Текст книги "Следуй за рекой (ЛП)"

Автор книги: Ч. Риччи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Черт, Рейн, – шипит Ривер, когда мой язык соприкасается с основанием его члена, прежде чем принять тот глубже в горло.

Мой палец скользит между ягодицами в дразнящей ласке, прежде чем я продвигаю его дальше, к кольцу мышц, которые стали моей последней зависимостью.

Черт, это ложь.

Ривер стал моей зависимостью. Даже если бы секс был полностью исключен из уравнения, я все равно бы хотел для себя каждую его частичку.

Меня поражает осознание, что ничего этого больше не будет. Как только мы закончим, все, включая дружбу, исчезнет. И неважно насколько сильно при этой мысли ноет мое сердце.

Это последний раз, говорю я себе, повторяя эту фразу снова и снова, и продолжая скользить губами по эрекции Ривера.

В последний раз он будет со мной вот так. В последний раз я доверю другому парню свое тело и душу.

Это последний раз, когда я могу позволить себе быть по-настоящему счастливым.

Как бы мне ни хотелось прощаться с этим человеком, который стал значить для меня больше, чем моя собственная жизнь, я должен это сделать. По дороге домой я снова и снова повторял себе, почему должен держаться подальше от Ривера, когда выяснится все, что касается моих… отношений с сенатором Теодором Андерсом.

Тед вонзил в меня свои когти и не отпускает. Я знаю, что он пойдет на все, чтобы сохранить свое положение. Мне не понаслышке известно, что Тед не гнушается скрывать преступления ради собственной выгоды.

Даже совершенные не им самим.

Так что я должен порвать с Ривером. Хотя бы ради его собственной безопасности.

При этой мысли я набираю темп, а на мои глаза наворачиваются слезы. То ли от того, что длина Рива попадает в заднюю стенку моего горла, то ли от сожаления и боли, растекающихся по моим венам. Не знаю.

– Детка, – стонет он, толкаясь бедрами с каждым движением моей головы. – Детка, ты должен остановиться.

Я его не слушаю.

По его словам, именно этого Рив от меня и хочет, но его тело говорит об обратном. Чувство вины скребет в моем сознании, напоминая о том первом разе в душе.

Нет, сейчас все по-другому. Это не секс из ненависти. Это прощание.

Ривер грубо хватает меня руками за волосы, и я готовлюсь к тому, что он будет трахать мой рот как никогда в жизни. Но вместо того, чтобы засунуть свой член глубже в мое горло, Рив отстраняется, эффективно освобождая себя от моего рта.

– Что ты делаешь? – Ривер хмурится и выглядит… почти злым? – Я же просил тебя остановиться.

Я поднимаюсь на ноги, внезапно осознав, в каком уязвимом положении нахожусь, стоя перед ним на коленях.

– Ну а твой член просил совсем о другом. Теперь я, кажется, знаю, когда и какую голову слушать.

Ривер тянется вниз, натягивая на себя боксеры и джинсы, но оставляя их расстегнутым самым вызывающим образом. Во мне начинает подниматься паника, когда он надевает футболку, отчего волосы на макушке выглядят взъерошенными.

Черт. Рив, что, уходит?

Запустив пальцы в волосы в попытке справиться с непослушными прядями, он вздыхает и наклоняется ко мне для поцелуя:

– Детка, я понимаю, что ты расстроен, но думаю, нам нужно поговорить.

Нет. Мне просто нужно побыть с тобой в последний раз, прежде чем я превращусь в гребаного мученика и откажусь от единственного счастья в своей жизни.

Я стискиваю зубы, влезая в нижнее белье и джинсы:

– А я думаю, тебе нужно заткнуться и дать себя трахнуть.

Рив издает тихий смешок, не обращая внимания на мое растущее разочарование.

– Ты не можешь отмахнуться от своих проблем. От этого они не исчезнут.

Из моего горла вырывается низкое рычание, а на лбу появляется морщина.

– Боже, Леннокс, секс с тобой упал на десять пунктов, учитывая, что теперь ты даже отказываешься кончить. Да мне в монастыре повезет больше.

Ривер отступает, широко раскрыв глаза, явно ошеломленный горечью в моем голосе:

– Что с тобой происходит? Только что ты сосал мне так, словно был готов поглотить все мое существо, а теперь… – Он делает жест рукой в мою сторону: —… Вот это.

