Текст книги "Из химических приключений Шерлока Холмса"

Автор книги: Борис Казаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 24 страниц)

Когда суматоха несколько улеглась, все снова расселись по стульям, но беспрестанно вполголоса перебрасывались словами. Нотариус попросил разрешения продолжать чтение завещания. Все затихли, но слушали уже не с первоначальным вниманием. Оживились лишь тогда, когда нотариус произнес:

– Перед богом и людьми я признаю, что леди Мейбл Сомерсет – моя внебрачная дочь, и во исполнение своего отцовского долга я оставляю ей половину всего движимого и недвижимого имущества, другая половина по праву наследования принадлежит моему сыну Генри Малколму.

Такого оборота никто не ожидал. Взволнованные этими драматическими событиями, шумно разговаривая, все стали покидать зал, гремя стульями. Экипажи отъезжали один за другим. Мисс Сомерсет сидела на стуле как окаменевшая, закрыв лицо руками. Холмс подозвал дворецкого и сказал, что о ней надо позаботиться: проводить ее в комнату и дать чего-нибудь успокоительного.

Отправились и мы из опустевшего дома к себе на Бейкер-стрит.

Утром у нас появился Лестрейд. Крайне возбужденный, он сказал Холмсу:

– Ну и представление, Холмс! Кто мог ожидать такого от сэра Генри? Дела его плохи. Врачи обследовали его и сказали, что у него тяжелое помешательство, которое приведет его, скорее всего, в дом умалишенных. Вряд ли кто мог предположить, что смерть отца так потрясет уравновешенного дельца.

– Это божья кара, Лестрейд. Отца своего убил именно сэр Генри. Помешательство избавит его от судебного преследования.

– Но позвольте, Холмс, зачем понадобилось сэру Генри убивать своего отца? Я опрашивал всю прислугу в доме, служащих в конторе, и никто из них не сказал, что между отцом и сыном когда-нибудь возникали трения или просто резкости. Да и сами вы мне сказали, что у сэра Генри железное алиби.

– И все-таки это так, Лестрейд. В первый день, когда мы с вами осматривали комнату, где было совершено преступление, вы сказали, что это похоже на взрыв, но странным было то, что никаких следов бикфордова шнура или другого вида запала нами обнаружено не было. Заброс в помещение бомбы тоже исключался: все было закрыто и никаких осколков также не найдено. Мы с вами обратили внимание на какой-то особенный неприятный запах в комнате. А вот подстаканник и ложечка сохранили кое-какие следы. Видите – на них просвечивает медь. Семейство Малколмов могло себе позволить не пользоваться какими-нибудь подделками. Эти изделия из чистого серебра, а не из меди, покрытой серебром. Медь влипла в серебро сверху при взрыве. Ее немного. Она – остаток взрывного устройства.

– Но что же взорвалось?!

– Пластилиновый бюст, Лестрейд. Он был исполнен не из пластилина, а из взрывчатого вещества, пластичного, как пластилин. Отличить его можно было только по запаху. Даже скульптор, лепивший бюст, не подозревал, что в его руках не пластилин, а взрывчатка. Она совершенно безопасна в обращении; чтобы ее подорвать, нужен специальный запал. Когда у меня возникла такая версия, я стал искать ее подтверждения или опровержения. И вы мне в этом очень помогли, Лестрейд.

– Каким образом? Объясните, пожалуйста, мистер Холмс.

– Прежде всего, вы сказали мне, что в гибели сэра Малколма более других заинтересована фирма Бентона, и я стал исследовать эту нить. И действительно обнаружил, что пластилин для лепки бюстов поступал от фирмы Бентона. А потом я подумал, что не исключена возможность подмены пластилина взрывчаткой, и если это произошло в доме, то убийца постарается избавиться от настоящего пластилина, чтобы он не наводил на размышления. И я нашел этот пластилин в куче листьев. В пачке сохранился фирменный листок Бентона. Нужно было установить, кто спрятал в листьях эту пачку. Я не зря попросил вас снять отпечатки мужских каблуков в доме Малколмов. Вы это выполнили блестяще. Вот и посмотрите на этот распятый на дощечке листок, придавленный каблуком. Прятавший пластилин перед этим наступил на что-то острое, и на каблуке заметен порез. Такой же порез мы видим на отпечатке каблука сэра Генри, столь хитроумно добытом вами. Этого, конечно, было недостаточно для его обвинения, и мне пришлось пуститься в дальнейшие поиски.

И Холмс последовательно стал рассказывать обо всех наших разъездах и посещениях:

– Свечу, которая самопроизвольно загорелась, удивила всех присутствующих и так потрясла сэра Генри, вставил в подсвечник я. Я попросил нотариуса начать свое оглашение завещания в точно назначенное время. В расчете на это я и «зарядил» свечу серной кислотой. Подсвечник же, о котором сэр Генри упомянул в разговоре с Джеральдом Кокрофтом как о предназначенном в подарок Джулии Чепмен, разыскали в доме мне вы, и я установил его на столе нотариуса. Потрясение сэра Генри усилилось оттого, что свеча загорелась, будучи именно в этом подсвечнике. У него не было времени на размышления, но он понял, что все его хитросплетения уже выявлены другими.

