Текст книги "Следуй за рекой (ЛП)"

Автор книги: Ч. Риччи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

***

Рад сообщить, что после украшения елки, а затем огненной сессии в позе шестьдесят девять, после которой я официально узнал, что означает «кусать подушку», мне удалось разгринчевать Рейна.

Ладно, не совсем, но я благодарен хотя бы за то, что он больше не жалуется на рождественскую музыку, украшения и все остальное, что относится к моему любимому празднику.

Оторвав взгляд от блюда с мясным пирогом, который Рейн хотел попробовать, я замечаю, как он идет по коридору с большим конвертом в руке – чуть больше фотографии, размером четыре на шесть.

Поставив стеклянную форму на прихватку, я киваю на конверт:

– Что это?

Прикусив губу, Рейн переминается с ноги на ногу, прежде чем положить его на столешницу островка. Он смотрит на конверт с добрую минуту, словно на бомбу, готовую в любой момент взорваться, и полностью игнорирует мой вопрос.

– Я… – начинает Рейн, прочищая горло. Дважды. Его взгляд цвета виски встречается с моим, и Киран вздыхает: – Слушай, Рив. Я… Черт…

Проклятие вырывается резким звуком, прежде чем он садится на один из барных стульев и проходится руками по волосам. Затем Киран закрывает лицо ладонями и качает головой.

Какого черта?..

Я уже собираюсь к нему подойти, но едва делаю шаг, как Рейн поднимает руку:

– Пожалуйста, не трогай меня сейчас. Я в порядке. Просто дай мне минутку.

Он выглядит как угодно, но только не в порядке. Его кожа бледнее, чем у тех, кто никогда не видел солнечного света, и, кажется, будто Кирана сейчас стошнит.

Но я не двигаюсь и почти не дышу. Потому что если и узнал что-то о Киране Грейди, так это то, что, если станешь на него давить, тебя ждет эпическая битва. И его гнев не такой, с которым бы хотелось столкнуться.

Но, это не значит, что я не умираю от желания спросить Рейна, в чем дело. Мне нужно отвести руки от его лица и посмотреть в янтарные глаза, которые ловят каждую мою мысль, чтобы понять, что же не так, и как я могу помочь.

Вместо этого я жду, прикусывая внутреннюю сторону щеки так сильно, что проступает кровь. Я наблюдаю, как Рейн тянется к конверту, начиная теребить уголок пальцами, а затем вращать медленными кругами.

Тогда до меня доходит, что это не письмо. На нем нет адреса, и, похоже, оно не вскрыто.

Тогда… что же это?

– Это для тебя, – тихо бормочет Киран, словно читая мои мысли.

Черт, я бы и не удивился. Недаром, даже когда мы вцеплялись друг другу в глотки, нам все равно удавалось ощущать нашу связь.

Я открываю рот, чтобы спросить…

О чем? Не уверен. Но это не имеет значения, потому что Рейн обрывает меня прежде, чем я успеваю издать хоть звук:

– Просто дай мне кое-что сказать, прежде чем отдам его, ладно? Потому что… черт, я должен высказаться до того, как чувство вины сожрет меня заживо. – Рейн делает паузу, чтобы провести рукой по лицу, позволяя ладони задержаться на глазах, прежде чем опустить ее на столешницу. Затем взгляд его янтарных глаз впивается в мое лицо, и от безмерного сожаления в них у меня перехватывает дыхание. – То, как я с тобой поступил.… нельзя исправить. Неважно, насколько сильно мне хотелось бы вернуться в тот день, прошлого не изменить. И меня это убивает. – Киран делает глубокий вдох, и его черты искажает волнение. Пару секунд он стучит пальцами по столешнице, прежде чем снова пробежаться по волосам. – Подобный опыт формирует человека как личность. Мы слышим столько ужасных историй об изнасилованиях, о сексе без согласия, и, в большинстве случаев, у жертв на всю жизнь остается психологическая травма. Это просто кошмар, и, клянусь жизнью, я не хочу, чтобы с тобой такое случилось.

Подождите-ка.

Изнасилование?

Так вот, что, по его мнению, произошло в душе?

И снова, когда я открываю рот, чтобы заговорить, меня прерывают. На этот раз взглядом.