Усмешка вырывается из меня прежде, чем я успеваю себя остановить:

– Ну так это я. Настоящий я, – рычу я, указывая на себя. – Тот, кого ты знал в шале, безвозвратно исчез, теперь, когда у меня есть круглосуточный доступ ко всем кискам в западной части кампусе.

Лицо Рива искажается гримасой, а в глазах вспыхивает отвращение наряду с другими эмоциями. Наверное, что-то вроде боли.

– Так вот где ты хочешь быть?

Я скрещиваю руки на груди, склонив голову набок и прищурившись, словно обдумывая свой ответ:

– Ну, если бы речь шла о прошлой неделе или даже о вчерашнем дне, ответ был бы – в тебе, но сейчас? – Я безразлично пожимаю плечами: – Честно говоря, мне плевать где. На самом деле, возможно, я даже прогуляюсь до дома женского общества, как только ты уйдешь.

Это неправда, но я все равно чувствую вину.

Рив слегка приоткрывает рот, что смотрится почти комично. Он пронзает меня взглядом, моргая в быстрой последовательности и пытаясь обработать мой злобный ответ. Откашлявшись, Ривер недоверчиво качает головой, прежде чем снова заговорить:

– Что происходит?

– Скажем так: я решил покончить со всем, что происходит между нами.

– Как мы можем покончить с тем, что никогда не начиналось? – злится он, и в его голосе звучит угроза: – Ты держишь меня на расстоянии вытянутой руки, и ради чего? Разве ты не видишь, что все, чего я хочу – быть с тобой? А ты просто не позволяешь мне этого!

– Разве не видишь, что мне плевать, чего ты там хочешь? Все! Закрыли тему. В тебе нет ничего особенного! – реву я, мой гнев, наконец, берет верх. Я тут же жалею о своих словах, потому что они далеки от истины на миллион световых лет, но продолжаю копать себе яму поглубже, чтобы зарыться в нее, как только Рив навсегда уйдет из моей жизни. – Ты мне не нужен, Ривер. Я не какой-то там блядский проект, который ты пытаешься исправить. Типа сломанной игрушки, которую можно починить.

– Ты для меня не проект, – кричит Ривер, опуская руки, его голос гремит по всей моей крошечной квартире. Он судорожно сглатывает и качает головой, прежде чем снова заговорить скрипучим голосом: – Боже, Рейн. Я просто хочу тебя…

Мои разум резко тормозит, обрабатывая его заявление.

Я просто хочу тебя.

Никогда в жизни никто не говорил мне таких слов, и до сих пор я не понимал, как сильно хочу их услышать. Как отчаянно хочу быть желанным – не в сексуальном плане, а вообще. Как личность.

Во мне разгорается жар от осознания, каково это – быть любимым. Но миг недолгий. Реальность положения окатывает меня унынием, словно ушат ледяной воды, напоминая, что у нас с Ривером никогда ничего не получится.

От этой мысли мне хочется умереть.

– Ну, а я тебя не хочу, – выдавливаю я, чувствуя горький привкус на языке, но мне приходится проглотить свой собственный яд. Это для его же блага. Если бы только Ривер принял мои слова за чистую монету.

– Ты прекрасно знаешь, что все это чушь собачья. Мой член был у тебя в горле всего десять минут назад. – Ривер бросает взгляд на мою промежность: – И ты до сих пор тверже стали, хотя мы стоим здесь и кричим друг на друга.

Я вцепляюсь пальцами в свои волосы. Отчасти из-за раздражения, но в основном, чтобы не наделать глупостей, например, не прикоснуться к Риверу. Или придушить его.

Поэтому я заставляю себя произносить оскорбления с безразличным голосом. Это единственный способ заставить Рива уйти, забыть обо мне и обо всем, что у нас было в горах.

– Дело вот в чем, Abhainn. Я могу желать тебя трахнуть, но мой член в этом вопросе не главный. Даже если и так, все, что ему нужно – тесная задница и теплый рот. А это я могу найти где угодно. – Убирая руки с волос, я прижимаю ладонь к груди, в надежде, что Ривер уловит смысл. – Но тебя я не хочу…

Ложь разрастается как снежный ком, но я стою на своем, бросая Риверу вызов. Отчасти – нет, полностью – я желаю, чтобы Ривер продолжал со мной спорить, хотя бы для того, чтобы побыть здесь, в моей квартире, и моей жизни хотя бы еще немного.

