Текст книги "Призраки в Сети"

Автор книги: Чарльз де Линт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 28 страниц)

Четверо из нас, которые должны отправиться в путешествие, – посредине комнаты, на открытом пространстве. Дик и Холли сидят на ступеньках лестницы. Холли удерживает Сниппет, зажав ее между коленями. Джорди облокотился о рабочий стол.

Мгновение назад все было именно так. Потом… физически ничего не меняется, но пространство вдруг наполняется… возможностями. Не знаю, как еще это назвать. Я знаю только, что музыка сообщила нам потенциал оказаться где угодно. Возможно, Боджо и Роберт видят эти двери в другой мир. Не знаю. Я же не вижу ничего, кроме того, что было здесь, когда мы спустились по лестнице. Но я ощущаю разницу.

Проходит некоторое время, хотя не знаю сколько. У меня на периферии зрения возникают какие-то вспышки. Нет, это не двери. Это, скорее, видения, какие бывают от жары: легкая рябь в воздухе, которая пропадает прежде, чем я успеваю обратить на нее внимание.

– Мы уже близко, – говорит кто-то.

Не знаю кто. Вероятно, либо Боджо, либо Роберт, потому что кто еще из нас способен это понять? Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на них.

– Только скажите мне когда, – говорит Боджо.

Значит, перед этим говорил Роберт.

Я не настолько хорошо знаю блюзовую музыку, но эта как-то темнее, но в то же время радостнее, и спокойнее, и плавнее, чем что-либо, что я слышал. И я даже не совсем уверен, что это только Роберт играет. Иногда мне кажется, что ему помогает еще какой-то инструмент. То он здесь, то пропадает. То скрипка, то «волнистая» арфа, то еще одна гитара, то банджо – или какой-то похожий на банджо инструмент, только тише, глуше. Иной раз струны Гибсона звучат так, что одна нота перетекает в другую, как при игре на домбре.

Это как-то смущает и в то же время доставляет огромное удовольствие. И так много обещает.

– Приготовьтесь, – говорит Роберт.

Я вижу, как Боджо кивает ему. Он смотрит на нас с Раулем, и мы оба собираемся с духом, хотя и не знаем, к чему, собственно, готовиться. Должно быть, к тому, что одна из этих невидимых дверей откроется. Я оглядываюсь и вижу, что стена дрожит, колеблется, как будто она уже не такая твердая и плотная, как была.

А потом мы слышим кое-что еще. Отдаленный звук, как бы противостоящий музыке.

Я довольно долго не могу определить, что это.

– Лучше вам перестать, – советует Боджо.

Роберт, не поднимая глаз, качает головой:

– Нет, мы уже почти там.

– И они тоже.

И наконец я понимаю, что это за отдаленный звук. Это собачий лай. И я знаю, что это значит.

Ищейки напали на след Роберта.

Кристиана

– Ты знаешь эту женщину? – спрашивает Джексон.

Я медленно подхожу к гробу и кладу ладони на прохладное стекло. Он говорит «эта женщина», как будто мы наткнулись на фотографию в журнале. Но это же Саския! Это она лежит в гробу. Конечно я ее знаю!

– А почему ты спрашиваешь? – говорю я, понимая, что это не ответ.

Так обычно отвечают, когда нечего сказать или когда не хочется ничего говорить. Я уверена, Джексону не стоит знать больше, чем это необходимо.

– У тебя было такое лицо, – говорит он, – как будто ты с ней знакома.

Я пожимаю плечами:

– Просто это все… так неожиданно.

«Ты имеешь в виду то, что я мертва?» – интересуется Саския.

«Да конечно же нет!» – отвечаю я.

Но все это только слова. Никто из нас ничего не знает наверняка. Ничего мы больше не знаем. То, что происходит, просто за пределами понимания.

Глядя на тело, лежащее под стеклом, я прикидываю, чего нам ждать дальше. Меньше всего я рассчитывала в киберпространстве наткнуться на это. Но, должно быть, это по-своему логично. «Вордвуд» начинен сказками, так почему же в том, что он сделал с Саскией, и не присутствовать сказочному мотиву? Что, в сущности, происходит? Должны ли мы теперь доставить сюда Кристи, чтобы он запечатлел на устах спящей классический поцелуй принца? Или для этого хватит и меня?

