Текст книги "Из химических приключений Шерлока Холмса"
Автор книги: Борис Казаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
– Благодарю вас, сэр. А капитан Спилмен сейчас в зале?
– Нет, мистер Холмс, после этого проигрыша он почти не заглядывает к нам.
– Его адрес вам не известен?
– Почему же? Осталась его визитная карточка, на которой все точно обозначено. Вы можете взять ее, если она вам нужна.
Тем наш разговор и закончился. Мы опять сели в кеб и отправились к себе на Бейкер-стрит, где, как оказалось, уже ожидал нас Лестрейд.
– Ну что, Холмс, составилось ли у вас какое-нибудь впечатление? Я устал неимоверно, опрашивал прислугу Малколмов, разбирал бумаги, выяснял, кто в последнее время посещал дом.
– Выпейте, Лестрейд. Я сочувствую вам и надеюсь, что ваши старания не останутся безуспешными. Определенного впечатления у меня пока не составилось, но я считаю ваш исходный пункт заслуживающим самого серьезного внимания. Завтра я поинтересуюсь фирмой Бентона, а вы, я надеюсь, со свойственной вам изобретательностью проведете в доме работу, которая поможет нам в поисках. Надо незаметно для всех получить отпечатки каблуков всех обитателей дома, включая хозяев и всю прислугу. Речь идет только о мужской обуви.
– Это, Холмс, я сумею сделать так, что никто и не заметит моей работы. Это что-то просветляет в ваших поисках?
– Пока ничего нельзя сказать определенного, но может оказаться и полезным. Кстати, алиби сэра Генри неопровержимое. Он действительно в момент убийства находился в клубе, где его видели хозяин и ряд посетителей, завсегдатаев клуба.
Следующим утром, мы, позавтракав, отправились в город. Я ожидал, что Холмс намеревается посетить фирму Бентона, но он сказал кебмену другой адрес.
– Мы сначала посетим скульптора, – сказал он, заметив мое недоумение.
Вскоре мы оказались в мастерской средней руки. Хозяин ее, без сомнения, нашего визита не ожидал. Всклоченный, с небольшой бородкой, он смотрел на нас оторопело и не знал, куда усадить. Холмс представился, не забыв упомянуть обо мне, после чего сказал, что хотел бы узнать подробности по заказу сэра Малколма, ибо ему известно, что исполнял его сэр Эллиот.
– Пожалуйста, сэр, – ответил скульптор, – заказ был не совсем необычный: лепить мне приходилось по фотографиям, которые требуемого впечатления для художника, естественно, не создают. Сэр Малколм пригласил меня к себе письмом и предложил выполнить эту работу. Я согласился, мои дела идут не блестяще, заказчиков не так много, а сэр Малколм предложил очень хорошую оплату. К огромному несчастью, работа эта осталась незавершенной, я уже читал в газетах… Лепил я у себя дома по фотографиям, которые мне давал сэр Малколм, потом привозил ему, и он указывал, где какие поправки надо внести, что именно, по его мнению, следует выделить, что оттенить. После этой дополнительной работы, если мое исполнение удовлетворяло сэра Малколма, я уже готовил гипсовый бюст. До этого он был из пластилина.
– А где вы брали пластилин?
– Это не проблема. Сэр Малколм позаботился, чтобы фирма Бентона поставляла ему пластилин, только что изготовленный к тому времени, когда он наметит лепку. С этим у меня не было никаких забот, пластилин мне предоставляли в доме сэра Малколма. Я приезжал туда при исправлениях скульптуры со своим инструментом и в присутствии сэра Малколма исполнял все по его указаниям. Последним был бюст мисс Сомерсет, его я исполнял с натуры в доме мистера Малколма. Он тогда отпустил меня, сказав, что присмотрится к нему, все сопоставит и тогда уже вызовет меня, чтобы подправить кое-что.
– Нельзя ли взглянуть на инструмент, которым вы исполняли эту работу, мистер Эллиот?
– Пожалуйста, вот он.
Холмс внимательно осмотрел шпатели, которыми пользовался скульптор. Они не были вымыты, на некоторых еще остались мазки пластилина.
