Текст книги "Вечное Лето, Том IV: Звёздная Пыль (СИ)"

Диего сжимает в пальцах ледяную ладонь Марикеты. Его лучшую подругу держит на руках Вэйрин, а лодкой управляют Малатеста и Ивонн. Меланте летит рядом, и её ноги едва не касаются поверхности воды, под которой плавают хищные рыбы.

Мари так и не проснулась. Иногда шевелится в своём беспокойном сне, хмурится, закусывает губу, на которой и так живого места не осталось. Порой из-под плотно сомкнутых век катятся слёзы.

Диего не знает, как ей помочь. Как разбудить её. Что бы ей ни снилось, это причиняет боль – иногда с губ срываются стоны, будто кто-то ранит её. В какой-то момент она поднимает свободную от его хватки руку – у Диего подпрыгивает сердце, когда он думает, что она просыпается, – и смыкает пальцы на металлических жетонах с именем Джейка. Её лицо немного расслабляется, а потом она вдруг выгибается в руках Вэйрина и отчаянно кричит. Это и похоже на то, как к ней возвращались воспоминания до этого – и сильно отличается. Она вообще не реагирует на внешние раздражители, да и Диего, если честно, опасается будить её насильно. Всё должно происходить само по себе… Наверное.

От крика Марикеты Меланте будто спотыкается в вохдухе и, спохватившись, приземляется в лодку.

– Что с ней? – обеспокоенно спрашивает она.

– Я думаю, она вспоминает, – говорит Диего так тихо, что едва слышит собственный голос. – Вспоминает всё.

Мэл качает головой, потому что она уже задавала этот вопрос – а Диего уже отвечал – но, кажется, ей от этого ничуть не легче. Впрочем, как и самому Диего. И Вэйрину, и Иви с Малатестой, хотя последние двое и делают вид, что их всё это нисколечко не интересует – и тем не менее, Ивонн порой оглядывается на бесчувственную Марикету и закусывает губу. Явно беспокоится.

Конечно, на берегу у Элистель происходит именно то, чего опасался Диего – их встречает целая процессия во главе с Сераксой и нетерпеливо приплясывающим на месте Таари. Кажется, мальчик первый понимает, что что-то не так. Вэйрин, осторожно сходя с лодки с Марикетой на руках, отдаёт своим людям короткий приказ разойтись, и все покорно следуют этому приказу, за исключением военачальницы и её приёмного сына. Таари подходит ближе к вождю и тщетно пытается заглянуть в лицо Мари – всё ещё недостаточно вырос, отрешённо замечает Диего.

– Мисс Марикета? – зовёт Таари. – Что с ней? Она заболела?

В этот момент Мари издаёт протяжный стон.

– Ей больно? – снова спрашивает Таари.

– Мой вождь, – встревоженно произносит Серакса, – что случилось?

– К ней возвращаются воспоминания, – тихо отвечает Вэйрин. – И я думаю, что ей действительно больно, Таари.

Мальчик хмурится, оглядывается на Диего и сжимает губы.

– Я сделал для мисс Марикеты, – говорит он почти виновато и протягивает Диего венок из светящихся цветков. – Думал, ей понравится.

– Ей понравится, – слабо улыбается Диего. – Я обязательно отдам ей, как только она проснётся. А пока беги. Ей нужно… Ей нужен покой.

Таари протяжно вздыхает, но, кивнув, уходит прочь.

– Мой господин… – начинает Серакса и осекается.

– Тебя тоже это касается, – жёстко говорит Вэйрин, – мы отправляемся на юг, в отель. Наши друзья уже должны были добраться сюда, а связаться с ними мы не можем. В моё отсутствие…

– Я знаю, – резко говорит женщина и, развернувшись, уходит за Таари.

Диего в какой-то момент даже хочет сделать мужу замечание, что не стоит разговаривать с военачальницей так грубо, но сейчас не время и не место. Обходными путями, чтобы не пересекать всю деревню, они идут в джунгли – туда, где заканчивается дорога и где ждёт машина.

