Текст книги "Большое сердце"

Автор книги: Борис Рябинин

Соавторы: Олег Коряков,Олег Селянкин,Ефим Ружанский,Лев Сорокин,Елена Хоринская,Николай Мыльников,Юрий Хазанович,Николай Куштум,Юрий Левин,Михаил Найдич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 26 страниц)

Провокация

Медленно тянулись недели и месяцы в городе, захваченном чужеземцами. Трудно жилось Ковальчукам. Терпели нужду, голод и холод и ждали, ждали, когда ж вернутся советские войска, когда они прогонят ненавистных гитлеровцев с украинской земли. Но ничто еще не предвещало близкого наступления этого желанного дня. Бои шли где-то далеко, радио хвасталось победами гитлеровской армии и уверяло, что в ближайшие дни падет Москва, и тогда Россия покорится и сдастся на милость победителей. Костя не верил этому, он помнил, как убежденно сказал ему однажды покойный Назар Степанович:

– Не видать фашистам Москвы.

После казни Назара Степановича и его товарищей к Косте никто больше не приходил. И от Остапа Охрименко не было никаких вестей. Мать, вернувшаяся на днях из Камышевки, сообщила:

– Кузнец-то, Панас Карпович, оказывается, тайную работу вел. Вот тебе и нелюдим, и кто бы подумал!

– А что с ним? – заволновался Костя.

– С ним-то? – переспросила мать. – А ничего, слава богу! Хитрющий старик оказался. Сказывают, пришли ночью гестаповцы, а его и след простыл. Какой-то хороший человек предупредил, должно быть.

Костя был очень рад, что старому кузнецу удалось избежать гибели. Но он-то теперь остался совсем один. И тут же мальчик подумал: «Нет, я не один. Со мной знамя, которое я должен сберечь». Костя понял, что он как бы остался на ответственном посту с важным заданием.

Лето было на исходе. Скоро наступит осень, начнутся дожди, а потом и зима нагрянет. Тоскливая пора, тяжелое время. Костя сидел на скамье под вишней, глубоко задумавшись.

Стукнула калитка, и в садик вбежал запыхавшийся соседский мальчик Митя.

– Смотри-ка, смотри! – и он протянул Косте отпечатанную в типографии листовку на русском и украинском языках. – У нас в Куреневке школа открывается. Понимаешь?

Костя внимательно прочитал листовку. В ней извещалось, что с согласия властей в городе открываются школы для обучения украинскому и русскому языкам; дети, желающие учиться, должны явиться на регистрацию 1 сентября 1942 года к 5 часам дня. Далее сообщались адреса школ, куда следовало собираться. В числе прочих был указан и адрес Куреневской школы.

– Ну, что скажешь, Костя? – радостно заговорил Митя. – Здорово, а? Учиться будем, понимаешь?

– Брехня все это, наверно, – не очень уверенно возразил Костя.

– А мы сходим посмотрим, – уговаривал Митя.

– Сходить можно, – согласился Костя.

Наступило первое сентября. Мать с утра хлопотала, собирая Костю в школу. Достала из подполья припрятанные учебники.

– Книжки возьмешь, Костенька?

Костя подумал и решительно ответил:

– Нет. Учебники-то ведь советские. За них еще влетит, пожалуй. Да сегодня, наверно, занятий не будет, а только запишут по классам. Пойду просто так, без всего.

На улице Костю уже поджидал Митя. Они вместе направились к школе, которая была расположена в центре поселка. Обгоняя их и весело переговариваясь, туда же спешили мальчики и девочки. Митя торопил, но Косте почему-то не очень хотелось идти в школу, и он не спешил. Ему не верилось, чтобы фашисты всерьез собирались заняться образованием советских детей.

На широком школьном дворе толпились мальчики и девочки. Костя осмотрелся. Никого из знакомых учителей и учительниц не было видно. По двору сновали какие-то неизвестные люди в штатском, у ворот стояло до десятка вооруженных полицаев. Медленно тянулось время. Самые нетерпеливые из ребят начали громко кричать:

– Чего нас здесь держат?

