Текст книги "Призраки в Сети"

Автор книги: Чарльз де Линт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Он склоняется ко мне. Я лежу на полу, пытаясь придумать, как бы отвлечь его внимание. Хоть бы Джексон сделал что-нибудь. Но помощь приходит с самой неожиданной стороны, хотя, пожалуй, мне следовало ожидать чего-то подобного теперь, когда Саския свободна. Мои глаза закрыты, я оставила только щелочки. Сквозь ресницы я вижу, как Либрариус поворачивается к Саскии, которая пошевелилась. Я-то думала, это удивит его, но, оказывается, он к этому готов.

– Вот видите, – говорит он ей, – не такой уж я жестокий. Будь я действительно жесток, я бы не обеспечил вашей душе временное жилище.

Я не знаю, что делает Саския. Села ли она, ведет ли себя нормально и адекватно. Или полностью дезориентирована.

Это не важно. Сейчас важно, что она отвлекает его внимание.

Я открываю глаза, бесшумно поднимаюсь на ноги и вижу, что библиотекарь стоит ко мне спиной. Вот тут-то и пригождается моя природная храбрость. Не раздумывая ни секунды, я подхожу к нему сзади и бью ногой ему между ног, туда, где больнее всего.

И знаете, что оказывается? Он не евнух!

Он сгибается пополам и вопит от боли – еще как! Я его сильно ударила, по-настоящему. Но он все не выбывает из игры. Несмотря на ужасную боль, которую он сейчас испытывает, его золотисто-голубая аура расширяется. Он все еще прищелкивает пальцами. И пытается что-то сказать.

Этого нельзя допустить.

Я снимаю с ближайшей полки добротный тяжелый том – «Золотой Сук», как я успеваю прочесть, – и обрушиваю его библиотекарю на голову. Мне приходится ударить трижды, прежде чем он оседает на пол и затихает. Я отрываю от него взгляд и вижу, что Саския сидит, привалившись спиной к книжному шкафу.

– Как ты? – спрашиваю я.

Она не отвечает, только губы слегка изгибаются. Ее взгляд еще только ищет мое лицо, ее слух ловит мой голос.

– Ты уже там, внутри, да? – спрашиваю я. – Все нормально, все функционирует?

– Сейчас… м-минутку…

Голос у нее хрипловатый от долгого молчания. Наверное, у нее перед глазами все плывет.

– Да сколько угодно, – разрешаю я.

А я пока отвязываю Джексона от стула.

– А ты как? – спрашиваю, ослабив веревки. – Можешь стоять?

– Н-не… не знаю…

Кажется, он тоже не в лучшей форме, но постепенно приходит в себя. Я распутываю последние веревки, и он начинает, пока сидя, растирать себе руки и ноги.

– Он… он умер? – спрашивает Джексон.

Мне не приходится переспрашивать – кто.

– Не знаю, – отвечаю я.

Я не останавливаюсь, пока не отвязываю веревки от самого стула. Я беру их, иду к распростертому на земле Либрариусу и принимаюсь за работу: связываю ему запястья за спиной, еще одной веревкой крепко прикручиваю руки к туловищу, а третью – обматываю вокруг щиколоток. Оторвав кусок от рукава его рубашки, делаю из ткани кляп и затыкаю ему рот, а последний кусок веревки использую, чтобы этот кляп закрепить.

– Думаешь, это его удержит? – спрашивает Джексон.

Я пожимаю плечами:

– У тебя есть идея получше? Кажется, чтобы сотворить что-нибудь волшебное, ему нужно шевелить руками и говорить.

– Но ты ведь сказала, что он бог.

– Нет, я сказала, что он могущественный дух – действительно что-то вроде бога, но я употребила это слово лишь для того, чтобы стал ясен масштаб.

– Но ведь даже могущественный дух…

– Да знаю, знаю, – отвечаю я ему. – Он для нас недосягаем. Но пока мы не можем придумать для него ничего понадежнее, пусть полежит так.

– Бросьте его в озеро, – подает голос Саския.

Я смотрю на нее. Кажется, она уже здесь, пришла в норму, но, видно, у нее в голове помутилось, раз она сделалась такой кровожадной. Может быть, она просто слишком много времени провела у меня в голове.

– Он еще может нам понадобиться, – говорю я.