Но мне невыносимо осознавать, что я причиняю ему боль, разрушая нашу связь каждым словом, слетающим с моих губ.

Ривер отворачивается от меня и идет через гостиную к окну. Он прислоняет руки к стеклу, а затем прижимается к нему лбом, отчего мышцы спины и плеч под футболкой вздрагивают.

– Можешь сидеть здесь и притворяться, будто в гребаном шале ничего не произошло, но мы оба знаем, что ты – лжец. Ну так и что? Теперь, когда мы вернулись, ты со мной покончил? – Повернувшись ко мне лицом, Рив прислоняется спиной к стене у окна. Огонь в его глазах обжигает меня, а в голосе слышится горечь: – Ты сказал, что не хочешь меня потерять. Но то, что делаешь прямо сейчас – это воплощаешь в жизнь обратное.

Вытянув руки по бокам, от волнения я быстро выдыхаю:

– А что, по-твоему, должно было произойти дальше? Вернувшись с нашего трах-феста в горах, мы волшебным образом станем парой? Будем жить долго и счастливо? – По крайней мере, я думал именно так. Однако не позволяю мыслям сбить себя с толку. Поэтому надвигаюсь на Рива, пригвождая его к месту злобным взглядом. С моих губ слетают самые лживые слова на свете: – Ты был для меня не более чем тесной дыркой, в которую я мог засунуть свой член. Это все, что было между нами и будет.

С каждым словом мои чувства подавляет тошнота, и лишь одно это вынуждает желчь снова подняться к горлу. Кажется, будто мне и вправду нехорошо.

Ненавижу это.

Ненавижу себя за то, что отталкиваю Рива. Ненавижу его за то, что он не позволяет мне этого сделать. Я ненавижу обстоятельства, в которых мы оказались. Ненавижу Теда, мать его, Андерса, и весь остальной мир.

Я ненавижу себя за то, что не могу любить Рива так, как он того заслуживает.

Ривер вздрагивает, в его глазах появляются слезы, когда он ищет меня взглядом.

– Неужели ты и правда так мало обо мне думаешь?

Нет, детка, я думаю о тебе гораздо больше. Ради тебя я бы отдал все на свете.

Но вместо этого иду на убийство.

– В этом-то и проблема, – ухмыляюсь я, и в моем голосе слышится злорадство. – Потому что я совсем о тебе не думаю.

Закипая от ярости Ривер толкает меня в грудь. Он тянется рукой к моему горлу, крепко сжимая его, прежде чем развернуть меня так, чтобы я ударился спиной о стену.

Я не делаю никаких попыток отбиться. Даже мне понятно, что слова, которые я извергаю – более чем достаточная причина, вырубить меня на хрен.

Только Ривер меня не бьет.

Он снова прижимается своим ртом к моему, его мягкие и податливые губы пытаются вытянуть из меня правду, и мне физически больно не поддаваться и не целовать его в ответ. Я знаю, что Рив пытается вызвать у меня какие-то эмоции, заставить раскрыть ему свою ложь.

Вот почему я не отвечаю на его поцелуй.

Позволяя Риверу прижиматься ко мне губами, я не уступаю ни на дюйм, даже когда его язык скользит по контуру моих губ, прежде чем раздвинуть их. Рив издает что-то вроде стона, или, может быть, вздоха разочарования, из-за моей неуступчивости. Он покусывает мои губы, блуждая руками по моей все еще обнаженной груди. Вся моя сила воли сосредоточена на мыслях на том, что Тед убьет Ривера, не моргнув и глазом, если когда-нибудь узнает о моих чувствах к нему.

Через мгновение Рив отстраняется, понимая, что ничего от меня не добьется, прежде чем прислониться своим лбом к моему. От этого прикосновения я закрываю глаза, и просто вдыхаю его запах, разочарованный тем, что наш последний поцелуй оказался таким пустым.