– Где директор?

– Начинайте, а то уйдем.

Несколько ребят решительно двинулись к воротам. Костя присоединился к ним. Но полицаи преградили дорогу.

– Назад! Назад! Не велено.

У Кости заныло сердце от какого-то неясного предчувствия. «Что они хотят с нами делать?»

В это время на школьное крыльцо поднялся седобородый старик в старомодном сюртуке. «Наверно, директор», – подумал Костя. Затем вынесли столик и стулья. Невзрачный чахлый писарь сел за столик и развернул тетрадь. Старик поднял руку.

– Дети! – заговорил он хрипловатым голосом. – Сейчас мы вас запишем в школьный журнал, затем вы получите обмундирование и завтра с утра – с богом за учебу. Начинайте! – махнул он рукой писарю, а сам отошел в сторону, утирая платком вспотевший лоб.

Началась регистрация. Писарь у каждого спрашивал имя и фамилию, адрес, сведения о родителях и в каком классе учился. Прошел час, другой, третий, а опрос все продолжался. К удивлению Кости, без всяких возражений записали даже двух еврейских мальчиков. «Как же так? – подумал он. – То они евреев отовсюду гонят, а этих приняли. Тут что-то не то, не настоящее». Но, в чем дело, все еще не мог догадаться.

Когда очередь дошла до него, он, неожиданно для себя, на вопрос писаря «Фамилия?» – ответил:

– Бондаренко Константин.

Удивленный Митя дернул друга за рукав. Но Костя только кивнул ему, дескать, подожди, потом узнаешь. Недоумевающий Митя отошел в сторону. Он даже пропустил свою очередь, чтобы расспросить товарища, почему он сказал неправду. Сообщив такие же вымышленные сведения и на другие вопросы, Костя облегченно вздохнул: «Так будет лучше. Кто их знает, для чего они все это записывают».

– Зачем ты соврал? – шепотом спросил Митя.

– А так, на всякий случай, – также шепотом ответил Костя. – Тут что-то нечисто. Может, нас вовсе и не в школу записывают.

– А куда?

– Не знаю. Только лучше бы и ты чужую фамилию сказал.

Митя задумался, но тут же нашел выход.

– А знаешь, Костя, что? Я и записываться не стану. Может, не заметят, – вон ведь нас сколько тут.

– Верно, – согласился Костя, – может, сойдет. Отойдем-ка подальше, в сторону.

Перепись тем временем продолжалась. Приближались уже сумерки.

Незадолго до конца регистрации Костя заметил, что директор поминутно, с каким-то нетерпением поглядывает на ворота, около которых неподвижно стояли полицаи.

Внезапно с улицы послышался шум подъезжающих машин и громкая команда. Ворота распахнулись, и во двор вошла группа солдат во главе с офицером.

– Построиться по четырех! – на ломаном русском языке приказал офицер.

Среди ребят произошло замешательство. Высокий русоволосый паренек выступил вперед и спросил:

– А куда вы нас поведете?

– Мольшать! – заорал офицер.

С крыльца громко заговорил «директор»:

– Дети! Вы сейчас поедете на станцию. Там вам прямо из вагонов выдадут школьное обмундирование единого образца.

– А почему конвой?! – выкрикнул тот же паренек.

– Это для порядка, – ответил директор. – Так приказал господин бургомистр.

«Ой, что-то тут не то», – тоскливо подумал Костя. И вдруг его осенила догадка: «Да уж не в Германию ли нас угоняют?» И он вспомнил, что в городе уже ходили слухи об этом. Костя огляделся по сторонам. Убежать было невозможно. «И зачем только я послушал Митю?»

Ребят построили и вывели на улицу. Подталкивая автоматами, их быстро посадили в грузовики и повезли на вокзал.

Костя оказался рядом с Митей. Стиснул ему плечо:

– Митя, уж не в Германию ли нас увозят?

– Ой, мама! – вскрикнул Митя.

– Надо удирать.

– А как?

