Текст книги "Уездный город С*** (СИ)"
Автор книги: Дарья Кузнецова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)
Да даже чёрт с ним, со способом. На кой это вообще нужно? Маньяки так себя не ведут, да и хитрец, решивший спрятать дерево в лесу, сроду не стал бы покушаться на сыскарей: это самое глупое, что вообще можно придумать! Ну что мы, незаменимые какие? А так он даёт понять, что мы идём верным путём, и привлекает к себе всё больше внимания. Не говоря уже о том, что в случае гибели полицейского весь Департамент на уши поднимут!
Я бы и допустил, что эти два дела вовсе не связаны, но… Кроме самой Наваловой да случайного свидетеля, о том доме никто не знал, поэтому взрыв мог быть связан только с ней и её смертью. И подготовил его тот, кто знал о её визитах, и опасался, что следствие рано или поздно доберётся до этого дома. А если покушались не на нас, а просто хотели убить любого, кто пришёл бы по её следам, или, напротив, того, с кем она там виделась, тогда как привязать сюда сегодняшнее происшествие? Тут уж явно прицельно били, хоть и не ясно как.
– Слушай, Титов, а как получилось, что вы вообще живы остались? – задумчиво проговорил Федорин. – Ну в прошлый раз ладно, Алечка умбру почуяла дурную. Она девушка талантливая, могла и на расстоянии ощутить. А теперь-то что?
– А теперь я что-то почуял, – со вздохом отозвался Натан, потирая шею – та, потянутая при падении, противно ныла. – Только объяснить не смогу. И, предваряя твой следующий вопрос, нет, прежде я ничего такого не припомню и чутьём таким никогда не отличался, снарядов загривком не предсказывал. А то бы, может, поныне в армии был. А впрочем, мне сейчас пришла одна странная, но правдоподобная мысль… Вот скажите, вещевики, а есть ли какое-нибудь оружие, которое на вещевой силе работает?
– Оружие?! – негодующе ахнула Брамс.
– Я о таком не слышал никогда, но, ежели сила есть, отчего бы её для такого дела не использовать? – раздумчиво пробормотал Никитин.
– Ясно. Значит, снова придётся на поклон к Боброву идти, справки наводить. Уж если кто в курсе, так лишь он, – сокрушённо проговорил Натан.
– Ты гляди, хоть сегодня от визитов воздержись! – веско заявил Федорин.
– Не извольте беспокоиться, матушка, – насмешливо отозвался Титов, вновь расслабленно откидываясь на спинку сиденья, и добавил себе под нос: – Я сегодня и не дойду никуда.
– Натан Ильич, а как же так можно? Ну, я про оружие, – тихо спросила Брамс. – Неужели правда?..
– Не удивлюсь. Любую силу люди пытаются превратить в оружие, достаточно взглянуть на нашу историю, и было бы странно, если бы вещевую не пытались. Другое дело, что, будь это легко, догадались бы раньше, а если до сих пор у нас вещи в оружии роль играли вспомогательную, как в любой иной технике, выходит, способа такого не было. Может, как с живниками, не получалось достаточно увеличить поражающую силу или расстояние, а теперь вдруг кто-то что-то придумал…
– А что, силу живников можно вот для такого использовать? – совсем растерялась Брамс.
– Я же говорил, во все времена мы были лучшими палачами, – нехотя отозвался Титов. – Нынче не средневековье, но от этого средства никто так и не отказался.
– То есть?
– То есть полицейских живников учат больше допрашивать, чем лечить, – пояснил Никитин. – Не пытать в прямом смысле, но… В общем, много способов. Другое дело, что применяются они редко, тут разрешение нужно, а для него – доказательства.
– Василий, а отчего ты начальником уголовного сыска быть отказался? – после нескольких секунд тишины вдруг спросил Титов.
– Неожиданно, – хмыкнул тот в усы. – Ты с чего об этом заговорил?
– Подумалось вот, что обязанности эти я саботирую безбожно, – тихо усмехнулся поручик. – Начал прикидывать, выходит, из тебя бы лучший получился. Неужто Чирков не предлагал?
