Текст книги "Призраки в Сети"

Автор книги: Чарльз де Линт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц)

– Но попасть на секунду в Другие Миры… – говорю я. – Может быть, истинная причина, по которой я воздерживаюсь от визитов туда, – совсем в другом. Стоит мне пересечь границу – и готово: путешествие всей моей жизни закончено.

Джорди озадаченно смотрит на меня.

– Люди, которые охотятся за волшебным, все время забывают, – говорю я ему, – что поймать это самое волшебное – совсем не главное. Все дело в том, как ты ведешь себя и чувствуешь себя в пути.

– Это как в дао, – кивает он. – Важно само путешествие.

– И со всем остальным тоже, если задуматься. Не могу припомнить ничего, с чем дело обстояло бы иначе.

Джорди снова кивает:

– Вот почему я не слишком забочусь об успехе. Я просто хочу сочинять музыку.

Я удивлен, – оказывается, мы многого не знаем друг о друге. А я никогда об этом не думал… о том, что его отношение к музыке может быть сродни моей погони за магией. В конце концов, и то и другое – всего лишь призраки.

Мы оставляем Катакомбы позади и въезжаем на более цивилизованную территорию. Сейчас на Уильямсон-стрит стало полно закусочных-фастфуд, перчаточных мастерских и ателье, магазинчиков, торгующих со скидкой. В более старых зданиях на верхних этажах все еще сдается жилье. У зданий поновее – стоянки для машин самых разных размеров и конфигураций. И наконец начинаются старые районы города: многоквартирные дома, постройки из вагонки, кирпичные здания лепятся друг к другу. Мы все еще очень далеко от пригорода с аккуратными домиками и лужайками.

Я снова закуриваю и обнаруживаю, что думаю о своей тени, этой ускользнувшей части моего детства, этом Гекльберри Финне в женском обличье, ушедшем бродить куда-то, отделившись от меня. Среди теней редко попадаются такие самостоятельные, как моя. Интересно, встречался ли когда-нибудь Джорди со своей тенью и какая она? Или, может, он даже не знает, что она у него есть. Большинство людей об этом не знают. Если они и вступают в контакт со своими тенями, то только во сне, и то не понимая этого.

Потом я вспоминаю, как они с Джилли подходят друг другу. Она вполне может быть его тенью. Я уже почти начинаю верить в это, но тут мы сворачиваем на улицу, где живет Холли, и я сбиваюсь с мысли.

– А вдруг Холли будет не в восторге от нашего визита? – говорит Джорди.

Я торможу на стоянке перед магазином. Не приходится сражаться за хорошее место в столь ранний час. Я смотрю на темные окна магазина. Окна квартиры наверху тоже темные.

– В восторге не в восторге, – говорю я, – но ей будет интересно обо всем этом узнать. Мы все-таки дружили в университете.

– Ладно, сейчас проверим, – говорит он.

Я выхожу из машины и направляюсь к двери. Джорди следует за мной. Я ощупываю рукой кирпичи на уровне верхней трети двери и отодвигаю фальшивый. В нише за ним – кнопка. Я пару раз нажимаю на нее, а потом снова задвигаю кирпич.

– Круто! – восхищается Джорди.

– Холли надоело, что покупатели звонят ей в квартиру в любое время дня и ночи, разыскивая книгу, которая срочно им нужна. Этот звонок – только для своих. А вот этот… – я показываю на кнопку чуть пониже фальшивого кирпича, – звонит только в магазине.

– Разумно, – хвалит Джорди. – Мало ли чего этим покупателям понадобится.

– Вон она идет, – говорю я.

Мы оба чуть отступаем, пока Холли открывает дверь настолько, чтобы разглядеть нас. Она босиком, в пушистом кораллово-красном махровом халате, который придерживает на шее одной рукой, растрепанная, заспанная. Она хлопает глазами за стеклами очков, рассматривая нас сквозь узкую щель.

– Кристи! – говорит она, удивленно переводя взгляд с меня на брата. – Джорди!

Джорди кивает:

– Привет, Холли.

– Сразу двое Риделлов – это к чему?

– К чему? – улыбаюсь я.