В это время грузовики повернули влево и по переулку выехали в поле.

– Смотри, смотри, – шепнул Костя, – а ведь они нас не на вокзал везут, а к разъезду, должно быть. Видишь?

Митя присмотрелся. Действительно, вокзал остался в стороне. Костя торопливо шепнул:

– Как будет овраг, прыгнем через борт – и будь, что будет.

Митя согласно кивнул головой.

Заметно темнело. Дорога шла по перелеску, постепенно поднималась на пригорок. Вот и овраг.

– Прыгай! – шепнул Костя и мгновенно перемахнул через борт.

Митя тоже прыгнул, но неудачно. У него подвернулась нога, и он упал, ударившись головой о камень. Костя наклонился над ним – мальчик был неподвижен. В это время конвой открыл стрельбу. Надо спасаться! Кубарем скатываясь в овраг, Костя услышал крики и беспорядочные выстрелы. Рокот машин затих, наверху, возле дороги, засветились огоньки ручных фонариков. «Погоня», – догадался Костя и быстро побежал сквозь кусты.

Постепенно крики становились все глуше. Костя остановился, чтобы приглядеться, в какую же сторону ему идти. Но в темноте выбрать правильное направление было трудно. Он решил переждать в кустах до поры, когда чуть-чуть посветлеет. «Ах, Митя, Митя, – горестно думал мальчик. – Как же ты это так?»

На рассвете Костя пробрался домой. Встревоженная мать всю ночь провела без сна. Увидев Костю, она заплакала от радости и крепко прижала его к груда. Она уже узнала, что этой ночью оккупанты отправили с переезда эшелон с детьми в Германию, и думала, что сына ей больше не видать.

Утром к ним зашла заплаканная соседка Марья Тимофеевна, мать Мити. Костя рассказал ей все, как было. Она обшарила все кусты в овраге и возле него, но тщетно. Мити не было, видимо, его увезли на далекую каторгу.

Было решено, что Костя, на всякий случай, некоторое время будет прятаться в погребе, на огороде. Мать тут же перенесла туда постель, и Костя переселился в свое убежище. Но прошла неделя, другая, а их никто не тревожил. «Это потому, – решил Костя, – что я обманул их. Как хорошо я придумал!»

Когда наступила зима, Костя перебрался в хату. И опять потянулись длинные, тоскливые дни, полные страха и лишений.

Взрыв

Февраль 1943 года.

Неожиданно над Киевом разразилась сильнейшая снежная буря. На улицах Куреневки намело глубокие сугробы. Костя лопатой расчищал дорожку от хаты до калитки. Мать ушла с утра на рынок продавать вещи, чтобы купить чего-нибудь съестного. Часа через три она вернулась возбужденная.

– Костенька! В городе вывесили траурные флаги.

Сын удивленно спросил:

– Умер, что ли, кто из главных фашистов? А что говорят?

– Шепчутся, будто под Сталинградом наши окружили и разбили большую армию фашистов.

Костя радостно захлопал в ладоши.

– Вот это здорово! Значит, врут фашисты, что везде побеждают. Подожди, придет время, и Киев освободят.

Он сразу повеселел от этой радостной новости.

А в конце марта случилось еще одно событие. Уже начало теплеть. Снег с каждым днем все больше подтаивал. Еще одна трудная зима осталась позади. Однажды мать с Костей засиделись допоздна. Разговаривали, вспоминая прошлое хорошее время, вместе, мечтали о том дне, когда кончится это тяжелое лихолетье и в городе снова установится родная Советская власть. Костя с печалью замечал, что мать сильно постарела, в ее черных волосах проступала седина. Сам он похудел, вытянулся и заметно повзрослел.

– Ничего, мама, – утешал он, – вернется еще хорошая жизнь.

– Дай-то бог, – вздохнула Пелагея Федоровна и вдруг умолкла.

В дверь хаты тихо постучали. Они прислушались, встревоженные. Снова тихий стук. Мать приоткрыла дверь.

Костя из-за плеча напряженно вглядывался в темноту.