– После бюста мисс Сомерсет вы не пользовались этими шпателями, мистер Эллиот?
– Нет, мистер Холмс, у меня не было другой работы. Я, конечно, несколько неряшлив, вернулся домой усталым и не помыл шпатели.
Холмс понюхал шпатель, повертел его в руках и спросил Эллиота, не было ли чего необычного при последней его лепке.
– Нет, – сказал Эллиот, – ничего необычного я не заметил. Запах только пластилина был несколько едок на этот раз, но привередничать мне не приходилось, лепился он так же, как и раньше.
– Благодарю вас, мистер Эллиот, – сказал Холмс, – сочувствую вам в том, что безвременная кончина сэра Малколма прервала вам выгодную работу. Если вы не будете возражать, то этот шпатель я возьму с собой.
Эллиот не возражал. Холмс аккуратно завернул его в газету, и мы распрощались со скульптором. Сидя в кебе, я видел, как загорелись глаза Холмса, но он не находил нужным во что-нибудь посвящать меня. Я же с расспросами не приставал, зная, что только прерву ход его мысли, чем он всегда был очень недоволен.
Кеб подкатил нас на Флит-стрит, 17. В нижнем этаже дома располагался магазин, в верхнем этаже – контора. Это и было фирмой Бентона. Мы зашли в магазин, а затем спросили, как нам повидать главу фирмы. Нам показали, и мы остановились у двери. После стука и ответного «входите» мы оказались в кабинете утомленного делами седоватого джентльмена. Он был хмур и, осведомившись у нас, какое у нас к нему дело, предложил садиться. Холмс спросил его о взаимоотношении фирмы с торговым домом «Малколм и сын».
– Видите ли, мистер Холмс, нам приходилось прибегать к кредиту этого торгового дома. И сейчас мы у него в долгу. Для нас создалась очень непростая ситуация, так как мы провели одну нерасчетливую операцию и не получили за нее деньги, из которых надлежало уплатить довольно крупный долг Малколму. В расчетах он очень точен и строг. Я не знал, что и делать, так как срок уплаты истекал, но сэр Генри вдруг согласился на полугодовую отсрочку. Этого времени нам хватит, чтобы погасить свою задолженность, не нарушив течения дел фирмы.
– А как, сэр Бентон, вам удалось его уговорить?
– Представьте себе – счастливая случайность. Едва ли это было возможно со старым Малколмом. Но мой управляющий Джеральд Кокрофт ранее учился с сэром Генри в колледже и по старой дружбе сумел уговорить его дать отсрочку. Если бы не это обстоятельство, мы оказались бы в крайне затруднительном положении. Да вот и он, – указал Бентон на входящего молодого человека. – Мистер Кокрофт, это мистер Холмс и доктор Ватсон.
– Мы не будем отнимать у вас времени, мистер Бентон; если вы не возражаете, то мы воспользуемся любезностью вашего управляющего, попросим его проводить нас в ваш магазин.
Придя в контору управляющего, мы разместились на стульях, и Холмс обратился к Кокрофту. Спросил, может ли он поднять накладные по отправке пластилина сэру Малколму. Кокрофт молча положил перед нами папку с документами. Просмотрев ее, Холмс, видимо, остался удовлетворенным и спросил управляющего, были ли предъявлены какие-нибудь требования заказчиком.
– Конечно, сэр. Он требовал, чтобы пластилин был свежеизготовленным, и за этим я следил с особой тщательностью, так как неудовольствие заказчика, от которого мы находимся в определенной зависимости, привело бы прежде всего к гневу моего хозяина, мистера Бентона. К тому же по образованию я – химик, а дело свое, смею думать, знаю неплохо.
– К слову, мистер Кокрофт, перед вашим приходом мистер Бентон сказал нам, что он обязан вам тем, что фирма получила отсрочку платежей торговому дома Малколма. Этот предприниматель, как нам известно, не склонен к сантиментам, да и сэр Генри, ведающий сейчас там всеми делами, такого же характера. Как же вам удалось заполучить отсрочку?