– Да вот ровно по той же причине, что и ты, – засмеялся Φедорин. – Оно как-то не до бумажек, город-то больше занимает. Да ты не бери в голову, Натан, как-то же мы до сих пор жили. Пока с нами Михельсон, надёжный тыл по части документов обеспечен. Ей не в тягость, она привычная. Как прежнего нашего старшего на пенсию проводили и началась вот эта чехарда, так Михельсон у нас, почитай, за него.
– Так, может, её и предложить в начальники? – улыбнулся Натан. – Элеонора будет хорошо смотреться на этом месте.
– Откажется, ей тоже эти проблемы не нужны, – отмахнулся Федорин.
– Какой у нас уголовный сыск скромный, никто на начальственную должность не рвётся, – тихо засмеялся Титов.
– Отчего же никто? А Валентинов?
Отвечать на это никто не стал, сыскари только фыркнули одинаково. К тому же в этот момент автомобиль остановился у небольшого домика на Полевой, и стало не до разговоров.
– Андрей, отвезёшь пока Алечку? – предложил Федорин. – А я с нашим героем посижу, хоть подлечу его малость в меру сил. Дар у меня не бог весть какой, но всё лучше.
– Не надо меня никуда везти, – отмахнулась та, прихватив с заднего сиденья свои вещи. – Я здесь живу!
– То есть как? – возмутился Василий и недобро глянул на поручика, явно заподозрив того в дурном.
– Комнату она у той же хозяйки решила снимать, – со вздохом ответил Натан. Сил выяснять отношения сейчас не было, но объясниться требовалось. – Я пытался отговорить, но Аэлита Львовна весьма упряма.
– Есть такое дело, – усмехнулся Федорин, расслабляясь.
А там и сама Марфа Ивановна показалась на глаза, и сыскарь окончательно успокоился. Благодаря присутствию двоих крепких товарищей, помощь женщин не потребовалась, да и сам Титов был не настолько плох и вполне мог двигаться самостоятельно, пусть и с трудом. Хотя Брамс и Проклова всё же вертелись рядом, снедаемые беспокойством.
– Тебе бы в больницу лучше, – ворчливо заметил Федорин, выпроводив женщин и помогая петроградцу умыться, переменить одежду и улечься. От помощи тот не отказывался.
Ночной гость, о котором Натан ещё утром предупредил хозяйку, к нынешнему моменту успел проспаться и уйти.
– Вась, ты сам прекрасно знаешь, что не настолько мне и плохо, – отмахнулся поручик. – Серьёзных травм никаких нет, а это всё само собой пройдёт за пару дней. Если бы не нога, можно было бы спокойно дальше служебные дела делать.
– Прошло бы оно за пару дней, не трать ты силы на лечение царапин девицам, – проворчал Федорин. – Вот отчего нельзя было и её, и себя докторам сдать и не надрываться?
– Так не до докторов, надо было по горячим следам выяснять, что произошло, – отмахнулся Титов. – Я-то привычный, стреляный, а девушка напугалась… Можно подумать, ты бы на моём месте как-то иначе поступил!
– На твоём месте я бы женился и жену по всяким злачным местам не таскал, – искренне расхохотался Василий. Ещё больше веселья ему добавило и откровенное смущение поручика. – Брамс, конечно, девица довольно дурная, но хорошая, чего ты кругами ходишь – не понимаю.
– Ты никак в сводни заделался? – неприязненно нахмурился Натан. Одно дело, когда он сам обдумывает нечто подобное, а вот посторонних носов в таких делах петроградец не терпел.
А вообще, странно это. Сговорились они все, что ли, его с Брамс свести? Чирков со своими женщинами, теперь вот этот…
– Делать мне больше нечего, – отмахнулся Федорин. – Хотя тут только слепой не заметит, как вы друг друга влюблёнными глазами провожаете…
– Вась, не лезь, без тебя разберутся, – одёрнул его доселе молчавший Никитин. – Титов седмицу в городе, дай человеку хоть освоиться на новом месте! А ты его уже женить вздумал.
– И то верно, – виновато крякнул Василий. – Не серчай, Натан, я как-то подзабыл, что ты у нас человек новый, уж больно ладно в жизнь влился, словно всегда тут и был.
– Забыли, – отмахнулся Титов. Не ругаться же из-за такого пустяка, в самом деле.
