Текст книги "Призраки в Сети"

Автор книги: Чарльз де Линт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 28 страниц)

Роберт улыбнулся и протянул ей руку:

– Я – Роберт.

– Очень приятно, – сказала она, пожимая его руку. – Здесь было спокойно последние несколько недель. Кажется, я вообще никого не встречала, и у меня в голове слов накопилось полным-полно. Да нет, не волнуйся, – спохватилась она. – Я вовсе не жду, чтобы ты их все выслушал. Я просто хотела сказать, что иногда бывает так славно крикнуть кому-нибудь: «Привет!»

– Ты, пока шла оттуда, никого не встретила?

– Да боюсь, что нет. А ты что, кого-то ищешь?

– Несколько человек, они должны быть там, впереди. Я надеялся, что догоню их.

– Ну, если они до сих пор не вернулись – а если бы они вернулись, ты уже встретил бы их, – значит, они прошли сквозь эту стену тумана, чего я на их месте ни за что не стала бы делать. Здесь все так быстро меняется. Можно оказаться бог знает где.

– Я довольно хорошо здесь ориентируюсь.

– Не сомневаюсь. Что до меня, то я держусь тропинок, которые знаю, и стараюсь остаться в реальном времени. Вот и тащусь назад, до ближайшего перекрестка.

– Тут недалеко перекресток Мейбон.

Она кивнула:

– Да, я знаю. Я там и входила. Но тут есть одна тропинка, на которую мне хотелось бы выбраться. Так я сэкономлю несколько часов, которые потеряла бы, если бы шла через город. Не то чтобы я сильно спешила. Просто не люблю, когда много народу.

– Понимаю.

– Хочешь – пошли вместе.

– Спасибо, – ответил Роберт. – Но мне все же очень хочется взглянуть на эту стену тумана.

– Только не подходи слишком близко. Не нравится мне эта стена – черт знает почему, но не нравится. Что-то там не так. Будь осторожен.

– Я всегда осторожен, – заверил ее Роберт.

Но он понял ее опасения, когда через некоторое время дошел до стены. За этой серой туманной стеной совершенно точно был Вордвуд. Он без особых трудностей почувствовал это место, дух которого ощутил еще в магазине Холли. И еще он ясно понял, что Кристи и остальные вошли туда. Он довольно долго наблюдал за стеной, а потом, совершенно так же как это раньше проделал Боджо, нагнулся, поднял с земли камешек и бросил его в туман.

И камешек не упал.

Роберт понимающе хмыкнул. Ему случалось видеть такое: промежуточное пространство на границе миров. Он попытался мыслями достать тех, кто перешел границу, но либо промежуточный слой был слишком толстым, либо они уж очень далеко ушли. К тому же ему не удалось установить с Вордвудом хорошей связи. Все, что лежало по ту сторону стены тумана, тонуло в раздражающем гуле, напоминающем радиопомехи, так что было трудно на чем-то сконцентрироваться. Но все же он почувствовал присутствие какого-то огромного древнего духа и еще чего-то, напомнившего ему Папу Легбу. Он не сразу понял, почему вспомнил о нем. Но потом все же понял.

Потому что тот, второй, дух тоже был духом-привратником.

И первый, и второй духи явно были больны. В воздухе пахло гниением, было такое чувство, что все мягко сползает в глубокую, долгую тьму. Линди была права: что-то здесь не так.

Роберт мог это исправить. Он знал, какие ноты ему нужно извлечь из своего Гибсона, чтобы очистить это место. Но он колебался. Какая, в конце концов, разница, какой из духов-привратников совьет здесь себе гнездо – тот, который здесь сейчас, или Папа Легба. Все дело в том, что если лоа действительно хочет, чтобы Роберт расправился с Вордвудом, значит, это ему зачем-то нужно. Субъект вроде Папы Легбы, заключая сделку, обычно имеет на это не один резон, а несколько. Один он предъявит вам сразу, совершенно открыто. А другой – или другие – будет держать в секрете. Какие-то свои сложные соображения, которые в конце концов дадут ему дополнительную власть над тобой.

