Текст книги "Призраки в Сети"

Автор книги: Чарльз де Линт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

– Думаю, это что-то вроде эктоплазмы, – отвечаю я.

– Знаете, мне, конечно, приходилось слышать этот термин, но я понятия не имею, что он означает.

– По терминологии спиритов это густая, липкая субстанция, которая будто бы выделяется из организма медиума, когда он выговаривает… свои прорицания. Это что-то вроде побочного эффекта общения с духами.

Она некоторое время молчит, потом спрашивает:

– И вас удовлетворяет такое определение?

– Мне приходилось сталкиваться и с более странными вещами.

Она снова издает нервный смешок:

– Да, я же все время забываю, с кем разговариваю! Мы все были поражены, когда в нашей группе объявилась такая знаменитость, как вы.

– Я вовсе не знаменитость, – говорю я.

– Ну, во всяком случае, вы более известны, чем мы все, вместе взятые. – Снова пауза. – И кто же проводил сеанс?

– О чем вы?

– А к чему вы тогда упомянули про медиумов?

– Мне кажется, медиумом может быть и компьютер, – отвечаю я. – Или даже сам Интернет.

– А вызванный дух потом снова вернулся в «Вордвуд»?

– Кто знает. Пока у нас не появится больше информации, все это только домыслы.

– И что же происходит с людьми, которых забрали туда? – спрашивает она.

– Не знаю. Думаю, то, что произошло, – нечто вроде вспышки, а что явилось ее причиной – никто не знает. Но все, кто пытался зайти на сайт «Вордвуд» в этот момент, попались, и их забрали.

– Забрали куда?

Я отвечаю не сразу. Мне в этот момент приходит в голову, что вспышку могла спровоцировать попытка Саскии войти в контакт с духом Вордвуда. Что-то вроде замыкания. Создатель и его создание внезапно вступают в контакт. Как при соприкосновении проводов, хотя в данном случае речь идет о духах в проводах.

– Этого я тоже не знаю, – наконец отвечаю я. – Я бы сказал – в Мир Духов, но не знаю, могут ли «технологические» духи существовать в том же самом мире, что феи и гоблины.

Теперь замолкает она.

– Вы слушаете? – спрашиваю я через несколько секунд.

– Ага. Я просто задумалась. В детстве я никогда особо не увлекалась всякими там феями и прочим. Но с тех пор как этот «Вордвуд» зажил собственной жизнью, я просто уверена: кто-то бродит в киберпространстве. Не только те духи, которые завладели «Вордвудом», но и другие тоже. Может быть, их великое множество. И это очень странно, если задуматься. Потому что ведь никакого киберпространства в действительности не существует. Это то, что мы сами изобрели. Это своеобразный ярлык, который мы приклеиваем к пересечениям данных в компьютерах, содержащих веб-сайты. Выходит, что и всех этих духов мы сами придумали.

– Что ж, – говорю я, – можно и так думать: боги, и феи, и вообще все, кто появляется по ночам, существуют только потому, что мы в них верим. Что мы создали все это, чтобы объяснить себе таинственность мира.

– Но вы, судя по всему, так не думаете, – говорит она.

– Я думаю, некоторые тайны могут быть объяснены и таким способом, но не все. И даже не б о льшая их часть.

– Чертовски непонятно.

– Ага, – соглашаюсь я и через секунду спрашиваю: – А вы разве никогда не говорили о таких вещах в группе?

– А вы никогда не замечали, что как-то не получается говорить об этом онлайн? – отвечает она вопросом на вопрос. – Я знаю людей, которые пробовали. Они писали статьи, пытались беседовать об этом в группах. Но эти самые духи ревниво охраняют свою частную жизнь. Вот увидите: уже к шести-семи часам Си-эн-эн замолчит об этом компьютерном происшествии.

– Возможно, вы правы. Люди замечательно умеют забывать то, что не могут объяснить.

– Я не сказала, что это люди все забудут, чтобы сохранить свое душевное здоровье, – возражает она. – Это духи не позволят информации распространяться.

