Текст книги "Уездный город С*** (СИ)"
Автор книги: Дарья Кузнецова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 31 страниц)
– Ничего страшного, – проговорила Аэлита. – Это… интересно. Коленька вот приедет в отпуск из полка, вы с ним точно подружитесь.
– Полагаю, да. Вот вы, кстати, сказали про сложность с поиском остроумного ответа, и мне вспомнилась наша первая встреча, – заметил он, желая перевести разговор на менее щекотливую тему. – Про дрын было весьма остроумно, хотя и нарочито, так что вы себя недооцениваете.
– Ну если совсем честно, это не я придумала, – смущённо созналась Брамс. – Это у нас в любительском театре при Университете пьеску ставили детективную, «Уездный город» называлась, кто-то из студентов сочинил.
– И хорошая пьеса? – со смешком полюбопытствовал Титов.
– Мне понравилось, – смущённо отозвалась Аэлита, не вдаваясь в подробности. На самом деле, пьесу ругали за вот эту самую нарочитость, но говорить о том девушка не желала, ей энергичная приключенческая история пришлась весьма по душе.
К её счастью, времени на праздные разговоры уже не оставалось: они добрались.
Охранка квартировала неподалёку, в небольшом, классического стиля особнячке радостного лимонно-жёлтого цвета.
Номинально Охранное отделение являлось частью полицейского Департамента, но фактически стояло особняком и начальнику его не подчинялось, было как бы наравне, или даже чуть выше, поскольку при необходимости имело право отдавать приказы полицмейстерам. Губернскими представительствами Охранки верховодил сидящий в Петрограде начальник всего Охранного отделения, который одновременно являлся заместителем министра внутренних дел по политической безопасности. В случае разногласий высокопоставленных полицейских чиновников – полицмейстера и начальника Охранки – мог рассудить губернатор на месте или, в крайнем случае, сам министр. Впрочем, ничего о подобных грандиозных скандалах Титов не слышал и с трудом представлял, какая катастрофа должна была разразиться на месте, чтобы начальник Охранки взял на себя командование всей полицией.
Бобров Михаил Павлович оказался невысоким, плотным, лысым типом с пышными усами и круглыми совиными глазами за тонкими стёклами очков. Собранный, твёрдый, с тяжёлым взглядом и какой-то весь холодный, гладкий, словно вырезанный из камня. Кабинет очень ему подходил: строгие белые стены, низкий массивный стол из тёмного дерева, такие же шкафы – основательные, надёжные, без украшений. Окна выходили на север, и из-за облачной погоды здесь царил полумрак, да вдобавок плотные коричневые шторы были задёрнуты. На столе, в окружении сразу трёх телефонных аппаратов, горела неяркая лампа. Похоже, подобно сове, на которую походил наружностью, Бобров недолюбливал яркий свет.
– Титов и Брамс, стало быть? – задумчиво проговорил хозяин кабинета.
Аэлите под пристальным, но очень спокойным и невыразительным взглядом светло-коричневых, почти жёлтых глаз сделалось не по себе, и она не только не стала отвечать, но придвинулась к поручику так, что это сделалось уже почти неприлично, и с трудом подавила порыв спрятаться за его спиной. Однако в следующее мгновение рассердилась на себя, отстранилась от спутника, расправила плечи и чуть задрала нос. Никакого отклика в начальнике Охранки подобный манёвр не нашёл, тот оставался невозмутимо-равнодушным.
– Наслышан, – медленно кивнул Бобров после паузы, а потом добавил: – Садитесь. Чирков о вас звонил. Ρассказывайте вкратце, что за дело.
Объяснения Титов взял на себя и управился довольно быстро – он уже навострился пересказывать эту историю. Слушал Бобров внимательно, порой что-то спрашивал, но выражение совиных глаз оставалось прежним, и это подспудно тревожило: неясно было, не то он находит слова просителей ересью, не то заинтересован. Натан успокаивал себя простым соображением: если бы ему было неинтересно, их бы уже отправили на все четыре стороны.
– Любопытно, – подытожил рассказ Бобров. – Весьма.
