Текст книги "Вечное Лето, Том IV: Звёздная Пыль (СИ)"
Автор книги: Catherine Macrieve
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
– Очень рад это слышать, – ядовито бормочет Джейк, – только нихрена не понимаю, какое отношение это имеет к нам!
– О, видишь ли, Маккензи, – поджимает губы Зара, – у Алистера есть подозрения, что, куда бы ни попала эта Меланте, это может быть то же самое место, где последние пять лет пропадала Марикета.
Мари распахивает глаза так широко, что они слезятся.
– Где я… пропадала, – откликается она. – Но я ведь не знаю, где я пропадала.
– И никто не знает, – соглашается Зара, – это нам и предстоит выяснить.
С этими словами Зара резко встаёт с кресла и, даже не удосужившись попрощаться, выходит из номера. Мари поднимает взгляд на Джейка – он хмурит брови и едва заметно качает головой.
– Принцесса, я действительно не знаю, что происходит.
– Верю, – кивает Мари, – просто… Мне всё это не нравится, Джейк. Не нравится. – Она встаёт с кресла – Снежок, спрыгнувший с её колен, издаёт недовольное мурчание – и выходит на балкон. Джейк следует за ней молча, и, так же не проронив ни слова, протягивает ей пачку сигарет. Закурив, Мари прикрывает глаза, словно царапающий горло дым может помочь ей разгадать этот странный ребус. – Я ведь не сошла с ума, – тихо говорит она, когда сигарета прогорает наполовину, – две луны, лиловое небо. Как глупо, да? Совершенно невероятно.
– Принцесса, – осторожно зовёт Джейк, – что бы там ни было, я не сомневаюсь в том, что это происходило по-настоящему. Учитывая неестественное происхождение острова, всю эту фигню с Ваану и всё остальное…
– Ваану, – повторяет Марикета, – звучит знакомо. Что это?
Джейк беспомощно сжимает и разжимает ладони.
– Скорее, кто, – тщательно выбирая слова, говорит он, – в последние недели на острове перед нами периодически появлялся… Даже не знаю, это было нечто вроде призрака… Он показывал нам, какой будет наша жизнь, если у нас получится выбраться с Ла-Уэрты. Что-то вроде видений, мне сложно объяснить. Но ты и Ариэль – у вас двоих были особенные отношения с этим Биттлджусом.
– Я и Куинн, – повторяет Мари, – почему я и Куинн?
– Ариэль была больна, когда мы прилетели на остров, – Джейк хмурится, – слушай, пусть это лучше она расскажет, но… Дело в том, что, чтобы её спасти, мы раздобыли один из таких кристаллов. Он исцелил её, но после этого Ариэль стала периодически превращаться в Урсулу.
Марикета невесело усмехается. Эти прозвища и аналогии – мило, но так несвоевременно.
– Что значит «превращаться в Урсулу», Арагорн? – Мари щурится, видя, как Джейк открывает и закрывает рот, словно действительно не может этого объяснить. А потом голову пронзает боль – уже в который раз за этот день! – и вместо его лица Марикета видит Куинн с пылающими изумрудами вместо глаз, с волосами, развевающимися вокруг её субтильного тела, Куинн, парящую в воздухе… Мари вскрикивает, когда её колени подгибаются, и тут же оказывается в объятиях Джейка. – Можешь не объяснять, – слабо произносит она. – Мне… мне нужно прилечь, Арагорн. – Джейк без лишних слов подхватывает её на руки и несёт в комнату, бережно, словно драгоценную фарфоровую куклу, укладывает на постель. Мари смотрит в потолок и чувствует, как от сбитого дыхания горят лёгкие. – Кажется, моё собственное выздоровление продвигается семимильными шагами, – выдыхает она.
Джейк сжимает её ладонь, убирает прилипшие ко лбу волосы.
– Называешь воспоминания об этом безумии «выздоровлением»? – невесело усмехается он. – Моя Принцесса.
– Твоя, – соглашается Мари, – выздоровлением. Мне больно, Джейк.
– Где больно? – Мари почти не видит его из-за того, что зрение размывается от беспощадной мигрени, но чувствует, как он напрягается. – Принцесса, где больно?
– Ве… зде.