На поверхности стекла не видно никаких швов, по крайней мере я не вижу. Тело лежит на алом бархатном покрывале. Может быть, гроб открывается откуда-то снизу? Может, перевернуть его и посмотреть?

Я постукиваю по крышке костяшками пальцев.

Или просто разбить стекло камнем? Правда, Джексон говорит, что он уже пробовал, не получилось. Да. Это очевидно, что не получилось.

И еще один вопрос возникает: а что, если именно благодаря этому стеклянному саркофагу она еще жива? Если, конечно, она жива.

«Нет, – говорю я себе, – даже не думай об этом».

Но я не могу не думать! Может быть, она уже мертва, а то, что у меня в голове, – призрак? Может быть, если разбить гроб, она и правда умрет? Исчезнет из моей головы и пропадет навсегда?

Кристи мне никогда не простит. Да и сама я себе не прощу.

Я недолго была с ней знакома, но она мне нравится. По многим причинам. Наверное, из-за того, что мы обе странного происхождения, и еще потому, что обе так или иначе связаны с Кристи. Я испытываю к ней почти родственные чувства. Как будто мы с ней сестры.

«Что же нам делать?» – спрашивает Саския.

«Понятия не имею», – отвечаю я.

Хотела бы я знать, что делать!

Я смотрю на Джексона.

– Ты мне чего-то недоговариваешь, – заявляю я, хотя, вообще-то, это я недоговариваю. – Ты видел что-то еще. Или тебе кто-то что-то рассказывал.

Он мотает головой.

– А что те люди, которых ты здесь встречал? Где их можно найти?

– Я уже некоторое время никого не вижу, – говорит он, – кроме привидений… и тебя.

– А других строений или развалин вроде этих – нет? Никаких других… – я едва удерживаюсь, чтобы не сказать «тел в гробах», – тайн, о которых ты мне еще не рассказал?

– Нет. Тут только пиявки.

Ну, об этих я даже думать не хочу.

«Мы должны разыскать самого духа».

«Жду ваших предложений!»

«Может, мы могли бы… ну, я не знаю… вызвать его?»

«Вообще-то, в лучшем случае у него поехала крыша от вируса Джексона, а в худшем – этот мир просто постепенно распадается под нами, и я не знаю, как это предотвратить, даже если бы нам удалось разыскать духа».

«Джексон – программист, – говорит Саския. – Может, он знает как».

«Но…»

«Мы же для этого здесь, верно? Для того чтобы пообщаться с духом?»

«Да, таков был первоначальным план. По крайней мере до того момента, когда нас занесло в этот сказочно-механический лес. Теперь мы всего лишь пытаемся восстановить статус-кво».

«По крайней мере, спроси его».

«Ладно».

Я отворачиваюсь от гроба и ловлю на лице Джексона странное выражение, которое заставляет меня на секунду задуматься, как я выгляжу со стороны, когда веду эти свои внутренние беседы с Саскией. Может, у меня расслабляются мышцы лица или я пускаю слюни?

Я подношу руку к лицу, чтобы проверить это. Слюней в уголках рта я, по крайней мере, не обнаруживаю.

– Что? – спрашиваю я.

– Нет, ничего. У тебя был такой вид, как будто ты ушла.

– И не собиралась.

– Я имел в виду, ушла в свои мысли.

– Давай-ка лучше сосредоточимся на том, как нам выбраться отсюда, – предлагаю я.

– Не думай, что я не пытался.

Я прислоняюсь бедром к стеклянному гробу, засовываю руки в карманы.

– Ну? И как же ты пытался?

Он вопросительно смотрит на меня.

– Я имею в виду: пытался ли ты что-нибудь узнать у людей, которых здесь встречал? Пробовал ли вступить в контакт с духом? Куда ты ходил? Что делал?

– Я же тебе говорил: никто ничего не знает. И я даже не знал, что существует какой-то дух, пока ты мне не сказала.

– Так ты предпринимал хоть что-нибудь конкретное?

Он хмурится:

– Я далеко не всегда был таким… твердым.

– Я сейчас не о тебе, – говорю я. – Я пытаюсь хотя бы подступиться к ответам на некоторые вопросы.