– Но…

– Это же знают все хакеры! Просто об этом не говорят онлайн. Черт, да вы вообще не сможете заговорить об этом ни в какой среде, связанной с компьютерами, а среды, с ними не связанной, сейчас практически не существует. Остается разве что личный контакт или обыкновенная почта. А иначе любой текст, видеоматериалы – в общем, все, с помощью чего вы попытаетесь передать свои мысли, будет стерто. Из книг исчезают целые главы. Из документальных фильмов – целые сцены. И это длится уже годы.

– Я сталкивался с этим, когда занимался своими исследованиями.

– Но вы обсуждали это с людьми только с глазу на глаз, верно?

Я закуриваю очередную сигарету и надолго задумываюсь, прежде чем согласиться с ней.

– Ну и что же из этого следует? – спрашиваю я.

– У меня билет на самолет, – говорит она, – завтра утром буду в Ньюфорде. Перед отлетом попытаюсь уговорить Типа и Клодетт полететь тоже и встретиться со мной в магазине у Холли. Рауль уже обещал мне, что прилетит. Он достаточно разбирается во всем этом, чтобы быть полезным, когда немного придет в себя после случившегося с Бенни. Ему это нужно – чувствовать, что он предпринимает что-то, чтобы вернуть Бенни.

– Я очень хорошо понимаю, что он сейчас чувствует, – говорю я.

– Ваша помощь тоже пригодилась бы нам. Вы больше знаете обо всех этих духах, чем мы все.

– Я, конечно, помогу вам, – говорю я. – Но что конкретно вы собираетесь делать?

– Точно не знаю. Попытаемся устроить мозговой штурм. У меня есть идея – не попробовать ли еще раз с «Вордвудом»? Вдруг нам удастся вступить в контакт с духом, завладевшим сайтом, и убедить его, что у нас мирные намерения и мы не собираемся причинять ему зла? Мы могли бы воспользоваться старенькой «тройкой» Холли – тем самым компьютером, на котором мы начинали «Вордвуд».

– Мне кажется, лучше было бы найти более быструю машину.

– А что, если волшебство – именно в этой конкретной машине?

Я вспоминаю, сколько раз я околачивался в магазинчике у Холли, мы сидели с ней за столом, болтали, а экран компьютера освещал разные бумаги, журналы, книги, разбросанные на столе.

– Она больше не пользуется этим компьютером, – сообщаю я Эсти.

– Знаю. Но вы же знаете Холли. Чтобы она что-нибудь да выбросила!

– Вы спрашивали, сохранился ли у нее старый компьютер?

– Уверена, что сохранился. Но мне не удалось с ней связаться. За последний час я несколько раз пыталась дозвониться до нее, но, похоже, телефон у нее не работает ни дома, ни в магазине.

– А вы не думаете, что с ней могло что-нибудь случиться?

– Нет. Ее компьютер работает. Если бы с ней случилось то же, что с Бенни и вашей подругой Саскией, звонок вообще не проходил бы, как в случае с Бенни. Я смогла дозвониться до Рауля только потому, что у них дома проведена вторая линия: Раулю это нужно для работы. Он занимается импортом одежды и мебели из Мексики, продает это оптом магазинам.

– Попробую дозвониться до Холли, как только закончу говорить с вами, – обещаю я.

Что-то я начинаю волноваться за Холли. Дело в том, что, когда во время исчезновения Саскии телефонный провод оплавился, связь не пропала. Все, что мне пришлось сделать, – это заменить провод. Но поднять эту тему в разговоре с Эсти – значит рассказать все о Саскии. А я пока не готов это сделать.

– Прекрасно, – отвечает Эсти. – Значит, увидимся завтра утром, самое позднее – днем.

– Да, я приеду. – Поколебавшись секунду, добавляю: – Вы уже обращались в полицию?

– А что я им скажу? Они решат, что я больна. А если нет, вообще могут арестовать меня как человека, причастного к возникновению «Вордвуда». А из тюремной камеры мне будет гораздо сложнее что-то сделать, чтобы это прекратить.

– Разумно, – отвечаю я. Этот довод как-то раньше не приходил мне в голову.

– А вы что, собираетесь обратиться?

– Пожалуй, последую вашему примеру.

