Текст книги "Следуй за рекой (ЛП)"
Автор книги: Ч. Риччи
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
***
– Разве я не говорил тебе, что не принимаю приглашений из жалости? – Рычание в моем горле очевидно, но Ривер отталкивает меня в сторону, чтобы войти в мою квартиру. – И как, черт возьми, ты узнал, где я живу?
Всего три минуты пятого, но, верный своему слову, Леннокс притащился, чтобы забрать меня и отвезти на семейный День Благодарения. Как будто у нас свидание или еще какая хрень.
Ривер захлопывает за собой дверь и входит в прихожую:
– От тренера, и я, кажется, говорил тебе, что не принимаю отказов, – огрызается он, с мгновение осматривая квартиру, прежде чем снова взглянуть на меня. – И что терпеть не могу ждать.
– Я никуда не поеду, – рычу я, но, похоже, это неверный ответ.
Потому что Ривер тут же хватает меня за шиворот и тащит к двери, точно так же, как в прошлый раз вывел из аудитории.
– Надевай свои чертовы ботинки и садись в машину, Грейди.
Я даже не пытаюсь стереть с лица хмурое выражение, когда он швыряет в меня обувь.
Ну, по крайней мере, я снова Грейди, а не Рейн.
Как только мы садимся в «Рендж Ровер», Ривер выезжает на улицы Боулдера, направляясь к выезду из кампуса. Мы молча проезжаем мимо знакомых достопримечательностей, а мой взгляд прикован к небезызвестным горам Флатирон.
Должно быть, проходит минут десять, прежде чем мы въезжаем на подъездную дорожку двухэтажного дома, который находился в дорогом районе. Он красивый, серо-белого цвета, с большой крытой верандой, дополненной фирменными белыми колоннами. Честно говоря, в доме нет ничего показного, но, учитывая район, должно быть, он обошелся в немаленькую сумму.
Я знаю, что у Ривера определённо водятся деньги, поскольку он учился в Академии «Саммит» вместе с Бенсонами и сыном тренера. Но, судя по всему, Леннокс – один из наименее обеспеченных детей, потому что его «Рэндж Ровер» говорит сам за себя.
Стиснув зубы, я дергаю ручку и с излишней силой толкаю дверь авто. Затем обхожу машину и направляюсь к парадному входу, а Ривер следует за мной по пятам.
Когда мы поднимаемся по ступенькам, он не стучит в дверь, а просто заходит. Меня окутывает аромат из прошлого, который запомнился мне как запах Дня Благодарения, отчего в груди начинает ныть. Прежде чем я успеваю себя остановить, ко мне возвращаются мысли о проведённых праздниках с отцом, до того, как он умер.
Моя мать никогда не была хорошей кухаркой. Честно говоря, в готовке она оказалась не ахти, точно так же как была не ахти и в нынешней жизни. Но когда они с папой поженились, это уже не имело значения. Он прекрасно умел готовить, поэтому каждый год в День Благодарения нас ждал великолепный ужин.
Помню, однажды отец проснулся в три часа ночи, чтобы поставить индейку в духовку. В тот год он решил купить самую огромную из всех. Это был последний год его жизни, мне тогда было почти восемь.
Ежегодно после ужина мы играли в футбол на заднем дворе, а мама смотрела, потягивая вино на веранде. Я полюбил футбол, именно благодаря отцу, пусть даже его любовь к мячу не имела смысла, потому что родом он был из Ирландии. И все же я играл ради него, хотя с самого раннего возраста меня больше тянуло к искусству. Отец даже тренировал мою команду «Чибисов». И с того момента, как поймал свой самый первый пас, я влюбится в футбол. В то, что нас связывало.
Когда отец погиб в Афганистане, я продолжал играть, потому что только так мог ощущать его рядом.
Меня окутывает горе, и я изо всех сил стараюсь избавиться от тягостных мыслей, когда мы проходим через фойе и гостиную, чтобы попасть на кухню.
Там же я нахожу высокую блондинку лет пятидесяти, похожую на типичную Степфордскую жену, в пышном платье, с причёской и… на каблуках. В своем собственном доме.
