Текст книги "Большое сердце"
Автор книги: Борис Рябинин
Соавторы: Олег Коряков,Олег Селянкин,Ефим Ружанский,Лев Сорокин,Елена Хоринская,Николай Мыльников,Юрий Хазанович,Николай Куштум,Юрий Левин,Михаил Найдич
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)
«Сбереги знамя»
После тяжелых боев Красная Армия оставила Киев. В город вошли оккупанты. Кругом пылали кварталы. Центральная улица, Крещатик, была превращена в развалины. Сказочно красив был Крещатик в недавние мирные дни. Весь в огнях, в сверкающих рекламах, наполненный ароматом южных цветов, веселой музыкой и многоголосым говором, Крещатик был любимой улицей киевлян. А сейчас здесь сиротливо торчат трубы и лестничные переплеты. На одной из площадей висят трупы с табличкой на груди «коммунист». Резкий ветер поднимает красные тучи пыли, по улицам непрерывно рыщут патрули. То и дело слышатся автоматные очереди и грубая чужеземная брань.
В Куреневке разместилась пехотная часть. Фашисты забирали у жителей ценные вещи, резали скот и птицу. Заняли все большие здания, в клубе устроили конюшню. Солдаты выгоняли хозяев из хат в сараи и бани. У Ковальчуков, к счастью, никто не поселился, – так мала была их старая хатенка.
Вечером Пелагея Федоровна сказала сыну:
– Костенька, спрячь-ка ты все, что получше, куда-нибудь. А то неровен час, нагрянут и заберут наше добро.
Костя вырыл в огороде глубокую яму и спрятал в нее наиболее ценные вещи.
Неожиданно тишину разбудили крики и выстрелы. Стреляли как будто в соседней улице. Затем все стихло.
И вдруг при слабом свете луны Костя увидел, как какой-то человек перелез через плетень и тяжело упал на землю. Он попытался встать, снова упал и простонал:
– Не могу. Что же делать?
«Русский», – подумал Костя. Пересиливая страх, он осторожно подошел к лежащему. Тот приподнялся.
– Кто? Не подходи – стрелять буду!
– Я, дяденька…
– Ты кто?
– Здешний. Идемте в хату.
– Я тяжело ранен… За мной гонятся… Я командир Красной Армии. А у меня… Эх! Да можно ли тебе довериться-то?
– Честное пионерское, дяденька. Я никому ни слова.
Издалека донеслись голоса. Раненый схватил Костю за руку и торопливо зашептал:
– Со мной знамя полка. Оно не должно попасть в руки врагу… Это будет… большой позор… и несчастье. Спрячь… сбереги.
Совсем близко раздался топот ног. Раненый протянул Косте сверток.
– Беги!
Костя кинулся в хату и спрятал сверток в чуланчике под ящик с картофелем. В огороде в это время послышался громкий говор. Заглушая шум голосов, советский командир крикнул:
– Думаете взять меня? Советские люди не сдаются! Получайте, гады!
Грянул оглушительный взрыв. Затем все стихло. Костя, дрожа, как от озноба, прислонился к стене. Мать с тревогой в голосе спросила:
– Ой, что там такое? Страшно-то как!
Но Костя ничего не успел ответить. Дверь распахнулась, и в хату ворвались гитлеровцы с автоматами наперевес. Один из них выстрелил. Звякнуло разбитое стекло. Мать лишилась сознания.
– Кто есть польшевик?! – заорал долговязый солдат, потрясая автоматом.
– Никого здесь нет, – ответил Костя, щурясь от яркого света фонаря. – Только больная мама.
– А чем она больна?
Низенький пухлый человек взял Костю за руку и устремил на него пронзительные глазки.
– Не знаю. Говорят, тиф, – пробормотал Костя.
Толстяк что-то быстро сказал солдатам. Те поспешно отошли от кровати.
– А здесь что? – и толстяк ударом ноги открыл дверь чуланчика.
Костя замер. «Сейчас найдут знамя, и конец».
– Ничего нет, – сказал толстяк, выходя из чулана. Мимоходом он взял со стола будильник, повертел его в руках и сунул в карман.
– Пошли! – махнул он рукой.
Хата опустела.
Костя в оцепенении стоял посередине комнаты. В его памяти снова, как наяву, проходило все пережитое.