– Зачем? В нем причина всех наших неприятностей.

Я качаю головой:

– Не думаю, что он все это спланировал. Он только воспользовался тем, что вирус все здесь покорежил.

– Ты так и не объяснила, зачем он может нам понадобиться.

Прежде чем я успеваю обдумать ответ и тем более произнести его, мы слышим какой-то отдаленный шум. На гром это не похоже, скорее, так лед на озере ломается. Джексон возбужденно мотает головой.

– Что это? – тревожно спрашивает он.

Не понимаю, почему они думают, что я знаю ответы на все вопросы.

– Понятия не имею, – отвечаю я.

Я подхожу к Саскии и помогаю ей подняться. Закидываю ее руку к себе на плечо, сама обнимаю ее за талию – в общем, поддерживаю ее. Сначала она просто висит на мне мертвым грузом, но постепенно начинает передвигаться все лучше и лучше.

– Господи, как я хочу пить! – говорит она.

– Здесь целое озеро, – отвечает Джексон.

В его голосе даже больше чем истерика.

– Отсюда я пить не стану.

Этот странный звук, похожий одновременно на треск и на гул, слышится опять. На этот раз он где-то довольно близко, хотя наверняка сказать нельзя. Здесь такое эхо! Я оставляю Саскию в полусидячем положении около стула, на который можно опереться, и обращаю наконец внимание на великана.

– Надо что-то делать с Левиафаном, – говорю я.

Саския и Джексон удивленно смотрят на меня.

– Ему нельзя здесь быть, – объясняю я.

У меня в памяти звучит голос одного из братьев Сент-Клауд. Он отвечает на мой невинный вопрос, что будет, если Левиафан появится в физическом мире. Они говорили о нарушении космического равновесия и дырах в пространственно-временном континууме. И тогда я поняла не больше, чем могу понять сейчас. Я запомнила только, что это будет очень, очень плохо.

– Вообще-то, нам тоже здесь не место, – замечает Джексон.

Он прав. Но мы пока не можем уйти отсюда, даже если бы знали как. Мы должны решить проблему с Левиафаном, удостовериться, что Либрариус не затевает какую-нибудь очередную гнусность, наконец, собрать всех людей, которых затянуло на этот сайт, и найти способ отправить их по домам.

Гул все приближается. Эхо множится под потолком, где-то в темноте над нами. О, на этот раз за гулом следует какой-то странный клокочущий звук. Мы, как по команде, поворачиваемся к озеру и видим, что каменистый берег разрезала трещина. В нее тут же хлынула вода.

Скорее всего, первое, чем нам стоит заняться, – это сделать что-нибудь, чтобы все здесь не разлетелось на куски.

Кристи

Аарон все-таки удивляет меня. Он ведет себя совсем не похоже на циничного эгоиста Аарона Гольдштейна, которого я знал, и остается лишь поражаться тому, как Сюзи удалось создать эту новую, улучшенную версию. Или, может быть, само ее присутствие оказывает на него такое сильное корректирующее действие.

Взять хотя бы эту историю со сказочным человечком, спасать которого он отправился. Или то, что вот сейчас он вызвался пойти и посмотреть, что там, за стеной тумана. Прежний Аарон даже не стал бы рассматривать такой возможности. Он бы даже не остановился, чтобы подумать об этом, а не то что совершить что-нибудь подобное. Он и пальцем не пошевелил бы, если из этого нельзя было извлечь никакой пользы для себя.

– Не думаю, что это хорошая идея, – говорит Боджо в ответ на предложение Аарона. Он отрывает взгляд от тропинки, теряющейся в тумане, и поворачивается к нам. – Самое худшее, что мы можем сейчас сделать, – это разделиться.

– Значит, рисковать придется всем? – спрашивает Аарон.

Жестянщик вздыхает:

– Подумайте. Мы не знаем, что там, по другую сторону тумана. И что важнее, мы даже не знаем, сможем ли вернуться обратно, если пройдем сквозь него. А если и сможем, то вернемся ли мы в то же самое место. Так какой прок в вашей разведке, если вы не вернетесь, чтобы рассказать нам, что увидели?

– Но мы не знаем точно, что не сможем вернуться.

