Текст книги "Следуй за рекой (ЛП)"

Автор книги: Ч. Риччи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Оставляя меня без возможности двигаться.

Пот выступает у меня на лбу. Внутри поднимается паника. Она слишком сильна, поэтому я не могу не нарушить правила и не заговорить. Начать спрашивать:

– Пожалуйста, скажи, что происходит. Зачем они тебе? Я всегда веду себя хорошо, и делаю то, что ты говоришь.

Отчим берет в руку маленькую белую бутылочку с надписью «Лубрикант». Мое сердце подпрыгивает.

Эмоции на пределе, а тело дрожит от страха, от паники. Инстинкт подсказывает мне вырваться и сбежать. Но как это сделать, когда мои руки скованы?

И все же я стараюсь. Стараюсь вытащить запястья из оков. Металл наручников впивается в кожу, вынуждая меня вздрогнуть. Но я все равно изо всех сил стараюсь освободиться.

Ничего не получается. Я застрял.

Бессильный.

Я слышу, как открывается крышка тюбика. Звук выдавливаемого и размазываемого по пальцам геля.

Отчим обхватывает меня рукой за талию и тянет назад, отчего мои руки вытягиваются. Я чувствую, как влажная и холодная смазка скользит по моим ягодицам, а его палец дразнит мой сфинктер.

Он уже делал так раньше, когда сосал мой член.

Все в порядке, Киран. Ничего страшного, продолжаю я повторять про себя. Как будто, если повторю достаточно, то действительно начну верить в свои же слова.

В меня входит первый палец, а за ним следует второй. Я издаю тихий стон, закусив губу, чтобы не закричать.

Мне больно. Поначалу всегда больно. Но в то же время приятно, особенно когда отчим касается точки внутри меня, отчего мои пальцы покалывает.

Не знаю, что хуже.

С моих губ срывается еще один стон, когда его пальцы касаются точки снова и снова. Он гладит и разминает меня, пока я не прижимаюсь к нему, отчаянно нуждаясь в большем давлении.

Мой член болезненно тверд. Каждый раз я поражаюсь тому, как приятно ощущать его пальцы. Хотя это так неправильно.

Почему мне нравится?

Я даже не должен знать, каково это, не говоря уже о какой-то болезненной зависимости.

Отчим вытаскивает пальцы, и я всхлипываю от ощущения пустоты. Мое тело горит огнем от возбуждения.

Звук выдавливаемой смазки снова вынуждает меня вздрогнуть. Во мне напрягается каждая мышца.

А потом я чувствую, как головка его члена, намного больше пальцев, прижимается к моему входу.

Я напрягаюсь еще сильнее, мои мышцы рефлекторно сжимаются, потому что… я не желаю, чтобы отчим продолжал. Он разорвет меня пополам.

– Ты хороший мальчик, Киран. Всегда такой послушный. Ты ведь знаешь, что я никогда не причиню тебе боль. – Его слова омывают меня успокаивающим тоном, и на минуту я снова расслабляюсь.

Отчим не сделает мне больно, по крайней мере не очень. Он всегда оставлял приятные ощущения. Очень приятные.

Но затем отчим слегка толкается бедрами. Этого достаточно, чтобы начать входить в меня, и я издаю тихий крик, как бы ни старался его сдержать.

– Нет. Нет, Киран. Ты должен молчать. Вот, как поступают хорошие мальчики, – говорит он мне. – Мне нужно, чтобы ты прикусил одеяло, если будет невмоготу. Это очень важно.

– Почему? – спрашиваю я, снова нарушая правила, но все же делаю, как он говорит.

Перегибаюсь через спинку, к которой прикованы мои руки, и прикусываю шелковую ткань зубами, как и просил отчим.

Потому что я хороший мальчик, и поэтому он не станет делать мне больно.

Я чувствую его руку на своей спине – мягкое прикосновение – когда он раздвигает мои ноги.

– Вот так, Киран. Ты такой хороший. Такой послушный, что я собираюсь сделать тебе особый подарок на день рождения.

И с этими словами он толкается вперед. Входит в меня одним жестоким толчком.

Я кричу от боли, но мой крик заглушает ткань во рту. Такое чувство, будто меня разрывают на части. И боль. Мне становится все хуже и хуже, когда отчим начинает двигаться.