Несколько мгновений он сидел неподвижно, полуприкрыв глаза и сцепив кончики пальцев, а после распрямился, выдвинул один из ящиков стола и зашуршал в нём бумагами. Сыскари обменялись озадаченными взглядами, но задавать вопросы не рискнули.
– Вот, полюбуйтесь, – проговорил начальник Охранки, вынимая из безликой папки лист бумаги с какой-то таблицей, и протянул добычу Брамс. – Ваше мнение, та женская вещь, следы которой вы нашли на телах, может соответствовать вот этому образцу?
Глаза Аэлиты жадно вспыхнули, когда девушка вцепилась в документ, а Натан, хмурясь, переводил взгляд с неё на по-прежнему равнодушного Боброва и обратно.
– Нет, никоим образом, – рассеянно проговорила девушка в конце, возвращая документ владельцу. – Там что-то довольно простое и обыкновенное, а здесь… Что это? Очень странные, непонятные сочетания, я прежде никогда такого не видела.
Начальник Охранки впервые проявил какие-то эмоции – чуть улыбнулся, приподняв уголки небольшого, тонкого рта. Глаза при этом остались холодными, и на вопрос мужчина не ответил, выдержал паузу, после чего заговорил, кажется, безотносительно той таблицы:
– Вы превосходный специалист, Аэлита Львовна. Даже жалко, что переманить вас не удастся. Особенно теперь. – Взгляд его мазнул по Титову, а после вернулся к столу, и Бобров принялся писать какую-то бумагу.
Сыскари опять переглянулись, причём Брамс уставилась на поручика с явным вопросом в глазах, ожидая толкования намёка. А поручик только и мог, что растерянно пожать плечами: он этого намёка тоже не понял.
– Вот, отдайте майору Русакову, он на «Взлёте» начальник охраны. Окажет всестороннее содействие. Скажете на проходной, чтобы его позвали.
– Михаил Петрович, разрешите вопрос? – осторожно проговорил Титов, с благодарным кивком принимая бумагу.
– Я даже знаю, какой. Не задумывайтесь вы об этой таблице, она никакого отношения к вашему делу не имеет. Вот и Аэлита Львовна подтвердила, это нечто совсем иное. Мне просто интересно было взглянуть на реакцию вашей спутницы, – отмахнулся Бобров. Кажется, любопытство сыскаря не вызвало его неудовольствия. – Держите меня в курсе расследования, если вдруг окажется, что замешан кто-то из моих подопечных. Удачи в поисках, – подытожил он, ясно давая понять, что разговор окончен.
Спорить просители не стали и, распрощавшись, вышли. Но на крыльце под козырьком остановились, и Натан заглянул в выданную бумагу. Полномочия та давала самые широкие, по ней сотрудникам охраны «Взлёта» надлежало оказывать всяческое содействие полиции под страхом серьёзных служебных проблем вплоть до увольнения.
– Как думаете, что это было? – полюбопытствовал Титов, складывая бумагу в планшет. – Что за вещь он вам показывал и, главное, зачем?
– Не знаю, – глубоко вздохнула Брамс, всё больше хмурясь. – Вот только… Натан Ильич, не знаю, что это было, но это было неправильно, – тихо, упрямо проговорила она.
– Неправильно? – уточнил поручик.
Брамс неопределённо поводила в воздухе рукой, потом махнула ей.
– Не знаю. Я сама еще не понимаю. Но я подумаю. А что ещё вас обеспокоило?
– Мне не нравится интерес к этому делу со стороны Охранки. Особенно если оно норовит пересечься с каким-то другим делом, лежащим в столе у начальника этой самой Охранки. А я не верю, что он «просто хотел показать», такие люди ничего не делают «просто».
– Почему вы так к ним настроены? – удивилась Брамс.
– Потому что главная их служба – политика, а это из грязи грязь. Уголовный сыск тоже имеет дело с отбросами общества, но здесь всё как-то прозрачнее и честнее: нужно поймать преступника и предать его суду.
– А там не так?