– Мама, – говорит Ривер, проскальзывая мимо, чтобы обнять ее, пока та суетится на кухне. Женщина останавливается, удерживая в руках противень булочек, прежде чем развернуться с огромной улыбкой на лице.
– Привет, милый, – восклицает она и ставит противень на островок, прежде чем обнять Ривера за шею. Женщина целует его в щеку, и меня снедает что-то вроде… зависти.
Я знаю, что у меня не должно быть такого чувства. Конечно же, мать его обожает. Любой здравомыслящий родитель любит своих детей. Даже когда те шалят.
Но моя мать никогда не была такой ласковой, а после смерти отца и подавно. В тот день, когда двое мужчин в военной форме подошли к нашей двери, чтобы сообщить о том, что мой отец погиб в бою, казалось, будто я потерял обоих.
Я и не подозревал, что смерть отца станет поворотным моментом в нашей жизни.
– Кто это с тобой? – спрашивает мать Ривера, отрывая меня от мыслей.
Она тепло улыбается мне, отстраняясь от своего сына.
– Да, э-э, – явно встревоженный Ривер потирает затылок. – Мама, это Рейн. Рейн, это моя мама, Кэтлин.
– Здравствуйте, Рейн. Приятно познакомиться. Ривер не сказал, что приведет кого-то на ужин. – Она оглядывается через плечо на Ривера, и я стараюсь не морщиться от фразы «домой на ужин», как будто в ней есть какая-то романтическая подоплека. Женщина одаривает меня еще одной улыбкой, прежде чем подойти и обнять меня так же, как прежде обнимала сына.
Мое сердце болит, ведь это совсем не нормально – дарить объятия незнакомцу, отчего тот сразу же чувствует себя как дома.
Одновременно во мне закипает ярость. Потому что Ривер даже не сказал, что я приеду.
– На самом деле Киран, мэм. До вчерашнего дня я не планировал приезжать, поэтому прошу прощения, что застал вас врасплох.
– О, чепуха, Киран. Мы вам более чем рады. У нас полно еды. – Женщина отпускает меня и поворачивается, чтобы поставить булочки в духовку. – Ужин будет готов через десять минут, так что вы можете пройти в столовую, – взглянув на Ривера, она продолжает: – Милый, ты не мог бы проводить своего друга? А еще поднимись к Уиллоу и скажи ей, что пора спускаться. Скоро появится ваш отец, и лучше, если мы все будем готовы к его приезду.
– Конечно, мама, – с некоторой натянутостью улыбается Ривер и целует ее в щеку, прежде чем достать посуду из шкафов и направиться через холл в столовую. Я следую за ним вплотную, занимаю свое место на стуле, который он только что поставил, и смотрю на него в упор:
– Какого хрена, Ривер? Ты не сказал ей, что я приеду на ужин? Совсем ненормальный? – скриплю я зубами, а моя кровь закипает.
Он смотрит на меня с огнем в глазах, и, честно говоря, я немного удивлен.
– Не морочь мне голову. У меня не было возможности сказать ей, и, честно говоря, так будет лучше. – Звук открывающейся двери в передней части дома сигнализирует о том, что, должно быть, приехал его отец. Я наблюдаю, как на лбу у Ривера пульсирует вена, прежде чем он хватается за спинку стула, наклоняясь в мое личное пространство. – Сделай нам обоим одолжение, просто сиди и улыбайся, ладно? Уверен, это несложно.
– Я не собираюсь притворяться твоим парнем на вашем гребаном семейном ужине, – практически выплевываю я, настолько меня злит эта ситуация.
Кем, черт возьми, он себя возомнил?
– Поверь мне, Рейн. Последнее, чего я, блядь, хочу, чтобы моя семья думала, будто ты мой парень, – его ворчание жалит куда сильнее, чем мне бы хотелось.
Ривер встает и выходит из столовой, вероятно, чтобы поприветствовать отца или позвать сестру по просьбе матери.
Да пошел он.
Я не желал сюда приходить, но Леннокс меня заставил. А теперь хочет, чтобы я, что… стал развлечением на его семейном ужине, а он бы выглядел святым за то, что притащил домой бродячего пса? Чтобы я сидел, позволяя их идеальной маленькой семейной жизни пожирать меня изнутри, потому что уже много лет таковой не видел?
Да иди ты в задницу, Ривер.