– Не надо, – завываю я, уткнувшись лицом в матрас, но знаю, что говорю достаточно громко, чтобы он меня услышал. – Не надо!

По моему лицу текут слезы, впитываясь в ткань у меня во рту. Я все плачу и плачу, и плачу. Мое тело сотрясается в агонии, пока я изо всех сил стараюсь держаться на ногах, как хороший мальчик, которого он так желает видеть.

Впрочем, это уже не имеет значения, мне плевать, что я больше не послушный, что больше не веду себя хорошо, потому что кричу во всю глотку, чтобы отчим прекратил.

Пожалуйста, пожалуйста, прекрати.

Я говорю ему, что он делает мне больно, но отчим не слушает.

Он просто продолжает причинять мне боль, и все ради своего больного, извращенного удовольствия.

– Пожалуйста, хватит! Мне не нравится. Очень больно! – кричу я в шелк. Гладкая ткань – единственное, что дает мне хоть какое-то утешение. – Ты сказал мне, что я хороший, что ты не будешь делать мне больно!

Но его нападки только продолжаются. Стоны отчима смешиваются с моими криками и звуками влажных шлепков.

– Перестань сопротивляться, и тебе не будет больно, мой мальчик, – вот и все, что он мне говорит.

А через несколько минут что-то происходит. Боль исчезает. Физическая боль. Она сменяется чем-то… приятным.

Как это обычно бывает, когда его пальцы двигаются внутри меня.

Хорошо так… как будто мне нравится это ощущение.

Но оно такое неправильное. Ужасно неправильное, и я хочу, чтобы он остановился.

– Я сделаю все, что угодно, – всхлипываю я, сопли и слезы покрывают каждый дюйм моего лица. – Пожалуйста, просто перестань.

Но ничего не выходит. Он не останавливается.

И как только я понимаю, что мои усилия тщетны, я плачу тихими слезами, задыхаясь от желчи, которая продолжает подниматься в моем горле. Она грозит выплеснуться на кровать, если я снова открою рот.

Я борюсь с болью, пронзающей мою голову, в то время, как его тело дарит мне ощущения, от которых становится хорошо, как и обещал отчим. Непонятно, как я могу любить то, чего не хочу. Меня от этого тошнит. Так тошнит, что хочется заблевать всю шикарную кровать отчима.

Я хочу быть где угодно, только не здесь.

И не могу не задаться вопросом, что же такого сделал, чтобы это заслужить.

Ведь я только и делал, что подчинялся каждому его требованию, как и подобает хорошему мальчику.

Внезапно что-то меняется, моя реальность превращается в совершенно новую сцену.

Я не чувствую его толчков, боль прошла, и я больше не двенадцатилетний подросток, прикованный к кровати.

Нет, я уже взрослый.

Я – это я, двадцатиоднолетний студент университета. Смотрю вниз, рассматривая свои руки, покрытые татуировками, и меня охватывает чувство облегчения.

То есть, пока не замечаю…

Что теперь я… делаю то, что отчим делал со мной.

– Пожалуйста, пожалуйста, остановись, – умоляет голос, когда я двигаю бедрами, трахая парня жестко и быстро. Мольба мягко слетает с его губ, словно музыка для моих ушей, но я игнорирую ее. Он повторяет слова снова и снова, и тон его голоса почему-то кажется мне знакомым.

Но я не пытаюсь докопаться до сути.

– Киран, пожалуйста, перестань, – снова говорит он, когда я смещаюсь и толкаюсь глубже, чем раньше. Его мышцы настолько тугие, что ощущения просто невероятные.

Я мог бы кончить в любую секунду, если бы он только прекратил свое нытье.

Мои пальцы скользят по волосам, крепко сжимая каштановые пряди в кулаке, прежде чем прижать парня лицом к матрасу, чтобы он заткнулся.

Он кричит в матрас, пока я трахаю его, пытаясь получить от его тела то, что мне нужно. Свободной рукой я скольжу по гладким мышцам его плеч и спины, мягко их лаская. Мне нравится его кожа на ощупь. Электризующее ощущение.

Мои пальцы скользят вниз по его ребрам, и я замечаю татуировку.

Две строчки, выгравированные чернилами.

Цитата, которая, как я знаю, принадлежит Джону Мьюру.