Марикета с трудом поднимает руку и кладёт чуть ниже ключиц. Её ногти впиваются в кожу, оставляя лунки, которые Джейк видит, едва удаётся оторвать её пальцы от груди.
– Принцесса! – зовёт он, беспомощно глядя, как по её коже разливается смертельная бледность. – Марикета, что ты…
– Больно, – снова шепчет она, и от этого слова вены Джейка сковывает холодом. – Не могу… Потеряла…
– Что ты потеряла? Марикета!
– Себя… Тебя… Всех…
Она внезапно распахивает глаза, кажущиеся чёрными на фоне побелевшей кожи, и выгибается, словно какая-то невидимая сила тянет её грудную клетку к потолку. А после она обмякает, будто бы из неё вытянули все силы, и дышит часто, неровно и едва слышно.
– Принцесса, пожалуйста, ты…
– Джейк, – неожиданно громко говорит она, – я проебала всё на свете.
А потом она снова закрывает глаза, и Джейку кажется, что она совсем перестаёт дышать – но спустя несколько мгновений паники и судорожных поисков блядского нашатыря на её лицо возвращаются краски. Щёки вновь обретают здоровый румянец, губы из сизых становятся алыми, а дыхание выравнивается.
Она… спит. Самым наглым образом спит. Чёрт, эта женщина точно с ума его сведёт – только что билась в припадке и выглядела немногим краше трупа, а сейчас её чёрные ресницы подрагивают на бледных щеках, губы приоткрываются, и спустя пару минут она переворачивается на бок и подкладывает руку себе под голову. Нет, это совершенно точно ненормально.
Джейк протягивает руку, чтобы разбудить её, но одёргивает ладонь в паре дюймов от её плеча. Может быть, сон – именно то, что ей сейчас нужно? Марикета глубоко вздыхает во сне, кажется такой спокойной и умиротворённой, что Маккензи решает – будь что будет. В конце концов, у неё и на острове были странные приступы, и сейчас тоже – уже столько раз, что он и со счёту сбился – так что…
Джейк осторожно стягивает с жены джинсы, укрывает её одеялом и ложится рядом. Видимо, почувствовав тепло его тела, Марикета переворачивается на другой бок и утыкается носом в его плечо. Он обнимает её, и её губы трогает лёгкая улыбка. Это… какое-то невероятное чудо. С каждым её глубоким вздохом к Маккензи возвращается самообладание. За прошлый час он успел возненавидеть себя, Зару, Марикету и даже подвернувшуюся под руку Мишель – за то, что его Принцесса каким-то образом умудрилась вспомнить Скриллекс. Нет, Джейк никогда не умалял значимости всех остальных для Марикеты, но всё же… Злость на такую вопиющую несправедливость на некоторое время перевесила доводы здравого смысла.
И всё-таки, какие «звёзды сошлись», как выразилась Марикета, что часть воспоминаний так резко к ней вернулась? И эти её странные слова про фантастический пейзаж с двумя лунами и лиловым небом. Определённо, как-то во всём этом замешан Ваану, о котором на Ла-Уэрте теперь никто ни сном ни духом, но, если бы у Джейка была возможность призвать призрака к ответу, он бы этой возможности не упустил.
Её мерное дыхание постепенно убаюкивает и самого Джейка.
*
Проснувшись, Мари не сразу понимает, что не так. Помимо того, что она спит в футболке, а застёжка бюстгальтера за ночь натёрла кожу.
Тихонько выбравшись из объятий Джейка, она встаёт с постели и оглядывает комнату. Воспоминания о произошедшем накануне накатывают не сразу, и, когда это происходит, вчерашняя мигрень напоминает о себе глухим стуком в висках.
И вот что не так – ей совершенно ничего не приснилось.
Мари хмурится, подходя к креслу, на котором дрыхнет Снежок, и рассеяно гладя его по мягкой прохладной шерсти. Куинн… С изумрудами вместо глаз, источающая невероятную силу. Это должно было бы испугать Марикету, но почему-то не пугает. Это самая странная вещь – все эти воспоминания о саблезубых тиграх, громадных крабах, устраивающих Заре рестайлинг, упомянутых Зарой же временных парадоксах совершенно не вызывают страха. Мари знает – когда-то её это пугало. Но бояться одного и того же дважды… У неё есть проблемы посерьёзнее.