Начинало светать. Костя так и не прилег в эту ночь; он мучительно думал об одном: куда бы получше спрятать знамя. Ведь он же дал клятву герою-командиру. А вдруг знамя найдут? Что он скажет нашим, когда они вернутся? Хотел посоветоваться с матерью, но вспомнил строгий наказ командира: никому ни слова!
Вынув сверток из-под ящика, Костя бережно развернул его. Солнце пробивалось сквозь щели чулана. Словно огонь вспыхнул – так ярко сияло знамя, знамя, доверенное ему, пионеру Косте.
За окном послышалась чужая, незнакомая речь: фашисты! Костя заметался по чулану в поисках укромного уголка. Наконец, спрятал знамя за доски обшивки. Голоса смолкли. Костя выглянул на улицу. Гитлеровцы вошли в хату Охрименко. Минут через десять они появились, нагруженные узлами. Один из них – тот самый, долговязый, что ночью стрелял в хате, – на вытянутых руках нес большой пузатый самовар, медленно вышагивая длинными ногами, чтобы не споткнуться и не упасть. У второго в руках – гусь со свернутой шеей, на третьем поверх мундира – новое пальто Охрименко, купленное им зимой ко дню рождения.
Костя с ненавистью смотрел им вслед.
А в ушах неотступно звучал наказ командира: «Спрячь… сбереги знамя!»
Ночной гость
Вечером Костя решил попытаться спрятать знамя где-нибудь в лесу. Он старательно свернул его и уложил в заплечный холщовый мешок.
Для отвода глаз взял кнут и кошелку. «Если станут спрашивать, скажу, что ищу корову», – думал он.
Сначала все шло хорошо. Ему удалось незаметно выйти из огорода и сквозь кустарники пробраться к оврагу. Этот широкий и глубокий овраг тянулся до самого леса. Не раз Костя с товарищами играл в нем, подражая смелым разведчикам, выслеживал воображаемых врагов. Здесь ему были знакомы каждый куст, каждая тропинка. Но едва он вылез из оврага на опушку леса, как вдруг раздался грозный окрик:
– Хальт!
Дорогу Косте преградил огромный рыжий солдат с автоматом.
– Дяденька, пустите. Я корову ищу. Где-то в лесу потерялась.
Солдат заулыбался.
– Корофф! Зер гут! Млеко. Шпиг. И, айн минутен, пиф-паф, – он выстрелил в воздух и оглушительно захохотал. А затем стал подталкивать Костю автоматом, повторяя:
– Шнелль, малшик, шнелль! Млеко. Шпиг. Пиф-паф!
Костя понял, что гитлеровец хочет вместе с ним искать несуществующую корову, в надежде поживиться молоком и мясом. «Как же теперь быть? – размышлял Костя, идя по лесу. – А что, если он вздумает обыскать меня? Надо бежать!» Шаг за шагом они углублялись в низину, поросшую густым, непроходимым кустарником. И тут Костя сообразил, что ему делать. С криком «Вот она! Вот она!» он ринулся в глубину чащи. Солдат бросился было за ним, но запнулся и растянулся во весь свой огромный рост, уткнувшись лицом в зеленую, заплесневелую болотную тину. Пока он, отплевываясь и чертыхаясь, выбирался из кустов, Костя уже был далеко.
В бессильной ярости фашист начал палить из автомата в том направлении, куда убежал Костя, но, конечно, бесполезно. А Костя кружным путем вернулся домой, огорченный неудачей. Снова пришлось прятать знамя в чулане. А это, он понимал, убежище ненадежное.
Ночью, после пережитых волнений, Костя крепко заснул в своей каморке. Ему снилось, что он идет по густому лесу неизвестно зачем, но по очень важному делу. А впереди верхом на пестрой корове едет рыжий солдат с автоматом и все время покрикивает, оборачивая к нему свою заплывшую рожу:
– Шнелль, швайн малшик! Шнелль!
На шее у коровы привязан колокольчик. Как только она споткнется или наклонится, раздается тонкий, дребезжащий звон.