Она часто моргает, потом ежится от утренней прохлады:

– Вообще-то, у меня вертелась на языке какая-то шутка, но со сна я вряд ли вспомню. А кстати, который час?

– Скоро шесть.

– Ну и как вас сюда занесло?

– Поговорить надо, а твой телефон, кажется, не работает.

– Я его отключила. – Она испытующе смотрит на меня, глаза у нее больше не сонные. – Ну и что случилось?

– Это касается Бенни, – говорю я.

– Бенни? Нашего Бенни?

– С ним неприятность. Это связано с «Вордвудом».

Я не понимаю ее взгляда. Я пойму его чуть позже, после того как она расскажет мне о том, что произошло с ней накануне вечером. А сейчас она открывает дверь пошире и отступает.

– Заходите, – говорит она.

Саския

Если Кристиана и здесь, то мне ее не найти.

Сначала я падала в черную дыру – по ощущениям это походило на тот момент, когда я лишилась тела и угодила в телефонную сеть, настроив свое сознание на номер, который мне дала Кристиана в кафе. Это было всего лишь вчера вечером, а кажется, прошла целая жизнь.

Та черная дыра, казалось, подталкивала каждую молекулу моего существа к… к чему-то. Я не могла понять, куда меня влечет. В клетку, в капкан – туда, откуда не будет спасения. Оно проявляло себя как крошечный, невидимый водоворот, я понимала, что он не больше булавочной головки, но тянет за собой бесконечный шлейф из самого сердца черной дыры. Те осколки сверхновой способны были поглощать миллионы тонн материи в секунду. Если бы я поддалась им, меня немедленно затянуло бы в водоворот и я сгинула бы навсегда.

А эта дыра – полная противоположность той. Она не менее мощная, но в ней все частицы, составляющие то, что есть я, растащит в разные стороны. Если позволить затащить себя в нее, мне потом будет не собрать себя.

Может быть, на этот раз я уже в самом центре этой дыры. Возможно, я уже пропала.

Я не могу с этим смириться.

Я не смирюсь с этим!

Я делаю то же самое, что сделала в прошлый раз: ищу пульс, волну, энергию, движение, ритм, в который могла бы попасть. Что-то, на чем можно сосредоточиться и что вытащит меня отсюда, хотя это и не единственная причина, по которой мне необходимо сконцентрироваться. Да, мне надо выбраться отсюда, но я знаю также, что, только сконцентрировавшись на чем-то, я смогу сохранить свою целостность, так что я убью сразу двух зайцев.

Нет никаких признаков, по которым здесь можно было бы ориентироваться во времени, так что я понятия не имею, как давно затеряна в полной тьме, ищу выход и борюсь с силами, стремящимися разорвать мое «я» на кусочки. Может быть, выхода вообще нет. Может быть, именно так и выглядит смерть для таких, как я, – рожденных из пикселей и данных. Может быть, мне лучше перестать сопротивляться – просто отпустить себя и вернуться в безличность и анонимность, из которых извлек меня дух Вордвуда, прежде чем одарить физическим существованием.

Боли нет. Как я могу чувствовать боль, если тела у меня нет? Только мысленная паника, которая кажется даже ненастоящей, потому что не имеет никаких физических симптомов. Но сильное напряжение мало-помалу подтачивает мою волю к выживанию.

Я так устала!

Я уже совсем близка к тому, чтобы сдаться.

Но тут я слышу… хотя нет, что я говорю – слышу? – у меня же нет ушей. Я ничего не могу слышать. Я просто чувствую этот звук. Он длинный и узкий, как провод, пронизывающий темноту.

Он там.

Нет, вон там.

Нет, там!

Я бросаю весь сгусток мыслей, которым сейчас являюсь, к нему, обвиваю его, вцепляюсь в него.