– Ривер, дай мне… черт, пожалуйста, просто дай мне договорить. – Хриплый голос Рейна звучит так, будто полон стекла. – Я перешел черту. Ты провоцировал меня многие месяцы. В основном, я старался сдерживаться. Но в тот раз меня перемкнуло, и единственным способом отвадить тебя стал этот отвратительный поступок. Я думал, что у тебя не будет выбора, кроме как игнорировать меня все оставшееся время. И ты не станешь рисковать из-за страха, что все повторится.

На лице Кирана написан стыд, и мне это ужасно не нравится. Абсолютно все. То, что мы без всякой на то причины стали врагами, хотя с самого начала могли бы подружиться. То, что он чувствует стыд и вину за то, что произошло в душе, хотя… я ни разу не сказал «нет».

Но, больше всего мне не нравится то, что Рейн ощущал необходимость пойти на крайние меры, лишь бы я от него отстал. Насколько же сильно я сводил его с ума, раз он решился на такое…

– Ты хотел, чтобы я тебя боялся, – шепчу я откровенно, удерживая его взгляд.

Киран кивает, пытаясь сглотнуть:

– Именно. Я понимаю, что насколько мой поступок ужасен. Я ведь мог сделать по-другому. Например, дойти до города пешком и снять гостиницу на ночь. Вызвать Uber, который отвез бы меня обратно в Боулдер или что-то еще.

По выражению лица Кирана можно с уверенностью сказать, что он верит в свои слова, словно те сказаны самим Иисусом.

И скажу вам, что это чушь собачья, потому что дело вот в чем: Рейн был ужасно расстроен, когда подумал, что я бросил его в шале. Он накричал на меня, потому что я не сказал, что уйду на прогулку, хотя именно этим и занимался, с тех пор, как мы сюда приехали.

Разве похоже на то, что Киран готов был меня бросить и просто сбежать? Нет, определённо, нет.

Увидеть снежного человека верхом на единороге и то более вероятно.

– Все совсем не так, – бормочу я, потому что не хочу, чтобы Рейна съедала вина. – Ты никогда бы так не поступил.

Киран не отвечает, лишь крепче сжимает зубы. Мой взгляд прикован к пульсирующей мышце. Ни один из нас не произносит ни слова, отчего тревога разрастается до невероятных масштабов. Я не собираюсь ничего говорить, учитывая, что сейчас очередь Рейна. Поэтому продолжаю смотреть, как он прикусывает губу, касаясь конверта пальцами.

Что же там такое, раз он так взволнован?

– Прости меня, Ривер. Я не могу даже… – Рейн замолкает и качает головой, прежде чем поднять взгляд к потолку. – Просто знай, что я отдал бы все на свете, чтобы того случая в душе не было.

Мое сердце разрывается от боли, звучащей в его голосе.

Сожаление и раскаяние – это обычные эмоции, испытываемые человеком. Их чувствует каждый из нас, за исключением, может, социопатов.

Но жаждать изменить прошлое? Это означает, что Рейн слишком увяз. До сих пор я не понимал, что то утро повлияло и на него тоже. Похоже, произошедшее прочно укоренилось в наших воспоминаниях и никогда уже не забудется.

Ну, разве не отстой, что, когда мы впервые занялись сексом, мое согласие в лучшем случае было сомнительным?

Еще какой.

Но ни один из нас не может ничего изменить. Что сделано, то сделано.

– Это уже случилось, – тихо отвечаю я. – И нет никакой пользы в том, чтобы жить прошлым, утопая в своих сожалениях.

Закусив губу, я нервно постукиваю по краю столешницы в такт песне, звучащей в моей голове. Которые теперь стали меняться намного чаще, и это кажется странным.

В любом случае, я держусь стойко. То, в чем Рейн явно проигрывает.

– Как я могу не сожалеть о том, что сделал, каждый раз, как смотрю на тебя?

Я стараюсь не морщиться от его слов, но они меня убивают. Однако не по той причине, о которой кто-то может подумать. Я не какое-то там испуганное животное, которое пытается зализать раны, нанесенные большим злым волком.

Я сильный. Неунывающий. Я более чем доказал, что могу выстоять против Кирана и даже победить в нашей битве.

Я поступал так множество раз.

Нет, больше всего меня ранит то, какой тон использует Рейн. Словно не замечает, где ошибся, и смотрит на последние дни отличным от меня взглядом.