Я уже наполовину встаю со своего места, когда в столовую входят Ривер, темноволосая девушка, возможно, на пару лет моложе нас, а за ней мужчина, который явно является их отцом. По моему мнению, что Ривер, что его сестра, Уиллоу, выглядят точными копиями своих родителей.
Как только мужчина входит в комнату, взгляд его темно-зеленых глаз тут же устремляется ко мне, отчего я замираю в неловкой позе. Он смотрит на меня так, будто теперь ему придется терпеть какого-то незнакомца за обеденным столом.
Боже, это была ужасная идея.
Прочистив горло, я продолжаю подниматься и протягиваю мужчине руку, надеясь, что как только представлюсь, пыл в его глазах утихнет.
– Здравствуйте, сэр. Меня зовут…
– Киран Грейди, я знаю.
Какого хрена? Неужели Ривер говорил обо мне со своей семьей?
Ну все, теперь я точно его убью.
Отец Ривера, наконец, криво усмехается и пожимает мне руку:
– Роланд Леннокс. И не смотри так потрясенно, сынок. О тебе много говорили, когда ты перевелся. К тому же ты подкрепил эти сплетни шикарным сезоном. И, если я правильно помню, в этом сезоне ты поймал пасов примерно на полторы тысячи ярдов?
Он отпускает мою руку и жестом указывает на стол, поэтому я опускаюсь обратно на стул, Ривер садится слева, а его отец – во главе стола справа.
– Э-э, вообще-то, да, – я сглатываю, ощущая себя чуть менее расстроенным, благодаря разговору о футболе. – Ривер сделал несколько ключевых передач. Я действительно впечатлен тем, как хорошо мы сработались за такое короткое время, – признаюсь я, и это не ложь. Восемнадцать сотен ярдов ставят меня в первую десятку всех времен, за один сезон в колледже, а ведь у нас еще пара игр в запасе. У меня никогда в жизни не было такого удачного сезона, даже с квотербеком из Клемсона, с которым я выезжал на Кубок последние пару лет.
Ривер и я просто… сошлись. В смысле на поле. По-другому и не описать. Временами мне кажется, будто наши руки связывает какая-то невидимая линия. И у мяча нет другого выбора, кроме как следовать по ней.
Это магнетизм.
Но вместо того, чтобы улыбнуться и расслабиться от моей похвалы его сыну, мужчина напрягается и бросает на нас странный взгляд. Натянуто улыбнувшись, он кивает:
– Да, но это всё, на что мы можем надеяться, чтобы выиграть национальный чемпионат в этом году.
В ту же минуту в столовую входит Кэтлин с огромной индейкой в руках, а Уиллоу садится напротив меня.
Обе – и мать, и дочь, очень симпатичные. Если, конечно, вам нравятся типичные идеальные женщины, которые ходят в церковь по воскресеньям и рожают вам по два идеальных ребёнка, чтобы переселиться всей семьей в идеальный дом в пригороде.
Но ничто из перечисленного меня не интересует.
К несчастью, обычно я склонен привлекать девушек такого рода. Виной всему татуировки и исходящие от меня флюиды «чихать я на вас всех хотел».
– Привет, – пищит сестра с другой стороны стола, слегка махая рукой. – Папа сказал, что тебя зовут Киран? Я Уиллоу, младшая сестра Ривера. Рада, что ты присоединился к нам за ужином. – Девушка произносит приветствие чересчур сладким голосом, но ее взгляд, которым она меня одаривает, ясно говорит о том, что у этой «хорошей девочки» определенно имеются плохие наклонности.
Прости, дорогуша, неинтересно.
Мать Ривера заканчивает выставлять блюда на стол, и как только Роланд разрезает индейку, каждый сидит, уткнувшись в тарелку. Еда вполне съедобна, а разговор за столом не так уж и плох. Кэтлин и Уиллоу болтают о своей чирлидерской ерунде, в то время как мы с Роландом продолжаем говорить о футболе. Ривер перебрасывается несколькими словами, но, как ни странно, в остальном молчит.
Парень, кажется, никогда не затыкается, когда находится рядом со мной, но на этот раз он как будто другой человек.