И в лес иду, чтобы сойти с ума и обрести душу.

Я уже видел ее раньше.

В этом же самом месте…

Парень снова плачет в матрас, но приглушенно, так что я не могу разобрать слов. Дергая за его за волосы, я наклоняюсь и насмешливо шепчу ему в ухо:

– Что ты там говорил? Я тебя не расслышал.

– Рейн! – кричит он, и мольба вырывается из его горла гортанным рыданием. – Рейн, хватит. Пожалуйста, остановись. Ты делаешь мне больно! Я не хочу!

Меня пугает прозвище, которые слетает с его губ, вызывая заминку в моем движении – всего на секунду, прежде чем я снова продолжаю свою атаку на его тело.

Но одно слово, одно-единственное слово застревает у меня в мозгу.

Рейн.

Он назвал меня Рейном.

В мире есть только два человека, которые звали меня так.

У обоих каштановые волосы и низкий, бархатный голос, который скользит по моей коже, словно идеально выдержанный виски.

Но только у одного из них есть эта тату.

– Рейн. – Его голос срывается, хриплый от эмоций. В этот раз больше похожий на шепот. – Пожалуйста.

От узнавания голоса меня захлестывает ужас.

Я ослабляю хватку на его волосах и обхватываю ладонью его лицо, медленно поворачивая к себе, чтобы подтвердить свои худшие подозрения.

И в ту секунду, когда эти глаза цвета альпийского озера встречаются с моими, мой мир рушится.

Ривер.

Я резко распахиваю глаза, ощущая неудобную позу, в которой нахожусь. Холодный пот пробирает меня до костей, горло болит, и мне нужно выпить воды, чтобы успокоить голосовые связки.

Черт.

Я годами… годами вижу эти кошмары, а легче не становится. Кажется, я никогда не смогу от них избавиться. Но обычно они не пробуждают меня от такого мертвого сна.

По какой-то причине сегодня сон казался более реальным. Как будто все происходило на самом деле.

Опять.

Но… то, что там появился Ривер, стало для меня неожиданностью. И к ужасному прошлому добавились новые мучительные детали.

Глядя в потолок и делая глубокие вдохи, я пытаюсь унять свое лихорадочное сердцебиение. Обычно мне требуется всего двадцать минут или около того, чтобы снова уснуть до утра, но в этот раз не получается.

Со стоном я скатываюсь с кровати и тихо подхожу к двери. Можно было бы принять душ, расслабиться и, возможно, посмотреть фильм, прежде чем Ривер, как обычно, встанет на рассвете.

Не понимаю, как можно бодрствовать в такую рань. Я просыпаюсь после десяти и все равно ворчу по любому поводу.

Я бы сказал, что у него внутри есть какая-то лампочка, ну, или радуга, которую ему засунули в задницу, но точно уверен…

Мои мысли резко тормозят, когда я поворачиваю замок, открываю дверь и спотыкаюсь обо что-то, лежащее прямо у порога.

Какого черта?

– Твою мать, – ругаюсь я, прижимаясь всем своим весом к стене как раз в тот момент, когда Ривер принимает сидячее положение, ошарашенный и явно сонный, если судить по тому, как его голова раскачивается в миллионе направлений.

Секундочку… Ривер?

– Рейн? Что случилось? Ты в порядке? – быстро спрашивает Рив. В его голосе слышны тревога и гравий, когда он проводит рукой по лицу.

– Почему ты лежишь на полу? – спрашиваю я, вместо того чтобы ответить на его вопрос.

Ривер определенно все еще наполовину сонный, так как, покачиваясь, встает на ноги, берет одеяло и подушку и начинает тащить их в свою комнату, как маленький ребенок.

– Чтобы быть рядом. Если вдруг буду тебе нужен. Ну, из-за кошмаров.

И. Мое. Сердце. Останавливается.

Неужели он…

Нет.

Ривер уже почти доходит до своей комнаты, когда я хватаю его за запястье, чтобы остановить. Ком, стоящий в моем горле, становится просто огромным, когда я пытаюсь сглотнуть, вдохнуть, сделать хоть что-то, кроме как смотреть в сонные глаза Рива.

– Это ведь не первая ночь на полу, да? – Мои слова едва слышны.