– Мы с вами туда не поедем, – вдруг говорит Иви, останавливаясь на поляне. – Мы сделали, что должны были. Возвращайтесь, когда она придёт в себя.

С этими словами она резко разворачивается на каблуках и уходит в джунгли. Мал, пожав плечами, следует за ней. Меланте растерянно оглядывается на удаляющихся пиратов.

– Что это они?

– Машина их пугает, – раздражённо бросает Диего. – Ладно, а кого бы не пугала на их месте…

С тех пор, как Алистер и Грейс закончили строительство дороги, путь до «Небожителя» от Элистель стал почти что удовольствием – разве что если кто-нибудь реально может получить удовольствие от того, как машина скачет по кочкам. Будь у них больше времени – и если бы Мари не была в бреду – Диего предпочёл бы потратить день на пешую прогулку. Но сейчас приходится мириться с неудобствами, устраиваясь на водительском сидении.

А когда на полпути они едва не сталкиваются лоб в лоб с другой машиной, у Диего от адреналина темнеет в глазах, и он, в последний момент нажав на тормоз, вцепляется в руль так, что костяшки пальцев белеют. Автомобиль напротив замирает в воздухе – буквально – вместе со словно застывшими пассажирами.

И с заднего сидения осторожно выбирается хрупкая девушка с копной длинных тёмных волос. Её глаза кажутся огромными от шока, когда она совершает какие-то пасы руками, и остановившийся над дорогой автомобиль медленно опускается на землю.

– Я сейчас вас разморожу, – громко говорит она, – только обещайте не орать, все живы…

– Ева?!

Диего оглядывается на Меланте, которая выдирает ремень безопасности к чертям собачьим и выпрыгивает из машины. Она замирает в воздухе, словно её тоже заморозили, а потом подлетает к девушке и крепко её обнимает.

Девушка обнимает её в ответ с таким ошарашенным лицом, будто увидела привидение.

– Ме…ланте? – сипит она. – Ты… меня сейчас… нахуй задушишь.

– Извини, извини! – Мэл поспешно отстраняется от Евы. – Как вы здесь… Ты одна или?..

Ева склоняет голову, и её огромные глаза расширяются ещё больше. Не глядя на машину, она совершает ещё одно движение рукой, и в следующее мгновение из автомобиля высыпают незнакомые Диего люди – светловолосый мужчина в неуместном костюме, манерой одеваться неприятно напоминающий Рурка; смуглый парень с копной каштановых волос, удерживаемых на лбу очками-гогглами; шатенка с таким количеством макияжа на симпатичном лице, что могла бы соперничать с Мишель несколько лет назад в том, кто нанесёт на лицо больше косметики; и, наконец, молодой человек с раскосыми глазами.

И на глазах Диего все эти люди принимаются обниматься и восторженно что-то орать.

Всё понятно – это гости из Нортбриджа, друзья Меланте, из-за которых Марикета пошла на эту авантюру. В это мгновение, видя радость их воссоединения, Диего почему-то готов всех их возненавидеть.

Тем более, что Марикета вдруг снова кричит, и поток восторженных визгов обрывается с этим криком и тем, что Вэйрин выходит наружу, подхватывая Мари на руки.

Теперь уже из второй машины выходят все остальные. На лицах – спектр эмоций от недоверия и беспокойства до облегчения. Мишель моментально надевает маску всезнающего доктора и лезет в маленькую сумочку на поясе за нашатырём, который снова не приносит никакого эффекта; Шон принимается расспрашивать Вэйрина о том, что произошло, и вождь Элистель растерянно мнётся, пока Меланте рассказывает, как очнулась вместе с Марикетой в Разломе. Куинн закусывает губу и вдруг начинает рыдать, наверняка от облегчения, Келе хмурится, прижимая к себе Куинни и буравя неожиданно сжавшуюся Мари настороженным взглядом. А потом внезапно произносит:

– Если она сейчас всё вспоминает, значит, её силы к ней вернутся, как только она очнётся?