На мгновение я ловлю себя на мысли, знают ли родители о его ориентации. Сомневаюсь, так как не уверен, что она вписывается в их идеальную картину. Но опять же, люди часто приятно удивляют. Так же, как и расстраивают.
А язвительные замечания, которые Роланд бросает сыну, или то, как он продолжает поглядывать на нас и делать большие глотки из своего стакана, словно ожидая, что мы накинемся друг на друга прямо за обеденным столом, наводит на мысль о втором варианте.
Я улавливаю скрытую враждебность к Риверу, и это определенно второе.
Когда ужин переходит в десерт, Роланд пьет уже третью порцию и, судя по всему, уже определенно хорошенько надрался. Я как раз откусываю кусочек лучшего в жизни тыквенного пирога, но без взбитых сливок, потому что это отвратительно, когда Роланд издает грубый смешок и шагает в другой конец комнаты к бару, щедро наливая в стакан янтарную жидкость.
– Мы, что, так и будем ходить вокруг да около? – спрашивает он, снова усаживаясь за стол.
Я бросаю взгляд на Ривера, замечая, как тот напрягает плечи, а костяшки его пальцев белеют – настолько сильно он сжимает вилку.
Мое внимание возвращается к его отцу, которому явно не нравится мое присутствие на чертовом ужине в честь Дня Благодарения. Ужин, разговоры о футболе, добрые слова – все это лишь прикрытие. В отличие от моего отчима, который при гостях всегда скрывал свои истинные чувства ко мне.
Блядь. Так и знал, что не нужно было сюда приезжать.
– Простите, сэр… – выдавливаю я сквозь стиснутые зубы.
Роланд перебивает меня, бросая свирепый взгляд на Ривера:
– Ты не можешь прожить и дня в своей жалкой жизни, не выставив напоказ своего парня? – В его устах слово «парень» звучит, как оскорбление, и моя кровь начинает закипать. – Ужин, предназначенный только для семьи, благодаря тебе, превратился вот в… это.
Внутри у меня все закручивается в спираль, а кулаки сжимаются так, что ногти впиваются в ладони.
Вот ведь мудак.
– Ты, мать твою, позоришь нашу семью, наши ценности. Твой образ жизни отвратителен. Ты сам отвратителен, – ядовито выплевывает отец.
Затем крутит свой стакан, наполненный чем-то похожим на виски, прежде чем проглотить жидкость в два глотка.
Я вскакиваю на ноги еще до того, как понимаю, что делаю. Грохот отодвигаемого стула эхом раздаётся по комнате. Мой взгляд падает на Ривера, который таращится на меня в ужасе. Голубые глаза смотрят на меня так, словно желают утопить, используя как спасательный круг, но, по какой-то причине, единственное, чего я хочу – это вытащить его из ядовитого шторма, который вот-вот на него обрушится.
Мое внимание отрывается от Леннокса, сосредоточившись на мудаке, извергающем мерзости в адрес того, кто является его гребаной семьей.
– Так на чем мы там остановились? – говорю я, глядя Роланду в лицо, когда тот снова поднимается на ноги, хотя и немного неуверенно. – Вы говорите сейчас о своем сыне. О сыне, который, должен добавить, очень добр. Он пригласил меня на ужин – нет, даже заставил прийти – когда узнал, что я проведу праздники в одиночестве. – Я оглядываюсь через плечо на Ривера, но он смотрит в стол. И мое сердце разрывается от боли.
Резко повернув голову к его отцу, я продолжаю:
– Не то чтобы это вас касалось, но вы несете полную чушь. Меня не интересуют мужчины, и, честно говоря, мы с Ривером даже не друзья, не говоря уже о чем-то большем. И все же он позвал меня на ужин, потому что ваш сын – хороший человек.
Во взгляде Роланда вспыхивает ярость, его глаза темнеют, сужаясь в щелочки и анализируя мою защиту в адрес Ривера. Мужчина открывает рот, и я чувствую запах спиртного в его дыхании.
Но не даю ему вымолвить ни слова, потому что бью кулаком в челюсть, и ошеломленный Роланд падает на пол.
– Ривер заслуживает гораздо лучшего, чем такой папаша, как вы, – рычу я на него, прежде чем повернуться и направиться к двери.