Костя проснулся. Он явственно услышал тихий звонок. «Ведь это же звонят. Ко мне», – подумал он. Накинул пиджак и вышел из хаты. По ту сторону сада кто-то негромко кашлянул. Костя приоткрыл калитку и выглянул на улицу. В небе тускло светила луна. Возле хаты, плотно прижавшись к изгороди, кто-то стоял. Приглядевшись, мальчик ахнул от удивления: «Да ведь это же наш учитель географии!»
– Здравствуйте, Назар Степанович! – радостно проговорил Костя и сделал шаг к нему.
Но тот, будто не узнавая Костю, остановил его легким движением руки и негромко спросил, не отходя от изгороди:
– Скажите, не у вас ли остановились богомольцы?
– Какие бого… – начал было Костя, но тут же осекся. Он вспомнил наказ Остапа Охрименко и после минутной паузы ответил:
– Были, да недавно в лавру ушли.
– Я их подожду.
– Пожалуйста, проходите.
Назар Степанович молча последовал за Костей. Это был высокий старик в зеленой шляпе и сером плаще.
Когда они углубились подальше в кусты, он остановился и пожал мальчику руку.
– Ну вот, теперь здравствуй, Костенька!
– Назар Степанович, да как же…
– А вот так. Вопросов не задавай, это мое, учительское, дело спрашивать. Ближе к делу. Есть тебе задание. Готов его выполнять?
– Всегда готов!
– Так вот. Завтра пойдешь в Камышевку… Дорогу туда знаешь?
– Знаю. Там наша тетя живет.
– И того лучше. Разыщи там кузнеца Панаса Карповича. Его там все знают.
– Да я и сам его хорошо знаю.
– Опять хорошо, – обрадовался Назар Степанович. – Тогда постарайся незаметно шепнуть ему всего лишь четыре слова: «Дядя приглашает на вареники».
– И все? – разочарованно спросил Костя.
– Все… Не думай, что это пустяки. Понятно?
– Понятно, Назар Степанович.
– А коли понятно, тогда будь здоров!
И Назар Степанович неспешной стариковской походкой ушел, кивнув Косте на прощанье.
Утром за завтраком Костя сказал матери:
– Мама, я сегодня хочу сходить в Камышевку.
– Зачем это? – удивилась Пелагея Федоровна. – Да еще в такое время.
– Потом еще хуже будет. Я думаю, пока не поздно, надо купить там кое-что из продуктов. Оставить их можно на время там же, у тети. Как ты думаешь?
– Может, оно и так, – заколебалась мать. – Только боюсь я за тебя.
– Не бойся. Что мне сделают? С маленьких спросу меньше. Скажу, что иду к тете, и все тут.
– Ну, смотри, – со вздохом согласилась мать. – Ты ведь в доме давно уже за большака. – Она вытерла концом платка набежавшие слезы.
Пелагея Федоровна уже привыкла смотреть на сына почти как на взрослого, как на своего незаменимого помощника и опору. Сын платил ей за это нежной любовью и заботой.
Ему очень хотелось откровенно рассказать матери, зачем на самом деле он идет в село, но Костя все же сдержался. Ведь это была не только его тайна. И недаром же дядя Остап наказывал ему держать язык за зубами. Вот и о знамени он тоже не имеет права рассказывать.
Когда Костя пошел в Камышевку, на улице его остановил поселковый полицай.
– Куда, мальчик, идешь?
– В Камышевку, к тете.
– Вот хорошо! Снеси-ка письмо тамошнему старосте. А то у меня других дел много. Да смотри не потеряй.
– Хорошо, отнесу, – обрадовался Костя. Ему такое поручение было кстати. С письмом полицая его никто не задержит.
Придя в Камышевку, он первым делом вручил старосте письмо, а потом явился к тете. Когда же стемнело, направился к кузнецу Панасу Карповичу.
Тот встретил его сначала недоверчиво и даже неприязненно. Ему уже сказали, что Костя передал какое-то письмо старосте, и это насторожило кузнеца. Но мальчик, улучив минуту, когда поблизости никого не было, шепнул ему четыре условных слова:
– Дядя приглашает на вареники.
– Ладно, – буркнул кузнец и скупо улыбнулся.
Костя вернулся домой гордый и радостный. Шутка ли, он помогает бороться с фашистами, он выполнил первое важное задание!
Тайник
Стояла ясная, погожая осень. Под ногами шуршали золотые листья, по утрам уже подмораживало. Чувствовалось скорое приближение зимы.