– Не всегда. Порой их оставляют и используют, порой меняют, да и сами дела обычно грязнее, потому что речь идёт в большинстве случаев о предательстве. Впрочем, я забегаю вперёд, не стоит пока торопиться с выводами. Давайте для начала прокатимся до этого «Взлёта» и познакомимся с майором Русаковым. Может быть, кривая вывезет и обойдётся в итоге без Охранки.
– Натан Ильич, а у вас, может, плащ какой есть? – задумчиво поинтересовалась Брамс, поглядывая на серое, низкое небо, с которого пока ничего не сыпалось, но это явно было делом времени.
– Чтобы у коренного петроградца не нашлось плаща? – весело переспросил мужчина. – Мы с ними рождаемся, Брамс. А некоторые, самые удачливые, с жабрами.
Аэлита обвела мужчину задумчивым взглядом, особенно задержавшись на шее, а потом осторожно спросила:
– Это ведь была шутка, да?
– Местный колорит, – пояснил Титов.
– Смешно, – задумчиво похвалила вещевичка. Натан в ответ расхохотался – не над шуткой, конечно, а уже над девушкой, но продолжить этот в высшей степени занимательный разговор им не дали. Приоткрылась дверь, и на крыльцо выглянул молоденький белобрысый дежурный. Заметив сыскарей, он просветлел лицом:
– Ещё не уехали?
– Уже уехали, – со вздохом ответил поручик. – Что такое?
– Ваши звонили, очень просили вас в Департамент вернуть.
– Что случилось? – нахмурился Титов.
– Я толком не разобрал, какую-то они покойницу нашли. Опять, – пожал плечами дежурный.
Натан едва не выругался в сердцах, но зацепился взглядом за Брамс и передумал, только вновь вздохнул глубоко и благодарно кивнул белобрысому.
– А где – не сказали?
– Да я и не спрашивал, я вас побежал ловить.
– Хорошо, спасибо, – кивнул поручик. – Пойдёмте обратно, Брамс. «Взлёт», похоже, откладывается.
Глава 13. Дурачек
Третий труп обнаружили не на мысу, а ниже стрелки, уже в реке, на краю протоки между берегом и Коровьим островом. То ли убийца проявил чрезвычайную осторожность и знание психологии, то ли полицейские оказались недостаточно старательными в своей засаде, и их заметили, однако никакой пользы эта мера не принесла. Титов не сомневался, что усиление патрулей не поможет предотвратить новое убийство, если речь шла именно о серии, но надеялся хоть так их остановить. Увы, преступник оказался хитрее, а место спуска тела в воду было ему неважно.
Натан к трупу не подходил и выловить его не помогал – слишком неуверенно поручик сейчас стоял на ногах, боялся оскользнуться на истоптанном коровами глинистом берегу. Да и что там разглядывать, в самом деле? Кроме места находки, тело ничем не отличалось от предыдущих: молодая женщина сходной наружности, со следами удара на затылке и признаками утопления, спущенная в воду прежним образом, убитая вчера вечером. Только обнаружил труп не рыбак, а пригнавший стадо на водопой пастух – снулый тощий детина с плоским, рябым, неумным лицом. Взглянув на него и перемолвившись парой слов, Титов отпустил парня восвояси – проку от олуха не было и быть не могло.
От судебных медиков сегодня присутствовал другой специалист, не Филиппов. Немолодой, невыразительный и молчаливый, он производил не самое приятное впечатление своими рыбьими глазами и редкими, сальными седыми волосами. Однако дело как будто знал крепко, был в курсе предыдущих случаев и обещал управиться со вскрытием в кратчайшие сроки.
Картина умбры, снятая Аэлитой, полностью повторяла предыдущую, с тенью некоей вещи, и, пока судебные, скользя и ругаясь, с помощью городового вытаскивали тело, Титов крутил в голове это обстоятельство. Откуда взялась разница? Почему на первом трупе умбра была стёрта подчистую, а на двух других – остались следы? Та вещь, которая их оставила, появилась у преступника после первой смерти? Прихватил на память У Наваловой?
