Текст книги "Возвращение не гарантируется"

Автор книги: Данил Корецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Когда приехал Карнаухов, Азамат уже немного пришел в себя. И даже придумал, как разъяснить свою невиновность прибывшему главарю бандитов.

– Ну, давай, рассказывай, как все было! – сказал главарь. Он выглядел прилично – в костюме, с галстуком и даже кожаной папкой в руках. Только лицо было таким же, как и у остальных.

– Я шэ фее скасал… Спфосите у тех фебят, у дэфушка… – к косноязычию еще добавилась шепелявость из-за разбитого рта и выбитых зубов. – Они то се самое скашут…

– Каких ребят спросить?! Ты что, совсем дурак?! – Главарь оглядел своих подручных, но те только развели руками. – Вот этих ребят спросить?

Он порылся в папке, достал несколько фотографий и поднес к лицу Азамата.

Обзорный снимок: «Гелендваген», рядом три безжизненных тела…

Детальная съемка: лица трупов. Азамат сразу узнал только одного – того, кто с ним разговаривал – бывшего гаишника, по его разумению. И лицо еще одного вроде знакомо – это он вытаскивал пассажирку из машины. Третьего он вообще не видел. Но самое ужасное – что все были мертвы. И тут до него в полной мере дошло – вот в чем его подозревают!

– Что скажешь?! У мертвых спрашивать?!

– Я не снал… Они ханум забфал, и я уехал…

Но его честные объяснения опять не понравились.

– Как же так? – сказал Карнаух. – Тебя остановили, потом ты уехал, а ребята оказались убитыми… И ты думаешь, мы тебе поверим?

– Я пфавду говофю, – выдавил Азамат, едва шевеля окровавленными губами.

– Это я скажу правду, – вмешался Круглый. – Ты их подрезал на трассе или еще как-то нахамил, они тебя остановили, а ты их замочил. А про девчонку ты все выдумал.

– Та нэт… Эхала она со мной.

– А куда ж она делась?

– Нэ снау, я ее этим астафил.

– Видишь, нехорошо ты поступил! – Круглый показывал шефу, как он умеет устанавливать контакт с людьми. – Оставил беспомощную девушку каким-то подозрительным типам. А теперь типы убиты, а девушки нет. Расскажи, только честно, как тебе это удалось – одному завалить троих? Да еще без оружия. Может, ты какой-нибудь там мастер по единоборствам? У вас есть единоборства? Или все-таки шило было?

– Хахой я мастеф? – вяло отмахнулся Азамат. – Ханум сфосите… Я к ней по фысофу пфыехал. У тиспесчефа номеф сохфанился…

– Вот это дело, – одобрил Карнаух и протянул Азамату его же телефон. – Звони, спроси ее номер, скажи, что нашел под сиденьем кошелек и хочешь отдать.

Но тот только показал на свой разбитый рот, и Карнаух сам нашел номер диспетчера и нажал кнопку вызова.

– Здравствуйте! Нет, это не Турсунов. Это майор убойного отдела Николаев. Скажите, откуда получал Турсунов вызов прошедшей ночью? В час пятьдесят из ночного клуба «Сапфир»? А с какого номера? Спасибо. Нет, ничего не случилось. Но, возможно, вас еще вызовут в полицию, – такое окончание надежно отбивало дальнейшие расспросы.

«Все пропало! – подумал Азамат. – Теперь и с работы выгонят…» Впрочем, эту мысль тут же вытеснила другая: какая работа! От того, что скажет вчерашняя ханум, зависит его жизнь!

Тем временем Карнаух, включив громкую связь, набирал номер. На лбу собрались морщины, будто он что-то вспоминал. Когда мелодичный женский голос произнес: «Алло!», он вдруг поспешно передал трубку Круглому и знаком показал, чтобы поговорил он.

– Здравствуйте, это из полиции! – уверенно сказал Круглый. – Вас возил вчера ночью таксист из «Сапфира» в город?

Азамат напрягся и весь превратился в слух. Ну, пусть она скажет правду, что ей стоит!