Вскоре сыскари распрощались, у них и своих дел было в достатке, а петроградец почти сразу уснул: бессонная ночь сказалась, да и утренние события утомили до крайности.
А вот Аэлита, которая стараниями Натана чувствовала себя превосходно, первым делом занялась мытьём. Привычная к такому благу современного мира, как водопровод, она, конечно, ворчала от необходимости таскать вёдра воды из большой бочки на дворе, которую наполняли из расположенной неподалёку колонки, и мыться в корыте, потому что топить баню было долго, но терпела лишения стоически. К тому же сердобольная хозяйка помогла ей промыть волосы, причитая над синяками и ссадинами: Титов хотя и облегчил девушке жизнь, но полностью их залечить, конечно, не сумел.
Переодетая в чистое, Брамс почувствовала себя бодрой и полной сил, однако поручик, к которому она заглянула, крепко спал, и пришлось находить занятие на день самостоятельно.
За этим, впрочем, дело не стало: и без подсказки Титова вещевичка догадалась, что полученные от умбрографа результаты лучше бы расшифровать поскорее. Некоторое время подумав над тем, где можно выяснить заводской уровень вещевой силы автомобиля, Брамс так не пришла ни к какому выводу и, невзирая на ворчание Прокловой, направилась в Федорку на наёмном моторе, с тоской помянув раненого коня, которого еще предстояло вызволить со «Взлёта».
Вернулась она часа через два с хорошим уловом и устроилась в общей комнате, обложившись бумагами и прихваченными из института таблицами и вооружившись потёртой логарифмической линейкой. И просидела так до вечера, увлечённо покрывая чернильными закорючками лист за листом.
Марфа Ивановна бросала на вещевичку насторожённые взгляды и украдкой крестилась: высшая математика Брамс казалась ей сродни сказочной магии, значков этих женщина не понимала совершенно. Однако вопросами и подозрениями жиличку благоразумно не донимала: ну сидит и сидит, бурчит себе под нос какие-то заговоры непонятные про каких-то «объёмных интриганов», так ведь никому не мешает.
И, главное, креста не боится, Проклова проверила. Не то чтобы всерьёз подозревала девушку в чём-то этаком, но бережёного бог бережёт…
Пообедали женщины вдвоём, Титова будить не стали, а вот к вечеру Марфа Ивановна всё же пошла проведать заспавшегося жильца. И хорошо, что решила разбудить: позвала – молчит, тронула за плечо – а тот горячий, словно печка.
– Алечка, собирайся за доктором, быстрее. Поручику-то нашему плохо, – встревоженно проговорила она, выходя в общую комнату.
– Как – плохо? – охнула та.
– Жар. Иди, иди, да поскорее, я пока ему помочь попробую, – заторопила она, отыскивая бутыль с уксусом.
Доктора, слабого живника, Брамс привела минут через сорок, однако особенной пользы визит не принёс. Мужчина только развёл руками: причины для подобного состояния пациента он не видел. Раны, может, не совсем пустяковые, но и такого вреда от них быть не должно, так что врач списал лихорадку на общее истощение жизненных сил организма – и побился Титов знатно, и с лечением спутницы выложился, и потом ещё набегался на холодном ветру под дождём. Осмотрев, снял воспаление на бедре, поставил какой-то укол и наказал следить за температурой, оставив заодно мазь для ушибов и ссадин.
– Давайте я с ним побуду? – предложила Брамс. – Вот тут за столом устроюсь, мне разницы никакой, где сидеть.
Проклова с подозрением и сомнением поглядела на Титова: мужчина лежал поверх одеяла в одних подштанниках, и вообще-то не дело незамужней девице тут отираться. Но, с другой стороны, уход за больными есть женская доблесть и добродетель, самой Марфе Ивановне здесь просиживать было не с руки, а Аэлита вроде бы искренне желала помочь. Да и не в том состоянии был поручик, чтобы девицу своим присутствием бесчестить, так что хозяйка махнула рукой.
