Текст книги "Судьбы Серапионов"
Автор книги: Борис Фрезинский
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 41 страниц)
Дружеские отношения связывали Е. Полонскую с В. Шкловским давно – еще до его бегства в Финляндию. На квартире Полонской ВЧК устроила засаду на Шкловского; весь этот сюжет вошел в знаменитую «Балладу о беглеце» Полонской. В письмах Полонской из Берлина в 1922–1923 годах Эренбург постоянно называет Шкловского «твой друг». О Шкловском Полонская написала в своих воспоминаниях. Переписка между ними была не регулярной и, скорее, случайной (во всяком случае берлинских писем Шкловского в архиве Полонской не было).
1.
<1949>.Дорогая Лиза!
Кажется я Вас надул.
Потом я раскаялся.
Напишите мне по адресу
Москва Лаврушинский пер.,17 кв. 47.
Ждем (Люся[1170]1170
Василиса Георгиевна Шкловская-Корди (1890–1977) – первая жена писателя.
[Закрыть] и я) Вашего письма.Передайте Антонову[1171]1171
Новеллист Сергей Петрович Антонов в то время жил в Ленинграде.
[Закрыть], что я прочел его рассказы и они мне нравятся, хотя в них есть робость (в расширении и в нерасширении темы).Завтра уеду.
Виктор Шкловский
2.
5 февраля 1964.Дорогая Лиза!
Болезнь вывела меня из графика. Получаются неожиданные простои, поэтому я не сразу ответил на Ваше письмо.
У меня вышла толстая книга: называется она «Лев Толстой». Все, что я о ней знаю – это то, что в ней 860 страниц.
Я не могу её прочесть, потому что я её слишком хорошо знаю. Питаюсь слухами от Серафимы Густавовны[1173]1173
Серафима Густавовна Суок (ск. 1982) – вторая жена Шкловского.
[Закрыть], она прочла подряд половину книги, а до этого она прочла её шесть раз.У нас один экземпляр. Книга выйдет, я думаю, 10–15-го.
Вот видите – все про себя.
Сборник из Тарту[1174]1174
«Ученые записки» Тартуского университета за 1963 г. с публикацией воспоминаний Полонской о Зощенко и Федине.
[Закрыть] я выписал и прочел Елизавету Полонскую.Кусок хороший, но он зажат. Когда пишешь воспоминания, то не надо их записывать для себя, а надо писать для того, кто не видел вместе с тобой. Тогда получится полнее и интереснее для себя.
В то время Вы ходили в черных перчатках по комнате: это потому, что руки у Вас были красные и потрескавшиеся. Темнота комнаты Миши Слонимского была чрезвычайна, а выбрана была комната не только потому, что Миша и тогда был привлекательным человеком, но и потому, что моя комната была холодновата и надышать её было трудно.
Вы пробили брешь в молчании, которым окружено имя Миши Зощенко.
Но нужно его описать: его темные лапки с темно-желтыми ладонями, его манеру стоять, военную вежливость, девичью обидчивость, прямые ноги, красивые глаза, тихий голос, необыкновенную привлекательность для женщин: я этой привлекательности завидую и сейчас… Вот этот человек искренне желал, как бы Вам сказать, не благообразия, а душевного благоустройства мира и грусть по неустройству мира сделала человека – юмористом.
Люди, живущие правильно, иногда казались ему печальными, бесприютными обезьянами, но люди все для него были занятны, умны.
Великий писатель Михаил Зощенко научил революционное поколение разочаровываться в своем быте, видеть в нем смешное; он любил так будущее и так понимал в прошлом, что быт для него был фарс и Россия в нем прощалась со своим прошлым… Вероятно, то, что я говорю, приблизительно, но я так думаю и хотел бы написать, если время позволит, о Михаиле Зощенко.
Миша Слонимский хороший парень, настоящий писатель, но холод пустого Петербурга ушиб его, и он притворяется стариком.
Мы будем 15 апреля в Ялте. Пускай приедет греться на литфондовском солнце.