– Нет, – не задумываясь, ответила девушка. Негромкий голос наполнил развалины убойного цеха, отразился от все еще острых крючьев для туш и вонзился Азамату в мозг, как один из них.

– Я вызывала такси, но машина не приехала. Пришлось добираться с кем-то из гостей…

– Вот так, да? Ну, извините, – сказал Круглый и повернулся к Азамату. – Видишь, брат, не сходятся твои рассказы. Значит, все было так, как я сказал. А про девушку ты придумал, чтобы отмазаться. Но как ты их все-таки завалил? Не для дела, нам просто интересно…

И действительно, четыре пары глаз буравили лицо Азамата, как сверла, высверливающие сейфовый замок.

– Ффет она. А я фсю пфавту… – Он безнадежно замолчал.

– Ну, не хочешь, как хочешь! – сказал Карнаух и, слегка кивнув головой, пошел к выходу. Круглый двинулся следом, бросив короткий взгляд на подручных. Им не надо было ничего объяснять: Мирон выстрелил Азамату в лоб, а Кузьма аккуратно поджег желтую «Нексию».

– Хорошо, что закончили, – сказал Кузьма, когда они вышли на воздух. – Я чуть не выблевал от этого запаха! Представляешь, сколько здесь коров и овец зарезали? Ужас!

– Да их не режут, их током убивают, – равнодушно ответил Мирон. – Ты лучше скажи: заметил, как наши старшие по-ментовски стрекочут? И один, и второй!

– Ничего я не заметил, – отозвался осторожный Кузьма. – И вообще, это не нашего ума дело. Кстати, в Америке гангстеров тоже током убивают…

– Это ты к чему?

– Да просто так…

Карнаух и Круглый тоже переговаривались по пути к машине.

– У меня на него чуйка сработала, – довольно рассказывал Круглый. – Как просмотрел список, так и понял – он! Надо Вилю Вильевичу доложить, что мы четко дело сделали!

– Похвастаться хочешь? – недовольно спросил шеф. – Только этим Азаматом можно лишь перед другими группировками хвастать: пусть знают, что мы любого обидчика найдем и накажем! А к Хорольскому с такой туфтой я не пойду…

– Почему «туфтой»? – обиделся Круглый.

– Потому. С чего забитый гастер в одиночку попер против троих солидняков на дорогой тачке? С чего задумал их валить? Как смог это сделать? И чего ты все про шило спрашивал? Эксперт уже установил причину смерти: многочисленные повреждения внутренних органов! По-твоему, этот старик насмерть замесил троих здоровенных парней?

– Как повреждения? – растерялся Круглый. – Ведь ничего не было!

– А на совещании у ментов объявили, что нашли!

– Так совещание еще идет… Откуда ты знаешь?

– Оттуда! Я же начальник службы безопасности, мне положено все знать!

Карнаухов открыл свою «Тойоту».

– Со мной поедешь?

– Нет, с пацанами, – скрывая недовольство, сказал Круглый. – Еще кое-какие дела есть.

А сам подумал: «Конечно, что я сделал – все туфта! Ты больше меня знаешь, больше умеешь… Только что ты так стреманулся, когда телка ответила? Даже говорить с ней не стал! Что-то тут нечисто!»

Один Азамат ничего говорить уже не мог. Своим печальным примером он подтвердил, что Земля круглая. Причем не в астрогеологическом смысле, который никто не оспаривает, а в житейском, о котором многие забывают.

* * *

Паша Колтунов начинал понимать, почем фунт следовательского лиха. Он поспал только несколько часов и снова помчался на работу, оставив ошеломленных родителей в тревоге: по киносериалам они представляли следствие совсем другим. Да и он, если честно говорить, тоже. Все-таки блистательная Анна Ковальчук раскрывала преступления не только вдумчиво, но легко, изящно и красиво. Правда, за нее многие следственные действия выполняли оперативники, которые везде ходили вдвоем, как голливудские копы. В реальной жизни они в одиночку бегают, как взмыленные собаки, по своим розыскным делам, за которые с них спрашивают, а отдельные поручения следователя кладут в долгий ящик, а иногда и вовсе ограничиваются отпиской «установить не удалось», даже не выходя из кабинета. И командовать ими в рабочее время не удалось бы даже красивой женщине – оперов гоняют в хвост и гриву собственные начальники, которые не только в курсе заданий следователя, отложенных в долгий ящик, но именно они и определяют печальную судьбу этих важных документов.