– Мы также не знаем, опасно это или нет, – возражает Боджо. – Вот поэтому я и сказал, что надо подумать: ищем обходной путь или продолжаем идти по тропе сквозь туман. Но что бы мы ни выбрали, идти надо всем вместе. И мое предложение – остаться на тропе.

Все долго молчат. Наши взгляды притягивает лес по другую сторону тумана. Я вспоминаю камешки, которые бросал Боджо и которые так и не долетели до другой стороны. Я не горю желанием узнать, куда подевались камешки, но если таков путь в Вордвуд, то этот путь я должен пройти. Ведь там Саския. А уж если мне все равно суждено идти, то лучше идти со всеми. Особенно если среди этих всех – Боджо, ведь он единственный из нас обладает опытом пребывания в Других Мирах.

– Я с вами, – говорю я ему. – Я тоже за то, чтобы идти всем вместе и не сходить с тропы.

– Запишите и меня, – говорит Аарон.

– И меня, – нахмурившись, подает голос Сюзи и толкает Аарона в плечо. – Неужели ты бросил бы меня?

– Это вряд ли.

– А вы, Рауль? – спрашивает Боджо.

– Если уж я зашел так далеко, – говорит Рауль, – то какой смысл теперь отступать?

Мы с ним на секунду встречаемся взглядами, и я понимаю, о чем он думает. У него, так же как и у меня, там любимый человек.

Мы снова смотрим в туман. Так странно – видеть этот лес на той стороне, зная, что, как только мы перешагнем границу, тут же окажемся в каком-то ином мире.

– Всем держаться за руки, пока мы идем сквозь туман, – командует Боджо. – Это чтобы быть уверенными в том, что все попадем в одно и то же место.

Мне вдруг приходит в голову несвоевременная, нелепая мысль о гранках, которые я вычитывал перед тем, как все это началось, и о том, что я так и не дал знать Алану, что задержу их.

– Кристи… – вдруг обращается ко мне Сюзи.

Я вздрагиваю и возвращаюсь в настоящее. Левую руку протягиваю Сюзи, правую – Раулю. Теперь мы соединены, как бусинки в ожерелье.

– Держитесь друг за друга крепко, – говорит Боджо.

Пальцы Сюзи все сильнее сжимают мою ладонь. По одному, вслед за жестянщиком, мы проходим сквозь туман. Я чувствую, что и сам изо всех сил стискиваю руки Сюзи и Рауля.

Проход сквозь слой серого тумана – одно из самых странных ощущений, какое я когда-либо испытывал. И может быть, один из самых храбрых в моей жизни поступков – следовать за остальными, видя, как они исчезают за стеной тумана. Не могу даже описать панику, которая охватывает меня, когда я вижу, как они уходят. Боджо, Аарон, Сюзи. Я вижу только руку, которая парит в воздухе и за которую я держусь, и, значит, моя очередь.

Мне не хочется туда идти, и, чтобы дать задний ход, мне достаточно лишь выдернуть свою руку у Сюзи. Но я заставляю себя, и вот уже и рука Сюзи исчезла, и постепенно исчезает моя собственная.

Туман практически не касается моей кожи, он, скорее, проходит сквозь кожу. На какое-то мгновение я сам становлюсь туманом, наши молекулы смешиваются. Я слышу у себя в голове странные звуки, напоминающие радиопомехи. Температура падает градусов на десять. Я ожидал приступа дурноты, такого как после перехода границы с Миром Духов, но ничего подобного не происходит. Вместо этого я чувствую острое, всеобъемлющее одиночество. Глубокое понимание, что, сколькими бы людьми я ни окружил себя, я одинок во Вселенной.

И вот я прошел, за мной последовал Рауль.

Кажется, мы очень долго стоим на другой стороне, не разнимая рук, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь сквозь мглу. Мне кажется, что надо заново учиться дышать, но, по крайней мере, это ужасное чувство одиночества отступило. Воздух какой-то затхлый, как в подвале. Ощущение сырости.

– Да, как-то не хочется проделывать такое часто, – говорит Боджо.

Его голос словно отменяет какое-то заклинание, сцепившее наши руки. Мы отпускаем друг друга и осматриваемся.

Освещение слабое, но, когда глаза приспосабливаются, оказывается, что вокруг вовсе не так темно, как показалось вначале.