Какое-то время Аэлита перекладывала записи, пытаясь продолжить работу, лишь искоса поглядывая на мужчину. Но дело не шло, любопытство и жалость не давали покоя, и она всё-таки подвинулась вместе со стулом к постели. Осторожно, губами, коснулась лба – тот был хоть и горячий, но не сильно. А поручик просыпаться не спешил…
– Натан Ильич, а я умбру посчитала, – тихонько проговорила она, подвинулась еще ближе и осторожно, чтобы не потревожить бинты, переложила руку мужчины себе на колени, нежно поглаживая шершавую ладонь и кончиками пальцев прослеживая выпуклый узор вен на тыльной стороне. – Только я всё равно понять не могу, что это значит. Представляете, оно очень похоже на те странные цифры, что нам с вами Бобров показывал. Вы только очнитесь, а то вы меня второй раз за день пугаете. Не надо, пожалуйста, умирать, или что-нибудь ещё в подобном же духе…
– Например? – тихо спросил поручик, не открывая глаз, и ладонь его проворно сжалась, перехватывая пальцы вещевички.
Брамс ойкнула и дёрнулась от неожиданности, а потом возмущённо ахнула и попыталась отобрать руку.
– Так вы что, не без сознания?! И давно?
– Достаточно, – слабо улыбнулся он. – Простите. Вы бы тогда не вызвались со мной сидеть…
– А что вам до этого? – недовольно спросила девушка, но трепыхаться всё же прекратила.
– Приятно, – туманно отозвался мужчина, но потом всё же пояснил: – Когда вы рядом – приятно. Даже как будто легче делается от одного только присутствия.
– А что с вами вообще случилось? – полюбопытствовала Аэлита, окончательно успокоившись. Слова мужчины непонятно согрели, и спорить совершенно расхотелось.
– Не знаю, – поморщился он. – То есть чувствую, что был жар, и вроде бы он почти прошёл… Доктор приходил или мне приснилось?
– Приходил. Натан Ильич, а почему вы себя не вылечили? Мне вон как помогли, у меня даже не болит ничего. Только не говорите, что мне почудилось, вы ничего не делали и на самом деле я просто слабо ударилась, я же всё помню, хоть и испугалась! – поспешила сообщить она.
– Живник не может вылечить себя сам, увы, – вздохнул поручик. – Только кого-то. Но зато мы почти никогда не болеем и быстро восстанавливаемся.
– То-то вы пластом с жаром лежали, – не удержалась от язвительного замечания Брамс.
– Грешен, – со смешком признал Натан. – Может, меня тем-не-знаю-чем задело, что вы только что высчитали?
Аэлита пожала плечами, но сообразив, что мужчина не видит, ответила:
– Может быть. Но говорю же, у меня никакого объяснения этому феномену нет, не представляю, что это могло быть. Может, я, конечно, что-то не так посчитала и не учла…
– Завтра попробуем поговорить с Бобровым. Что-то мне подсказывает, у него есть если не все ответы, то их внушительная часть, – предположил Титов.
– Вы сначала оклемайтесь достаточно для этого, – возразила вещевичка. – Может быть, вам всё-таки лучше поспать? Ну или хотя бы отдохнуть.
– Попозже. Посидите, пожалуйста, еще немного!
Аэлита не нашла в себе сил отказать, да и желания такого у неё не имелось: ей рядом с Титовым тоже было хорошо и спокойно. Девушка кивнула, опять невесомо погладила его ладонь, а потом вдруг предложила:
– Хотите, я вам поиграю?
– То есть?
– На флейте. Я же не только вещами управлять умею, я и так инструмент хорошо знаю.
– Если вам нетрудно.
Вскоре флейта, чудом пережившая падение хозяйки с мотоциклета (тубус треснул, но устоял), зазвучала – тихонько, нежно. Было очень непривычно слышать эту несложную, трогательную какую-то, песню после всех тех мерзких звуков, которые извлекала Аэлита из инструмента по долгу службы.
Музыка мягко окутывала, ласкала, убаюкивала и удивительным образом приносила облегчение, словно бы смывая тягучую тяжесть, которую оставил после себя схлынувший жар. И вскоре мужчина уснул – крепко, спокойно, сном этим окончательно изгоняя остатки болезни.
Брамс некоторое время играла. Флейту она по-настоящему любила, но случай помузицировать выдавался редко, да и забывала девушка о подобной возможности, чаще находя себе иные занятия и развлечения. Заметив в конце концов, что Титов не шевелится, в первый момент опять встревожилась, но догадалась, что тот попросту спит. Коснулась лба – жар спал совершенно.