Роберт постарался вспомнить свой разговор с Папой Легбой. Сделка, которую предложил ему лоа, казалась очень простой и понятной. Если Роберт избавит его от духа, поселившегося в Вордвуде, и освободит место для самого лоа, то Папа Легба откажется от всех своих притязаний на душу Роберта. Ничего сложного. Если здесь и был какой-нибудь подвох, Роберт его не чувствовал. Он полагал, что избавление от конкурирующего духа и контроль над Вордвудом стоят души одного гитариста.

Роберт изучал стену тумана еще некоторое время. Он пытался заглянуть за серый занавес, увидеть древний дремучий лес. Стоило ему зажмуриться – и очертания деревьев расплывались, и он видел накладывающиеся на них контуры книжных шкафов и длинных, ведущих в никуда проходов между шкафами. Стоило сморгнуть – и библиотека пропадала.

Он все еще не обнаружил никаких следов тех, кого искал, но не был уверен, что это потому, что их там нет, что их занесло в какой-нибудь дальний мир. Может быть, это просто постоянный звуковой фон мешал ему почувствовать их присутствие.

Он снова передвинул гитару вперед и обхватил ее гриф пальцами, пока не трогая струн. Он думал.

Так ли уж важно, какой дух владеет этими местами? Один ничем не лучше другого, так, по крайней мере, пока казалось Роберту. И если он и потратит несколько аккордов на то, чтобы тут прибраться, то какая разница, сделает он это в своих собственных интересах или потому, что пообещал Боджо и остальным помочь привести в порядок Вордвуд?

Да, он мог ответить себе на этот вопрос. Разница все же есть. Он был не столь наивен, чтобы хоть на секунду забыть: когда имеешь дело с волшебством, нет ничего важнее твоих намерений. Действуя в своих интересах, никогда не добьешься столь сильного результата, как тогда, когда ты совершенно бескорыстен. Впрочем, это ведь относится ко всему в этой жизни. Но с другой стороны, нет закона, запрещающего сочетать одно с другим.

И все же он колебался.

– Обдумываешь все задние мысли?

Он оглянулся и увидел, что к нему присоединился лоа. Папа Легба был в своей черной шляпе и преувеличенно тяжело опирался на трость. Роберт не удивился тому, что не услышал, как появился лоа. Духи-привратники довели до высокого искусства свою способность возникать буквально из воздуха. Роберт тоже умел проделывать это здесь, в Других Мирах, но ему это давалось не так легко и естественно.

– Просто прикидываю, что именно ты мне недоговариваешь, – ответил он.

– Ну-у, знаешь, – протянул лоа. – Если принять во внимание, как редко нам удается повидаться, то наберется куча всего, о чем мы даже и не начинали говорить.

Роберт указал на стену тумана:

– Например, о том, что ты планируешь устроить там, за стеной тумана?

– Что ты хочешь знать?

Роберт несколько секунд молча смотрел на собеседника. В темных глазах лоа не было никакого подвоха. Его полуулыбка тоже была сама честность.

– Я хочу знать то, что ты держишь в секрете, – ответил Роберт.

Лоа это явно позабавило.

– В секрете? – переспросил он.

– Ты понял, что я имел в виду.

– Кажется, понял. Мне, наверное, надо было сказать Калфу.

Роберт не знал, имел ли лоа в виду «перекресток» – одно из значений этого слова – или имя, которым называли самую опасную ипостась его духа. Легба принадлежал к Рада – духам-привратникам, через которых колдуны вуду общаются с другими духами. Калфу – это была другая его ипостась – фокусник, который развлекается тем, что нарушает естественный порядок вещей, вызывая самые неожиданные события.

Роберт не придавал этому значения, пока лоа держал эту свою ипостась глубоко сокрытой. Он все разглядывал Папу Легбу и раздумывал. Лоа смотрел на него обманчиво кротко, на губах у него все еще играла полуулыбка.

Роберт кивнул:

– Ладно. Поклянись именем Калфу, что, если ты заменишь собой духа Вордвуда, никто от этого не пострадает.

– Кроме этого духа, разумеется?

– Я могу избавиться от него, не причинив ему вреда.

– Не сомневаюсь, – сказал лоа.

– Тогда поклянись.

– Я могу поклясться, что у меня нет намерений причинить кому-либо вред, но ты же знаешь, как это бывает. Меня просят о милостях, я их дарую, а на что просители их употребят…

– Тогда поклянись, что с твоего ведома…

Лоа перебил:

– Разве я могу все знать?