Например, нужно в конце концов разобраться с тем, что происходит в её жизни прямо сейчас. С родителями, как минимум. Мари почти чувствует вину за то, что так редко вспоминает о них в эти дни – и вот это, в особенности тот факт, что она по-прежнему не может назвать даже их имён, – пугает гораздо сильнее, чем далёкие, пусть и жутковатые, события на Ла-Уэрте.
И, когда накануне Зара задавала ей вопросы, Марикете удалось заставить себя вспомнить все эти странные пейзажи. Словно она позволила части воспоминаний выйти наружу, самолично нашла ручку у какой-то двери и открыла её… А попытки вспомнить родителей таким же образом никак не желают увенчаться успехом.
В конце концов решив, что все эти размышления всё равно ничего не дадут, Мари берёт свою сумку и тащится в ванную. После душа она долго роется в сумке, в надцатый раз за несколько дней мысленно адресуя массу нелицеприятных эпитетов в сторону Диего за то, что он, очевидно, не знаком с понятием практичности, и, наконец, извлекает на свет помятые шорты, в которых пришла в себя в аэропорту.
Когда она их достаёт, из кармана что-то выпадает. Тихий звон, с которым металл встречается с кафелем, настораживает Мари, и она поднимает с пола цепочку с парой военных жетонов. «Маккензи, Джейкоб Лукас».
– Что за…
Мари совершенно уверена в том, что этой цепочки не было при ней в первый день. Или была? Она пытается вспомнить, проверяла ли она вообще карманы, но ничего не выходит. Эти жетоны… Мари закусывает губу, глядя на кусочки металла в её пальцах. По какой-то причине они беспокоят её так сильно, будто с ними связано что-то действительно важное, что-то… Священное.
Давай же, Мари
Давай
Ты должна вспомнить
Думай, думай…
Стук в висках, притупившийся было после душа, усиливается, когда Мари отводит взгляд от жетонов и смотрит в зеркало. Она несколько раз моргает – и, наконец, что-то внутри черепной коробки почти буквально щёлкает.
Другое место. Другая обстановка. Другая ванная. Другое зеркало. Другая Марикета: опухший, покрасневший нос, разводы туши на щеках, следы укусов на правом плече, взъерошенные волосы…
★
Склоняюсь над раковиной и яростно стираю остатки макияжа с раздражённой от солёных слёз кожи. Джейк стоит рядом, прислонившись к дверце душевой кабины, его руки скрещены на груди, а в ладони зажата цепочка с жетонами.
Когда я вытираю лицо, он подходит ближе и мягко обнимает меня. Его губы легко прикасаются к моему виску.
– Верь мне, Марикета. Нет ничего, с чем мы не справились бы.
Я глубоко вздыхаю, прижимаясь к его плечу. Запах его кожи наполняет ноздри, принося странное чувство умиротворения, будто я действительно готова в это поверить… Мы справимся со всем, как справлялись до этого…
– Позволь мне…
Он надевает жетоны на мою шею, и металл кажется таким горячим после его рук, что это почему-то больше не пугает. Будто маленькие круглые звенья цепочки сковывают нас в единое целое, делают нас ещё ближе, словно бы цепь обвивает не шею, а наши тела, наши души, и в этот момент я так сильно, до боли в груди…
★
– Марикета! – Она вздрагивает, когда голос Джейка врывается в её видение, и оборачивается к нему. Всё почти так же, как в воспоминании, только Джейк выглядит немного старше. И пострижен короче. И одет. Но его невероятно синие глаза смотрят на неё с тем же чувством, и рядом с ним точно так же хорошо, уютно и безопасно, как только что в видении. Мари молча протягивает ему ладонь с цепочкой. Брови Джейка взлетают вверх, когда он переводит взгляд на её руку. – Откуда, во имя всего святого…
– Это было в моих вещах, – торопливо говорит Мари, – я не уверена, но, возможно, с первого дня… Джейк, я помню, как ты мне их дал.
Выражение его лица смягчается.
– Я тоже помню это, – тихо произносит он. И, так же, как в видении, подходит к ней, и его руки точно так же обвиваются вокруг её талии, и его запах точно так же проникает под её кожу, это неожиданно и так сильно, так знакомо и так правильно, что у Мари ноги становятся ватными. – Если ты позволишь, я бы хотел, чтобы они по-прежнему были на тебе.