Картина маньяка вырисовывалась еще чётче. Первое убийство, может быть, совершённое в аффекте или с другим, вполне весомым мотивом, стронуло что-то в шаткой психике вещевика, и он принялся избавляться от женщин, похожих на первую жертву, прихватив у неё на память некую вещь. Может быть, даже не задумавшись, что это не просто украшение.
С другой стороны, оберег этот мог и не принадлежать Наваловой, а появиться у убийцы иным путём.
Увы, поиски с собаками на этот раз тоже не принесли никакого результата: не то добирался убийца не по берегу, а по воде, не то еще что, однако след не взял ни один из трёх охотников, хотя скрупулёзно обошли весь берег до самого моста.
Титов бегать за собаками и их хозяевами не мог, но всё равно доходился до того, что к моменту свёртывания поисков был, кажется, способен лишь лечь и помереть. Ну или утопиться в такой заманчиво-близкой тёмной речной воде, и зарядивший дождь лишь подстёгивал угрюмые мысли. Благо еще поручик перед поездкой прихватил из дома форменную плащ-накидку, неплохо спасавшую от сырости. Брамс же категорически отказалась от любой другой верхней одежды, кроме своего анорака, и настаивать мужчина не стал: роба была длинная, до середины бедра, и действительно защищала от непогоды, так что за здоровье подопечной можно было не волноваться.
– Натан Ильич, у меня из головы не идёт та таблица, которую нам в Охранке показали, – негромко поделилась Аэлита, когда сыскари медленно шли в гору к дороге. Титов бы и ещё медленнее ковылял, однако упрямство не позволяло.
– И как? – уточнил мужчина, радуясь возможности отвлечься на разговор.
– Не знаю, как объяснить… – она замялась. – Мне очень странно говорить такие слова, но та умбра принадлежала чему-то живому.
– Вы меня окончательно запутали. Как это – «чему-то живому»?
– Я и сама запуталась, – тяжело вздохнула Брамс. – И сама не понимаю, как подобное вообще может быть. Видите ли, стереть умбру с живого человека до конца нельзя, некоторое её количество – или, точнее, некоторое количество вещевой силы, – постоянно вырабатывается нашими телами. У вещевиков и живников – больше, у прочих – меньше. После смерти эта собственная умбра очень быстро истаивает, буквально за считаные минуты. То есть, сняв умброметром показания с живого человека, мы получим определённую картину, по которой, говорят, живники даже могут какие-то болезни обнаруживать. Животные и растения тоже при жизни вещевую силу вырабатывают, но меньше. Самое главное, умбру человека, животного и вещи невозможно перепутать, они очень сильно отличаются. А вот в той таблице было что-то среднее между умброй человека, причём вещевика, животного и вещи. Я с первого взгляда даже внимания не обратила, а ведь там же был явственно завышен уровень… – проговорила она, но, бросив взгляд на поручика, осеклась и заметила нейтральней: – В общем, очень странная картина.
– А не мог это быть, скажем, человек, на котором надета какая-то хитрая и сложная вещь? Или человек со зверем на плече?
– Определённо, нет. Помимо прочего, там еще недоставало некоторых важных показателей. И замаскировать их вот так, в отдельности, совершенно невозможно. Как думаете, нужно об этом тому дяденьке сказать? Или они без нас разберутся?
– Да Бог их знает, – вздохнул Титов. – С одной стороны, не хочется лишний раз привлекать внимание Охранки, без него здоровее будешь. А с другой, вдруг это действительно важно? Если бы это говорили не вы, кто-нибудь иной, я бы, может, и отмахнулся. В конце концов, в Охранке своих спецов хватает. Но… – он пожал плечами и качнул головой, а после решительно махнул рукой: – Думаю, уточнить стоит, только рваться ради этого на приём не будем. Раз уж нам велено держать Охранку в курсе, вот как дойдёт дело до следующей встречи – так и сообщим заодно. Ну что, поедемте на «Взлёт»? – предложил поручик: они как раз добрались до дороги и оставленного там верного «Буцефала».
Брамс рассеянно кивнула, укладывая чемоданчик в багажную сетку. Натягивая краги, искоса поглядывала на мужчину, а потом вдруг резко обернулась к нему и неожиданно твёрдо проговорила:
– Нет, для начала мы поедем в Департамент.