Черт, я бы даже не понял, произнес ли их вслух или просто подумал, если бы не вспышка вины, искажающая черты Ривера.

По выражению его глаз становится ясно, что он собирается мне солгать.

Снова.

Я притягиваю Ривера к своей груди, вместе с одеялом и подушкой, и обхватываю его лицо:

– Не смей мне лгать, Abhainn. Мы миновали этот период. Сколько времени ты уже спишь возле моей комнаты?

То, как Ривер изучает мои глаза в тусклом свете луны – с ясностью и сосредоточенностью, – дает понять, что теперь он полностью проснулся. И, судя по всему, находится в панике. Я даже чувствую, как его пальцы дергаются в такт какой-то песне, звучащей в его прекрасном разуме.

– Каждую ночь, – шепчет Рив, прикусывая нижнюю губу. Я касаюсь ее большим пальцем, вытаскивая из зубов. И уже собираюсь заговорить снова, когда он быстро добавляет: – Только на пару часов. Во время плохих моментов.

Клянусь Богом, если бы Рив не удерживал мой взгляд, я бы, блядь, улетел. Или распался на мелкую пыль, прямо на этом самом месте.

Еще ни разу в жизни я не был так подавлен, и так бесконечно… тронут.

Каждую. Ночь.

Каждую ночь он спал на полу, возле моей комнаты.

– Извини, – бормочет Ривер срывающимся голосом. – Просто после первой ночи… Я не хотел… Черт. Я больше не буду…

Уязвимость в его чертах, разрывает меня изнутри, и я не могу вынести того, как Ривер на меня смотрит – как будто в любой момент я собираюсь снова превратиться в того мудака, которым был еще две недели назад. Но потом до меня доходит, что я неправильно прочитал его взгляд…

Рив думает, что я злюсь на него, хотя все, чего хочу, это… быть рядом. Оставаться с ним целую вечность.

Столько, сколько будет отведено.

– Все верно, больше такого не повторится, – мягко говорю я ему, разглаживая морщины беспокойства, искажающие его лицо. Вырывая у Ривера из рук одеяло и подушку, я несу их к его кровати, на которой он явно проспал несколько часов, прежде чем оказаться в коридоре. – Ты больше не будешь спать на полу, пытаясь таким образом меня утешить. Потому что я знаю, что именно это ты и пытался сделать.

Скользнув в постель, я не свожу с него глаз.

– Я знаю. Мне очень…

– Перестань извиняться и ложись в постель, – рычу я, выходя из себя. Затем приподнимая одеяло, хлопаю ладонью по кровати.

– Но…

– Клянусь Богом, Ривер, мне нужно, чтобы ты выслушал меня. – Мой тон резок, но я слышу мольбу в своем голосе. Надеюсь, он тоже ее слышит. – Если мне придется проводить каждую ночь в твоей постели, лишь бы только ты не спал на полу, я так и сделаю. Мысль о том, что… черт, меня это убивает, – говорю я срывающимся голосом. – Если кошмары придут, а в этом можно не сомневаться, я буду рядом с тобой, а не держать на расстоянии или позволять мерзнуть на полу.

Ривер пересекает комнату, подходит к кровати и ложится на бок лицом ко мне:

– Тебе не нужно…

– Я знаю. Так же, как и тебе не нужно было. Но ты все равно это сделал, даже после всего, что было. – У меня вырывается вздох, и я обнимаю его за талию, притягивая к себе так, что наши тела сливаются. – Всех этих ссор, драк и выноса мозга. Такого больше не будет. Поверь мне… – Я трусь носом о нос Рива раз, другой, прежде чем прижаться лбом к его лбу и закрыть глаза.

Мой желудок сжимается в узел, а сердце все еще болит от того, сколько раз Рив показывал мне, что по какой-то странной причине заботится обо мне. Независимо от того, что я говорил или делал. Даже когда отталкивал его, закрывался, Ривер всегда пытался хотя бы мельком заглянуть за мою маску.

Самое время позволить ему это.

– Пока мы здесь, я каждую ночь буду спать с тобой. Может, потому что такой вариант подходит лучше всего, или потому, что я чувствую вину… Не знаю. Что бы там ни было, главная причина в том, что я эгоистичный ублюдок, и когда чего-то хочу, обязательно это получаю. – Я пытаюсь проглотить ком в горле, прежде чем испускаю судорожный вздох: – А чего я хочу больше всего на свете? Наконец-то найти свой якорь, чтобы пережить очередную ночь.

