Текст книги "Из химических приключений Шерлока Холмса"
Автор книги: Борис Казаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)
Холмс поблагодарил ювелира, и мы отправились на розыски этого Хайта. Мы нашли его маленькое заведение, видимо не особенно процветающее, и Холмс обратился к нему с той же просьбой, сославшись на рекомендацию своего знакомого. Хайт испытующе поглядел на моего друга, после чего заявил против всяких ожиданий:
– Да ведь это моя работа. Если вы хорошо оплатите, то почему бы и не сделать вам такого удовольствия. Поверьте, я не зря кушаю свой хлеб, таким искусством не каждый владеет.
Я увидел блеск в глазах Холмса.
– Вы такое же изготовляли для Десмонда?
– Никакого Десмонда я не знаю и знать не хочу, – насторожился Хайт, – я вообще не имею привычки интересоваться личностями своих заказчиков. Удостоверений у них не спрашиваю. Я беру или не беру работу, если она мне по силам и если клиент не скупится на ее оплату. Клиентов, которые попросили меня изготовить эти пурпурные бутончики, было двое, они остались моей работой довольны, оплатили щедро, а личностями их мне совершенно не к чему было интересоваться, равно как и тем, для чего им нужно пурпурное золото такой формы.
Холмс побеседовал с Хайтом еще несколько минут, и мы покинули виртуоза ювелира. Взяв кеб, мы отправились к Британскому музею. Кларк встретил нас очень приветливо, немой вопрос прочитывался в его глазах.
– Скажите нам, мистер Кларк, как обстоят дела у профессора Хочкинса с подготовкой экспедиции и составлением сметы?
– Мистер Холмс, смету они завершают, и по ней вырисовывается очень крупная сумма. Материалы по консервации уже приобретены, и Хочкинс очень торопит меня с его отъездом.
– Очень хорошо, мистер Кларк. Сумма, я полагаю, должна быть наличной? Ведь экспедиции придется расплачиваться за жилище, продовольствие, платить носильщикам, за лошадей, ослов или какой-нибудь другой транспорт. В пустыне ведь нет банков, куда можно было бы перевести эти деньги.
– Вы не ошибаетесь, Холмс, все деньги поступят в распоряжение профессора Хочкинса, и он будет их расходовать по своему усмотрению.
– Я думаю, – сказал Холмс, – что подготовка экспедиции не является секретом для работников музея?
– Конечно не является. Все очень заинтересованы ею.
– Ну что же, пора заканчивать подготовку. Давайте ей свое благословение. Нельзя ли завершить ее с некоторой долей торжественности? Через два дня на третий, – Холмс назвал число, – объявите, так сказать, торжественные проводы. Соберите всех своих сотрудников в своем кинозале и продемонстрируйте еще раз тот фильм, который мы имели удовольствие видеть. Попросите Десмонда прокомментировать его. Это не займет много времени, но создаст у всех, я полагаю, общий подъем настроения, да и у профессора Хочкинса – тоже. Пока же мы распрощаемся, получите, пожалуйста, ваши бесценные экспонаты. О времени демонстрации фильма заранее поставьте нас в известность. Мы тоже с удовольствием посмотрим его еще раз. Если о нас, посторонних, кто-нибудь из сотрудников спросит вас, скажите, что вы договариваетесь с нами о проведении некоторых реставрационных работ. До свидания, мистер Кларк, мы ждем вашего извещения.
Холмс опять отправил меня на Бейкер-стрит одного, сказав, что ему еще надо кое-куда зайти.
В назначенный день мы получили извещение от Кларка о том, что заседание по проводам профессора Хочкинса начнется в шесть часов вечера в кинозале Британского музея. Холмс не стал дожидаться вечера и попросил меня быть у входа в Британский музей минут за пятнадцать до назначенного срока. Я прибыл на место и стал прогуливаться в ожидании дальнейших событий.