– Если бы ты приложил хотя бы половину усилий, из тех что тратишь, пытаясь нас развести, на то, чтобы наоборот укрепить нашу связь, она могла бы стать нерушимой, – тихо произносит Ривер.

Его слова бьют меня наотмашь.

Она уже такая, любовь моя. Ты – для меня все. Жаль только, что я не могу тебе этого сказать.

На мгновение, крошечную долю наносекунды, я сомневаюсь в своей силе воле, готовый сдаться и рассказать Риву обо всем. Не только о Теде, но и обо всех порочных поступках, которые я совершал, и которые были вне моего контроля.

Не только ту немногую правду об растлении, наркотиках и алкоголе. Еще есть история смерти Дикона. И то, как Тед сумел скрыть мое присутствие на той вечеринке. Потом попытка самоубийства. И то, как я не смог нажать на курок.

Все источники и сюжеты моих кошмаров, разложенные по полочкам.

Но вместо этого я просто вздыхаю и следую пути, который уже проложил:

– Мы не подходим друг другу, Ривер. – На этот раз слова, слетающие с моих губ – холодная, жесткая правда. – Мы как вода и огонь, а они не могут существовать вместе. Ты должен смириться с этим фактом…

Его глаза, зеленые, как ель, что мы срубили на Рождество, изучают мое лицо, и от боли, которую я в них вижу, душа разрывается на части.

– Как я могу смириться с тем, что не является правдой?

Черт возьми, mo grá. Пожалуйста, не усложняй ситуацию еще больше.

Я облизываю губы и вздыхаю:

– Если ты отказываешься во что-то верить, это не значит, что я говорю неправду.

– Но это неправда, – настаивает Ривер, отстраняясь и увеличивая пространство между нами. – Мы оба это знаем! Я больше не могу стоять здесь и позволять тебе лгать мне в лицо!

Я впиваюсь зубами в собственный язык, и во рту появляется привкус меди. Мое раздражение возвращается с удвоенной силой, и я вскидываю руки, выкрикивая слова во всю мощь моих легких:

– Тогда, блядь, уходи, Ривер! Убирайся к черту из квартиры и моей гребаной жизни.

Ривер впивается зубами в свою нижнюю губу и рассеянно кивает. Когда его глаза встречаются с моими, они полны негодования.

Хорошо, Abhainn. Продолжай на меня злиться.

– Клянусь Богом, Рейн. Если я выйду за эту дверь, то уже не вернусь.

От его угрозы на моем лице дёргается мышца. Потому что это последнее, чего я хочу, и наш единственный исход.

На моем лице появляется скучающее выражение, и я прочищаю горло:

– А мне дадут дополнительные очки за вид, будто мне не все равно?

Как у меня так легко получается оскорблять Ривера? Если я действительно его люблю, как могу так с ним обращаться? Когда кого-то любишь, разве ты не должен подпитывать эту любовь, а не вызывать к себе ненависть или презрение?

Именно тогда я вспоминаю, что Ривер однажды сказал мне в шале:

Будь осторожен, Рейн. Любовь и ненависть – стороны одной медали.

И хотя эти слова прозвучали как вполне обыденная вещь, именно те, что последовали за ними, стали для меня настоящим ударом.

Ты полюбишь меня прежде, чем это поймешь.

Черт. Его пророчество исполнилось, и мы действительно размыли границы между любовью и ненавистью.

Насмешка Ривера выводит меня из задумчивости, вынуждая поднять глаза и встретиться с ним взглядом. Резко и грубо, он выплевывает свои следующие слова:

– Не думаю, что тебе вообще есть дело до кого-то, кроме себя.

Эта фраза сбивает меня, словно товарный поезд, и я чуть ли не смеюсь над стоящей за ней иронией.

Я поступаю так, потому что мне не все равно, mo grá. Я забочусь о тебе и твоей безопасности больше, чем о собственном счастье.

Жаль только, что Ривер этого не видит.

На глаза наворачиваются слезы, и я с трудом их сдерживаю, упираясь взглядом в потолок.

Я должен это сделать. Другого выхода нет.

Как бы мне ни хотелось упасть на колени и умолять Ривера остаться. Сказать ему, что все мои слова и в самом деле ложь. Все до единого. Каждое слово, каждый взгляд, полный отвращения или безразличия – просто еще одна преграда, которую Ривер способен разрушить. Он должен знать, что я с радостью отдам свою жизнь, лишь бы с ним не случилось ничего плохого.

