изначально, а в Федорку, которая «Институт небесной механики». Раз уж сегодня день знакомства с городскими достопримечательностями, то отчего бы не продолжить его там? Как раз можно будет взглянуть на Брамс в естественной для неё обстановке, познакомиться с профессорами от вещевиков и заняться всё-таки списком особо подозрительных лиц, а потом уже можно попытаться от него плясать. Выяснять, не был ли кто из них клиентом покойной Наваловой, устанавливать места, в которых она бывала и могла завести роковое для себя знакомство, искать пересечения… В общем, как говорил Рогов, бегать, потому что лёгкого решения эта загадка явно не имела.
У Брамс же что ночь, что утро выдались исключительно безмятежными. Проблем со сном девушка не имела никогда, а стены родного института всегда действовали на неё умиротворяюще: как бы ни грезила Аэлита приключениями и геройскими свершениями, но хорошо, уверенно она чувствовала себя именно в лабораториях и лекториях Φедорки.
K тому моменту, как до института добрался Титов, вещевичка успела прочитать лекцию, провести два семинарских занятия и крепко подумать над проблемой, которую поставила перед ней смерть Аглаи Наваловой. Подумать и, обсудив с научным руководителем, накидать примерный план работ. Плотно заняться этим они договорились после нынешней лекции, которая у Брамс была на сегодня последней.
Натан, поблуждав некоторое время по коридорам и переходам обители знаний, довольно быстро нашёл кафедру вещевиков, а там отыскать нужный лекторий не составило труда. Поскольку занятие началось уже с полчаса как, поручик не стал никого беспокоить и, тихонько проскользнув внутрь, присел на краю ближайшего к выходу ряда.
Увиденное Титова впечатлило. Больше полусотни студиозусов, среди которых имелось заметное количество девушек, внимали Брамс очень сосредоточенно, а это уже говорило о многом. Сама же преподавательница стояла за кафедрой, вела рассказ неожиданно уверенным, сильным голосом и выглядела совсем иначе, нежели в департаменте. Там она показалась поручику рассеянной милой девочкой, почти ребёнком, сейчас же перед ним была строгая, серьёзная женщина. Кроме шуток, она казалась на добрый десяток лет старше – столько было в ней спокойствия, рассудительности, уверенности в собственных силах и знаниях. Аэлита охотно отвечала на вопросы, разъясняла непонятные студентам места, даже шутила, правда специфически, в рамках предмета, и соли Титов не понимал.
«Всё же до чего необычная и многогранная особа», – думал Натан, наблюдая за лекцией.
Брамс заметила его только после окончания занятия, когда слушатели начали расходиться и поручик сдвинулся в сторону, давая дорогу. На полицейского поглядывали кто с опаской, кто с любопытством, кто – то даже поздоровался. Когда основной поток прошёл, Натан двинулся по лестнице, спускавшейся к кафедре, расположенной в центре амфитеатра – вещевичка замешкалась, собирая свои записи.
– Здравствуйте, Аэлита Львовна, – проговорил он. – Я…
– Аэлита Львовна, всё в порядке? – послышался от двери низкий мужской голос, в котором звучало напряжение.
Титов обернулся и едва не присвистнул восхищённо, столкнувшись взглядом с замершим у прохода рослым детиной, живым воплощением образа «косая сажень в плечах». С коротко остриженными льняными волосами, голубыми глазами и простым, открытым лицом – настоящий богатырь. Довольно неожиданная наружность для студента, больше бы кузнецу подошла или солдату.
Зато фамилия у него оказалась очень подходящая.
– Что? Что-то случилось, Кузнецов? – вскинулась Аэлита и уставилась на богатыря.
– Всё в порядке? – повторил тот.
– Я за решительно всё вокруг не отвечаю, – недовольно нахмурилась вещевичка, а после выдвинула единственное, на её взгляд, логичное предположение: – Вы что – то не поняли из лекции? Скажите толком!
– Ваш студент беспокоится, что я вам досаждаю, – пояснил Натан вместо смятенного богатыря.
«Сказать толком» тот не мог явно из нерешительности и отсутствия нахальства: всё же грубить полиции – не лучшее в жизни дело. А с ходу сказать то же самое, но вежливо, не хватало красноречия.
– С чего бы это? – растерялась Аэлита. Но на это восклицание не ответил ни один из мужчин, и вещевичка недовольно всплеснула руками. – Что вы мне голову морочите?! Идите, всё, кончилась лекция!
Поручик едва удержался от улыбки: всё же Брамс неподражаема. А студент одарил сыскаря тяжёлым взглядом, словно предупреждая, и, попрощавшись, вышел.
«Ревнует, что ли?» – растерянно подумал Натан, а вслух поинтересовался:
– Вы не распространялись среди студентов, что служите в сыске?