Какое-то время вещевичка сидела, с любопытством и без малейшего стеснения разглядывая полуодетого мужчину: живой поручик был гораздо интереснее картинки в анатомическом атласе. И красивей. Ладный, пропорционально сложённый, жилистый, он напоминал Аэлите античные статуи – и формой, и даже цветом, разве что тёмные волосы на груди и руках нарушали сходство. А вот мелкие неровности шрамов – наоборот, усиливали, напоминая трещинки на мраморе. Несколько совсем небольших и бледных отметин непонятно от чего, а несколько вполне заметных, справа, – наверное, части той самой раны, из-за которой у поручика болела нога. Тонкая борозда под рёбрами, пара светлых пятен и широкий рубец на боку, начинающийся у талии и теряющийся под нетуго завязанным поясом кальсон, сползшим чуть ниже пупка.
Впрочем, иных живых образчиков мужской наготы благовоспитанная девица Брамс в своей жизни и не встречала, разве что тощих голенастых мальчишек в детстве, и теперь её, ко всему прочему, грызло исследовательское любопытство: во-первых, хотелось рассмотреть целиком, чему мешали кальсоны и бинты, а во-вторых, сравнить хотя бы с парой-тройкой других мужчин. И любопытство было тем обиднее, что удовлетворить его не имелось никакой возможности. Не пойдёшь же раздевать этих самых мужчин, не так поймут, да и стягивать штаны с Титова сейчас было совсем неуместно. Он, конечно, может и не проснуться, да и вообще не успеет воспротивиться, но… обидится ещё. Любопытство любопытством, а на это Брамс была не согласна.
Глава 17. «Взлёт»
Утром Титов чувствовал себя значительно лучше. Правда, ушибленное плечо распухло и ныло, а рука плохо слушалась, и оставалось только радоваться, что рука – левая, а то ни побриться, ни поесть толком. И вообще хорошо ещё, что всё вот так обошлось, одним-единственным ушибом. Бывают же чудеса…
Со сменой повязок помогла хозяйка, которой, конечно, подробности происшествия рассказывать не стали, сославшись на обыкновенную аварию. Прокловой и этого хватило, чтобы всё утро вдохновенно причитать об ужасах прогресса и современного транспорта, который носится как оглашенный, и благодарить Бога, что жильцы не убились.
Титов соглашался почти со всем и почти искренне, даже поддакивал, что лошадей уважает гораздо больше, так что Марфа Ивановна, найдя в нём поддержку и понимание, быстро успокоилась.
– Доброе утро! – просияла при виде поручика Брамс. – Как вы себя чувствуете?
– Доброе, – согласился тот, присаживаясь к столу. Мужчина хоть и прихрамывал, но обходился без трости и оптимистично полагал, что к вечеру и так вполне терпимая боль пройдёт окончательно. – Гораздо лучше, чем вчера, и готов к новым свершениям. А вы как?
– Прекрасно! Какие планы у нас на сегодня?
– Постараемся всё же добраться до «Взлёта», но только не сразу, – со смешком отозвался Натан. – Начнём с прогулки до Департамента, надо же выяснить, как там дела, заодно возьмём служебное авто. Потом в Охранку, поговорить о вчерашнем с Бобровым, и только после этого уже на «Взлёт». Мне не приснилось, вы в самом деле расшифровали умбру на месте удара?
– В общем, да, – кивнула она задумчиво. – Я полночи об этом размышляла, и знаете, у меня какое-то очень странное ощущение от происходящего… – пробормотала Брамс и замолкла.
– Ну-ка, поделитесь, – подбодрил её заинтересованный Титов.
– Только обещайте не смеяться!
– Обещаю.
– Мне кажется, что мы сейчас с вами столкнулись с чем-то таким, чего прежде никогда не видели. Причём не только мы, – неуверенно протянула она.
– Поясните, пожалуйста, – нахмурился Натан, понимая, что Брамс имеет в виду совсем не отсутствие у них личного знакомства с преступником.