– Ты уклончив, – сказал Роберт.

– А ты излишне прямолинеен.

– Я вынужден быть осторожным.

Лоа кивнул, но, вместо того чтобы ответить на эту реплику, сменил тему.

– Чувствуешь? – спросил он. – Здесь что-то неладно. Пахнет болотом, и становится все хуже и хуже.

– И что из этого?

– Я могу это устранить, – сказал Папа Легба. – Я могу исправить то, что здесь неправильно.

– По доброте душевной?

Лоа улыбнулся:

– Ну да. Я рассчитываю от этого выиграть и не скрываю своих намерений. Но уж что-что, а это ты обо мне знаешь – не переношу беспорядка.

– Когда ты не Калфу, конечно. Потому что когда ты Калфу, то ты первый готов… – Роберт помолчал, подбирая наиболее безобидную формулировку, – поразвлечься.

– Разве я похож на Калфу?

Роберт пожал плечами:

– Почем я знаю? Я никогда не видел тебя в этом обличье.

– Нет, не похож. А время между тем уходит. С каждой минутой, что мы стоим здесь и болтаем, смрад оттуда становится все сильнее.

Это была чистая правда. Даже несмотря на постоянный фон, мешающий Роберту сосредоточиться на том, что происходило за стеной тумана, было ясно, что там делается все хуже и хуже. Древний дух, присутствие которого чуял Роберт… он становился все мрачнее и беспокойнее. И Роберт уже склонен был поверить, что намерения лоа, по крайней мере в данный момент, вполне честны.

– Так поклянись же, – настаивал он, – поклянись, что ты не намерен никому причинять вреда.

– Это я могу сделать. Клянусь Калфу – именем моей тени.

– Хорошо, я очищу для тебя это место, – сказал Роберт.

Когда он слегка расслабил руку на грифе своей гитары, струны выжидательно заныли – почти неслышно, но из-под земли этому звуку ответило мощное эхо. Роберт сложил пальцы крайне неудобным для большинства гитаристов образом, но для него это были только азы.

– Я научился этому у одной старой женщины, – тихо сказал он. – Там, в дельте. Она играла на одной струне, всем своим существом подстраиваясь под звук.

– Для чего она это делала?

– Для изгнания злых духов.

Потом он положил на струны большой палец правой руки. Струна, на которой он играл, зазвучала гораздо громче и мощнее, чем можно было ожидать от маленького Гибсона. Гитара издала глубокий гортанный звук, и эхо, которое уже было стихло, вернулось вновь отдаленными раскатами грома.

– Будь осторожен, – предупредил Папа Легба. – Такой музыкой можно многое разрушить.

Роберт кивнул. То, что он играл сейчас, было той самой музыкой, под которую древний чернокрылый Ворон когда-то в незапамятные времена вынул этот мир из небытия. Это был звук, с которым из моря восстали материки, на них выросли горы и образовались долины. Это был шум первого дождя над ростками первого леса. Это был голос дующего ветра и текущей воды. Первый птичий крик и звериный вой. Это был тот самый одинокий звук, который вызвал все к жизни.

В те времена язык еще был великой тайной и каждое слово обладало огромной мощью. Говорение было действом. То, что было сказано тогда, имело огромный вес, последствия каждого слова сказались на многих поколениях. Слова говорились не о мире, сам мир был высказан – слово за словом.

Но еще более древней, чем слова, была музыка. Первая музыка.

Роберт никогда не играл этого прежде, приберегая все, что он об этом знал, на крайний случай. Но он не боялся играть эту музыку. У него были добрые намерения, и он все время помнил об этом. Этот звук даже не надо было повторять. Он продолжал звучать, проникая сквозь туман в тот мир, что лежал за ним.

Но Роберт выпустил из виду фон. Тот самый фон – помехи, которые мешали ему получить четкую картину того, что там происходило. Они мешали музыке, нарушали ее гармонию.

Когда было уже слишком поздно, Роберт понял, что получается нечто иное – не то, чего он хотел. Он прижал струну, но она продолжала петь. Теперь он уже был не властен над ней.

– Это, пожалуй, больше, чем я хотел, – сказал лоа.