В этот момент Мари не способна отказать ему хоть в чём-то. Да и зачем, если, когда он возвращает жетоны на её шею, она понимает, что хотела этого не меньше?
Что-то настоящее. Что-то искреннее. Что-то почти невозможное. Что-то прекрасное настолько, что от этого хочется плакать. И смеяться.
Мари смаргивает слёзы и тянется к его губам, и он отвечает на поцелуй именно так, как ей хочется – мягко, но настойчиво, словно говорит одновременно тысячи слов, которые даже не нужно произносить вслух, потому что всё это слишком, слишком, слишком…
Где-то в комнате звонит будильник на телефоне Джейка, и он вздрагивает, отстраняясь от неё.
– К чёрту, – бормочет Марикета, продевая пальцы в петли для ремня на его брюках и притягивая его к себе. – Арагорн, я не переживу, если ты сейчас не займёшься со мной любовью.
От этих слов кровь приливает к щекам, но это, в конце концов, именно то, что она чувствует.
– Принцесса, – Джейк наклоняется и оставляет на её губах почти невесомый поцелуй, – я хочу тебя так, что крыша едет. Но нам сегодня необходимо добраться до Калифорнии. Со всем этим дерьмом, что рассказала Скриллекс… У меня дурное предчувствие.
Мари раздражённо прикрывает глаза. Прямо сейчас ей не хочется ни в Калифорнию, ни куда-то там ещё – ей хочется под Джейка. Или на него. Или как-нибудь ещё, всё равно, в конце концов…
Но дурные предчувствия одолевают не только его, как бы она это ни пыталась их игнорировать. Загадочное место, в котором она, очевидно, провела последние пять лет, действительно её беспокоит – да и как может быть иначе, если там, возможно, кроются ответы на все загадки?
Тяжело вздохнув, Мари отступает на шаг, позволяя Джейку уйти в комнату и вырубить этот неугомонный будильник. Повинуясь собственному бунтарскому настроению, подогретому поцелуями, Мари надевает первое попавшееся платьице – бирюзовое, с множеством пуговиц и довольно короткое. Сегодня они доедут до чёртовой Калифорнии, и совершенно точно ещё до захода солнца она сделает всё, чтобы между ними не осталось никаких преград.
В физическом плане.
Или не только.
Как знать.
Главное, что так приятно осознавать свою власть над ним, когда она выходит из ванной, нарочито покачивая бёдрами – она слышит, как у Джейка перехватывает дыхание. Спасибо, Диего, за эту бесполезную тряпку. Не такая уж она и бесполезная.
– Дивно, – бросает Мишель вместо приветствия, когда Мари спускается в холл. Как так всё время получается, что они с Джейком приходят последние или почти последние? – Вот то, что я называю подходящей одеждой для дороги.
Не сдержавшись, Марикета показывает ей язык.
*
Майк обращается к Мари где-то под Флагстаффом.
– Эй, Мэри. Молчишь уже часа полтора. Спишь, или что-то случилось?
– Твой техасский акцент не даёт тебе выговорить букву «а»? – огрызается Марикета.
– Нет, просто у тебя имя странное. Твою налево, Валькирия, это было больно!
– Ты уже даже меня затрахал, – фыркает Эстелла, и Мари оборачивается, чтобы с удовлетворением увидеть, как Майк потирает плечо, куда, очевидно, парой секунд ранее врезался кулак Эстеллы.
– Но тебе это нравится, – подмигивает Майк, и Эстелла моментально прописывает ему ещё один удар в плечо. – Садистка, блин!
– Но тебе это нравится, – вкрадчиво произносит Эстелла. Мари усмехается, снова переводя взгляд на дорогу. – Мари, – зовёт Эстелла спустя несколько минут. – Серьёзно, что с тобой?
Она пожимает плечами, коротко стреляя глазами в Джейка. Его лицо совершенно непроницаемо – он не сводит взгляда с дороги, и Мари абсолютно точно уверена, что накануне он не был так сосредоточен за рулём, а значит, дело не в необходимости концентрации.
– Всё нормально, – отвечает она.