– Мне не даёт покоя поведение этого Боброва и две странных умбры, – девушка в задумчивости потёрла лоб. – Он… как бы это сказать? Он будто бы знает что-то такое, чего не знаем мы, и это не какая-то мелочь. Мы сейчас с вами словно… ну словно Рентген, который только-только обнаружил свои икс-лучи! Словно рядом существует целая огромная область неизведанного, к которому мы едва-едва прикоснулись, взглянув вот на эту умбру, и пока даже не сознаём масштабов! – горячо проговорила Аэлита, возбуждённо всплёскивая руками. Но потом осеклась, пару секунд помолчала и закончила хмуро, задумчиво: – Вот только, в отличие от открытия Рентгена, неизведанное оно не для всех.
– Какой… своеобразный вывод, – заметил Титов, задумчиво разглядывая собеседницу: – И вы сделали его всего лишь на основе двух таблиц умбры?
– Вы мне не верите?
– Отнюдь, – отмахнулся поручик. – Для этого нет причин, ваши слова звучат очень убедительно и вполне могут оказаться правдой. Я просто пытаюсь успеть за вашими мыслями и чувствую при этом, что безнадёжно отстаю. Вы умеете удивлять, Аэлита Львовна. То рассеянная и путающаяся в мелочах, а тут вдруг – столь смелый, неожиданный вывод. Впрочем, я вечно забываю, что в вещах вы понимаете куда больше не то что меня, но всех знакомых мне вещевиков… Но всё же поясните подробнее, что именно вас так зацепило в этих результатах?
– Их невозможность, – спокойно пожала плечами девушка. – И вероятность ошибки при этом слишком мала. Бобров вряд ли намеревался пошутить, он показывал сотню раз проверенный результат. И во вчерашних измерениях умброметра я совершенно уверена: я сняла значения два раза и между этими съёмами проверила сам прибор, так что ошибка исключена. Может быть, он после потрясения и потерял в точности, но не настолько! Слишком, до крайности нетипичные цифры!
– Да, я помню, вы еще в прошлый раз что-то подобное говорили, – задумчиво кивнул Титов. – Что ж, вариантов у нас немного, будем выяснять подробности. А поскольку никакого материла для исследований, как я понимаю, у нас нет, остаётся попытаться добыть эти сведения у того, кто ими владеет. В этом нам повезло: мы знаем, к кому идти с вопросами. Но для начала – в Департамент.
На улице в сравнении со вчерашним распогодилось. Слегка потеплело, облака поднялись и поредели, местами обретя тусклый серо-голубой цвет – там, где они вот-вот грозили прорваться чистой синью. Пахло подсыхающими лужами и тополями. Выйдя на крыльцо, сыскари, не сговариваясь, несколько секунд постояли на месте, наслаждаясь утром, которое обещало хороший, светлый день.
Поручику слегка портила настроение низменная мысль о том, что надо выкроить время и заглянуть к портному: вся вчерашняя одежда пришла в негодность, и теперь у него имелся единственный комплект повседневной формы. Конечно, был еще тёмный вариант, «боевой», но беда в том, что предвидеть неприятности Натан не мог, а в обычных обстоятельствах ношение такого варианта формы не поощрялось. Да и сам поручик, хоть и ворчал, а к белому кителю привык куда больше.
– Вы не против немного прогуляться вон туда, до перекрёстка? Хочу купить газету, – предложил Титов. Мужчина хоть и вооружился на всякий случай привычной тростью, но почти не хромал.
– Нет, не против. Знаете, Натан Ильич, я вот еще что подумала… Жалко, что в том доме всё взорвалось. Почему-то мне кажется, мы бы обнаружили там точно такие же следы, как вчера. Я, конечно, не могу ничего доказать, но почти уверена: наше с вами предчувствие связано как раз со странностью умбры этих необычных явлений.
– Интересная версия, – покосился на неё поручик. – Но, насколько я знаю, заметить умбру на расстоянии, да ещё без навыка, почти невозможно.
– Совершенно верно, но ведь это не значит, что она куда-то пропадает и прекращает влиять на окружающие предметы и людей, – логично возразила девушка. – Обычная умбра людей и вещей не вызывает никаких чувств ни вблизи, ни на расстоянии, потому что они окружают нас постоянно, обыденны и привычны. А вот с этим нечто возникает явственный диссонанс, на который мы подспудно реагируем как на угрозу, потому что это нечто новое, незнакомое. В этом смысле её можно сравнить с инфразвуком: его мы тоже не слышим, но всё же реагируем, испытывая безотчётный страх. Это моя теория. Сырая, правда, с множеством пробелов, а проверить и найти ответы я пока не могу, но и опровергнуть её пока нечем. Очень надеюсь, что Бобров и впрямь поможет. Что пишут? – полюбопытствовала она, потому что в этот момент поручик развернул взятую у торговца газету.