И вдруг чувствую движение. Я понимаю, что здесь должен быть воздух, потому что без него не может быть звука. Волна монотонного гула давит на воздух, в нем образуется рябь, как на поверхности воды, и я просто следую за приливами и отливами. Я становлюсь одним из изменений, которые эта волна производит в атмосфере, я остаюсь с ней и тогда, когда она преобразуется в электрический сигнал, где напряжение меняется с теми же интервалами, с какими первоначальный гул покрывал воздух рябью. Я остаюсь частью гула и тогда, когда напряжение постепенно преобразуется в бинарные числа, в забавное мелькание «включено-выключено», в состояния, сменяющие друг друга так быстро, что невозможно отследить даже их цепочку, не то что отдельное звено.

Каждое измерение превращается в шестнадцать бит.

Кодируется в цифровой форме.

И теперь я знаю, где я нахожусь.

То есть нет, не где, а в чем я нахожусь. Я в процессоре компьютера. Или я часть сигнала, идущего от одного процессора к другому. Я снова в цифровом коконе, из которого родилась, только на этот раз осознаю это. Я знаю, кто я.

И теперь у меня есть надежда найти выход отсюда. Это будет непросто. Цифровое поле огромно. То, что его формирует, – не просто модели, содержащиеся в компьютере. При наличии Интернета они способны преодолевать огромные расстояния, поселяясь в самых отдаленных процессорах и базах памяти. Миллионы компьютеров во всем мире сообщаются между собой. Я могу оказаться где угодно.

Но машины подчиняются определенной логике. Возможно, я потерялась, но если удастся вычислить, как добраться до преобразующего гипертекст протокола, то я смогу направить сигнал, который «оседлала», туда, куда мне нужно. Он меня «довезет».

Я вызываю в памяти электронный адрес: www.thewordwood.com.

Вот с чего все началось – с моей попытки вступить в контакт с духом, который вызвал меня к жизни. Вот где началась я сама – на территории, которую этот дух отвоевал себе у Всемирной сети. Вот куда мне необходимо вернуться. Теперь мне нужны не только ответы на вопросы. Мне нужно получить обратно свое тело. Однажды дух дал мне его. Придется убедить его дать мне тело и во второй раз.

Я сосредоточиваюсь на сайте «Вордвуд».

Не могу утверждать с уверенностью, но, мне кажется, я чувствую некоторое изменение в прохождении сигнала. Сосредоточиваюсь еще больше.

Теперь я передвигаюсь так быстро, что время превращается в какое-то смазанное пятно. Но мне так же трудно определить, как давно я «еду» на сигнале, как раньше было трудно понять, как давно я плаваю в темноте.

И вдруг в сознании вспыхивает ослепительный сноп сине-белых световых нитей. Я лечу на невообразимой скорости над сетью перекрещивающихся линий. Это микросхемы, соображаю я, только рассматриваемые не с физической точки зрения, а с точки зрения энергии, которую они испускают.

Сигнал несет меня все быстрее. Все быстрее и быстрее.

Я еще старательнее сосредоточиваюсь на адресе «Вордвуда», но силы покидают меня. Я больше не в состоянии держаться за этот адрес. И вообще за что-либо держаться, как бы решительно я ни была настроена… Все ускользает, я снова теряю сознание…

Боджо

– Погодите минутку, – сказал Боджо. Оказавшись под дулом здоровенной пушки, единственное, что успел сделать Боджо, – это вытянуть руки, выставив ладони вперед, как будто надеялся остановить пулю руками. На самом деле он просто показывал, что безоружен и не представляет для собеседника опасности. Да какая разница, что подумает гитарист, лишь бы не выстрелил.

В закусочной было жарко, в воздухе стоял тяжелый запах – смесь застарелого неотмытого жира и средства, которым драют прилавки, столики и пол.

Но сквозь все это пробивался слабый и очень приятный запах, похожий на аромат фруктовой воды из яблок и роз. Может быть, там присутствовала еще сирень и намек на цитрус. Как только Боджо начинало казаться, что он наконец понял, что это за запах, тот сейчас же приобретал новые оттенки.

Он попытался изобразить улыбку, но это было нелегко. Во рту пересохло, он с трудом глотал и лихорадочно придумывал, как бы получше сформулировать, что привело его сюда. Но оказалось, что объяснять ничего не нужно.

– Так вы не ищейка, – сказал человек, опуская руку с револьвером.