И эксперты ведут себя совершенно по-другому. Конечно, Паша не требует, чтобы Тонков целовал его в щеку, как полноватый киношный судмедэксперт целует при встречах очаровательную следачку, но хотя бы точности скелетообразный дуборез мог почерпнуть у своего экранного коллеги! Тот тоже говорит: «Вскрытие покажет», но оно показывало то, что и предполагалось! А здесь окончательный вывод на сто восемьдесят градусов разошелся с первоначальным мнением и оставляет немало места для сомнений…

Впрочем, сомнения должен разрешать следователь в ходе сбора доказательственной базы, и Колтунов продолжал работать. Он лично запросил биллинг исходящих и входящих звонков в локации «Сапфира» и получил достаточно короткий список: в грохоте ночного клуба разговаривать по телефону практически невозможно. Внимание привлек вызов такси в час пятьдесят – обычно посетители разъезжались на своих машинах. Он набрал диспетчера сервиса такси и спросил: с какого телефона поступил вызов и кто исполнял заказ.

– Вызывали с номера 8910225… 10, а исполнял Азамат Турсунов, – ответил усталый женский голос. – Про него сегодня уже спрашивала полиция.

– А с какого номера звонил полицейский? – заинтересовался Колтунов.

– С телефона самого Турсунова. А что с ним случилось?

– Насколько я знаю, с ним ничего не случилось, – ответил следователь.

Но он ошибался. Погрузившись в текущие дела, он вскоре забыл об этом разговоре. «Пробил» абонента, вызывавшего ночное такси: Барышникова Евгения Алексеевна, проверил по материалам дела – она не фигурировала ни в качестве связи кого-то из фигурантов, ни в каком-либо ином. Через полчаса позвонил дежурный по городу.

– Мальчишки играли в развалинах Левкинского мясокомбината и нашли там труп, – бесстрастно сообщил он. – Наш патруль выехал проверить – подтвердилось. Труп свежий, огнестрел. В кармане водительское удостоверение на имя Азамата Турсунова…

Ошеломленный Колтунов тут же отправился на место происшествия. Передвигался он на древней, неубиваемой отцовской «Волге» ГАЗ-21 с толстым, словно бронированным корпусом, луженым днищем и колесными арками. Отец очень бережно относился к ретро-автомобилю: на зиму проводил консервацию: подспустив колеса, ставил его на чурбачки, смазывал солидолом хромированную отделку, капал маслом в замки и проводил еще ряд процедур, рекомендованных инструкцией полувековой давности. Весной проводилась расконсервация, а летом он целыми днями возился с ним, как и подобает советскому автолюбителю. Зато по выходным они с матерью торжественно выезжали в сад, привозили фрукты и овощи на соленья и варенья, встречали приезжающих родственников и использовали «колеса» по каким-нибудь торжественным случаям. Потом сад продали, и ездить стало некуда, да и невозможно из-за многочисленных ограничений, запретов и хищности инспекторов ДПС. «Как за руль сяду, сразу чувствую себя виноватым!» – жаловался Егор Васильевич по возвращении, релаксируясь чистейшим виноградным самогоном.

Поэтому, когда Паша закончил учебу и поступил на работу, отец подарил «Волгу» ему и, махнув рукой, сказал: «Давай, добивай!». У младшего Колтунова проблем с эксплуатацией не было: он ехал и останавливался, где ему надо, а гаишники, которые с каждым годом все меньше делали поблажек своим коллегам и даже придумали поговорку «Мент гаишнику не кент!», следователей СК побаивались – именно они вели следствие по спецсубъектам, а в жизни всякое бывает…

Возле развалин мясокомбината стоял микроавтобус передвижной криминалистической лаборатории и несколько машин. Собралась и небольшая толпа любопытных. Кое-как запарковавшись, Паша вошел внутрь. В огромном зале убойного цеха без крыши лежал на боку скорчившийся труп. В десятке метров догорал черный остов обугленного автомобиля. На месте уже находилась районная СОГ[2]2
  СОГ – следственно-оперативная группа.