Федин у Вас описан хорошо. Но его снежные глаза и некоторая преждевременная умеренность, которая потом стала классикой, должна быть как-то внутренне оценена. Его поиск поздний – сейчас он пишет лучше.
А меня в воспоминаниях Ваших совсем нет и поэтому мне здесь скучно, как будто я попал на дачу без воды.
Кто из наших знакомых внезапно оказался живым (в литературе)? Напишите точно.
Я не знаю, что писать дальше. Поезд формируется, вагоны шляются туда-сюда и тупаются буферами друг о друга.
Состав еще не готов.
Желаю разного счастья. Пишите много. Напишите о Вашем брате и о советском театре того времени.
5 февраля 1964 года.
Пишите смело.
Вот как надо писать
Виктор Шкловский.
3.
17 июня 1966.Дорогая Лиза.
Получил Вашу синюю книжечку[1176]1176
Е. Полонская. Избранное. М., 1966.
[Закрыть].И верный Пятница – Лирическая муза В изгнании не оставляет нас.
Спасибо за память.
Голос у Чуковского не могучий[1177]1177
В предисловии к «Избранному» Полонская, вспоминая Студию, писала: «Чуковский своим могучим голосом прочитал нам балладу…».
[Закрыть]. Он сладкопевец.Гумилев упомянут прямо и путно. Где Серапионы?[1178]1178
Видимо, Шкловский не дочитал предисловие до конца; Серапионам была посвящена его заметная часть.
[Закрыть]Биография Ваша очень хорошая, но причесана на прямой пробор с фиксатуаром.
Вы очень талантливый поэт.
Мне жаль что мы не
(1 слово нрзб.)когда нам было по 25*). С удовольствием написал Ваш старый адрес[1179]1179
Эта строчка вписана по окончании письма; в Питере все послереволюционное время Полонская жила по адресу: Загородный пр., д. 12, кв. 6.
[Закрыть].Жена моя больна. Она в глазной больнице. Говорят что это алергия. Распух глаз.
Пишу книгу[1180]1180
Книга «Тетива. О несходстве сходного»; вышла в 1970 г. Последняя книга Шкловского «Энергия заблуждения. Книга о сюжете» вышла в 1981 г.
[Закрыть]. Тощая. Последняя.Я в квартире один. Пишу и мою ванну. Каждый из нас сам себе Пятница.
Виктор Шкловский.
Константин Федин
Вот фрагмент из воспоминаний Полонской: «Мое знакомство с Фединым началось в 1921 году. Я встретила его в Доме искусств, в „обезьяннике“ – так назывался подвальный этаж дома купца Елисеева на углу Мойки, Невского и Морской… Здесь Федин в тот день, когда я впервые пришла сюда, прочел рассказ „Сад“, только что написанный им. Мне этот рассказ очень понравился… Вскоре этот рассказ был напечатан отдельной книжкой»[1182]1182
Воспоминания о Константине Федине. М., 1981. С. 48–51.
[Закрыть]. Случилось это, на самом деле, не очень скоро – в 1924 году, рассказ был проиллюстрирован молодым тогда, но уже замечательным графиком В. М. Конашевичем. Его отпечатала, как указано на книжице, Типография имени Н. Бухарина, и книжку эту Федин подарил Полонской с лапидарной надписью: «Елизавете Полонской – Конст. Федин, в 1924 году, в декабре». В том же году издательство «Круг» выпустило еще одну вещицу Федина 1921 года «Рассказ об одном утре», её Федин подарил Полонской, надписав: «И это – не плохой рассказ. К. Федин. 1924». Таковы материальные следы знакомства. С 1937 года Федин жил в Москве. Несколько его писем Полонской относятся лишь к послевоенному времени. Более частыми письма эти стали, начиная с 1961 года, когда миновало некоторое время после заслуживших осуждения в писательской среде литературно-политических поступков Федина 1957–58 годов… К Полонской Федин всегда был внимателен и душевно отзывчив; может быть, потому, что она (в письмах к Федину) стояла несколько в стороне от московских литературных конфликтов. Последнее письмо Федина написано в 1966-м в связи с годовщиной Серапионов.