– Ничего неожиданного, – отозвался Натан, проглядывая заголовки и, по диагонали, заинтересовавшие его заметки.
«Губернские ведомости» кричали про маньяка и бездействие полиции, а все прочие темы не представляли интереса. Вчерашняя авария, к слову, в печать не попала; да и ничего удивительного, где замешана Охранка – прессе не место. Сложив газету, с тем чтобы внимательнее изучить позже, Титов вновь предложил девушке локоть, и они двинулись в обратный путь.
В двадцать третьей комнате вновь царствовала Элеонора, а в углу тихо сидел Бабушкин со своим пасьянсом. Женщина подняла взгляд на вошедших, несколько секунд их рассматривала, и в это время её тонкие, тщательно выщипанные брови медленно поднимались всё выше.
– Хоро-о-ош! – с почти искренним восхищением протянула она, завершив осмотр.
Поручик только усмехнулся в ответ. Он прекрасно отдавал себе отчёт, как выглядит с рукой на перевязи и, главное, ссадинами на лице – особенно внушительной над бровью, окружённой насыщенным фингалом, и несколькими помельче.
– Зато живые, – возразил он весело.
– Это не может не радовать, – сдержанно улыбнулась Михельсон. – Что у вас там произошло – не спрашиваю, заходил Василий, всё обсказал.
– Кхм. Хорошо, – с лёгкой растерянностью кивнул поручик.
У Титова самого к себе оставались вопросы после того происшествия, а у окружающих, выходит, нет?! То ли Федорин умолчал о загадочных деталях падения, представив его рядовой дорожной аварией, то ли Элеонору всё это и вправду не заинтересовало, что было весьма неожиданно. Чтобы любознательная делопроизводительница отказалась от возможности почесать язык и обсудить мистическое явление? Да быть такого не может! Впрочем, Титов уже усвоил, что Михельсон – женщина своеобразная и лишь чуть менее странная, чем Брамс, так что не стоит удивляться, если порой не удаётся постичь её логику.
– Было еще что-нибудь важное?
– Да, из архива пришли списки обитателей кварталов у начала Новособорной, – рассеянно и равнодушно кивнула Элеонора, и Натан решил, что она сегодня просто не в настроении. – Про некоторых известно, куда подались после, про некоторых – нет. И дело на дурачка и его сестру, оказывается, всё же завели. Да, вот ещё от пожарных бумага о взрыве.
– Замечательно! Что бы я без вас делал? – улыбнулся Натан. – Давайте-ка мы, Брамс, для начала сравним списки, а то, может, и ехать никуда не придётся…
Как ни странно, повезло почти сразу, причём по-крупному: в деле среди фамилий очевидцев упоминался «отрок Руслан Меджаджев семи лет от роду, сын ссыльного смутьяна с Кавказа». Титов растерянно хмыкнул.
– Платон Агапыч, Элеонора, а что, в городе ссыльные живут? Вот прямо так, среди прочих граждан?
– Это ты где такое вычитал? – озадачилась Михельсон, и поручик процитировал.
– А-а, – протянул Бабушкин. – В девяносто первом дело было? Так за пару лет до того на Кавказе опять какие-то волнения случились, вот царь-батюшка и осерчал, вывез всех смутьянов, прямо целыми семьями. Этот твой Меджаджев, видать, смирный был или из родовитых каких, вот до Сибири и не доехал, здесь осел. Горцы, вообще, когда целая семья есть, милейшие люди: и гостеприимные, и домовитые, и работящие, и к старикам уважительные. Но то ежели отец семейства рядом, слово отца для них – закон, тут бы и нашим некоторым впору поучиться послушанию. А вот если молодые парни без глазу, то ровно стая делаются, словно совсем иные люди: да оно и понятно, чужаки им не указ, кровь горячая, ухарства – на троих в каждом. Вот их и перевозили сразу семействами, со скарбом, стариками и детьми. Тех, что не совсем пропащие, конечно, не разбойники. Вот и эти, видать, из таких.