– Я знаю, – ответил Роберт. – Что-то действует на музыку, оно внутри того мира.

– Ты можешь исправить это? Сыграть что-нибудь другое?

Роберт покачал головой:

– Если я не смог контролировать последствия звука, который издала одна струна, то сыграть что-то еще – только сделать хуже.

– Итак, остается ждать.

– И молиться.

Папа Легба засмеялся, но как-то невесело.

– М-да, – сказал он. – Мне что-то не приходилось молиться до сих пор.

Роберт прикрыл глаза:

– Тогда я помолюсь за нас обоих.

Саския

Как странно снова оказаться в своем теле. Но долго наслаждаться этой роскошью мне, видимо, не суждено. Потому что, в довершение ко всем нашим неприятностям, Вордвуд, похоже, собирается разверзнуться под нашими ногами.

Мы не моргая смотрим на огромную трещину, открывшуюся на берегу озера, наблюдаем, как в нее набирается вода. Из глубин библиотеки доносятся раскаты грома. Не знаю, образовываются ли при этом новые трещины, или это падают огромные книжные шкафы. Может быть, и то и другое.

– Надо убираться отсюда, – говорю я.

Джексон быстро кивает в знак согласия, но Кристиана качает головой.

– Мы ничего не можем сделать, – говорю я ей. – Это настолько вне нашей компетенции, что я даже не знаю, где искать выход.

– Может, в книгах? – спрашивает Джексон.

– У нас слишком мало времени, – отвечаю я.

Как будто в подтверждение моих слов, слышится еще один раскат грома и земля содрогается у нас под ногами. Мы с трудом удерживаем равновесие.

– Может, мы и не в силах исправить положение, но я знаю кое-кого, кто это может, – говорит Кристиана.

Это выражение лица я у нее знаю. У Кристи бывает такое лицо, когда ему наконец становится ясно то, чего он раньше не понимал, – правда, перед этим ему надо несколько часов помучиться. У Кристи это обычно связано с его исследованиями, и все кончается исправлениями в рукописи. У Кристианы… у Кристианы, как я теперь понимаю, это может быть связано с чем угодно и чем угодно может закончиться.

Я провела некоторое время «в ее шкуре», но ведь я была всего-навсего «пассажиром», могла лишь разделять ее физические ощущения – зрительные, слуховые и тактильные. Но ее эмоциональная жизнь оставалась для меня вне досягаемости. Все, что я знаю, – она иногда может быть порывистой и легкомысленной. И в отличие от Кристи, которому сначала нужно все обсудить, она принимает быстрые решения и незамедлительно приступает к их осуществлению.

Мне очень хочется сказать ей, что неплохо бы ей стать немножко больше похожей на Кристи. Мне хотелось бы, чтобы она вела себя спокойнее, чтобы, по крайней мере, поговорила со мной, прежде чем что-то предпринять.

Но она – не Кристи. Она переводит взгляд с Левиафана на Либрариуса. Он уже открыл глаза и наблюдает за нами. Кристиана идет к нему, связанному и беспомощному. Вытаскивает кляп у него изо рта, приподнимает обмякшего библиотекаря, прислоняет его к книжному шкафу. Я и забыла, какой она может быть сильной.

– Говори! – требует она, и голос у нее низкий и угрожающий.

– Я ничего не зна…

Прежде чем он успевает закончить фразу, она отступает на шаг, а потом, схватив его за плечи, с силой швыряет на книжный шкаф. Сверху падают несколько книг, буквально в нескольких футах от того места, где они оба стоят. Кристиана не обращает на них никакого внимания.

– Ты, может, чего-то не понимаешь, – говорит она. Голос ее пока спокоен, как будто она просто непринужденно беседует с Либрариусом. – Я больше не желаю слушать всю эту чушь. Я хочу наконец услышать, что ты сделал с этим местом.

– Ты не сможешь…

Она снова бросает его на книжный шкаф.

– У тебя осталась еще одна попытка, – предупреждает она. – А потом я просто разорву тебя на части, на маленькие кусочки. Посмотри мне в глаза. Прочитай, что там написано. Убедись, что все, что я говорю, – не пустые угрозы.