Я кладу трубку, Джорди вопросительно смотрит на меня, и я вкратце пересказываю ему реплики Эсти.

– Как я заметил, ты ей не рассказал, что в действительности произошло с Саскией, – говорит он.

– Я не смог.

– Почему?

– Потому что у меня подозрение, что именно Саския в каком-то смысле спровоцировала эти исчезновения.

– О, перестань, пожалуйста! – говорит он. – Саския никогда не стала бы делать ничего подобного.

– Я же не сказал, что она сделала это нарочно. Это могло быть что-то вроде… Ну не знаю – что-то вроде компьютерной версии химической реакции. Или… как булавка случайно прокалывает шарик.

Джорди все еще мотает головой.

– Ты знаешь, что «Вордвуд» уже был недоступен перед тем, как все это произошло? – говорю я.

– Да, но…

– Что-то с ним случилось. Произошли какие-то изменения. И ее подключение вполне могло спровоцировать цепную реакцию.

– Нельзя сказать этого наверняка.

Я соглашаюсь:

– Да, нельзя. Но пока мы не будем знать больше, то, что произошло с Саскией, останется между нами. Хорошо, Джорди?

– Хорошо.

Я собираюсь встать со стула, но он хватает меня за руку.

– Подожди секунду, – говорит он. – Ты должен посмотреть на это.

Он снова прибавляет звук, Си-эн-эн передает интервью с одной из свидетельниц.

– Все, что мне известно, – говорит репортеру женщина средних лет, – это то, что он был внизу. Я не обращала на него внимания, но потом услышала эти странные булькающие звуки и пошла посмот…

Джорди отключает звук, не дав ей договорить фразу.

– Эсти была права, – говорит он. – Это уже начинается.

– Не понимаю.

– Интервью с этой женщиной, – поясняет Джорди. – Я его слышал уже несколько раз. Первые два раза она говорила: «Он был внизу, возился со своим дурацким компьютером», а теперь про компьютер уже вырезали.

– Ты уверен?

Джорди кивает.

Я с опаской смотрю на телевизор.

– Боже мой! – говорю я. – Интересно, это действительно проделки духов, как думает Эсти, или власти решили зажать информацию?

– Ну, можно позвонить в полицию, – говорит Джорди, – сказать им, что ты специалист по компьютерным мифам… – Он обрывает фразу, поняв, что шутка не имеет успеха. – Да ладно тебе, Кристи, – говорит он. – Ты же не думаешь, в самом деле, что духи контролируют все вещание: Интернет, спутниковую связь, кабельное телевидение…

– В чем преимущество компьютеров перед нами? – спрашиваю я. Когда он пожимает плечами, я отвечаю сам: – В том, что они могут одновременно выполнять несколько задач и быстро обрабатывать данные. Они проделывают это так же легко и естественно, как мы с тобой дышим.

– Но предположить, что они подслушивают…

– Я понимаю.

Самая глупейшая паранойя, связанная с компьютерами, – это миф о том, что правительство, враги, соседи, да не важно кто, могут увидеть, чем вы занимаетесь, через экран вашего компьютера. Это даже не новая идея. Мне приходилось слышать то же самое о телевидении. Когда слышишь такое, обычно только усмехаешься, но сейчас, держа в голове мысль о духах, которые «ревниво охраняют свою частную жизнь», как выразилась Эсти, задумываешься: а так ли эта мысль абсурдна?

Принимая во внимание то, что произошло с Саскией, и то, как духи защищаются, стирая всякое упоминание о себе из электронной среды, можно ли поручиться, что они не наблюдают за нами с экранов наших телевизоров и компьютеров? Может быть, они населяют не только киберпространство? Может быть, они способны проникать в любой прибор, при эксплуатации которого используется электроника?

А как насчет спутников? Возможно, духи могут видеть и слышать нас с неба, из бытовых приборов, из всего, что мы включаем в электрическую розетку…

Думаю, надо еще раз позвонить Эсти. Предупредить ее о том, что наш с ней разговор по телефону могли слышать духи. Но у меня ведь нет ее номера. И, кроме того…

Я встряхиваю головой и запрещаю себе думать об этом, чтобы не сойти с ума.