– Скорее всего, – встревает Дакс. – Во всяком случае, я считаю именно так.

Диего с досадой морщится.

– Нужно отвезти её в отель и дождаться, когда она придёт в себя, – сухо произносит он. – Что бы там ни было, а ей может быть очень хреново, когда она всё вспомнит.

Странно, но его слова действительно становятся толчком к действию – хотя он на это и не рассчитывал, слишком уж сумасшедшей стала атмосфера на этом участке дороги. Но даже делегация из Нортбриджа будто бы успокаивается, и Диего невольно проникается к ним уважением – они только что вновь обрели потерянную подругу, но кажутся предельно собранными. Наверняка каждый из них – профессионал своего дела, чем бы они там ни занимались.

Как будто Диего вообще это волнует. Как будто его беспокоит вообще хоть что-то кроме того, что Марикета на заднем сидении автомобиля вдруг принимается рыдать, и звук такой, будто эти рыдания раздирают ей горло.

А когда они подъезжают к отелю, Мари успокаивается. Как-то слишком неожиданно, и от наступившей тишины Диего аж пот пробивает. Он оглядывается и чуть не въезжает в забор вместо ворот, но убеждается, что она по-прежнему спит.

Вэйрин несёт её буквально в первую попавшуюся комнату, следуя инструкциям неуёмной Мишель. Кто-то бежит сообщить остальным, и Диего невовремя вспоминает про Маккензи. И, конечно, совершенно не удивляется, когда в выбранную Миш комнату широкими шагами заходит Джейк – бледный и ещё более осунувшийся, чем в тот день, когда Диего прилетел из Лондона в Нью-Йорк.

Маккензи смотрит на Мари так внимательно, будто от его взгляда она может проснуться. А потом прикрывает глаза, выдыхая с облегчением, и опускается в кресло напротив кровати.

– Давно? – коротко спрашивает он.

– С ночи, – так же лаконично отвечает Диего.

Мишель какого-то чёрта носится по номеру, прежде чем уйти куда-то восвояси. Вэйрин, вздохнув, сообщает, что хочет пойти поздороваться с остальными, и Диего остаётся наедине с Джейком – и по-прежнему крепко спящей Мари.

Он смотрит на Маккензи, не зная, что ему сказать. Да и Джейк не торопится прерывать молчание.

Чёрт его знает, сколько времени так проходит – в комнату периодически кто-то заглядывает, чтобы узнать, не проснулась ли Мари, а она в какой-то момент принимается метаться по кровати и что-то бессвязно бормотать. Хуже всего, на мгновение Диего кажется, что, когда она разжимает ладонь, с неё срывается сине-голубое свечение. Но, скорее всего, ему просто показалось – после этого безумного, нервного дня и не такое привидится. Или он просто старается себя успокоить.

А потом это происходит опять, и свечение окутывает всё её тело. Она вытягивается в струнку, и какая-то невидимая сила поднимает её над постелью. Диего замирает, оглушённый стуком собственного сердца, а Джейк вскакивает со своего кресла и подходит к кровати – хватает Мари за руку, и свечение исчезает. Будто схлопывается в её груди, и она падает обратно на простыни.

После чего открывает глаза. На долю секунды в карих радужках загорается и потухает зелёный свет, а потом она шумно выдыхает, глядя на Джейка так, будто видит впервые.

И принимается рыдать. Следующие несколько минут ни Диего, ни Джейк не могут до неё достучаться – она садится на постели, обхватывает колени руками и воет белугой. Иногда с её губ срываются какие-то слова, но чересчур неразборчиво, чтобы кто-то мог её понять.