Кокрофт задумался и после некоторого молчания ответил:
– Видите ли, мистер Холмс, в этом случае, несмотря на столь жесткое определение характера Малколмов, именно сантименты сыграли решающую роль и вывели нашу фирму из затруднительного положения. С сэром Генри мы когда-то учились в одном колледже. В друзьях не состояли, но шапочно знакомы были. Встречаясь, кланялись, но личного знакомства не поддерживали. Когда стал близиться срок уплаты, сэр Генри предложил мне зайти к нему в контору – поговорить по этому поводу. Встретил он меня очень приветливо – против моего ожидания. Сказал, что понимает наши затруднения и что они значат лично для меня. Я работаю у мистера Бентона уже несколько лет, пользуюсь его расположением не только в деловом, но и в личном плане. Я люблю его дочь, и она отвечает мне взаимностью. По всему видно, что мистер Бентон не собирается препятствовать нашему браку. При создавшейся ситуации мои планы должны были рухнуть, весьма возможно, что и своего места в фирме я лишился бы. Обо всем этом сэр Генри был полностью осведомлен. Он понимал мое отчаянное положение, он был деловым человеком. Я был подавлен и растерян, сэр Генри это видел. И вдруг он совершенно неожиданно для меня сказал: «Знаешь, Джерри, я, пожалуй, возьму грех на свою душу, но и ты должен будешь меня выручить. У нас с тобой общность не только в том, что мы – выпускники одного колледжа, но и в том, что у нас одно заболевание. Я знаю, как ты стремишься вступить в брак с мисс Бентон, но твое положение лучше, так как мне свою избранницу надо еще завоевать. Она не столь серьезна, и у меня есть соперники, которым она может отдать предпочтение. Она – впечатлительная натура, и, если ты мне поможешь, то я надеюсь добиться ее расположения. Это Джулия Чепмен – известная тебе красавица актриса. У нее скоро юбилей – двадцать пять лет. Я, конечно, поднесу ей подарок – вот он. – Он показал мне очень красивый серебряный подсвечник, изображающий Диану возле дерева. В этом дереве было отверстие для свечи. – Я поднесу ей подарок, – сказал он, – а через определенное время сделаю официальное предложение, и в этот момент свеча должна будет сама собой загореться. Как всякая актриса, она суеверна, и такой фокус должен подействовать на нее неотразимо. Она примет его как знамение свыше и не откажет мне. Какова идея?»
Я сказал, что идея великолепна.
«В таком случае, – продолжал он, – я полагаюсь на тебя в техническом исполнении. Я помню твои увлечения в постановке химических фокусов и склонность к точным расчетам. Изготовь мне такую свечу, внутри которой будет запал, готовый вспыхнуть через строго определенное время, скажем через час и сорок минут. А я уж позабочусь, чтобы и твой брак с мисс Бентон не расстроился. Как только принесешь мне такую свечу, я немедленно отсрочу все ваши платежи еще на полгода!»
Я никак не мог предположить, что у прекрасной Джулии место Ромео займет такой рационалист, как сэр Генри. Однако идея его показалась мне интересной, а поскольку за нее он предлагал мне такую оплату, то я согласился, не раздумывая. Более того, я подумал, что не худо бы и мне использовать такой эффект на своей свадебной церемонии. Я изготовил три таких свечи. Одну подарил сэру Генри, и он тут же подписал отсрочку, взяв с меня слово, что я о нашем соглашении буду помалкивать. Две другие свечи я сохранил у себя для своего бракосочетания, которому до того была угроза не состояться.
Мы с Холмсом слушали Кокрофта с большим вниманием, ничем его не прерывая, но при последних его словах Холмс обратился к нему:
– Скажите, а вы не нарушили слово, данное сэру Генри, никому не сказали, что послужило причиной отсрочки платежей?
– Абсолютно никому! Вы первые из тех, кому это стало известно. Мистер Бентон был очень обрадован таким поворотом дела, и я еще более вырос в его глазах. Но на его вопрос, как мне удалось такое, я сказал, что причиной тому дружественные связи с сэром Генри по колледжу, что было не столь уж далеко от истины.
– Я надеюсь, мистер Кокрофт, что и в дальнейшем вы об этом никому не проговоритесь. Это вопрос вашей личной безопасности. Дело здесь очень серьезное, и вы можете сильно пострадать.