– Вы знаете, где мы находимся? – спрашивает Рауль у Боджо.

– Где-то под землей, – качает головой жестянщик.

Как только он говорит это, я начинаю внимательно рассматривать то, что нас окружает. Оказывается, мы в широком коридоре или туннеле. Стены из кирпича, надежно склеенного цементом. Под ногами – мусор: камни, осколки битого кирпича, обрывки газет – в общем, всякий сор. Я поднимаю ближайшую ко мне газету и пробегаю глазами строчки. Либо освещение хуже, чем я предполагал, либо это написано на неизвестном мне языке.

Я поднимаю голову, пытаясь сообразить, откуда идет свет. Высоко на стенах я замечаю фосфорное свечение. Потолка не вижу. Если бы не застоявшийся, неподвижный воздух, я бы решил, что его и нет.

– Посмотрите, – говорит Сюзи.

Она прошла немного вперед и указывает на грубую постройку на опорах из необтесанных бревен, крытую толем.

За ней – целая деревня таких же строений, тянущихся вдоль стены, насколько мы можем видеть.

– Здесь люди живут? – спрашивает Рауль.

– Скорее, жили, – отвечает Боджо. – Похоже, что здесь давно никто не был.

– Напоминает канализацию.

– Скорее, заброшенную линию метро, – говорю я, ковыряя носком ботинка в мусоре под ногами. – Мне кажется, если бы мы разгребли этот мусор, то докопались бы до рельсов. А может, это что-то вроде Старого города в Ньюфорде.

– Только в Старом городе никто не живет, – уточняет Аарон, – с тех пор как землетрясение загнало все постройки под землю.

– Ты в этом уверен? – спрашиваю я.

Аарон устало и раздраженно смотрит на меня:

– Да ладно! Ты, конечно, будешь рассказывать про всяких там гоблинов – как бишь ты их окрестил?

– Скукинсы.

– Точно. Ты и правда считаешь, что они живут в Старом городе?

– Так мне говорили.

– А ты их видел?

– Нет, – отвечаю я, – но я видел бездомных людей. Там безопаснее, чем в Катакомбах, потому что меньше преступных элементов – всяких сумасшедших и байкеров.

– А ты-то что там делал?

Я улыбаюсь ему в ответ:

– Искал гоблинов.

Аарон качает головой.

– Итак, что дальше? – спрашивает Рауль. – Идти по туннелю?

Боджо кивает:

– Тропа все еще продолжается. Ее не видно, но я чувствую, что она есть под всем этим мусором.

Я знаю, что у всех нас есть вопросы, начиная с того, как этот туннель вообще мог оказаться здесь, если все, что мы видели сквозь туман, было старым дремучим лесом, но Боджо отправляется, мы следуем за ним, как тогда, когда в первый раз перешли границу Другого Мира. На этот раз Сюзи и Аарон идут за жестянщиком, а мы с Раулем замыкаем шествие.

– Думаете, мы и правда найдем их, – спрашивает Рауль через некоторое время, – всех этих людей, которые пропали?

Разумеется, он хочет спросить, найдем ли мы его Бенни.

Я бросаю на него быстрый взгляд.

– Мы должны их найти, – отвечаю я. – Иначе я сойду с ума.

– Мне кажется, я уже сошел, – говорит он, обведя рукой все, что вокруг. – Все это… все эти миры…

– Да, это выглядит несколько иначе, чем я ожидал.

– Вам страшно?

Я киваю:

– Но не столько за себя, сколько за Саскию. Что мы ее не найдем. Или найдем, но…

Я не в силах закончить фразу.

– Я всю жизнь боялся, – говорит Рауль. – Боялся почти всего. Мира вообще, мальчишек, которые стали бить меня, когда я подрос. Я был тощим заморышем, меня всегда больше интересовало рисование, чем спорт, девочки и тусовки. – Он невесело улыбается. – Меня называли слабаком и пидором задолго до того, как я осознал свою сексуальную ориентацию.

Я вспоминаю Джимми Брауна, мальчика в начальной школе, про которого пели дразнилку «Голубой, голубой, не хотим играть с тобой», и она преследовала его все школьные годы. Я его не дразнил, но и не сделал ничего, чтобы это прекратить. И никто не сделал. Разумеется, у меня в те годы своих проблем хватало, взять хотя бы отношения с родителями. Они обращались со мной и Джорди немногим лучше, чем дети в школе.