Ривер молчит, перекатываясь на спину, и я пользуюсь возможностью переплести наши ноги и зарыться в тепло его тела. Его присутствия рядом.

В него.

Так легко лежать вместе в темноте. Как будто мы в другом измерении, в другом времени. Где то, что происходит между нами, реально. Ощутимо. Даже если мы оба знаем, что, когда рассветет, все закончится. Мы оба предпочли бы наслаждаться сном, даже если он может произойти только глубокой ночью.

После затянувшейся паузы Ривер, наконец, задает вопрос, который, я уверен, давно крутился у него в голове:

– Ты расскажешь мне, о чем твои сны?

Нет.

– Не сегодня, Рив. Лучше помоги мне отвлечься. Расскажи о своих песнях в голове. С тех пор как мы здесь, они меняются все чаще. – Я утыкаюсь носом в шею Ривера, прежде чем обхватить рукой его живот.

– Так ты заметил?

Я заметил намного больше, Abhainn.

– Ага. Думаю, что, застряв здесь и ничего не делая, тебе захотелось менять их немного чаще.

– И ты не ошибаешься, – тихо смеется Ривер, его мятное дыхание обдувает мою голову. – С тех пор… с того утра в душе, они стали меняться все чаще.

Клянусь, мое сердце замирает при упоминании о том моменте.

– И что тогда звучало в твоей голове?

На этот раз из его горла вырывается настоящий, искренний смех:

– Ты действительно хочешь знать?

Мышца на лице дергается, но я киваю, потираясь щекой о гладкую кожу его груди.

– «The Enemy», I Prevail.

Я не могу не рассмеяться, даже несмотря на чувство вины, снедающее меня за то, что я сделал с ним в душе. Потому что я знаю эту песню, и, конечно, для Рива имело смысл выбрать именно ее.

– А тогда, в сарае?

– «Tapping Out», Issues.

– А в ту ночь, когда мы договорились… между собой?

Я чувствую ухмылку на его губах, прежде чем он прижимается поцелуем к моему виску:

– «Loverboy», You Me At Six’s – смеется Ривер. – Мне показалось это забавным.

Моя кожа нагревается от звука его смеха, такого чистого. Я не слышал ничего более удивительного. Даже лучше тех моментов, когда Ривер произносит мое имя, принимая меня глубоко в себя.

– А как насчет того дня на подъемнике?

На этот раз Ривер колеблется:

– Почему… Почему тебя это так волнует?

Осознавая, что для того, чтобы он открылся, мне нужно дать что-то взамен, я решаю сказать ему беззастенчивую правду:

– Потому что эти песни – окно в твой разум. То, о чем ты не говоришь, но думаешь. И как бы ни хотелось, мне нужно знать. Твои мысли. Твои чувства. Не только об окружающем нас мире, но и обо мне.

Ривер вздыхает и крепче меня обнимает:

– Если хочешь что-то знать, просто спроси об этом, – возражает он, все еще избегая ответа.

Туше.

Не желая давить еще больше и рисковать вывести кого-то из нас из себя, я опускаю этот вопрос, решив сосредоточиться на пальцах Рива, играющих с моими волосами, и на устойчивом подъеме и падении его груди. Тепло тела и биение сердца почти полностью усыпляют меня, когда он, наконец, отвечает:

– Тогда была та же песня, что и сейчас, – шепчет Рив. – Она называется «Right Here», Ashes Remain.

Я ее не знаю, но даже если бы и знал, туман бессознательности слишком тяжел, чтобы пытаться анализировать. И все же уголок моего рта приподнимается в улыбке.

Было не так уж сложно, правда?

Целуя Ривера в грудь, я шепчу:

– Спасибо, Abhainn.

– Это на гаэльском?

Я киваю.

– И что означает это слово? Ты уже так меня называл. – Он издает тихий смешок. – Наверное, «мудак» или типа того, да?

Качая головой, я делаю глубокий вдох, позволяя морфею утащить меня в свои сети:

– Это твое имя, Рив. Просто твое имя.

А затем меня охватывает блаженный сон без сновидений.