– Хочешь проехаться со мной к Холли? – спрашиваю я Джорди.

– Конечно. Все равно не засну.

Боррибл Джонс

Боджо стоял один в библиотеке дома Келледи и чувствовал себя смертельно уставшим. Потолки были почти четырнадцати футов в высоту, как и полагается в богатом особняке. Он смотрел на книжные шкафы, от пола до потолка, высящиеся вдоль стен. Шкафы были везде, кроме дверного проема, где он и стоял, и западной стены напротив него, где между книжными стеллажами умещалось стрельчатое окно с низким подоконником, достаточно широким, чтобы на нем удобно уселись двое.

Здесь было слишком много книг. Он медленно прошелся по комнате, читая надписи на корешках. Книги о музыке, беллетристика, история, биографии, сказки, эзотерические тексты – некоторые на столь экзотических языках, что Боджо не знал, что это за алфавит. Он иногда не понимал, алфавит это или некий секретный код вроде тех значков, которые люди его племени оставляют на стенах зданий или на обочинах дорог в качестве посланий друг другу.

Книги были расставлены совершенно бессистемно. Но даже если бы их разложили перед ним как на выставке, как сказала бы тетя Джен, все равно у Боджо не было четкого представления о том, что именно он ищет.

Вообще-то, он не был книжным червем – вот в чем состояла главная проблема. Боджо шел от устной традиции, когда все пересказывается старшими младшим или просто остается в истории племени, передающейся от поколения к поколению. Он умел читать, но редко открывал книгу с тех пор, как научился этому. С книгами у него были какие-то мистические ассоциации, и библиотека являла собой блестящий пример таковой.

Он знал, что книги подразделяются на две большие категории: те, которые читаешь для развлечения, и те, которые читаешь для того, чтобы почерпнуть в них какие-нибудь сведения. За годы посещений дома Келледи он неоднократно видел, как Мэран или Сирин входили в библиотеку с какой-нибудь проблемой, снимали с полки книгу и в ней находили решение.

Но они-то знали, что конкретно ищут или, по крайней мере, где следует искать. А кроме того, они часто находили то, что им было нужно, в беллетристике, а не только в справочной литературе.

Тяжело вздохнув, Боджо постоял еще в библиотеке, скользя взглядом по корешкам книг. В конце концов он решил, что у Сирина и Мэран просто особый дар находить нужную книгу и библиотека как таковая ни при чем. То, что нужно ему, он должен искать сам, без помощи книг.

И он вышел из дома Келледи с его флюгерами и башней и направился по тропинке под дубами к дороге. Он окинул взглядом Стэнтон-стрит, а потом, полуприкрыв глаза, запрокинул голову. Так он стоял довольно долго, спокойный и сосредоточенный.

Тот, кто не чувствует, подобно ему, устойчивой связи между этим миром и мирами, с которыми он граничит, не заметил бы того, что Боджо получал «из воздуха». Он искал волшебное, и его было кругом полно, но он также искал и мудрости, а это обнаружить было гораздо сложнее.

Он чувствовал присутствие домовых и призраков, теней и жителей Пограничных Миров, фей и привидений. Они были здесь, рядом с ним, – под деревьями, у него за спиной, наверху, в кронах дубов. Они спали в общественных парках и рылись в помойках. Они были в канализационных трубах, они крались по крышам или карнизам, заглядывали в окна к людям.

Боджо вовсе не удивлялся, заметив кого-либо из них. Они всегда были – и среди белого дня, и глухой ночью. Эти блики, улавливаемые краем глаза, шорохи из угла, который кажется пустым…

Сегодня вечером их было особенно много на улицах, как будто в праздник, например в День костров или в канун Дня Всех Святых. В такие вечера этот невидимый народец шатается по городу целыми компаниями, стаями, безобразничает, распевает песни. Но, несмотря на то что эти существа сегодня вышли на улицы, они казались подавленными. Что-то было в воздухе непривычное. Как будто теней, что ходили по аллеям и вдоль домов, выбросили из их жилищ. Высоковольтные провода гудели громче обычного, и еще чувствовался запах, как будто проводка перегорела, – еле заметный, но ощутимый. Боджо заинтересовался, но сегодня ему некогда было разбираться с этим.