[Закрыть] – шла обычная рутинная работа документирования обстановки и следов преступления.

– Привет, Паша, а ты тут что делаешь? – спросил, оторвавшись от протокола, Яшка Резцов – однокашник, выпустившийся годом раньше.

Но Колтунов не отвечал – он стоял в оцепенении, разглядывая мертвое тело. Таких совпадений просто не бывает. Тройное убийство на шоссе оказалось связанным с «заказухой» бизнесмена из клуба «Сапфир», а теперь еще и таксиста, который забирал из того же клуба какую-то девушку. По такому сюжету можно снимать очередные «Тайны следствия»!

– Ты что как из-за угла мешком прибитый? – не отставал Резцов. – Дело, вроде, рядовое, районного уровня… А нам уже майор из городского убойного звонил, да и ты вдруг нарисовался… Это тебя Королев прислал?

– Нет. Я сам. Просто, похоже, это дело с моим пересекается…

– Так забирай! – заулыбался Яша. – Мне работы меньше!

– Может, и заберу. Где его телефон? – Паша кивнул на труп.

– Так не было никакого телефона!

– Как не было? С него полицейский звонил!

– Какой еще полицейский? Когда прохожие в дежурку сообщили, он уже мертвый был! А телефон могли мальчишки подрезать или еще кто-то… Только полиция здесь ни при чем!

– Что у вас тут за базар? – раздался сзади веселый голос. Это был улыбающийся во весь рот Громобой. – О, и Павел Егорович уже здесь! Похвально!

– С чего ты меня так зауважал? То «молодым» окликал, а теперь по имени-отчеству?

– Работаем вместе, по одному делу, присматриваемся друг к другу, вот отношение и меняется. К тому же ты делаешь успехи: даже раньше меня оказался здесь! И что разнюхал по этому водиле?

Слово «разнюхал» не понравилось Паше, и он хотел было отрезать, что разнюхивают собаки, но сдержался: во-первых, в полиции это распространенный термин, а во-вторых, лестная оценка матерого сыскаря приятно пощекотала самолюбие. Правда, про «оперские штучки», которыми они располагают к себе людей, он в этот момент совсем забыл. А может, не забыл, а просто не представлял, что тактические приемы, применяемые к подозреваемым, обвиняемым и свидетелям, могут столь же успешно быть применены и к следователю. Именно эту ошибку совершают и все остальные, попадающиеся на незамысловатые розыскные хитрости, но им это простительно. Да и Колтунова могла оправдать молодость и неопытность.

– Да уж разнюхал кое-что! – Он отозвал опера в сторону. – С его телефона звонили незадолго до убийства. Сказали, что из полиции. Но полиции еще не было до него никакого дела: он был жив и почти здоров… Потом получил пулю в голову, а его телефон пропал.

– Ну и что? – настороженно глянул Громобой.

– А то, что я думаю – телефон забрал тот, кто его убил.

– Ну что ж, – кивнул опер. – Проверим, молодец, хватка у тебя железная! Никакой ты уже не молодой, а когда раскроем это дело, вырастешь до «важняка» – попомнишь мое слово! И машину, наконец, поменяешь: надо будет – добрые люди помогут…

Но на этот раз похвала не польстила Павлу Егоровичу. Дело в том, что следователь постоянно сталкивается с не лучшими свойствами человеческой натуры и, мягко говоря, не с самыми достойными поступками, которыми может гордиться homo sapiens. Он копается в самых низменных свойствах личности преступника и просеивает через себя поток прямой лжи, искажений, приукрашивания правды или ее фальсификации. Поэтому следственное мышление анализирует и сопоставляет все факты, цепляется за мелкие несоответствия или противоречия.