– Но что тут такого? Обычный химический опыт, устраиваемый для непосвященных школьников!
– Вы можете показать мне свои свечи?
– Пожалуйста, сейчас я их принесу.
Кокрофт куда-то вышел, но скоро вернулся, держа в руках две толстые свечи.
– Вот, посмотрите. Самовозгорания свечи было бы легко добиться пропитав конец фитиля марганцовокислым калием и в нужный момент капнув на него глицерином. Трудность была в том, чтобы такой эффект происходил не тотчас, а в строго указанное время. Над этим мне пришлось повозиться. Однако сэр Генри не зря сказал, что я – хороший расчетчик. Внутри свечи имеется стеклянный баллончик, в котором укреплена тонкая медная пластинка. Пластинка подобрана такой толщины, чтобы серная кислота разъела ее за один час сорок минут, как того требовал сэр Генри. Вот, сбоку свечи есть отметинка, показывающая, что в этом месте расположено отверстие, через которое можно ввести в баллончик серную кислоту. Проделав эту операцию и замазав отверстие стеарином той же свечи, мы остаемся в уверенности, что свеча загорится сама собой в указанный срок. Проев пластинку, серная кислота соприкоснется с марганцовокислым калием, которым пропитан фитиль, смоченный также спиртом.
– Очень любопытно, мистер Кокрофт! Благодарю вас за эти пояснения. Я думаю, что и доктору Ватсону они доставили такое же удовольствие, как и мне. Только я попрошу вас передать эти свечи мне. Так, мне кажется, будет лучше для вас. Я еще раз напоминаю, что мы соприкоснулись с серьезные делом. И никому, пожалуйста, ни слова о разговоре с нами, равно как и о причине вашей удачи с отсрочкой платежа. Да дайте мне серной кислоты именно той концентрации, которая предусмотрена.
Кокрофт был полностью растерян и встревожен. В таком состоянии мы и оставили его. Выйдя на улицу, мы остановили кеб и покатили к квартире актрисы Джулии Чепмен. Мы подоспели вовремя, она была дома и ничем особенным не занимались. Стройная красавица с изумлением глядела на нас, после того как мы представились и принесли свои извинения за непрошеное вторжение. Она пригласила нас сесть и спросила, чем обязана нашему посещению. Холмс сказал, что вопрос у него деликатный и он заранее просит извинения у мисс Джулии, если что-нибудь ей не понравится.
– Я слушаю вас, – оказала красавица.
– Мы не отнимем у вас много времени, мисс Джулия. Скажите, пожалуйста, сколько вам лет?
– Не кажется ли вам, мистер Холмс, что это не тот вопрос, который позволяет себе джентльмен задавать женщине?
– Прошу прощения! Более точным было бы спросить, когда вы празднуете свой день рождения? Этого вполне достаточно, свой возраст вы не обязаны сообщать, хотя и так вижу, что вы в исключительном расцвете своей красоты.
– Ну что же, – сказала мисс Джулия, смягчившись, – если вас это интересует, то мне двадцать семь лет, а день рождения у меня еще не скоро, почти через полгода.
Холмс быстро посмотрел в мою сторону, а затем опять обратился к Джулии.
– Не подумайте, мисс, что мы набиваемся на приглашение, и простите меня за несколько неделикатный вопрос. Сэр Генри Малколм сделал вам предложение?
– Кто это такой? Я не знакома с таким джентльменом. У меня и без него есть жених, с которым мы повенчаемся по завершении театрального сезона. Мне непонятно и смешно даже, по какому праву вы задаете мне вопрос, касающийся моей личной жизни. Но раз уж вы здесь и вас это интересует, то скрывать мне нечего, тайной это ни для кого не является. Я выхожу замуж за капитана Спилмена, я им любима, и я его люблю.
– Тысяча извинений, мисс Джулия. Разрешите пожелать вам счастья в брачной жизни. Мы не смеем больше стеснять вас своим присутствием.
Красавица пожала плечами:
– До свидания, мистер Холмс, ваш приход ко мне неожидан. А то, что вы у меня выведали, известно всем в нашем театре, и вам об этом мог сообщить каждый.