– Я понимаю, о чем вы, – отвечаю я. – Я и сам вовсе не считаю детство золотым временем, кроме разве что тех моментов, когда был предоставлен сам себе.

– Да, так спокойнее – быть самому по себе, – соглашается Рауль. – Но ты так одинок, когда растешь без друзей, когда ты выброшен из мира. Я тогда, кажется, все отдал бы за то, чтобы испытать эрекцию, глядя на девушку.

Я не могу удержаться от улыбки:

– У меня с этим проблем не было. А вот насчет заговорить с ней…

– Ах вот что вам нужно было? – улыбнулся Рауль в ответ. – А как насчет необходимости бредить футболом?

Рассуждать о любви? Одно неверное слово или взгляд – и они думают, что ты за ними ухаживаешь.

– Однажды меня побил футболист-полузащитник, – сказал я, – но только за то, что я пытался подцепить его девушку, которая пользовалась успехом.

– Это нормально. То есть вы, конечно, нарушили правила, но вы молодец – и почему бы вам было не отомстить ему, отбив его девушку?

– Эти ребята влюблялись только в тех девушек, которых хотели все.

Рауль кивнул:

– А теперь представьте себе, что сделал бы с вами полузащитник, если бы вы попытались поухаживать за ним, а не за его девушкой.

– То, что вы этого не пытались делать, не было страхом. Это просто здравый смысл. В те времена…

– Не думаю, что сейчас что-то сильно изменилось.

– Может, и нет, к большому сожалению.

Рауль пожимает плечами:

– Но самое странное – сейчас-то я не боюсь. Наверное, это потому, что впервые я чувствую, что нужен. Нужен Бенни. Впервые мы поменялись ролями, и теперь он рассчитывает и надеется на меня. Надеюсь не подвести его.

– Мы делаем все, что в наших силах.

– Я знаю. И все-таки, похоже, этого далеко не достаточно.

Я вполне разделяю его мнение.

Туннель действует на нервы. Трудно идти мимо этих построек и сознавать, что людям приходилось здесь жить. Конечно, кое-где и сейчас так живут, и в еще худших условиях. Боджо не может объяснить нам, где именно находится этот туннель – где-то между мирами, в пограничной области, – но он говорит, что это место всего лишь отражение какого-то места в нашем Условном Мире.

Мы бредем по туннелю еще с полчаса, пока не видим свет где-то далеко впереди. Пройдя еще немного, мы слышим какой-то звук. Мне требуется несколько секунд, чтобы сообразить, что это за звук. Это дождь.

Еще через несколько минут мы оказываемся в конце туннеля и довольно долго стоим у выхода, глядя на промокший до нитки лес. Не знаю, тот ли это лес, который мы видели сквозь туман с той стороны, или какой-то другой. Дождь сильный и затяжной, такой может промочить до нитки за считаные секунды. С ветвей течет и капает. И такой прекрасный запах – влажной земли! Тропинка, которую мы так долго не видели, появляется из-под мусора и уходит петлять между стволами.

– Это Вордвуд? – спрашивает Сюзи.

Боджо кивает:

– Или, по крайней мере, имеет к нему отношение. Давайте отдохнем здесь несколько минут. Может быть, если нам повезет, дождь кончится.

Мне не очень нравится эта идея – у меня в голове словно часы тикают, – но все остальные, кажется, не прочь передохнуть, и я молчу. Но когда мы останавливаемся, я чувствую, что мой организм меня подводит: сидение за компьютером – не самая лучшая тренировка перед длительным переходом, который мы предприняли сегодня. Ноги болят. С огромным облегчением скидываю со спины рюкзак и сажусь на землю.

Мы устраиваемся у выхода из туннеля, достаем наш походный паек и запиваем его минеральной водой из бутылок. Разговариваем мало. В основном смотрим на дождь, слушаем, как капли стучат по земле. Глядя на темный, мокрый лес, я вспоминаю рассказы Джилли о том, что символизируют путешествия сказочных персонажей. Так, если они бредут через дремучий лес – это аналогия трудностей, которые человек должен преодолеть, чтобы достигнуть цели.