1.
Барвиха, 12 марта 1952.Дорогая Елизавета Григорьевна,
Большое спасибо за такое душевное приветствие[1183]1183
Поздравление с 60-летием Федина, исполнившимся 24 февраля 1952 г.
[Закрыть], которое могло быть написано только Лизой Полонской, только человеком, марширующим в ногу уже четвертый десяток, только другом, помнящим каждый день общих надежд, планов, ожиданий, только товарищем настоящим и нелицемерным. Я очень был рад Вашему письму! Должен сказать, что весь наличный состав периода Мойки откликнулся на мое производство в персону седьмого десятка, и это меня вновь наполнило чувством молодости. Еще раз благодарю!Ваш Конст. Федин.
2.
16 ноября 1961, дача.Милая серапионовская сестра Елизавета Григорьевна,
Спасибо Вам братское за память – за книгу[1184]1184
Е. Полонская. Стихотворения и поэма. Л., 1960.
[Закрыть], надпись на ней и даже за то, что на меня не сердитесь!Как же не сердиться? Винюсь. И винюсь очень. Но ведь и надеюсь, что простится мне свинское мое молчание, ибо чего не отпустишь брату своему, если он покается?
Весь год нынче был у меня так труден, что я не мог не откладывать на будущее иногда даже самого желанного и необходимого. Взявшись печатать роман свой[1185]1185
Незавершенный роман «Костер»; частями печатался в «Новом мире».
[Закрыть], должен был непрерывно работать, отдавая ему все силы. А силы часто казались «последними», потому что все чаще хворал и непрерывно перемогался.Только третьего дня кончил книгу и сдал заключительную главу «Новому миру». Журнал все эти месяцы висел над головой моей мечом, куда более грозным, нежели Дамоклов.
Воля Ваша – казнить или миловать… Я говорю правду: никогда, пожалуй, я не покорялся в жизни с такой безоглядностью эгоизму, как этот год. Не потому ли, что слышится ясно тот голос, который услыхал и мой добрый, внимательный поэт:
Стихи Ваши конца пятидесятых годов, кажется мне, еще больше пронизаны философичностью, чем это было прежде. Они мне очень понравились. Обращения к детям, более частые, более нежные, проясняют давнюю мудрость размышлений, и тридцать, и сорок лет назад свойственную, глубоко присущую Вашей поэзии.
Я очень рад, что вышла эта Ваша книга – отсвет неумирающих чувств, которые зажгли и продержали нашу дружбу в котле бурь и туманов целое сорокалетие.
Спасибо еще раз!
Что с Вашим здоровьем? И как Вы живете? Я все мечтаю побывать в Ленинграде – «для души».
Душевно Ваш Конст. Федин.
3.
10 декабря 1962. Москва.Дорогая Елизавета Григорьевна,
Спасибо за письмецо!
Само собой, я ничего не имею против того, чтобы Вы послали Тартускому университету страницы воспоминаний, посвященные нашему знакомству.
Уже не сегодня и не вчера начался счет пятому десятку с того времени, когда зародилась серапионовская литература на углу Мойки и Невского. Да и себе я уже замерил почин восьмого. И разве поручишься за крепость памяти, когда ушло такое множество событий в прошлое и наш численник так поистрепался?
Мне кажутся серапионовские календы в такой последовательности, Вам – в другой. И я не взялся бы «редактировать» Вашу память, когда Вы не соглашаетесь с «редактором» М. Слонимским.
Я очень жалею, что не повидался с Вами в бытность весною в Ленинграде. Но пришлось сократить пребывание там из-за моего нездоровья.
В Пушкинском доме мне рассказывали о Вашем и Л. Раковского[1187]1187
Леонтий Иосифович Раковский (1896–1979) – ленинградский прозаик.