Меня обдает прохладным воздухом Колорадо, и я тут же жалею, что не одел ничего, кроме толстовки. Уже смеркается, конец ноября, и я оглядываю освещенную фонарями улицу, прежде чем направиться в сторону кампуса.
Оказавшись в квартале от дома Ленноксов, я достаю телефон, собираясь вызвать «Uber». До моей квартиры недалеко, но я не хочу брести по темноте и холоду.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь нажать на кнопку поиска, ко мне подъезжает Ривер и опускает стекло:
– Садись, – только и говорит он.
Я разочарованно вздыхаю, прежде чем положить телефон в карман и, уступая его просьбе, забираюсь в машину.
Ривер смотрит на меня в тусклом свете приборной панели, прежде чем выехать на дорогу, время от времени бросая взгляды на мою руку.
Она в порядке, не сломана, просто с утра будет болеть. Во всяком случае, меня больше беспокоит то, что придется объясняться с тренером по поводу опухших костяшек.
Мы останавливаемся на перекрестке, ожидая, когда загорится зеленый.
– Все в порядке, Ривер, – вздыхаю я, в сотый раз поймав его взгляд.
Он медленно кивает.
Мне хочется изменить прошлое, оказаться в своей квартире и забыть весь этот день.
После самой долгой и тихой поездки в моей жизни, еще более неловкой, чем поездка на ужин, мы тормозим у моего дома. Несмотря на желание оказаться внутри, я чувствую себя плохо из-за Ривера и хаоса, который произошел из-за его приглашения.
– Извини, что ударил твоего отца, – бормочу я, все еще глядя в лобовое стекло. – Я не жалею о том, что сделал. Он – настоящий мудак. Но мне очень жаль, что из-за меня у тебя будут проблемы. Я не собирался так поступать.
Мне ненавистны слова, слетающие с моих губ. Терпеть не могу извиняться и признавать, что не прав. И хотя, в данном случае, я, возможно, не ошибся, все равно был не прав.
А еще мне ненавистно родство, которое я чувствую к Риверу.
Похоже, мы не так уж и сильно отличаемся друг от друга, когда дело доходит до вырастивших нас мужчин. Оба – те еще скоты.
Ривер протягивает руку, убавляя громкость радио и позволяя «Like A Nightmare» Deadset Society мягко раствориться на заднем плане.
– Мой отец… – начинает он, глубоко вздыхая и поворачиваясь в мою сторону. – Ему было трудно принять мой каминг-аут. А поскольку чаще всего меня привлекали парни, все стало еще хуже. – Его взгляд отрывается от колен, и он смотрит на меня с мольбой в глазах.
Что ему от меня нужно? Понятия не имею.
Чтобы я выслушал? Понял его? Принял таким, какой он есть?
– Леннокс, я не хочу выслушивать истории о том, как все узнали, что ты теперь разноцветный, – рычу я себе под нос. Но, глядя на то, как Ривер морщится, тут же жалею о своих словах.
И всё же… какого хрена?
Почему из всех людей, он решил, что должен поделиться этим именно со мной?
Один хреновый День Благодарения с его семьей и общая ненависть к отвратительному папаше не делают из нас друзей.
Тяжело сглотнув, я прерываю зрительный контакт и тереблю дверную ручку. Я закипаю от того, насколько неловко мне сидеть в этой машине.
Ривер издает тревожный смешок, и я бросаю на него взгляд. Он снимает свою кепку и проводит пальцами по волосам, прежде чем надеть ту обратно. Больше похоже на нервное, если честно. Конечно, я видел Ривера взволнованным, но никогда до такой степени. Даже на футбольном поле или в раздевалке перед игрой он не такой нервный.
Я вспоминаю первую игру в сезоне – то, как Ривер сидел, постукивая ладонью по колену в такт своей любимой песне недели, и ловлю себя на том, что наблюдаю, как он дергает рукой, на мгновение задумываясь о том, какая песня звучит в его голове на этот раз.
Наверное, опять Beartooth.
– Что за песня? – шепчу я, прежде чем успеваю себя остановить, и перевожу взгляд с улицы на лицо Ривера.
Он смотрит на свою руку на колене, подсознательно постукивая легкими движениями.
– «Hated17» Beartooth, – тихо произносит Леннокс через мгновение.