На данный момент я, безусловно, предпочел бы символ настоящему мокрому лесу, который нас ожидал.

Я достаю сигареты и вытряхиваю одну из пачки. Закуриваю. В пачке осталось всего две, а кто знает, где тут ближайший магазин. Придется, видно, снова бросить курить.

– Как вы думаете, как дела у Роберта? – спрашивает Рауль.

Боджо пожимает плечами:

– Мне кажется, что Роберт из тех, кто умеет постоять за себя.

– Но эти типы… ищейки…

Боджо кивает:

– Да, я знаю. Я таких видел много раз. Шерифы маленьких городков, вышибалы в барах. Но эти трое были не только большие и сильные. В них была настоящая мощь, и они вполне могли осуществить свои угрозы. – Он колеблется несколько секунд, потом обводит нас всех взглядом. – Я должен кое в чем признаться, – говорит он.

У меня падает сердце. Воображение начинает бешено работать, подсовывая мне картины одну ужаснее другой.

– В детстве я слышал… – говорит Боджо и улыбается, как будто мы поймали его на чем-нибудь постыдном. – Да, я знаю это не из книг. Я и сейчас не слишком много читаю, а тогда и вовсе был слабоват по этой части. Но когда я был маленький, истории рассказывали у костра и в кибитках, и, как любой мальчишка, я ужасно любил их слушать. Они были не о героях и королях, как можно было бы ожидать, а о людях обыкновенных, таких как мы, о жестянщиках в основном. Мне больше всего нравилась история о моем тезке, Боррибле Джонсе. О нем существует масса историй.

– Неужели мы услышим еще одну версию происхождения вашего имени? – спрашивает Рауль.

Боджо усмехается:

– Нет, но кое-что действительно интересно: дело в том, что мое имя – Боррибл – на старинном жаргоне, принятом у жестянщиков, означает «алхимик». Оно происходит от слова борриблал, что означает «тигель».

– Так вы, значит, алхимик?

– Нет. Но тот Боррибл Джонс, скорее всего, был им. И еще он был солдат, музыкант, волшебник и владел еще десятком ремесел, смотря какое требовалось по ходу рассказа. Но в основном он выступал в роли фокусника, хотя, наверное, достаточно просто сказать, что он жестянщик, ибо в каждом жестянщике заключен фокусник.

– А это все имеет отношение к тому признанию, которое вы собирались нам сделать? – спрашивает Аарон.

– И да и нет, – вздыхает Боджо. – Дело в том, что я вел вас наугад. Видите ли, я не специалист во всем этом. – Он указывает на лес. – Не то чтобы я не был знаком с духами или не бывал в Других Мирах – лучшие годы своей жизни я провел как раз странствуя по этим дорогам в компании волшебных существ. Но о древних духах и правилах общения с ними я знаю не больше, чем любой из вас.

У меня падает сердце. Я думал, с Боджо и с Робертом у нас есть хоть какой-то шанс. Роберта мы потеряли…

– Тогда почему же вы сами вызвались нам помочь? – спрашивает Рауль.

– Из-за Холли. – Он опускает голову на минуту, потом снова поднимает на нас взгляд. – Она… она мне очень понравилась, и, наверное, я хотел произвести на нее впечатление. Когда она рассказала мне о ваших трудностях, я пообещал помочь ей. А мужчина не должен отступать от своего слова.

– Ну что ж, – говорит Сюзи. – Если это все, в чем вы хотели признаться, я рада.

Боджо удивленно смотрит на нее:

– Все? Вы что, не поняли? Никто из нас не готов выступить против такого могущественного духа, как дух Вордвуда. А я заставил вас поверить в меня.

Сюзи улыбается:

– Но ведь вы могли, например, сказать нам, что вы с духом заодно и теперь мы все ваши пленники или еще что-нибудь в этом роде. Или что вы нарочно вели нас в неправильном направлении.

– Я бы никогда так не поступил.

– Кроме того, – продолжает Сюзи, – мне даже нравится, что вы все это делаете, потому что запали на Холли, которая, между прочим, и правда очень крутая.

– Не знаю, что это такое, – говорит Боджо, – но со мной раньше так никогда не бывало – это поразило меня в тот самый момент, как я ее увидел. То, что я сделал, – это единственное, что я мог сделать, чтобы в ту же секунду не сжать ее в своих объятиях.