– Ну что ж, удачи!

Я опускаюсь на колени и рою проволочную почву, чтобы обнажился темный слой слов.

– Давай начнем вот с этого, – говорю я. – Ты, кажется, говорил, это какой-то код?

– HTML.

Я добираюсь до первого слоя с бинарным кодом, ноли и единицы мелькают с бешеной скоростью.

– И вот эта штука, – говорю я, – заставляет компьютер работать?

– Это бинарные числа.

– Значит, другой тип кода?

Он кивает:

– Двоичная система. Биты. Числа читаются как электрические сигналы: один – значит, «включено», ноль – «выключено».

– И все в компьютере сводится вот к этим самым битам?

– Это основы, – говорит он. – Но все не так просто. Я ничего не могу поделать.

– Почему? Ты же программист, верно? Разве ты не этим занимаешься?

– Мне нужно составить код, чтобы манипулировать бинарными цифрами. А для того чтобы составить этот код, мне нужна клавиатура. Это все равно что смешивать ингредиенты для приготовления пирога, а самому при этом находиться в духовке. Я не могу с ними работать напрямую. Я даже прочесть этого не могу. Они движутся слишком быстро.

«Я могу прочесть», – говорит Саския.

«И что тут написано?»

«Это книга, думаю. Но между словами нет пробелов, нет знаков препинания, нет параграфов, строчек…»

«Это из-за вируса».

«Наверное».

Я снова обращаюсь к Джексону:

– Значит, все эти ноли и единицы, которые вспыхивают, – информация?

– В необработанных данных – да.

– И у нас нет никаких шансов это понять?

Не успевает он ответить, как все мы слышим знакомый звук. Высокое, пронзительное шипение. Они приближаются.

Джексон бледнеет.

– Пиявки, – бормочет он.

– Ты ведь, кажется, говорил, что их здесь не бывает, – говорю я.

– Я говорил, что раньше их здесь не видел. Давай. Надо прятаться.

«Мое тело!» – говорит Саския, и я поворачиваюсь к гробу.

– Нельзя оставлять ее здесь, – говорю я Джексону, – без защиты.

Он смотрит мне в глаза.

– Не знаю, кто она такая и почему она здесь, – говорит он, – но сейчас мы ничего не можем для нее сделать. Мы должны позаботиться о себе.

Я хватаю его за руку:

– Нет, так нельзя…

– Послушай, насколько я понимаю, ее-то они и искали повсюду. Может, она и виновата: она, возможно, притягивает их своими снами или мыслями. Откуда мы знаем? Нам надо убираться отсюда.

Он пытается вырвать у меня свою руку, но я крепко ее держу. Ужасные звуки приближаются.

«Почему они все летят сюда?»

Саския в панике.

Я тоже об этом думаю, и у меня, пожалуй, есть одна идея.

«Не знаю, что означает твое пребывание в гробу, – говорю я, – но держу пари, что твое появление здесь вместе со мной – это тревога, которую бьет твой дух. Может быть, ты должна воссоединиться со своим телом. А может, это именно то, чего они не хотят больше всего».

«Ну и как мы узнаем, чего все-таки они хотят?»

«Никак. До тех пор пока не попробуем».

– Помоги мне перевернуть гроб, – говорю я Джексону. – Вдруг нам удастся открыть его снизу?

Он снова пытается выдернуть свою руку из моей. И на сей раз это ему удается.

– Занимайся этим сама! – кричит он.

Он отходит в дальний угол комнаты и начинает разгребать проволочную траву.

– Если не поможешь мне, когда закопаешься, все с тебя сброшу, – обещаю я ему. – А потом начну орать, завывать, махать руками – в общем, делать все, чтобы привлечь сюда пиявок.

– Ты что, ненормальная?

– Я же сказала: помоги мне.

– Ты что, не поняла? Я же сказал…

– Ты теряешь время.

Джексон обжигает меня взглядом, полным ненависти. Он понимает, что я не собираюсь отступать и что ему ничего не остается, кроме как помочь мне. Но все это ему сильно не нравится.

– Черт бы тебя побрал! – цедит он сквозь зубы.

Но звучит это как-то неубедительно. Он подходит к гробу. Мы подсовываем руки под него, ищем, за что бы зацепиться, и наконец находим. Похоже, что дно у гроба плоское.