Кто бы сомневался.
И я ненавижу то, что столько о нем знаю. Что думаю о том, как бы его утешить.
Черт бы меня побрал, но это все, что сейчас нужно Риверу. Я ясно вижу это по его лицу.
– Прости, – шепчу я, чувствуя, как во мне поднимается чувство вины. – Если тебе нужно выговориться, ты можешь это сделать. Не могу сказать, что я хороший слушатель, но… – я обрываю себя, взглянув на Ривера.
Он кивает мне и благодарно улыбается, прежде чем продолжить:
– В тот вечер они с мамой поссорились, пока я сидел в своей комнате. Оба кричали друг на друга, и моя мать сказала ему, что тоже не была довольна моим заявлением, но они все еще мои родители. Она сказала ему, что если он не может смириться, то пусть убирается ко всем чертям. Очевидно, отец был настолько взбешен, что последовал её совету. – В глазах Ривера стоят слезы, когда он качает головой, снова разглядывая свои руки. – Потом отец поднялся ко мне в комнату и когда посмотрел на меня, я понял, что будет только хуже. Он отчитывал меня, кричал. Даже имел наглость попросить, чтобы я вел себя, как натурал, пока не уеду в колледж. Когда я сказал ему, что не могу притворяться тем, кем не являюсь, кем-то, с кем он мог бы жить, отец собрал вещи и ушел… Просто взял и ушел. – Ривер откашливается, фокусируя взгляд на ветровом стекле. – Не прошло и недели, как он съехал и подал на развод. Мне было так плохо. Не думаю, что это чувство когда-нибудь исчезнет.
Мой пульс учащается, когда его откровение проникает внутрь, заживо сжигая меня изнутри. Я знаком с этими чувствами больше, чем готов признать.
Собственные родственники могут быть худшими мерзавцами на свете.
Особенно когда просят о том, чтобы ты никому ни о чем не рассказывал.
Конечно же, обстоятельства бывают разными.
Но я слишком хорошо знаю, что сейчас чувствует Ривер.
– Он приезжает на еженедельные обеды, и мы проводим все наши каникулы вместе, что, наверное, еще хуже. Отцу нравится чувствовать, что он все еще контролирует нас троих. И меня больше всех. – Ривер вздыхает и облизывает губы, прежде чем покачать головой: – Я никогда никому об этом не говорил, кроме Тейлора, – шепчет он, заканчивая свои мысли, прежде чем встретиться со мной взглядом.
В словах Ривера я слышу правду. Она покрыта глянцевым блеском, и мое холодное мертвое сердце и в самом деле за него болит.
С его стороны глупо рассказывать мне такое – своему заклятому врагу. Количество информации астрономических размеров, если я когда-нибудь решусь её использовать.
Вот только знаю, что не стану.
Из меня вырывается вздох – тяжесть в груди доказывает, что я тону в боли Ривера.
Я скриплю зубами, пока обдумываю, что сказать в ответ.
Потому что мне нужно что-то ответить.
Я киваю раз, другой, потом вздыхаю и потираю подбородок. Открывая дверь, я готовлюсь сбежать. Но затем решаю сказать правду:
– Ты вовсе не отвратителен, Ривер. А вот он – еще как.
Глава тринадцатая
Ривер
– Ну же, ребята, сосредоточьтесь. Мы спустились всего на десять очков. Эта игра еще не закончена, – говорю я товарищам по команде.
Мы начинаем четвертую четверть в последней игре сезона, чтобы закрепиться в плей-офф.
И проигрываем.
Не сильно, и вполне возможно, нам удастся взбодриться и выиграть эту игру.
Если некий ресивер, наконец-то, придет в себя и начнет играть, как положено, потому что номер восемьдесят три на поле – совершенно не тот Киран Грейди, которого два года подряд номинировали на Хейсмана.
Нет, этому парню не доверили бы играть и в бадминтон на уроке физкультуры – настолько все плохо.
По правде говоря, с того самого дня в раздевалке, Киран не играл в полную силу. Мы едва перекинулись парой слов до того, когда я вынудил его прийти ко мне на День Благодарения.
Гребаный День Благодарения.