Она меня пугает. Если это и есть та часть личности Кристи, от которой он в юности предпочел отказаться, что ж, пожалуй, я рада, что он это сделал. Но я думаю, что она блефует. Надеюсь, что блефует, но также надеюсь, что Либрариус ей поверит. Но он тоже понимает, что она блефует.

– Да, я смотрю в твои глаза, – говорит он, – и вижу, что раньше тебе не приходилось никого пытать.

У меня вырывается вздох облегчения. Я и не заметила, что, оказывается, затаила дыхание. Мне не хотелось верить, что Кристиана может быть такой резкой и жестокой. Но радуюсь я недолго.

– И поэтому ты думаешь, что я на это не способна? – спрашивает она.

Теперь она говорит по-настоящему опасным голосом, как будто провоцирует его, хочет, чтобы он разозлил ее еще больше.

Следует долгое молчание, потом он медленно качает головой.

– Н-нет, – наконец отвечает он. – Верю, что могла бы.

Она отпускает его, и он сползает на землю, не в силах удержаться на ногах, потому что связан. Он скрючивается и принимает позу эмбриона, как будто ожидает, что она сейчас его ударит. Вместо этого она ставит ногу ему на руку. Я вижу, как он морщится, когда она нажимает ногой.

– Пальцами не шевелить! – командует она. – И еще я хочу услышать правду.

– Я… я…

Она все сильнее нажимает ногой на его кисть.

– Итак, расскажи, что ты сделал.

Мне очень не нравится все, что происходит, но я понимаю, почему она наступила ему именно на руку. Произнося заклинания, он должен шевелить пальцами. И еще я вспоминаю о том, как несколько минут назад была готова бросить его в озеро, утопить – и дело с концом. Значит, и у меня нет иммунитета к насилию.

– Я сказал тебе правду… – Он съеживается, когда она еще чуть сильнее придавливает его руку к полу. – Просто… просто не всю правду.

– Так говори сейчас! Расскажи все о Левиафане.

Он с трудом глотает слюну и бросает взгляд на меня. Я изо всех сил стараюсь сохранять бесстрастное выражение лица.

– Левиафан уже был здесь раньше, – говорит он, снова глядя на Кристиану. – Я не солгал. Он был призван сюда еще тогда, когда образовался «Вордвуд».

– Это невозможно, – возразила Кристиана. – Я не слишком много знаю о левиафанах, но что они никак не проявляют себя физически – это мне известно.

– Он и не проявлял, – говорит Либрариус. – Он просто и был «Вордвудом». По крайней мере, пока не запустили вирус.

– Так что случилось?

– Ты должна понять, – говорит Либрариус. – Такое место, как это, которое так легко доступно кому угодно…

– Через Интернет?

Он кивает:

– Это очень лакомый кусок. В наше время духам трудно утвердиться. Люди редко проявляют склонность к ритуалам и поклонению. «Вордвуд» – это просто золотое дно. Каждый посетитель воздает почести тому, кто держит сайт под контролем.

– Ты пытаешься убедить меня, что Левиафан хотел поклонения?

– Не Левиафан. Я. И любое существо вроде меня хотело бы этого.

– То есть ты?..

– Дух-привратник.

– Ага.

– Что это значит? – спрашиваю я.

Кристиана поворачивается ко мне.

– Люди всегда стремились к Великим Тайнам, – объясняет она. – Но не многие способны вступить с ними в контакт самостоятельно. И они прибегают к помощи посредников. Это может быть религия. Какие-то ритуалы, которые придумывают для себя или какого-то узкого круга. Иногда почести воздают духу-привратнику, а он за это связывает с духами, с которыми люди хотят вступить в контакт. Обычно имеет место сочетание всего, что я перечислила, – лишь бы добраться до нужного духа.

– Как поисковая программа, – говорит Джексон.

Кристиана кивает:

– Пожалуй. Только все это носит гораздо более личный характер, так как…

Она не договаривает, потому что из-под земли доносится новый раскат грома. Я хватаюсь за ближайший шкаф. Когда содрогающаяся земля опять на некоторое время успокаивается, Кристиана снова переключается на пленника.

– Итак, тебе нужен был Вордвуд, – говорит она. – И когда вирус лишил Левиафана силы, ты пришел и захватил тут все.