– На счет «три»! – командую я.

Я считаю до трех, и мы делаем рывок.

Ничего.

– Вот видишь? – говорит Джексон. – Ну, можно теперь наконец…

– Не трать зря силы, – советую я. – Давай еще. Раз. Два…

Судя по силе звука, пиявки уже почти у стен разрушенного дома.

«Боже мой, они совсем близко!» – говорит Саския.

«Не мешай мне».

«Прости».

Кажется, руки сейчас выскочат из суставов – так я напряглась. И когда я уже совсем было собираюсь сдаться, гроб начинает подаваться. Сдвиг настолько незначительный, что боюсь, не показалось ли мне. Я цепляюсь за этот проблеск надежды и в то же время отказываюсь верить.

– Давай. Постарайся. Еще, – шепчу я Джексону.

Он даже не отвечает. Ему не нужно отвечать. Мы оба теперь чувствуем, что дело сдвинулось с мертвой точки. Так бывает, когда увязнешь в трясине ногой и тебе ее не вытащить, как ни стараешься. Охватывает тихая паника, но вдруг появляется нечто, всего лишь намек на надежду, а потом все меняется. Трясина ослабляет свою хватку, и ты вдруг свободен.

Вот то же самое и с гробом. Еще минуту назад нам казалось, что с таким же успехом мы могли бы попытаться сдвинуть глыбу весом в десять тонн. А теперь такое впечатление, что то, что нам мешало, возможно какой-то клей, исчезло, и оказалось, что сам по себе гроб почти ничего не весит. Теперь такое чувство, что раньше мы ломились в открытую дверь. Гроб переворачивается. Я вижу, как тело скатывается с покрывала, смещается к той боковине гроба, которая сейчас ниже. Мы с Джексоном тоже теряем равновесие и падаем вместе с гробом. Он ударяется о край каменного постамента, на котором стоял, и стекло дает трещину.

И все это время мы слышим этот напоминающий скрип ногтя по школьной доске звук – крик пиявок. Но теперь его заглушает свист вырывающегося из гроба воздуха, если это, конечно, воздух. Его становится куда больше, чем мог бы вместить закрытый объем гроба. Его рев наполняет мою голову – это все равно что стоять около реактивного двигателя.

Джексон и я валимся в разные стороны на проволочный пол. Мы почти одновременно встаем на ноги и расширенными глазами смотрим, как раскалывается гроб. Он, оказывается, состоял из пяти-шести частей. Тело Саскии падает на пол. Я хочу подойти к нему, но оно начинает светиться. Электрическим голубым светом. Потом золотистым. Потом снова голубым. Потом вверх устремляется столб света, прямо в монохромное небо.

Нет. Это не свет. По крайней мере, не только свет.

Внутри этого столба – те самые бинарные числа. Код. Вспыхивающие единицы и ноли, они – частички этого золотисто-голубого столба света.

«Что?..» – начинает было Саския, но не может договорить.

Я понимаю ее. Я тоже не могу произнести ни слова. Но Джексону удается сказать целую фразу:

– Что, черт возьми, мы наделали?

А потом сквозь пылающий столб, пронзающий небо, как луч прожектора, мы слышим их.

Пиявок.

Я оборачиваюсь и вижу, как одна из них проникает сквозь ближайшую стену. Камень плавится как воск от соприкосновения с ее скользким черным телом. Воздух наполняется смрадом: сера и горячий металл.

Сюзи

Сюзи занервничала, как только вошла в дом, из которого таинственным образом прошлой ночью исчез Джексон Харт. Не говоря уже о том, что, за исключением Аарона, все довольно ясно дали ей понять, что она им не очень нравится. Им всем казалось подозрительным, что она таскается за ними. Даже квартирная хозяйка, весьма любезная со всеми остальными, на нее смотрела недружелюбно. Аарон, конечно, оказывал ей моральную поддержку уже хотя бы тем, что все время держался рядом, но она знала, что даже он не совсем понимает, при чем здесь она.

Он не виноват. В конце концов, она и сама не до конца отдавала себе отчет в том, что заставляет ее проявлять такое упорство. Теперь речь не шла уже о помощи Аарону – в данный момент он больше поддерживал ее, чем она – его. И дело было даже не в том, что ей хотелось узнать, чем все закончится, хотя, конечно, и это тоже.