– Нет, зачем? Это ведь не имеет отношения к их обучению, – логично ответила она и посетовала: – Тут по делу-то всё рассказать времени не хватает, куда уж попусту языком молоть!
Титов усмехнулся и качнул головой в такт своим мыслям, а вслух проговорил:
– Хорошие у вас студенты, неравнодушные.
– Это вы о ком? А, об Илье? Он толковый, но вечно каша во рту, – пожаловалась девушка, вдохновлённая интересом поручика к её работе. – Мямлит, я его никогда понять не могу. Всё время приходится письменно спрашивать. Что твоя собака, всё знает, сказать не может.
«Точно, ревнует», – пришёл к выводу Натан и сменил тему:
– Элеонора передала, что вы планировали проверить некое предположение. Как успехи?
– Пока рано говорить об успехах, – оживилась Аэлита. – Нужно пробовать, считать, может даже экспериментировать. Я уже прикинула план работы, и его даже Павел Трифонович одобрил.
– Кто одобрил? – растерялся поручик.
– Профессор Иванов, – охотно пояснила девушка, собрала наконец в планшет свои бумажки и двинулась к выходу. – Он по части экспериментов у нас в институте лучший.
– Погодите, скажите всё же толком, что именно вы желаете проверить? Но только в двух словах, тонкостей я всё равно не пойму.
– Ну, там математика в основном… – протянула Аэлита, задумчиво хмурясь. – Если вкратце, можно попытаться выловить из тех цифр, которые выдал прибор, что-нибудь полезное. Понимаете, умбра, она… непрерывна. Это ведь не просто точка на бумаге, это поле, величина которого не может измениться мгновенно во времени и пространстве. И существуют определённые законы её изменения и распространения, описанные ещё в прошлом веке. Когда говорят, что тени на предмете нет, она на самом деле всё равно существует, но при этом столь мала, что её нельзя измерить. Ну как невозможно, например, невооружённым взглядом увидеть клетку. Вообще с точки зрения науки умбра и вещевая сила – это одно и то же, просто применяются термины в разных обстоятельствах. И большинство современных теоретиков склоняются к тому, что сила эта существует решительно везде вне зависимости от присутствия человека. Просто мы накапливаем её и усиливаем вокруг себя. Ну как растёт поле вблизи постоянного магнита или как линза фокусирует свет… Ой, я уже не о том совсем, да? В общем, сейчас важно, что мы можем посчитать умбру, опираясь на показания наших несовершенных приборов и точное знание их устройства. Грубо говоря, можно попробовать вычесть из полученных показаний собственную умбру измерителей и обработать результат на основе имеющихся у нас общих теорий её распространения.
– И что это даст?
– Как минимум есть неплохой шанс узнать, каким способом злодей стирал умбру и чем при этом пользовался. А может, даже получится частично восстановить уничтоженную умбру и узнать, какие вещи находились рядом с покойницей.
– Звучит фантастически, – недоверчиво хмыкнул Натан.
– Мы с вами живём в такое время, когда вся фантастика – это дело ближайшего будущего, – весело улыбнулась Брамс. – А математику не зря называют царицей всех наук.
На собственное образование поручик никогда не жаловался, ему доставало познаний для выполнения служебных обязанностей и даже применения в случае необходимости собственного дара. Больше того, Титов привык работать с вещевиками, относился к ним с искренним уважением и считал весьма нужными на полицейской службе людьми. Они могли осмотреть место происшествия, что – то насвистеть – и с лёту выдать какие-то его характерные особенности.
Но дело в том, что прежде это были исключительно полицейские вещевики, причём именно в таком порядке: сначала сыскари, а потом уже всё остальное. Они и учились там же, где все прочие следователи, просто на отдельной специальности.
Может, конечно, в той группе Охранного отделения, которая специализировалась на преступлениях, совершённых вещевиками, всё обстояло несколько иначе, но для поручика то, о чём говорила Аэлита, было почти откровением.
Брамс полицейским только называлась, и доверить ей какое-то обыденное для сыскаря дело вроде обыска или допроса свидетелей Натан не согласился бы и под страхом смерти, потому что точно знал, чем это закончится. Навыки общения с вещами на практике требовались полицейским сравнительно редко; собственно, всё, что мог предпринять вещевик, Аэлита уже сделала при осмотре тела. Дальнейшее же присутствие девушки Титов воспринимал философски, относясь к девушке как к несамостоятельной младшей сестре, которую не с кем оставить дома, поэтому приходится таскать с собой. То есть до следующего момента, когда понадобятся её таланты, Аэлита в представлении Натана была совершенно бесполезна. Да, её триумф не состоялся, преступник оказался хитрым и не дал возможности вещевичке поймать его за руку. Ну нет умбры – и нет, существуют другие способы вычислить преступника. Во всяком случае, именно так всё происходило бы в привычных Титову обстоятельствах.