– И правильно сделали, что не сжали, – замечает Сюзи. – Мы любим, чтобы за нами сначала немножко поухаживали.

– Разумеется, – говорит Боджо. – Но все равно очень странно, что все это обрушилось на меня вот так сразу. Не то чтобы мне не приходилось встречать привлекательных женщин. – Он улыбается. – Вот хоть вы, например.

Сюзи смеется, но я вижу, как злится Аарон, и понимаю, что не только Боджо, Рауль и я делаем все то, что мы делаем, из-за любви. И это очень хорошо объясняет изменения, происшедшие с Аароном за последние день-два. Любовь всегда требует от нас перемен – от изменения музыкальных вкусов до изменения всего нашего существа.

– Полегче, ковбой! – говорит Сюзи Боджо. – Не тратьте на меня понапрасну свое обаяние.

Теперь, когда загадка преображения Аарона разгадана – а в версию с глубоким раскаянием и желанием исправить свои ошибки я никогда не верил, – осталось только понять, что здесь делает Сюзи. Ей-то это зачем? Вот и новая головоломка.

– Дождь кончается, – говорит Рауль.

Он прав. Ливень превращается в моросящий дождик. Боджо встает и запихивает пустую бутылку в свою сумку.

– Ну ладно, – говорит он, – пора переходить от слов к делу.

Я тоже поднимаюсь на ноги, не чувствуя себя и наполовину таким бодрым, как жестянщик. Наклонившись, чтобы поднять с земли свой рюкзак, вдруг слышу какой-то громкий гул.

Гром, думаю я. Неудивительно при таком-то дожде. Похоже, сейчас опять польет как из ведра.

Но тут земля начинает содрогаться в ответ на содрогания неба – приходится взмахнуть руками, чтобы сохранить равновесие. Я слышу грохот сдвигающихся скал, и мы все оборачиваемся и смотрим обратно в туннель. Раздается новый раскат грома, и мы снова ощущаем, как дрожит земля. На этот раз, не удержав равновесия, я падаю на одно колено. Слышу, как осыпаются камни в глубине туннеля, потом раздается какой-то треск. Живо представляю себе образовавшуюся трещину, которая ползет к нам.

– Скорее! – кричит Боджо.

Нас не приходится просить дважды. Я снова вскакиваю на ноги, помогаю Аарону подняться. Сюзи хватает мешок, который дала ей Холли, и все мы вылетаем вон из туннеля под дождь, где нас ждут уже Боджо и Рауль. Мы едва успеваем выйти: раздается новый раскат грома, только на этот раз он явно исходит из недр туннеля. Мы бежим к деревьям. Оказавшись наконец под их кронами, я оглядываюсь назад. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как вход в туннель обваливается. Мусор и обломки камня разлетаются по траве там, где мы только что стояли.

Моросящий дождь, намочив наши лица, добирается до одежды. Волосы у меня уже намокли и прилипли к голове. Но мне все не оторвать взгляда от того места, где только что был выход из туннеля. Задержавшись хотя бы на секунду, мы были бы погребены под обломками.

Проходит довольно много времени, прежде чем кто-то решается заговорить.

– Господи, – наконец произносит Рауль, – как это было близко.

Аарон кивает:

– Но мы успели.

И вот тогда-то мы слышим новый раскат грома и трещина, которую я так живо себе представил, действительно ползет змеей и в нескольких шагах от нас изгибается влево. Мы вынуждены схватиться за нижние ветки деревьев и друг за друга, чтобы не упасть. Под нами – бездна, пропасть, которая только что образовалась, которой не было еще секунду назад.

– Что… что происходит? – говорит Сюзи.

– Этот мир, – отвечает Боджо, – Вордвуд. Он гибнет.

Новый раскат грома, новая трещина, новая яма, открывающаяся прямо перед нами.

Больше ждать нечего. Мы поворачиваем и бежим по тропинке в лес.