Глава двадцать пятая

Ривер

День двадцать четвертый

Канун Нового Года

Рейн снова вернулся к своему унылому, замкнутому «я», и, хоть убей, мне не понять, почему. Как будто с той ночи, когда он споткнулся обо меня в коридоре и решил спать в моей постели до конца нашей ссылки, в нем снова щелкнул выключатель. И каждый раз, когда я пытаюсь поменять положение тумблера, Киран удерживает его на месте, отказываясь сдвинуть даже на дюйм.

Я признаю, что задумчивый характер Рейна по большей части очаровывает, поскольку сильный молчаливый типаж всегда несет в себе привлекательность. Но, Господи, у меня уже мозг закипает. Если Киран будет продолжать отдаляться, я сойду с ума.

Сегодня утром за завтраком я спросил его, не хочет ли он заняться что-нибудь особенным, например, приготовить стир-фрай²⁵ и посмотреть трансляцию падения мяча на Таймс-сквер с одного из наших телефонов, так как Киран впервые проводит праздник не на Восточном побережье, но он лишь пожал плечами, сказав, что подойдет любой вариант.

Я вздыхаю.

Понятно, что Рейн по натуре сдержанный и не может все время улыбаться. Но теперь, когда я знаю, какой он, когда открыт и расслаблен, я бы солгал, если бы сказал, что не жажду большего. Потому что это невероятное зрелище.

Проблема в том, что мне становится сложнее отделить эмоции от понятия «просто секс».

Хотя кого я обманываю? Слово «сложнее» – преуменьшение тысячелетия. «Невозможно» – вот подходящее слово.

Я уже знаю, что влюблен.

И теперь завис над пропастью, без страховочной сетки.

Сидя на диване с очередной книгой в мягкой обложке, на этот раз «Над пропастью во ржи», я мысленно перебираю варианты, пытаясь придумать что-нибудь, хоть что-то, чтобы вытащить Рейна из той депрессии, в которую он погрузился. Потому что хочу, чтобы мы вместе наслаждались этим вечером.

В конце концов, сегодня канун Нового года.

Я знаю, что, благодаря живописи, у Кирана появляется хорошее настроение, ну по крайней мере, он не ворчит. Но в ней я не силен.

Как и говорил, я всегда могу приготовить стир-фрай, поскольку у нас есть все необходимые ингредиенты, и найти для нас какой-нибудь фильм. Сдержанный и простой. Такой, который бы ему понравился. Единственная проблема заключается в том, что этот вариант подходит на вечер, а значит, Киран будет торчать в своей комнате весь день.

Мы могли бы пойти на прогулку к озеру, хотя и так часто гуляем. Или, может, взять квадроцикл, поехать в город и выпить пару бутылок пива в одной из местных пивоварен.

Постукивая корешком книги по колену, я продолжаю перебирать идеи, которые приходят мне в голову, но все они – не то.

Думай, Ривер. Думай.

Мой взгляд обшаривает помещение, хватаясь за соломинку в поисках какой-нибудь идеи.

И когда мой взгляд падает на огромную корзину с одеялами в углу, у меня, наконец, появляется блестящая мысль. Не могу поверить, что я не подумал об этом раньше.

Вскочив с дивана, я подхожу и хватаю корзину, а затем тащу ее в центр комнаты перед камином, чтобы приступить к работе.

Я по два раза в год, если не больше, приезжал в шале вместе с Тейлором и его семьей. На самом деле, припоминаю лишь один год – отец Ти выиграл свой последний Суперкубок – когда мы были тут всего лишь раз.

Большую часть времени Тейлор брал с собой только меня, но иногда с нами ездили Дрю, Эллиот и наш друг, Ашер. И когда мы собирались вместе, даже в детстве, то постоянно попадали в переделки.

Как, например, в тот раз, когда нам было по одиннадцать, а тренер и мачеха Тейлора отправились в Вейл на «свидание», оставив пятерых мальчишек в шале на четыре часа.

За эти четыре часа нам удалось построить самый бомбический «форт» из одеял. Он был многоуровневым – не знаю, как нам это удалось, но думаю, за счет очень неустойчивой мебели – и занимал всю гостиную. А шале далеко не маленькое, если это вам о чем-то говорит.