– Кто тут? – испуганно спросила мать.

– Это я, Федоровна, – услышали они знакомый голос Остапа Охрименко.

– Батюшки! – ахнула мать. – Да что с тобой?

– Ничего страшного. Помоги мне встать. А ты, Костя, выгляни на улицу, не увязался ли кто за мной?

На улице было пустынно. Когда Костя вернулся в хату, мать перевязывала старому токарю рану. Нога была прострелена насквозь чуть пониже колена. Охрименко морщился от боли, но терпел. Наконец, перевязка была окончена.

– Ну, как, все спокойно? – спросил Остап.

– На улице никого нет, – ответил Костя.

– Значит, счастливо удрал, – радостно вздохнул Остап. – А все-таки, Федоровна, надо бы меня куда-то запрятать от греха, пока нога не заживет.

– Мама, а если дядю Остапа в погребе спрятать, – предложил Костя.

– И то верно, – согласилась мать, – в погребе будет безопаснее.

– Тогда ведите меня скорее в погреб. Буду, как суслик, прятаться в норе, – пошутил Охрименко. – Только, Федоровна, чур – молчок. Вы меня не видели и знать ничего не знаете.

– Да что ты, Остап Терентьевич, – обиделась мать. – Али я не советский человек? Да хоть режь меня – ни слова не вымолвлю.

– Извини, пожалуйста, – оправдывался смущенный Охрименко. – Это я по привычке. Знаю, что вы люди надежные, не подведете.

В погребе быстро устроили постель и уложили на нее старого токаря.

– Отдыхай спокойно, Остап Терентьевич, тут тебя никто не побеспокоит, – сказала мать.

– Спасибо! – поблагодарил Охрименко. – А ты, Костя, посиди немного, со мной.

Когда они остались вдвоем, Охрименко приподнялся на локте.

– Опять тебя, Костенька, приходится тревожить, но иначе нельзя. Сам видишь, что я пока никудышный ходок. А дело неотложное.

– Я, дядя Остап, на все согласен, – горячо сказал Костя.

– Спасибо, Костенька. Ты настоящий пионер. Герой!

Костя покраснел от похвалы.

– Так вот какое тебе задание будет, Костенька, – продолжал Охрименко. – Пойдешь завтра после обеда на Бессарабку. Там в съестном ряду найдешь женщину, которая будет торговать котлетами. Ты ее спросишь: «А фаршированные кабачки есть?» Она тебе ответит: «Придется подождать лета, тогда и кабачки будут». На это ты ей скажешь: «Мне ждать некогда, дайте котлетку, только поподжаристее». Ты скушай котлету, а потом отойди от нее, но крутись тут же, неподалеку. Когда она отторгуется и пойдет домой, издали иди за ней. А там она уже даст тебе знак, что дальше делать. Но будь осторожен, на шпиков не нарвись.

– А как я ее от других отличу? Ведь там не одна она будет торговать.

– Молодец! – снова похвалил Охрименко. – Голова у тебя работает. Эта женщина будет одета в черный полушубок, подпоясанный желтым шарфом. На ногах: галоши, на голове зеленая шаль. А на столе у нее будет стоять пустая бутыль с отбитым горлышком. Ясно?

– Ясно!

– Тогда иди, отдыхай. А завтра – за дело.

Костя на минуту замешкался. Он хотел было рассказать Охрименко о знамени, но тут же одумался, вспомнив строгий наказ погибшего командира. «Раз командир запретил говорить об этом до прихода наших, значит, нельзя», – подумал он и пошел к выходу.

Утром по улицам поселка несколько раз взад-вперед промчались мотоциклисты. «Ищите, ищите, – подумал Костя, – черта с два найдете». После обеда он направился на Бессарабку.

Все вышло очень удачно. Часа через два Костя издали шел за невысокой пожилой женщиной в черном полушубке. На углу переулка она остановилась и опустила свою поклажу на землю. Будто только теперь заметив идущего следом Костю, крикнула ему:

– Мальчик! Помоги донести вещи. Я тебе заплачу.