[Закрыть] выступлениях там – когда Вы говорили обо мне[1188]1188
На заседании в феврале 1962 г., посвященном 70-летию Федина.
[Закрыть] – и о выставке, которая была устроена с помощью Вашей и других моих друзей. Мне подарили фотографии, и я теперь «вижу», как Вы произносите слово «о К. Ф.».Могу ли я оставить у себя рукопись, которую Вы прислали?
Желаю Вам всего лучшего и – спасибо за память и дружбу!
Ваш Конст. Федин.
4.
1 июля 1964, дача.Дорогой друг мой и сестра Елизавета Григорьевна!
На днях одна близкая мне душа заметила в откровенном разговоре, что все мои письма последних лет начинаются с извинений за непростительное промедление с ответом «корреспондентам». Воистину, грешен, – раскаиваюсь, но уже не в силах исправиться.
Не только в переписке, но и во всех иных делах, которые так хотелось бы и нужно бы выполнить, не успеваю и мучим совестью.
Но вот письмо, коим нарушаю дурную привычку и не начну с извинений, а ими… кончу.
Первый и важный вопрос к Вам: когда же именно пробьет в нынешнем*) году Ваше 75-летие? Напишите непременно! И поскорее.
Я получил «Уч<еные> записки Тартуск<ого> унив<ерситета>» с Вашими воспоминаниями[1189]1189
Ученые записки Тартуского университета. Вып. 139.
[Закрыть]. Большущее спасибо. Центральная глава их – о Зощенке – лучшая во всех отношениях: хороши факты, точна, изящна характеристика, и Миша грустновато, но усмешливо проглядывает почти из каждого абзаца.Поблагодарите от меня всех ученых, подписавших подаренный мне выпуск «Записок». Скажите им, что мы очень ценим труды тартуских филологов и особенно все, что они делают для советской русской литературы.
За Вашу надпись на воспоминаниях, посвященных мне (с Вами и «нами» воедино) тоже признателен и благодарен.
Разумеется, – и за оба письма, декабрьское прошлого – майское нынешнего года, душевно вылившееся, что Вы и сами высказали в его «лирическом конце». Хотя лирика прозвучала в нем со свойственным Вашей музе юмором: подумать только! – дама радуется счастью, что не была влюблена в своего адресата!
Теперь дошло до извинений. Я что-то чересчур прилежно отбываю урочные испытания возрастного перевала (мне 72). Будучи в Киеве, попал в больницу с воспалением легкого (это на моем-то фоне!). А возвратившись домой и продолжая долечиваться, занедужил обострением язвенной болезни, – сверхобычные боли в области моего гастро-энтеро-анастомоза (это я хвастаюсь образованностью, зная, что имею дело с медиком). Если эти напасти прибавить к Альпам и Гималаям моих бумажных обязанностей, порожденных печальной склонностью моей к делам общественным, которая поощрена, Вы знаете, чинами и званиями, – то как же избежать прорух в переписке с друзьями и необходимости все время извиняться? Я знаю, Вы меня простите, не так ли?
Обнимаю Вас и обещаю «держаться, не сдаваться!»
Ваш Конст. Федин.
_________________________
*) А если в будущем, то, наверное, в самом начале, не так ли?
5.
9 мая 1965, дача.Дорогая Елизавета Григорьевна,
Я только-только возвратился домой из деревни на Волге, где пробыл три недели.
Спешу написать Вам эти несколько слов, неожиданно горьких.
Очень, очень взволновало меня сообщение о кончине дорогого Александра Григорьевича. Шлю Вам свое душевное участие в этом горе и обнимаю Вас со всею старой, неизменной в долгих годах дружбой. Желаю Вам бодрости и сил, так нужных в эти трудные дни. Будьте здоровы прежде всего, всего!
Я так ясно увидал за Вашим письмом хорошо памятный мне облик Александра Мовшенсона – жизнеобильный, ласковый и добрый по-настоящему…
Помню я его со времен «Книги и революции»[1190]1190
Этот петроградский ежемесячный критико-библиографический журнал редактировал Федин (1920–1923 гг.).