Просто что-то заставило ее прийти сюда, она почему-то должна была в этом участвовать, несмотря на то что чувствовала себя все неуютнее и неуютнее по мере приближения к дому Харта.

Входя в дом, она уже была на грани срыва. Когда поднимались по лестнице, у нее бегали мурашки по спине, а уж когда вошли в комнату, единственное, чего ей хотелось, – это повернуться и выбежать вон. Здесь было жутко! Ничего конкретного, ничего такого, на что можно было бы указать пальцем. Никаких видимых следов того, что эта комната – нечто иное, чем то, чем она казалась: жилище технаря, с последней моделью компьютера, стереосистемой, видеомагнитофоном. Но с того момента, как они вошли сюда, ее не покидало чувство, что им грозит опасность.

Сюзи прислушивалась к репликам, которыми перебрасывались остальные. Смотрела, как Эсти и Тип разбираются с компьютером Джексона. Когда Клодетт вызвалась помочь квартирной хозяйке с чаем, Сюзи хотела набраться смелости и попроситься с ними, но прекрасно знала, что им это не понравится. Все были не в восторге от ее пребывания здесь. По крайней мере, если бы она пошла с хозяйкой и Клодетт, она вышла бы из этой ужасной комнаты и смогла бы думать о чем-нибудь, а не бороться с жутким ощущением, которое пустило корни в сознании.

Она просто обязана предупредить их. И Эсти даже согласилась с ней, что здесь как-то странно, но тут же вернулась к разговору с Типом о подсоединении компьютера. Что касается Типа, то он даже головы не повернул на реплику Сюзи.

– Не волнуйся, – сказал Аарон. Он говорил тихо, чтобы не мешать Эсти и Типу. – Похоже, они знают, что делают.

«А знают ли?» – подумала Сюзи.

Что-то непохоже, что знают. Все шло как-то… неправильно.

– Просто у меня такое чувство, что сейчас что-то откроется, – сказала она. – В этой комнате. Может быть, во мне самой. Или это… нет, я не знаю. Что-то приближается. Что-то большое, что нельзя потрогать и удержать. Что-то ужасное.

Ей с трудом удалось жалко улыбнуться ему – дать понять, что она и сама знает, что перегибает палку, но Аарон ответил на ее улыбку встревоженным взглядом.

Сюзи вздохнула:

– Послушай, я понимаю, как это глупо звучит, особенно если учесть, какой дикой мне самой казалась мысль о духах Интернета еще несколько часов назад.

– Вовсе это не глупо звучит, – возразил он. – Просто я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Это что-то вроде предчувствия?

– Пожалуй.

Она слышала, как Клодетт и квартирная хозяйка поднимаются по лестнице. Аарон отвернулся, чтобы послушать, что Эсти и Тип говорят друг другу. Сюзи потребовалась всего секунда, чтобы осознать смысл слов. Они вонзились в нее как острые, зазубренные осколки стекла. Воздух в комнате сгустился и давил.

– Нет, – произнесла она, – не вносите это сюда!

Но было уже поздно. Эсти подсоединила свой ноутбук к системе Джексона.

– Что не вносить? – спросила Клодетт сзади.

Эсти подняла голову.

– У нас еще одна тайна, – сказала она. – Компьютер Джексона все еще подключен к сети, но, как обнаружил Тип, связь ADSL сломана.

Тип показал телефонный провод, отсоединенный от роутера.

– Но это же невозможно, – сказала Клодетт. – Правда?

Эсти пожала плечами:

– Получается, что возможно. Тип считает, что теперь, когда я подсоединила свой ноутбук, дух Вордвуда явится навестить нас. – Она перевела взгляд на Сюзи. – Вот и Сюзи, кажется, думает то же самое.

Тип выбрался из-под стола. Клодетт вошла в комнату, за ней – миссис Лэндис. Квартирная хозяйка в замешательстве переводила взгляд с Эсти на Сюзи.

– Я не понимаю, – сказала она, – о каком духе вы говорите?

– Может быть, нам стоит спросить Сюзи, – ответила Эсти. Она просто впилась в Сюзи взглядом. – Итак, что вы обо всем этом знаете?