Нынче школы в Киеве не открылись. На улицах не звенели детские голоса, не видно было веселых и шумных стаек детворы. Не распахивались больше гостеприимные двери, не вызывали к доске строгие, но справедливые педагоги. Фашисты чувствовали себя в городе полными хозяевами. Если судить по их самодовольным лицам, по гордой походке, можно было подумать, что они здесь обосновались прочно и надолго. Костя не верил этому. Он помнил прощальные слова старого Остапа Охрименко:
– Не горюйте. Мы еще вернемся!
Но Красная Армия отступила далеко на восток, где вела упорные оборонительные бои, партизаны скрывались где-то в лесах, а здесь на каждом шагу только и встречались ненавистные подлые завоеватели.
Однажды в воскресное утро мать послала Костю продать отцовское зимнее пальто и купить чего-нибудь съестного. С продовольствием в городе становилось все хуже и хуже.
На Центральном рынке было многолюдно. Бойко торговали ларьки и лавки откуда-то появившихся частников. Повсюду шныряли полицаи, шпики и гестаповцы, высматривая и выслеживая подозрительных. То тут, то там то и дело возникали перебранки и настоящие свалки. Раздавались пронзительные свистки, а иногда выстрелы. Вот мимо Кости провели рабочего со скрученными назад руками.
– Господи, боже ты мой, – прошептала стоявшая рядом старушка. – Опять повели. И когда только конец этому будет?
– Что ты сказала? – грозно спросил ее незаметно подошедший полицай. – Чем недовольна?
– Да ничего я, мил человек, не говорю, – испуганно пролепетала старушка. – Рукавички вот продаю, сама связала.
И она поспешно юркнула в толпу.
Костя долго ходил по рынку, тщетно стараясь продать пальто. Продавцов было больше, чем покупателей. Дешево, за смехотворно низкую цену, какую ему предлагали, отдавать не хотелось. «Похожу еще часок, может, все-таки продам», – утешал он себя.
– Сколько просите за пальто?
Костя обернулся. Перед ним в неизменном плаще и шляпе стоял учитель Назар Степанович. Беря у Кости из рук пальто, старик тихо шепнул:
– Жди сегодня богомольцев.
Тщательно, с видом завзятого покупателя, он рассматривал пальто, а затем, возвращая его, сказал с притворным вздохом:
– Нет, не годится. И цена неподходящая, и пальтецо мне не по росту.
– А сколько он запрашивает? – спросил высоченный мужчина, явный перекупщик.
Он выхватил у Кости пальто, небрежно осмотрел его и снова спросил:
– Сколько?
Назар Степанович тем временем уже исчез в толпе. А Костя, взволнованный неожиданной встречей, не стал особенно запрашивать и, сбавив чуть не половину намеченной цены, быстро продал пальто перекупщику и поспешил домой.
Матери дома не оказалось. Соседка на его расспросы сообщила:
– Мать велела тебе одному тут хозяйновать. Она денька на три в Камышевку отлучилась. Сестра за ней оттуда приходила, просила помочь ей по хозяйству управиться. Картошку перебрать, капусту засолить и еще что-то. Ты, хлопчик, не беспокойся – я за тобой пригляжу.
«Вот и хорошо», – подумал Костя, а вслух сказал:
– Что за мной глядеть, я и сам не маленький.
Глубокой ночью раздался тихий звонок. Костя на этот раз не спал, ожидая Назара Степановича. Он быстро выскочил в садик и приоткрыл калитку. Возле нее стоял неизвестный человек высокого роста. Костя в нерешительности сделал шаг назад.
– Скажи, мальчик, – тихо заговорил незнакомец, – не у вас ли остановились богомольцы?
«Свой», – подумал Костя и так же тихо ответил:
– Были, да недавно в лавру ушли.
– Я их подожду.
– Пожалуйста, проходите.
Костя провел незнакомца в свою каморку. Он хотел зажечь коптилку, но незнакомец запротестовал:
– Не надо. Без огня спокойнее. А разве к вам никто сегодня не приходил?
– Нет, вы первый.