Холли

Холли вернулась с прогулки с собакой и обнаружила, что магазин пуст. Она не удивилась, хотя всего лишь пятнадцать минут назад оставила Джорди и Дика за сортировкой новых поступлений, которые пришли еще вчера, до того как все это началось. Она не стала смотреть, не поднялись ли они наверх, в квартиру. Спустив Сниппет с поводка, она последовала за собакой в подвал. Там Джорди сидел на корточках, уперевшись подбородком в собственные колени. Они с Диком изучали стену, которая несколько часов назад служила порталом в Другой Мир. Теперь это была просто голая бетонная стена, больше ничего.

Сниппет протиснулась между двумя исследователями и внимательно обнюхала стену. Потом она вернулась к лестнице и стала ждать, когда же Джорди обратит на нее внимание.

– Оттого, что вы будете есть глазами эту стену, они быстрее не вернутся, – заметила Холли.

Джорди кивнул. Он почесал Сниппет за ухом.

– Я знаю, – вздохнул он. – Но их уже так долго нет.

Было за полночь, около двух. Холли и Сниппет прогулялись по совершенно пустым, тихим улицам. Холли называла это: «пойти проверить, не пришел ли для Сниппет пимейл».

– Это только кажется, что долго, – ответила она Джорди. – Всего несколько часов. Надо запастись терпением. Их может не быть и несколько дней.

– Я знаю. Надо было нам пойти с ними.

Холли села на ступеньку. Она думала о своих друзьях в ловушке Других Миров, по ту сторону стены. О красивом жестянщике, которого едва знала, о своем друге Кристи.

– Возможно, – ответила она.

– О нет, госпожа Холли! – воскликнул Дик, повернув к ней свое широкое, честное лицо. – Там слишком опасно для таких, как мы.

Джорди невесело усмехнулся:

– Это замечание как-то не утешает нас насчет тех, кто туда уже отправился.

На простодушной физиономии Дика появился настоящий ужас.

– О, я не хотел…

– Ничего, – махнул рукой Джорди, – я понял, что вы имели в виду. Мы знали, что идти туда опасно, но ведь выхода не было. Кто-то должен был пойти.

– Но ждать – тоже очень трудно, – сказала Холли.

– Ждать трудно, – согласился Джорди. – И что меня больше всего беспокоит, так это то, что, скорее всего, одними Другими Мирами дело не обойдется. Есть еще и вебсайты. А вообще-то, у меня в голове не умещается, как они смогут физически присутствовать в Других Мирах.

Холли кивнула. Она вполне понимала его.

– Но если предположить, что это возможно, – продолжал Джорди, – тогда, значит, безопасность Кристи и других отчасти зависит от компьютеров, и не знаю, как вас, а меня эта мысль не слишком радует. Сами подумайте. Эти проклятые машины иногда ломаются, стоит на них как-нибудь не так посмотреть. Вы бы доверили какой-нибудь из них свою жизнь? И это если вынести за скобки всяческую магию.

– «Вордвуд» всегда был очень стабилен… – начала было Холли.

– Пока его не разрушил вирус, – парировал Джорди.

– Все это, конечно, очень радует и вселяет надежду…

– Извини. Просто эта мысль мне покоя не дает. Когда речь заходит о компьютере, то даже и вирусы не нужны, чтобы все пошло насмарку. Только вспомни, что иногда происходит, когда пытаешься поставить новую программу. Можно пробовать десять раз кряду, и только на одиннадцатый сработает, хотя всякий раз ты точно выполнял инструкцию. И волшебства никакого не надо, чтобы все испортить, а у нас тут, как известно, волшебство присутствует.

– Да, – согласился Дик. – Компьютеры очень опасны, в них живут гоблины и всякие другие отвратительные создания.

Джорди вздохнул:

– Вот видите!

– Но тут мы ничего не можем поделать, – сказала Холли. – Или можем?

Когда Джорди покачал головой, она перевела взгляд на Дика.

– Я ничего не понимаю в компьютерах, госпожа Холли, – виновато проговорил тот.

Проведя почти год в обществе домового, Холли научилась понимать, когда он действительно ничего не знает, а когда уклоняется от прямого ответа. Сейчас она была уверена, что он что-то знает, просто не хочет говорить.

– Но?.. – поторопила она его.

Дик отвел взгляд:

– Нет, не спрашивайте меня, госпожа Холли!

– Дик!

– Это… это…

– Это – что?

У домового был совершенно пришибленный вид.

– Это тоже очень опасно, – наконец выдавил он.