Костя молча взял тяжелую корзину. Вскоре они свернули в переулок, а затем вошли во двор. Миновав сарай, юркнули в маленький огород и оказались возле ветхой избушки. Женщина трижды, с перерывами, постучала в окошко. Дверь открылась, в ней показался плечистый парень в потемневшей спецовке. Увидев женщину, он улыбнулся и вопросительно посмотрел на Костю.

– От богомольца, – коротко сказала женщина и тут же оставила их вдвоем.

А вечером, когда стемнело, Костя привез парня к Охрименко. Старик обрадовался и крепко пожал парню руку.

– У вас все в порядке? – спросил он.

– В порядке. Мы за тебя очень боялись. Наши видели Петруся, убитого возле оврага, а ты исчез. Думали, что в гестапо попал.

– Ну, не так-то сразу, – усмехнулся Охрименко. – Была маленькая стычка. Петрусь, как было условлено, задержал их, а я утек. Подранили только меня, придется несколько дней отлеживаться. Петруся вот жаль, хороший человек был.

Наступило горестное молчание. Пользуясь паузой, Костя хотел было уйти, чтобы не мешать разговору, но Охрименко удержал его.

– Останься, Костя, – сказал он. – Ты человек свой, проверенный. Может, еще понадобишься.

Костя остался. Но из последующего разговора он, по правде сказать, мало что понял. Охрименко спросил:

– Ну что, выяснили?

– Точно известно, бал будет через три дня.

Парень достал из кармана листок бумаги и развернул его. На нем карандашом был нарисован какой-то план.

– Вот здесь, – указал он жирный крест в центре плана.

– Ага, – удовлетворенно хмыкнул Охрименко, рассматривая план, – значит, отметим день рождения господина Гитлера.

– Надо бы.

– Обязательно отметим. Как же иначе? – усмехнулся старик и тут же добавил уже серьезным тоном: – План должен был доставить я, но, сам видишь, – не могу. Придется, Алеша, тебе. Пойдешь?

– Конечно.

– Вот и ладно, – повеселел Охрименко, – а я тут на иллюминацию посмотрю. Думаю, что наши не прозевают. Сейчас же отправляйся и передай план по назначению. Явка в сторожевой будке. Знаешь где?

– Знаю, Филипп объяснил.

– Ну, в добрый путь!

Тот попрощался и быстро ушел.

– Запомнил этого человека, Костенька? Найдешь его, если надо будет?

– Найду.

– В случае чего, держи связь с ним. А теперь иди спи.

Больше недели отлеживался в погребе Остап Охрименко. Наконец, рана его зажила. Но он еще слегка прихрамывал и ходил, опираясь на палочку.

Однажды вечером он спросил Костю:

– Помнится мне, у вас на чердаке есть маленькое окошко?

– Есть, – ответил недоумевающий Костя, – а зачем вам?

– А вот заберемся на чердак, тогда и узнаешь – зачем!

На чердаке Охрименко приник к окошку и долго всматривался в весеннюю темноту.

– Пока ничего не видно, – вздохнул он. – Подождем. Сейчас, пожалуй, еще рано.

– А что будет? – спросил Костя.

– Если все пойдет ладно, то мы с тобой, Костя, увидим очень красивую иллюминацию.

Ждать пришлось долго. Костя зябко поеживался, но стойко ждал. И вдруг в ночной тишине они услышали глухие взрывы.

– Смотри, смотри, – возбужденно сказал Охрименко, – вот она, праздничная иллюминация!

Костя выглянул из оконца. Вдали высоко в небо взметнулся столб огня.

– С днем ангела, господин Гитлер! – торжествующе засмеялся Остап Охрименко.

…Как выяснилось позднее, в Киеве в ту ночь произошло следующее.

В офицерском клубе киевского гарнизона фашисты торжественно праздновали день рождения Гитлера. Гремела музыка, рекой лилось вино. Пьяные офицеры во все горло орали песни, произносили хвастливые речи в честь непобедимой гитлеровской армии, танцевали.