Черт, после той катастрофы – кстати, самого неловкого Дня Благодарения за всю мою жизнь – Грейди словно превратился в неуклюжего идиота.
Буквально.
В первой половине игры он дважды упустил мяч. Если бы Киран смог сосредоточиться и не заканчивал тем, что передавал мяч другой команде, у нас был бы хоть какой-то счет.
И я не могу понять, почему.
Да, ужин прошел ужасно по любым родительским стандартам, но это было не знакомство с избранником. Киран присутствовал там в качестве гостя, потому что, вопреки всему, что он мог обо мне подумать, я всегда старался быть искренним и добрым человеком. Так меня воспитали. И даже, если мой отец не может принять мою ориентацию, я все равно буду придерживаться тех ценностей, которые они с мамой привили мне в детстве.
К тому же это Киран разукрасил моего отца, а не наоборот.
Он, не моргнув глазом, угрожал ударить, покалечить, даже убить меня, но именно мой отец получил то, чего заслуживал, и теперь Кирану, что, стыдно?
Неа, не прокатит.
– Грейди, – рычу я, пытаясь привлечь его внимание, но он на меня не смотрит.
Киран ни разу не взглянул на меня с той ночи, как вышел из машины и практически влетел в свою квартиру.
После того, как сказал мне, что я не отвратителен.
У меня больше нет сил пытаться разгадать скрытый смысл происходящего, потому что я устал от надежды, что мы станем друг для друга кем-то кроме проклятия существования. Даже если все, чего я хочу на самом деле – просто быть Кирану другом.
– Грейди, – снова рявкаю я, хватая его за маску18 шлема и дергая так, что парень волей-неволей оказывается передо мной. И почти впервые за неделю я встречаюсь с преследующими меня золотистыми глазами.
Они кажутся… измученными. Он кажется измученным.
– Ты в порядке? Можешь взять себя в руки, чтобы у нас получилось выиграть эту игру и попасть в плей-офф?
Киран не отвечает, только щурится.
Ой, да без разницы.
Я отпускаю его и бросаю взгляд на Дрю, который с интересом наблюдает за происходящим. Как и остальные восемь парней, стоящие рядом.
– Могу я на тебя рассчитывать, если придется сделать длинную передачу? – спрашиваю я, склонив голову набок.
– Всегда, – кивает он, но не раньше, чем его взгляд скользит от меня к Грейди и обратно.
Я не говорил с Бенсонами о том, что происходит между мной и Кираном. Черт, да вообще никому не рассказывал. Даже Тейлору.
Ну, а как прикажете спросить совета у друга? Как вообще можно вставить такое в разговор?
Эй, Ти, я знаю, что ты занят и готовишься к бейсбольному сезону, но я тут случайно отсосал своему заклятому врагу в раздевалке во время тренировки, после того как твой отец выгнал нас за ссору на поле. А потом еще пригласил его на День Благодарения, где он ударил моего отца за то, что тот намекнул, будто мы с ним трахаемся. Ну, а у тебя как дела?
Да уж…
Отпуская товарищей по команде, я качаю головой, наблюдая, как Рейн подбегает и встает на позицию. Он даже двигается по-другому. Медленно и вяло.
Грейди, что, совсем не спал?
Да какое мне вообще до этого дело?
Я могу стоять и уверять себя хоть до посинения, что переживаю лишь из-за игры, но в глубине души знаю, что это не так, потому что мне, черт возьми, не всё равно.
Я открыто выражаю свои чувства, забочусь о людях, которым на меня плевать, что, к сожалению, огромный мой недостаток. И мне никак не удается от него избавиться.
Расположившись позади своего центра19, Эйдена, я объявляю игру, и через мгновение мяч оказывается в моих руках. Глядя на поле, я тут же замечаю Дрю, которого пождали с двух сторон.
Еще бы.
Защита противника знает, что Рейн вне игры, иначе торчали бы возле его.
Мой взгляд находит номер восемьдесят три, пока я танцую с мячом, выискивая возможность сделать пас. У Кирана есть немного свободного места между ним и противником, поэтому, доверяя своей интуиции, я запускаю мяч в его сторону, а затем наблюдаю, как тот проплывает по воздуху, и идеальной спиралью благополучно приземляется в руках Грейди. Но в тот момент, когда Киран поворачивается и начинает продвигаться вперед, на него сзади налетает защитник другой команды.