Сюзи захотелось спрятаться. Комната вдруг показалась ей слишком маленькой. Слишком тесной. А воздух в ней – тяжелым, давящим.

– Я… я ничего не знаю, – сказала она. – Я только что-то чувствую. Как будто в углах комнаты есть какие-то вещи, которых мы не видим. Они выжидают. Они наблюдают за нами…

«Да заткнись же! – сказала она себе. – Ты разговариваешь как сумасшедшая».

Но она не чувствовала себя сумасшедшей. Зато она явно чувствовала, что все они в опасности. Беда заключалась в том, что слов, чтобы описать эту опасность, не было.

– Здесь действительно душно, – сказала квартирная хозяйка. – Надо открыть окно и найти вентилятор. Чтобы было хоть какое-то движение воздуха.

– Сюзи говорит не о духоте, – возразила Эсти, – не так ли, Сюзи? Во всяком случае, не об обычной духоте.

Аарон решил вмешаться:

– Перестаньте мучить ее. Здесь правда жарко и душно.

– Безусловно, – подтвердила Эсти. – Нам всем жарко. Но не все мы что-то скрываем.

Взгляд Сюзи заметался. Все они пристально смотрели на нее, даже Аарон, хотя по крайней мере его взгляд не был враждебным. Тяжесть такого напряженного внимания была еще невыносимее сознания, что за тобой наблюдают из углов комнаты.

– Я ничего не скрываю, – сказала она. – Но… разве вы ничего не чувствуете?

Миссис Лэндис шагнула к ней:

– Может, выпьете чаю со льдом?

Сюзи инстинктивно отступила, когда квартирная хозяйка придвинула поднос со стаканами.

Почему они ничего не чувствуют? Это проникало внутрь ее, как будто стремилось вынуть что-то у нее из груди.

Но, судя по выражению их лиц, единственное, что они чувствовали, – что она, должно быть, сошла с ума.

Но ведь в углах комнаты действительно что-то есть – хотя, может быть, и не то, что ей показалось сначала. Это были не монстры и не злые духи. Может быть, сама комната… износилась по краям. Иначе не скажешь.

Когда Сюзи смотрела на любой предмет в комнате, этого истончения материи не было заметно, но боковым зрением она видела, что стены и углы комнаты дрожат. Они теряли плотность. Они исчезали.

Они отличались от своего обычного состояния так же, как настоящее фото отличается от газетного снимка. Стены больше не казались цельными, как на фотографии, – они состояли из сотен крошечных цветных точечек. И эти точечки постепенно расползались друг от друга в разные стороны.

– Сюзи… – позвал Аарон.

Она попробовала сосредоточиться на его лице. Может быть, если она не будет больше ни на что смотреть, все пройдет. Эти дрожащие стены. Это незнакомое ощущение, как будто кто-то проникает к ней в грудную клетку…

«Не отрывай от него глаз, – твердила она себе. – Сосредоточься на Аароне».

У нее слегка закружилась голова. Она пошатнулась и совершила ошибку: посмотрела вниз, чтобы сохранить равновесие.

И увидела собственные руки.

Она подняла их, не поверив своим глазам.

– Боже мой! – воскликнул кто-то.

Ее руки тоже бледнели, как и стены.

– Что… – выговорила она с трудом, – что со мной происходит?

Никто не ответил. Она обвела взглядом всех присутствующих по очереди и прочла у них в глазах только непонимание и ужас.

И ее охватила паника.

Ноги у нее подогнулись, но прежде, чем она упала, столб света вырвался из ноутбука Эсти и поразил три процессора вокруг стола Джексона. Этот свет состоял из переплетенных голубых и золотых нитей. Мгновенно все четыре машины оказались соединены этим сиянием, и образовался не то круг, не то квадрат. Этот световой поток вдруг выбросил луч, направленный, как лазер, прямо ей в грудь.

Времени увернуться не было. Не было времени ни на что.

На какой-то миг для нее все перестало существовать. Свет вошел в нее, захватил точечки, в скопление которых она превратилась, и она пропала, потерялась в беззвучной бездне, в пропасти. Никаких тактильных ощущений не осталось. Но прежде чем Сюзи успела отреагировать на новую среду, тьма рассеялась, как будто резко включили свет. Она была снова в квартире Джексона, в нескольких футах над полом, но все изменилось.