– Так… – задумчиво протянул незнакомец. – Вот что, пойди-ка ты на улицу и покарауль. Тут один человек должен подойти. Очень он мне нужен. А если что подозрительное заметишь, позвони. Тут есть другой выход?
– Есть. Через огород к оврагу.
– Хорошо. Иди!
Почти час простоял Костя на улице. Поселок окутал густой туман. Было сыро и прохладно. Костя хотел было вернуться в хату, чтобы одеться потеплее, но в это время увидел торопливо подходившего к хате человека. Испуганный мальчик хотел было уже дернуть проволоку, но услышал прерывистый шепот:
– Костя? Ты?
Это был Назар Степанович. Он тяжело дышал, держась за сердце. Против обыкновения, даже не обменялся условным паролем, а быстро спросил:
– Гость у вас?
– У нас.
– А мать дома?
– Нет, она в Камышевке, у тети.
– Вызови гостя сюда, да скорее.
Назар Степанович беспокойно озирался по сторонам. Видно было, что он чего-то опасался. Костя быстро привел незнакомца.
– Беда! – тревожно заговорил старый учитель. – Явка на Голосеевке провалилась. Я чудом спасся. Видел, как увели Фому и Почтаря.
– Что же делать?
– Только без паники! – строго оборвал старик. – В Камышевку тебе сейчас идти нельзя. Опасно, да и другие дела тебе предстоят.
– А как же встреча?
– Это моя забота. Дай сюда пакет.
Незнакомец протянул ему серый конверт.
– А теперь иди. Предупреди наших. Да берегись: в городе идут облавы. Скажешь, сбор в роще, во вторник. Иди, не мешкай.
Незнакомец исчез в тумане. Костю бил озноб. Назар Степанович заметил это и спросил:
– Боязно?
– Нет. Холодно. Пойдемте в хату.
В каморке, не зажигая света, они сели на скамью.
– Слышал, какая беда стряслась? – заговорил учитель. – Конечно, далеко не все пропало, но дело усложнилось. Нам надо верного человека в Камышевку послать, а взрослому сейчас не пройти – везде усиленные патрули выставлены.
– А если я? – несмело предложил Костя.
– Вот и я то же думаю, что ты бы легче прошел. Какой с тебя спрос? Иду, мол, к тете – и весь сказ тут.
– Я так и скажу.
– А не побоишься?
– Нет, Назар Степанович, не побоюсь. Сейчас идти или как?
– Нет, не сейчас, а днем. В том-то вся и штука. Ночью тебя обязательно задержат, а днем ты не вызовешь подозрений. Завтра после обеда и пойдешь.
– Пакет понесу? Да? – догадался Костя.
– Думал я пакет передать, да теперь это рискованно. На словах передашь, что надо. Только слушай внимательно и запомни.
– Не бойтесь, Назар Степанович, все запомню.
– Так вот. Пойдешь снова к Панасу Карповичу. Там встретишь одного человека и скажешь ему вот что. Первое – оружие для них спрятано в том же лесу у сосны три креста. Пусть заберут. Второе – явка провалилась. Людей пока посылать в нашу группу нельзя, известим, когда можно будет. И третье, самое главное, – планы, он знает какие, достали и на днях пришлем в условленное место с верным человеком. Скажи пока только: подземный завод пусть ищут на Зеленой горе.
Костя внимательно слушал, стараясь не пропустить ни слова.
– Запомнил?
– Да.
– А ну, повтори.
Костя слово в слово повторил. Назар Степанович удовлетворенно кивнул головой и встал со скамьи.
– Я пошел. Будь осторожен, Костенька. И помни: все мы делаем большое дело для Родины. Она этого никогда не забудет. Прощай!
Он поцеловал Костю и быстро ушел. Мальчик почти не спал эту ночь. Наверное, раз десять, не меньше, повторил все, что ему было велено передать, чтобы лучше запомнить. Под утро неожиданная мысль окончательно отогнала сон. «А как же знамя? Что, если без меня придут с обыском и найдут его? А если закопать его в огороде? Положить знамя в отцовский сундучок и… Только вот в каком месте закопать?»
Начинало светать. Часа через два выглянет скупое солнце. Костя ходил по огороду, выбирая место для тайника. Но все не находил подходящего.