– Нихрена не нормально, – возражает Эстелла. – Слушай, ну, мы в курсе, конечно, Зара нам всё рассказала…
– О чём именно? – равнодушно спрашивает Марикета. Разумеется, все уже всё обо всём знают, даже сомневаться не приходилось.
– О… Ну, о Нортбридже, инопланетных пейзажах и твоих воспоминаниях, – произносит Эстелла.
– Угу, – бурчит Мари, – и что вы по этому поводу думаете?
В салоне автомобиля повисает тишина.
– Ну, – протягивает Эстелла спустя некоторое время, – если рассуждать логически, то… Ал расскажет тебе об этом больше, но, на самом деле, Рурк ведь упоминал, что кристаллы имеют внеземное происхождение.
– Надо же. Ты его слушала, – бесстрастно замечает Джейк.
– Нихрена же подобного, – фыркает Эстелла, – это мы потом уже с Алом обо всём поговорили. У него больше информации, ведь он провёл с Рурком больше времени, чем кто-либо из нас.
– То есть, типа, – бормочет Мари, – кристаллы с другой планеты. Допустим. И на этой планете я зависала пять лет. Тоже допустим. Но как я туда попала и как вернулась обратно? И почему я… Законсервировалась?
– Что ты имеешь в виду? – настороженно спрашивает Майк.
– Да ладно тебе, – Мари закатывает глаза, – Сколько тебе лет, Майк?
– Тридцать один, – моментально откликается он.
– Эстелла?
– Двадцать шесть. Ну, формально, фактически двадцать семь, ведь мы провели на острове год…
– Год? – Мари взвизгивает так резко, что Джейк даёт по тормозам. Спустя минут пять, когда Маккензи покрывает всех присутствующих отборным матом, машина снова трогается в путь. – Год, – шипит Марикета, даже не пытаясь унять дрожь. – Ёбаный год.
– Около того, – осторожно произносит Эстелла. – Мы точно не знаем.
Марикета оборачивается к ней и кивает.
– Плевать. Ладно. Это не самая большая проблема. Так вот, мне совершенно точно двадцать один. Я… Я выгляжу младше вас. Хотя мне должно быть двадцать шесть, как и тебе, Эстелла.
– Этого только слепой не заметил, – отмахивается Майк. – Ну и что?
– «Ну и что»? – ошарашенно повторяет Мари.
– Ну и что, – кивает Эстелла, – это как раз проще всего объяснить. Если кристаллы Ваану искажали временное пространство на Ла-Уэрте, то там, где ты была, скорее всего, время идёт своим чередом.
– И это объясняет то, что на моей руке появились шрамы?
– Алистер…
– Наверняка у него есть теория и на этот счёт, – устало произносит Марикета.
– Слушай, Мари, – Эстелла кладёт руку на её плечо, – я представляю, какой у тебя пиздец в голове творится. Хотя, на самом-то деле, вряд ли реально представляю. Но для нас в этом нет ничего такого, – она запинается, прежде чем торопливо договорить, – в смысле, почти ничего такого. Мы видели временные порталы, сражались со здоровенной морской змеёй и путешествовали сквозь измерения, чтобы спасти Куинн от неизлечимой болезни. Тот факт, что ты, возможно, провела пять лет на другой планете, лично меня вообще не смущает.
От неожиданно навернувшихся слёз у Мари чешутся глаза.
– Я просто пытаюсь вспомнить, – тихо говорит она спустя минуту, – ещё хоть что-нибудь. Так же, как мне удалось вспомнить Зару. Я хочу… Я думаю, что могу научиться это контролировать.
– Что именно ты пытаешься вспомнить сейчас? – спрашивает Эстелла. – Слушай, может быть, нам стоит пересмотреть политику молчания…
– Нет, не стоит, – неожиданно для самой себя возражает Марикета. – Я действительно хочу вспомнить всё сама. Я знаю, что могу. Но один вопрос мне не даёт покоя, – признаётся она. – Один из кристаллов наделил силами Куинн, когда она была на грани смерти. А… Я?
– Что ты? – в недоумении переспрашивает Эстелла.
– Связь с Ваану была не только у Куинн, – Мари переводит взгляд на Джейка, и тот коротко кивает, подтверждая то, что сам сказал ей накануне. – Но если с ней всё понятно, то… Что было со мной?
Эстелла поджимает губы, и Майк отвечает вместо неё.