– Что-то вроде того. Только вирус не лишил Левиафана силы. Левиафан просто оказался дезориентирован. Я присматривался к этому месту веками. Когда объявился вирус и я увидел, что тут происходит, я воспользовался этим…

Я не очень поняла, но Кристиана понимающе кивает раньше, чем я успеваю открыть рот.

– Ты дал ему физическое тело, – говорит она.

– Я думал, это сработает. Ведь ни мне, ни кому-либо другому не под силу взять и просто выбросить отсюда Левиафана.

– А так ты просто убьешь его, – говорит Кристиана, и голос ее снова звучит угрожающе.

– Я не знал! – оправдывается Либрариус. – Клянусь, что я не знал.

– Вот почему Вордвуд рушится у нас на глазах.

Либрариус качает головой:

– Умирание Левиафана превращает это место в мир теней. Всякий, кто взглянет на него извне, увидит тьму и отчаяние. Уже предпринимались шаги подобраться сюда из других областей Мира Духов – не кем-то конкретно, а именно самим Миром Духов.

– И что? – спрашивает Кристиана.

– Если сейчас откроется дверь в Вордвуд, если кто-нибудь войдет или выйдет, то миазмы распространятся на Другие Миры.

– Но почему Вордвуд распадается?

– Не знаю. Возможно, кто-то пытается изгнать из него духов. Я ощущаю внутри некие толчки, требование уйти. Это звучит во мне как древняя музыка, первая музыка, которая когда-то сотворила мир.

Кристиана медленно наклоняет голову:

– И куда она тебя отошлет? В бездну, которая когда-то тебя изрыгнула?

– Не совсем. Я уже какое-то время жил в Мире Духов, прежде чем обрести теперешний облик. Но меня может распылить. Мне потом пришлось бы очень долго собирать себя по частям.

– Что ж, невелика потеря, – говорит Кристиана. Она некоторое время разглядывает его. – Но ты, кажется, не особенно расстроен?

– А чего мне расстраиваться? Левиафан сопротивляется тому, что его могучий дух втиснут в физическую оболочку. Мы все погибнем раньше, чем меня изгонят.

– А погибнуть – это лучше?

Либрариус улыбается:

– Для меня – да. Если бы сработало изгоняющее заклинание, то я мог бы больше так никогда и не собрать частицы своего духа, чтобы вести прежнее существование. А умирать мне уже случалось. И не составит труда воскреснуть из мертвых – ведь я дух-привратник, в конце концов. – Он улыбается еще шире. – Как жаль, что для вас все иначе.

– Да, просто ужасно несправедливо, – говорит Кристиана.

Она хочет встать, но новый толчок сотрясает землю. Мы все вынуждены схватиться за шкафы. Когда гром стихает, Кристиана наконец встает на ноги.

– Кто-нибудь вставьте ему снова кляп, – говорит она. – И следите за его руками. Если начнет шевелить пальцами – не церемоньтесь. Переломайте, и все. – Она испытующе смотрит на нас с Джексоном. – Как думаете, сможете?

Я понимаю, зачем это нужно, но сомневаюсь, что смогу. Но Джексон кивает.

– Да, я смогу, – говорит он.

Кажется, у него наконец открылось второе дыхание, хотя, может быть, я и заблуждаюсь. В каком-то смысле ему пришлось тяжелее, чем всем нам, ведь на него, кроме всего прочего, еще и давит чувство вины за все происходящее.

– Что ты собираешься делать? – спрашиваю я Кристиану.

– Найти что-нибудь, чем можно было бы убить Левиафана, – говорит она и тут же уходит, прежде чем я успеваю о чем-то расспросить ее.

Пройдя полдюжины шагов по проходу между книжными шкафами, она переходит на бег.

Кристи

Мы идем по мокрому лесу, старательно выбирая, куда ступить, постоянно поскальзываясь, разбрызгивая грязь, то и дело натыкаясь на стволы деревьев, которые, если глянуть на них боковым зрением, не что иное, как… книжные шкафы. Но стоит опять посмотреть на них в упор – вековые деревья.

Не знаю, как долго нами владеет паника, но в конце концов Боджо берет меня за руку и останавливает. Рауль, не успевший затормозить, налетает на нас сзади. Он упал бы, но мы с Боджо вовремя подхватили его под руки. Сюзи и Аарон тоже останавливаются, перестав, таким образом, обдавать нас грязью.