Громкое карканье прервало его раздумье. На срубе колодца, в дальнем углу огорода, сидели две вороны. «Ишь, не спится им», – подумал Костя, и вдруг его словно кто-то подтолкнул. А что если?.. Колодец давно уже пересох, вода из него ушла. Мать собиралась засыпать его, но все не решалась. А вдруг вода снова появится. Охрименко не раз по-ученому доказывал ей, что воды больше не будет, но мать не верила этому. Костя радостно засмеялся. О чем он думал раньше? Ведь это же самый настоящий тайник. Дома никого нет. Значит, можно спокойно и незаметно сделать то, что задумал. Прежде всего он решил осмотреть колодец. Притащив лестницу, примерил ее. Она оказалась в самую пору и даже немного не доставала доверху. Дно, как он и думал, было сухим. Теперь надо выкопать на дне яму и… но тут ему пришла счастливая мысль. Не лучше ли устроить тайник посередине? Ведь если у кого-нибудь и возникнет подозрение, то искать-то станут обязательно на дне колодца.
И Костя принялся за дело. Завесив окно, при тусклом свете ночника достал драгоценное знамя из-за обшивки, развернул и, как бы прощаясь с ним надолго, поцеловал его. Затем завернул знамя в чистую холстину, уложил сверток в просмоленный плотный брезентовый мешок, а мешок в железный ящичек, оставшийся от отца-железнодорожника.
Захватив кирку, лопату и топор, поспешил в огород. Осмотрелся кругом. Никого нет, тишина. Спустился по лестнице до середины колодца, отодрал доску обшивки и начал выкапывать боковой тайник. Глина подавалась легко. Не прошло и часа, как углубление было готово. Костя втиснул туда заветный ящик. Приколотил обратно ту же старую доску – и дело сделано. Теперь знамя будет лежать в надежном месте. Вряд ли кому придет в голову искать его здесь. Свежую глину Костя тщательно собрал в ведро и закопал в огороде. А в полдень отправился в Камышевку – выполнять задание старого учителя.
Страшная весть
Как и предполагал Назар Степанович, Косте без труда удалось под вечер пробраться в Камышевку. Патрульный на окраине Куреневки спросил его только, куда и зачем он идет, дал подзатыльник и отпустил. И в самом деле, в чем он мог заподозрить мальчика в рваном пальто, так жалобно просившего пропустить его к больной матери?
Мать и обрадовалась и встревожилась, увидев сына.
– Ты зачем? Все ли у нас дома ладно?
– Все в порядке. Хату я закрыл на замок. Скучно мне там одному. Я тут с тобой поживу. Может, помогу чем.
– Пусть поживет, – приветливо сказала тетя Матрена Федоровна. – Одному, конечно, там жутковато.
В этот вечер, чтобы не вызвать подозрений, Костя не пошел выполнять поручение. А с утра принялся помогать по хозяйству. Подмел во дворе, наколол дров. Словом, провел весь день в хлопотах. После обеда тетя, словно угадав его желание, попросила:
– Сходи-ка, Костенька, к кузнецу. Чайник возьми у него, починил он его уж, наверно. Неделю, как отдала.
Костя тут же, не мешкая, пошел к Панасу Карповичу. В кузнице никого, кроме хозяина, не было. Кузнец, весь черный от сажи и копоти, возился у горна. Костя окликнул его:
– Дяденька Панас, тетя меня за чайником послала. Готов он?
– Готов, – ответил Панас Карпович и, понизив голос, спросил:
– По делу пришел?
– Да.
– Чайничек-то готов, – неестественно громко заговорил Панас Карпович, – только он у меня дома лежит. Приходи за ним ко мне, но попозднее, когда я здесь управлюсь.
В дверях кузницы стоял полицай и подозрительно смотрел на Костю.
– Что за мальчик? Откуда?
– А это племянник Матрены Федоровны, – спокойно ответил кузнец. – С матерью он тут.
– А-а, – неопределенно промычал полицай и протянул ему ружье. – Тут вот затвор поправить надо. Сумеешь?
– Чего не суметь – дело знакомое. Поохотиться собираешься? – спросил Панас Карпович.
– Да, надо кое за кем поохотиться, – криво усмехнулся полицай, – поправь к завтрему, я зайду.