Но… Ему… Нельзя. Знать.

Если Ривер узнает, он лишь приложит еще больше усилий в борьбе за нас. Будет требовать правды, которую я не хочу ему открывать. Те крупицы, которые, возможно, никогда не смогу раскрыть.

Но, даже в этом случае Рив должен быть слеп, чтобы не видеть, что я влюблен в него.

Я перевожу взгляд на Ривера и сдерживаю рыдание, когда замечаю боль на его лице:

– Уходи и больше не возвращайся. – Чего я совершенно не хочу. Вот почему следующие слова, слетающие с моих губ, могут показаться самой чудовищной ложью из всех: – Мне не нужны эти отношения. Не с тобой.

Ривер смотрит мне в глаза, в поисках… даже не знаю, чего именно, прежде чем скользнуть языком по верхним зубам. Он проводит ладонью по лицу, затем по волосам, прежде чем схватить себя за шею.

За то время, что мы знакомы, я видел, как Риверу доставались серьёзные удары на поле. Наблюдал, как его унижает отец. Собственноручно глумился над ним и оскорблял, когда считал нужным.

Но я никогда не видел Ривера таким разбитым.

Что-то внутри меня ломается, вынуждая отвернуться, как трус, коим я и являюсь.

Не могу.

Не могу смотреть Риверу в глаза, когда разбиваю ему сердце. Не тогда, когда я хочу быть тем, кому он доверяет.

Предательский скрип двери сигнализирует, что Ривер наконец-то услышал меня и уходит, но звук его шагов замирает. Обреченный вздох наполняет комнату, прежде чем Рив произносит слова, разрывая меня на части:

– Я не пытался тебя исправить, лишь спасти от своих кошмаров. Жаль, что я не понял, что настоящий кошмар – это ты.

А потом он уходит, как я и просил, и дверь за ним захлопывается, оставляя меня в пустой квартире так же, как я однажды оставил его в душе.

Окровавленного и изломанного до неузнаваемости.

Глава тридцать пятая

Ривер

Мои руки дрожат, а самого меня трясет от ярости, пока я мчусь вниз по лестнице, направляясь к своей машине.

Да как он посмел?

Я мог бы справиться, если бы Рейн снова стал обращаться со мной как раньше. Но сказать, что я для него всего лишь удобный способ скоротать время? Просто еще одна дырка, чтобы кончить? Что наша связь не была ниспослана судьбой, вмешавшейся и подарившей каждому из нас вторую половинку, а значит, мы должны быть вместе… Возможно, навсегда?

Непростительное поведение.

Как Рейн вообще может думать о том, что мы друг другу не подходим?

Боже.

Пусть до последнего вздоха сравнивает нас с водой и огнем, но это неправда.

Мы с Рейном… Черт… Оба изменчивы. Как волны, которые подстроились друг под друга, поднимаясь и опускаясь как единое целое. Как и в любом водоеме.

Неважно, в каком – из горного источника или из городских сточных вод. Достаточно чистого, чтобы пить, или соленого, как океан. Ясного и красивого или темного и мрачного. Озера или ручья.

Реки.

Дождя.

Когда все сказано и сделано, вода останется просто… водой. Она всегда будет смешиваться. После разрушительного наводнения. После жестоких ураганов. После того, как прольется дождь.

Вода – это влага, и мы всегда видим в ней неделимое.

Поэтому я не понимаю, как Рейн не замечает… что мы с ним единое целое.

Рывком распахивая дверцу «Рейнджровера», я запрыгиваю внутрь и еду в кампус, на вечеринку дома женского общества. Я прекрасно знаю, что слишком зол, чтобы садиться за руль, но это всего лишь пять минут езды, а мне нужно добраться до алкоголя как можно быстрее.

Может, найти Эбби и…

Черт. Я даже не могу закончить мысль без того, чтобы мой желудок не начал бунтовать.

Что ты со мной сделал, детка? Что ты натворил?

Подъезжая к дому Три Дельта, я бросаю машину на парковке и направляюсь к входной двери, возле которой сидит рыжеволосая девчонка из команды чирлилеров.