[Закрыть], куда он заходил нередко в начале 20-х годов. Помню по другим встречам и – раньше всего – по тем, не слишком частым, но запечатленным Серапионовским вечерам у Вас на Загородном. Брат Ваш – хоть он и не был серапионовым – удивительно просто, легко «сливался» с нашей средою и непосредственно участвовал в наших пересмешках своим остроумием, своим иронически-мягким, веселым смехом… Я вижу его живым!Обнимаю Вас, дорогой друг. Всего лучшего и еще раз – здоровья!
Как хорошо, что множество друзей проводили А. Г. Мовшенсона на Петровское…
Ваш Конст. Федин
6.
Вениамин Каверин
6 февраля 1966, дача.[1191]1191
На конверт, в котором Федин отправил это письмо, он наклеил марку, выпущенную к 70-летию Вс. Иванова в 1965 г.
[Закрыть]Дорогая Елизавета Григорьевна,
спасибо за первое февраля!
До нашей золотой свадьбы – еще пять лет. Давайте условимся непременно отпраздновать её… А до того не будем забывать Первое февраля, как не забывали его все прошедшие годы.
Я получил письмо от Лиды Харитон. И у меня была Зоя Никитина. Серапионовские девочки прекрасны и в амплуа бабушек. Первого числа ко мне пришел Каверин. Вы знаете, что у него вышла книга, где много о былом[1192]1192
В. Каверин. Здравствуй, брат, писать очень трудно… Портреты. Письма о литературе. Воспоминания. М., 1965.
[Закрыть]. Литература о серапионах начинает возникать!Обнимаю Вас братски.
Ваш Конст. Федин.
Переписка Полонской с Кавериным началась только в послевоенное время, когда он переехал в Москву, да и то не сразу – лишь в оттепельные годы. Полонская хранила, как ранние, подаренные ей в Питере, так и поздние, присланные из Москвы, книжки Каверина с дарственными надписями ей. Надписи эти свидетельствуют о крепнувшей с годами дружбе. (На «Конце хазы» – «Дорогому товарищу Елизавете Григорьевне с любовью Веня. 26. XII 1925»; на «Девяти десятых судьбы» – «Милому другу Елизавете Григорьевне с серапионовской Верностью – от старого приятеля В. Каверина. 28 IX 1926»; на «Двух капитанах» – «Дорогому другу Елизавете Григорьевне – на память о нашей юности, которая оказалась лучшей порой нашей жизни с крепким поцелуем Веня. 10 XI 46»; на повести «Неизвестный друг» – «Старому дорогому другу Елизавете Григорьевне Полонской – с неизменной любовью от старого неизвестного друга и автора этой книги В. Каверина. 10. VIII 1961»). На сердечность этих отношений в послевоенные годы повлияла, конечно, и дружба Каверина с Эренбургом, начавшаяся, когда В. А. поселился в Москве
1.
28. 12 1960.Дорогая Елизавета Григорьевна
Большое спасибо за подарок, за книгу[1193]1193
Е. Полонская. Стихотворения и поэма. Л., 1960.
[Закрыть]. Я снова прочел её с большим удовольствием.Она читается, как дневник – и твой и нашего времени. Первый раздел напомнил нашу милую молодость, о которой я всегда вспоминаю с чувством: «зато у нас была хорошая молодость». Впрочем, и старость – недурна, если бы не плохое здоровье. Меня снова мучают и мешают работать головные боли.
Помнишь ли ты, что в январе Эренбургу 70 лет? Какой он умница и какой молодец.
У меня вышла новая небольшая книга «Неизвестный друг». Но еще не видел её и не получал авторских. Получу – и непременно пришлю тебе.
Лида[1194]1194
Лидия Николаевна Тынянова – жена Каверина.
[Закрыть] сердечно кланяется и благодарит за подарок.Если будешь в Москве (или Переделкине) непременно приходи.