Мы вышли несколько смущенными. Не очень-то все хорошо получилось. Хорошо еще, что у красавицы доброе сердце, она могла и просто выставить нас за дверь. Мы опять сели в кеб и направились к себе домой. По дороге Холмс вдруг остановил кучера, завидев какого-то мальчонку. Он подозвал его к себе и сказал ему:
– Том, надо срочно доставить письмо по адресу, сейчас я тебе его изготовлю.
Вихрастый посланец сопел и смотрел на Холмса влюбленными глазами. А тот тем временем писал текст. Я читал через плечо Холмса:
«Капитана Спилмена очень просят посетить завтра мистера Шерлока Холмса в любое удобное для него время по крайне важному и неотложному для него делу. Холмс. Бейкер-стрит, 221б, Лондон». Холмс запечатал письмо, надписал на нем адрес и вручил его мальчишке:
– Вот, держи. Доставь точно по адресу. Если не застанешь хозяина дома, дождись его прихода и вручи письмо лично. По исполнении прибежишь ко мне и доложишь. Возьми шиллинг; когда все сделаешь, еще получишь.
Мальчишка исчез раньше, чем тронулся наш кеб. Дома Холмс долго вглядывался в подстаканник и ложечку.
– Мне думается, Ватсон, – сказал он мне, – все идет не столь скверно, как можно было ожидать. Этот Кокрофт, сам того не ведая, очень помог нам, хотя я и подозревал что-то подобное.
Свечи, полученные от Кокрофта, он изучал скрупулезно, через лупу. Нашел у каждой отметину, указывающую на месторасположение отверстия. Одну из них соскоблил и залил через дырочку кислоту из принесенного от Кокрофта же пузырька, после чего опять замазал отверстие стеарином и укрепил свечу на столе. Взглянув на часы, он сказал:
– Теперь, Ватсон, мы проверим точность исполнения по времени. Если память мне не изменяет, то серебряную статуэтку, помянутую Кокрофтом, я видел в доме Малколмов.
– Значит, он вовсе не дарил ее мисс Чепмен, – сказал я.
– Конечно не дарил, но, видимо, недавно приобрел, раз она находилась у него в конторе. А дарить ее мисс Джулии он и не собирался. Ведь вы были свидетелем и пострадавшим в том конфузе, когда она заявила нам, что не знает никакого сэра Малколма.
– Я тогда совсем ничего не понимаю. Зачем ему нужно было вводить в заблуждение Кокрофта, который столь увлекся его идеей, что и для себя изготовил две свечи.
– Терпение, терпение, дорогой Ватсон, не хватает лишь нескольких весьма существенных данных для создания всей картины, но я не теряю надежды на то, что получу их в скором времени.
Так, за разговорами, коротали мы время, а ровно через один час и сорок минут свеча, заправленная Холмсом, вспыхнула. У меня, несмотря на то что я знал всю подоплеку этого эффекта, возникло, должен сказать, какое-то мистическое чувство. Холмс же был сосредоточен. Он вылил через отверстие остатки кислоты, сполоснул несколько раз, а потом разрезал вдоль цилиндр свечи и стал внимательно изучать вмонтированное устройство.
Вечером у нас появился Лестрейд. Раздевшись и сев за стол, он стал разворачивать перед нами рулон бумаги.
– Вот, Холмс, – сказал он, – я выполнил ваше пожелание, хотя мне пришлось несколько неуклюже похитроумничать. Я распорядился, чтобы в коридоре дома при входе расстелили эту бумагу, дабы не было лишних следов в помещении. Два констебля следили за этим, а отпечатки каждого посетителя запоминали и помечали. Отпечатки ног дворецкого, лакеев, кучера, сэра Генри и других посетителей – перед вами. Можете ими полюбоваться, если это принесет вам пользу.
– Превосходно, Лестрейд, вы превзошли все мой ожидания! Что сейчас происходит в доме?
– Обычные тягостные хлопоты по подготовке тела к погребению. Распоряжается всем сэр Генри. Все очень печальны и растеряны.