– Зачем? – растерялся Титов.
– Пообедаем, а главное, вы отдохнёте! – непримиримым тоном заявила вещевичка, даже грозно упёрла руки в бока. Выглядело это, правда, довольно потешно.
– Отдохну от чего? – не удержался от улыбки поручик.
– От прогулок! И совсем не смешно, – чуть сбавила тон девушка, но упрямо нахмурилась и продолжила: – Я же вижу, как вам тяжело! Вы утром хромали не так сильно, а теперь вообще почти на ногу не опираетесь, и ещё кривитесь на каждом шаге… Натан Ильич, ну нельзя же так, взрослый же человек! Что вы себя совсем не бережёте?!
Отповедь вещевички Титов слушал с улыбкой. И смешно было, что эта рассеянная девица ему выговаривает за упрямство, и неловко, потому что говорила Брамс дело, и как бы ни хотелось поручику обратного, а поберечься и впрямь следовало, ведь не просто так его из кавалерии турнули. А еще от искреннего негодования и волнения Аэлиты, оттого, что вообще обратила внимание при всей её рассеянности и ненаблюдательности, делалось очень тепло и сладко на сердце.
– Дурак, наверное, – легко согласился Натан, пожав плечами. – Значит, едемте в Департамент, всё одно вы за рулём. Не пойду же я до завода пешком.
От такого ответа Брамс совершенно опешила и на мгновение обмерла – она-то всю дорогу подбирала слова, настраивалась на долгий спор, а поручик взял и послушался! Пару мгновений Аэлита ещё растерянно хлопала глазами, ожидая, что мужчина передумает, но тот продолжал разглядывать её с тёплой, ласковой улыбкой и не спешил заявлять, что пошутил. Несколько смутившись под таким взглядом, вещевичка молча кивнула и принялась заводить «Буцефала».
Титов же, уже привычно устраиваясь позади девушки на жёстком сидении, вынужден был признать одно несомненное достоинство железного коня перед живым: в седле бы поручик сейчас точно не удержался, а тут вроде и ничего…
– Случилось что-то ещё? – растерянно спросил у Элеоноры Титов, когда они с вещевичкой после обеда заглянули в двадцать третью комнату. Кроме делопроизводительницы, присутствовал один только Бабушкин, раскладывающий за столом большой пасьянс.
– Разное, – лениво отозвалась женщина, глянув на поручика поверх газеты, которую со скучающим видом изучала. – На Соловьиной поножовщина, по всему видать, на бытовой почве, туда Валентинов поехал, он такое любит…
– Такое – это поножовщину? – озадачился поручик.
– Такое – это когда дело большое, шумное и делать ничего не надо, – снисходительно пояснила Михельсон. – Федорин с Никитиным карманника ловят. По всему видать, щипач залётный – за два дня восемнадцать случаев, здешние так не наглеют. И я так думаю, поймают, у Васьки на них нюх, – веско проговорила Элеонора. – Адам с ними, опыт перенимает. Ну а у Шерочки с Машерочкой разбой у порта, им нынче очень на беготню везёт. Что там на Русалочьем? Третья?
– Третья, – тяжело кивнул Титов, опускаясь в кресло. – Опять та же картина – и венок еловый, и свечка, и плотик, и даже верёвка тем же узлом на запястьях завязана. По всему выходит, маньяк у нас завёлся. И больше прочего тяготит непонимание его цели. Он ведь явно вкладывает в такие «похороны» некий смысл, и я теряюсь в догадках какой?
– А остальное, можно подумать, тебе кристально ясно? – заинтересованно фыркнула Элеонора, отложив газету.
– Нет, отчего же? Вопросов куда больше, чем ответов. Но этот кажется мне принципиальным в том смысле, что цель убийств определяет их количество. Сколько еще нам жертв ждать? Или он всё же успокоится тремя?
– В девяносто первом году, – вдруг задумчиво подал голос Бабушкин, – был у нас в городе забавный случай…
Проговорил и умолк. Титов подождал несколько секунд и собрался уточнить, но его внимание взмахом руки привлекла Элеонора и выразительно приложила палец к губам, веля терпеть. Поручик растерянно послушался, а старик ещё с десяток секунд помолчал, потом вновь заговорил.