Поздно вечером Костя пришел к кузнецу на дом. Панас Карпович встретил его во дворе и повел не в хату, а на огород. На недоуменный взгляд Кости буркнул односложно:
– Иди за мной. Там ждут.
В огороде возле плетня притулилась низенькая баня. Панас Карпович легонько подтолкнул Костю, а сам остался снаружи на карауле.
Открыв дверь, Костя в замешательстве остановился на пороге. На лавке возле крохотного оконца сидел… Остап Охрименко.
– Затвори дверь, дует, – ласково сказал старик.
Костя прижался к его широкому плечу. Охрименко крепко обнял мальчика.
– Здравствуй, герой мой милый. Что, соскучился по старому?
– Соскучился, дядя Остап, – тихо ответил Костя. – Ой, как хорошо, что вы живые!
– А что мне сделается – я двужильный, – пошутил Охрименко и тут же переменил тон: – Ну, сказывай, с чем пришел.
Костя сбивчиво начал пересказывать то, что велел передать Назар Степанович. Старый токарь терпеливо, не перебивая, выслушал, а затем спросил:
– Все?
– Все, дядя Остап.
– Гм, – недовольно крякнул тот. – Как же так? Странно. А он ничего не говорил тебе насчет чертежей… или, как бы тебе сказать, планов там всяких?
– Ой, – спохватился Костя, – говорил, говорил. Как же это я забыл? Сейчас вспомню, Ага! Он велел сказать, что планы какие-то они достали и на днях пришлют, куда, вы, говорит, знаете, с надежным человеком. И еще, – Костя раздельно, отчетливо произнес: – Подземный завод, сказал, пусть ищут на Зеленой горе.
– Ну вот, это – другое дело, – повеселел Охрименко. – Добре. А то мне без этих слов и возвращаться не велено.
– Дядя Остап, а что, скоро наши обратно придут?
– Скоро не скоро, Костенька, а что выметут фашистов с нашей земли – это уж дело верное.
– Эх, скорей бы, – вздохнул Костя.
– Ну, ничего, потерпи трошки. – Он встал, чуть не стукнувшись головой о низкий потолок, и озабоченно сказал:
– Мне пора. Вести ты принес очень важные, и я скоренько должен доставить их, куда следует. А тебе, дружок, придется пожить здесь недельку. Жди от меня новостей для городских товарищей. А потом шепнешь их кому надо.
…Больше недели пришлось прожить Косте в деревне у тетки в ожидании новостей от старого Охрименко. Мать уже вернулась в Куреневку, а он все еще ждал. Наконец, как-то вечером, улучив удобную минуту, Панас Карпович сказал ему:
– Вертайся до дому. И передай там спасибо за вести. Чуешь?
– Чую, – ответил Костя.
– Ну, бувай здоров. Добрый ты хлопец!
В Куреневке Костю ждала страшная весть. Мать встретила его со слезами.
– Костенька, какая беда-то у нас стряслась.
– Что такое? – испуганно спросил сын.
– Забрали гестапы проклятые человек двадцать и всех повесили. И с ними, – боже ты мой, кто бы мог подумать? – сказнили нашего учителя Назара Степановича. Да ведь он в жизни никого не обидел, добрейшей души человек был.
Костя навзрыд заплакал.
А мать, прерывая свой рассказ всхлипываниями, продолжала:
– Утром согнали нас на площадь. А там уже виселицы наготове, – она содрогнулась от страха и жалости. – И вот привели их, сердечных, измученных, избитых, окровавленных. А впереди всех, опираясь на палочку, идет наш Назар Степанович. Стали на него надевать петлю, а он оттолкнул палача и громко так крикнул нам: «Прощайте, люди советские! Не бойтесь злодеев, бейте их без жалости!..» Тут его схватили и… – мать, не закончив свой рассказ, забилась в неудержимых рыданиях.
А Костя, словно окаменев, сидел у стола и не замечал, как крупные слезы одна за другой падали на скатерть.
Всю жизнь будет помнить он своего любимого учителя, отдавшего жизнь за Родину. И никогда не уйдут из памяти его слова:
«Помни: все мы делаем большое дело для Родины. Она этого никогда не забудет. Прощай!»
– Прощай! – прошептал Костя и поднял руку, как бы давая клятву быть стойким и смелым пионером-ленинцем.