– Нет, – подтвердил Боджо, не совсем понимая, что тот имеет в виду под словом «ищейка». – Я – простой жестянщик, который хотел бы получить совет.

Мужчина улыбнулся:

– Совет! Пора мне уже начать вести колонку советов. – Он выбрался из своей ниши и переложил револьвер из правой руки в левую. – Я Роберт Лонни, – добавил он, протягивая Боджо свободную руку.

Боджо пожал ее, заметив, что, несмотря на узкую кость, деликатное сложение и длинные тонкие пальцы, у Роберта крепкое рукопожатие – более похожее на рукопожатие человека, привыкшего работать руками, чем щеголя при костюме, каким он казался на первый взгляд.

– Рад познакомиться, – сказал он. – Я Боррибл Джонс, большинство зовет меня Боджо.

Роберт приподнял брови:

– Странное имя.

– Дело в том, что когда акушерка, приняв меня, подняла и показала присутствовавшим, то мой отец, взглянув на перемазанного в крови младенца, с которого к тому же капало на пол и который орал во всю мощь своих легких, произнес: «Боже! Terrible!» У него был дефект речи, так что получилось нечто вроде «Боррибл». Почему-то прозвище это ко мне пристало. Не помогло даже то, что я был исключительно послушным и хорошим ребенком.

Роберт с интересом наблюдал за ним, и по глазам было видно, что этот разговор его занимает, даже забавляет.

– Садитесь, – наконец сказал он, кивнув на место, которое только что освободил. Сам он сел рядом со своей гитарой, положив револьвер на стол между ними. – Его обычно называют Миротворцем, – сказал он, заметив взгляд Боджо на оружие. – Однозарядный кольт сорок четвертого калибра. Единственный способ сотворить мир с его помощью – это застрелить того, кто причиняет тебе неприятности. Мой папаша взял его у одного мертвого человека, который непосредственно перед своей кончиной собирался кое-кого линчевать.

Боджо не был уверен, что он правильно расслышал.

– А что, здесь все еще линчуют? – спросил он.

– О, это было давно – в том периоде истории, который быстрее всего забывается, хотя, признаться, очень тяжело забыть, как твои сородичи висят на фонарях, подобно неким странным плодам.

Несмотря на плохое освещение в закусочной, Боджо заметил в глазах Роберта нечто говорящее о том, что тому довелось присутствовать в этом мире при жизни нескольких поколений, но не так, как это удается жестянщикам – перехитрив время и путешествуя между мирами. Роберт просто жил себе и жил, нисколько не старея.

Когда Боджо это понял, он увидел, что в уголках рта Роберта появилась улыбка, как будто музыкант прочел его мысли. Роберт взял гитару и начал наигрывать тихий блюз, большой палец правой руки – на басах, длинные пальцы левой бегают по струнам, как лапки паука.

– Так что за совет вам нужен? – спросил он.

– Это длинная история.

– Чего у меня навалом, так это времени, – заверил его Роберт.

– Да уж не сомневаюсь, – сказал Боджо.

Роберт криво усмехнулся. Он ничего не сказал – только постукивания его большого пальца по басовой струне и последующий блюзовый водопад звуков, казалось, спрашивали: «Ну что ж ты не рассказываешь свою историю?»

И Боджо начал рассказывать: с телефонного разговора, который привел его в магазинчик Холли, и до того, что он успел ощутить в воздухе, пока разыскивал Роберта в городе. Гитара звучала контрапунктом его голосу, создавая у Боджо впечатление, что он скорее исполняет блюз, чем рассказывает историю.

– И вам нужен совет?.. – спросил Роберт, когда голос Боджо иссяк.

Он изобразил вопросительный звон, в то время как басовая струна тихо, но твердо продолжала держать ритм.

– Просто должен вам сказать, – заметил Роберт, – что я вообще не понимаю ни в компьютерах, ни в духах, которые, может быть, и правда сидят внутри их. Как это называется – виртуальные миры?

Боджо покачал головой:

– Нет, имеются в виду те, которые ненастоящие.

– Все зависит от того, где вы сами находитесь. Возможно, эти миры очень даже настоящие для тех, кто в них живет.

– Наверное.