– У одного городского дурачка сестра преставилась. Думали, сам он её и порешил по дури своей. Поймали его за тем, что он плот снаряжал, на который сестру пристроить пытался – простоволосую, в венке из еловых веток, со свечкой в руках. И всё у него не получалось никак пристроить её ладно, постоянно она с плота этого соскользнуть норовила. Пацанва окрестная его застукала и взрослых позвала. Дети этого дурачка боялись до жути – большой, мычит страшно… Так он её и прилаживал, до самого прихода городового.
Платон Агапович опять умолк, но на этот раз Титов проявил терпение и без сторонних напоминаний. Ясно, почему старик заговорил: выходило буквально один в один нынешние три трупа.
– Да. Только вот дурачок тот не виноват оказался, с сердцем сестре его плохо стало. Больная она была, как и братец. Только он рассудком, а девка – эвона как. А он её так похоронить хотел. Доктор, что его осматривал, говорил, дескать, хорошо он ей решил сделать, помочь. Воду она, дескать, любила, и всё повторяла, что русалкой бы стать хотела – у них ни хлопот, ни забот, ни болезней. Только грех на душу взять не смогла, Бога побоялась. Такая вот история.
– А родня у них какая-нибудь осталась? – осторожно спросил поручик.
– Двое их было, сирот. Дурачок тот, Остапом звали, потом при больничке жил. Жалели его, кормили, а он помогал по мере сил. Безобидный был, тихий, но сильный как вол. Да и сестру свою пережил всего на три года, отмучился. И то доктора дивились, что он вообще до таких лет дотянул.
– А где они жили, помните?
– Отчего же не помнить? – старик вскинул брови, не отрывая взгляда от своих карт. – На Новособорной, у самой железки их хибара была. Да только её уж, поди, с землёй сровняли давно… Кожины их фамилия была, ежели спрашивать станете.
– Станем, – кивнул Натан и тепло, от души, добавил: – Спасибо, Платон Агапыч, очень выручили. Мы бы так и плавали, если бы не вы.
– Общее дело делаем, – назидательно проговорил тот, но видно было, старику очень приятно оказаться полезным.
– Элеонора Карловна, пожалуйста, узнайте, есть ли у нас в архивах то дело, и запросите выписки, кто проживал в окрестностях. Ну что, Брамс, едем? – подорвался с места Титов.
– На «Взлёт»? – она вопросительно вскинула брови.
– «Взлёт» подождёт, у нас с вами есть дело поинтереснее. На Новособорную.
– Погодите, так ведь Платон Агапович сказал, что все уже умерли и дома того нет? – нахмурилась Брамс, в коридоре привычно подцепляя поручика под локоть.
– Дома нет, а люди остались, – отмахнулся он. – Вот вам самой не кажется подозрительным подобное совпадение? Тридцать лет назад городской дурачок пытался похоронить так свою сестру, а теперь вдруг кто-то повторяет тот ритуал в точности.
– Ну, по теории вероятности возможны любые совпадения, – задумчиво пробормотала Аэлита. – Но скорее убийца просто в курсе той истории.
– Точно! – удовлетворённо кивнул Натан. – Либо слышал о ней, либо и сам был свидетелем. И я бы поставил на последнее.
– Потому что очень точное повторение? – полюбопытствовала девушка.
– И это тоже. Но главное, рассказанные истории не так запоминаются, как те, которые произошли рядом. Это ведь случилось больше тридцати лет назад, но так запомнилось, что сейчас он в мельчайших чертах воспроизвёл именно ту картинку. А он ведь наверняка и книги читал, и вообще как-то жил, но почему-то после убийства вспомнил дурачка с его сестрой. Впрочем, я не утверждаю, что он не мог углядеть это, скажем, в газетах и по некой причине крепко запомнить. Нашему убийце вполне может быть и пятьдесят, и шестьдесят лет, однако… Если я что-то понимаю в людях, то злодей был среди мальчишек, которые обнаружили этого дурачка. Сильный страх, яркое впечатление детства, прекрасно объясняет, почему убийца столь крепко запомнил всё это и воспроизвёл теперь. Но, конечно, упираться в эту версию мы не станем, проверим всё. И начнём с разговора с местными, это в любом случае нелишне.