– Наш КьюБи собственной персоной, – улыбается она в знак приветствия, прежде чем вручить мне стакан и провести внутрь. – Не слишком там веселись без Эбби. Ты ведь знаешь, какая она собственница.

Ну, черт. Эбби здесь даже нет.

Похоже, Всевышний всеми способами пытается удержать мой член в штанах, даже если бы я был в состоянии трахнуть кого-то, кроме Рейна.

– Спасибо, – говорю я девушке, переступая порог и сверкая ямочками на щеках.

Фальшивая радость.

Внутри дома я нахожу размытое пятно тел, танцующих под ремикс «Talking Body», Five Hundredth Year, как будто люди даже не думают о том, что завтра начинается новый семестр. Я не виню их, потому что в данный момент определенно нахожусь в той же лодке.

Заметив возле бочонка лайнменов из команды, я подхожу к ним и начинаю разговор, одновременно наливая себе полный стакан. Потом еще один. И еще, прежде чем осознаю, что дешевое пиво совсем не приносит удовлетворения.

Дрю замечает, что я смотрю на дно пустого стакана, прежде чем вытащить бутылку Джеймсона из буфета. Откупорив его, он наливает в мой стакан виски на три пальца, прежде чем осторожно вернуть бутылку на место.

– Готово, Лен. Похоже, тебе это нужно, – кивает он, жестом предлагая мне сделать глоток янтарной жидкости, которая чуть светлее, чем глаза Рейна.

Да чтоб меня.

Все постоянно сводится к нему.

Я в два глотка выпиваю содержимое своего стакана, наслаждаясь влагой, обжигающей мое горло. И жестом прошу Дрю налить еще. Он смеется и снова достает бутылку.

Вскоре я оказываюсь окруженным телами на диване, наконец-то достаточно расслабленным… А может, просто пьяным? Я больше ничего не чувствую, да мне и все равно. Я упиваюсь свободой, которую приносит опьянение. Мне нравится, что я даже не могу четко видеть, не говоря уже о том, что найти в себе силы думать об ублюдке, Киране Грейди, и той мерзкой хрени, которую он извергал из своего рта.

Нет, нет, нет, не думай о нем, мысленно повторяю я себе, но уже поздно. Стоило бы знать, что не удастся от него сбежать, даже если напьюсь.

Мой мозг зациклен на мыслях о Рейне, особенно о его проклятом рте. Я не могу насытиться им, какие бы мерзкие слова он не извергал.

И теперь начинаю понимать, что в Киране все так, как нужно.

На вкус он безупречен, словно спустился прямо с небес, но все, что делает – это пытается отправить меня в самые глубины ада. Киран, как яд, вызывающий привыкание, и я на него подсел. У меня не получается бросить, хотя я и знаю, что рано или поздно он сведет меня в могилу.

Со вздохом я встаю с дивана и неторопливо иду в ванную, где запираю дверь и в пьяном оцепенении прислоняюсь к стене. Комната начинает кружиться, и меня охватывает отвращение. Я обнаруживаю, что киплю от ненависти. К Рейну, к себе, ко всему проклятому миру.

Но что я презираю больше всего?

Любовь.

Кому вообще нужна эта хрень? Очевидно, не Рейну, потому что именно ее я готов был ему предложить. Ради Кирана я был готов поставить на карту все – свое сердце и гребаную душу. Дать нам шанс и быть с ним, несмотря на все, что вот-вот на него обрушится.

Черт, я бы солгал, если бы сказал, что уже не отдал ему и сердце и душу. Мы оба это знаем. С самого начала было очевидно, что я попал. Я отдал Кирану всего себя, а взамен он просто выгравировал свое имя на моем сердце, утверждая, что оно принадлежит ему, но никогда по-настоящему не желал им владеть.

Когда наши души соприкоснулись, это было не что иное, как божественное откровение, и на мгновение я подумал, все так и должно быть. Вот каково это – найти вторую половину. Свою родственную душу.

Человека, которому ты должен принадлежать до тех пор, пока ходишь по этой земле. Человека, который может залечить твои раны одним лишь взглядом, прикосновением или поцелуем. Того, у кого есть ключ ко всем твоим частичкам, о которых ты даже не подозревал.

Но с нами произошло совершенно иное.