– Я так понимаю, – продолжал Роберт, и гитара аккомпанировала его голосу, – что вы воспринимаете все эти вещи, скорее, как местный житель. У наших ведь всегда начинается торговля, когда речь заходит о духах. Даже баптистский священник старается хоть что-нибудь урвать для себя, будь то билет в рай или чума на чью-нибудь голову. А для индейцев все это напоминает дерево. Мы видим лишь ствол и листву, а самое важное – под землей, и его не видно.

– Дерево?

Роберт улыбнулся:

– Я просто имел в виду все, что скрыто. Это не то что луковица, с которой надо снять шелуху, чтобы посмотреть, что там внутри. Или русская матрешка, когда в куколке побольше спрятана куколка поменьше. Тут вы видите что-то простое, а за этим стоит огромный невидимый мир. Мир, о котором вы даже не подозреваете, что он существует, хотя и вполне можете увидеть его.

Боджо кивнул, чтобы показать, будто он что-то понял.

– Конечно, мы сейчас занимаемся трепотней, – продолжал Роберт, – но ведь для того, чтобы объяснить компьютеру, что делать, тоже используют слова.

– Они называют это кодами, – сказал Боджо, вспомнив, что ему рассказывала об этом Холли. – Языки программирования.

– И все равно это слова, слова, слова. Слова – магия, которая восходит к первым дням творения. И те, которые они используют, разговаривая с компьютерами, – просто древняя магия, переодетая в новые одежды. – Он замолчал на некоторое время, но на гитаре играть не перестал. – Куча людей верит, что мир был создан одним-единственным Словом. Впрочем, полагаю, что вам это известно.

– Слово Божие, – кивнул Боджо.

Он и правда что-то слышал об этом, но в подробностях уверен не был.

– Правильно, – подтвердил Роберт, – Логос. Христианство – не первая и не последняя из религий, которые стремятся уложить всю древнюю историю в байки о том, как нас всех сотворили. Знаете, как это обычно бывает?

Роберт не стал дожидаться ответа. Музыка перешла в минорную тональность.

– Как я слышал, – продолжал Роберт, – то самое первое и единственное Слово, которое «запустило» мир, превратилось в язык, а этот язык – в разговор, который всему придает форму и значение, – в разговор, который продолжается по сию пору. Беда в том, что со временем первоначальный язык разбился на множество кусочков, фрагментов, разновидностей и диалектов. Не успели мы оглянуться, как уже утратили возможность общаться друг с другом. Животные, растения, люди, грязь под ногами – у всех теперь свой язык. Черт! Употребляя слово, мы даже не можем быть уверены в том, что оно значит для нашего собеседника то же самое, что для нас. Но остатки, осколки того, первоначального, языка все же сохранились. Например, могучее наречие моджо.

Боджо кивнул:

– Я помню, Мэран рассказывала мне об этом. Думаю, она даже знает кое-какие из этих старых слов.

– Они у всех застряли в отдаленных уголках сознания – там, где все еще действуют инстинкты, а душа отдыхает. Большинство даже не догадывается об этом. Вы произносите одно из этих древних слов – и все… меняется.

– А вы знаете какие-нибудь? – спросил Боджо.

– Только одно. Благодаря ему ищейки и кружат возле меня, но выследить никак не могут.

Боджо кивнул. Он хотел было расспросить про этих самых ищеек, о которых все время упоминал Роберт, но годы на улице научили его не задавать личных вопросов, а только выслушивать, если тебе сами что-то рассказывают. Так что он просто сидел на диванчике и слушал, как его собеседник наигрывает на своем старинном Гибсоне. Теперь он снова вернулся в мажорную тональность, но Боджо не успел заметить, когда именно это произошло.

– Значит, я так понимаю, эта девушка вам нравится, – сказал Роберт через некоторое время.

Пальцы его левой руки ни на секунду не прекращали заниматься своей паучьей работой и бегали по грифу старинной гитары, а правая рука вела мелодию.

– Кого вы имеете в виду?

Роберт улыбнулся:

– Я имею в виду ту девушку, которую вы недавно встретили и на которую очень хотите произвести хорошее впечатление. Знаете, не теряйте времени даром, поскорее обнимите ее, как только покончите с делами.