– А был ли там нотариус?
– Он прибудет завтра и огласит текст завещания, когда все вернутся с кладбища. Это произойдет часов в шесть вечера.
– Хорошо, Лестрейд. Мы с Ватсоном прибудем туда к этому времени. Меня интересует одна маленькая деталь. Я заметил в доме, как мне кажется, серебряный подсвечник изящной работы, изображающий богиню Диану. Он попадался вам на глаза? Мне думается, что он приобретен недавно. Поищите его и, когда все отправятся на кладбище, поручите своему констеблю незаметно, не возбуждая чьего-нибудь любопытства, перенести его в залу, где будут оглашать завещание.
– Я заметил такой подсвечник, Холмс. Ход вашей мысли я не улавливаю, но целиком на вас полагаюсь. Ваше распоряжение я, конечно, выполню. Может быть, вы в чем-нибудь просветите меня?
– Простите, Лестрейд, у меня еще не создалось общей картины, и я не застрахован от ошибки. Но я думаю, что завтра все обнаружится и вы в реестр раскрытых вами преступлений сможете вписать еще одно интересное дело. Вы верно и сразу определили причастность к нему фирмы «Бентон».
Польщенный и обнадеженный словами «раскрытых вами», Лестрейд не стал более задерживаться у нас. Он ничего не понимал и строил, надо полагать, разные догадки, далекие от истины. Должен прямо сказать, что и я, находясь все время с Холмсом, не улавливал ничего, не понимая, какое отношение имеет свеча для бракосочетания к убийству сэра Малколма, при чем здесь сватовство сэра Генри к Джулии Чепмен и все остальное. Мальчишка, которому Холмс дал поручение, прибежал, сказал, что все сделал, как ему наказано, но ему пришлось долго околачиваться у дома, ожидая прихода хозяина. На вопрос Холмса, что тот сказал, мальчишка ответил, что ничего, только кивнул головой и дал ему монету. Получив обещанную награду, этот вихрастый Меркурий улетучился.
Утром следующего дня, едва лишь мы покончили с завтраком, раздался звонок и мужской голос спросил, здесь ли проживает мистер Шерлок Холмс.
– Входите, входите, капитан, – приветствовал его мой друг. – Я очень признателен вам за то, что откликнулись на мой призыв и не отклонили приглашения. Садитесь, пожалуйста, извините меня за то, что я не сам посетил вас, но, я думаю, вы поймете, что наше с вами общение не в ваших интересах предавать широкой огласке. Познакомьтесь, это – мой друг Ватсон, в какой-то степени ваш собрат: он военный врач. При нем вы можете говорить все, что найдете нужным сообщить мне.
Я всмотрелся в избранника Джулии Чепмен и подумал, что он стоит внимания женщины. Стройный, с красивыми чертами лица, сейчас он выглядел несколько оторопело. Обращаясь к Холмсу, он сказал:
– Благодарю вас, но мне хотелось бы знать, чем я обязан нашему знакомству?
– Не торопитесь, капитан Спилмен, и не будьте на меня в претензии, если мне придется задать вам несколько вопросов личного порядка. Поверьте, что, если бы не крайняя нужда, я не обращался бы к вам с такими вопросами.
– Хорошо, задавайте! Меня в чем-нибудь подозревают?
– К сожалению, на вас может пасть подозрение, не буду от вас скрывать этого. Но беседа наша – отнюдь не допрос, она носит чисто конфиденциальный характер. Скажите, вы знакомы с Джулией Чепмен?
– Странный вопрос! Это моя невеста.
– А сэр Генри Малколм не был вашим соперником?
– Ни в коей мере. Она его не знает, да и мое знакомство с ним – только за карточным столом.
– Вот этого подтверждения мне и хотелось от вас услышать. Вы – капитан от артиллерии, у вас хорошие, связи с начальником боепитания?
– Я сам занимаю эту должность.
– Тогда я попрошу вас, как эксперта, определить, что это такое?
Холмс достал шпатель с остатками пластилина на нем, взятый у скульптора. Он подал его Спилмену и следил за выражением его лица. Капитан посмотрел, понюхал и побледнел.