– Наверное, – не стала спорить Брамс. – Только… вы не будете возражать, если мы по дороге заглянем в пару лавок? А то ведь у меня даже зубного порошка нет, и смены одежды тем более.
– Погодите, какой ещё смены одежды? – растерялся Титов. – Зачем она вам?
– Ну, к родителям я ехать не хочу, поживу пока с вами, – невозмутимо пожала плечами вещевичка.
Поручик остолбенел от такого ответа и некоторое время пытался найти слова. Упирать на неприличие подобного решения, очевидно, не стоило: такое утверждение не возымело бы на упрямую девицу никакого действия, тем более формально всё было не столь уж губительно для репутации девушки, в доме ведь почти неотлучно находилась хозяйка.
Да и вообще, Титов не имел ничего против компании Брамс, но способ, которым та решила начать новую, самостоятельную, жизнь мужчине откровенно претил.
– Может быть, проще забрать ваши вещи, чем покупать всё новое? – осторожно предложил он наконец.
– Я не хочу туда заходить, – рассеянно повела плечами Аэлита. – Мать наверняка дома.
– Думаю, вам всё же стоит с ней объясниться. Подобный молчаливый уход лишь всё ухудшит.
– Что ухудшит? Я просто не желаю с ней разговаривать, что изменится теперь? – отмахнулась девушка.
– Брамс, она ваша мать, она о вас беспокоится и заслуживает хотя бы объяснений, чем именно так вас обидела. Вчерашнего демарша было более чем достаточно для демонстрации характера, – чуть поморщился Титов.
– Не хочу, – упёрлась вещевичка. – И вообще, я вот вас не поучаю, как именно общаться с вашими родителями!
– Это было бы затруднительно, потому что они давно умерли, – хмыкнул мужчина.
Аэлита осеклась, но потом недовольно нахмурилась и проговорила:
– Ну и тем более!
Несколько секунд, пока Брамс натягивала краги, они молчали. Натан чувствовал, что разговор зашёл в тупик: девушка, даже если понимала его правоту, попросту упёрлась рогом, и переубедить её добром не представлялось возможным.
– В общем, так, – наконец твёрдо проговорил поручик. – Вы хотите, чтобы я помог вам остаться в сыске и освоиться здесь? Тогда делайте, что говорят.
– Так нечестно! – рыжие брови гневно сошлись на переносице, и Брамс опять грозно подбоченилась. Натан едва поборол улыбку при виде такой картины. – Вы пользуетесь собственным служебным положением. Это шантаж!
– Да, – со смешком кивнул мужчина. – Он самый. Ну а как с вами еще быть, если вы не желаете слушаться по-хорошему?
– Я не собираюсь никого слушаться! Я, в конце концов, взрослая! – проворчала девушка.
– В таком случае, мы зашли в тупик, – развёл руками Титов. – Вы желаете моей помощи, но отчаянно ей сопротивляетесь, категорически отказываясь следовать советам. Не видите здесь логического противоречия?
Брамс заметно стушевалась, отвела взгляд и закусила губу, но теперь угрюмо скрестила руки на груди, явно не желая просто так признавать свою неправоту.
– Ну полно вам, Аэлита Львовна. Почему вы боитесь поговорить с ней? Не съест же она вас, в самом деле! – мягко заметил поручик.
– Я не боюсь. Я не хочу, – хмуро отозвалась Брамс, а потом вдруг нервно всплеснула руками: – Ну что вы мне, драться с ней предлагаете, если она меня запереть попытается? А она уже пыталась. Это вам легко, вы мужчина, вон какой здоровый, кто вам что поперёк скажет! – пылая лихорадочными алыми пятнами на щеках и, кажется, чуть не плача, она яростно хлопнула поручика ладонями по груди и резко отвернулась, зябко обхватив себя руками.