– Это совсем не то…

– Всякий раз, когда вы о ней думаете, ваше сердцебиение говорит мне о том, что это то самое.

Боджо поежился.

– Вы можете помочь нам? – спросил он, пытаясь вернуть разговор в конструктивное русло.

– Не понимаю, в чем именно вам нужна моя помощь, – ответил Роберт.

– Не понимаете?

Роберт пожал плечами:

– Неприятности меня всегда находят – вот почему я стараюсь держаться в тени. Приди я в магазин к вашей знакомой – и у нее могут возникнуть проблемы гораздо более серьезные, чем те, которые мы сейчас пытаемся решить.

– Эти… поисковые собаки, о которых вы все время говорите?

– Ищейки, – поправил Роберт. – И это не обязательно должны быть собаки. Они бывают очень разных обличий и размеров. Единственное, что у всех у них есть общего, – это их интерес ко мне.

Раз уж Роберт сам затронул личные темы, спросив его о его чувствах к Холли, Боджо решил, что, может быть, и он вправе удовлетворить свое любопытство и это не будет невежливо с его стороны.

– А почему они охотятся на вас? – спросил он.

Роберт улыбнулся:

– У нас вышла ссора. Это было довольно давно, но некоторые не умеют ни забывать, ни прощать.

– Старые духи.

Роберт кивнул.

– Ну, – возразил Боджо, – я думал, что те, о которых мы тут говорили, – как раз из новых. Можно сказать, технологические духи.

– Если только это не старые духи, рядящиеся в новые одежды, – прибавил Роберт, прежде чем Боджо успел что-нибудь сказать. – Но вы, наверное, правы. Потому что духи более консервативны, чем мы.

– Может, потому, что они существуют гораздо дольше нас.

– Может быть, – согласился Роберт.

– Так вы нам поможете?

– Пока что могу обещать только прийти и посмотреть.

Они взяли такси и поехали к магазину Холли. Оба расположились на заднем сиденье, между ними поместилась гитара. Боджо как-то не отследил, куда делся револьвер. Он помнил, что оружие лежало на столике в закусочной, а потом вдруг оказалось, что уже не лежит, при этом на классическом костюме Роберта не оттопыривался ни один карман. Ну разве что можно было предположить, что револьвер – в мягкой шляпе, которую Роберт надел перед тем, как закрыть за собой дверь, выйдя из закусочной.

– Я знаю этот магазин, – сказал Роберт, когда такси повернуло на север. – Хотя не думаю, что когда-нибудь был внутри. Я не слишком-то большой охотник до чтения.

– Да и я тоже.

– Но там через несколько домов – кофейня, которая мне нравится. Я часто сиживал там по утрам. Пил кофе и смотрел в окно. Читал газеты, играл иногда.

– И почему перестали туда ходить?

Роберт пожал плечами:

– Это стало входить в привычку, а я стараюсь не допускать ничего привычного в свою жизнь.

– Из-за ищеек?

– Отчасти. А отчасти просто чтобы не приобретать привычек. И потом, эта кофейня стала дороговата для меня. Нет, я не виню Джо – Джо Лапенью: это парень, которому принадлежит кофейня. Он просто понял, откуда ветер дует, старается держаться на плаву, а это нелегко, притом что город наводнили все эти фешенебельные кафе.

Роберт выглянул в окно. Такси свернуло на улицу, где жила Холли.

– Кажется, я сигнализирую, что скучаю по этому месту, – сказал он.

Холли

– Она и правда… просто так взяла и пропала в твоем компьютере? – спросила Холли, когда Кристи закончил говорить.

Эпизод с исчезновением Саскии был рассказан еще в самом начале, но Холли все никак не могла привыкнуть к этой мысли. Даже при том, что она пережила нашествие эльфов и уже два года прекрасно уживалась с настоящим домовым, случившееся с Саскией и Бенни все-таки казалось ей непостижимым.

Кристи кивнул:

– Пропала. Как будто ее и не было никогда.

Холли уловила дрожь в его голосе, дотянулась к нему через стол, взяла его руку в свою.