– Да хер тебя знает, Мария. Мы ж там всё пытались собрать Ваану по кусочкам, чтобы он откатил назад апокалипсис…
– Майк! – рычит Джейк.
– Ну а что? А, ты не в курсе. Вы, ребятки, занимались тем, что предотвращали апокалипсис, вызванный извержением вулкана на Ла-Уэрте.
У Мари кровь от лица отливает.
– Ладно… До этого мои воспоминания пока не добрались. Дальше?
– Ну и ты пошла возвращать один из кристаллов этому инопланетному призраку, а потом завела привычку светиться и создавать порталы.
В автомобиле снова наступает тишина.
– Класс, – тихо говорит Мари, – всё. Не хочу больше ничего слышать. Я… Я сама.
– А что я такого сказал? – возмущается Майк.
– Больше ни слова, Майк, – угрожающе бормочет Джейк. – Рассказчик из тебя, конечно, пиздец какой.
И внезапно Мари принимается хохотать. Истерически, захлёбываясь смехом и выступившими на глазах слезами.
– На себя посмотри, – с трудом выговаривает она, чуть успокоившись. – Собрались тут… рассказчики… Ой, не могу, больно смеяться.
Больше никто не возвращается к теме воспоминаний, и остаток пути проходит гладко и даже по-своему весело, особенно когда Майк, решивший, видимо, во что бы то ни стало восстановить репутацию хорошего рассказчика, травит байки из времён их с Джейком обучения в военной академии.
Так что, когда навигатор сообщает, что они прибыли на место назначения – в пригород Лос-Анджелеса, – Мари чувствует душевный подъём. Любуясь огромным домом, к которому они подъехали, она не сразу замечает, что Джейк вышел из машины и открыл ей дверь. Опираясь на протянутую руку, она выбирается наружу и тут же оказывается в его крепких объятиях.
– Перестань стараться, – бормочет он ей в губы, – ты всё вспомнишь, когда наступит правильный момент.
А потом он целует её так, что Мари совершенно не думает ни о своих безуспешных попытках воскресить воспоминания, ни о том, что они не одни, ни о том, что в её жизни происходит что-то труднообъяснимое… Вообще ни о чём. А когда он отстраняется, раздаётся шуршание шин по подъездной дорожке – две другие машины добираются до места почти одновременно.
И, конечно, не успевают все выбраться из автомобилей, как двойные двери дома (или правильнее будет назвать это место особняком? Может, замком?) распахиваются, и по ступенькам быстро спускается высокий молодой человек с платиновыми волосами и в безупречном костюме. Мари едва помнит Алистера, но в этот момент готова согласиться с тем, что «Малфой» – лучшее прозвище для него. Уж больно сходство в глаза бросается.
Алистер сдержанно приветствует всех присутствующих, и его настороженный взгляд останавливается на Мари.
– Добро пожаловать, – говорит он, – Марикета, ты выглядишь… молодо. – Мари пожимает плечами, не вполне уверенная, как относиться к такому своеобразному приветствию. – Пожалуйста, проходите, – Алистер отступает в сторону, указывая на двери, – места у нас всем хватит, так что спальни уже готовы… Джордан! – зовёт он, и на пороге дома возникает мужчина средних лет в… смокинге?! – Позаботьтесь о багаже наших гостей и убедитесь, что ужин подадут вовремя.
– Так, хватит, – внезапно возмущается Эстелла, подходя к Алистеру вплотную и натурально повисая у него на шее. Совершенный диссонанс – Эстелла в драных джинсах и с небрежной косичкой обнимает одетого с иголочки Алистера, у которого волосы лежат прядь к пряди. – Так-то ты приветствуешь сестру? Тычешь своим дворецким, как ну я прямо не знаю, кто.
Алистер обнимает её в ответ как-то неуверенно, и на его лице явно написано, что он предпочёл бы обойтись без вот этих публичных проявлений нежности. Однако, проведя гостей в просторную комнату на первом этаже, он плотно закрывает за собой дверь и широко улыбается.