– Но ведь свеча – это еще не взрыв?

– Конечно же нет. Но сэру Генри не составляло труда конец фитиля пропитать бертолетовой солью и сахаром. Я думаю, вы помните, как в не столь давнее время наши газеты были переполнены сообщениями из России. Убили русского царя. Его взорвали бомбой, изготовленной членом тайной организации Кибальчичем. Смесь бертолетовой соли с сахаром, воспламеняющаяся от соприкосновения с серной кислотой, с того времени и стала известна как «запал Кибальчича». Прикрыв подготовленную таким образом свечу каким-нибудь колпачком, сэр Генри втиснул ее снизу в бюст, изготовленный, как оказалось, из пластиковой взрывчатки, и тут же замазал отверстие. На это потребовались считанные секунды. А далее было дело времени. Сэр Генри точно знал, когда сдетонирует «запал Кибальчича» и подорвет взрывчатку. Он тут же уехал из дома и обеспечил себе «железное алиби», так как находился в обществе клубных завсегдатаев.

– Но, черт возьми, Холмс! Я не вижу мотива преступления. Зачем сэру Генри потребовалась смерть его отца?

– О, Лестрейд, Лестрейд! Вы, сыщики Скотленд-Ярда, слишком уж пренебрежительно относитесь к французской полиции. Поверьте, кое-чему и у них можно поучиться. Их игривое «ищите женщину» далеко не всегда беспочвенно. В этом деле три женщины. Две невесты – мисс Бентон и мисс Чепмен, а также мисс Сомерсет. Первые две в этом деле, как говорится, «ни сном ни духом», а последняя и была выбранной жертвой, хотя ни о чем не подозревала. Сэр Генри вовсе не собирался уничтожать своего отца, все его хитросплетения были направлены против мисс Сомерсет. Ее неожиданный приезд, участие в ней его отца, определенно теплое к ней расположение насторожили сэра Генри. Нам неизвестно, сумел ли он разузнать, что завещание сэра Малколма пересоставлено, или только заподозрил это, но он пришел к заключению, что от «непрошеной сестрицы» – как это стало ясным по оглашении завещания – ему следует избавиться. Бюст мисс Сомерсет должен был взорваться в ее комнате. Никто не предполагал, что сэру Малколму вздумается перед приходом скульптора всмотреться в черты матери и дочери, сопоставить их, для чего он и распорядился принести их бюсты к себе в комнату. Этим он подписал себе приговор. Для сына же это оказалось неожиданным оборотом и тяжелейшим ударом. Все его действия были тщательно продуманы. Следствие прежде всего заинтересуется, кому выгодно устранение сэра Малколма или кого-нибудь из его семьи. Вы сразу определили это – фирме Бентона. Следов покушения, можно сказать, не осталось. Но если бы вы все же докопались, что это взрыв, массы, закамуфлированной под пластилин, то поиски его присылки в дом привели опять же к этой фирме. Чистосердечное признание Кокрофта, по всей вероятности, было бы воспринято с полным недоверием, его изобличили бы немедленно, как он только помянул бы Джулию Чепмен, якобы предполагаемую, невесту сэра Генри. Он никогда за ней не ухаживал, и она его не знает, более того – у нее уже есть жених. Признание Кокрофта, если бы оно имело место, было бы воспринято как ужасная басня, неуклюжая попытка скрыть, что от Бентона Малколмам под видом пластилина была прислана взрывчатка. История хотя и хитроумная, но тривиальная.

И я и Лестрейд слушали Холмса широко раскрыв глаза, стараясь не пропустить ни одного его слова. После некоторого молчания Лестрейд спросил:

– Как же нам теперь поступить, Холмс?

– Я думаю, Лестрейд, вы представите в Скотленд-Ярд подробный отчет по раскрытию мотива преступления и его сущности. Убийца, я полагаю, не понесет заслуженного наказания, ибо, как я вас понял по заключению врачей, ему прямая дорога в «желтый дом». Это дело я дарю вам, Лестрейд. Составьте отчет возможно подробнее, без упоминания моих скромных стараний. Но я вас попрошу не портить жизнь двум порядочным дуракам, влипшим в эту историю, – Кокрофту и капитану Спилмену. Мне их жалко, ибо они не ведали, что творили. Да и невест их тоже жалко. Сделайте это, Лестрейд; я надеюсь, что нам с вами еще предстоит какая-нибудь интересная работа, в которой я окажусь для вас небесполезным… Все имущество сэра Малколма перейдет, я полагаю, в соответствии с его завещанием к мисс Сомерсет. Она надеялась получить какую-нибудь конторскую работу у сэра Малколма, а теперь станет владелицей всего торгового дома. Трудовые навыки, которые ей привила ее мать, помогут ей справиться с этим делом. Конечно, для нее вся эта история – потрясение: она неожиданно обрела настоящего отца и тут же потеряла его. Но, я полагаю, она оправится и поведет дело достаточно энергично.