Наши души скорее разрывали друг друга на части, чем исцеляли трещины, наслаждаясь возможностью парить в облаке страсти и разрушения.

***

Впервые в истории моей академической карьеры я пропустил занятия из-за чрезмерного употребления алкоголя. Мое тело болит от сна на полу в ванной, и я страдаю от похмелья. Меня тошнит, и больше всего на свете хочется кого-нибудь ударить.

К несчастью для меня, университет оплачивает мое образование только при условии, что моя левая рука будет жизнеспособна в течение четырех лет обучения.

Ублюдочное руководство, и их гребаная семантика.

Жду не дождусь следующего сезона, когда появится возможность сделать пару удачных бросков. Например, в чье-то лицо. В общем, неважно куда.

Поэтому тренировка в спортзале подходит как нельзя лучше, даже если с моим потом выходит ирландский виски. В буквальном смысле этого слова.

Ирландский.

Черт.

Рейн.

Я трясу головой, пытаясь отвлечься от мыслей о нем, вслушиваясь в музыку, которая гремит в тренажерном зале. Но вместо того, чтобы повторять слова песни Why Am I Like This, The Word Alive, все, что я слышу, это голос Рейна, снова и снова шепчущий мне «Abhainn» в ту последнюю ночь в шале, когда он поклонялся моему телу.

Ночь перед тем, как от наших отношений остались лишь руины, и я тщетно пытался собрать обломки.

– Еще один, – прорывается сквозь мои мысли голос, наконец-то вытаскивая меня из тумана.

Трицепсы и дельтовидные мышцы горят так же, как и мои грудные, когда я делаю последний жим штанги, а затем водружаю ее обратно в стойку. Встряхивая руками, я принимаю сидячее положение и смотрю на Гаррета. Как ведущий квотербек, я не должен жать лежа, о чем Гаррет прекрасно знает. Но, к счастью, парень держит рот на замке, потому что сейчас мне это ой как нужно.

Боль заменяет боль, вы можете чувствовать только одну ее форму за раз. И если я сумею измотать себя достаточно, возможно, получится облегчить боль в сердце после той херни, которую вылил на меня Рейн.

Вот именно. Тонну гребаной херни.

Я почти уверен, что каждое слово Рейна являлось ложью. Готов даже поставить на кон свою жизнь.

Вопрос только… зачем?

Зачем он солгал? Почему пытался меня оттолкнуть? Что Киран от меня скрывает? Почему он не сказал мне, что сенатор Андерс – его отчим?

Почему? Почему? Почему?

Все эти проклятые вопросы прожигают мне мозг с самого утра, когда я проснулся с головной болью, которая длилась целую вечность. И у меня был шанс понять все, что сказал Киран. Независимо от того, сколько раз я прокручивал этот разговор в голове, все равно приходил к одному и тому же выводу.

В нем нет никакого смысла.

Что, по правде говоря, вовсе не является выводом. Но, поскольку слова Рейна не имеют смысла, возможно, я смогу получить некоторые ответы, если мы нормально поговорим. После того, как у меня получится его выследить.

Этим утром я уже пытался звонить Кирану – будучи, слава Богу, трезвым – но он не взял трубку. Чего и следовало ожидать, ведь мы поссорились всего двенадцать часов назад. Я мог бы продолжать звонить, надеясь, что, в конце концов, Рейн ответит. Хотя, в конечном итоге, он наверняка бы заблокировал мой номер, если уже этого не сделал.

Может, сходить к администратору, взять копию его расписания и начать ходить на те же лекции, и пусть Рейн видит меня каждый божий день? Нет, это уже чересчур.

Всегда есть возможность подкараулить Рейна у квартиры, как настоящий сталкер, и сделать все возможное, чтобы втянуть в разговор.

Боже.

Я не горжусь тем, что всерьез обсуждаю последнее, но, очевидно, впадаю в отчаяние. Не прошло и двадцати четырех часов после нашей… ссоры? Расставания? Разрыва?

Дабезразницы.

Дело в том, что я начинаю сходить с ума и прошлым вечером наверняка отнял у своей печени лет десять. Я ни за что не смогу прожить остаток своей жизни, ощущая потерю Рейна и зная, сколько вопросов осталось без ответа, благодаря которым у меня бы появилось хоть какое-то подобие причины.