К моему удивлению, к означенному времени у музея остановились два кеба и из них высадилось шесть человек. Я узнал только двоих: Холмса и нашего старого знакомого из Скотленд-Ярда Грегсона, который приветствовал меня поклоном. Все остальные были очень сдержанны и молча проследовали за нами в кабинет Кларка, а оттуда в кинозал. Все они расселись поодаль от нас, мы остались рядом с Холмсом. Зал наполнился сотрудниками, и Кларк обратился к присутствующим с вступительным словом. Он напомнил, что собрались все здесь, чтобы пожелать доброго пути и успехов в изысканиях профессору Хочкинсу.
– Сейчас, – сказал он, – мы просмотрим кинофильм о предшествующей экспедиции в Египет, на могильники, где уже побывал мистер Десмонд, который будет сопровождать профессора Хочкинса. Он будет комментировать события, зафиксированные киноаппаратом, а потом ответит на вопросы присутствующих, если они у них возникнут.
Все затихли, в зале погас свет, вспыхнул экран, и под стрекот аппарата на нем стали разворачиваться события, с которыми мы уже были знакомы. Расположившись рядом с экраном, Десмонд пояснял все происходящее. Потом экран погас, в зале зажгли свет, и красивый, безукоризненно одетый Десмонд обратился ко всем, предложив дать пояснения, если у кого будут вопросы. Вопросы были. Спрашивали об опасностях пути, о тяготах и лишениях, о личности профессора Бове, которого сопровождал Десмонд. На все Десмонд отвечал очень охотно, подробно, с некоторой, можно сказать, элегантностью. Слушали его с большим интересом. Кое-кто делал пометки. Я окинул взглядом аудиторию и остановил свое внимание на тех, что прибыли с Холмсом. Они были сосредоточенными и невозмутимыми. Потом я увидел, что от них Холмсу передали какие-то записки, прочитав которые Холмс слегка улыбнулся. Я не мог понять, что забавное они ему сообщили, он же не посвящал меня в это.
Выждав некоторое время, Холмс попросил разрешения задать Десмонду вопрос.
– Пожалуйста, сэр, я к вашим услугам…
– Просмотр фильма и комментарий мистера Десмонда доставили нам всем большое удовольствие, за что, я полагаю, мы все должны выразить ему свою признательность.
Гул одобрения прошел по аудитории. Десмонд благодарно и изящно поклонился.
– Но меня несколько смущает одно обстоятельство, – продолжал Холмс, – и я хотел бы спросить, что побуждает мистера Десмонда столь неуважительно отнестись к своим слушателям?
– Почему у вас такое впечатление, сэр? Я не дал никакого повода к такому заключению, – быстро ответил настороженно выпрямившийся Десмонд. – Кто вы такой, сэр?
– Я не утаю своего имени, – сказал Холмс, – добавлю, что узнать его вам не доставит удовольствия. Вы обозвали нас свиньями, мистер Десмонд.
– Простите, сэр! Я ничего подобного не говорил. И в мыслях не держал! Как вам могло прийти такое в голову?
– Видите ли, мистер Десмонд, – парировал Холмс, – цивилизация делает гигантские шаги, и одним из ее плодов является кинематограф, который вы привлекли к своей работе. За ним закрепилось наименование – «Великий немой». Это соответствует его сути. Мы видим, что происходит на экране воочию, но не слышим никаких звуков. Основываясь на этом, вы допустили непростительную оплошность, полагая, что все сказанное вами никогда не станет известным зрителям. А вот что вы сказали, когда ваша работа увенчалась успехом, я имею в виду кадр, в котором вы передаете украшения профессору Бове: «Превосходная работа! Ни одна свинья не докопается до истины!» Так вот я – та самая свинья, которая все-таки докопалась, а имя мое – Шерлок Холмс.
Аудитория загудела. Десмонд с возмущением воскликнул:
– Это инсинуация! Вы все это выдумали, чтобы дискредитировать предприятие!