– Ясно. Значит, где-то и дело на отца семейства должно быть?
– Поищу, – понятливо пообещала Элеонора, и поручик опять погрузился в списки: следовало проверить всё до конца.
Однако на этом везение закончилось, других совпадений не было, если не считать нескольких однофамильцев иных вещевиков из списка, которые в поле зрения Титова до сих пор не попадали. А выяснить, есть ли между теми именами и нынешними фигурантами связь, предстояло всё той же незаменимой Михельсон.
Да и отчёт пожарных невероятными открытиями не изобиловал, а лишь подтверждал изначальные предположения о динамите «со взрывателем неустановленной конструкции». Да Титов на него и не надеялся. Потом поручик сдал делопроизводительнице письма и дневник для приобщения к делу, какое-то время потратил на бюрократические мелочи – подписание всевозможных отчётных внутренних бумаг. И только после этого, прихватив Брамс, двинулся к выходу.
Правда, даже выйти не успели: дверь распахнулась, и на пороге они едва не столкнулись с Валентиновым.
– Здравствуйте, здравствуйте! Какие люди! – тот мгновенно расплылся в приторной улыбке.
Титов мелко вздрогнул, не сводя взгляда с лица Антона Денисовича: совершенно явственно он увидел вместо человеческого рта длинную, от уха до уха, узкую щель, полную мелких треугольных зубов, а глаза показались тёмными круглыми плошками.
Моргнул – всё пропало.
– Наслышаны уже о ваших приключениях, что же вы так неаккуратно? – продолжал Антон Денисович тем же елейным тоном.
– Доброе утро, – хмуро проговорил Титов, стряхнув оцепенение. Ни на один из вопросов отвечать не стал, лишь жестом пригласил Аэлиту на выход, придержав дверь.
Огромные усилия он прилагал, чтобы не пялиться на Валентинова с подозрением, вглядываясь в тонкие черты в поисках мелькнувшего видения, тут уже не до любезностей. Больше того, он до последнего не мог избавиться от глупого ощущения, словно сейчас коллега прыгнет на холку и вцепится вот этими треугольными зубами в горло. Так что, когда дверь двадцать третьей комнаты закрылась за спиной, вздохнул с облегчением.
«С ума я, что ли, схожу? – мрачно подумал поручик. – Сначала язычник этот со своими русалками, теперь вот того хуже…»
– Аэлита Львовна, а что вы думаете о Валентинове?
– Он похож на жабу, – без раздумий ответила Брамс. – Такой же склизкий и противный, только что не зелёный. Не знаю, почему Элеонора Карловна его тараканом называет, тараканы, по-моему, гораздо приятнее.
– Хм. Вы боитесь жаб?
– Не люблю, – поправила Аэлита. – Если только в качестве лабораторного материала на столе.
– Какая вы жестокая, – изумился такому ответу Натан. – Чем они вам не угодили?
– Они скользкие, пупырчатые, зелёные, вот с такими глазами, – отозвалась она, приставив к лицу ладони с растопыренными пальцами. – Это ведь ужасно!.. А к чему вы про Валентинова спросили?
– Да так, – неопределённо отмахнулся Титов. Не говорить же, что у него вдруг видения начались! Просто свет неудачно попал, да воображение разыгралось… – Я не могу понять, почему он еще здесь и почему чувствует себя столь вольно? Ведь это же полиция, больше того, уголовный сыск. Здесь таким, как он, не место. Он трусоват, лицемерен, подл, он презирает государя, страну и народ, которым служит. Если бы, скажем, весь отдел состоял бы из таких, это было бы, бесспорно, отвратительно, но объяснимо. Однако прочие служащие сыска, с которыми я успел познакомиться, прекрасные люди, которые к делу своему относятся с большим тщанием и уважением. И жалование у нас, конечно, хорошее, но явно недостаточное для столь амбициозного человека, вряд ли оно способно его удержать. Упрямство Валентинова ещё как-то могло объясниться надеждой на повышение и место начальника отдела, но у меня сложилось впечатление, что Чирков его тоже не особенно жалует. Вежлив, дружелюбен, но Пётр Антонович, по-моему, со всеми таков.