Эти несколько дней без ссор с ним оказались довольно… милыми. С Кираном очень приятно находиться рядом, когда он не ведет себя как придурок, который только и ждет, как сделать мою жизнь несчастной.

– Можно тебя кое о чем спросить? – задаю я вопрос, глядя на Рейна через островок, все еще недовольный разделяющим нас пространством. – Ты хоть раз слышал, чтобы я сказал тебе «нет»?

Мои слова привлекают внимание Кирана. Его рука застывает на конверте, а голова медленно поднимается. Я наблюдаю за сражением в его глазах, пока он вспоминает то утро. Скорее всего, в ярких красках, судя по тому, что Рейн снова закрывает глаза.

Я тоже хорошо все помню.

Ощущение ожога, и те злые слова, которые он шептал мне на ухо.

Да, я все помню, но честно? У меня нет сил держать на Рейна обиду. Я простил его еще до официальных извинений.

Очевидно, после того как переспал с ним несколько раз.

– Нет, – отвечает Рейн надтреснутым голосом. – Ты никогда не говорил «нет».

Я киваю:

– Разве я просил тебя остановиться?

Киран увлажняет губы и качает головой, не открывая глаз:

– Нет.

Я снова киваю, однако замечаю, что все еще не могу до него достучаться. Он не открывает глаз, не смотрит на меня. И я, черт возьми, не могу этого вынести:

– Посмотри на меня, Рейн. – Это просьба, мольба.

Чтобы он увидел, что мы равны. То утро стало для нас просто очередным поворотом на и без того опасной дороге, ведущей к настоящему моменту. И, если честно, я до сих пор не понимаю, кто мы друг для друга.

Друзья с привилегиями, наверное. По крайней мере, звучит лучше, чем те, кто спит с врагом.

Но даже после минуты ожидания, Киран отказывается встретиться со мной взглядом. Не то чтобы меня это удивляет. Рейн никогда не делает того, чего не хочет, и никогда ни перед кем не преклоняет колени.

– Я сказал, посмотри на меня, – резко требую я, даже не стараясь скрыть гравий в голосе. И это срабатывает, потому что теперь мне достается безграничное внимание Рейна. – Я хочу, чтобы ты прекратил себя мучить. – Выражение его лица ясно говорит о том, что он собирается на мне сорваться, чего точно не произойдет. – Заткнись и дай мне договорить, – рычу я, обходя столешницу и останавливаясь перед ним. – Ты сидишь, продолжая вариться в собственной вине, и она ничего не меняет, ни хрена не лечит те раны, которые мы нанесли друг другу. Мы оба знаем, что я могу стоять здесь и прощать тебя миллион раз, но ты все равно будешь чувствовать себя виноватым. – Я изгибаю бровь, давая Рейну шанс не согласиться, но он не дурак и держит свой рот на замке. – Разве я хочу, чтобы наши отношения развивались по-иному? Абсолютно нет. Но Рейн… это был самый потрясающий опыт в моей жизни, пусть даже все происходило и не совсем… – Я замолкаю. Как объяснить, что мне понравилось то, что он делал? Рейн, должно быть, сходил с ума, от того, как обращался со мной, но это я тот самый ненормальный, который испытывал эйфорию. – Послушай, я не сержусь и не держу на тебя зла. Я прощаю тебя. Все, что тебе нужно сделать – просто осознать это. – Я жажду прикоснуться к Кирану, но сдерживаюсь. – Я не лег бы с тобой добровольно, если бы хоть на секунду считал, что ты насильник. А именно таким ты себя и рисуешь.

– Но…

– Нет. Никаких гребаных «но». Нет, если только они не приведут нас к сексу, – огрызаюсь я. – Мы поняли друг друга? Ты не насильник. Я не жертва. Мы – два человека, которые извлекают максимум пользы из сложившейся ситуации, наслаждаясь друг другом. По обоюдному согласию.

Я жду знака от Рейна, что он со мной солидарен. Кивок, слово, хоть что-то. И пусть мое ожидание занимает целую минуту, его смиренного вздоха более чем достаточно, чтобы я смягчил свою позицию. И я этому рад.

Мне не нравится быть с Кираном суровым, ставить его на место, так сказать. Потому что я чувствую себя… не в своей тарелке. Что само по себе странно, потому что мне нравится брать верх над большинством людей. Доминировать.

Но в случае с Рейном я люблю подчиняться.