Я люблю Кирана достаточно сильно, чтобы отпустить его. Но, по крайней мере, заслуживаю разговора без язвительности и оскорблений, выпущенных, как пули, нацеленные на убийство.

– А это не Грейди случаем? – спрашивает Гаррет, эффективно отрывая меня от моих сталкерских наклонностей. – Мне казалось, что в межсезонье он тренируется в другое время.

Я смотрю на Гаррета, замечая, что он указывает на стеклянное окно, отделяющее тренажерный зал от коридора, ведущего в кабинет тренера, раздевалку и остальные помещения.

Закатывая глаза, я пытаюсь сфокусировать свои мысли, когда его слова, наконец, до меня доходят.

Грейди.

У меня кружится голова, а сердце практически выпрыгивает из груди, потому что, как видите, Бог существует, и Гаррет абсолютно прав. По коридору определенно идет Рейн, явно направляясь к выходу. Я бы узнал эту задницу где угодно.

Не желая терять ни секунды, я вскакиваю на ноги и бросаюсь к двери, по пути прихватив свою сумку. Оглядываясь через плечо на Гаррета, я говорю:

– Мне нужно поговорить с Грейди, увидимся завтра! – Даже не утруждая себя ожиданием ответа.

Вместо этого я несусь по коридору к мужчине, который является любовью всей моей жизни, и который вот-вот исчезнет из виду.

Я наверняка выгляжу как сумасшедший, пока бегу за Кираном, но когда пролетаю через двери, ведущие во двор, то никого не вижу.

Черт, неужели упустил?

Я с иронией смеюсь над этой мыслью. Потому что, да, я действительно потерял Рейна. Потерял его подавляющее присутствие, пьянящий смех, грязные ухмылки и дразнящие улыбки. Я потерял Кирана полностью. Каждую его частичку.

Но, на самом деле, я знаю, что ошибаюсь, потому нельзя потерять то, что никогда не было по-настоящему твоим.

Оглядываясь по сторонам, я в отчаянии ищу Рейна, прекрасно осознавая, что тот не мог далеко уйти. Решив, что он, скорее всего, направляется к своей машине, я бегу прямиком к парковке.

Упираясь в водительскую двери своей машины, я роюсь в сумке в поисках ключей. Замечая периферийным зрением вспышку оранжевого цвета, я мгновенно узнаю в ней «Вранглер» Рейна.

Слава Богу, что у него такая заметная машина.

Я смотрю, как он выезжает с парковки, удаляясь от кампуса. Сжимая ключи в кулаке, я забираюсь на водительское сиденье и закрываю дверь. Затем завожу двигатель и разворачиваю автомобиль.

Я достаточно быстро догоняю машину Кирана, пока тот пробирается через оживленное движение Боулдера. Я следую за ним на расстоянии нескольких автомобилей, стараясь держаться достаточно близко, чтобы при необходимости включить свет, но достаточно далеко, чтобы он не смог узнать мой джип в зеркале заднего вида.

Это может быть чей угодно Вранглер, говорю я себе, учитывая, что они не так уж редки в этом районе.

Киран не знает, что ты следишь за ним, как гребаный псих.

Что ж, после всего, что произошло, я и в самом деле не против преследования.

От крепкой хватки на руле мои пальцы белеют, но я продолжаю тащиться за Рейном под звук «In The Dark», Bring Me The Horizon, заполняющий тишину машины. Даже когда Киран сворачивает на менее оживленные улицы, направляясь в сторону муниципального аэропорта Боулдера, я все еще чувствую себя на пределе.

Зачем он едет в аэропорт?

У меня на лбу выступает пот – а может, он уже был там, пока я гнался за Рейном – когда мы с легкостью проезжаем через ворота, ведущие на взлетную полосу.

Киран, должно быть, уже заметил мою машину и понял, что я преследую его. Наши машины – единственные, которые въезжают на территорию аэропорта с одного и того же шоссе, в одно и то же время.

Он должен был догадаться.

Я снижаю скорость, наблюдая за тем, как Рейн проезжает чуть дальше, прежде чем остановиться в нескольких ярдах от частного самолета, который стоит недалеко от автомобильной стоянки.