Он заставил себя сосредоточиться на самом нужном. Он все расширял и расширял диапазон наблюдений и наконец нашел волшебную точку, которую искал, – искру, слабо мигающую на довольно большом расстоянии.

Закрыв глаза, он сосредоточился на этой искре, стараясь поточнее определить, что это. Но он услышал только шепот теней. И единственное, что смог понять, – что это человек или, по крайней мере, существо мужского пола. Больше ничего. Как будто этого человека укрывал темный плотный плащ, и было непонятно, принадлежат ли тени, которые он отбрасывает, ему самому или тем, кого Боджо искал.

Это было не столь важно. Кем бы тот ни был, он единственный из обнаруженных обладал достаточной силой. Боджо знал, что ему придется найти этого человека или вернуться к Холли ни с чем, а этого ему очень не хотелось.

Мысль о Холли заставила его улыбнуться. «Не увлекайся, – частенько говорили ему дяди и тети. – Это не твой мир». Но как же не увлечься Холли? Она такая хорошенькая, такая умница, и у нее такие чудесные рыжие волосы!

Боджо питал слабость к рыжеволосым женщинам. Особенно если они ездят на мотоцикле. Интересно, не стоит ли у Холли в гараже за магазинчиком «Нортон» или «Индиан». А может, «Винсент Блэк Лайтнинг»?

Думай о деле, одернул он себя. Если ничего не получится, ты завтра не сможешь показаться в ее магазине. Женщинам нравятся мужчины, которые держат слово. Он сказал, что поможет, значит, должен помочь, а потом уже выяснять, как она относится к мотоциклам.

Как и невидимые люди, с которыми он делил эту ночь, он старался держаться в тени. Его путь лежал на восток, по Стэнтон-стрит. Особняки становились все менее и менее презентабельными, пока не сменились домами из красного кирпича и витринами магазинов. Когда он видел проезжающую машину или, реже, пешехода, он поспешно нырял в парадное или двор. При нем не было никаких документов, ничего удостоверяющего его личность, поэтому он побаивался, что его остановит какой-нибудь представитель власти и спросит, что он, собственно, тут делает в столь поздний час. Привычка держаться незаметно стала теперь его второй натурой. Независимо от того, в каком мире все происходило, жестянщики привыкли к столкновениям с законом. Полицейский еще может поколебаться – упечь человека за решетку или отпустить восвояси, но если речь идет о жестянщике – тут они единодушны в своей неприязни. Такое для Боджо было отнюдь не ново.

Дойдя до Пальм-стрит, он понял, что больше не нужно осторожничать. Он уже миновал не одну полицейскую патрульную машину. Его едва удостоили взглядом. Он понял, что сегодня у них имеются гораздо более важные дела, чем заниматься каким-то праздношатающимся жестянщиком.

Пальм-стрит была основной магистралью Злачных Полей Ньюфорда, части города с самой дурной репутацией: закусочные, стриптиз-бары, ночные клубы, гостиницы, массажные кабинеты и бесконечные маленькие магазинчики, торгующие со скидкой. Они были так крепко заперты в это время суток, так надежно защищены металлическими роллетами, испещренными граффити, что можно было подумать, там действительно есть что-то ценное.

Даже в этот час время от времени проезжали машины, водители и пассажиры оценивали обстановку: байкеры, торговцы наркотиками, проститутки обоих полов, не говоря уже об обычных гражданах, которых привело сюда любопытство, а вернее, надежда на приключение. Злачные Поля еще не успели расчистить, как это проделали с Диснеевской площадью в Нью-Йорке, наверное, потому, что сюда еще не ступила нога человека, у которого достаточно денег в кармане. Но время шло, и южную часть Пальм-стрит, тот ее отрезок, где она тянется вдоль парка Фитцгенри, уже начали облагораживать.