Через два дня в утренней газете я прочитал небольшую заметку, в которой говорилось о загадочной смерти главы торгового дома «Малколм и сын». В ней, в частности, упоминалось, что расследование проведено инспектором Скотленд-Ярда Лестрейдом, который со свойственной ему проницательностью выявил, что убийцей является сын покойного, устроивший взрыв в его комнате. Злодеяние было направлено против мисс Мейбл Сомерсет, проживающей в доме, но не знавшей, что она является внебрачной дочерью Джеремии Малколма. По стечению обстоятельств взрыв поразил не мисс Сомерсет, а сэра Джеремию Малколма. Убийца, после совершенного им злодеяния, повредился в рассудке и направлен в дом умалишенных. По завещанию покойного все имущество, ему принадлежавшее, переходит во владение Мейбл Сомерсет.

Я показал газету Холмсу, сказав:

– Опять, мой друг, вы оказались ни при чем. Лестрейд, проявивший себя в этом деле болваном, пожинает лавры «со свойственной ему проницательностью».

Холмс засмеялся:

– Дорогой Ватсон, вас все еще не перестало это удивлять? Я на это нисколько не обижаюсь. Мне было интересно распутать хитросплетения сэра Генри. Лестрейд дал мне в руки интересное дело, и я должен быть благодарен ему за это. К тому же в вашем присутствии я сам предложил ему зачислить это дело в реестр раскрытых им преступлений. А он поступил если и не «со свойственной ему проницательностью», то, во всяком случае, с «несвойственной ему деликатностью»: ведь в сообщении совсем не упоминаются Кокрофт и Спилмен, которых, при желании, можно было бы запутать в этом деле.

МАЛЕНЬКОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ

Присланное нам нашим другом химиком мы читали довольно долго. Причина была в том, что, получив папку машинописных страниц, мы никак не могли договориться, кто будет их первым читателем. Чтение вслух в общем кругу отвергли сразу, ибо материал был большой, совместное чтение заняло бы немало времени, а часто собираться мы не имели возможности. Кто-то предложил бросить жребий. Это получило резкую отповедь: слепой случай может заставить кого-нибудь из нас ожидать слишком долго – это во-первых, а во-вторых, прочтение затянется надолго и может случиться, что владелец «записок» вернется и потребует их возвращения, а с ними к тому времени не все успеют ознакомиться.

В конечном итоге мы пришли к согласию, решив, что будем читать «записки» по частям одновременно, обмениваясь ими. Построение «записок» такое позволяло: они не представляли собой единой повести, а были сборником рассказов об одном герое, но с совершенно различными, не связанными сюжетами. От последовательности, в которой мы их читали, общее впечатление не страдало.

В целом «записки» нам понравились, но по вопросу «что лучше?» мнения нашей компании разделились: одни отдавали предпочтение одному рассказу, другие – другим. О вкусах, как принято говорить, не спорят.

Появился наконец и владелец «записок». Мы их торжественно ему вручили, обратив особое внимание на свое бережное с ними обхождение.

– Благодарю вас, ребята, я доволен тем, что доставил вам некоторое развлечение, – сказал химик, – поверили ли вы теперь в то, что именно сэр Артур Конан Дойл повлиял на мой выбор профессии?

Мы отвечали утвердительно, хотя и не были уверены в том, что прочитанное нами принадлежит перу этого прославленного автора.

– На эту тему мы с вами уже беседовали, помните, я сказал, что для меня это не имеет решающего значения. Ведь то, что вами прочитано, еще не все.

– Как мы должны это понимать?

– Я читал их по рукописному переводу своего отца, а потом перепечатал на машинке. Печатал я сам, не доверяясь машинистке, тем более что почерк отца не столь уж разборчив. А печатаю я медленно и положить все на машинку просто не успел. Осталось примерно такое же количество материала.

Мы дружно зашумели и стали настаивать на том, чтобы нам дали возможность ознакомиться с остальным. Химик остался непреклонен. Он не отверг наших домоганий, но категорически отказался предоставить нам рукопись отца.

– Если вы так настаиваете, – сказал он, – то я пришлю вам вторую часть, но только после того, как сумею ее перепечатать.

Наши возражения на него не подействовали. Зная, что он управится с таким делом не так скоро, мы пришли к общему соглашению: собраться через год по случаю нашего юбилея и на этом празднестве пусть наш друг вручит нам на прочтение недостающую часть «записок», которую к тому времени он, как мы надеемся, переведет на машинописный лист. Дружный наш напор заставил его согласиться.

Мы разъехались, чрезвычайно довольные друг другом. До юбилея еще далеко, но мы ожидаем приезда нашего товарища, уверенные в том, что он нас обмануть не должен.