– Я ничего не выдумал, – спокойно заметил Холмс, – это вы не учли того, что недоступное обычному зрителю, в том числе и нам с вами, вполне понятно определенной категории лиц. Они присутствуют здесь, в зале. Это глухонемые, умеющие читать произнесенные слова по движению губ. Вы произнесли эти слова на чистейшем английском языке, обращаясь к французу – профессору Бове, хотя сами вы курс наук в Льежском университете слушали также на французском. Вот записи этих глухонемых и их наставников. В одной значится: «Произнесенные слова – не на французском», а во второй – то, что я уже сообщил вам.
Десмонд оправился и возразил с кажущейся непринужденностью:
– Я продолжаю утверждать, что в данном случае явная ошибка. И мне непонятно, чем вызван такой интерес мистера Холмса, зачем потребовалось ему привлекать к просмотру фильма этих джентльменов? И, наконец, если бы даже слова были такими, как он их интерпретировал, то в них нет ничего такого, что вызвало бы негодование. Работа профессора Бове действительно великолепна, свидетельством этого являются золотые украшения, переданные мной в Британский музей, а что касается «истины», то речь идет о местонахождении могильников, ставшем известным только мне и покойному профессору Бове.
– Это не совсем так, мистер Десмонд, ибо был ведь и третий человек, которому это известно: это тот, который снимал и обрабатывал кинопленку. Однако все это – привходящие обстоятельства. Дело в том, что вы никогда не видели профессора Бове в непосредственной близости. В этот короткий период я побывал на континенте, посетил его вдову и узнал от нее немало о личности профессора и о его последней экспедиции. Он действительно отправился в эту экспедицию со студентом Льежского университета. Но этим студентом были не вы, тот уже окончил университет, за недостатком времени я не мог его повидать. Вдова сообщила мне очень интересную деталь, о которой вы не знали. У профессора Бове с юношеских лет на левой руке не хватает двух фаланг безымянного пальца. Он потерял их в спортивных состязаниях. Кадр фильма, заснятого нами, обличает вас: у вашего «профессора Бове» никаких изъянов на руках нет.
Я поинтересовался вашей личностью в Льежском университете. Да, вы значились в списках его студентов, но были исключены за какой-то неблаговидный поступок. В чем его суть – мне не сообщили, но дали понять, что это – неджентльменское отношение к женщине. Меня интересовало другое, потому я и не стал задерживаться на выяснении таких подробностей. Вы не были нищим студентом. Ваши родители оставили вам приличное состояние. Конечно, столь бесславно прерванная учеба и потеря видов на дальнейшую карьеру озлобили вас. Тогда-то вы и прочитали о трагической кончине профессора Бове. У вас возник дерзкий план поживиться, используя это сообщение. Вы покинули континент и оказались в Лондоне. Посещая Британский музей, вы присматривались к экспонатам в отделе египтологии и внимательно изучали прилагавшиеся проспекты. Уяснили себе, что наиболее интригующими из них являются украшения из пурпурного золота, тайна изготовления которых не была известна ученым до сего времени. Вы стали искать ювелира, который смог бы изготовить подобные. И вы нашли его – это ювелир Хайт. В подробности вы его не посвящали, разъяснили только, что вам требуется. Заказ Хайт выполнил очень хорошо, и вы передали украшения профессору Хочкинсу, полностью завоевав его расположение. Если бы профессор Хочкинс обладал более крепким здоровьем и не забеспокоился бы за него директор музея Кларк, то ваша авантюра удалась бы. Вы очаровали профессора Хочкинса. Ваш фильм и золотые украшения, переданные ему, убедили его в вашей искренности и энтузиазме. Он не мог и предположить, что на палубу парохода вы с так называемым «профессором Бове» зашли как посетители, специально для того, чтобы вас зафиксировал объектив киноаппарата, что «раскопки» засняты не в долине Нила, а в пределах нашего острова, что сам профессор Бове к моменту экспедиции выглядел не столь бодро, как на экране. Своего сообщника вы или ваш помощник загримировали, глядя на портрет Бове, помещенный в его некрологе. А ведь друзья, выражающие соболезнование, всегда стараются оставить лучшую память о покойном и публикуют его портрет, хронологически не соответствующий его последним дням.