Обнимаю тебя.
Твой Веня.Желаю тебе в Новом году счастья и счастья.
2.
8. 3. 1961 г.Дорогая Елизавета Григорьевна,
Насчет внуков ты вовсе не ошиблась. Не внуки, правда, а внучка существует, очень милая девочка, дочка Наташи. Так что твое пожелание пришлось «впопад».
У меня нет ощущения грусти от книги И. Г.[1195]1195
Речь идет о первой части мемуаров «Люди, годы, жизнь» И. Г. Эренбурга, напечатанной в 8, 9 и 10 номерах «Нового мира» за 1960 год.
[Закрыть]. Это та сила жизни, которой можно только позавидовать. Ты, конечно должна чувствовать другое. Это – твоя молодость – и его. Но так ли уж тщетны были ожидания?Мы вчера вернулись, представь себе, из Парижа. Две недели ездили по Франции (впервые). Все еще стоит перед глазами, впечатления сильные, острые. На твоем месте я бы непременно съездил[1196]1196
В 1920-е годы Полонская предприняла неудавшуюся попытку попасть во Францию (15 мая 1926 г. она писала Шагинян: «В Париж меня французы не пускают»), после чего новых попыток не предпринимала.
[Закрыть]. Со своей молодостью нужно обращаться по-дружески просто, без горечи, как к младшему брату. Судя по Парижу, твоя была недурна.Лида тебе сердечно кланяется. Пожалуйста, не хлопайся и не ломай свои руки и ноги. Обнимаю тебя.
Твой Веня.8 марта.
3.
(Начало августа 1963 г.).Дорогая Елизавета Григорьевна,
Спасибо, что ты нас не забываешь. Я уже давно в Переделкино и даже успел съездить на Балтику, дней на десять – так что был где-то неподалеку от тебя[1197]1197
Последние годы Полонская проводила лето в Эльве (Эстония).
[Закрыть], впрочем в Эстонии (Таллин) только одну ночь. Ездил на флот, военный и торговый. Здоровье – так себе. Частые головные боли, бессонница. Моих рассказов нет нигде, потому что я пишу роман[1198]1198
«Двойной портрет».
[Закрыть], который кончу только (надеюсь) в 1965. Впрочем, в журнале «Москва» будет мой новый рассказ «Лесные шаги». Фантастично. Прочти, м. б. он напомнит тебе наши милые серапионовские дни.Читала ли ты неизданную переписку «Горький и сов. писатели»[1199]1199
Литературное наследство. Т. 70. М., 1963.
[Закрыть]? Там много интересного, особенно для нас (т. е. серапионов).А еще я вожусь со своим собранием сочинений, первый том которого должен выйти на днях. Второй лежит в цензуре.
Лида здорова (более или менее) и сердечно тебе кланяется. Дети и внучки – тоже. У меня теперь две внучки, потому что Коля женился (на Наташе Заболоцкой) и у них родилась дочь Катька. Ей два месяца.
«Инцидент», конечно, уже случился и со мной, хотя и мне не хочется этому верить. Самое большое огорчение – тяжелое (безнадежное) положение Всеволода Иванова. У него была операция (по поводу рака почки), а теперь – мозг и дело очень плохо[1200]1200
В. В. Иванов скончался 15 августа 1963 г.
[Закрыть].Вчера звонил Илья Григорьевич – в хорошем настроении. У него был, как он сказал, «разговор с хорошими выводами»[1201]1201
Речь идет о состоявшейся в начале августа 1963 года встрече Эренбурга с Н. С. Хрущевым в Кремле, в ходе которой Хрущев обещал писателю отмену цензурного пресса на его произведения (обещание, естественно не было выполнено, т. к. аппарат Хрущева практически уже саботировал его решения; через год Хрущев был смещен).
[Закрыть] – и когда я спросил, касался ли этот разговор «общих вопросов» (в литературе), он подтвердил и сказал, что выводы относятся именно к общим вопросам. Все это очень обнадеживает, правда?Обнимаю тебя. Не собираешься ли в Москву?