А вот поди ж ты! Оказывается, «нет умбры» – это совсем еще не значит, что её действительно нет.
Впрочем, несмотря на собственное восхищение талантом и познаниями Брамс, к её энтузиазму поручик отнёсся довольно скептически, хотя и не стал этого показывать. Зачем ссориться на пустом месте? Ну не найдёт и не найдёт, так хотя бы попытается, будет всё это время при деле – уже хорошо. А если найдёт, так он, Натан, тем более в выигрыше.
За этим разговором они дошли до одной из лабораторий вещевиков – наглухо закрытой комнате в подвале. Там Титов имел удовольствие познакомиться с поджидавшим Брамс профессором Ивановым, и если бы у поручика изначально возникли какие – то подозрения в адрес этого человека (всё же опытный вещевик; кто знает, не он ли – таинственный злодей?), то они бы исчезли после первого же взгляда.
Начать с того, что у Павла Трифоновича отсутствовала правая рука до самого плеча, и пустой рукав пиджака был аккуратно вложен в карман и даже как будто прихвачен булавкой. Здороваясь, Натан, не теряясь и не мешкая, протянул для пожатия левую ладонь, чем, кажется, заслужил симпатию старика.
И – да, профессор Иванов был исключительно стар. Ссутуленный, хрупкий, с пушистым венчиком седых волос вокруг усыпанной тёмными пятнами лысины. Впрочем, назвать его дряхлым всё же не получилось бы: семенил он вполне бодро, а глядел хитро, насмешливо. Да и голос профессорский звучал твёрдо, значительно, без скрипа.
– Ишь ты, бравый какой, – чуть прищурился он, разглядывая Натана, и, покачав головой, добавил: – Ну точно я в молодости! А ты чего с гостями-то, Алечка?
Этот вопрос поставил Брамс в тупик: она за вчерашний день удивительно быстро привыкла к компании Титова, сейчас была исключительно рада его видеть, в особенности, конечно, польщённая его интересом, да и разговор завязался очень легко и быстро, и девушка попросту не догадалась расспросить поручика о цели визита.
– Ой, и правда, а вы какими судьбами? Просто поинтересоваться ходом экспериментов? – обратилась она к мужчине.
– И это тоже. Но кроме того, я хотел спросить помощи и хоть как – то ограничить круг подозреваемых, – сообщил Натан и пояснил уже профессору: – Аэлита Львовна говорила, что для устранения умбры не требуется особенно выдающихся навыков, но я всё же думаю попытаться создать какой-никакой список. Ну сотня там будет человек, ну две, даже три, но всяко не десяток тысяч!
– Алечка и не такого наговорит, вы слушайте её больше, – вдруг захихикал Иванов.
– А что я не так сказала? – тут же насупилась девушка.
– Да всё так, да, выдающихся навыков не требуется, – продолжая хихикать, махнул на неё рукой профессор. – Только вы, Натан Ильич, соотносите как-нибудь её представление об исключительности с общечеловеческим.
– Погодите, вот сейчас не понял. Хотите сказать, специалистов такого уровня ещё меньше?
– Полсотни наскрести можно, если очень постараться и добавить тех, кто теоретически всё же способен на подобное, но широкая общественность не в курсе его интересов к данной теме, – пожал плечами профессор. – Ну и всегда остаётся возможность, что это кто-то пришлый, незнакомый, который просто в гости приехал.
– А всех местных вы знаете? – ошеломлённо проговорил Титов.
– Кого как, – отозвался Иванов, покрутив ладонью в воздухе. – Кого шапочно и понаслышке, а кого вот этой рукой за уши таскал. Алечка, а что ты сидишь и дуешься? Подготовь-ка покамест аппаратуру по списку, а то мы до морковкина заговенья делом не займёмся!
Брамс сверкнула на профессора глазами, но спорить не стала. Натан с иронией подумал, что и у этой упрямой девицы, оказывается, есть непререкаемые авторитеты, просто искать их нужно было не в полицейском департаменте, а в совершенно ином месте.
– А как же те, кто вещевиками не является, но понимает в этой теме?
– Хм. Ну бредовые варианты вам же не нужны, вам же приземлённые, верно? Да ещё, небось, ребята покрепче, не из таких древних вешалок, как я? – поинтересовался профессор насмешливо, пожевал губами и сообщил: – Трое. Два инженера с нашего «Взлёта», и на новый, Станкостроительный, исключительно толкового специалиста прислали. Но только я бы их всерьёз не рассматривал. Без вещевика стереть умбру, конечно, возможно. В жизни вообще нет невозможного, есть лишь маловероятное или никому не нужное. Только это же оборудование, и довольно громоздкое, сложное оборудование, требующее ко всему прочему немало электричества…