Боджо нравился этот район. Он чувствовал, что здесь можно расслабиться. Здесь удостоверение личности и социальный статус значили гораздо меньше, чем количество денег в кармане. Здесь он мог проводить время в джаз-клубе или бильярдной, даже играть в карты, не привлекая к себе особого внимания, но при этом оставаясь самим собой.

Но сегодня ночью у него не было времени на развлечения.

Искра, вычисленная им, теперь пульсировала гораздо сильнее. Она вела его на север, по Пальм-стрит до Грассо-стрит, где он свернул, чтобы остановиться наконец напротив закусочной, которая явно была уже закрыта. Если бы не искра, он бы, конечно, прошел мимо. Он долго стоял, изучая темные окна, но не заметил внутри никакого движения. Все говорило за то, что внутри никого нет.

Он подождал еще немного и пересек улицу. Постучал в стеклянную дверь. Никто не отозвался. Тогда он нажал на дверь, и она подалась.

Он открыл дверь ровно настолько, чтобы пролезла голова.

– Эй! – негромко крикнул Боджо. – Есть тут кто-нибудь?

Опять никакого ответа.

Он нажал на дверь посильнее и постепенно раскрыл ее настолько, что смог пролезть внутрь.

– Эй! – крикнул он еще раз.

Искра заставила его взглянуть налево. Там, среди столиков, он разглядел человека, который сидел так тихо, что, безусловно, остался бы незамеченным, если бы его аура не привлекла внимания Боджо, как если бы сидящий пошевелился.

Двигаясь очень медленно, чтобы продемонстрировать, что он не собирается причинить никакого зла, Боджо подошел к нише, в которой сидел мужчина. Было трудно разглядеть его черты в тусклом свете, проникающем с улицы, но Боджо определил, что ему чуть за двадцать. Это был худощавый чернокожий, в костюме в мелкую полоску. С узкой костью, красивый, с длинными, тонкими пальцами и волнистыми волосами, зачесанными назад. Рядом с ним на сиденье стояла старинная гибсоновская гитара, как будто эти двое зашли сюда, чтобы пообщаться.

Боджо уже открыл рот, чтобы заговорить. Но прежде чем он успел это сделать, мужчина поднял руку из-под стола, и перед самым носом у Боджо появилось… дуло очень большого револьвера.

– Итак, вы меня нашли, – сказал мужчина. – Не думайте, что я не знал, что вы вынюхивали и выслеживали меня последние два часа. Теперь вам придется ответить мне на один вопрос: что мне с вами делать?

Кристи

Выйдя на улицу, я сразу понял, что имел в виду Джорди, когда говорил, что сегодня вечером в воздухе ощущается что-то странное.

Сегодня вечером? Что это я говорю?

Уже светает. Ночь прошла. В узких закоулках между домами еще темно, но небо на востоке уже стало алым. Правда, солнца еще не видно и в воздухе разлито нечто такое, такое настроение что ли, которому я никак не могу подобрать название. Я нередко брожу по ночам – привычка, которую я перенял у Джилли, – и привык к тому потустороннему виду, который приобретает город в это время, когда улицы безлюдны. По крайней мере в Кроуси они пустынны. В других частях города – например, на Пальм-стрит или Грассо-стрит – жизнь кипит двадцать четыре часа в сутки. Но в Кроуси после полуночи кажется, что даже дома куда-то уплывают.

В этот промежуток времени, между часом ночным, когда последние игроки уходят из клубов, и часом утренним, когда первые партии жителей пригородов торопятся на работу, в поле вашего зрения может попасть разве что кошка или какой-нибудь человечек, несущий свой товар на гоблинский рынок. Все открыто… все возможно в этот час.

Но сегодня все не так. Я замечаю, что края крыш и крышки люков слегка фосфоресцируют – такое бело-голубое сияние и легкое потрескивание. Трансформаторы и телефонные провода гудят громче, чем обычно, и еще я ловлю в воздухе слабый запах, очень похожий на тот, которым наполнилась моя комната, когда взорвался компьютер.

Сегодня в воздухе витает нечто такое, чего я не помню по прежним прогулкам. Может быть, это потому, что все сейчас для меня окрашено случившимся с Саскией. Я ощущаю присутствие чего-то темного и… голодного. И еще некое покалывание в затылке, которого прежде не было. Такое испытываешь, когда кто-то или, вернее, что-то наблюдает за тобой.