Тем не менее, бывают моменты, когда я просто знаю, что Кирану нужен кто-то, кто заставит его отступить. Поставит на колени ради его же блага.

И, честно говоря, разве не этим я занимаюсь с самого начала? Являюсь тем, кто достаточно силен, чтобы дать отпор. Разве это не то, что нужно Кирану?

Равенство.

Увлажнив губы, я качаю головой. Потому что, хоть и знаю об этом, не уверен, что Рейн когда-нибудь увидит меня в таком свете.

– А теперь мне можно тебя обнять?

Киран ухмыляется и кивает в согласии.

Я проскальзываю между ним и островком, так, что оказываюсь прямо перед Рейном, прежде чем усесться на столешницу.

Киран обнимает меня за талию, прижимается лбом к моей груди и вздыхает:

– Как ты можешь меняться так часто? Сначала быть милым, потом властным и через секунду снова милым?

Я пожимаю плечами, обхватывая руками его шею и касаясь пальцами коротких волос.

– Богом данный талант? Соленая карамель в человеческом обличии? Кто знает.

Киран издает тихий смешок:

– Самая вкусная соленая карамель в моей жизни.

Мои брови взлетают вверх:

– А, так ты теперь шутишь?

– Нет. – Он качает головой с усмешкой на лице: – Просто хочу быть уверен, что ты помнишь, как я высасывал тебя досуха.

Я притягиваю Рейна к себе, наклоняюсь и слегка покусываю его губы:

– Об этом невозможно забыть, – говорю я ему, прежде чем поцеловать. Предполагается легкий чмок, но, как и обычно, наши языки сплетаются до тех пор, пока мы не начинаем задыхаться. – Как бы мне ни нравился твой рот, я умираю от желания узнать, что же находится в этом конверте.

Я скольжу языком по губам Кирана, прежде чем отстраниться и бросить взгляд на столешницу.

Рейн хватает конверт и с беспокойством на лице протягивает его мне. Я беру конверт, а затем снова целую Кирана. Письмо тяжелее, чем я думал, а бумага толстая, как картон.

Рейн упирается лбом прямо в мои грудные мышцы и еще крепче обнимает меня за талию. Обвив руками его шею, я осторожно вскрываю конверт и вытаскиваю… кусок чего-то похожего на… лист бумаги.

Но он девственно чист.

Я чувствую, как хмурюсь, пока переворачиваю его, а затем мое сердце… замирает.

Рейн, должно быть, чувствует это, потому что сильнее прижимается ко мне лбом, как будто хочет проникнуть внутрь моей грудной клетки, чтобы убедиться, что мое сердце все еще бьется.

Это рисунок. Написанный акварелью.

И он ошеломительный.

Я хорошо знаю это место, так как много раз бывал там с Тейлором, Дрю и Эллиотом, когда мы в юности приезжали сюда на лето. Или даже зимой, когда на курорте в Вейле начинался горнолыжный сезон.

Покрытые снегом остроконечные вершины, линия горизонта и скопления сосен, окружающих яркое озеро. Картина идеально передает красоту этого места. Даже лучше, чем фотографии.

– Я был там один раз, – бормочет Рейн, его голос слегка приглушен моей футболкой, – когда мне надоело с тобой ругаться. Но еще больше мне надоело от тебя прятаться, поэтому я выбрался из шале и поднялся на склон, чтобы посмотреть, из-за чего весь сыр-бор. – Я помню день, о котором говорит Рейн. Потому что слышал, как он незаметно выскользнул из дома, готовый отправиться в свой поход. Кирана не было довольно долго, и я уже начал волноваться, пока не заметил его в окне. Он направлялся в сарай, стоящий рядом. Это был тот день, когда я впервые его поцеловал. – А когда добрался туда, я кое-что понял. Пусть осознал и не сразу, так как был занят рисованием, пытаясь отвлечься от мыслей. Когда я дошел до озера, меня осенило. Как можно смотреть в такую синеву и не утонуть в ее глубине? – Киран замолкает и отстраняется от меня. Мои руки с рисунком соскальзывают с его шеи, мягко опускаясь на колени. Рейн с минуту изучает меня пристальным взглядом, прежде чем продолжить самым тихим шепотом, полностью опаляя мое сердце. – Цвет… который напоминает твои глаза.