Когда родители Ти вернулись, то оказались не очень довольны состоянием дома. Ну, ладно, отец Тейлора считал, что это было забавно, но мачеха устроила самую бурную истерику на моей памяти, увидев своего драгоценного Тейлора, как она его называла, болтающегося на верхнем уровне форта.

Согласен, наша постройка выглядела не совсем безопасной, но вряд ли стоила такого крика, учитывая, как быстро мы все разобрали и вернули в наши спальни.

Но наш форт… был невероятным. Я все еще хорошо помню, как он выглядел, и меня искушает дикий соблазн построить его копию.

Рейн почти не рассказывает о своем детстве, но его молчаливость и задумчивость должны из чего-то проистекать. И хотя он может держать эти истории близко к сердцу, похоже, самая главная причина заключается в том, что его детство было не таким уж замечательным. Наполненным любовью и смехом, как, например, у меня.

По крайней мере, до тех пор, пока отец не решил практически от меня отречься и развестись с моей матерью из-за моей сексуальной ориентации.

Решившись, я начинаю передвигать мебель в гостиной, создавая как можно больше пространства прямо перед камином, прежде чем приступаю к самой сложной части – драпировке примерно десятью простынями и одеялами.

К тому времени, как выполняю свое задание, должен сказать, я ужасно доволен результатом. «Форт» не совсем похож на тот, который мы построили в детстве, но скажу честно – этот намного лучше.

К тому же безопаснее и удобнее.

Так и должно быть, если два футболиста колледжа, которые значительно выше шести футов ростом, планируют провести там ночь. И наверняка будут заниматься сексом.

Добавив несколько завершающих штрихов, включая все подушки, которые смог найти, и развесив рождественские гирлянды вокруг интерьера, я проскальзываю в свою комнату, чтобы взять свои собственные одеяло и подушку. Именно их я кладу внутри форта, приготовившись остаться в нем до утра.

Я не совсем так представлял себе новогоднюю ночь, но, честно говоря? Уж лучше так, чем шляться по барам.

А учитывая ночь развлечений и секса с Рейном? Тут бары всегда будут в проигрыше.

Когда я решаю, что форт достроен и соответствует моему вкусу, то не могу не усмехнуться, как дурак, испытывая гордость. Существует огромная вероятность, что Рейн сочтет мою идею глупостью, но мне все равно. А поскольку я человек не творческий и не могу поднять Кирану настроение, написав картину, форт – это лучшее, что у меня есть.

Откинувшись в кресле, которое отодвинул в сторону, чтобы освободить место для форта, я достаю телефон и просматриваю контакты в поисках номера Кирана.

Я: Иди сюда, у меня для тебя сюрприз.

Я включаю телевизор и просматриваю Netflix, выбирая Ведьмака, а затем, понятное дело, жду ответа Рейна. Который приходит минут через двадцать.

Дождь: Не могу. Занят.

Закатив глаза, я ставлю сериал на паузу. Можно было ожидать такой реакции с самого начала. Закусив губу, я пытаюсь придумать, как заставить Рейна выйти из комнаты.

Я: Но я голый и у меня стояк…

Теперь он точно сюда прибежит.

Через минуту на телефон приходит сообщение, и я готов увидеть остроумный или даже пошлый ответ. Но там совершенно другое.

Рейн: Говорю же, занят. Давай попозже.

Какого хрена?

Я уже думаю послать ему фото своего члена, просто чтобы выкурить из комнаты. Оно наверняка есть где-то в телефоне…

Секундочку.

Ухмылка расползается по моему лицу, когда в голову приходит блестящая идея. Киран ни за что не сможет устоять.

Расстегнув джинсы и стянув их вниз вместе с нижним бельем, я высвобождаю свой член. Тот уже наполовину тверд от одной только этой мысли, и требуется всего пара томных поглаживаний, прежде чем он встанет по стойке смирно, готовый к своему первому дебюту по FaceTime.

Устроившись поудобнее в кресле, я продолжаю поглаживать себя левой рукой, а правой хватаю телефон. Положив его на колено, я постукиваю большим пальцем по значку видеочата и жду, решая убедиться, что Киран получит полный обзор.

Он отвечает на четвертом гудке. Должно быть, Рейн положил телефон на тумбочку после того, как принял вызов, так как его видно сбоку – сидящим на кровати с блокнотом в руке. Отвечая мне, Киран все еще сосредоточен на своем рисунке:

– Ривер, я уже дважды сказал тебе, что занят.