– Ты могла бы позволить мне сохранить лицо перед прислугой, Эс, – фыркает он. – Я, ребята, очень рад, что вы благополучно добрались. Грейси сейчас спустится, вы… А, чёрт! – Следующее, что Мари понимает – Алистер крепко прижимает её к себе. – Да уж, Марикета, заставила ты нас поволноваться, – он недоверчиво улыбается, и Мари аж дышать забывает: она заставила АЛИСТЕРА поволноваться, ну кто бы вообще мог подумать, а?!
С губ Мари срывается нервный смешок.
А потом двери в гостиную открываются, и она оказывается в других объятиях – тёплые тонкие руки Грейс и знакомый до одури цветочный аромат, исходящий от её каштановых кудряшек.
Грейс обнимает её так долго, что Марикете даже становится неловко.
Позже, когда с приветственной частью покончено, Мишель нетерпеливо спрашивает:
– Ну и где же моя крестница?
– О, я хотела немного подождать, – смущается Грейси, – она… Сейчас.
Она достаёт из кармана рубашки телефон, набирает чей-то номер, но не дожидается ответа. Спустя буквально минуты полторы в гостиную заходит женщина преклонных лет, неся в руках… Мари в первую минуту думает, что куклу. Но кукла недовольно кряхтит, явно выражая своё неудовольствие прикованным к ней всеобщим вниманием. Грейс забирает ребёнка из рук няньки, а Алистер безмолвно поднимает ладонь, призывая всех вести себя потише.
– Фэ-эй, – тихо протягивает Грейси, – познакомься со своими дядями и тётями.
Марикете страшно непривычно слышать собственную фамилию в таком ключе, но это не идёт ни в какое сравнение с тем, насколько неловко она себя чувствует, когда Грейс делает к ней шаг. Малышка на её руках прекращает кряхтеть, глядя на собравшихся, как чудится Марикете, с пониманием, хотя какое понимание вообще может быть у крохотного младенца?
– Сколько ей? – спрашивает Мари, чувствуя себя отчего-то ужасно неловко.
– Четыре с половиной месяца, – охотно отвечает Грейс, – но, думаю, она очень смышлённая для своего возраста.
Где-то сзади фыркает Зара, и Алистер посылает в её сторону недовольный взгляд.
Мари неуверенно протягивает руку к ребёнку, поражаясь тому, что человек может быть таким… маленьким. Это странно пугает, крошечная дочь Грейс и Алистера кажется невероятно хрупкой и уязвимой, и, когда Мари касается пальцами детской щеки, у неё внутри всё обрывается. Щёчка у Реджины Фэй Холл-Рурк мягкая, как шёлк, как вата, как пух, да бог его знает, как что, и от этого ощущения Мари замирает, будто только что прикоснулась к какому-то чуду.
– На самом деле, – осторожно произносит Грейс, разрушая очарование момента, – Малышке пора спать, но я просто не могла удержаться от того, чтобы не познакомить вас.
– Ага, – кивает Мари, – это… Это… Спасибо, – звучит как-то неуместно, но, кажется, никто не замечает этой неловкости. Когда Грейс уходит с ребёнком из гостиной, Мари поднимает глаза на Алистера. Молчит, кусая губы. Что-то во всём этом кажется ей… Неправильным? Нет, не подходящее слово. Скорее, ненастоящим. – Я не понимаю, – наконец, говорит она, – почему вы назвали её… Так, как назвали.
Почему-то слова «в мою честь» оказывается очень сложно произнести.
– Потому что без тебя её бы не было, – просто отвечает Алистер, – без тебя бы ничего этого не было, Марикета.
Она отшатывается от него, словно от прокажённого.
– Ну ты что, – вокруг плеч Мари вдруг обвивается тонкая рука Куинн, – это же… Это правда.
– Что я сделала? – спрашивает Мари. – Я не понимаю, что я сделала. Я вспоминаю вас… Понемногу вспоминаю и чувствую, что мы действительно были близки. Вы все, каждый из вас, вы такие… Чудесные. Но я не могу вспомнить, что я такого сделала, чтобы вы так любили меня. Я чувствую, что… не заслужила этого.
– Ну, знаешь, подруга, – закатывает глаза Зара, – не стану скрывать, что на острове ты творила некоторое дерьмо. В основном, безбожно брехала.
– Недоговаривала, – поправляет её Мишель.
– Ты оглохла, Миш? Я так и сказала!
– Но ты сама призналась, что это… Твоё исчезновение было единственным выходом, – произносит Шон.