С некоторым опозданием до Паши дошло: Громобой по своей инициативе приехал на обычный криминальный труп, о личности которого он знать ничего не мог и потому не мог догадываться, что потерпевший – водитель, связанный с убийством на Щелковке. Но заговорил так, будто знает, что два преступления связаны и относятся к одному делу! Вопрос: откуда он узнал то, чего знать не мог? И кто его прислал на мясокомбинат? Ведь вовсе не в характере майора Николаева выезжать на любое убийство в поисках дополнительной работы для себя! Напротив, ходили глухие слухи, что он извлекает выгоду из любого дела, к которому прикасается…

– «Добрые люди» – это как раз наша подследственность! – отрезал Паша.

Внешне следователь никак не выдал охвативших его подозрений: доброжелательно попрощался с Резцовым, кивнул остальным участникам осмотра, пожал руку Громобою, который вел себя так, будто они давнишние приятели. И уехал. Здесь ему больше нечего было делать.

* * *

Громобой ненадолго задержался: подошел к знакомым операм, поболтал, перекинулся несколькими словами с экспертами, угостил всех желающих сигаретами и покурил сам, записал в маленькую записную книжку – свой рабочий блокнот – установочные данные Азамата Турсунова и тоже покинул место происшествия.

Сев в машину, он позвонил одной из своих связей с просьбой определить местонахождение телефона убитого. Через несколько минут получил ответ: аппарат находится в кафе «Скачки» возле ипподрома. И он поехал туда.

Интересно, что в то же самое время Колтунов запросил локацию телефона Евгении Барышниковой. Но своей цели не добился: ему вежливо объяснили, что это сложная задача, к тому же сейчас много заявок и раньше следующего дня выполнить его запрос не смогут.

Тогда он поехал в клуб «Кумитэ» – самый крутой клуб восточных единоборств столицы. Возглавлял его Роман Бритиков, который практиковал почти все виды экзотических искусств побеждать противника, имел черные пояса многих из них и был известен в кругах спортивных бойцов под прозвищем Железный Кулак. Паша представлял себе худощавого старца с седой бородой и колючим пронзительным взглядом, способного вскочить и чудесным образом стоять на клинке меча в руке противника, владеющего секретом легкого на первый взгляд толчка сложенными в щепоть пальцами, который разрывает сердце. Надо ли говорить, что представления эти были сформированы каратэ-фильмами и, в частности, знаменитым «Убить Билла», который, собственно, и побудил его к этому визиту.

Он полагал, что Железный Кулак в кимоно и босиком обучает в до-жо[3]3
  До-жо – зал для занятий каратэ.


[Закрыть] учеников таинствам дистанционного удара, но нашел знаменитого бойца в обычном кабинете, увешанном грамотами, фотографиями спортивных соревнований, медалями и заставленном многочисленными кубками. Выглядел знаменитый тренер как обычный бизнесмен средней руки: моложавый, лет сорока, в спортивном костюме, он разговаривал по телефону, обсуждая не спортивные, а сугубо коммерческие вопросы – о стоимости аренды зала и необходимости поднять плату за занятия, «чтобы не уйти в минус».

Мельком взглянув на удостоверение, он предложил Колтунову присесть и неожиданно спросил:

– Опять кто-то из наших залетел?

– Нет, – замотал головой Паша. – Мне нужно ваше экспертное мнение.

– По поводу?

– Можно ли убить человека так, чтобы не оставить следов на теле? – Этот вопрос он хотел задать с самого первого часа после осмотра трупов на Щелковском шоссе.

Тренер пожал плечами.

– Ну, в принципе, наверное, можно. Но не обычными способами.

– А какими?

– По этому поводу легенд и домыслов гораздо больше, чем правды. Но действительно есть экзотические системы рукопашного боя, при котором воздействие оказывается на «точки смерти» человеческого организма. Вроде бы ничего страшного – обычный тычок, может, даже одним пальцем, а противник погиб. Больше того, мастера вроде бы могут наносить удар «отсроченной смерти». Сейчас ударил, а завтра человек умер. Или через три дня, или через неделю. Говорят, что именно таким ударом устранили Брюса Ли за то, что он снимался в фильмах, привлекающих внимание к тайнам у-шу.