Где-то между делом в комнату в очередной раз заходит Эстелла. Кричит что-то в коридор, и буквально минута требуется всем остальным, чтобы оказаться в номере. Хотя, конечно, наверняка проходит куда больше минуты, просто Диего сейчас не думает о времени.

В конечном итоге из-за того, что в комнату набивается столько народу – чёрт возьми, даже включая их новых нортбриджских знакомых – духота царит такая, что воздух кажется плотным. Мишель открывает окно, и это, конечно, мало помогает, ведь на Ла-Уэрте невыносимая жара, но порыв ветра, ворвавшийся в створку, внезапно отрезвляет Марикету.

Она резко замолкает, прикрывает глаза, втягивает носом моментально наполнивший комнату солёный воздух – и расслабленно выдыхает.

Спустя несколько глубоких вдохов она открывает глаза и обводит взглядом присутствующих.

– Где Зара и Крэйг? – хрипло спрашивает она. – И Ал с Грейс…

Её вопрос словно срывает невидимый заслон, и комната наполняется гомоном.

– Как ты?

– Что это было?

– Как ты оказалась в Разломе?

– Мари, ты нормально себя чувствуешь?

– Твою мать, Марикета, я переебу тебя лопатой.

– Нахера ты вообще полезла…

– Что тебе снилось?

Диего даже не различает, кто и что говорит. Правда, обращает внимание, что замечение про лопату явно срывается с губ Эстеллы.

Мари глубоко вздыхает.

– Я… Я всё вспомнила, – тихо говорит она, и после её слов вновь наступает тишина. – Я имею в виду… Всё. Это не только мои воспоминания. Это… Это воспоминания Вечного. Я знаю всё о двух тысячах попыток спасти нас.

– Мари, – окликает Куинн, садясь рядом с ней на постель, – как ты… Как ты?

Она пожимает плечами.

– Если бы вас сейчас здесь не было…

Мари качает головой и больше ничего не говорит.

Диего осторожно кладёт руку ей на плечо. Для них в своё время было невыносимо сложно принять тот факт, что все они умирали больше двух тысяч раз. Это было невероятно и страшно. Но только у Марикеты были видения из этих прошлых жизней – а теперь она пережила всё это заново. Тут действительно есть от чего тронуться умом.

– Я люблю вас, – вдруг говорит Мари, обводя взглядом друзей, – я люблю вас так сильно, что теперь наконец-то готова понять Вечное. Я сделала бы всё то же самое на её месте. Ради всех вас – вместе и по отдельности. – Маккензи смотрит на неё так, будто она сказала несусветную глупость. – И теперь, – продолжает Мари, – когда я знаю всё… Я не жалею о том, что воссоединилась с Ваану пять лет назад. Никогда не жалела, – исправляется она, – но сейчас мне понятно, что мной двигало. Это вы сделали меня такой. И… спасибо.

Странно, но совершенно ни у кого из присутствующих не находится, что ей ответить.

В конце концов Мишель невпопад говорит:

– Грейс и Алистер узнали, что у Блэр есть кристалл. Когда они вернутся, мы будем думать, что с этим делать.

– Хорошо, – устало кивает Мари, – мы… можем поговорить об этом позже, правда?

– Конечно, – отвечает за остальных Радж, – ты наверняка голодная, да?

– Если честно, я просто хочу в ванную, – кривится Мари, – и немного полежать. Голова болит.

– И если мы сейчас уйдём, – настороженно произносит Куинн, – ты ведь никуда не денешься? Не примешься создавать порталы и всё такое?

– Никуда, – Мари слабо улыбается. – Я просто… Мне нужно обо всём этом подумать.

Когда остальные расходятся – все, на удивление включая и Маккензи, – Диего берёт Мари за руку.

– Ты уверена, что всё в порядке?

– Диего, – Мари устало прикрывает глаза. – Никаких порталов. Никаких перемещений к Ваану. Я только что видела твою смерть две тысячи раз. Твою – и остальных. Просто… Дай мне прийти в себя, пожалуйста.