Рейн говорит так, будто это простой факт, и это не он только что расплющил мой мир, словно блин. Эти слова оказались для меня намного более важными, чем любые извинения Рейна.

Мой взгляд снова опускается на колени, и я провожу пальцами по границам рисунка – мягким идеальным линиям и смешению цветов, испытывая восторг от таланта Кирана.

Он думал обо мне, когда рисовал?

Рейн нервно кашляет, привлекая мое внимание как раз вовремя, чтобы я заметил, как он потирает затылок ладонью:

– Похоже, даже когда я пытался от тебя сбежать, мои мысли все равно возвращались обратно. Я больше не позволяю им сводить себя с ума, превращаясь в человека, который…

Киран не заканчивает свою мысль, но ему и не нужно, потому что я знаю, о чем он.

Враждует с людьми. Причиняет им боль…

– В любом случае, гм, – начинает Рейн, облизывая губы, прежде чем вздохнуть. – Счастливого Рождества, Ривер.

Рождество.

Не могу поверить, что этот факт вылетел у меня из головы, с тех пор как Киран вошел с конвертом на кухню.

Наверное, именно так и происходит, когда тебе дарят необычный подарок.

И нет, я говорю не о рисунке в своей руке.

Положив его на столешницу, я поднимаю голову, чтобы поймать взгляд Рейна. И как только наши глаза встречаются, я вижу в них больше уязвимости, чем предполагалось.

Я ощущаю, как тянусь к нему руками. На лице Кирана проскальзывает что-то вроде замешательства. Но когда я просто сжимаю его в объятиях, он расслабляется и отвечает тем же.

– Спасибо, – я почти задыхаюсь от своих же слов, впиваясь пальцами в футболку Рейна и глубоко вдыхая его запах. – Спасибо.

Глава двадцать вторая

Ривер

День семнадцатый

Рождество

Прошлой ночью случилось нечто странное. В нашей динамике произошел сдвиг.

Не знаю, почувствовал ли это Рейн, но я определенно ощутил… Нелепо даже думать об этом. Не то, что чувствовать.

Отчасти, я понимаю, что если упомяну об этом Кирану, чтобы проверить, заметил он или нет, то наши отношения регрессируют на миллион шагов назад. А это последнее, чего мне хочется.

Но мой вопрос гноится под тонким слоем избегания.

Я больше не чувствую, что мы враги. Нисколько. У меня нет желания играть с Кираном в войну. Я хочу быть его другом. Настоящим другом. Не просто тем, кого он трахает только потому, что мы застряли посреди гор, и нам больше нечем заняться, кроме как спать друг с другом. Я говорю о том, что хочу ходить с Рейном в кино, общаться после тренировки, учиться вместе и наслаждаться обществом друг друга… В общем, быть друзьями.

Будем ли мы заниматься сексом после того, как вернемся обратно? Продолжим ли наше общение в том же духе? Черт… Я не знаю.

Просто. Не. Знаю.

Наш секс крышеносный. Меняющий сознание. И, похоже, лучший из того, что был у меня с парнем или девушкой.

И это говорит тот, кто привык почти всегда быть сверху?

Как я уже сказал, меняющий сознание.

Мне нравится, что Киран доминирует, однако, даже когда я снизу, он позволяет мне почти все. Я бы солгал, если бы сказал, что не думаю о том, чтобы оказаться сверху, настолько часто, что это, вероятно, психически ненормально, однако я был бы счастлив прожить остаток своей жизни, никогда не погружая свой член ни во что, кроме рта, если бы это означало спать с Рейном Грейди.

Что само по себе звучит… сомнительно.

Мне двадцать один, и последнее, о чем я должен думать – это остепениться из-за потрясного секса.

В груди начинает ныть, словно отвергая мою линию мышления. Я знаю, что наши отношения не просто хороший трах. Я понимаю, что по уши увяз в Рейне, особенно после прошлой ночи.

И все же… не собираюсь ничего менять.

Без остановок прямо в Ад.

Застонав, я перекатываюсь на бок и соскальзываю с кровати, ощущая боль от того, что снова провел полночи на полу. Но мне плевать, пока я рядом с Рейном. Вдруг ему когда-нибудь потребуется моя поддержка.

Мне просто хочется, чтобы он впустил меня в свою комнату. Или провел ночь в моей постели. Но я не собираюсь раскачивать лодку своим предложением и рисковать испортить… соглашение, которое мы заключили.