– Это пластиковое взрывчатое вещество, – сказал он.
– Оно с вашего склада, капитан! А пользовался им скульптор Эллиот, так как отличить его от пластилина можно только по запаху.
– Я не знаю никакого скульптора Эллиота!
– Верно, капитан, вы не знаете скульптора Эллиота, но вы знаете сэра Генри Малколма, у которого (точнее, у его отца) работал Эллиот. Нужно ли мне рассказывать, как вы передали этот продукт сэру Генри, или вы сами мне все расскажете, не дожидаясь изобличения? Ведь дело слишком серьезное, с непредсказуемыми для вас последствиями. В клубе много свидетелей вашей игры с сэром Генри и вашего крупного проигрыша, который вы уплатили тут же, не располагая средствами.
Я не узнавал капитана Спилмена, он сидел бледный и растерянный, не будучи в состоянии что-нибудь сказать. Холмс ободрил его, дав стакан воды и оказав:
– Поймите меня правильно, капитан. В ваших интересах рассказать мне эту историю самому. Совершено преступление, погиб отец Генри Малколма. Вы к нему не имеете отношения, но средством, использованным для убийства, было это пластиковое взрывчатое вещество, полученное от вас, и вам потребуется доказывать, что вы ничего о замысле не знали. Но если даже вы это докажете, то ваша карьера все равно погублена, армейское командование такого нарушения вам не простит. Дотошная проверка на складе очень быстро установит расход, сколь ни был бы он незначителен. Тогда я уже не буду в состоянии что-либо сделать для вас. Сейчас же, я полагаю, у вас есть шанс выпутаться из этой неприятной истории, если вы мне расскажете все, ничего не утаивая. Я вам помогу, Спилмен. Деньги, проигранные вами сэру Генри, были казенными?
Капитан сосредоточенно молчал, смотря на Холмса каким-то отсутствующим взглядом. Наконец он заговорил глухо и останавливаясь.
– Да, деньги были казенными. Это была подотчетная сумма, которую я не имел права трогать. Я не плохой игрок, но сэр Генри оказался в картах чистым зверем, с которым мне не следовало бы садиться. Он прикинулся такой безобидной овечкой, проигрывал, выигрывал, снова проигрывал, разыгрывал передо мной горячность, а затем ободрал меня как липку. Не удержавшись, я стал брать из пакета казенных денег и не мог уже остановиться. Когда я проиграл все и расплатился с ним, то остался в кресле совершенно опустошенный, никого и ничего не видевший перед собой. Положение у меня было самым отчаянным, ибо отчитаться в полученной сумме мне предстояло в ближайшие дни. Средствами покрыть эту сумму я не располагал, собрать ее у своих приятелей в такой короткий срок возможности не представлялось. Чем все это закончилось бы, я себе не представляю, скорее всего – пулей в лоб. И вдруг тот же сэр Генри, мой обидчик, подошел ко мне и сказал: «Не отчаивайтесь, капитан. Проводите меня, может быть, что-нибудь и удастся придумать». Я пошел за ним, можно сказать, машинально, ничего не соображая. Мы оказались в его конторе. Он усадил меня в кресло, предложил выпить, а потом сказал: «Я понимаю ваше положение и сочувствую вам. Вам грозит в лучшем случае изгнание из полка, весьма возможна и отдача под суд. Игра наша была при свидетелях, и вас никто не заставлял использовать на нее деньги, вам не принадлежащие. Я их заработал вполне добропорядочно, и у вас в этой части не может быть никаких ко мне претензий. Но я вовсе не чудовище, каким, наверное, сейчас кажусь вам. Если вы окажете мне небольшую услугу, то я тут же верну вам проигранные деньги. Ничего такого, что затрагивало бы вашу честь, я не имею в виду вам предлагать». Дальше он объяснил мне, что ему нужно три фунта пластиковой взрывчатки, которая имелась у меня на складе. Вещество это совершенно безопасное в обращении; для того чтобы подорвать его, нужно иметь специальный детонатор. Его он не спрашивал. А объяснил все тем, что над его загородным домом нависла скала, которая угрожает при падении своем наделать несчастий. Он намеревался уничтожить эту скалу, но сейчас