Ни в какую экспедицию, я полагаю, профессор Хочкинс с вами не отправится, ибо у нее отсутствует место назначения. Расчет ваш был до удивительного простой. Вам в пути не составляло бы труда завладеть той немалой суммой, которую ассигновал Британский музей на экспедицию. Для этого не потребовалось бы даже прибегать к «сильным мерам» по отношению к профессору Хочкинсу, ибо он целиком доверял вам, и по состоянию своего здоровья, несомненно, препоручил бы вам заведование всеми хозяйственными делами. Покинуть его, захватив все деньги, а они были наличными, для вас не составляло бы никакого труда. Таким образом, вы намеревались не только ограбить, но и обесславить британскую науку. Если вы намерены отрицать что-либо из изложенного мной, то могу сообщить вам, что в зале присутствует инспектор Скотленд-Ярда Грегсон, заботам которого я вас и передам для дальнейших уточнений.
Грегсон встал, а Десмонд совершенно сник, не находя слов, чтобы что-нибудь ответить Холмсу. Все оглядывались друг на друга. Профессор Хочкинс закрыл лицо руками.
Холмс продолжал:
– Во всей этой неприглядной истории, могу заметить, есть и светлая сторона. Рассматривая все обстоятельства дела, я принужден был исследовать образцы пурпурного золота, переданные Десмондом профессору Хочкинсу. Технический протокол испытаний, который вел доктор Ватсон, я передам в Британский музей, – Холмс поклонился в сторону Кларка. – Все, кому это любопытно, смогут убедиться в том, что тайны изготовления пурпурного золота больше не существует. Я выяснил ее, но обязанностью своей считаю сказать, что технология его разработана не мной, а ювелиром Хайтом, который и не подозревал, что воспроизводит великолепное искусство мастеров Древнего Египта. Что касается вас, мистер Десмонд, то я затрудняюсь, что с вами делать. Мне интересно мнение директора музея Кларка.
Красный и растерянный Кларк смущенно сказал:
– Я очень боюсь, мистер Холмс, что если эта история станет известна газетчикам, то мы станем посмешищем всего Лондона. Ведь только подумать: какой-то недоучившийся студент чуть не околпачил Британский музей! Ведь это позор британской науке! Сколько злорадства и ехидства он вызовет у наших соперников!
Холмс внимательно посмотрел на негодующего Кларка, потом взглянул в сторону профессора Хочкинса.
– Ну, что же, – сказал он, – мне кажется, что вы, Десмонд, родились под счастливой звездой, не «утренней», как значилось на борту парохода, где вы позировали со своим сообщником, а вечерней, ибо сейчас у нас вечернее заседание. Если у аудитории не будет возражений, то вас отпустят с миром в надежде, что вы забудете дорогу в Британский музей. Свое преступление вы замышляли, и очень основательно, следует признать, но совершить его вам помешали. Переданные вами профессору Хочкинсу образцы пурпурного золота останутся в Британском музее, а вы, нанесший ему такой моральный ущерб, удалитесь отсюда. Самое лучшее вы сделаете, если покинете Англию. Рассказывать об этом прискорбном происшествии, я полагаю, вы никому не будете, так как вас посчитают выдумщиком, а молва об этом сюда придет. Тогда уже за вас возьмутся по-серьезному и раскопают все ваши прежние грехи в Льежском университете. А мистер Грегсон может подтвердить, что вы уже числитесь в картотеке Скотленд-Ярда. Отпечатки ваших пальцев, оставленные на парапете в отделе египтологии, пересняты, ваш фотопортрет также занесен в картотеку, и отыскать вас при нужде Скотленд-Ярду не составит труда.
Не буду описывать, как потом благодарил Холмса в своем кабинете Кларк за спасение чести британской науки, как называл себя тупым ослом профессор Хочкинс, восхищенный в то же время раскрытием тайны изготовления пурпурного золота, как недовольство свое за непривлечение мошенника выразил инспектор Грегсон. Все окончилось ко всеобщему удовлетворению. Десмонд исчез, и больше о нем нам никогда не приходилось слышать.