Тон у неё немного раздражённый, и Диего чувствует странную смесь вины – за то, что докучает ей разговорами, – и злости – за то, что она в очередной раз положила голову на плаху. Но она уже встаёт с постели и, шатаясь, идёт в сторону ванной, так что беседы явно не получится.

Вздохнув, Диего уходит вслед за остальными и закрывает за собой дверь.

Вопреки ожиданиям, Мари не становится легче после ванной. Во всяком случае, морально – физически-то всё в порядке, и, когда головная боль притупляется, Марикета в целом чувствует себя так, будто могла бы свернуть сейчас горы. Если бы не была так раздавлена потоком видений. Ощущать всё это… Как это происходило снова и снова, пока Вечное не сумела выиграть эту шахматную партию со смертью… Сколько вариантов она перепробовала, чтобы все двенадцать «Катализирующих» остались в живых! Даже придумала для ваанти целую религию, чтобы те никого не убили… Одно Марикете становится ясно: на месте Вечного она бы сошла с ума. Да, она понимает, что упорством не уступает своей первой версии, но то, что сотворила Вечное… Мари не смогла бы так.

Когда Мари, кутаясь в халат, возвращается в постель, в дверь раздаётся стук. Она едва открывает рот, чтобы ответить, а Джейк уже заходит в комнату с подносом с едой.

– Когда ты ела в последний раз? – спрашивает он вместо приветствия.

Мари только пожимает плечами. Смотреть ему в глаза после того, как сказала, что всё будет хорошо – и сразу после этого исчезла – невыносимо. Он наверняка злится, и, конечно, имеет на это право. Хотя Мари совершенно не чувствует голода, эта забота вдруг раздирает грудь чувством вины.

Так и не дождавшись ответа, Джейк ставит поднос на стол и садится в кресло напротив её кровати – то кресло, в котором сидел Диего, когда она очнулась.

– Я пришёл сказать, что улетаю.

– Куда? – Мари поворачивает к нему голову и чуть не задыхается от потрясения: он смотрит на неё равнодушно, будто она ему не жена, а совершенно посторонний человек.

– В Луизиану, – после короткой паузы отвечает он. – Завтра утром.

– Зачем? Что-то случилось?

Джейк прикрывает глаза и хмурится. Наверное, проходит очень много времени, прежде чем Мари понимает, что задержала дыхание в ожидании его ответа. А потом он смотрит на неё – и тут же отводит взгляд. И от дурного предчувствия у Мари вся кровь от лица отливает, а волнение собирается в колючий комок где-то под грудью.

– Я не могу так больше, Марикета. Я больше не… Не верю в то, что у нас что-то получится. Не верю в нас.

Слова пулями врезаются в плоть, но крови нигде не видно.

– Я… Понимаю, – тихо отвечает она. Она понимает. Действительно. После всего произошедшего, после того, как она заставила его поверить, что снова бросила его – на этот раз даже апокалипсис не стоял на кону, а она вновь это сделала – как он может верить ей? – Ты просто… Ты должен знать, я… Я очень люблю тебя, Джейк.

– Я это знаю, – жёстко говорит он, но его голос тут же смягчается. Ненамного, но всё-таки. – И я тоже люблю тебя, Марикета. Но…

– Ты, – у Мари резко садится голос, – ты хочешь… со мной… расстаться?

Даже думать об этом больно, а произносить совсем невыносимо – слова царапают горло.

– Нет… Да… Я не знаю. – Он глубоко вздыхает и пересаживается из кресла на её постель. Мари бездумно накрывает его ладонь своей, и Джейк, кажется, так же бессознательно сжимает в ответ её пальцы. Но, когда он снова открывает рот, его голос кажется чужим. – Я знаю, что ты не хотела исчезать и не планировала этого. Но я так же знаю, что ты снова бросишься в гущу событий, как только появится возможность. Потому что это – ты. Ты всегда такой была. И… я устал от обещаний, которые ты даже не пытаешься выполнить.