у него на это нет времени, почему ему и нужна взрывчатка, которая хранилась бы долгое время и была бы безопасной в обращении. В другой момент я, несомненно, отверг бы такое предложение с негодованием, считая его несовместимым не только с честью офицера, но и с элементарной порядочностью. Но сейчас мое положение было безвыходным. Требуемое им количество в масштабах склада было ничтожным, подозревать солидного коммерсанта в каких-нибудь диверсионных намерениях оснований не было. Конечно, я должен бы просто сообщить о своей растрате командованию. Что за этим последовало бы, вы себе представляете. Я решился удовлетворить требование сэра Генри, иначе, наверное, кончил бы самоубийством. На следующий день я доставил ему три фунта пластиковой взрывчатки, и он тут же возвратил мне мой проигрыш. Он знал, что об этом я никому болтать не буду, так как угрожало это только мне. Когда мне вчера передали вашу записку, я дрогнул. Ваше имя мне хорошо известно, и оно говорило за то, что дело идет о серьезных обстоятельствах. В порыве отчаяния я совершил должностное преступление, надеясь, что оно не будет замечено, но и в мыслях не держал, что окажусь исходной точкой такого злодейства, в которое не так-то легко и поверить по его бессмысленности. Я готов нести свой крест, мистер Холмс.
Мы слушали исповедь несчастного капитана, не прерывая его. Потом Холмс, помолчав некоторое время, сказал ему:
– Это очень хорошо, Спилмен, что вы так откровенно изложили мне все и тем самым избавили меня от печальной необходимости изобличать вас. Еще не все звенья цепи мной собраны. Вас я попрошу не впадать преждевременно в отчаяние, что можно – я постараюсь для вас сделать. Отправляйтесь по своим делам и исполняйте их так, как будто бы ничего не происходило. О нашем разговоре – никому ни слова, даже вашей невесте.
После ухода капитана Холмс предложил мне отобедать, а затем через некоторое время сказал, что нам пора собираться. Мы поехали к дому Малколмов. В доме были только слуги и пара констеблей. Все отправились на кладбище, на похороны сэра Малколма.
Застучали колеса кеба. Он остановился у дома. Пожилой джентльмен в черной одежде вошел в помещение. Это был нотариус, которому надлежало в присутствии всех желающих, вернувшихся с кладбища, вскрыть завещание покойного и огласить его последнюю волю. Холмс отвел его в сторону и стал с ним разговаривать, так тихо, что до меня их слова не доносились. Сдержанный, сухой старик был немногословен, он больше кивал головой, видимо соглашаясь с тем, что говорил ему Холмс.
Но вот наконец один за другим экипажи стали подъезжать к дому, и прибывшие с кладбища заходили в просторный зал, тихо рассаживаясь по стульям. Эта процедура продолжалась довольно долго. Нотариус выходил куда-то, потом возвращался и, когда увидел, что все собрались, расположился за столом и достал из портфеля запечатанный пакет.
– В этот прискорбный день, леди и джентльмены, – сказал он, – вы проводили в последний путь сэра Малколма. Я присутствую здесь, чтобы огласить последнюю волю покойного.
Он сломал печать и вынул из конверта бумагу. Все обратились в слух. Я взглянул на Холмса и увидел, что он смотрит куда-то в сторону.
– «Я, Джеремия Малколм, находясь в здравом уме и твердой памяти, изъявляю свою последнюю волю», – ровным, несколько монотонным голосом начал чтение нотариус, И вдруг произошло что-то такое, что поразило всех присутствующих. Свеча в подсвечнике, стоявшем на краю его стола, самопроизвольно загорелась. Кто-то вскрикнул, а затем раздался шум. Это рухнул на пол сын покойного, сэр Генри. Все кинулись к нему. Его подняли и, поддерживая под руки, повели в его комнату. Он смотрел на всех дикими глазами и бормотал что-то непонятное. Случившийся здесь же врач осмотрел его и сказал Лестрейду, что сэра Генри необходимо немедленно доставить в больницу. Лестрейд распорядился, сэра Генри усадили в экипаж и в сопровождении констебля отправили.