В ЗАМКЕ ТЕРНАНА
В водоворот событий, имевших место в поместье сэра Тернана, мы с Холмсом попали по чистой случайности. Не было никакого обращения к Холмсу с просьбой выяснить истоки преступления, но события эти не лишены интереса, потому я и решил о них рассказать.
Как-то повстречал я одного старого знакомого – доктора Питкерна, с которым когда-то пришлось служить в полевом госпитале. Прошло много лет с тех пор, мы едва узнали друг друга, но тем не менее были очень обрадованы. Нам очень хотелось поговорить не спеша, повспоминать о тяжелейших для нас обоих временах, которые не выветриваются из памяти, но для такой беседы времени не было. Я дал Питкерну наш адрес и взял с него слово обязательно навестить нас. Обязательность его мне была известна с давних времен, и потому я не сомневался в визите. И действительно, примерно через неделю он у нас появился. Я представил его Холмсу, и за столом у нас завязался непринужденный разговор.
Питкерн, как оказалось, еще долго служил в Афганистане и Индии. Он вышел в отставку с приличным пенсионом, и сейчас на службе не состоял, хотя и консультировал один из военных госпиталей в Лондоне. Вне Лондона у него есть приличный домик в прекрасной местности, где он и обитает постоянно, так и не обзаведясь семьей. Домик этот непосредственно прилегает к поместью сэра Тернана. С ним Питкерн нечаянно встретился в Лондоне, вернувшись из Индии, и тот, памятуй совместную службу в колонии, предложил ему купить у него этот домик, сказав, что будет рад соседству и возможности обращаться к Питкерну со своими недугами. Домик он уступил по сходной цене, а недугов у него не так уж и много, чтобы они обременяли соседа-врача.
Узнав, что у нас сейчас нет никаких неотложных дел, Питкерн предложил мне и Холмсу погостить у него, побывать в прекрасной местности. Мне это предложение показалось соблазнительным, но я не знал, как взглянет на него Холмс. Однако он принял приглашение Питкерна без колебаний.
– Я полагаю, – сказал Холмс, – что нам очень не повредит глоток свежего воздуха. Мы можем только поблагодарить доктора Питкерна.
Питкерн был очень обрадован нашим согласием и стал настаивать на немедленном отъезде.
В дороге Питкерн рассказал нам о сэре Тернане и его поместье. Тернаны – древний род, насчитывающий более трех столетий. Старинный замок в имении не очень велик и уже значительно обветшал. Хотя сэр Тернан поддерживает в нем порядок, но постоянно живет в другом доме, благоустроенном по-современному. Правда, в особо торжественных случаях гостей принимают в большом зале старинного замка. В нем же размещается и большая библиотека, в которой немало древних книг и рукописей. Удалившись от дел, сэр Тернан, по выражению Питкерна, «свихнулся» на своей генеалогии. Он много занимается в библиотеке, роется в манускриптах, документах и рукописях. Пишет историю рода, и как будто небезуспешно. Но рассказами из биографий своих предков он, как кажется Питкерну, основательно надоел своим слушателям.
Холмс поинтересовался, кто является слушателем.
– У сэра Тернана давнее знакомство с семьей Локвудов. Он бывает у них, и они навещают его. Меня, своего лечащего врача, он также использует в качестве своеобразной «отдушины». А потом, почти всегда, его племянник – симпатичный молодой человек, которого, как я заметил, более интересует современная жизнь. Он превосходно ездит верхом. Не чуждается городских развлечений. В лесопарке сэра Тернана водится дичь, и они оба, иногда с гостями, позволяют себе поохотиться. Следует заметить, что молодой Тернан – приличный стрелок, а о самом – и говорить не приходится, у него и глаз острый, и навык большой.