Натан глубоко вздохнул. Пару мгновений боролся с желанием обнять девушку, но проиграл. Тихо приблизился, обхватил свободной ладонью её плечо и всё же сумел не прижать крепче. Брамс вздрогнула от неожиданного прикосновения, но не отстранилась. А через мгновение плечи её поникли, и Аэлита прислонилась лопатками к груди мужчины, щекоча растрёпанными кудряшками его подбородок.
– Хотите, я пойду с вами? – всё же предложил Титов, даже понимая, что поступает неверно и вмешательством этим рискует навлечь новые проблемы и на себя, и на вещевичку. Он не верил, что всё там настолько трагично и что мать девушки действительно столь сильно застряла в позапрошлом ещё веке, но отказать Аэлите в помощи просто не мог. – Не станет же она при посторонних скандалить.
Брамс отрывисто кивнула, не оборачиваясь, и рукавом быстро утёрла щёки – слёзы всё же пролились, только не горькие, а злые.
Аэлите всегда, сколько она себя помнила, помогала мысль, что уж дома можно рассчитывать на всяческую поддержку, и теперь, когда это вдруг оказалось не так, чувствовала себя маленькой, слабой и очень одинокой, словно заблудившийся в тёмном лесу ребёнок. И девушка сердилась на себя за эту слабость. Сколько доказывала окружающим, что она самостоятельная и не нуждается в снисхождении, а теперь вот выходит, что без помощи со стороны обойтись не получается.
А вот на поручика она совсем не злилась – ни за его упрямое желание во что бы то ни стало столкнуть вещевичку с матерью, ни за то, что именно Титов как-то вдруг оказался тем самым человеком, чья поддержка ей столь необходима. Это было странно: Брамс на дух не выносила людей, видящих и знающих её слабости – то, что она сама полагала слабостями. Прежде исключение делалось только для родных, поскольку к ним Аэлита привыкла, да и… родные ведь, им положено знать всё. А теперь вдруг этот посторонний, почти незнакомый мужчина сделался для неё ближе и надёжней, чем они все.
– Только, думаю, визит этот стоит оставить на вечер, да? – осторожно предложил тем временем Натан.
Брамс снова кивнула, шумно вздохнула. Потом развернулась под рукой мужчины, порывисто обняла его, прижавшись на какое-то мгновение, и, быстро клюнув губами в подбородок, порскнула к «Буцефалу», не поднимая на поручика глаз.
Опрос обитателей Новособорной о семье Кожиных только подтвердил рассказ Бабушкина и значимой информации не принёс, кроме того, что при перестройке города и прокладке водопровода в начале века в этом месте сковырнули множество ветхих халуп, курных еще избушек, и найти теперь их прежних обитателей, рассеявшихся по городу, было весьма проблематично.
Титову удалось обнаружить всего одно семейство из давних обитателей: отец его в своё время сложил хороший каменный дом, который прекрасно вписался в новый план. Супруга того купца средней руки, немолодая уже, но вполне бойкая женщина с удовольствием напоила сыскарей чаем и во всех подробностях поведала о давней истории, которую помнила отлично. Кое-что приукрасила, но в общем её рассказ мало отличался от слов Бабушкина, разве что содержал куда больше эмоций. Видимо, история всерьёз впечатлила всех свидетелей, и даже через столько лет женщина вспоминала её с содроганием. Слишком странным, неожиданным, мистическим было для обыкновенных горожан то происшествие, хотя и не имело под собой страшного преступления; наверное, какую-нибудь кровавую расправу без столь необычных декораций запомнили бы куда меньше.
Поручик в очередной раз вспомнил слова Чиркова, что город С*** – сонный, провинциальный и тихий, и примечательных событий в нём не случается, – и вновь с иронией попенял про себя полицмейстеру за лукавство.
Ещё от купчихи он узнал точный год события и месяц, которых Бабушкин не назвал, и потому визит на «Взлёт» ещё отложился: надо было полистать подшивки газет за то время и понять, что именно мог узнать о происшествии человек совершенно посторонний, обитавший на другом краю города и незнакомый лично с его участниками.