– И ты предлагаешь…

Произнести это во второй раз не получается.

Джейк переводит на неё взгляд – она отчётливо видит боль в его глазах – и… кивает. Этот кивок пробивает дыру в её грудной клетке, будто он всадил кинжал и провернул несколько раз, да так, что металл поцарапал кость.

– Да… Наверное, так будет лучше.

Лучше? Лучше?! Кто он, этот мужчина, который говорит эти слова? Её муж? Но Джейк никогда бы не оставил её, он…

А она оставляла его. Снова и снова. И всегда наивно – и, пожалуй, самоуверенно, – считала, что он примет её обратно. И теперь настал момент, когда он не готов это сделать. Есть ли у Мари какое-то право его винить?

Нет. Винить она может только себя.

– О… – Мари смаргивает слёзы и старается сдержать дрожь в голосе, но нихрена не выходит. – Окей, Джейк. Если ты хочешь этого, я просто… Лучше я… Вот блядь.

Она до последнего пытается сдержать истерику, но ничего не получается. Слёзы текут из глаз сплошным потоком, а от рыданий из лёгких выходит весь воздух – или это от того, что он сейчас сказал? За эти слёзы Марикета ненавидит себя почти так же сильно, как за то, что сама разрушила всё между ними.

– Принцесса, не надо.

Из-за пелены воды и соли перед глазами Мари не видит лица Джейка, и то, что он называет её «Принцессой», вдруг даёт ей надежду – если бы только его голос не звучал так устало и… безразлично.

Он протягивает ладони к её лицу, стирает слёзы, бегущие по щекам, и по телу Мари проходит дрожь, дыхание перехватывает – прежде, чем понимает, что делает, она подаётся вперёд и целует Джейка так, будто пытается уговорить остаться. Будто снова старается дать какие-то обещания. А внутри всё разорвано на части, словно каждую кость в теле сломали.

И, слава всем богам на свете, он отвечает на её поцелуй. Зарывается пальцами в её волосы, притягивает к себе, его сухие губы жёстко прижимаются к её. И ничто не налаживается – этот поцелуй словно высасывает из неё остатки надежды на то, что он сейчас не уйдёт. Ощущение того, что ей раздробило все кости, только усиливается.

И даже то, что её халат оказывается на полу вместе с его одеждой, не приносит никакого утешения.

Всё происходит так, будто он действительно прощается. Будто запоминает её. Мари же кажется, что её тело принадлежит не ей – она не может перестать плакать, когда он берёт её лицо в ладони, когда входит в неё, и это так же желанно и горячо, как всегда, но расходится с её эмоциями. Ритм его движений – неторопливый, так непохожий на всё, что было между ними до этого – отдаётся сладостью в теле, и каждую мышцу сводит напряжением, когда она прижимается к Джейку. Он ловит губами стон её удовлетворения, ни на мгновение не закрывая глаза и не сводя с неё внимательного взгляда, прежде чем последовать за ней.

А потом – Мари даже не успевает перевести дыхание – Джейк встаёт и поворачивается к ней.

– Я… Я ухожу, Марикета. Если не уйду сейчас, это никогда не кончится.

Мари прокусывает губу до крови, наблюдая, как он одевается – ей хочется закричать, что она не хочет, чтобы что-то заканчивалось, хочется, в конце концов, умолять его остаться, но она чувствует, что не в праве просить его о понимании. Больше нет.

Поэтому она молча кивает, беззвучно умоляя саму себя не разрыдаться пуще прежнего – по крайней мере, пока он не уйдёт. И дело тут не в гордости – о какой гордости вообще может идти речь? – ей просто не хочется, чтобы он видел её такой разбитой. Мари знает, что обязана отпустить его. И что это будет самым честным поступком по отношению к нему. По крайней мере, куда честнее, чем всё, что она делала до этого.