Сейчас у сэра Тернана как раз гости, и, надо думать, на довольно продолжительное время. Это сэр Локвуд и его красавица дочь Маргарет. С ними приятельница Маргарет – тоже красавица, молодая вдова Лилиан д'Евремонд. Она очень богата. Молодой Артур Тернан определенно увлечен ею, и можно предположить, что сэр Тернан не выкажет неудовольствия, если тот предложит ей руку и сердце. Гостит в имении также друг Артура Томас Дарнвей. Его принимают в доме Локвудов, и, по всей вероятности, Артур Тернан, бывая там с ним, начал свои ухаживания за молодой вдовой, которая поселилась у них что-то около трех месяцев тому назад. Молодые люди парами бывают в обществе, посещают театр, а сейчас вся компания собралась здесь и развлекается, как может.
– Я надеюсь, дорогие друзья, – сказал нам Питкерн, – что вы хорошо отдохнете у меня. Ваше пребывание здесь в качестве моих гостей и меня избавит от малоприятной обязанности. Сэр Тернан постоянно приглашает меня к себе, и у меня нет оснований уклоняться от визитов. Сейчас же, среди его светских гостей, я чувствую себя не в своей тарелке. Отказаться от приглашения было бы неприлично, тем более что сэр Тернан затеял какое-то большое празднество. Обязанности хозяина по отношению к своим гостям, я полагаю, вполне извинительная причина для того, чтобы уклониться от приглашения.
– А что это за празднество? – поинтересовался Холмс.
– Опять сэр Тернан вознамерился продемонстрировать древность своего рода. Исполняется, кажется, триста двадцать лет с того времени, как его предок королевой Елизаветой был пожалован рыцарским званием. Он пригласил известного скульптора, который сейчас работает над памятником этому предку.
– А что, у сэра Тернана здесь и семейное кладбище?
– Нет, только одна могила. Предок в свое время оставил завещание, в котором пожелал быть похороненным вблизи своего замка, у входа в пещеру.
– Странное желание.
– Он, говорят, был «королевским пиратом», отличился в бою против испанской «Непобедимой армады», за что ему и оказана столь высокая честь. А в пещере, по преданию, он втайне от всех укрывал свои сокровища. Их растратили, возможно, вскоре после его кончины, но с пещерой у него были связаны сладостные воспоминания.
Питкерн не преувеличил достоинств своего домика. Мы разместились, в нем очень удобно. Местность вокруг была великолепной, и через день Холмс сказал, что намерен прогуляться, предоставив нам с Питкерном вдоволь наговориться, вспоминая свои былые невзгоды и отрадные дни.
Он вернулся часа через три, несколько возбужденный и грязный.
– Наш мирный отдых, – сказал он, – начинается с приключения. Местность здесь действительно замечательная. Мы расположены в непосредственной близости от усадьбы Тернана. Издали я осмотрел ее, видел и пресловутый замок. Везде было тихо. Думаю, что все отправились на природу – в лесок или на речку. Только садовник убирал клумбу, которая на почтительном расстоянии от дома Тернана. Я прошел по тропинке мимо, осматривая все вокруг. И вдруг услышал крик о помощи. Я кинулся назад и увидел, что кричит садовник, а из замка к нему спешит другой старик. Я подбежал к ним, и они мне показали на раскрытое окно дома на нижнем этаже. Из него шел дым, в доме начинался пожар. Пока старики суетились, я залез в окно и затушил огонь. Старики были полностью растеряны и не знали, как меня благодарить. Ущерб от этого пожара совсем незначительный: разбитый мной графин да прогоревшая спинка стула. Старики остались прибирать помещение, навести порядок, пока хозяин не вернулся с прогулки. Разбитый графин я принес с собой. Изящная вещица, но боюсь, что в склеенном виде она не будет производить впечатления.
По этому поводу я выразил недоверие:
– Что вы говорите, Холмс, как вы можете склеить стекло?
– Я попытаюсь это сделать, если в продуктах нашего гостеприимного Питкерна найдется творог.