Моя машина стоит в гараже в паре кварталов от дома, я арендую гараж у владельца магазинчика на Уильямсон-стрит, – мы с Джорди, когда были маленькие, называли такие магазины десятицентовыми. Их изобилие – свидетельство инфляции, но прежде я об этом не задумывался. Машина – старый «додж». Американская машина на каждый день. Эти «автомобили из супермаркетов» весьма непрезентабельны с виду, особенно если ездишь на них не первый год, как я на своей кляче, но они практически бессмертны. Вставь ключи, зимой или летом, – и мотор заведется почти наверняка.

Я не часто езжу на нем – один или два раза в неделю, – и около моего дома нет стоянки, а я не люблю оставлять машину на улице, даже при том, что в ней нет ничего, кроме ржавчины. Конечно, она слишком потрепанная, чтобы ее украли, но когда-нибудь мне на ветровое стекло точно прилепят повестку о штрафе, а это такая мука мученическая – переставлять ее с места на место каждые несколько часов, чтобы не попасться на глаза полицейскому. Я знаю людей, которые это делают. Как правило, это люди, которые вполне могут позволить себе оплатить стоянку; им просто нравится играть в эти парковочные игры. Как говорится, на вкус и цвет…

Наконец мы доходим до дома мистера Ли. Я отпираю дверь гаража и поднимаю ее. «Гармошка» с грохотом складывается. Я вывожу «додж» и жду у поребрика, пока Джорди запирает гараж.

– Ну и что ты все-таки об этом думаешь? – спрашивает он, когда я трогаюсь с места и сворачиваю на Уильямсон-стрит. – Об этой идее Эсти, я имею в виду. Пытаться снова подсоединиться к «Вордвуду», по-моему, все равно что хвататься за соломинку. Мне кажется, надо позвать кого-нибудь вроде Джо, кто может перемещаться между мирами. То есть ведь это самое киберпространство – это те же Другие Миры, верно? Мир Духов, manidò-ak, столь любезный Джо.

Я бросаю на брата беглый взгляд и снова смотрю на дорогу.

– Все не могу привыкнуть к тому, что это говоришь ты, – улыбаюсь я. – Ты так долго и упорно настаивал, что нет ничего, кроме того, что мы видим и чувствуем.

– Я слишком много повидал, чтобы больше не верить, что существует еще что-то. К тому же, например, Венди и Софи спокойненько попадают туда, куда уносит их фантазия. – Он усмехнулся, и в этой усмешке было больше подавленности, чем веселья. – Я уже привык, что кто-то появляется в дверном проеме и, вместо того чтобы войти, как полагалось бы по логике вещей, вдруг исчезает.

– А тебе самому никогда не хотелось попробовать? – спрашиваю я.

Он кивает:

– Я просто жду, когда Джилли станет лучше, чтобы проделать это вместе с ней. Мне кажется, просто нечестно отправляться мне одному – ведь она об этом всегда мечтала.

Я думаю, как это все-таки грустно, когда двух людей, которые, казалось бы, просто созданы друг для друга, все время разделяет что-то, мешающее им быть больше чем просто друзьями. До того как у Джилли началось с Дэниелем, у Джорди было с Таней. Они всё как-то не совпадают по фазе.

– А ты? – спрашивает он меня.

Я тяну время, закуривая сигарету, открывая окно и выдыхая в него дым.

– Я думал об этом, – говорю я. – Ну, о том, чтобы попросить Венди, или Софи, или даже Джо провести меня, но что-то меня всякий раз останавливает. Наверное, это потому, что меня прежде всего интересует, как эти явления взаимодействуют с нашим Условным Миром и как мы, живущие в нем, реагируем на вторжения оттуда. Просто пересечь эти границы и оказаться там, где все волшебно, где все может случиться… – Я качаю головой. – Думаю, я как-нибудь попробую просто для того, чтобы приобрести опыт. Но я не тороплюсь.