Черт, какой же я дурак.

Надеваю чистую одежду и решаю не зацикливаться на том, что, черт возьми, я чувствую или не чувствую к Кирану. Разберусь со всем этим позже.

Пройдя по коридору, я с ужасом обнаруживаю, что Рейн сидит за кухонным столом с чашкой кофе в руке. Сейчас только начало восьмого, а обычно он встает не раньше десяти, потому что его часто будят кошмары.

Прошлая ночь не была такой уж ужасной, но все же. По какой-то причине Киран только стонал и всхлипывал примерно двадцать минут, прежде чем снова погрузиться в относительно мирный сон.

Это не значит, что я не провел добрых два часа на полу возле его комнаты, чтобы знать наверняка.

Я вообще не пытался говорить с ним о его снах с той первой ночи. Мы ведь не спим в одной постели. Черт возьми, мы едва даже трахаемся в ней. Ну, может, пару раз за все время мы и… спали вместе? Занимались любовью? Трахались?

Черт. Все сложно.

– Доброе утро, – говорит Киран, поднимаясь со стула и направляясь к кофейнику. Он наливает себе еще одну чашку, потом берет вторую, чтобы налить и мне. Затем протягивает ее, и в его глазах мелькает нервный огонек. – Ты хорошо спишь?

– Да, – отвечаю я, и это не совсем ложь. Когда я сплю в кровати, все прекрасно. Но пол не очень способствует крепкому сну. Я делаю глоток кофе, наслаждаясь горьким вкусом на языке, и улыбаюсь:

– Я запланировал для нас кое-что интересное.

Киран вскидывает бровь:

– Неужели?

– Так и есть. Вообще-то хорошо, что ты уже проснулся. А значит, мы можем выехать пораньше, пока не слишком людно.

– Не слишком людно? – переспрашивает Рейн, и на его лице появляется замешательство.

Я прикусываю губу, пытаясь сдержать улыбку, чтобы та не стала шире.

С тех пор, как Рейн сказал мне, что никогда не бывал в горах, не говоря уже о лыжах или сноуборде, я жаждал взять его с собой. Но, зная Рейна, он не хотел бы, чтобы его видели со мной на людях чаще, чем требуется.

Хотя я уже не так уверен, что это правда. А после вчерашнего? Сделать мне такой милый подарок и ничего не ожидать взамен?

Да нет. Ни хрена не происходит.

– Мы поедем в Вейл, – небрежно говорю я, прежде чем сделать еще один глоток кофе. – Я купил абонемент на подъемник на весь день.

Глаза Рейна практически вылезают из орбит, но затем он смотрит на меня скептически:

– Это, что, рождественский подарок?

– А не все ли равно? Он уже оплачен и возврату не подлежит, и нет, ты не можешь вернуть мне деньги, – пожимаю я плечами. – С тех пор, как мы сюда приехали, я мечтал вернуться на склоны. Это больше для меня, чем для тебя, потому что ты даже не знаешь, как кататься.

Опять же, не совсем ложь.

Взгляд, который бросает на меня Киран, дает понять, что парень все еще сомневается в моих мотивах, однако он не возражает.

– Ты научишь меня? – Вопрос звучит так беззащитно, что я почти теряю дар речи.

Рейн мать его Грейди нервничает.

Это зрелище стоит того.

Я улыбаюсь:

– Конечно, детка. Я буду держать тебя за руку все время, пока мы будем спускаться вниз.

***

Не проходит и часа, как мы одеваемся в зимнюю одежду, которую привезли с собой в шале – к счастью, я захватил две пары зимних штанов – и на квадроцикле едем в город. По крайней мере, на этот раз я спокойно сижу сзади и могу с уверенностью дразнить Рейна – скользить ладонями по коже его пресса, груди и спины под всеми этими слоями одежды.

Киран мог бы съехать на обочину и пригрозить, чтобы я убрал от него свои руки, пока мы не свалились в какой-нибудь овраг, но он, казалось, не возражал.

Взяв напрокат пару досок и шлемов, и показав Рейну основы передвижения с ногой, закрепленной в сноуборде, мы садимся в один из кресельных подъемников на вершину горы.