– Творог найдется, дорогой Холмс, но о графине ли думать в такой ситуации? Что было причиной пожара?
– Пока не поддается объяснению. Это комната сэра Тернана. Окно было открытым – проветривалось, я полагаю. Загорелась спинка его стула. Никаких горючих веществ в комнате не было. Предположить, что какой-то злоумышленник проник в комнату и совершил поджог, трудно. Слишком уж нелепое загорание. В доме никого нет. Сам садовник – дряхлый старик, да и находился он у клумбы, от которой и заметил пожар. Никаких следов у окна я не обнаружил, да и окно все время было в поле зрения садовника, он наверняка бы заметил злоумышленника. Дворецкий же прибежал на зов с другого конца – из замка. Рассказ стариков наполнен суеверным страхом. Они мне твердили о предопределении и о каком-то знамении. У замка, как обычно, дурная слава. Они уверены, что дух старого предка обитает в замке, бродит иногда по нему и дает о себе знать. Что-то говорили о старинных часах, по которым они чувствовали, что должно произойти несчастье…
– Остается предположить, – заметил я, – что какая-то птичка подхватила с недогоревшего костра тлеющий уголек и, влетев в окно, обронила его там.
– Маловероятная версия. Однако ничего более правдоподобного для объяснения пока не находится. Сэр Тернан не мог оставить непотухшей трубки или сигары, так как он не курит. А из гостей его к нему ни вчера, ни сегодня никто не заходил.
К вечеру в нашем доме появился потерпевший. Он слегка упрекнул Питкерна, что тот «прячет» от него своих гостей, а потом выразил большую признательность за своевременно оказанную помощь.
Я ожидал увидеть патриархального старика, но сэр Тернан обманул мои представления, оказавшись не лишенным элегантности мужчиной, которому явно еще не было шестидесяти. Манера обращения его была раскованной и очень обходительной. После непродолжительной беседы сэр Тернан пригласил нас всех к себе, настояв, чтобы мы приняли участие в его празднестве.
Уклониться не было возможности, и мы дали свое согласие.
На следующий день мы пришли к обеду, который был устроен в большом, и мрачноватом зале замка. Нас представили всем присутствующим, и мы расположились у края стола. Я вглядывался в лица гостей и нашел, что Питкерн обрисовал нам их с предельной, точностью. Две молодые леди поражали, своей красотой, хотя разнились друг от друга весьма заметно. Леди Лилиан была изящной стройной брюнеткой, живой и непосредственной. Леди Маргарет, наоборот, была белокурой, но так же изящна и стройна. Она напоминала мраморную богиню, хотя вовсе не отличалась холодностью и вела себя вполне непринужденно. Молодые люди ухаживали за ними и веселили их. Леди Локвуд, мать Маргарет, была, конечно, более монументальна, но не утратила еще приятности. Держалась она сдержанно, но не замкнуто, вставляя в разговор иногда довольно едкие замечания. Разговор был светский. Вели его леди и молодые люди. Сэр Тернан и сэр Локвуд подключались к нему время от времени, мы же лишь отвечали, когда нас о чем-либо спрашивали.
Пообедав, все вознамерились идти на прогулку, приглашая и нас. Однако Холмс попросил не настаивать на нашем участии, так как доктор Питкерн прервал приготовление какого-то лекарства. А что касается его и меня, то мы наслышаны о библиотеке сэра Тернана, и если он даст свое разрешение, то пусть его дворецкий ознакомит нас с нею.
Видимо, сэр Тернан, был польщен таким интересом к его занятиям, почему и согласился немедленно, извинившись, что сейчас не может оставить своих гостей, чтобы во многое посвятить Холмса и меня. Но для этого, сказал он, еще найдется время. Питкерна, таким образом, отправили к себе. Вся компания вышла к лесопарку, а с нами остался дворецкий, ожидавший наших распоряжений.
Старый слуга прежде всего еще раз поблагодарил Холмса за вчерашнюю помощь, сказав, что само провидение послало его в такой момент.