– Призналась?.. – ошарашенно переспрашивает Мари. – Но вы же сами говорите, что никто не знает, почему…
Диего достаёт телефон из кармана.
– Я должен был дать тебе послушать это раньше, – бормочет он, – но это было бы слишком… Это было слишком болезненно, Мари. Это… Твоё последнее сообщение.
У Мари сосёт под ложечкой, пока он ищет на телефоне нужный файл, и она судорожно, почти отчаянно пытается вспомнить хоть что-то, но вместо воспоминаний – чистый лист, никаких признаков вспышек просветления, вообще ничего.
И из динамика раздаётся её собственный голос. Дрожащий от сдерживаемых слёз и при этом решительный.
Ей с трудом удаётся уловить суть.
«Только так я могла дать вам то будущее, которое вы заслуживаете». Только «как»?
«Люблю каждого из вас». Кажется, это правда. Даже сейчас. Особенно сейчас.
«Благодаря тебе я прожила полноценную жизнь, и благодаря тебе я ухожу с лёгким сердцем…» Мари поднимает глаза на Джейка и почти не видит его из-за размывающих зрение слёз.
«Всё, произошедшее с нами, действительно было восхитительным приключением». Да… Наверное. Это подталкивает Мари к тому, что она и вправду воспринимает обрывочные воспоминания, как приключение, произошедшее, возможно, с кем-то другим. Но истина заключается в том, что свою роль в них она не готова принять.
«Ты сделал нас семьёй». Мари видит, как Эмили накрывает ладонью руку Раджа. Да, все эти люди – семья, и каким-то образом для неё, Мари, со всеми этими её странностями тоже есть место в этой семье.
«Самый бесстрашный человек, которого я знаю». Мари даже не успела заметить, как Грейси вернулась в гостиную, но сейчас, глядя на эту едва знакомую (или, напротив, хорошо знакомую) молодую женщину, Мари верит сама себе.
«Как сильно люди могут меняться…» Стопроцентное попадание. Алистер из обрывочных воспоминаний о жизни до острова – до всего – совсем не похож на того мужчину, с которым Мари познакомилась вот буквально четверть часа назад.
«Твоя храбрость, твоя преданность, твоя самоотдача». Шон мягко улыбается, когда голос на записи упоминает его, и Мари вдруг понимает, что каждый из этих людей внёс огромный вклад в то, чтобы все они сейчас были здесь. Это не её заслуга, кто бы там что ни думал…
«Всё это сделало меня тем человеком, которого вы знали». Мари с трудом понимает смысл слов, сказанных Диего. Должно быть, это какая-то шутка, смысл которой понятен только Диего, что-то такое, что ей ещё предстоит вспомнить, но от чего же это звучит так странно?
«Никогда не меняйся». Мишель неожиданно прикасается к её ладони, и, сморгнув слёзы, Мари видит на лице подруги лёгкую улыбку. Очевидно, этот завет Миш ухитрилась неукоснительно соблюсти.
«Жизнь бывает быстротечной». Каким-то сверхъестественным образом Куинн была исцелена от заболевания, которое могло унести её жизнь в любой момент. Сейчас, глядя на неё, Мари не может представить, что вот эта жизнерадостная рыжая девчонка когда-то боролась со смертью. Но Куинни бледнеет, словно одно воспоминание об этих событиях причиняет ей невыносимую боль.
«Моё верное решение было принято не в последнюю очередь благодаря тебе». Губы Эстеллы сжимаются в тонкую нитку, будто она винит себя в том, что Мари посчитала свой уход правильным решением.
«Вы – это всё, что у меня есть». И это… тоже не изменилось. Кроме них, у Мари буквально никого нет.
«Представьте, что я рядом с вами. Потому что на самом деле это будет именно так».
Когда запись заканчивается, в комнате повисает почти осязаемая тишина.
Только спустя несколько минут её нарушает Куинн.
– И всё-таки, Мари, что именно ты сделала? Почему это был единственный способ?
Марикета только пожимает плечами.
– Я не знаю. Не помню. Это… Я пыталась, – честно говорит она, – пыталась вспомнить, но это даже сложнее, чем всё остальное… Будто эти воспоминания, знаю, будет звучать странно, заблокированы.