И вдруг в самый разгар бала грохнули взрывы, потолок рухнул, свет погас. Здание загорелось. Обезумевшие оккупанты в ужасе метались по горящему клубу. У выходных дверей возникла дикая свалка.

По городу пошли слухи, что это подпольщики минами подорвали здание. В течение трех дней после этого киевляне с тайной радостью наблюдали за тем, как с оцепленной площади, в центре которой возвышался офицерский клуб, вывозили на грузовиках откопанные из-под обломков трупы.

Радовался в ту ночь вместе с Охрименко и Костя, наблюдая за тем, как далеко на горе темную мглу прорезают языки яркого пламени.

– Так им и надо! – возбужденно шептал он.

– Это только первый подарочек, – вторил ему Охрименко, – будет им и еще немало гостинцев.

На рассвете старик распрощался с Костей.

– Пора и обратно, загостился я здесь, – сказал он. – А ты не грусти. Теперь уж не так долго ждать. Скоро побегут гитлеровцы назад, как ошпаренные. Будь здоров, Костенька!

Слегка прихрамывая, он исчез в предрассветной мгле.

«Служу Советскому Союзу!»

По Киеву распространились слухи о новой крупной победе Советской Армии где-то под Курском и Орлом. Киевляне шепотом из уст в уста передавали радостную весть – гитлеровские армии в беспорядке отступают на запад. Линия фронта снова приближалась к берегам Днепра. Все чаще советские самолеты начали появляться над Киевом, громя вражеские войска, военные сооружения и склады.

За месяц до освобождения Киева в Куреневке разместился артиллерийский полк. И вот как-то утром советские летчики начали бомбежку. Взлетали в воздух пушки, пулеметы, грузовики, пылало здание комендатуры. Обезумевшие от страха фашисты кинулись прятаться кто куда. Костя в это время был в огороде. Он лег прямо на землю, между гряд.

Мимо него пробежали два офицера. Мечась по огороду в поисках убежища, они с разбегу, ничего уже не соображая, прыгнули в колодец. Костя замер от страха. Забыв о рвущихся бомбах, он, привстав, неотрывно смотрел на колодец. «Все пропало, – думал он, – станут выбираться наверх, доска оторвется, и мой тайник увидят». Надо было уходить, но Костя не мог сдвинуться с места.

Окончилась бомбежка, улеглась паника, а офицеры все еще сидели в колодце. Но вот со дна его раздались истошные крики. Солдаты принесли лестницу и вытащили офицеров. Один расшиб себе голову и был без памяти, а другой сломал ногу. Костя вернулся в хату радостный, успокоенный: его тайник не обнаружили.

Наконец настал долгожданный день. В ночь на 6 ноября 1943 года советские части, стремительно переправившись через Днепр в нескольких местах, освободили Киев. Костя с матерью в это время скрывались в Камышевке у тетки. Мать опасалась, что в последний момент сына могут угнать в Германию, и прятала Костю на сеновале под соломой.

Услышав радостную весть, Костя сказал:

– Пойдем, мама, в Киев.

– Погоди, Костенька, трошки. Там, наверно, еще стреляют.

– Пойдем. Очень важное дело у меня.

– Да что такое случилось?

– По дороге, мама, все расскажу.

В полдень Костя уже стоял у дверей военной комендатуры города. Дорогу ему преградил часовой.

– Нельзя сюда, мальчик.

– Пустите меня. Мне надо к самому главному начальнику.

– Сказано нельзя, значит, нельзя.

– Дяденька часовой, пропустите. У меня очень важное дело.

Но часовой был неумолим. В это время к подъезду подкатил юркий виллис. Воспользовавшись тем, что внимание часового было отвлечено, Костя ринулся вперед. Но проворный часовой уже в самых дверях схватил его за шиворот и потащил обратно.

– Экий ты неугомонный, – ворчал он.

– В чем дело? – строго спросил офицер, приехавший на машине.

– Рвется в дом, товарищ капитан, а зачем – неизвестно. И без пропуска.

– Что тебе надо, мальчик? – спросил офицер.