– Мы ее вернем, – сказала она. – И Саскию, и Бенни, и всех.

Она понимала, что это всего лишь слова, но иногда люди нуждаются в словах, даже когда они понимают, что обещание не обязательно будет выполнено.

Они сидели в квартире Холли – так же, как накануне вечером сидели с Боджо и Диком, разве что теперь вместо жестянщика были два брата Риделл и расположились они на кухне, а не в гостиной. Холли встала, чтобы во второй раз сварить кофе, и достала поднос с домашними булочками, испеченными вчера, но еще достаточно свежими, чтобы предложить их гостям, особенно если намазать их джемом. Кофе исчезал быстро, а вот аппетита, похоже, ни у кого не было.

В воздухе витало какое-то беспокойство, вызывавшее во всех потребность делать хоть что-нибудь, ибо никто не знал, что делать конкретно. Единственным, кого это не затронуло, был Джорди, но Джорди всегда славился своим спокойствием. Джилли сказала бы: «У него такой дар». Кристи то и дело отодвигал экран камина, чтобы, рискуя обжечься, прикурить новую сигарету. Дик курсировал между кухонным окном и окнами гостиной, выходящими на улицу, не объясняя, что он надеется там увидеть.

Холли было весьма неуютно. Выходило, что их с Диком только чудом тоже не затянуло в компьютер. Если бы Дик сразу не прервал связь с Интернетом…

«Не думай об этом», – повторяла она себе, наливая еще кофе.

– Значит, они все едут? – спросила она. – Эсти, Тип и все остальные?

– Похоже на то, – сказал Джорди. – У тебя сохранился старый компьютер?

Холли поискала глазами Дика, но он как раз был у окна в гостиной.

– Наверное, – сказала она. – Дик лучше знает.

Джорди вздрогнул при упоминании имени домового и огляделся по сторонам. Холли понимала, что происходит: Джорди не видел Дика – тот, будучи волшебным существом, ускользал от его сознания. Джорди забывал о нем, потом, услышав его имя и увидев его снова, удивлялся, как он мог забыть.

– Все нормально, – успокоила его Холли. – Дика очень многие так воспринимают, пока не узнают получше.

Джорди кивнул:

– Да, Кристи все время мне такое повторяет. И все-таки как-то тревожно, когда это происходит именно с тобой. Заставляет задуматься: может, ты и еще чего-нибудь не замечаешь.

– Кто чего не замечает? – спросил Кристи, в очередной раз прикурив от открытого огня.

Джорди пожал плечами:

– Я. Я не замечаю того, что сокрыто.

– Ты не виноват, – сказал Кристи. – Ты просто еще не научился, вот и все. Ты должен погрузиться в…

Он осекся, потому что на кухню ворвался Дик.

– Жестянщик вернулся, – сказал он. – И привез друга.

– Жестянщик? – переспросил Кристи.

– Это тот парень, который присматривает за квартирой Мэран, пока она в отъезде, – пояснила Холли. – Я вам рассказывала о нем.

Они услышали, как внизу, в магазине, зазвонил звонок, потом в дверь постучали. Холли встала.

– Пойду открою, – сказала она.

Она была рада, что больше никто с ней не пошел, потому что, открыв дверь, в ответ на теплую улыбку Боджо густо покраснела. Спутник Боджо был темнокожий, держался раскованно, его проницательные глаза цепко и внимательно осматривали все вокруг. Он производил не менее сильное впечатление, чем Боджо, хотя его аккуратный костюм и мягкая шляпа резко контрастировали с богемной одеждой последнего, а в руке он держал видавший виды чехол с гитарой. Войдя, он снял шляпу и зажал ее под мышкой.

– Вы, вероятно, Холли, – сказал гость, протягивая руку. – А я – Роберт Лонни.

Они обменялись рукопожатиями, потом Холли посторонилась, чтобы пропустить их в магазин. Она закрыла за ними дверь и снова заперла ее. Когда она обернулась, Боджо положил руку ей на плечо и слегка сжал его.

«Потише, сердце», – подумала Холли.