Я издаю низкий смешок, двигая рукой по всей длине:

– Детка, почему бы тебе не принести свой блокнот сюда и не нарисовать меня, вместо пейзажа, над которым ты работаешь?

Рейн заметно напрягается, и его рука замирает:

– Я не… – вздыхает он и подносит руку с карандашом к голове, почесывая ее. – Abhainn, давай чуть… – Киран обрывает фразу до того, как слово «позже» слетает с его губ, потому что в этот момент его взгляд, наконец, останавливается на экране телефона.

Облизнув губы, прежде чем провести зубами по нижней, я ухмыляюсь:

– Что такое, детка? Хочешь подождать до завтра? – Я слегка качаю головой, пока скольжу рукой по головке своего члена, собирая предэякулят. Киран пристальным взглядом следит за моими движениями, и я продолжаю: – Не хочется тебя прерывать, но если придется ждать, то я лучше позабочусь о себе сам.

Рейн бросает блокнот и карандаш на кровать, прежде чем потянуться и схватить телефон. Затем он устраивается у изголовья кровати, закинув одну руку за голову. Янтарные глаза темнеют от вожделения, когда встречаются с моим взглядом:

– Ты настолько нетерпелив, да, детка? – медленно протягивает он, его взгляд возвращаются к моему члену. – Не мог подождать еще немного? А теперь угрожаешь удовлетворить себя сам? – Моя грудь быстро поднимается и опускается, когда я замечаю, как Киран на меня смотрит. Боже, это так возбуждает. Я чувствую, как мой член пульсирует в руке. – Нечего сказать? – дьявольская усмешка окрашивает его лицо. – Ну, тогда продолжай. Трахни себя, а я посмотрю.

Я замираю.

Твою ж мать.

Когда эта идея пришла мне в голову, все, чего я хотел – это поднять Кирану настроение, и, как в детстве, провести время в форте из одеял. Но даже не думал, что все закончится сексом по FaceTime, учитывая, что Рейн находится буквально в нескольких шагах.

– Смочи руку слюной, Ривер. И получше, – приказывает он, слегка наклонив голову и ожидая моего подчинения.

Что я и делаю, словно находясь в каком-то трансе. Моя эрекция бьется о живот, когда я ее отпускаю. Дважды хорошенько лизнув ладонь, я все это время смотрю на Кирана. До меня доносится легкий стон. Я ловлю Рейна на том, как он ерзает на кровати, и улыбаюсь.

Так ты тоже готов, да, детка?

– Обхвати рукой свой член. Представь, что это мой кулак. Или лучше, мой рот, – требует Рейн. Его взгляд прикован к моей руке, когда я возвращаю ее к своему члену, начиная скользить по всей длине. – Я дразню тебя. И это так сильно тебя заводит, что все тело ноет.

Чтоб меня.

Возможно, я привык доминировать в постели, даже когда нахожусь снизу, но отказ от контроля над Рейном – самый чувственный опыт в моей жизни.

Каждый. Чертов. Раз.

– Мне не нужен твой рот или кулак, – задыхаюсь я, чувствуя легкое покалывание в яичках. – Я хочу представить, как трахаю тебя в задницу.

На лице Рейна появляется коварная ухмылка, демонстрирующая белоснежные зубы. Вытащив руку из-под головы, он тянется вниз, одновременно отодвигая телефон в сторону и показывая мне себя, поглаживающего возмутительную выпуклость под спортивными штанами.

– Будет нелегко. Потому что это я тебя трахну, – соблазнительно поддразнивает он, потирая свой стояк. – И ты не будешь кончать, пока я тебе не разрешу.

Из моего горла вырывается стон, а член пульсирует в руке, отчаянно нуждаясь в освобождении. Я не знаю, сколько еще смогу продержаться в таком темпе, учитывая наполненный похотью голос Кирана и его горящий взгляд, прожигающий во мне дыры.

– Я уже близко, – говорю я ему. – Сейчас кончу, детка.

– Не смей, мать твою, – рычит он, приподнимаясь на кровати. – Подожди меня…

Мое дыхание учащается, пока я продолжаю трахать себя в неровном темпе.