Джорди кивает:

– Забавно. Я всегда думал, что ты первым туда прыгнешь. Что ты, как Джилли, будешь искать именно такого…

– Я тоже так думал, – отвечаю я. – До тех пор, пока это вдруг не стало возможным. И теперь я боюсь, что, если все-таки перейду эту границу, наш мир покажется мне потом слишком бледным и совсем перестанет меня устраивать.

– Ты думаешь, там настолько лучше?

Я качаю головой:

– Я думаю, что там все гораздо интенсивнее и напряженнее. Я слишком люблю этот мир, чтобы легко пойти на такой эксперимент.

– Ты просто не любишь перемен.

Я улыбаюсь:

– И это тоже.

– Но что, если теперь нам придется сделать это? – спрашивает Джорди. – Чтобы вернуть Саскию.

– Я бы не задумываясь пошел на это.

Пару кварталов мы проезжаем молча, Джорди смотрит в окно, а я – на дорогу. Почти нет движения. Несколько такси и фургонов. Да еще полицейская машина, которая ехала за нами пару кварталов, а потом свернула на Селлар-стрит.

– Ты правда веришь, что мы сможем вернуть их? – спрашивает Джорди. – Ну, всех, кто… – он колеблется, потом использует термин, который применяло Си-эн-эн, – кто пропал.

Я киваю, закуривая очередную сигарету:

– Конечно вернем.

– Что нам для этого нужно сделать? – спрашивает он. – Скачать их с веб-сайта?

– Если они могли исчезнуть в компьютерах, то почему нельзя их оттуда достать? Ты помнишь тех эльфов, что наделали столько хлопот Холли? Они вышли из ее компьютера и как миленькие вернулись в него.

Краем глаза я вижу, как Джорди качает головой. Даже при том, чего он нагляделся в последнее время, эта история с эльфами кажется ему слишком похожей на сказку.

– Ну хорошо, – говорю я. – Допустим, компьютеры – это ведь порталы, ну, своеобразные двери в Другой Мир – то, чем пользуется Венди, когда уходит туда.

– При этом ей непременно нужно держать в руке маленький красный камешек, который ей дал этот парень, Коди.

– Ну, в общем, принцип понятен. Что-то должно быть катализатором, чтобы эти тайные двери открылись. Для Венди эту роль выполняет магический камень. Для тех, кто исчез, это что-то связанное с «Вордвудом». Нам остается выяснить, что именно.

Даже не знаю, кого я сейчас убеждал – его или себя, – а мы тем временем пересекаем Грейси-стрит и направляемся в Катакомбы, которые еще называют Сквотландией. [6]6
  От англ. squat – вселиться в пустующий дом без разрешения владельца.


[Закрыть]

Эта часть города – настоящий ад. Никогда не поверю, что городской совет допустил такое. Или если даже и допустил, то потом не сделал попытки исправить. Это проклятая часть города: квартал за кварталом – брошенные дома и пустыри. За исключением нескольких сквозных улиц, в большинстве случаев пролегающих с юга на север, остальные забаррикадированы руинами, проржавевшими кузовами автомобилей и другими, вообще не поддающимися опознанию и описанию обломками. Крысы здесь вырастают величиной с кошку, на них охотятся огромные стаи одичавших собак.

На это не только тяжело смотреть – здесь опасно. Собаки не единственные существа, которые безнадзорно бродят по Сквотландии. Здесь устраивают свои вечеринки байкеры, здесь прячутся преступники, поэтому в Катакомбах ты вне зоны полицейских радаров. Здесь потерянные для общества и пропащие обретают последний приют: беглые, бездомные, сумасшедшие, спившиеся.

Я думаю, у всего на свете есть душа – у людей, животных, растений, минералов, воды. У всего. Даже у мест, у частей города. Душа, которая в отчаянии нависает над этими улицами. Когда я оказываюсь в этом месте, во мне просыпаются давно пережитые и забытые страдания и начинают давить. Может быть, это и заставляет меня снова заговорить – все, что угодно, – только бы отвлечься, даже если для этого придется повторить Джорди то, что я уже говорил. Но вообще-то, мы не общались толком целые годы, так что мне теперь трудно припомнить, чем я делился с ним, а чем – нет.