– Я же говорил, что вернусь, – сказал Боджо. – С подкреплением. Вот Роберт…

– Совершенно не разбирается в компьютерах, – продолжил за него Роберт, – но видел кое-что, что в этом мире не имеет смысла. – Он помолчал немного, потом улыбнулся. – А еще он терпеть не может, когда люди говорят о себе в третьем лице, так что прекращаю немедленно.

– Пока вас не было, обнаружились новые проблемы, – сказала Холли Боджо.

– С вами и с Диком все в порядке?

Холли кивнула:

– С нами все прекрасно. Но… впрочем, поднимитесь наверх, и вам все объяснят.

И она направилась к лестнице, ведущей наверх, в ее квартиру. За ней последовал только Боджо.

– А вы, мистер Лонни?

– Роберт, – поправил гитарист, быстро взглянул вверх, потом обвел взглядом магазин и снова сосредоточился на компьютерном столе.

– Вы что-то ищете? – спросила Холли.

Роберт покачал головой. Он продолжал внимательно изучать стол, потом повернулся и пошел вслед за ними к лестнице.

– Я просто пытался понять это место, – объяснил он, – почувствовать его. Кое-что из Другого Мира чуть не вышло сюда.

Холли кивнула:

– Если бы Дик так быстро не сориентировался, нас бы засосало внутрь, как и остальных.

– Кого это «остальных»? – спросил Боджо.

В глазах Роберта она прочла повторение этого вопроса.

– Вот об этом я и хотела рассказать вам, – сказала Холли. – Теперь это уже проблема не только моя и моего жалкого покалеченного компьютера. Впрочем, Кристи лучше объяснит.

– Пойдемте, – решительно сказал Роберт, а Боджо спросил: – Кто это – Кристи?

– Кристи Риделл, – бросила Холли через плечо, поднимаясь по лестнице. – У него и у его брата Джорди кое-кто пропал в компьютере прошлой ночью. А были еще и другие исчезновения. Кажется, об этом даже в новостях говорили. Кристи считает, что это связано с сайтом «Вордвуд».

– «Ворд-вуд», – произнес Роберт так, как будто примеривался, что будет, если объединить два слова в одно.

Холли больше ничего не успела объяснить, потому что к тому времени они уже поднялись по лестнице и ей пришлось всех представлять друг другу. Джорди и Роберт хоть и мимоходом, но уже встречались раньше. Остальных надо было знакомить друг с другом. Роберту, похоже, было особенно приятно встретиться с Диком.

– У меня раньше не было знакомых среди Маленьких, – сказал он и тут же спохватился: – Вы не возражаете, что я вас так называю?

Дик покачал головой:

– О нет, сэр. Вы нас так называете уже тысячи лет, а мы вас столько же времени именуем Большими или Высокими.

– Очень рад знакомству, – сказал Роберт.

– Боррибл, – обратился Кристи к Боджо. – Какое необычное имя! Я, признаться, коллекционирую имена, но такое мне никогда не попадалось. Вы получили его при рождении?

Боджо кивнул:

– Оно восходит к тем временам, когда мы еще не были кочевым народом. Мы жили в гористой местности, и, когда торговцы впервые забрели в наши деревни, они просто называли нас аборигенами. Позже, когда у нас с ними несколько испортились отношения, они стали называть нас борриблами. Мой отец решил, что нам следует освоить этот термин, вытеснив негативные ассоциации, связанные с ним. И мне велено назвать этим именем своего первого сына, но я не такой жестокий человек.

Холли бросила на него обиженный взгляд. Она была разочарована – выходило, что ей он сказал неправду. Роберт только рассмеялся:

– Похоже, вы для каждого придумываете отдельную версию?

Боджо пожал плечами:

– Придумываю? Это как посмотреть. Где-нибудь и когда-нибудь все эти истории были правдой.

– Не понимаю, – сказала Холли.

– Жестянщики таким образом обманывают время, – объяснил Роберт. – Они путешествуют из одного мира в другой, у них много жизней, а не одна. Так старости сложнее их догнать.

– Это правда? – спросила Холли.

– За исключением моей тетушки Мэран, мы все – люди неприкаянные. Очень мало кто из нас оседает на одном месте, как они с Сирином.