– А что это за системы? – скрывая возбуждение, спросил Колтунов. Ноздри у него раздувались, как у гончей, вышедшей наконец на след добычи.

Железный Кулак улыбнулся.

– Их несколько. Например, «силат» – практикуется в Юго-Восточной Азии. «Окичито» – ею владеют североамериканские индейцы. «Крав-мага» – израильский способ. Ну и «ниндзюцу» – японский. Надо сказать, что это очень сложные и закрытые системы. И совершенно непонятно: где тут реальность, а где вымысел, слухи, легенды… За двадцать пять лет занятий я побывал во многих странах, познакомился с десятками мастеров, выступал на сотне соревнований, но ни разу воочию не встречался со знатоками этих практик. В Москве вы точно не найдете специалистов, во всяком случае в гражданском секторе.

– Что это значит? – не понял Паша.

– Это значит, что мы не контактируем с армией и спецслужбами. Возможно, они и практикуют обучение таким системам. Но у них все зарежимлено, и никто не может даже нос вставить туда, где этими системами пахнет… Повторяю, это только возможность!

– Я понял. Может, кто-то из ваших знакомых осведомлен об этом? Среди спортсменов много бывших военных…

– Нет, – покачал головой Железный Кулак. – Я же говорю, что это сугубо закрытая сфера.

– Я понял, – сказал Колтунов, поднимаясь. И вдруг спросил: – А правда, что существует «дистанционный удар»?

Тренер улыбнулся еще шире.

– Об «энергетическом ударе» тоже ходит много слухов. Но они имеют под собой почву: потушить свечу на расстоянии или разорвать газету могут десятки мастеров. А причинить реальный вред… Скажем так – единицы!

– А вы владеете таким ударом?

– Иногда получается, – кивнул Железный Кулак.

– Извините, а вы могли бы показать?

– Зачем? Разве вы пришли в цирк? – Лицо тренера посуровело.

– Нет… Просто… Мне нужна уверенность… Она может помочь в расследовании тройного убийства…

– Это на Щелковском шоссе?

– Да.

Бритиков подумал.

– Ну, если это поможет найти убийц… – Он встал. – Возьмите с журнального столика газету, разверните и натяните перед собой на вытянутых руках…

Железный Кулак прошелся по кабинету, глубоко вдыхая и с силой выдыхая, ладони при этом поднимались вверх, поворачивались и резко опускались, как будто ими он, словно насосом, черпал воздух и прокачивал легкие или закачивал в себя неизвестную энергию, наливаясь силой. Паша отошел к окну и выставил перед собой развернутую газету. Ему было немного не по себе. Мастер стал напротив, метрах в трех, принял стойку, на миг замер, будто сосредотачиваясь…

– Кья! – пугающий выкрик сопровождался резким ударом: кулак с силой ввинтился в воздух.

Раздался хлопок, натянутая газета дернулась, Колтунова будто толкнула в грудь какая-то волна. Он опустил глаза. В газете появилась дыра сантиметра три в диаметре, с загнутыми в его сторону лепестками бумаги.

«Ничего себе! – мелькнула шальная мысль. – А если бы до меня достало? Такая же дыра была бы в груди?!»

– Вы ничем не рисковали, – будто прочел его мысли Бритиков. Он уже успел вернуться в свое кресло и сидел как ни в чем не бывало, словно обычный чиновник. Следователь ждал, что он что-то добавит в пояснение своих слов, но добавлений не последовало.

Паша поблагодарил и попрощался. По дороге он окончательно пришел в себя и вернулся в управление очень довольный. Картина, которая начинала вырисовываться в его голове, была более правдоподобной, чем та, которую придумал эксперт Тонков. Но почему он ее придумал? Или его заставили? Но кто? Неужели преступники? Он слышал про такие случаи и несколько раз просил выдать табельное оружие, но руководство только отмахивалось: «От пистолета никакой пользы, только вред. Или потеряешь, или отберут, или стрельнешь не в того…»

Так что приходилось работать без оружия. Собственно, его оружие – это специальные познания, аналитические способности, процессуальные полномочия и рычаги, усиливающие индивидуальную силу одного человека с помощью компьютера, принтера, авторучки и печати.