Исчез реальный мир, или если и не исчез, то совершенно изменился. Как будто она перенеслась в какой-то мультфильм из тех, что показывают утром в субботу. Или в примитивную компьютерную игру, которая изо всех сил, но с нулевым успехом пытается сделаться трехмерной.

Странно было то, что ее паника исчезла вместе с исчезновением реального мира. Здесь, в новой версии мира, она была лишь спокойным наблюдателем среди кричащих красок, слишком смелых линий и плохой анимации.

Лица ее спутников теперь казались ей преувеличенно испуганными, почти комичными. Ей были смешны округлившиеся глаза Эсти и Типа, раскрытый рот Аарона. Миссис Лэндис, кажется, потеряла сознание. Она распласталась на полу, и ее руки и ноги казались непомерно большими. Клодетт привалилась к стене, смешно выставив перед собой руки.

Но смешливое настроение покинуло Сюзи, как только она снова взглянула на переплетение голубых и золотых нитей, соединявших компьютер Эсти с аппаратурой Джексона. Луч теперь не был прямым, как лазер, а превратился в спираль, которая оплела ее руки и ноги. Он теперь соединял ее с… не то чтобы сферой – скорее, со своего рода порталом, в котором лучи преломлялись так, что становились голубыми и золотыми завитками. Они образовали некую фигуру, нечеткую, но с человеческими очертаниями. За этим смутным образом виднелись бесконечные ряды книжных шкафов, сотни тысяч книжных шкафов, исчезающих в бесконечности.

– Дитя мое, – сказал образ.

Голос был тихий, но звучный. Он был сильным, как голос матери, теплым, как голос отца, и это единственное произнесенное им слово, подобно ключу, отомкнуло что-то в Сюзи. Она поняла, кто это. Теперь она знала, кто скрывается среди золотых и голубых завитков.

Это был дух Вордвуда.

Сначала она подумала, что голос обращается только к ней, но то же самое знание, которое позволило ей распознать, кто он, подсказало: она лишь одна из многих. Где-то, она точно не знала где – кто далеко, кто близко, – другие люди парили в воздухе, подобно ей связанные с «Вордвудом» ближайшими компьютерами и прочными пучками света. Все они сейчас были отдельными людьми, но когда-то являлись частью этой огромной призрачной библиотеки. История своей жизни, которую она помнила, была сконструирована для нее, и для других тоже были придуманы истории. Их заслали… заслали…

Она с трудом оторвала взгляд от завитков света и сконцентрировалась на карикатурном лице Аарона.

Их заслали, чтобы выследить тех, кто отвечал за вирус, изуродовавший духа Вордвуда. Чтобы найти этих людей и привести их сюда, где дух получил бы к ним физический доступ.

– Наши враги найдены, – сказал дух, – и я разберусь с ними. Теперь ты можешь вернуться домой или, если хочешь, продолжить свою новую жизнь. Выбор за тобой. Считай это платой за твою помощь мне.

– Что ты с ним сделаешь? – спросила Сюзи.

Взгляд духа обратился на нее, и она поняла, что теперь он видит только ее, а не всех, кто был когда-то его частями и кого он, даровав им личность, отправил в реальный мир.

– Это еще не решено, – сказал он ей. Подождал немного и прибавил: – Он был не один.

Сюзи кивнула. Она знала это. Должно быть, дух вышел через нее и на Аарона, и на Джексона.

– Я думаю, – продолжал дух, – поступить с ними по Ветхому Завету: око за око… Я сделаю с ними то, что они сделали со мной. Я пресеку все ниточки, связывающие их тела с их душами. Уничтожу то, что делает их мысли внятными. Что соединяет клетки их организмов воедино.

– Это убьет их, – сказала Сюзи.

– Не обязательно. Меня ведь не убило.

– Но ты – не человек.

– Им следовало бы подумать об этом прежде, чем они все это затеяли.

– Они не знали! Они думали, что ты всего лишь вебсайт.

Дух пристально смотрел на нее:

– Неведение – это состояние, а не оправдание.