– Пропустите меня к главному начальнику.

– А зачем?

– Это тайна. Ему скажу, а вам нельзя.

– Вот что, мальчик, я адъютант коменданта. Скажи мне, в чем дело, и я тебя пропущу.

Костя поколебался минуту, а затем шепнул адъютанту несколько слов. Лицо офицера стало серьезным.

– Вот оно что! Тогда идем.

Офицер провел Костю в большую комнату на втором этаже.

– Обожди меня здесь, – сказал он и постучался в кабинет коменданта.

Костя огляделся. В приемной находились несколько человек военных и гражданских. Они с удивлением смотрели на него.

– Костя, как ты сюда попал? А я тебя ищу, прямо с ног сбился.

Перед Костей стоял улыбающийся старый Остап Охрименко, одетый в военную форму. На груди его сверкали ордена Ленина и Красной Звезды.

Обрадованный Костя бросился к нему.

– Дядя Остап, вы живы?

– Как видишь, – усмехнулся Остап, обнимая его. – А зачем ты здесь?

– У меня очень важное дело. Я раньше хотел рассказать вам, да нельзя было.

– Да ну! – изумился Охрименко. – Что это за важное дело?

Но Костя не успел ему ответить: помешал адъютант.

– Вы знаете этого мальчика, товарищ Охрименко? – спросил он.

– А то как же. Мы ведь соседи. Это Костя Ковальчук, сынок моего покойного друга. Боевой паренек. Помните, я рассказывал о нем?

– Ах, это он самый и есть! Тогда идемте и вы с нами.

В кабинете за столом сидел пожилой человек в генеральской форме. Адъютант что-то прошептал, указывая на Костю. Генерал кивнул головой и пристально посмотрел на мальчика.

– Вот ты какой, Костя Ковальчук, – ласково сказал он, – ну, докладывай, что у тебя за тайна?

Но Костя вместо ответа спросил его:

– Товарищ начальник, скажите, – это очень плохо, если наше полковое знамя к фашистам попадет?

– Да ты и впрямь смелый парень, – засмеялся генерал, – не я ему, а он мне вопросы задает. Очень плохо, мальчик, – серьезно заговорил генерал. – Если наш советский полк потерял свое знамя, это для него большой позор.

– Вот, вот, – перебил его Костя. – Тот командир мне то же самое говорил.

– Какой командир?

– А тот, который у нас на огороде себя и фашистов взорвал.

– Взорвал? – переспросил генерал. – Вот что, мальчик, рассказывай все по порядку.

…Когда Костя кончил рассказ, генерал обнял отважного паренька и крепко поцеловал.

– Спасибо тебе, дорогой товарищ Ковальчук! Да понимаешь ли ты, какой подвиг совершил? Ты поступил, как советский человек, как настоящий пионер-ленинец! – Он обернулся к адъютанту. – Машину! Быстро! Едем за знаменем. Ну и молодец!

* * *

Вот и окончен, дорогой читатель, мой рассказ. Осталось только досказать очень немногое.

Полк, чье знамя спас отважный киевский пионер, был снова сформирован под прежним названием. Косте была оказана высокая честь – лично вручить полку его боевое знамя.

Полк этот затем славно сражался с врагами и с боями дошел до самого гитлеровского логова – до Берлина. Все в полку считали Костю своим однополчанином, ему часто писали письма о боевых делах полка.

Счастливым праздником в жизни Кости был день 23 февраля 1944 года, когда Родина отмечала 26-ю годовщину Советской Армии. В этот день ему вручили орден Боевого Красного Знамени, которым наградил его Верховный Совет СССР за подвиг.

По ходатайству генерала – военного коменданта Киева – Костю Ковальчука приняли в Суворовское училище. Отвез его туда и сдал с рук на руки начальнику старый Остап Охрименко.

– Ну, Костенька, – сказал он на прощанье, – служи Родине так же, как служил ты ей до сих пор.

– Служу Советскому Союзу! – ответил маленький герой, салютуя по-пионерски.