Пока мы медленно поднимаемся над склоном, я смотрю на окружающий нас пейзаж и благодарю небо за то, что мне посчастливилось вырасти в таком чудесном месте. Столько людей никогда не узнают, в каком прекрасном мире мы живем – насколько малы в грандиозном плане жизни – и пребывание в горах является прекрасной возможностью взглянуть на него в перспективе.

И речь не только обо мне. Штат быстро разрастается, и горы здесь играют не последнюю роль.

Я ощущаю укол вины из-за того, что эти склоны являются для меня родными местами, в то время как нога Кирана ни разу не ступала на горнолыжный курорт. И я благодарен за то, что у него появится этот опыт. Хотя Рейн и не открылся мне, не показал своих шрамов и демонов, я знаю, что он сражается с ними изо дня в день. Поэтому надеюсь, что свежий воздух придаст ему сил, и Киран немного отдохнет. Хотя бы сегодня.

– Какая песня? – спрашивает Рейн ни с того ни с сего, отвлекая меня от мыслей.

– А?

– Какая песня сейчас звучит в твоей голове?

– Я не… – начинаю отрицать я, пока не осознаю, что рассеянно постукиваю рукой в перчатке по своим штанам, погруженный в мысли. Киран берет мою руку в свою, переплетая наши пальцы в перчатках.

Это что-то новенькое.

Я хмурю брови, глядя на наши сплетенные руки и замечая, что он ухмыляется.

– Так, что за песня?

Я чувствую, как горят мои щеки, несмотря на холодный ветер, и отвожу взгляд, внезапно встревоженный тем, что нахожусь так близко к Кирану.

– Не думаю, что… Я не думал о песне, – лгу я, все еще оглядывая склоны, которые относительно пусты, так как сегодня Рождество, и большинство людей проводят время со своими семьями.

– Почему ты мне лжешь?

Я бросаю на взгляд на Рейна, не привыкший к тому, что он может меня раскусить. По крайней мере, не во лжи. Потому что я никогда не стану ему лгать. Искажать правду? Возможно. Но даже когда мы вцеплялись друг другу в глотки, я никогда не лгал.

У меня на лице дёргается мышца.

Черт!

– Ривер, – рычит Киран, хватая меня за подбородок. – Я спрашиваю тебя об этом каждый божий день, с тех пор как мы решили пойти на… сделку. В чем проблема? О чем ты сейчас думал?

– Обо всем, – бормочу я, глядя в глубину его янтарных глаз. – Мои мысли несутся со скоростью сто миль в час, и я просто… – Боже. Как объяснить, что я размышляю о своих чувствах к нему?

Мне не стоит целовать Рейна или держаться за руки на публике, словно я пытаюсь заявить всему миру, что он мой. О таком мы не договаривались, и, конечно, друзья с привилегиями не должны желать большего. А мы определённо приятели по траху.

Ведь так?

Испуская разочарованный вздох, я уступаю своему желанию, хватаю Рейна сзади за шею и прижимаюсь ртом к его губам, не обращая внимания на окружающих нас людей.

Сначала Киран замирает, и мне кажется, что он собирается меня оттолкнуть. Черт, возможно, даже столкнуть с проклятого подъемника, отправив вниз к неминуемой смерти.

Меня удивляет, когда Рейн прикусывает зубами мою нижнюю губу, прежде чем прижаться ко мне своим ртом.

– Ты пытаешься отвлечь меня, да? – Он тяжело дышит между поцелуями. – Потому что, как бы мне ни нравилось целоваться с тобой, ничего не выйдет. Я только еще больше хочу знать, что это за песня.

– Я просто хотел тебя поцеловать, – выдыхаю я, и на этот раз это не ложь. – Так целуй же меня.

И Рейн целует. Так требовательно и долго, что, как только мы достигаем вершины подъемника и готовимся спешиться для первого спуска за день, мое возбуждение достигает опасного уровня. Мы слезаем с подъемника и направляемся к одной из самых легких трасс на курорте. Рейн, упрямый осел, оказался непреклонен насчет того, чтобы учиться на детском склоне. Так что это будет… интересно.

Вставляя левую ногу в крепление, я перевожу взгляд на Кирана, как раз вовремя, чтобы увидеть, как тот падает после попытки, стоя, закрепить правую ногу. Я кашляю, чтобы скрыть смех, но Рейн определенно улавливает мое веселье, если взгляд, который он бросает в мою сторону, прежде чем на этот раз сесть, является каким-то признаком.