И звук, с которым за ним захлопывается дверь, добивает её. Мари утыкается лицом в подушку, закусывает наволочку, чтобы не орать, но это мало помогает.

Ничто вообще не помогает.

Она теряет счёт времени, иногда на короткое время успокаиваясь и снова впадая в истерику. Пять лет назад Марикета оставила его, надеясь, что у него будет возможность жить нормальной жизнью. Но только отобрала у него эти годы. И да, теперь это правильно. Для того, чтобы он научился жить без неё, нужно позволить ему уйти. Марикета действительно согласна с этим… Но это совершенно не исцеляет рану в её груди. Совершенно не облегчает боль. И она ненавидит себя за это – за собственный эгоизм, за то, что не готова отпускать, за то, что виновата во всём сама. Было бы проще ненавидеть кого-то другого, но попросту больше некого.

В конце концов, когда над Ла-Уэртой заходится рассвет, она подходит к окну – и видит, как в утренних сумерках взлетает самолёт.

И она ничего не может ответить, когда спустя несколько часов Мишель заходит в её комнату и спрашивает, почему Джейк улетел.

========== 20: normal ==========

I’d climb every mountain and swim every ocean,

just to be with you and fix what I’ve broken

По прошествии двух месяцев, проведённых на Ла-Уэрте, Марикета думает, что её жизнь не так уж и плоха. Первая неделя была по-настоящему тяжёлой – когда она отказывалась есть, выходить из комнаты и разговаривать с кем-либо.

На второй день после того, как он улетел, она налакалась его любимым виски и попробовала ему позвонить. Трубку никто не взял. А телефон ей принесла Эстелла – тот самый телефон, который она отдала ему, прежде чем коснуться телепорта.

После ещё одной попытки ему позвонить – уже на четвёртый день, но в том же состоянии – она выбросила телефон из окна.

На седьмой день Марикета вышла из комнаты, потому что опустошила бар. И попала аккурат к возвращению Алистера с Грейс, которые вместе с Зарой и Крэйгом с удовольствием сообщили ей, что решили проблему Блэр Холл.

Тогда Мари с трудом понимала, что именно они сделали – потом уже вникла в детали. Зара взломала вообще всё, что можно было взломать в подпольной лаборатории в Колубмии. Запустила с десяток вирусов, уничтоживших абсолютно все данные об исследованиях, и позаботилась о том, чтобы эти данные никуда не просочились. Существовала опасность, что есть копии на сменных носителях, но на компанию миссис Холл внезапно посыпались иски со стороны «Rourke Industries» – Алистер нашёл лазейку в договорах о сотрудничестве. И правительство Колумбии вдруг заинтересовалось деятельностью Блэр в Колумбии… В общем, по словам Грейс выходило, что её мать теперь нескоро выберется из судов – неустойки за нарушение соглашений с Эвереттом Рурком были прописаны просто колоссальные, и Грейс верила, что Блэр вряд ли оправится от этого удара.

Но прошло какое-то время, прежде чем Мари поняла: тот факт, что Зара сумела удалённо запустить протокол самоуничтожения в колумбийской лаборатории, так что им осталось только забрать с руин кристалл (хранящийся теперь в обсерватории Ла-Уэрты), фактически позволил им решить проблему с Блэр бескровно. А в тот момент, когда она обо всём узнала, Мари была готова возненавидеть и Зару, и Крэйга, и Грейс, и Алистера… И всех остальных до кучи. Помимо пустого бара в тот день её вывела из комнаты жажда деятельности. Необходимость заняться хоть чем-то, лишь бы не сойти с ума. Она действительно рассчитывала на открытое противостояние с Блэр. Ей казалось, что это было бы очень хорошим способом отвлечься.

Она пополнила запасы алкоголя, сухо извинилась перед Куинн за то, что из-за Мари заботы о Снежке вновь легли на её плечи, и снова закрылась в своей комнате.