Мы все тяжело дышим. Не знаю, как у остальных, а у меня колет в боку, так что мне приходится прислониться к ближайшему дереву. Я разглядываю кору. Не знаю, что это за деревья, но они огромные. У некоторых такие толстые стволы, что мы впятером не могли бы обхватить их руками. И они устремляются вверх, в бесконечность. В реальном мире их можно сравнить только с калифорнийскими мамонтовыми деревьями.

Мы довольно долго стоим, переводя дух. Потом Аарон о чем-то заговаривает, но Боджо предостерегающе поднимает руку. Он возвращается на несколько шагов туда, откуда мы пришли, наклоняет голову и прислушивается. Мы опять слышим гром, но кажется, что он очень далеко.

– Кажется, худшее позади, – говорит Боджо, вернувшись к нам.

Он вновь идет, и я стараюсь не отставать от него.

– Кто-нибудь еще видит книжные шкафы вместо деревьев? – спрашивает сзади Рауль.

– Это и есть книжные шкафы, – отвечает Сюзи.

Мы снова останавливаемся.

– Что? – спрашиваю я.

– И в то же время деревья, – добавляет она. – Они существуют одновременно. Не забывайте, я здесь родилась.

«Как и Саския», – говорю себе я, и снова, стоит мне подумать о ней, меня пронзает боль утраты.

– Вы знаете, куда мы сейчас идем? – спрашивает у Сюзи Боджо. – Чего нам ждать?

Она качает головой:

– Я только знаю, что мы в Вордвуде. У меня очень знакомое ощущение, – потом она пожимает плечами, – и в то же время очень незнакомое. С духом Вордвуда что-то не так.

– Ага, точно, не так, – насмешливо подхватывает Рауль. – Он пытается нас убить.

– Нет, не думаю.

– Пойдемте дальше, – говорит Боджо. – Можно разговаривать и на ходу.

– Но как они одновременно могут быть и деревьями, и книжными шкафами? – спрашивает Аарон, когда мы снова трогаемся с места.

– Не знаю. Просто это так, – отвечает Сюзи.

– Мне кажется, я понимаю, – говорю я. – Это вопросы апперцепции. Мы видим то, что ожидаем увидеть.

Аарон усмехается:

– То есть это опять из той же оперы: Мир Как Он Есть, потому что нам удобнее видеть его таким?

– В общем, да.

– Но ведь никто из нас не знал, чего ждать, – возражает Аарон. – Так почему же все мы воспринимаем это как лес?

– Может быть, из-за названия? – высказывает предположение Рауль.

Разговор сходит на нет, а мы продолжаем идти. Очень медленно окружающий пейзаж начинает меняться. Земля под ногами становится более твердой. Грязи больше нет, вернее, она высохла и затвердела. Теперь тропинка такая же, какой была, когда мы преодолели стену тумана. Деревья такие же большие, какими были и раньше, но с ветвей больше не капает. Как будто и не было никакого дождя.

Не знаю, как остальные, а у меня то и дело перед глазами появляются призрачные силуэты шкафов, под ногами вместо грязи мне все чаще видится пол, как будто мы плутаем между стеллажами огромной безлюдной библиотеки. Не знаю, все ли чувствуют то же самое. Тут Боджо снова резко останавливает нас.

– Что? – спрашиваю я, понизив голос.

– Я кое-что слышу, – говорит он. – Шаги. Кто-то приближается, и довольно быстро.

Мы все уже слышим это. Как будто кто-то несется во весь опор. К нам, судя по всему. Или это кто-то убегает от какой-то новой опасности? И вот она показывается, впереди на тропинке, ярдах в шести от нас, появляется из-за деревьев… нет, скорее, из бокового коридора, потому что деревья вдруг исчезают, а шкафы, наоборот, обретают реальность. Мы совершенно сбиты с толку – все мы, но я особенно. Не только потому, что так резко меняется все вокруг, но еще и потому, что я узнаю эту женщину. Когда она поворачивается к нам, я вижу такое же потрясение и на ее лице.

– А ты что здесь делаешь? – одновременно спрашиваем мы друг друга.