Его менее чем изящные попытки встать на ноги смотрятся ужасно забавно. Наблюдая, как Киран теряет равновесие, в буквальном и переносном смысле, по моему телу растекается тепло.

Сжалившись над ним, я подпрыгиваю и протягиваю руку, чтобы помочь ему подняться.

– Что, уже смеешься надо мной? – рычит он, хватая меня за предплечье.

– Так точно, детка. Это моя прерогатива как твоего учителя. Сегодня я могу смеяться над тобой сколько угодно.

Рейн ухмыляется и сжимает мою руку покрепче, но только для того, чтобы рвануть меня к себе, а не подняться на ноги. Я приземляюсь на него сверху, и наши ноги, а, следовательно, и доски, путаются вместе.

– Ну, и посмотри, что ты натворил. Ты этого хотел?

– Нет, – стонет Киран, ерзая под моим весом, пока я пытаюсь высвободить свои ноги. – Я просто хотел, чтобы ты замолчал.

Думаю, у тебя есть… больше чем один способ заставить меня это сделать.

– Что ж, осел, миссия выполнена, – смеюсь я, выпрямляясь, прежде чем протянуть ему руку, которую он с благодарностью принимает и, на этот раз, использует по назначению.

Как только мы оба встаем, я смотрю на Рейна и замечаю самую яркую улыбку на его лице. Ярче, чем солнце.

Отчего мое сердце замирает.

– Что такое? – спрашиваю я, уверенный, что мой голос не больше, чем шепот, который теряется на холодном ветру.

– Ничего. Я просто счастлив.

И он не лжет. Истина читается по блеску в его глазах и улыбке на лице. Я никогда не видел Кирана таким.

Свободным.

Мне отчаянно хочется запечатлеть этот момент – разлить его по бутылкам, загрузить в «облако». В общем, найти любой способ сохранить воспоминание на всю оставшуюся жизнь. Помнить, каково это, когда Рейн смотрит на меня вот так. Знать, хотя бы на мгновение, что я являлся источником его радости. И это самое сильное чувство на свете.

Я сжимаю руку Кирана в своей, наклоняясь вперед, чтобы коснуться губами его рта:

– Я тоже.

Рейн обвивает рукой мою талию и притягивает меня к себе, насколько это возможно со сноубордом на ногах. Его губы мягкие, но все же настойчивые и требовательные.

Когда дело касается Рейна, мне подходит любой вариант.

Честно говоря, я до сих пор не могу поверить, что все происходит на самом деле. Что я целуюсь с ним вот так, не обращая внимания на окружающий мир, что Киран принадлежит мне, пусть даже и на короткое время.

Я скольжу пальцами сзади, под его шлемом, и наклоняю голову, чтобы проникнуть языком еще глубже. Наш поцелуй становится слишком страстным для публичного места. Не то чтобы меня это волновало. Но, зная Рейна, он чувствовал бы себя неуютно, если бы осознавал, что за нами наблюдают.

Именно это и происходит, потому что поблизости раздаётся громкое «гребаные пидоры».

Рейн мгновенно застывает, и его тело становится жестким, как доска. Он отстраняется, чтобы посмотреть мне в глаза, а затем пытается вырваться, но я не позволяю.

Черт.

Вглядываясь в янтарные глаза, я замечаю, как в них растет ярость.

– Эй. Эй. Все нормально, – успокаиваю я, как только могу. Потому что это, должно быть, первый раз, когда Киран ощутил гомофобию на себе. Независимо от того, насколько ты непробиваемый, каждый первый раз ужасен. – Не слушай их, детка, – бормочу я, потирая большим пальцем точку на его шее. Она заметно пульсирует, являясь проявлением гнева Кирана. – Тебе нечего стыдиться. Совершенно. Так к черту их. К черту всех этих невеж. – Я вижу, как Рейн впивается зубами в нижнюю губу, пытаясь успокоиться. – Просто дыши. У них нет никакого права голоса в том, кто мы есть. На дворе двадцать первый век, так что они могут успокоиться по поводу двух парней, которые целуют друг друга на публике. Любовь – это просто любовь. – От моих последних слов Киран замирает. Черт, я не хотел привносить это слово в нашу ситуацию. – Ты понимаешь, о чем я, – быстро добавляю я, моля Бога, чтобы мой маленький промах не испугал Рейна еще больше.