Холмс осведомился, что́ сказал ему, узнав обо всем, сэр Тернан. Старик ответил, что все обошлось благополучно, и сэр Тернан, подивившись всему, никого из прислуги не ругал.
Мы побывали в библиотеке. Она заслуживала внимания. На ее полках разместилось много старинных книг и рукописей. Все было в идеальном порядке. Тут же был и массивный стол, за которым сэр Тернан имел обыкновение заниматься, изучая манускрипты. Холмс попросил дворецкого показать ему помещение замка, и тот долго водил нас по залам, комнатам и коридорам, все поясняя. Признаться, я утомлен был этим осмотром и обрадовался, когда Холмс предложил вернуться в гостиную. Там он предложил старику присесть и продолжил свои расспросы.
– Скажите, – сказал Холмс, – вы вчера упомянули о каком-то знамении, которое вы прочли на часах. Вы про эти часы говорили?
– Да, сэр, про эти. Это очень старинные часы, хотя идут вполне исправно.
– А кто же следит за ними?
– Я и наблюдаю. А через определенное время приглашается часовщик, который чистит их, регулирует что требуется.
– А давно была последняя чистка?
– Месяца полтора тому назад.
– Какое же знамение вы могли прочитать на часах?
– Я боюсь, сэр, что вы слова мои посчитаете за старческую глупость. Мне показалось, что циферблат часов на некоторое время засветился, а это признак беды. Существует поверие, что дух старого Тернана бродит по замку и перед бедой зажигает циферблат.
– Это интересно. А при чем здесь циферблат?
– Славный предок сэра Тернана не отличался добродетелью. Свои сокровища он добыл не честным путем, сэр. На его совести немало злодеяний. Всеми своими успехами, как были убеждены его современники, он был обязан тем, что продал свою душу дьяволу. Враг рода человеческого назначил час расплаты, но медлил, и злодей постепенно стал об этом часе забывать. И вот, когда он был на вершине своей славы, опьяненный успехами, вдруг вспыхнул циферблат. Часы показывали назначенное время. Охваченный ужасом рыцарь выбежал из замка и вскочил на коня. Всю ночь он скакал на нем, думая, что удалился очень далеко. А оказалось, что конь принес его опять к замку. Он вошел, шатаясь, обессиленный, опустился в кресло. Сон охватил его, и, проснувшись, он подивился своему наваждению, уверяя себя, что все ему померещилось. Но часы пробили девять тридцать. Он взглянул на них и увидел опять засветившийся циферблат. Подняться с кресла он был уже не в силах, и душа его отлетела.
– Это очень интересное предание. Откуда вы его знаете?
– О нем знают все старые слуги сэра Тернана. Покойный батюшка говорил, что оно записано в каком-то манускрипте.
– Вы сказали сэру Тернану о том, что заметили свечение циферблата?
– Нет, сэр. Я боялся ему об этом сообщать. Да как знать, мне это могло померещиться. Я вспомнил, об этом только после того, как загорелось в комнате хозяина.
– А призрак предка вам не приходилось видеть?
– Упаси боже! Я иногда слышал в замке шаги, и, скажу откровенно, мое старое сердце замирало от страха. Я надеюсь, что все это должно будет прекратиться, когда поставят памятник на могиле несчастного, и душа его успокоится.
– Возможно, возможно, – примирительно сказал Холмс, – я тоже склонен так думать. Давайте поближе рассмотрим эти замечательные часы.
Он встал на стул и открыл дверцу старинных настенных часов, но, заглянув вглубь и осмотрев их снаружи, он ничего особенного в них не заметил. Шли они исправно, циферблат их был обычным, коробка, в которую они были заключены, своей красивой резьбой свидетельствовала о давнем их изготовлении.
Дворецкий проводил нас до выхода. Там Холмс обратил внимание на мальчиков, игравших в войну. Они прятались друг от друга, внезапно выскакивали из-за укрытия и стреляли друг в друга из игрушечных пистолетов. На нас они совсем не обратили внимания.