Первое, что он сделал, вернувшись на свое рабочее место, – написал и отправил письмо на имя министра обороны:

«В связи с расследованием резонансного уголовного дела о тройном убийстве на Щелковском шоссе прошу сообщить, ведется ли в подразделениях МО, и каких именно, подготовка личного состава по системам рукопашного боя „силат“, „окичито“, „крав-мага“, „ниндзюцу“, либо каким-либо другим, использующим воздействие на „точки смерти“ человеческого организма?

С уважением, следователь Колтунов П.Е.».

* * *

Громобой хорошо знал столицу и уверенно ехал по кратчайшему маршруту: нырял в переулки, сквозные дворы, проезжал под «кирпичи» и по пешеходным улицам… Он спешил, но вел его не служебный долг, а жажда наживы, которая в последнее время иногда называется более красиво: бизнес-интересом. Дело в том, что уголовные дела открывают для уполномоченного лица не меньше возможностей обогащения, чем экономические правонарушения для корыстолюбивого сотрудника ОБЭП или административные проступки для недобросовестного инспектора ГИБДД. Даже больше! Одно подозрение в изнасиловании, совращении малолетних или изготовлении порнографии способно подорвать репутацию человека, даже если он на самом деле в этом не замешан, а стал жертвой оговора или случайного стечения обстоятельств. Попадание в свидетели при определенных обстоятельствах или в определенном месте может компрометировать мужа в глазах жены или жены в глазах мужа. Подозрение в убийстве вызывает ужас даже у невиновного, а обычный вызов на допрос не является подарком для любого кристально честного гражданина. А уж что говорить о тех, кто в какой-то мере причастен к преступлению – даже к рядовой магазинной краже или бытовому хулиганству! Поэтому, умело дергая ниточки, можно управлять подлинными или мнимыми фигурантами уголовных дел: и подозреваемыми, и обвиняемыми, и свидетелями, и потерпевшими, – как куклами в театре. Чем толще кошелек у объекта воздействия и чем выше его социальный статус, тем больше он готов заплатить, чтобы уладить пустяковый вопрос, который и улаживать не надо, ибо он рассосется сам по себе! В омуте человеческих страхов и опасений худшего, Громобой чувствовал себя как рыба в воде. При этом он еще больше мутил эту самую воду, нагонял страху, запутывал ясную картину дела, создавал впечатление безвыходности ситуации, добиваясь у своих кукол признания себя самой главной фигурой расследования, даже большей, чем следователь, который на самом деле и принимает все значимые решения.

И сейчас, подъезжая к ипподрому, он был готов к любой форме поведения: от выполнения своих прямых обязанностей, без результатов которых его не будут держать на службе, до реализации собственных бизнес-интересов, что, конечно же, было более привлекательно.

На втором этаже здания ипподрома находился ресторан «Дерби», здесь собиралась «деловики» – солидная скаковая публика: тренеры, лучшие жокеи, крупные игроки, представители конезаводов… Договаривались о результатах скачек, о покупках и продажах лошадей, о назначении судей, обмывали выигрыши в тотализатор, рассчитывались по выполненным обязательствам и передавали аванс за будущие… Словом, именно здесь заводилась пружина всей ипподромной жизни. Хрустальные рюмки, накрахмаленные белые скатерти, фарфоровая посуда, официантки с белыми кружевными украшениями в прическах. Это был островок люксового общепита, перенесенный машиной времени из советских времен, даже меню практически не изменилось: икра с подогретыми булочками и маслом, цыплята-табака, холодная осетрина, копченая колбаса, буженина, армянские коньяки… И публика осталась та же самая или очень похожая: возможно, дети или братья тех, прежних, – в широких брюках и не сходящихся на животах пиджаках, перекрученных галстуках, с потертыми портфелями из девяностых и жиденькими волосами, зачесанными через лысину, чтобы создавалось впечатление густой шевелюры… Особый ажиотаж здесь был по скаковым дням или накануне, в другое время зал практически пустовал, разве что забредали пообедать случайные посетители.