В сентябре мы снова собираемся в Ялту.
Твой Веня.
4.
<декабрь 1963 г.>.Дорогая Елизавета Григорьевна,
Спасибо за статью[1202]1202
Оттиск воспоминаний Полонской в «Ученых записках» Тартуского университета.
[Закрыть] и за то, что ты написала о Мише[1203]1203
Зощенко.
[Закрыть]. Это – очень хорошо. Я попробую показать твою статью в «Новом мире» с тем, чтобы возобновить попытку напечатать мою статью о Зощенко[1204]1204
В качестве части очерка Каверина «За рабочим столом» главка о Зощенко была напечатана в № 9 «Нового мира» за 1965 г.
[Закрыть]. Там объяснены причины того преступления, которое сделали с ним.Мне понравилось и вступление к твоим запискам[1205]1205
Его автором была З. Г. Минц.
[Закрыть] и тщательная библиография. Видно, как много ты сделала.Воспоминания, конечно, надо продолжать. И французский период и – подробно – 20-ые годы.
У меня ничего нового. Работаю помаленьку, вожусь с новым романом, который называется (неслучайно) «Бессонница»[1206]1206
Роман опубликован под названием «Двойной портрет».
[Закрыть].Вчера видел Илью Григорьевича. Он бодр, работает – и уже кончает – над последней частью, объявленной в «Новом мире»[1207]1207
Имеется в виду шестая книга «Люди, годы, жизнь».
[Закрыть].Возможно, что в конце декабря мы с Лидой будем в Ленинграде. Тогда увидимся.
Обнимаю тебя.
Твой Веня.
5.
17 января 1968 г.[1208]1208
Это письмо Каверина из-за упоминания о кончине Эренбурга близкие не показали тяжело больной Полонской, от которой смерть Эренбурга скрывали.
[Закрыть]Дорогая Елизавета Григорьевна,
Спасибо за сердечные поздравления. Мы с Лидой шлем тебе пожелания здоровья и счастья. Что же ты так расхворалась? Поправляйся поскорее и кончай свои воспоминания о Ю. Н.[1209]1209
Тынянов. Каверин был составителем сборника воспоминаний о Тынянове, вышедшего в 1966 г. и готовил его переиздание (оно появилось в 1983 г., но тоже без воспоминаний Полонской).
[Закрыть]. Бог даст, подоспеет второе издание книги о нем – вот они туда и войдут. Но прежде их стоит, конечно, напечатать отдельно.Я живу постоянно в Переделкино, много работаю. Николка[1210]1210
Николай Вениаминович Каверин – биолог, сын писателя.
[Закрыть] (мой младший) защитил на днях докторскую диссертацию. Теперь дети у меня – доктора и я начинаю чувствовать себя круглым невеждой.Будь здорова, родная. Потеря Ильи Григорьевича была для нас тяжелым ударом. С Любовью Михайловной[1211]1211
Л. М. Козинцева-Эренбург (1899–1970) – вдова писателя.
[Закрыть] видимся постоянно.Обнимаю тебя.
Твой Веня.
На днях собрались Тихонов, Федин и я – Миша С<лонимский> не мог приехать по болезни. Готовим книгу Левы Лунца. Думаю, что удастся выпустить даже две книги. Первую – его, а вторую – о нем.
Не забывай! Твой В.
Дарственная надпись В. А. Каверина Е. Г. Полонской на книге: В. Каверин. «Два капитана» (Л., 1946).
«Дорогому другу Елизавете Григорьевне – на память о нашей юности, которая оказалась лучшей порой нашей жизни. С крепким поцелуем, Веня. 10/XI 46.»
Дарственная надпись В. А. Каверина И. Г. Эренбургу на книге: В. Каверин «Три сказки». Рисунки В. Алфеевского (М., 1960).
«Илье Эренбургу дружески Hans Christian Andersen 27/.I. 1861 г.»