– Ого! – восклицает Рауль. – Это Саския?

Я слышу надежду в его голосе. Потому что, если это Саския, значит, и его Бенни может быть где-то поблизости. Мне очень тяжело разочаровывать его.

– Это моя тень, – говорю я.

Она подходит к нам. Впервые встречаю ее в таком виде. Нет, она часто бывает несколько взъерошенной, но, мне кажется, это сознательный выбор. А сейчас я точно знаю, что ей просто не до того, как она выглядит. У нее такой вид, как будто она спала в одежде, хотя, думаю, мы все выглядим не лучше. Особенно после прогулки по туннелю.

Взгляд ее блуждает, останавливаясь то на одном, то на другом из нас.

– У кого-нибудь есть оружие? – спрашивает она.

Она, как всегда, обходится без предисловий. Сразу приступает к делу.

– Что значит – твоя тень? – спрашивает Аарон.

Но оказывается, не я один узнал ее.

– Я тебя знаю, – говорит Боджо, – ты – одна из подруг Макси.

Моя тень кивает:

– Да, я тоже тебя где-то видела, только не могу припомнить где. Может быть, в Хинтерленде?

Кто эта Макси, интересно? Я столького еще не знаю о своей тени, что целая библиотека наберется.

– Скажи, у тебя есть клинок? – говорит она. – Вы, жестянщики, славитесь своими клинками.

Боджо качает головой:

– Нет, но у меня, возможно, есть кое-что и получше: нож на ищеек.

– Ты шутишь!

Боджо ставит сумку на землю и достает из него свернутую рубашку. Развернув ее, он вынимает нож, который ищейка метнул в гитару Роберта. Я и забыл, что Боджо поднял его тогда.

– Превосходно, – говорит моя тень.

– Так с кем мы деремся? – спрашивает жестянщик, засовывая рубашку обратно в сумку.

– Мы не деремся ни с кем, – отвечает она. – А лично я собираюсь убить Левиафана.

И она снова ныряет в тот коридор, из которого появилась. Мы все стоим неподвижно, как манекены, потом устремляемся за ней, но она уже далеко. Слишком далеко, чтобы мы могли ее догнать. Я удивляюсь, почему она просто не испарилась, как обычно поступает дома, но потом понимаю, что в этом нет никакой необходимости, – она и так легко оторвется от нас.

– Ну?.. – говорит Аарон. – И что, черт возьми, все это значило?

Боджо задал очень быстрый темп, и мы едва поспеваем за ним. Мы так вымотались, что сил уже не хватает. По пути я как умею объясняю происхождение своей тени.

– Как-то это нездорово, – говорит Аарон.

– Ты это говоришь после двух последних дней?

– Да, я понимаю, – кивает он. – Но послушай! Твоя тень разгуливает сама по себе?

– Ты что, спал тогда, на лекции по философии? Джанг сказал…

– Да помню я, что он сказал! Но ведь он говорил символически, не буквально.

– Забудьте об этом, – советует Рауль. – Если что-то невероятно, это не значит, что это неправда. Больше не значит. И потом, как насчет Сюзи? Разве ее происхождение менее невероятно?

Аарон вздыхает:

– Я понимаю. Но просто…

– Это слишком ново для большинства из вас, – говорит Сюзи. Она берет Аарона за руку. – Мне и самой временами кажется, что у меня поехала крыша.

– Итак, что ваша тень здесь делает? – спрашивает Рауль.

– Понятия не имею, – говорю я. – Я мало знаю о ней и, возможно, большего и не узнаю. Я даже не знаю, как ее зовут.

– Кристиана, – бросает Боджо через плечо.

– Откуда ты… – начинаю я, но потом вспоминаю, что они ведь встречались раньше.

– Стремишься узнать, как зовут женщину, – говорит жестянщик в ответ на мой неоконченный вопрос, – когда она так привлекательна и очаровательна.

Я и так и сяк верчу это имя в голове. Как это странно – вдруг узнать ее имя! Узнать, что оно так похоже и в то же время непохоже на мое.

Мне хочется спросить Боджо, что еще он знает о ней и о ее подруге Макси и вообще обо всем, чем он мог бы поделиться с нами, но Аарон не унимается.