Состояние Аарона и Джексона, и ее самой – тоже.

У нее в груди запылал раскаленный уголь гнева. Дух Вордвуда использовал ее – ее и остальных, кого выслал на разведку. Он дал им жизнь, индивидуальность, заставил их поверить в то, что они настоящие. Что они действительно когда-то родились, что у них есть семьи, друзья. В ее случае – семья и друзья, безвозвратно потерянные для нее. И все-таки это была ее жизнь. Ее история.

Или ничего этого не было?

Вордвуд сделал из нее и остальных жалких кротов. Шпионов, замаскированных так хорошо, что они и сами не знали, кто они, пока их не активировал тот, кто их создал и забросил в мир. Для чего? В ее случае для того, чтобы она предала других, как предавали и ее. Именно затем ей был дан муж, который мучил ее, друзья и родственники, которые от нее отвернулись, сестра, которая ее ненавидит.

«Нет, – сказала она себе. – Это не настоящие воспоминания». Ее никогда не предавали – если не считать того, как поступил с ней дух Вордвуда.

Может быть, Аарон и вел себя по-свински с другими людьми. Наверняка. Но не с ней. И он не предавал ее. Он не знал, что случится, когда подбил Джексона испортить сайт «Вордвуд». Кто мог бы предположить, что обыкновенный компьютерный вирус может принести столько вреда? А когда все выяснилось, он попытался это исправить.

Но было совершенно ясно, что дух Вордвуда смотрит на вещи иначе. Та часть ее, что была связана с духом, знала, что это было вовсе не доброе книжное существо, которое только защищалось. Это было создание, лишенное всякой морали, готовое поступить со всяким так же, как тот поступил с ним. Разговаривай с ним – и оно будет разговаривать с тобой. Используй его ресурсы для научных исследований – и оно с готовностью раскроет для тебя двери своей библиотеки.

Но попробуй напасть – и оно нанесет ответный жестокий удар и не станет принимать во внимание никаких смягчающих обстоятельств.

Она сомневалась, совершил ли дух хоть одно доброе дело за все время своего существования.

– А остальные? – спросила она. – Люди, которых затянуло в… твой мир?

– Это тебя не касается.

Еще как касается! По крайней мере, она чувствовала, что это ее касается.

Как это могло быть, если она просто часть этого бесстрастного духа? Разве она не должна была бы чувствовать только то, что чувствует он? Или она действительно стала отдельной личностью, с тех пор как Вордвуд отослал ее, и была связана с ним лишь этим заданием, которое должна была выполнить?

У нее не было ответов на эти вопросы. Пока не было. Может быть, она и вообще этого никогда не поймет. Но одно она знала твердо.

– Ты не получишь его, – сказала она духу.

– Как ты можешь помешать мне?

Она посмотрела на сноп света, связывающий ее с Вордвудом. Дотянувшись до него, она поняла, что эти переплетенные золотые и голубые нити состоят из некоторой субстанции. Как будто у тебя в руках теплый густой гель.

– А если я вот такое сделаю…

Она крепко сжала струю света и сильно дернула.

Она не знала, чего ждать. Она, пожалуй, даже не думала, что делает. Она делала это от злости и отчаяния, а не с какой-либо целью.

Луч порвался надвое.

Свет вспыхнул так ярко, что ее ослепило и резко отбросило назад. Она ударилась спиной о стену. Затем она медленно начала сползать по стене на пол. Но боль от удара была просто ничто по сравнению с тем, что творилось у нее в груди. Как будто из нее что-то выдирали. Сердце. Легкие. Было так больно, что она на миг потеряла сознание.

Когда Сюзи пришла в себя, у нее буквально искры посыпались из глаз от боли. Но мир из мультфильма пропал. Как и портал, сквозь который она общалась с духом Вордвуда.

Она вдохнула и чуть не закричала – такую боль ей причинил этот вдох. Рукам тоже было очень больно – там, где она схватилась за луч, – но, посмотрев на них, она не обнаружила никаких физических повреждений. И дырки у нее в груди не было, хотя, судя по ощущениям, могла бы быть.

Аарон наконец обрел способность шевелиться и шагнул к ней. У него все еще был потрясенный вид, но беспокойство за нее, кажется, постепенно выводило его из шока.