И чертов мяч снова валяется на поле.
Уже в третий раз за сегодняшний день.
Перед моими глазами полыхает красным в ту секунду, когда команда противника подхватывает мяч и начинает гнать его обратно ко мне. Я продолжаю с ужасом наблюдать, как три наши игрока пытаются сделать перехват, прежде чем команда противника снова побеждает.
Подбегая к боковой линии, я замечаю Кирана без шлема, потирающего затылок, пока он пытается добраться до нашей скамейки. Словно почувствовав меня, Грейди поднимает глаза, и его черты мгновенно искажает ярость.
– Какого хрена, Ривер! – кричит он мне, когда до меня остается всего десять ярдов.
Я подбегаю, чтобы схватить Кирана и утащить подальше от любопытных глаз, но он вырывается, и мои пальцы соскальзывают с его джерси.
– Не трогай меня! – кричит Грейди, когда мимо нас пробегают наши защитники, начиная выстраиваться на поле. – Что это за хрень? Ты же сказал, что бросаешь Бенсону!
Я сдергиваю с головы шлем и хмурюсь:
– Возможно, план был таким, но нужно быть готовым ко всему. Когда находишься на поле, настройся на то, что тебе могут сделать пас. Дрю подпирали с двух сторон, а ты был открыт, поэтому я сделал пас тебе.
– Ты мог бы пробежаться с мячом! – выкрикивает Киран мне в лицо.
Я закатываю глаза, ощущая, как во мне закипает гнев:
– Нам нужны были ярды, которые я пробежать не в состоянии, Грейди. Включи мозги и подумай о том, что говоришь.
– Ну, твое решение только что стоило нам мяча!
Я усмехаюсь, бросаясь к ему навстречу. Наши носы соприкасаются, когда я хватаю рукой его ворот:
– Да, я принял решение бросить мяч тебе. Но не пытайся повесить на меня свои долбаные косяки, потому что это ты в очередной раз упустил мяч, и это только твоя вина.
– Да? Ну, может, если бы у нас не было педика-КьюБи, чей единственный центр внимания – задницы игроков, вместо правильной передачи мяча, мы бы выиграли эту чертову игру.
Серьёзно?
Из меня вырывается смешок, когда я слышу его дерзость. Крепче сжимая ворот в кулаке, я шепчу губами в ухо Грейди:
– Или, если бы наш гомофоб-ресивер перестал думать о том, как приятно трахать в рот своего КьюБи, возможно, он и в правду сумел бы удержать в руках тот гребаный мяч.
После этих слов я со всей силы толкаю Кирана и отворачиваюсь, направляясь к скамейкам, пока снова не понадоблюсь на поле.
Вот только не успеваю сделать и двух шагов, как Грейди хватает меня за руку и дергает так, что меня по инерции разворачивает. Мне даже не нужно смотреть, чтобы понять, что это именно он. То, как моя кожа горит от прикосновения Кирана – ясное тому подтверждение. На самом деле оно обжигает. Наш пот смешивается, лишь добавляя ощущений к ожогу.
Все это настолько отвлекает, что сначала я даже не чувствую, когда его кулак встречается с моей скулой.
Моя голова резко дергается в сторону, и по коже разливается пульсирующая боль. Поморщившись, я отступаю на пару шагов, и с моих губ срывается шипение.
Я смотрю на Грейди, обхватывая щеку ладонью.
Моя первая мысль – этот ублюдок только что меня ударил.
К счастью или нет, второй является: я ведущий квотербек, поэтому не могу ударить его в ответ. И неважно, насколько сильно этого хочу.
Но что мне тогда делать?..
Я со всей силы толкаю Кирана в грудь:
– Да что с тобой не так? – кричу я во всю глотку, мои слова вырываются рыком.
Грейди отступает, чтобы нанести еще один удар, но на этот раз я готов его блокировать или увернуться.
Только мне это не нужно, потому что Эйден уже стоит позади Кирана, удерживая того в захвате, пока парень борется, пытаясь до меня добраться. Дрю встает между нами, положив ладони каждому из нас на грудь, а затем я чувствую чью-то руку на своем запястье.