А напротив и чуть наискосок располагалось кафе «Скачки», в котором всегда было много народа. Можно было сказать, что это осколок «Дерби» или его бюджетный филиал. В нем тоже собиралась околоскаковая публика, но не та, что в основном зале, а так – мелочь пузатая: конюхи, подлинные или скорее мнимые родственники жокеев, шпана, постоянно отирающаяся на ипподроме. Здесь торговали «метками» – программками с галочками напротив лошадей, которые якобы или обязательно выиграют, да прочей информацией разной степени достоверности, обсуждали сплетни и слухи, связанные с жизнью ипподрома, но в основном ели и пили.

В «Скачках» не было ни скатертей, ни хрусталя с фарфором, ни коньяков с икрой и цыплятами. Зато кормили недорого и, по меркам дешевого общепита, вкусно. Громобой остановился на пороге, осмотрел зал и сразу увидел Круглого. Тот ел жареные сосиски, пил пиво и, судя по стоящему рядом пустому графинчику и рюмке, «принял на грудь» граммов триста водки. Криво улыбнувшись, Громобой подошел и сел напротив.

– Пошел вон, – процедил Круглый, не поднимая глаз от сосисок.

– Ну-ну, Смелый, не дури, а то накажу, – весело сказал Громобой. Услышав псевдоним, который он сам выбрал, подписывая обязательство о сотрудничестве, тот оторвался все-таки от коричневых, аппетитно растрескавшихся сосисок, посмотрел на куратора и кивнул головой.

– А, это ты. Ну, тебе можно. А то так и норовят подсесть всякие бомжи, просят оставить пожрать, отлить пива или одолжить денег. А еще хуже, когда начинают рассказывать про свою несчастную жизнь: как вначале все было клево, а потом из-за злых людей пошло наперекосяк… А как ты меня нашел?

– Очень просто. У тебя в кармане улика, связанная с убийством на мясокомбинате. И я пришел тебя арестовать!

Круглый вздрогнул и полез в карманы – один, второй, третий… И вынул старый обшарпанный «Самсунг».

– Черт побери! Совсем забыл, надо было выкинуть…

– Надо было, – кивнул Громобой. – Но ты не выкинул. Я думаю, просто-напросто пожадничал. И теперь сядешь за убийство!

– Что у тебя за привычка все время пугать?! – возмутился Круглый. – Уж к убийству ты меня не пришьешь!

– Это смотря как шить! – нехорошо улыбнулся Громобой, и было видно, что он хорошо знает, чему улыбается. – Я даже телеграфный столб к любому делу пришью! Как тебе двадцать лет строгого режима? Устраивает?

– Кончай! У меня от твоих шуток желудок сжимается…

– А я не шучу, – сказал опер, буравя его взглядом. – Мой агент не должен совершать преступлений, тем более убийств…

При этом он думал: какой «умник» составлял инструкцию, по которой осведомителю, «освещающему» преступную среду и постоянно в ней обитающему, запрещено участвовать в криминальных делах друзей? Его же сразу зарежут! Писать и говорить правильные вещи гораздо легче, чем сделать их жизнеспособными, поэтому и появляются на свет такие документы. И он тоже продолжал говорить прописные истины, которым сам никогда не следовал.

– Я и не совершал, – перебил Круглый. Но Громобой его не слушал.

– Ты мне передал информацию, что водилу с Щелковского грохнули в развалинах мясокомбината. Я выехал на место, провел осмотр, по горячим следам нашел убийцу. А оказалось, что это мой агент, которого я должен воспитывать в духе соблюдения законности! Тебе дадут двадцатник, а меня выгонят из органов. И что, прикажешь мне идти на твое место?

– Кончай страх нагонять, Громобой! Его Карнаух грохнул! Щас выброшу трубу прямо в сортире, и концы в воду!

– Во-первых, я тебе не Громобой, а Сергей Сергеевич! А во-вторых, в сортир бросать можно только то, что для этого предназначено! Лучше вынь симку, а аппарат положи под трамвай или под электричку – как тебе больше нравится. Чтоб его размололо в пыль…